Г.  В.  Ф.  ГЕГЕЛЬ                                 
  Эта  наука  постольку                           
представляет  собой единство искусства и религии,  пос-
кольку внешний по своей форме способ созерцания искусс-
тва,  присущая ему деятельность субъективного созидания
и расщепления его субстанциального содержания  на  мно-
жество  самостоятельных форм,  становится в тотальности
религией. В религии в представлении развертывается рас-
хождение и опосредствование раскрытого содержания и са-
мостоятельные формы не только скрепляются вместе в  не-
которое целое, но и объединяются в простое духовное со-
зерцание и,  наконец, возвышаются до мышления, обладаю-
щего самосознанием. Это знание есть тем самым познанное
посредством мышления понятие искусства и религии, в ко-
тором все то,  что различно по содержанию,  познано как
необходимое, а это необходимое познано как свободное. 
  Соответственно  этому  философия  определяется как
познание необходимости содержания абсолютного представ-
ления,  а  также необходимости обеих его форм,- с одной
стороны, непосредственного созерцания и его поэзии, как
равным  образом  и  объективного и внешнего откровения,
которое предполагается представлением,  а с другой сто-
роны,  прежде всего субъективного вхождения в себя, за-
тем также субъективного движения вовне и отождествления
веры с предпосылкой. Это познавание является, таким об-
разом,  признанием этого содержания и его формы и осво-
бождением  от  односторонности форм,  возвышением их до
абсолютной формы,  самое себя определяющей как содержа-
ние,  остающейся с ним тождественной и в этом тождестве
представляющей  собой   познавание   упомянутой   в-се-
бе-и-для-себя-сущей необходимости.  Это движение, кото-
рое и есть философия,  оказывается уже  осуществленным,
когда оно в заключении постигает свое собственное поня-
тие, т. е. оглядывается назад только на свое же знание.
Гегель.  Энциклопедия философских наук. М.. 1977. Т. 3.
С. 393-394                                             
                                            
 Л. ФЕЙЕРБАХ                                            
Итак, абсолютный философский акт состоит в
том,  чтобы бесчредметное делать предметным, непостижи-
мое - постижимым, другими словами, объект жизненных ин-
тересов превращать в мысленный предмет,  в предмет зна-
ния,- это тот же акт, которому философия, вообще знание
обязано своим существованием. А непосредственным следс-
твием этого является то обстоятельство,  что начало фи-
лософии составляет начало науки вообще,  а вовсе не на-
чало специального знания,  отличного от знания реальных
наук.  Это  подтверждается  даже историей.  Философия -
мать наук. Первые естествоиспытатели, как древнего, так
и новою времени,  были философами. На это, правда, ука-
зывает и автор разбираемого произведения, но не в нача-
ле философии,  как следовало бы, а в конце. В самом де-
ле, если начало философского и эмпирического знания не-
посредственно совпадает как тождественный акт, то, оче-
видно,  задача философии в том,  чтобы с самого  начала
помнить  об этом общем происхождении и,  следовательно,
не начинать с отличия от (научного) опыта,  но, скорее,
исходить  из тождества с этим опытом.  По мере развития
пусть философия отмежуется,  но если она начнет с  обо-
собления,  то  она никогда в конце надлежащим образом с
опытом не объединится, как это все же желательно,- ведь
благодаря самостоятельному началу она никогда не выйдет
за пределы точки зрения отдельной науки,  она неизменно
сохранит как бы надуманное поведение щепетильной особы,
которая боится потерять свое достоинство от одного при-
косновения с эмпирическими орудиями; словно одно только
гусиное перо было органов откровения и орудием  истины,
а не астрономический телескоп,  не минералогическая па-
яльная трубка, не геологический молоточек и не лупа бо-
таника.  Разумеется,  это  очень  ограниченный,  жалкий
опыт,  если он не достигает философского мышления  или,
так или иначе,  не хочет подняться до него; но столь же
ограниченной оказывается всякая философия,  которая  не
опирается на опыт. А каким образом философия доходит до
опыта?  Тем,  что она только усваивает его  результаты?
Нет.  Только  тем,  что она в эмпирической деятельности
усматривает также деятельность философскую,  признавая,
что и зрение есть мышление;  что чувственные органы яв-
ляются органами философии.  Новейшая  философия  именно
тем  и отличалась от философии схоластической,  что она
снова соединила эмпирическую деятельность с  мыслитель-
ной, что она в противоположность мышлению, отмежеванно-
му от реальных вещей, выставила тезис - философствовать
следует, руководствуясь чувством. Поэтому если мы обра-
тимся к началу новейшей философии,  то мы  будем  иметь
перед собою подлинное начало философии. Не в конце сво-
его пути приходит философия к реальности,  скорее с ре-
альности она начинает.  Только этот путь, а не тот, ко-
торый намечается автором в  согласии  со  спекулятивной
философией со времен Фихте, есть единственно естествен-
ный,  то есть целесообразный и верный путь. Дух следует
за чувством, а не чувство - за духом: дух есть конец, а
не начало вещей. Переход от опыта к философии составля-
ет нечто неизбежное,  переход же от философии к опыту -
произвольный каприз.  Философия,  начинающаяся с опыта,
остается вечно юной,  философия же, опытом кончающая, в
конце концов дряхлеет,  пресыщается и становится  самой
себе в тягость...  Фейербах Л. О "начале философии" / /
Избранные философские произведения.  М.. 1955. Т. I. С.
98-99                                                 
 Религия - это первая любовь, юношеская любовь, та
любовь,  которая думает, что она no-знанием роняет свой
предмет.  Наоборот, философия - супружеская любовь, лю-
бовь мужа, которая доставляет ему обладание и наслажде-
ние  своим  предметом,  но  поэтому также разрушает всю
прелесть и иллюзии,  которые связаны с  таинственностью
первой любви...  Метод,  которого я придерживаюсь как в
жизни,  так и в своих сочинениях,  заключается  в  том,
чтобы понять каждое существо в его роде,  то есть в ро-
де,  соответствующем  его  природе,  и,  следовательно,
учить его философии только тем способом, который подхо-
дит для этого определенного существа.  Истинный философ
- это врач,  но такой, который не позволяет своим паци-
ентам догадаться,  что он их врач, он при этом обслужи-
вает их в соответствии с их природой, то есть лечит их,
исходя из них самих и через них самих.  Кто  просвещает
человека  хотя  бы  в отношении ближайших к нему вещей,
тот зажигает в нем всеобщий светоч,  ведь это  как  раз
свойство света - освещать отдаленные предметы. Действи-
тельно гуманный метод обучения, по крайней мере в отно-
шении вещей, живо затрагивающих человека, заключается в
том,  чтобы привести только предпосылки и  предоставить
выводить следствия собственному уму читателя или слуша-
теля.  Каково отношение мышления к знанию? Мышление-это
предпосылка, знание - вывод; мышление - основание, зна-
ние - результат.                                       
        Фейербах Л.  Фрагменты  к  характерис тике моей
философской биографии / / Избранные философские  произ-
ведения. М., 1955. Т. I. С. 242. 253                   
                  
 А. ШОПЕНГАУЭР                                         
 ...По  моему  мнению,  всякая философия
всегда теоретична,  потому что,  каков бы ни был непос-
редственный предмет ее изучения, она по существу своему
только размышляет и исследует,  а не предписывает. Ста-
новиться же практической,  руководить поведением, пере-
воспитывать характер - это ее старые притязания, от ко-
торых она теперь,  созрев в своих взглядах,  должна бы,
наконец, отказаться. ...Мы того мнения, что все те, как
от звезды небесной, далеки еще от философского познания
мира,  кто думает,  будто можно как-нибудь  исторически
постигнуть его сущность, хотя бы это и было очень тонко
замаскировано; а так думают все те, кто в своем воззре-
нии на сущность мира допускает какое бы то ни было ста-
новление или ставшее,  или то, что станет; кто приписы-
вает хотя бы малейшее значение понятиям раньше или поз-
же и, таким образом, явно или скрыто ищет и находит на-
чальный  и конечный пункты мира,  а уже заодно и дорогу
между обоими,  причем философствующий индивидуум, пожа-
луй,  узнаёт  и  свое собственное место на этой дороге.
[...] Такое историческое философствование в большинстве
случаев  создает космогонию,  допускающую много вариан-
тов,  или же систему эманации,  теорию отпадения,  или,
наконец, с отчаяния от бесплодности попыток на этих пу-
тях оно ищет последнего убежища и строит  противополож-
ное  учение  о  постоянном становлении,  произрастании,
происхождении,  проявлении на свет из мрака, из темного
основания, первооснования, безоснования - и тому подоб-
ном вздоре,  от которого,  впрочем,  можно короче всего
отделаться замечанием, что до настоящего мгновения про-
текла уже целая вечность,  т. е. бесконечное время, от-
чего все,  чему можно и должно совершиться,  уже должно
было быть.  Ибо вся эта историческая философия, сколько
бы  важности она на себя ни напускала,  принимает время
за определение вещей в себе (словно Кант никогда  и  не
существовал) и поэтому застревает на том,  что Кант на-
зывал явлением в противоположность вещи в себе, на том,
что  Платон называл становящимся,  никогда не сущим,  в
противоположность сущему,  никогда не становящемуся, на
том,  наконец, что у индусов называется тканью Майи 19:
другими словами, эта философия ограничивается тем подв-
ластным закону основания познанием,  с помощью которого
никогда нельзя достигнуть-внутренней сущности вещей,  а
можно  только  до  бесконечности идти во след явлениям,
двигаться без конца и цели подобно белке в колесе,  по-
ка,  наконец, утомленный искатель не остановится на лю-
бой точке,  вверху или внизу, желая потом добиться и со
стороны  других  почтения  к ней.  Истинное философское
воззрение на мир,  т. е. то, которое учит нас познавать
его внутреннюю сущность и,  таким образом,  выводит нас
за пределы явления,  не спрашивает, откуда и куда и за-
чем,  а  всегда и всюду интересует его только что мира:
иначе говоря,  оно рассматривает вещи не  в  каком-либо
отношении,  не  как становящиеся и преходящие - словом,
не в какой-либо из четырех форм  закона  основания,  а,
наоборот, имеет своим объектом как раз то, что остается
по устранении всего этого подчиненного названному зако-
ну способа познания,  то, что проявляется во всякой от-
носительности, но само ей не подчинено, то, что состав-
ляет всегда равную себе сущность мира, его идею. Из та-
кого познания исходит как искусство,  так и  философия,
исходит также (как мы увидим в этой книге) и то настро-
ение духа, которое одно ведет к истинной святости и ис-
куплению от мира.  Шопенгауэр А.  Мир как воля и предс-
тавление II Антология мировой философии.  В  4  т.  М.,
1971.  Т.  3.  С. 694-696                              
 О. Конт                                                
Чтобы лучше объяснить                        
истинную природу и особый характер положительной  фило-
софии,  необходимо,  прежде всего, бросить общий взгляд
на последовательное движение человеческого духа,  расс-
матривая его во всей совокупности, так как ни одна идея
не может быть хорошо понята без знакомства с ее истори-
ей. Изучая, таким образом, весь ход развития человечес-
кого ума в различных сферах его  деятельности,  от  его
первого  простейшего проявления до наших дней,  я,  как
мне кажется,  открыл главный основной  закон,  которому
это  развитие подчинено безусловно и который может быть
твердо установлен или путем рациональных доказательств,
доставляемых знакомством с нашим организмом,  или с по-
мощью исторических данных, извлекаемых при внимательном
изучении прошлого. Этот закон состоит в том, что каждая
из наших главных идей, каждая из отраслей нашего знания
проходит  последовательно  три  различных теоретических
состояния:  состояние теологическое или фиктивное; сос-
тояние метафизическое или абстрактное;  состояние науч-
ное или положительное .  Другими словами,  человеческий
дух по самой природе своей,  в каждом из своих исследо-
ваний пользуется последовательно тремя методами  мышле-
ния,  по характеру своему существенно различными и даже
прямо противоположными друг другу:  сначала теологичес-
ким методом,  затем метафизическим и,  наконец, положи-
тельным методом.  Отсюда и возникают три взаимно исклю-
чающие друг друга вида философии, или три общие системы
воззрений на совокупность явлений:  первая есть необхо-
димая  исходная  точка человеческого ума;  третья - его
определенное и окончательное состояние;  вторая  служит
только  переходной ступенью.  В теологическом состоянии
человеческий дух,  направляя свои исследования, главным
образом, на внутреннюю природу вещей, первые и конечные
причины поражающих его явлений, стремясь, одним словом,
к абсолютному познанию,  воображает, что явления произ-
водятся прямым и постоянным воздействием более или  ме-
нее многочисленных сверхъестественных факторов,  произ-
вольное вме-                                          
 шательство которых объясняет  все  кажущиеся  аномалии
мира. В метафизическом состоянии, которое на самом деле
представляет собой только общее видоизменение  теологи-
ческого,  сверхъестественные факторы заменены абстракт-
ными  силами,  настоящими  сущностями  (олицетворенными
абстракциями), неразрывно связанными с различными веща-
ми,  и могущими сами собой производить все  наблюдаемые
явления,  объяснение  которых  состоит  в  таком случае
только в подыскании соответствующей сущности.  Наконец,
в  положительном состоянии человеческий дух познает не-
возможность достижения абсолютных знаний,  отказывается
от исследования происхождения и назначения существующе-
го мира и от познания внутренних причин явлений и стре-
мится, правильно комбинируя рассуждение и наблюдение, к
познанию действительных законов явлений, т. е. их неиз-
менных отношений последовательности и подобия. Объясне-
ние явлений,  приведенное к его  действительным  преде-
лам,- есть отныне только установление связей между раз-
личными отдельными явлениями и несколькими общими  фак-
тами,  число  которых  уменьшается все более и более по
мере прогресса науки.  Теологическая система  дошла  до
высшей  степени  доступного ей совершенства,  когда она
заменила действием одного существа  разнородные  вмеша-
тельства многочисленных,  независящих друг от друга бо-
жеств, существование которых до этого момента предпола-
галось.  Точно  так  же и предел метафизической системы
состоит в замене всех разнообразных сущностей одной об-
щей великой сущностью, природой, которую и надлежало бы
рассматривать,  как единственный источник всех явлений.
Параллельно  этому совершенство,  к которому постоянно,
хотя, быть может, и безуспешно, стремится положительная
система,  заключалось  бы в возможности представить все
отдельные подлежащие наблюдению  явления,  как  частные
случаи одного общего факта,  подобного, например, тяго-
тению. Установив, таким образом, насколько это возможно
сделать, не входя в неуместные теперь подробные рассуж-
дения,  общий закон развития человеческого духа,  как я
его понимаю, мы без труда можем сейчас же точно опреде-
лить истинную природу положительной  философии,  что  и
составляет  главную задачу этой лекции.  Из предшество-
вавшего видно,  что основная  характеристическая  черта
положительной  философии состоит в признании всех явле-
ний подчиненными неизменным естественным законам,  отк-
рытие  и низведение числа которых до минимума и состав-
ляет цель всех наших усилий,  хотя мы и признаем  абсо-
лютно  недоступным  и  бессмысленным искание первых или
последних причин.  Бесполезно долго настаивать на прин-
ципе,  который ныне хорошо известен всем тем,  кто нес-
колько глубже вникал в основанные на наблюдении  науки.
Действительно, всякий знает, что даже в самых совершен-
ных объяснениях положительных наук мы не претендуем  на
указание первопричины явлений, так как таким образом мы
только отодвинули бы затруднение назад;  мы ограничива-
емся  точным анализом обстоятельств возникновения явле-
ний и связываем их друг с другом естественными  отноше-
ниями последовательности и подобия.  Таким образом,  мы
говорим,- я привожу пример  самый  замечательный,-  что
все общие явления вселенной объясняются,  насколько это
возможно,  ньютоновским законом тяготения,  так как,  с
одной  стороны,  эта чудная теория представляет нам все
изумительное разнообразие астрономических  явлений  как
один  и тот же факт,  рассматриваемый с различных точек
зрения:  постоянное притяжение молекул  друг  к  другу,
прямо  пропорциональное массам и обратно пропорциональ-
ное квадратам расстояний, с другой же стороны, этот об-
щий  факт представляется как простое обобщение явления,
которое весьма близко к нам и которое поэтому мы счита-
ем вполне нам известным, а именно тяжести тел на земной
поверхности. Что же касается того, что такое притяжение
и тяжесть сами по себе, и каковы их причины, то все эти
вопросы мы считаем неразрешимыми, выходящими за пределы
ведения положительной философии,  и с полным основанием
предоставляем их воображению теологов или тонкому  ана-
лизу метафизиков. Очевидное доказательство невозможнос-
ти добиться решения этих вопросов можно видеть  в  том,
что  всякий раз,  когда по этому предмету пытались ска-
зать что-нибудь действительно разумное,  наиболее вели-
кие  умы  могли определять эти два принципа только один
при посредстве другого,  утверждая, что притяжение есть
не что иное, как всеобщая тяжесть, и что тяжесть состо-
ит просто в земном притяжении. Такие объяснения застав-
ляют улыбаться,  когда представляется претензия на зна-
ние внутренней природы вещей и  способов  происхождения
явлений,  но составляют, однако, все, что мы имеем наи-
более удовлетворительного, и показывают нам тождествен-
ность  двух родов явлений,  которые долго считались со-
вершенно независимыми друг от  друга.  Ни  один  здраво
рассуждающий  ум  не ищет теперь дальнейших объяснений.
Было бы легко увеличить число таких примеров... Охарак-
теризовав  с доступной для меня в этом обзоре точностью
дух положительной философии,  развитию которой посвяща-
ется весь этот курс, я должен теперь исследовать, в ка-
кой эпохе своего движения  находится  она  в  настоящее
время и что еще нужно сделать, чтобы закончить ее пост-
роение.  Для этого нужно, прежде всего, принять во вни-
мание,  что все отрасли нашего знания не могли с одина-
ковой быстротой пройти три вышеуказанные  главные  фазы
своего развития и, следовательно, не могли одновременно
достигнуть положительного состояния. ...К положительным
теориям  были  сведены  сперва астрономические явления,
как наиболее общие, наиболее простые и наиболее незави-
симые от всех других,  затем,  последовательно и по тем
же причинам, явления собственно земной физики, химии и,
наконец, физиологии. ...Обнимает ли все разряды явлений
положительная философия,  которая в последние два  века
получила такое широкое распространение.  Очевидно, нет,
и поэтому предстоит еще большая научная работа для  то-
го, чтобы дать положительной философии характер универ-
сальности,  необходимой для окончательного ее  построе-
ния.  Действительно,  в  четырех  только  что названных
главных категориях естественных явлений, т. е. явлениях
астрономических, физических, химических и физиологичес-
ких,  можно заметить существенный пропуск, именно явле-
ний социальных,  которые,  хотя и входят неявно в число
явлений физиологических, но заслуживают, однако, как по
своей важности, так и по особенным трудностям их изуче-
ния выделения их  в  особую  категорию.  Эта  последняя
группа понятий,  относящихся к наиболее частным, наибо-
лее сложным и наиболее зависящим  от  других  явлениям,
благодаря  этому  одному обстоятельству должна была со-
вершенствоваться медленнее всех других,  даже если бы и
не было тех особых неблагоприятных условий,  которые мы
рассмотрим позднее.  Как бы то ни было,  очевидно,  что
социальные явления не вошли еще в область положительной
философии, и теологические и метафизические методы, ко-
торыми при изучении других родов явлений никто не поль-
зуется ни как средством исследования, ни даже как прие-
мом аргументации, до сих пор и в том и в другом отноше-
нии только одни и применяются при  изучении  социальных
явлений,  хотя недостаточность этих методов вполне соз-
нается всеми разумными людьми, утомленными бесконечными
и пустыми пререканиями между божественным правом и гла-
венством народа. Итак, вот очень крупный, но, очевидно,
единственный пропуск, который надо заполнить, чтобы за-
кончить  построение  положительной  философии.  Теперь,
когда  человеческий дух создал небесную физику и физику
земную, механическую и химическую, а также и физику ор-
ганическую, растительную и животную, ему остается толь-
ко закончить систему наблюдательных наук созданием  со-
циальной физики. Такова в настоящее время самая крупная
и самая настоятельная во многих существенных отношениях
потребность нашего ума... Если только это условие будет
в действительности выполнено,  современная  философская
система  во всей своей совокупности будет поставлена на
прочное основание,  так как тогда не будет существовать
ни  одного  доступного  наблюдению явления,  которое не
входило бы в одну из установленных  выше  пяти  великих
категорий явлений:  астрономических,  физических, хими-
ческих,  физиологических и социальных.  После того  как
все наши понятия станут однородными,  философия оконча-
тельно достигнет положительного состояния; она не будет
уже в состоянии изменять свой характер,  и ей останется
только развиваться бесконечно  путем  новых,  постоянно
увеличивающихся приобретений, которые явятся неизбежным
результатом новых наблюдений и более глубоких размышле-
ний.  В первобытном состоянии наших познаний не сущест-
вует правильного разделения умственного труда, и одни и
те же лица одновременно занимаются всеми науками. Такая
организация человеческого труда,  сначала неизбежная  и
даже необходимая,  как мы это докажем позже,  понемногу
изменяется по мере развития отдельных разрядов понятий.
По закону,  необходимость которого очевидна, каждая от-
расль научного знания незаметно  отделяется  от  общего
ствола,  как  только она разрастается настолько,  чтобы
выдержать отдельную обработку,  т.  е.  как только  она
сделается  способной сама по себе занимать умы несколь-
ких человек.  Этому разделению различных видов исследо-
ваний  между  несколькими разрядами ученых мы и обязаны
тем удивительным развитием, которого в наши дни достиг-
ла  каждая отдельная отрасль человеческого знания и ко-
торое делает в настоящее время,  очевидно,  невозможной
универсальность  научных  исследований,  столь легкую и
обычную в древности.  Одним словом, разделение умствен-
ного труда, все более и более совершенствуемое, являет-
ся одним из самых важных и характерных атрибутов  поло-
жительной философии. Но, признавая вполне поразительные
результаты этого разделения труда,  видя отныне  в  нем
истинную основу организации ученого мира, невозможно, с
другой стороны,  не почувствовать  огромных  неудобств,
которые  оно,  при настоящем его состоянии,  порождает,
благодаря чрезмерной узости идей, исключительно занима-
ющих каждый отдельный ум. Этот печальный факт, конечно,
неизбежен и до  некоторой  степени  привходит  в  самый
принцип  разделения труда,  так что мы в этом отношении
никакими мерами не сравнимся с древними,  превосходство
которых,  однако, происходило, главным образом, вследс-
твие ограниченности объема их познаний.  Однако мне ка-
жется,  что подходящими мерами можно избежать самых ги-
бельных последствий чрезмерной специализации,  не вредя
при этом живительному действию разделения исследований.
Необходимо этим заняться серьезно,  ибо указанные  неу-
добства, которые уже по своей природе стремятся все бо-
лее и более увеличиваться,  становятся очень заметными.
По  всеобщему  признанию  установленные ради достижения
высшей степени совершенства наших работ деления различ-
ных отраслей естественной философии, в конце концов, не
могут не считаться искусственными.  Не будем забывать и
того,  что,  несмотря на такое признание, в ученом мире
очень мало людей,  которые охватывали  бы  совокупность
понятий одной науки, в свою очередь составляющей только
часть великого целого.  Большинство же вполне довольст-
вуется  специальным  изучением более или менее обширной
части одной определенной науки,  мало заботясь об отно-
шении  их  работ  к общей системе положительных знаний.
Поспешим исправить это зло,  пока оно не сделалось  еще
тяжелее.  Примем меры, чтобы, в конце концов, дух чело-
века не потерялся в мелочах. Не будем                  
скрывать от себя, что здесь-то и находится слабый пункт
положительной философии,  на который с некоторой надеж-
дой на успех могут произвести нападение сторонники тео-
логической  и метафизической философии.  Действительное
средство остановить разъедающее влияние,  которым слиш-
ком  большая специализация отдельных исследований угро-
жает интеллектуальной будущности,  состоит, конечно, не
в возвращении к прежнему смешению труда, которое заста-
вило бы человечество пойти назад и которое,  к счастью,
сделалось  теперь  вообще  невозможным.  Наоборот,  это
средство состоит в усовершенствовании самого разделения
труда.  Достаточно, действительно, изучение общих поло-
жений наук обратить еще в отдельную самостоятельную на-
уку. Пусть новый ряд ученых, получивших подобающую под-
готовку,  не отдаваясь специальному изучению  какой-ни-
будь отдельной отрасли естественной философии, но осно-
вываясь на знакомстве с общим состоянием  положительных
наук,  посвятит  себя исключительно точному определению
духа этих наук,  исследованию их  соотношений  и  связи
друг с другом,  низведению, если таковое возможно, при-
сущих им принципов к наименьшему числу общих принципов,
постоянно следуя при этом основным правилам положитель-
ного метода.  Пусть в то же время другие ученые  с  по-
мощью образования,  направленного на ознакомление с со-
вокупностью положительных знаний,  получат возможность,
прежде  чем  взяться  за свои специальные исследования,
воспользоваться светом, проливаемым учеными, занимающи-
мися общими положениями наук,  и в свою очередь исправ-
ляют полученные теми результаты:  это и есть то положе-
ние  вещей,  к которому современные ученые приближаются
все более и более.  Как только оба эти требования будут
исполнены,-  а  возможность этого очевидна,- разделение
научного труда без всякой опасности может быть доведено
до  той  степени,  которой потребует развитие отдельных
отраслей знаний.  При существовании особого,  постоянно
проверяемого всеми другими класса ученых, на обязаннос-
ти которых исключительно и постоянно лежало бы установ-
ление  связи  каждого нового открытия с общей системой,
не будет более основания бояться,  что слишком  большое
внимание  к  частностям помешает охватить целое.  Одним
словом,  после этого организация  научного  мира  будет
вполне закончена и будет развиваться беспредельно, сох-
раняя постоянно все тот же характер. Образовать из изу-
чения  общих  научных положений особый отдел всего умс-
твенного труда, значит только распространить приложение
того  же  принципа разделения,  который последовательно
создал отдельные специальности, так как до тех пор, по-
ка  положительные науки были мало развиты,  их взаимные
отношения не имели такого значения, чтобы вызвать, сис-
тематически,  по крайней мере, появление особого класса
работ, и необходимость этой новой науки не была особен-
но  настоятельна;  в  настоящее же время каждая из наук
настолько развилась, что изучение их взаимных отношений
может  дать  материал  для целого ряда исследований,  а
вместе с тем новая наука становится необходимой для то-
го,  чтобы предупредить разрозненность человеческих по-
нятий.  Так именно я понимаю  назначение  положительной
философии  в  общей системе наук положительных в точном
смысле этого слова. Такова, по крайней мере, цель этого
курса.  Теперь,  после  того как я попытался определить
общий дух курса положительной философии,  насколько это
было возможно при первом обзоре, чтобы сообщить картине
действительный ее характер, считаю нужным бегло указать
на  главную пользу,  которую подобная работа может при-
нести прогрессу человечества, если все существенные ус-
ловия будут надлежащим образом выполнены.  Этот послед-
ний ряд соображений я ограничу указанием четырех основ-
ных свойств.  Во-первых, изучение положительной филосо-
фии, рассматривающей результаты деятельности наших умс-
твенных способностей,  дает нам единственное рациональ-
ное средство обнаружить логические законы человеческого
ума,  к отысканию которых до сих пор применялись средс-
тва,  весьма мало для того пригодные... Вторым не менее
важным, но еще более интересным следствием, которое не-
обходимо повлечет за собой прочное обоснование  положи-
тельной философии, определение коей дано в этой лекции,
является руководящая роль ее во всеобщем преобразовании
нашей системы воспитания.  В самом деле, здравомыслящие
люди уже теперь единогласно признают необходимость  за-
мены нашего, по существу своему все еще теологического,
метафизического и литературного воспитания  воспитанием
положительным,  соответствующим духу нашей эпохи и при-
менимым к потребностям современной цивилизации. Различ-
ные попытки,  усиливавшиеся все более и более в послед-
ний век, а особенно в наше время, распространять и пос-
тоянно расширять положительное обучение, попытки, кото-
рым различные  европейские  правительства  постоянно  и
охотно оказывали свое содействие (или даже предпринима-
ли их сами),  доказывают, что со всех сторон само собою
зарождается желание действовать в этом направлении. Но,
помогая насколько возможно этим полезным  попыткам,  не
следует  скрывать от себя,  что при настоящем состоянии
наших идей они не имеют ни малейшей надежды  достигнуть
своей главной цели,- полного перерождения всеобщего об-
разования.  Ибо исключительная специализация и ясно вы-
раженное  стремление к обособлению,  которые до сих пор
характеризуют наши приемы понимать и разрабатывать нау-
ки,  оказывают, конечно, большое влияние на способ пре-
подавания их. Если кто-нибудь задумает в настоящее вре-
мя  изучить  главные отрасли естественной философии для
того,  чтобы составить себе общую систему положительных
идей,  то  он  будет принужден изучать каждую науку от-
дельно, пользуясь теми же приемами с теми же подробнос-
тями,  как если бы он хотел сделаться специалистом-аст-
роно-                                                  
мом, химиком и т.  п., что делает положительное образо-
вание почти невозможным и по необходимости крайне несо-
вершенным даже для самых сильных  умов,  находящихся  в
самых  благоприятных условиях.  Подобный образ действий
при применении к всеобщему образованию оказался бы, ко-
нечно,  чистейшей  бессмыслицей,  а между тем последнее
безусловно требует совокупности положительных  идей  по
всем главным классам явлений природы.  Этой-то совокуп-
ности идей и суждено,  в более или менее широких разме-
рах,  стать  даже  в народных массах постоянной основой
человеческих соображений,  создать, одним словом, общий
дух наших потомков.  Чтобы естественная философия могла
завершить уже столь подготовленное  преобразование  ин-
теллектуальной системы, необходимо, следовательно, что-
бы входящие в ее состав науки представлялись  всем  от-
дельными ветвями, выходящими из одного ствола, и прежде
всего были сведены к тому,  что составляет их суть,  т.
е.  к их главным методам и наиболее важным результатам.
Только при таком условии преподавание наук  может  сде-
латься  у нас основанием новой действительно рациональ-
ной системы всеобщего образования.  Пусть затем к этому
начальному  образованию присоединяются различные специ-
альные научные занятия, соответствующие тем специальным
формам образования, которые должны следовать за общим,-
в этом отношении,  очевидно, не может возникать никаких
сомнений.  Но  главное соображение,  на которое я хотел
здесь указать,  состоит в том,  что все эти специальные
занятия были бы, конечно, недостаточны для действитель-
ного обновления системы нашего образования, если бы они
не  опирались  на  предварительное  общее  образование,
представляющее прямой  результат  определенной  в  этой
лекции  положительной философии.  Специальному изучению
общих положений наук суждено  не  только  преобразовать
воспитание, но и способствовать прогрессу отдельных по-
ложительных наук,  это-то и составляет третье  основное
свойство,  на  которое я желаю указать.  Действительно,
деление, которое мы устанавливаем между науками, хотя и
не вполне произвольно, как некоторые это думают, однако
по существу своему является искусственным. На самом де-
ле  предмет  всех исследований один,  и мы подразделяем
его только с целью обособить встречающиеся при его изу-
чении затруднения, чтобы потом лучше справиться с ними.
Часто случается поэтому,  что, вопреки нашим классичес-
ким  подразделениям,  важные вопросы требуют известного
соединения нескольких специальных точек зрения, которое
нельзя  осуществить  при  теперешнем состоянии научного
мира;  это обстоятельство иногда  принуждает  оставлять
эти вопросы без ответа гораздо долее, чем это необходи-
мо.  Подобное неудобство должно в особенности возникать
по  отношению к наиболее существенным положениям каждой
науки в частности.  Можно без труда привести весьма ин-
тересные в этом отношении примеры... Я мог бы указать в
прошлом на один особенно заслуживающий упоминания  при-
мер,  остановившись  на удивительной концепции аналити-
ческой геометрии Декарта. Это крупное открытие, которое
совершенно изменило вид математических наук и в котором
надо видеть истинное основание всех позднейших  ее  ог-
ромных  успехов,  есть  только результат сближения двух
наук,  рассматривавшихся до тех пор отдельно.  ...Нако-
нец,  четвертое  и  последнее  основное свойство науки,
названной мной положительной  философией...  состоит  в
том,  что  положительную философию можно считать единс-
твенной прочной основой  общественного  преобразования,
имеющего положить конец тому критическому состоянию,  в
котором так давно уже находятся наиболее цивилизованные
народы.  Кант  О.  Курс положительной философии.  Спб.,
1900. Т. 1. С. 3-5, 8-10, 11, l3-l5, 18-19, 20 
Ф. НИЦШЕ                                      
Постепенно для меня прояснилось,  чем таким была до сих
пор любая великая философия,- исповедью своего  сочини-
теля, чем-то вроде memoires против воли и без означения
жанра,  а сверх того прояснилось,  что  моральные  (или
аморальные)  намерения  составляют  живой зародыш любой
философии - из него произрос весь побег.  На деле: объ-
ясняя,  откуда  повелись самые отвлеченнейшие метафизи-
ческие утверждения философа,  лучше (и разумнее)  всего
спрашивать  себя,  куда все это (куда он) гнет - что за
мораль он преследует своей философией? Соответственно я
и  не верю,  будто "влечение к познанию" родило филосо-
фию, а верю, что совсем иное влечение (как бывает всег-
да)  воспользовалось этим самым познанием (или "обозна-
нием") как своим инструментом.  А если рассмотреть  ос-
новные  влечения человека вот с какой стороны - в какой
степени эти куш-вдохновители (духи,  а то и бесы, и ко-
больды) уже вытворили здесь свои штучки,- то откроется,
что любое влечение уже успело позаняться  философией  и
что  каждое с величайшей готовностью выдает себя за ко-
нечную цель бытия и за  полноправного  властелина  всех
прочих инстинктов. Ибо властолюбиво всякое влечение - и
именно как таковое оно пытается философствовать...  Ко-
нечно,  у мужей ученых, у настоящих людей науки, должно
быть, все совсем иначе и, если угодно, "лучше",- тут уж
наверняка есть какое-нибудь особенное влечение к позна-
нию,  какой-нибудь крохотный,  ни от чего не  зависящий
часовой механизм: стоит его завести, и вот он трудится,
без сколько-нибудь заметного  соучастия  иных  влечений
ученого  мужа.  Поэтому  подлинные "интересы" ученого -
они всегда в какой-нибудь еще сфере, например, в семье,
или в политике,  или в добывании денег,  и почти совер-
шенно безразлично,  куда,  к какому месту науки приста-
вить его маленькую машинку и во что превратит себя "по-
дающий надежды" юный труженик - в хорошего ли филолога,
или в миколога,  или в химика,-отнюдь его не характери-
зует,  чем он станет - тем ли, этим ли. Напротив, в фи-
лософе нет и следа безличного,  и особенно  мораль  его
решительно  и  решающим  образом свидетельствует о том,
кто он,  то есть в каком иерархическом порядке установ-
лены друг относительно друга самые сокровенные влечения
его натуры... Берегитесь, о философы и друзья познания,
и остерегайтесь мученического венца!  И страдания "ради
истины"! И даже собственной защиты! Ведь если, борясь с
опасностью,  клеветой,  подозрением,  выдворением и еще
куда более осязательными последствиями вражды, вы реши-
тесь  выступить в роли защитников истины на земле,  это
отнимет у вашей совести  и  невинность,  и  разборчивую
нейтральность, заразит вас упрямством, сделает нетерпи-
мым к возражениям и красным тряпкам, вы поглупеете, оз-
вереете и остервенеете: да разве "истина" такая уж без-
защитная и неловкая особа, чтобы нуждаться в адвокатах!
Да еще в вас,  рыцари печальнейшего из образов, пауки и
разини,  приставленные к духу! В конце концов вы и сами
прекрасно знаете, что решительно все равно, докажете ли
именно вы свою правоту,  знаете, что до сих пор ни один
философ  не доказал еще своей правоты и что больше дос-
тойной правдивости в каждом  крохотном  знаке  вопроса,
который  вы поставили бы за всяким любимым вашим словом
и над каждой излюбленной вами теорией (при случае и над
самими  собой),  чем в торжественной жестикуляции или в
козырях,  выкладываемых перед  судами  и  обвинителями!
Лучше отойдите в сторонку!  Лучше сокройтесь с глаз!  И
пусть на лице будет маска, будьте тоньше - и вас спута-
ют с другими?  Или чуточку страха! И не забудьте о саде
- о саде с золочеными решетками!  И пусть  вас  окружат
люди  - люди как сад или как музыка над водами в вечер-
них сумерках,  когда день уже готов обратиться в воспо-
минание:  лучше предпочесть доброе одиночество, вольное
и своенравное легкое одиночество, оно дарует и вам пра-
во остаться в каком-то смысле добрыми! Если долгое вре-
мя вести войну и если нельзя вести ее открыто,  как  же
она отравляет,  какое хитроумие, какие дурные характеры
творит!  Длительный страх,  длительное  и  внимательное
слежение за врагами,  за возможными врагами - какие ин-
дивидуальности,  все это создает! Люди, отвергнутые об-
ществом,  долго преследовавшиеся, загнанные,- и отшель-
ники по принуждению тоже, все эти Спинозы, все Джордано
Бруно- все они пол конец, и даже в самом спиритуалисти-
ческом обличьи, может быть, и не подозревая о том, неп-
ременно становятся завзятыми отравителями,  преследова-
телями,  обуреваемыми жаждой мести (докопайтесь- ка  до
фундаментов этики и богословия Спинозы!),  не говоря уж
о тупом моральном негодовании,  служащем верным призна-
ком того,  что философский юмор тайно покинул философа.
Мученичество философа,  когда он "жертвует  собою  ради
правды",  заставляет выйти на поверхность все, что есть
в нем от актера и агитатора,  и если предположить,  что
до  сих  пор  на него смотрели с эстетическим любопытс-
твом,  то в отношении многих  философов  порой  понятно
опасное желание видеть их в вырождении (когда они выро-
дятся в "мучеников",  вопящих с подмостков  и  трибун).
Только что с таким желанием в груди надо всякий раз яс-
но сознавать,  что суждено тебе увидеть,- лишь сатирову
драму, лишь фарс в завершение спектакля, лишь непрекра-
щающееся доказательство  того,  что  настоящая  длинная
трагедия уже закончилась. При условии, однако, что вся-
кая философия,  пока она возникает, есть длинная траге-
дия...  Никто  так  просто  не согласится считать некое
учение правдивым только потому,  что оно  делает  людей
счастливыми  или  добродетельными,-  исключением явятся
разве что умильные "идеалисты",  восторгающиеся добром,
истиною и красотою:  это у них в пруду плавают все раз-
новидности пестрых,  неловких, добродушных желательнос-
тей.  Счастье,  добродетель  - не аргументы.  Но даже и
рассудительные умы склонны забывать,  что  несчастье  и
порочность  -  не  контраргументы.  Нечто  до крайности
вредное и опасное могло бы быть истинным,  и  могло  бы
случиться так, что в фундаментальной устроенности бытия
заложена погибель людей от полноты  его  познаний,  так
что тогда сила ума измерялась бы тем,  сколько "правды"
способен он вынести или,  чтобы сказать яснее, до какой
степени он нуждается в том, чтобы истину разжижали, ис-
кажали,  услащали,  затуманивали,  занавешивали.  Но не
подлежит никакому сомнению то,  что для открытия истины
в известных ее частях люди несчастные и недобрые  нахо-
дятся  в  особо  благоприятном положении и могут скорее
рассчитывать на удачу,-  не  говоря  уж  о  недобрых  и
счастливых,  таком животном виде (species), который за-
малчивают моралисты.  Возможно,  хитрость и  жестокость
благоприятствуют  возникновению сильного и независимого
ума и философа - в большей степени,  нежели  податливое
благодушие  и искусство ко всему относиться легко,  что
так ценят, и по праву, в человеке ученом. Главное (надо
об этом предупредить),  не сужать понятие "философа" до
пишущего книги философа - тем более такого,  который  в
книгах излагает свою философию!.. Ницше Ф. По ту сторо-
ну добра и зла // Вопросы философии.  1989.  .ь  5.  С.
126- 127,  336--137,  144                              

К титульной странице
Вперед
Назад