Н. А. БЕРДЯЕВ
1. 0 природе творчества. В. Еван-
гелии постоянно говорится о плоде, которое должно при-
нести семя, когда оно падает на добрую почву, о талан-
тах, данных человеку, которые должны быть возвращены с
приростом. Это Христос прикровенно, в притчах, говорит
о творчестве человека, об его творческом призвании. За-
рывание даров в землю, т. е. отсутствие творчества,
осуждено Христом. Все учение апостола Павла о различных
дарах человека есть учение о творческом призвании чело-
века. Дары даны от Бога, и они указуют на творческое
призвание. И дары эти разные, каждый призван к творчес-
кому служению согласно особому данному ему дару. Поэто-
му нельзя сказать, как часто говорят, что в Священном
писании, в Евангелии ничего не говорится о творчестве.
Говорится, но нужно уметь читать, нужно угадать, чего
Бог хочет и ждет от человека. Творчество есть всегда
прирост, прибавление, создание нового, не бывшего в ми-
ре. И проблема творчества есть проблема о том, возможно
ли новое, небывшее. Творчество по самому существу свое-
му есть творчество из ничего. Ничто стало тем-то, небы-
тие стало бытием. Творчество предполагает небытие, по-
добно тому, как у Гегеля становление предполагает небы-
тие. Творчество, подобно платоновскому Эросу *, есть
дитя- бедности д, богатства, ущербности и избытка сил.
Творчество * Имеется- в виду стихотворение Д. Д. Минае-
ва "Вперед!", опубликованное в журнале "Светоч" (кн. 1.
Пб., 1860). ** Речь идет о книге Д. Штрауса "Жизнь Ии-
суса".
связано с грехом, и вместе с тем оно жертвенно. В под-
линном творчестве всегда есть катарсис, очищение, осво-
бождение духа от душевно-телесной стихии или одоление
душевно-телесной стихии духом. Творчество принципиально
отличается от эманации и рождения. В эманации происхо-
дит излучение материи и отделение материи. Творчество
не есть также перераспределение материи и энергии, как
в эволюции. Эволюция не только не есть творчество, она
противоположна творчеству. В эволюции ничто новое не
создается, а лишь старое перемещается. Эволюция есть
необходимость, творчество же есть свобода. Творчество
есть величайшая тайна жизни, тайна явления нового, не-
бывшего, ни на чего не выводимого, ни из чего не выте-
кающего, ни из чего не рождающегося. Творчество предпо-
лагает ничто... И этот меси есть тайна изначальной,
первичной, домирной, добытийственной свободы в челове-
ке. Тайна творчества и есть тайна свободы. Творчество
только и возможно из бездонной свободы, ибо лишь из
бездонной свободы возможно создание нового, небывшего.
Из чего-то, из бытия нельзя создать нового, небывшего,
возможно лишь истечение, рождение, перераспределение.
Творчество же есть прорыв из ничего, из небытия, из
свободы в бытие и мир. Тайна творчества раскрывается в
библейско-христианском мифе о творении мира Богом. Бог
сотворил мир из ничего, т. е. свободно и из свободы.
Мир не был эманацией Бога, рождением или эволюцией, а
творением, т. е. абсолютной новизной, небывщим. Твор-
чество в мире потому только и возможно, что мир сотво-
рен, что есть Творец. И человек, сотворенный Творцом и
по его образу и подобию, есть также творец и призван к
творчеству. Но творчество имеет сложный состав. Оно
предполагает не только свободу, изначальную, меоничес-
кую, несотворенную свободу человека, оно предполагает
также дары, данные человеку-творцу Богом-Творцом, пред-
полагает мир, как арену творчества. Творчество человека
предполагает три элемента - элемент свободы, благодаря
которой только и возможно творчество нового и не- быв-
шего, элемент дара и связанного с ним назначения и эле-
мент сотворенного уже мира, в котором и совершается
творческий акт, и в котором он берет себе материалы.
Человек не сам виновник своего дара и своего гения. Он
получил его от Бога и потому чувствует себя в руке
Божьей, орудием Божьего дела в мире. Нет ничего более
смешного и жалкого, как гордишься своим гением. Гор-
диться еще можно было бы своей святостью, но не, своим
гением. Поэтому гений чувствует, что он действует как
бы не сам, что он одержим Богом, что он есть орудие
Божьих свершений и предназначений. Демон Сократа не он
сам, а вселившееся в него существо. Творец постоянно
чувствует себя одержимым демоном, вселившимся в него
гением. Воля к гениальности есть лишь обнаружение через
свободу данного свыше дара. Также человек не может чер-
пать материал для творчества из самого себя, из собс-
твенных недр, из ничего. Природа творческого акта брач-
ная, она всегда есть встреча. Материалы творчества чер-
паются 544 из сотворенного Богом мира. Это мы видим во
всех искусствах. Это мы видим во всех изобретениях и
открытиях. Это мы видим в творчестве познания, в фило-
софии, которая предполагает бытие и сотворенный Богом
мир, предметные реальности, без которых мышление проис-
ходит в пустоте. Богом дан человеку творческий дар, та-
лант, гений и дан мир, в котором и через который должен
совершаться творческий акт. От Бога исходит зов, чтобы
человек совершил творческий акт, осуществил свое приз-
вание, и Бог ждет ответа на свой зов. Ответ человека на
зов Божий не может целиком слагаться из элементов, дан-
ных Богом и от Бога исходящих. Что-то должно исходить и
из человека, и это и есть то, что есть творчество по
преимуществу, творчество нового и небывшего. Это что-то
не есть что-то, а ничто, есть свобода, без которой нет
творческого акта. Свобода, ничем не детерминированная,
дает ответ на Божий зов к творческому деланию, но она
дает этот ответ в соединении с даром, с гением, полу-
ченным от Бога при творении, и с материалами, находящи-
мися в сотворенном мире. Творчество человека из ничего
нужно понимать в смысле творчества человека из свободы.
Во всяком творческом замысле есть элемент первичной
свободы человека, ничем не детерминированной, бездон-
ной, свободы, не от Бога идущей, а к Богу идущей. Зов
Божий и обращен к этой бездне и из бездны ждет ответа.
Эта бездна свободы есть во всяком творчестве, но твор-
ческое созидание так усложнено, что нелегко открыть в
нем этот первичный элемент. Творческий акт есть также
взаимодействие благодати и свободы, идущего от Бога к
человеку и от человека к Богу. И творческий акт можно
описывать то по преимуществу в терминах свободы, то по
преимуществу в терминах благодати, благодатной одержи-
мости и вдохновения. Но вдохновение невозможно без сво-
боды. Платонизм есть философия неблагоприятная для ис-
толкования творчества, как созидания нового и небывше-
го. В творчестве есть две разные стороны, два разные
акта, и в зависимости от того, на какой стороне твор-
чества мы сосредоточиваемся, мы разно описываем твор-
чество. В творчестве есть внутренняя и внешняя сторона.
Есть первоначальный творческий акт, в котором человек
как бы стоит перед лицом Божьим, и есть вторичный твор-
ческий акт, в котором он как бы стоит перед лицом людей
и мира. Есть первичная творческая интуиция, творческий
замысел художника, когда ему звучит симфония, предстоит
живописный образ или образ поэтический, внутреннее, не
выраженное еще открытие и изобретение, внутренний твор-
ческий акт любви к человеку, тоже ни в чем еще не выра-
женной. В этом творческом акте человек стоит перед Бо-
гом и не занят еще реализацией в мире и для людей. Если
мне дано познание, то познание это прежде всего не есть
написанная мною книга и не есть формулированное для лю-
дей научное открытие, входящее в круг человеческой
культуры. Это есть прежде всего мое внутреннее позна-
ние, еще неведомое миру и не выраженное для мира, сок-
ровенное. И это только есть настоящее первородное поз-
нание, настоящая моя философия,
когда я стою лицом к лицу перед тайной бытия. Потом.
наступает вторичный творческий акт, связанный с тем,
что человек есть существо социальное, реализация про-
дуктов творчества. Пишется книга. И тут является то,
что в творчестве называется мастерством, искусством.
Первичный творческий акт совсем не является искус*
ством. Искусство вторично, и в нем творческий огонь ох-
лаждается. Всякое искусство подчинено закону, и в нем
действует благодать и свобода, как в первичном творчес-
ком акте. В реализации продуктов творчества человек уже
связан миром, материалами мира, зависит от других лю-
дей, он уже, отяжелен и охлажден. И всегда есть траги-
ческое несоответствие между творческим горением, твор-
ческим огнем, в котором зарождается творческий замысел,
интуиция, образ, и холодом законнической реализации
творчества. Охлажденность, потухание огня есть в каждой
книге, картине, статуе, добром деле, социальном учреж-
дении. Вероятное в мире были и есть оставшиеся невыра-
женными творцы, у которых был внутренний огонь и внут-
ренний творческий акт, но не реализовалось, не созда-
лось продуктов. Между тем как люди называют творчеством
создание охлажденных продуктов. И закон классического
творчества требует максимальной охлажденности. Творчес-
кое горение, творческий взлет всегда направлены на соз-
дание новой жизни, нового бытия, но в результате полу-
чаются охлажденные продукты культуры, культурные цен-
ности, книги, картины, учреждения, добрые дела. Добрые
дела есть ведь также охлаждение творческого огня любви
в человеческом сердце, как философская книга есть ох-
лаждение творческого огня познания в человеческом духе.
В этом трагедия творчества и граница человеческого
творчества. В этом конце есть страшный суд над челове-
ческим творчеством. Внутренний творческий акт в его ог-
ненном движении должен был бы выходить из тяжести "ми-
ра" и быть "преодолением мира". В своей внешней реали-
зации, в продуктах культуры творческий акт находится во
власти "мира" и скован "миром". Но творчество, которое
есть огненное движение из бездонной свободы, должно не
только восходить, но и нисходить и сообщать людям и ми-
ру то, что возникло в творческом прозрении, замысле,
образе, подчиняться законам реализации продуктов, мас-
терства, искусства. Творчество по природе своей гени-
ально. И человек, как творец, сотворен гениальным су-
ществом. Гениальность человека отображает в нем образ
Бога-Творца. Гениальность не тождественна гению. Гени-
альность не означает, что человек имеет огромный дар
писать художественные произведения или философские кни-
ги, управлять государством или делать открытия и изоб-
ретения. Гениальность должна быть отнесена к внутренне-
му творчеству, а не к внешней реализации творчества в
продуктах. Гениальность есть целостное качество челове-
ческой личности, а не специальный дар, и она свидетель-
ствует о том, что человек прорывается к первоисточнику,
что творческий процесс в нем первороден, а не определен
социальными наслоениями. Этому может де соответствовать
способность реализации, искусство, мастерство. Соедине-
ние гениальной натуры и первородного творческого про-
цесса, прорывающегося к первоисточникам, с очень боль-
шим даром, талантом реализации творчества в продуктах и
образует гения. Но гениальной может быть любовь мужчины
к женщине, матери к ребенку, гениальной может быть за-
бота о ближних, гениальной может быть внутренняя интуи-
ция людей, не выражающаяся ни в каких продуктах, гени-
альным может быть мучение над вопросом о смысле жизни и
искание правды жизни. Святому может быть присуща гени-
альность в самотворчестве, в превращении себя в совер-
шенную, просиянную тварь, хотя никаких продуктов он мо-
жет и не создавать. Ложно всякое сравнение людей по их
гениальности и даровитости, ибо это есть отрицание ин-
дивидуальности. Есть великая печаль и горечь, связанная
с творчеством. Творчество есть великая неудача даже в
своих самых совершенных продуктах, всегда не соответс-
твующих творческому замыслу. Существует трагический
конфликт творчества и личного совершенства. Сила, вели-
чие, гениальность творчества совсем не пропорциональны
степени совершенства достигнутого человеком . Творец, и
великий творец, может быть гулякой праздным *, может
быть ничтожнейшим из детей ничтожных мира. Эта проблема
была с гениальной остротой поставлена Пушкиным, который
сказал самое замечательное о творчестве. Творческий ге-
ний ни за что дается человеку, он не связан с религиоз-
ным или нравственным усилием человека достигнуть совер-
шенства, преобразить себя. Творчество стоит как бы вне
этики закона и вне этики искупления и предполагает иную
этику. Творец оправдывается своим творчеством, своим
творческим подвигом. И тут мы встречаемся с замечатель-
ным нравственным парадоксом. Творец и творчество не за-
интересованы в спасении и гибели. Творец в своем твор-
честве забывает о своей личности, о себе, отрекается от
себя. Творчество носит напряженно-личный характер, и
вместе с тем, оно есть забвение личности. Творчество
всегда предполагает жертву. Творчество всегда есть са-
мопреодоление, выход из пределов своего замкнутого лич-
ного бытия. Творец забывает о спасении, он думает о
ценностях сверхчеловеческих. Менее всего творчество
эгоистично. При эгоцентрической настроенности ничего
нельзя сотворить, нельзя отдаться вдохновению и вообра-
зить себе мир лучший. Парадокс в том, что опыт аскети-
ческий погружает человека в самого себя, сосредоточива-
ет на собственном совершенстве и спасении, а опыт твор-
ческий отрешает человека от самого себя и направляет на
высший мир. В творчестве есть своя аскеза и свое само-
ограничение, но иного рода. То христианское направле-
ние, которое предлагает заняться сначала аскезой и дос-
тигнуть совершенства, а потом творить, не имеет никако-
го представления о творчестве. В творчестве есть аске-
за, но иного качества, чем аскеза, направленная на лич-
ное совершенство и на личное спасение. Никакой аскезой
нельзя достигнуть не только гения и таланта, но даже
малого дара и способностей. Ибо творческая гениальность
не зарабатывается,
она дается даром свыше, как благодать. От творца требу-
ется творческое напряжение его первородной свободы, а
не аскетический подвиг самоусовершенствования. Если бы
Пушкин занялся аскезой и самоспасением, то он, вероят-
но, перестал бы быть большим поэтом. Творчество связано
с несовершенством. И совершенство может быть неблагоп-
риятно для творчества. В этом вся нравственная парадок-
сальность проблемы творчества. Когда человек вступил на
путь самоусовершенствования, все равно католического,
православного, толстовского, иогического, теософическо-
го и еще какого-либо, то он может оказаться потерянным
для творчества. Творчество предполагает забвение о лич-
ном совершенстве и жертву личностью. Путь творчества -
героический путь, но это иной путь, чем путь личного
совершенствования и спасения. Творчество нужно для
Царства Божьего,-- для дела Божьего в мире, но совсем
не нужно для личного спасения. Или если и нужно, то по-
тому лишь, что творец оправдывается творчеством. Тво-
рить невозможно при одном непрестанном чувстве грехов-
ности и при одном смирении. Творчество означает переход
души в иной план бытия. И душа может жить одновременно
в разных планах бытия, может быть на высоте и в низи-
нах, может дерзновенно творить и смиренно каяться. Но
творчество во всех сферах, и в сфере чисто моральной,
ибо есть моральное творчество, говорить &; том начале
человека, на котором может быть построена иная этика,
чем этика закона и этика искупления. Творчество и есть
то, что более всего напоминает призвание человека до
грехопадения, что в известном смысле стоит "по ту сто-
рону добра и зла". Но так как человеческая природа гре-
ховна, то творчество искажается и извращается грехом, и
возможно и злое творчество. Только творчество говорит о
призвании и назначении человека в мире. Закон ничего не
говорит о призвании, этика искупления сама по себе тоже
не говорит. И если Евангелие и апостол Павел говорят о
человеческих дарах и человеческом призвании, то потому
лишь, что выходят за пределы тайны искупления греха.
Подлинное, бытийственное творчество всегда в Духе, в
Духе Святом, ибо только в Духе происходит то соединение
благодати и свободы, которое мы видим в творчестве. Но
каково же значение творчества в этике? Это значение
двояко. Прежде всего этика должна поставить вопрос о
значении всякого творчества, хотя бы творчество это не
имело прямого отношения к нравственной жизни. Творчест-
во познавательное или творчество художественное имеет
нравственное значение, ибо все, что творит высшие цен-
ности, имеет нравственное значение. И во-вторых, этика
должна поставить вопрос о творческом значении нравс-
твенного акта. Сама нравственная жизнь, нравственные
оценки и деяния носят творческий характер. Этика закона
и нормы не понимает еще творческого характера нравс-
твенного акта, и потому неизбежен переход к этике твор-
чества, этике истинного призвания и назначения челове-
ка. Творчество, творческое отношение ко всей жизни есть
не право человека, а долг и обязанность человека. Твор-
ческое напряжение есть нравственны" императив и при том
во всех сферах жизни. Творческое напряжение в познава-
тельных и художественных актах имеет нравственную цен-
ность. Осуществление истины и красоты есть также и
нравственное благо. Но в этике творчества может раск-
рыться новый конфликт между творчеством совершенных
культурных ценностей и творчеством совершенной челове-
ческой личности. Путь творчества также есть путь нравс-
твенного и религиозного совершенства, путь осуществле-
ния полноты жизни. Столь часто цитируемые слова Гете:
"сера всякая теория, и вечно зелено древо жизни" - мо-
гут быть перевернуты: "сера всякая жизнь, и вечно зеле-
но древо теории". И вот, что это будет значить. "Тео-
рия" есть творчество, есть Платон или Гегель, "жизнь"
же может быть серой обыденностью, борьбой за существо-
вание, семейными дрязгами, неудачами, разочарованиями и
пр. В этом смысле "теория" может носить характер нравс-
твенного подъема. - Бердяев Н. А. О назначении челове-
ка. Париж, 1931. С. 135-141 И МИР ОБЪЕКТОВ ...Нас сей-
час интересует объективация как познание. Можно ли ска-
зать, что объективированное познание само по себе де-
фектно и греховно и является источником падшести мира?*
Это было бы большое недоразумение. Греховность, дефект-
ность, падшесть нужно всегда искать не в познании, а в
самом бытии. Познание же лишь познает падшее бытие под
знаком падшести. Познание, как объективация, для кото-
рого закрыто внутреннее существование и духовный мир,
есть все-таки познание, и в нем подлинно что-то откры-
вается. Объективация есть внедрение в мир падший, в от-
чужденность и скованность. Но возможно познание этого
падшего мира. Существуют ступени объективации в позна-
нии. Наиболее объективированным является научное позна-
ние отчужденного от внутреннего человеческого существо-
вания мира природы, познание физико-математических на-
ук. Тут объект находится совершенно вне внутреннего су-
ществования субъекта. Это познание совершенно эксцент-
рично в отношении к человеку. Математика есть, конечно,
создание и победа духа, и потому она есть спири- туали-
зация как всякое познание **. Это познание обладает вы-
сокой ценностью, в нем отражается Логос, как и во вся-
ком познании, но оно находится в тисках объективации,
закрывающей внутреннюю тайну бытия. В этом смысле наука
не онтологична, как то хочет сделать Мейерсон ***. Поз-
нание мира социального есть познание объективированное,
но это другая ступень объективации, * Это утверждает
Шестов. ** Это центральная мысль Бруншвига. *** см.
книгу Мейерсона "De rexplication dans les sciences".
и с этой ступени может проливаться свет на весь процесс
объективации, которая неизбежно есть социализация. Мы
увидим, что объективированное познание стоит под знаком
общества и этим отличается от познания существования,
которое стоит под знакам общения. Объективированное
познание всех ступеней отвлечено от экзистенциального
субъекта, т. е. от человека. Экзистенциальный субъект
находится в бытии, но не в объективированном бытии, он
сам объективирует, вследствие своего пребывания в пад-
шем мире. Но экзистенциальный субъект ни в коем случае
не есть субъект биологический, психологический или со-
циологический, как то представляется объективированному
познанию. Натурализм есть порождение объективированного
познания, которое придает себе универсальное значение.
Натурализм имеет свою частичную правоту на известной
ступени объективации. Но всегда есть ложь универсальный
метафизический натурализм. Объективированный натурализм
всегда Представляет себе всякое бытие по образу матери-
ального. Он существует и в теологии и там даже игра-
ет-определяющую роль. Тогда Бог представляется объектом
и познается по аналогии с -вещами и предметами природ-
ного мира. Но мое существование может соприкасаться с
существованием Бога только потому, что Он не есть объ-
ект и не принадлежит объек- тиаированному миру, и пото-
му только я Ему могу принадлежать. Познание философское
всегда заключает в себе элементы объективации* но оно
стремится быть необъективированным познанием, иначе оно
не могло бы искать внутреннего смысла бытия. Раскрытие
смысла материи есть дух. Натуралистическая метафизика,
оперировавшая с субстанциями, была объективацией фило-
софского познания. Она пыталась быть эксцентричной в
отношении человеческого существования. Происходила объ-
ективация Бога, духа, души, смысла и т. п. Вот этой
объективированной натуралистической философии наступает
конец. Смысл моего существования не может быть найден в
этом мире, он может быть лишь в ином мире, не в природ-
но-объективированном мире. Великие философы всегда это
признавали, хотя бы выражали это в форме еще натуралис-
тической метафизики, например Спиноза, Сократ, Блажен-
ный Августин, Декарт обращались внутрь "я", к субъекту.
Кант более всех приблизился к своеобразной философии
существования, сделав различие между порядком природы и
порядком свободы. Внутреннее существование находится в
порядке свободы, а не в порядке природы. Кант очень по-
могает сокрушать старый рационализм, натурализм, наив-
ный объективизм и реализм. Но к новой экзистенциальной
философии он не пришел. Его феноменализм ошибочен. Уже
Плотин пытался преодолеть объекты и вещи и увидеть за
ними свободу *. Преодоление объективированного натура-
лизма в философии есть вместе с тем преодоление метафи-
зики понятий, ибо понятие-образуется об объектах, обра-
зование понятий есть объективация. Это есть также прео-
доление * Grittier Е. La philosophic de Plotin. той
ошибочной мысли, что мышление может быть отделено от
эмоций. Познание через понятия не есть познание бытия в
себе. Познание объективированное означает иррационали-
зацию иррационального бытия * Только символы и образы
приближают к тайне бытия **. Никакие понятия об объек-
тивированном мире не раскрывают ценностей жизни, смысла
жизни. Тайна существования, в которой раскрывается
смысл, есть совпадение подлежащего и сказуемого. "Я"
семь, другое "я" есть. Бог есть. Божий мир есть. Царс-
тво существующего есть царство индивидуального, в нем
нет общего, нет абстрагирования. И это раскрывается в
субъекте, в экзистенциальном субъекте, а не в объекте.
Бог действует в (субъекте, а не в объекте. Объективиро-
ванный мир есть безбожный и бесчеловечный мир. Объекти-
вация Бога есть превращение Его в безбожную и бесчело-
вечную вещь. Царство культуры есть еще царство объекти-
вации, хотя за ней скрыт творческий экзистенциальный
субъект. Поэтому культура не есть последнее. Культуру
ждет конец и страшный суд. Даже эстетическое восприятие
предмета есть еще объективация, не есть то соединение с
предметом, при котором предмета уже нет, как объекта.
Культура есть иная ступень объективации, чем природа и
даже чем общество. Но она находится под властью общест-
ва, которое есть объективация по преимуществу. В ней
творческий акт человека протягивается вниз и подчиняет-
ся закону ***. Объективация на всех своих ступенях есть
царство закона, а не царство благодати. В этом ее рели-
гиозное оправдание. Но и сама религия, как явление со-
циальное, есть объективация, и, конечно, объективация
есть теология. Смысл религиозной жизни человечества в
прорыве за царство объективации, за царство закона, за
царство необходимости общества и природы. Но религия
историческая всегда объективируется и социализируется.
И тогда она подпадает под власть необходимости. Тогда
религия рационализируется. Тогда религия создает не об-
щение, а общество, тогда она подчинена государству,
тогда ее можно объяснять социологически. Поэтому рели-
гия не последнее, не есть самое откровение, не есть су-
ществование человека в Боге ****. Пророческое начало в
религии есть прорыв в царстве объективации. Церковь
есть объективация и общество. Но Церковь есть также об-
щение и внутреннее существование. В этом трудность
проблемы. Это разрезывает всю человеческую жизнь, раз-
резывает и все человеческое познание. Познание есть
объективация, и познание есть осознание объективации,
оно выводит из царства объективации к царству духа и
смысла. Дуализм есть основная истина философии, но дуа-
лизм этот не есть последняя онтологическая истина. Поз-
нание часто отождествляется с рационализацией. И ра*
Виндельбанд и Риккерт это понимают, но ошибочно ищут
для философии выхода в нормативизме. ** Лучше других
это понимает Яслерс. *** см. мою книгу "Смысл творчест-
ва". **** В этом отношении есть много верного у К. Бар-
та.
ционализация занимает большое место в познании. Но вся-
кая рационализация не есть только объективация, т. е.
отчуждение, но есть также достижение "общего", вместо
"общения" и приобщения. Много раз указывали на то, что
от рационального познания ускользает индивидуальное. Мы
видели уже, что объективация есть разобщение. Но это
разобщение утверждается в общем. Познание ставит проб-
лему иррационального и неизбежно упирается в проблему
иррационального. Немецкая философия с особенной остро-
той ставила проблему иррационального и была попыткой
рационального познания иррационального. На иррациональ-
ную тайну должен быть брошен свет разума. В этом своем
великом деле разум совсем не обязательно должен дейс-
твовать рационализирующе. Разум не есть только ratio, в
разуме есть также Логос. Признание границы разума во
встрече с иррациональностью бытия, парадоксальности и
противоречивости перся тайной бытия есть показатель не
только слабости разума и познания, но также и их силы.
И наибольшая слабость разума обнаруживается именно в
рационализации, ибо рационализм не в силах трансценден-
тировать, в рационализме разум не в силах перейти за
собственные границы, возвыситься над собой. Между тем
как в этом трансцендентировании вся сила разума, высшее
достижение познания - docta ignorantia * апофатическое
познание ". В познании неизбежно есть не только имма-
нентный, но и трансцендентный элемент. Но самое транс-
цендентирование- имманентно познанию, есть познаватель-
ный акт. Объективация есть рационализация в том смысле,
что она продукты мысли (например, субстанция, универса-
лии и т. п.) принимает за реальности. В объективации и
рационализации мысль не трансценди- рует к иррациональ-
ному и индивидуальному, т. е. к существованию и сущест-
вующему. И важнее всего установить два типа познания -
познания, как объективации, как рационализации, не
трансцендирующей границ разума и достигающей лишь обще-
го, и познания, как бытия и существования, в котором
разум трансцен- дирует к иррациональному и индивидуаль-
ному, как общения и приобщения. Эти два типа познания
всегда существуют в истории человеческой мысли. Позна-
ние может быть рассматриваемо в двух разных перспекти-
вах - в перспективах общества, сообщения в общем, т. е.
объективации, и в перспективах общения, т. е. приобще-
ния к существованию, погружений в индивидуальное. Это и
есть главная моя тема. Объективированное познание, не
желающее знать экзистенциального субъекта, есть всегда
социализация познания, и мы увидим, что его общеобяза-
тельность носит характер социальный и зависит от степе-
ни общности. Социология познания должна быть еще созда-
на **. Но социологию тут * -ученое незнание (лат.),
умудренное неведение (Николай Кузанский)* ** Scheler М.
Die Wissenschaft mid die Geselschaft. Problemeemer So-
ciologie des Wissens. Книга эта ценна как постановка
проблемы, но не удовлетворяет меня. Имеет значение так-
же работа Зиммеля. нужно понимать совсем не так, как ее
понимает позитивизм. Наоборот, эта социология есть ме-
тафизическая дисциплина, она ставит проблему общества,
общности и общения, как предельную проблему бытия. Бы-
тие есть или общение и приобщение или общество и сооб-
щение. Идея совершенной рационализации и социализации
всех сфер жизни через науку есть ложная и совершенно
антихристианская идея. Тут наука понимается как сиан-
тизм, как универсализация известных ступеней и форм
познания, имеющих лишь частичное значение. Невозможно
достижение единства, монизма на почве наукообразного
знания и организованных форм общества. Это означало бы
достижение единства вне тайны человеческого существова-
ния или в существовании, окончательно выброшенном в ми-
ре, окончательно объективированном и отчужденном. Дос-
тижение окончательного единства, разрешающего все про-
тиворечия и антиномии человеческой мысли и человеческо-
го общения, достижимо лишь апофатически, как апофати-
ческое познание Абсолютного, или общение в Боге и царс-
тве Божьем. По ею сторону при катафатическом мышлении
38 Боге, при жизни в объективированном обществе остает-
ся дуализм, борьба двух начал, противоречие, трагизм.
Вся проблема в том, мыслимо ли достижение окончательно-
го единства, гармонии, общности лишь на высшей ступени,
что есть апофатика, или оно мыслимо и на низших ступе-
нях, что есть катафатика, как утверждает рационализм,
позитивизм, сиантизм, коммунизм. Тут проблема познания
и проблема общества тесно связаны. Маркс прав был, ког-
да это утверждал. До сих пор философия не обращала дос-
таточного внимания на связь проблемы познания с пробле-
мой общества, со ступенями общения или делала это в
форме социологического позитивизма и исторического ма-
териализма, придавая социологии значение универсальной
науки. Но проблему социологии познания нужно поднять на
высшую метафизическую ступень. Познание связано со сту-
пенями сознания, ступени же сознания связаны со ступе-
нями общности. Познание есть расширение нашей общности.
Подлинная же общность достижима лишь внутри подлинного
существования, т. е. как общение, а не только как объ-
ективированное общество. Общение принадлежит к царству
духа, а не к царству природы. И в нем познание приобре-
тает иной характер. Человек иначе относится к другому
человеку, если он знает его внутреннее существование,
знает его, как "я", или как "ты", а не как объект. В
этой перспективе и общность познания иная. Философия, в
сущности, всегда имеет дело с человеком в его внутрен-
нем существовании и потому должна познавать с точки
зрения человека. Открывающиеся нам вещи и объекты не
раскрывают нам смысла, смысл сообразен с познающим
субъектом, он лежит в существовании. Поэтому познание
смысла находится вне рационализации как объективации.
Познание раскрывается из недр бытия и причастно сущест-
вованию. Но в бытии падшем происходит объективация, в
которой закрывается существование. Для знания существо-
вание начинает раскрываться снизу, а не сверху,-- у
Маркса, как голод, экономика, у Фрейда, как похоть,
пол, глубже у Гейдеггера, как забота и страх. Сверху
существование раскрывается как дух. Величайшая тайна
познания в том, что возможно познание материальных ве-
щей и предметов, когда познание по природе своей не ма-
териально. Эта проблема стояла перед Фомой Аквинатом,
как проблема интеллекции. Но проблема разрешима, только
если признать, что познание бытийственно, что в нем
просветляется тьма бытия, что оно способно мир объекти-
вированный взять внутрь духа. Вера в непреложность за-
конов природы, восходящая к греческой геометрии, есть
вера в разум, заложенный в природе, т. е. в духовность
природы. Но тут духовность объективрруется и нас давит.
Эта объективированная духовность должна быть взята
внутрь нашего существования и понята как судьба нашего
существования. "Законы природы" есть лишь судьба чело-
века. Употребляя выражение "экзистенциальный субъект",
мы употребляем еще гносеологическую терминологию. Это
не окончательная терминология. Окончательная экзистен-
циальность достигается лишь тогда, когда субъект прев-
ращается в человеческую личность. Экзистенциальная фи-
лософия есть персонали- стическая философия. Познает
человеческая личность, и мы стоим перед вопросом, есть
ли познание ее творческий акт и предполагает ли оно ее
свободу. Бердяев Н. А. И мир объектов. Опыт философии
одиночества и общения. Париж, 1931. С. 57-65