Г. В. ЛЕЙБНИЦ                                       
Что  по  этой причине все происходит в соот-           
ветствии с упрочившейся предопределенностью (verhangni-
fi 15),  так же достоверно,  как и то, что трижды три -
девять.  Ибо предопределенность заключается в том,  что
все связано с чем-то другим, как в цепи, и потому (все)
будет происходить так же неотвратимо,  как это было ис-
покон веков, и как безошибочно происходит и теперь, ес-
ли происходит.  Древние поэты,  Гомер и другие, назвали
это  золотой  цепью,  подвешенной под небесами велением
Юпитера,  которую невозможно разорвать,  сколько бы  на
нее ни навешивали. Эта цепь состоит из последовательно-
го ряда причин и действий.  Каждая причина  имеет  свое
определенное действие,  которое она вызвала бы, если бы
была единственной;  однако если причина не одна- единс-
твенная,  то  из взаимодействия многих причин неизбежно
следует некоторое действие  или  результат  (auswurff),
соразмерные силе каждой из причин,  и это верно и в том
случае, когда взаимодействуют не только две, но и 10, и
1000,  и  даже бесконечное число вещей,  что в действи-
тельности и происходит в мире.  Математика, или искусс-
тво  измерения,  могла  бы очень хорошо объяснить такие
вещи,  ибо в природе все как бы отмерено числом, мерой,
весом или силой.  Когда,  например,  какой-нибудь шар в
свободном пространстве ударяется о другой и если  зара-
нее известна величина их, а также направление их движе-
ния,  то можно предварительно вычислить и сказать,  как
они оттолкнутся друг от друга и какое направление (сво-
его движения) примут после столкновения. Все, что имеет
свои  правила,  также и совершается по ним,  все равно,
возьмем ли мы то или  иное  количество  шаров  или  ка-
ких-либо  других фигур.  Отсюда,  таким образом,  можно
заключить, что в обширном нашем мире все происходит ма-
тематически, т. е. безошибочно, так что если бы кто-ни-
будь сумел в достаточной мере проникнуть в более глубо-
кие  составные  части  вещей (in die inneren theile der
dingo) и к тому же обладал достаточной памятью и  разу-
мением  (verstand)  для того,  чтобы учесть рее обстоя-
тельства и не оставлять ничего без внимания,  то он  бы
был пророком и видел бы будущее в настоящем, как в зер-
кале.  Ведь точно так же,  как мы можем утверждать, что
цветы,  да,  собственно, и животные, сформированы уже в
семени,  хотя они, правда, могут претерпеть и некоторые
изменения  благодаря  различным обстоятельствам,  точно
так же мы можем сказать, что весь будущий мир уже задан
в  мире современном и полностью преформирован (vollkom-
mentlich vorgebildet sey) , так что никакое обстоятель-
ство  извне  не может ничему помешать,  ибо вне мира не
существует ничего.  Заметим,  однако,  что ограниченный
рассудок  (verstand)  Нев  состоянии предвидеть будущие
события исходя из (существующих) обстоятельств,  потому
что мир состоит из бесчисленных ве-                    
щей, которые взаимодействуют,  и нет такой вещи,  сколь
бы малой, отдаленной она ни была, чтобы, согласно своей
мере,  она не вносила никакого вклада во всеобщее взаи-
модействие.  Ибо такие малые вещи часто вызывают огром-
ные и сильные изменения. Например, я считаю себя вправе
утверждать,  что мушка могла бы вызвать изменения в це-
лом  государстве,  если бы она летала перед самым носом
короля,  принимающего в этот момент важные решения, ибо
может  случиться  так,  что  рассудок его в этот момент
уподобляется весам в поисках одинаковых  оснований  как
для одного, так и для другого решения. И может быть, он
уже близок к принятию решения,  к которому склоняется с
большим  основанием;  Мушка же может помешать и воспре-
пятствовать ему именно в тот момент, когда он собирает-
ся  (окончательно) выяснить возможность другого решения
и из-за мушки не может придумать  ничего  путного.  Те,
которые знакомы с действием артиллерии,  знают,  к чему
может привести маленькая неточность, из-за которой сна-
ряд  летит по совершенно другой траектории.  Можно ска-
зать (например) ,  что из-за такой именно мелочи и  был
убит Тюренн. И если бы этого не случилось, то тогдашняя
война протекала бы совсем по- другому,  а потому и сов-
ременные обстоятельства сложились бы совсем иначе.  Хо-
рошо известно также,  что достаточно искорке попасть  в
пороховой погреб, чтобы погиб целый город. Действие та-
ких мелочей и есть причина того,  что некоторые  предс-
тавляют себе вещи неверно,  воображая, что все происхо-
дит как попало (es geschetle etwas  ohnegefahr),  а  не
определенно;  ведь различие заключается не в вещах,  но
только в нашем понимании, не улавливающем всей совокуп-
ности мелочей,  каждая из которых производит определен-
ное действие,  и не берущем в расчет  причину,  которую
оно  не видит,  и потому считающем,  что все происходит
как попало. Эта безошибочность предопределенности может
служить нам средством успокоения души; ведь если кто-то
получил дважды деньги и каждый раз не более чем  тысячу
талеров,-то мы сочли бы его просто неразумным,  если бы
он после этого гневался на то,  что у него  в  кошельке
только две тысячи талеров, а не три тысячи. Итак, все в
природе отмерено верно и точно.  Конечно,  можно возра-
зить,  что я зол именно оттого, что я получил по тысяче
талеров только два раза, но не большее количество раз и
что  если  бы это произошло трижды,  то я бы располагал
нужной мне суммой.  Однако тот, кто верно понимает, что
вся природа имеет правильную меру,  правильно заключит,
что поскольку он этих денег не получил,  то их и не мо-
жет быть в-природен что поэтому просто нелепо требовать
мху "ее,  точно-также как нелепо требовать от  кошелька
денег,  которые в него не вложили; Можно было бы задать
вопрос каким образом получилось так, что вся природа во
все времена воспринимается нами такой, какой мы ее зас-
таем,  в то время как было бы,  быть может, лучше, сели
бы она была такой,  какой мы бы хотели ее видеть,  сог-
ласно нашим представлениям. Ответ на этот вопрос таков:
несомненно,  то, что вся природа имеет такую направлен-
ность своего движения, а не другую, также имеет опреде-
ленную  причину.  И  поскольку мы всегда удовлетворены,
когда узнаем причину,  по которой вещи должны существо-
вать,  точно  так же мы всегда должны стремиться угомо-
нить нашу душу в ее любознательности сознанием  наличия
безошибочно  действующих причин,  если даже мы в данный
момент не в состоянии распознать их во всех  подробнос-
тях. Лейбниц Г. В. О предопределенности // Сочинения. В
4 т.  М.,  1982. Т. 1. С. 237-239                      
Д. Юм                                                
 Чтобы начать по                                  
порядку,  нам  надо исследовать идею причинности и пос-
мотреть, из какого источника она происходит. Невозможно
правильно рассуждать,  не поняв в совершенстве ту идею,
о которой мы рассуждаем,  и невозможно-понять в  совер-
шенстве какую-нибудь идею, не следуя за ней к ее источ-
нику и не рассматривая первичного впечатления, от кото-
рого  она происходит.  Рассмотрение впечатления придает
ясность идее,  а рассмотрение идеи придает такую же яс-
ность всему нашему рассуждению. Итак, возьмем любые два
объекта,  которые мы называем причиной и  действием,  и
всесторонне  рассмотрим их,  чтобы открыть то впечатле-
ние,  которое производит столь исключительную по значе-
нию идею. С первого же взгляда я замечаю, что мне неза-
чем искать это впечатление в каком-нибудь из  особенных
качеств  объектов,  ибо  какое  бы из этих качеств я ни
выбрал, я всегда нахожу некоторый объект, не обладающий
им  и тем не менее подпадающий под наименование причины
или действия.  И действительно,  все  существующее  как
вне, так и внутри (нас) не может не рассматриваться или
как причина,  или как действие,  хотя ясно,  что нет ни
одного качества, которое принадлежало бы всем существам
вообще и давало бы им право на  подобное  наименование.
Таким  образом,  идея причинности должна происходить от
какого-нибудь отношения между  объектами,  и  отношение
это мы должны теперь постараться открыть.  Прежде всего
я замечаю, что все объекты, рассматриваемые как причины
или действия, смежны и что ни один объект не может про-
извести действие в такое время и в таком месте, которые
хоть  несколько  отдалены  от времени или места его су-
ществования. Хотя иногда и может казаться, что отдален-
ные  объекты производят друг друга,  но по рассмотрении
обычно выясняется,  что они связаны далью причин, смеж-
ных как друг с другом, так не отдаленными друг от друга
объектами; и если мы даже не можем открыть этой связи в
каком-нибудь  конкретном случае то все же предполагаем,
что она существует. Таким образом, мы можем считать от-
ношение смежности существенным для отношения причиннос-
ти... Второе отношение, которое я отмечу как существен-
ное для                                                
причин и  действий,  не столь общепризнано и может дать
повод к некоторому спору. Это отношение предшествования
во времени причины действию.  Некоторые утверждают, что
предшествование причины ее действию не абсолютно  необ-
ходимо  и  что любой объект или действие в самый первый
момент своего существования может проявить свое  порож-
дающее качество (productive quality) и дать начало дру-
гому объекту или действию, вполне одновременному с ним.
Но помимо того,  что опыт в большинстве случаев, по-ви-
димому,  противоречит этому мнению, мы можем установить
отношение предшествования с помощью своего рода умозак-
лючения или рассуждения.  Как в естественной,  так и  в
моральной философии общепризнано положение, что объект,
который существует некоторое время как полностью прояв-
ляющий  все свои свойства (in its full perfection) и не
производит другого объекта,  не  является  единственной
причиной  последнего,  но что ему помогает какой-нибудь
другой принцип,  пробуждающий его из состояния  бездея-
тельности и заставляющий проявлять ту энергию,  которая
таилась в нем.  Но если какая-нибудь причина может быть
вполне одновременной со своим действием,  то,  согласно
вышеуказанному положению, и все причины должны быть та-
ковыми, так как любая из них, опоздав хоть на мгновение
со своим действием,  не проявляет его в тот  самый  мо-
мент, когда она уже могла бы действовать, и в силу это-
го не является настоящей причиной. Следствием этого бы-
ло бы не более не менее, как уничтожение последователь-
ности причин,  наблюдаемой нами в мире,  и даже  полное
уничтожение времени,  ибо если бы одна причина была од-
новременна со своим действием, а это действие - со сво-
им действием и т.  д., то ясно, что вообще не существо-
вало бы последовательности и все объекты должны были бы
быть сосуществующими.  Если этот аргумент покажется чи-
тателю удовлетворительным,  тем лучше;  если же нет,  я
попрошу его дать мне то же право,  которым я воспользо-
вался в предшествующем случае, т. е. право считать свой
аргумент удовлетворительным;  читатель увидит, что осо-
бого значения вопрос этот не имеет. Открыв или же пред-
положив,  таким образом,  что оба отношения смежности и
последовательности существенны для причин и действий, я
вижу,  что  вынужден  остановиться  и не могу двигаться
дальше, рассматривая какой-либо единичный пример причи-
ны  и  действия.  Движение одного тела при столкновении
считается причиной движения другого тела.  Рассматривая
же эти объекты с величайшим вниманием, мы видим только,
что одно тело приближается к  другому  и  что  движение
первого предшествует движению второго,  причем, однако,
перерыва (в движении) не замечается.  Напрасно стали бы
мы  и далее отягощать себя-размышлениями по этому пово-
ду;  мы не сможем двинуться дальше, если будем рассмат-
ривать  только  указанный  единичный  пример.  Если  бы
кто-нибудь оставил данный пример в стороне и  попытался
определить причину, сказав, что она есть нечто порожда-
юшее нечто другое, то очевидно, что он не сказал бы тем
самым ничего. Ибо что он подразумевает под порождением?
Может ли он дать этому слову такое определение, которое
не  будет  тождественным определению причинности?  Если
да,  пусть он выскажет это определение;  если нет, зна-
чит, он вращается в кругу и приводит вместо определения
равнозначный термин.  В таком случае не  удовлетворимся
ли мы двумя отношениями смежности и последовательности,
признав, что они дают полную идею причинности? Ни в ко-
ем случае.  Объект может быть смежным другому объекту и
предшествовать ему,  не будучи  рассматриваем  как  его
причина.  Надо  еще  принять  во  внимание  необходимую
связь, и это отношение гораздо важнее, чем два вышеупо-
мянутых.  Теперь я снова рассматриваю вопрос всесторон-
не, чтобы открыть природу этой необходимой связи и най-
ти то впечатление или те впечатления,  от которых может
происходить эта идея.  Стоит мне бросить взгляд на  из-
вестные качества объектов,  чтобы непосредственно обна-
ружить,  что отношение причины и действия от них совер-
шенно не зависит.  Рассматривая их отношения,  я нахожу
лишь отношения смежности и последовательности,  которые
уже признал недостаточными и неудовлетворительными. Не-
ужели же,  отчаявшись в успехе, я стану утверждать, что
обладаю идеей,  которой не предшествует никакое сходное
с ней впечатление?  Это было бы слишком  явным  доказа-
тельством шаткости и непостоянства, коль скоро противо-
положный принцип уже так твердо установлен мной, что не
допускает  никаких  дальнейших сомнений по крайней мере
до тех пор,  пока мы еще не рассмотрели более совершен-
ным образом встреченное нами затруднение. Мы должны по-
этому поступать подобно тем  людям,  которые  ищут  ка-
кую-нибудь скрытую от них вещь и, не находя ее там, где
ожидали ее встретить,  обыскивают ближайшие окрестности
без  определенного  намерения и плана,  надеясь лишь на
то, что счастливый случай наконец натолкнет их на пред-
мет их поисков.  Нам необходимо оставить непосредствен-
ное рассмотрение вопроса о природе  необходимой  связи,
входящей  в  (состав) нашей идеи причины и действия,  и
постараться найти какие-нибудь другие вопросы, исследо-
вание которых даст нам, быть может, указание, пригодное
для того, чтобы разъяснить встреченное затруднение. Мне
приходят в голову два таких вопроса, к рассмотрению ко-
торых я и приступлю. Во-первых, почему мы считаем необ-
ходимым, чтобы всякая вещь, существование которой имеет
начало,  имела бы также и причину? Во-вторых, почему мы
заключаем,  что  такие-то  особенные причины необходимо
должны иметь такие-то особенные действия?  И далее, ка-
кова природа заключения, которое мы делаем, переходя от
одних к другим,а также той веры, с которой мы относимся
к этому заключению? Прежде чем идти дальше, замечу сле-
дующее:  хотя идеи причины  и  действия  происходят  не
только  от  впечатлений  ощущения,  но и от впечатлений
рефлексии, однако ради краткости я упоми-              
Halo лишь первые в-качестве  источника  этих  идей;  но
пусть все, что я говорю об этих первых, применяется и к
последним. Подобно тому как внешние тела соединены меж-
ду собой, так и страсти соединены со своими объектами и
друг с другом.  Следовательно,  то отношение причины  и
действия,  которое  присуще одним,  должно быть общим и
всем им.  ...Мы должны теперь рассмотреть вопрос о том,
в  чем состоит наша идея необходимости,  когда мы гово-
рим,  что два объекта необходимо связаны друг с другом.
И в данном случае я повторю то,  что мне уже часто при-
ходилось высказывать,  а именно,  ввиду того что у  нас
нет такой идеи,  которая не происходила бы от впечатле-
ния, мы должны найти какое-либо впечатление, дающее на-
чало идее необходимости,  если мы утверждаем, что такая
идея действительно есть у нас... Предположим, что перед
нами налицо два объекта,  один из которых - причина,  а
другой - действие;  ясно, что путем простого рассмотре-
ния  одного из этих объектов или же их обоих мы никогда
не заметим той связи,  которая их соединяет,  и никогда
не будем в состоянии решить с достоверностью, что между
ними есть связь.  Итак,  мы приходим к идее  причины  и
действия,  необходимой связи, силы, мощи, энергии и де-
еспособности не на основании  какого-нибудь  единичного
примера. Если бы мы никогда ничего не видели, кроме со-
вершенно отличных друг от  друга  единичных  соединений
объектов,  мы никогда не были бы в состоянии образовать
подобные идеи.  Но далее, предположим, что мы наблюдаем
несколько примеров того, что одни и те же объекты всег-
да соединены вместе:  мы тотчас же  представляем  себе,
что  между ними существует связь,  и начинаем заключать
от одного из них к другому. Таким образом, эта множест-
венность  сходных  примеров оказывается самой сущностью
силы, или связи, и является тем источником, откуда про-
истекает эта идея. Следовательно, чтобы понять идею си-
лы,  мы должны рассмотреть эту множественность - больше
ничего  и  не требуется,  чтобы преодолеть затруднение,
так долго смущавшее нас.  Ибо я рассуждаю следующим об-
разом:  повторение совер щенно сходных примеров само по
себе никогда не может породить первичной идеи, отличной
от  того,  что  может быть обнаружено в любом единичном
примере,  как это уже было замечено нами и  как  это  с
очевидностью  вытекает из нашего основного принципа все
идеи скопированы с впечатлений.  Итак,  поскольку  сила
является  новой первичной идеей,  которая не может быть
обнаружена ни в одном примере и которая  тем  не  менее
возникает при повторении нескольких примеров, то отсюда
следует, что повторение само по себе не производит дан-
ного действия,  но что оно должно открыть нам или поро-
дить нечто новое,  что являлось бы источником указанной
идеи. Если бы повторение не открывало нам пне порождало
чего-либо нового,  оно могло бы  только  умножить  наши
идеи,  но не могло бы ничего прибавить к их содержанию,
полученному из наблюдения над единичным примером. Таким
образом,  всякое прибавление (такое, как идея силы, или
связи)., порождаемое множественностью сходных примеров,
скопировано с каких-нибудь действий этой множественнос-
ти и станет вполне понятным нам,  когда мы  поймем  эти
действия.  Как только мы обнаружим, что повторение отк-
рывает нам или производит что-нибудь новое,  в  этом-то
новом  мы  и  должны будем поместить силу и нам незачем
будет искать ее в каком-нибудь другом объекте. Но преж-
де  всего  очевидно,  что повторение сходных объектов в
сходных отношениях последовательности  и  смежности  не
открывает  нам  ничего нового ни в одном из этих объек-
тов,  поскольку мы не можем вывести из этого повторения
никакого заключения и не можем сделать его предметом ни
демонстративного, ни вероятного заключения... Предполо-
жим даже, что мы могли бы вывести отсюда некоторое зак-
лючение,  в данном случае оно было бы бесполезно:  ведь
никакое заключение не может дать начала новой идее, ка-
ковой является идея силы,  но,  делая любое заключение,
мы должны предварительно обладать ясными идеями,  кото-
рые могут быть объектами нашего заключения. Представле-
ние  всегда  предшествует процессу познания (understan-
ding),  а когда первое неясно - и второй  недостоверен,
когда  одно отсутствует - и другой не должен иметь мес-
та.  Во-вторых, очевидно, что повторение сходных объек-
тов  в сходных положениях не порождает ничего нового ни
в этих объектах, ни в каком бы то ни было внешнем теле,
ибо все легко согласятся с тем, что те различные приме-
ры соединения сходных причин и  действий,  которыми  мы
обладаем,  сами  по себе совершенно независимы и что то
сообщение движения,  которое я наблюдаю теперь как  ре-
зультат столкновения двух бильярдных шаров,  совершенно
отлично от того,  которое, я наблюдал как результат по-
добного толчка год тому назад.  Эти толчки не оказывают
влияния друг на друга,  они вполне разделены по времени
и  месту,  и один из них мог бы существовать и сообщать
движение,  хотя бы  другого  никогда  не  существовало.
Итак,  постоянное  соединение  объектов  и  непрерывное
сходство в их отношениях последовательности и смежности
не  открывает  нам и не производит ничего нового в этих
объектах,  но сходство это дает начало идеям  необходи-
мости,  силы и дееспособности.  Таким образом, эти идеи
не воспроизводят чего-либо такого,  что принадлежит или
может  принадлежать постоянно соединенным друг с другом
объектам.  С какой бы точки зрения мы ни  рассматривали
этот  аргумент,  мы  найдем  его вполне неопровержимым.
Сходные примеры,  несомненно,  являются  первоначальным
источником нашей идеи силы,  или необходимости,  хотя в
то же время с помощью этого сходства они  не  оказывают
влияния ни друг на друга, ни на какой-либо внешний объ-
ект.  Итак, нам придется искать происхождение этой Идеи
в  какой-либо  другой  области.  Хотя различные сходные
примеры,  дающие начало идее силы, не оказывают влияния
друг на друга и никогда не могут породить в объекте но-
вого качества, которое могло бы служить моделью        
этой идеи, однако наблюдение указанного сходства порож-
дает новое впечатление в уме,  впечатление,  являющееся
реальной моделью данной идеи,  ибо,  после того как  мы
наблюдали  сходство на достаточном количестве примеров,
мы непосредственно чувствуем, что наш ум вынужден пере-
ходить  от одного из объектов к его обычному спутнику и
представлять его благодаря этому отношению более  живо.
Это  принуждение является единственным действием сходс-
тва, а следовательно, оно должно быть тождественным си-
ле, или дееспособности, идея которой возникает из этого
сходства. Различные примеры сходных соединений приводят
нас к понятию силы и необходимости. Примеры эти сами по
себе существуют совершенно отдельно друг от друга и по-
лучают связь только в уме, который наблюдает их и соби-
рает их идеи.  Таким обра зом, необходимость есть дейс-
твие указанного наблюдения;  она не что иное, как внут-
реннее впечатление ума,  или принуждение к тому,  чтобы
переносить нашу мысль с одного объекта на другой.  Если
мы не будем рассматривать необходимость  с  этой  точки
зрения,  мы никогда не придем даже к самому отдаленному
понятию о ней и не будем в состоянии  приписать  ее  ни
внешним,  ни внутренним объектам,  ни духу, ни телу, ни
причинам,  ни действиям. Необходимая связь между причи-
нами  и действиями является основанием нашего вывода от
одних к другим.  Основанием вывода является переход  от
впечатления к идее,  порождаемый привычным соединением.
Следовательно,  необходимая связь и переход - одно и то
же.  Идея  необходимости происходит от какого-либо впе-
чатления. Но ни одно из впечатлений, доставляемых наши-
ми чувствами, не может дать нам этой идеи; следователь-
но,  она должна происходить от какого-либо  внутреннего
впечатления,  или от впечатления рефлексии. Нет другого
внутреннего впечатления,  которое имело бы отношение  к
данному вопросу, кроме порождаемой привычкой склонности
переходить от какого-нибудь объекта к идее его обычного
спутника.  Следовательно, в этом и заключается сущность
необходимости. В общем необходимость есть нечто сущест-
вующее в уме, а не в объектах, и мы никогда не составим
о ней даже самой отдаленной идеи, если будем рассматри-
вать ее как качество тел.  Или у нас нет идеи необходи-
мости,  или же необходимость не что иное, как принужде-
ние  нашей  мысли к переходу от причин к действиям и от
действий к причинам сообразно их связи,  известной  нам
из опыта. Итак, подобно тому как необходимость, застав-
ляющая дважды два равняться четырем  или  же  три  угла
треугольника быть равными двум прямым углам, заключает-
ся исключительно в акте познания, в акте, с Помощью ко-
торого мы рассматриваем и сравниваем данные идеи, так и
необходимость,  или сила.,  соединяющая причины и дейс-
твия, заключается в принуждении ума к переходу от одних
к другим.  Дееспособность, или энергия, причин не нахо-
дится ни в самих объектах, ни в божестве, ни в соедине-
нии этих двух принципов - она всецело принадлежит душе,
рассматривающей  связь двух или большего числа объектов
во всех прошлых примерах.  Вот где лежит реальная  сила
причин,  равно как их связь и необходимость.  Я сознаю,
что из всех парадоксов, которые я уже имел и буду иметь
случай высказать в своем трактате,  настоящий самый яр-
кий; только прибегнув к основательным доказательствам и
рассуждениям, я могу надеяться на то, что он будет при-
нят и победит  застарелые  предубеждения  человеческого
рода.  Прежде чем примириться с этой доктриной, сколько
раз придется нам повторять себе, что простое восприятие
двух  объектов  или  актов,  как бы они ни были связаны
друг с другом, никогда не может дать нам идеи силы, или
связи между ними; что эта идея происходит от повторения
их соединения; что это повторение не открывает нам и не
производит ничего в объектах,  но только влияет при по-
мощи порождаемого им привычного  перехода  на  ум;  что
этот привычный переход, следовательно, то же самое, что
сила и необходимость, которые, стало быть, являются ка-
чествами восприятий,  а не объектов,  качествами, внут-
ренне чувствуемыми нашей душой, а не наблюдаемыми внеш-
ним образом в телах... Теперь настало время собрать все
отдельные части нашего рассуждения и,  соединив их вое-
дино, дать точное определение отношения причины и дейс-
твия. Можно дать этому отношению два определения, кото-
рые отличаются друг от друга только тем,  что представ-
ляют различный взгляд на один и тот же предмет, застав-
ляя нас рассматривать указанное отношение или как фило-
софское,  или как естественное,  или как  сопоставление
двух идей,  или как ассоциацию между ними. Мы можем оп-
ределить причину  как  объект,  предшествующий  другому
объекту  и смежный ему,  причем все объекты,  сходные с
первым, находятся в одинаковых отношениях предшествова-
ния и смежности к тем объектам,  которые сходны со вто-
рым.  Если это определение признают  неправильным,  так
как в него входят объекты,  чуждые причине, то мы можем
заменить его другим определением, а именно причина есть
объект,  предшествующий другому объекту,  смежный ему и
так с ним соединенный, что идея одного из них определя-
ет ум к образованию идеи другого,  а впечатление одного
- к образованию более живой идеи другого... Так как все
объекты  могут стать причинами или действиями друг дру-
га,  то не мешает установить некоторые  общие  правила,
при помощи которых мы могли бы распознавать,  когда они
действительно оказываются таковыми.  1. Причина и дейс-
твие  должны  быть смежными друг другу в пространстве и
времени.  2. Причина должна предшествовать действию. 3.
Между причиной и действием должна быть постоянная связь
(union).  Это качество и образует главным образом отно-
шение. 4. Одна и та же причина всегда производит одно и
то же действие,  а одно и то же действие всегда вызыва-
ется одной и той же причиной.  Принцип этот мы получаем
из опыта, и он является                                
источником большинства наших философских суждений. Ибо,
открыв при помощи ясного опыта причины или действия ка-
кого- нибудь явления, мы непосредственно распространяем
свое наблюдение на все явления подобного рода, не дожи-
даясь того постоянного повторения,  которое дало начало
первичной  идее  этого отношения.  5.  В зависимости от
только что  изложенного  принципа  находится  еще  один
принцип,  а  именно  когда различные объекты производят
одно и тоже действие; это происходит при посредстве ка-
кого-либо качества,  общего им всем.  Ведь если сходные
действия предполагают сходные  причины,  то  мы  должны
всегда  приписывать причинность тому обстоятельству,  в
котором мы замечаем сходство. 6. Следующий принцип зиж-
дется  на  том же основании.  Различие в действиях двух
сходных объектов должно зависеть от той особенности,  в
силу которой они различаются. Ведь если сходные причины
всегда производят сходные действия,  то каждый раз, как
мы видим свое ожидание обманутым,  мы должны заключать,
что эта неправильность происходит от какого-нибудь раз-
личия в причинах. 7. Когда какой-либо объект увеличива-
ется или уменьшается в зависимости  от  увеличения  или
уменьшения  его причины,  то его надо рассматривать как
сложное действие, которое происходит от соединения нес-
кольких  различных  действий,  производимых несколькими
различными частями причины.  Мы  предполагаем  в  таком
случае, что отсутствие или присутствие одной части при-
чины всегда сопровождается отсутствием или присутствием
соответствующей части действия. Такое постоянное соеди-
нение в достаточной степени доказывает,  что одна часть
является причиной другой.  Мы должны,  однако,  остере-
гаться выводить такое заключение  из  небольшого  числа
опытов. Некоторая степень тепла доставляет нам удоволь-
ствие, если вы уменьшите эту степень, то и удовольствие
уменьшится, но отсюда не следует, что если вы увеличите
ее за пределы известной степени, то и удовольствие так-
же увеличится, ибо мы убеждаемся, что последнее перехо-
дит [тогда] в стра- дание.  8.  Восьмое,  и  последнее,
правило,  которое я отмечу,  состоит в том, что объект,
существующий в течение некоторого  времени  как  вполне
проявляющий все свои качествами не производящий опреде-
ленного действия,  не  является  единственной  причиной
этого  действия,  но  нуждается  в помощи какого-нибудь
иного принципа,  способного высвободить его силу и дея-
тельность. Ведь если сходные действия необходимо следу-
ют за сходными причинами,  смежными  им  во  времени  и
пространстве, то разделение . их, хотя бы на мгновение,
доказывает  неполноту-причини...  Таким  образом...   я
только  стремлюсь убедить читателя в истине своей гипо-
тезы,  в силу которой все  наши  суждения  относительно
причин и действий основаны исключительно на привычке...
Очевидно, что все рассуждения относительно фактов осно-
ваны  на  отношении причины и действия и что мы никогда
не можем вывести существование одного объекта из друго-
го, если они не взаимосвязаны, опосредованно или непос-
редственно.  Следовательно, чтобы понять указанные рас-
суждения, мы должны быть отлично знакомы с идеей причи-
ны; а для этого мы должны осмотреться вокруг, дабы най-
ти нечто такое,  что есть причина другого. На столе ле-
жит бильярдный шар,  а другой шар движется к нему с из-
вестной скоростью.  Они ударяются друг о друга,  и шар,
который прежде был в покое,  теперь приобретает  движе-
ние.  Это наиболее совершенный пример отношения причины
и действия, какой мы только знаем из чувств или из раз-
мышления.  Давайте поэтому исследуем его. Очевидно, что
перед тем как было передано движение,  два шара  сопри-
коснулись  друг с другом и что между ударом и движением
не было  никакого  промежутка  времени.  Пространствен-
но-временная смежность является, следовательно, необхо-
димым условием действия всех причин.  Подобным же обра-
зом очевидно, что движение, которое было причиной, пер-
вично по отношению к движению, которое было следствием.
Первичность во времени есть,  следовательно, второе не-
обходимое условие действия каждой причины.  Но  это  не
все. Возьмем какие- либо другие шары, находящиеся в по-
добной же ситуации,  и мы всегда найдем, что толчок од-
ного вызывает движение в другом.  Здесь, следовательно,
имеет место третье условие,  а именно по- стоянное сое-
динение  причины  и действия.  Каждый объект,  подобный
причине,  всегда производит некоторый объект,  подобный
действию.  Помимо этих трех условий смежности,  первич-
ности и постоянного соединения,  я не  могу  открыть  в
этой  причине ничего.  Первый шар находится в движении;
он касается второго;  непосредственно приходит в движе-
ние  второй  шар;  повторяя  опыт  с теми же самыми или
сходными шарами при тех же самых  или  сходных  обстоя-
тельствах, я нахожу, что за движением и касанием одного
шара всегда следует движение другого.  Какую бы форму я
ни придавал этому вопросу и как бы ни исследовал его, я
не могу обнаружить ничего большего.  Так обстоит  дело,
когда и причина,  и следствие даны ощущениям. Посмотрим
теперь, на чем основывается наш вывод, когда мы умозак-
лючаем из наличия одного,  что существует или будет су-
ществовать другое. Предположим, я вижу шар, двигающийся
по прямой линии по направлению к другому;  я немедленно
заключаю,  что они столкнутся и что второй шар придет в
движение.  Это  вывод  от причины к действию.  И такова
природа всех наших рассуждений в житейской практике. На
этом  основана  вся наша осведомленность в истории.  Из
этого выводится и вся философия, за исключением геомет-
рии и арифметики. Если мы сможем объяснить, как получа-
ется вывод из столкновения двух шаров,  мы будем в сос-
тояния  объяснить  эту  операцию  ума  во всех случаях.
Пусть некоторый человек, такой, как Адам, созданный об-
ладающим полной силой разума, не обладает опытом. Тогда
он никогда не будет в состоянии вывести движение второ-
го шара из                                             
движения и толчка первого. Выводить следствие заставля-
ет нас не какая-либо вещь,  которую разум усматривает в
причине. Такой вывод, будь он возможен, был бы равноси-
лен дедуктивному доказательству, ибо он всецело основан
на  сравнении идей.  Но вывод от причины к действию не-
равносилен доказательству,  что явствует из  следующего
очевидного  рассуждения.  Ум  всегда может представить,
что какое-либо действие вытекает из какой-либо  причины
и даже что какое-либо произвольное событие следует пос-
ле какого-то другого.  Все,  что бы мы  ни  вообразили,
возможно  по  крайней мере в метафизическом смысле;  но
всякий раз, когда имеет место дедуктивное доказательст-
во, противоположное невозможно и влечет за собой проти-
воречие.  Следовательно, не существует дедуктивного до-
казательства какого-либо соединения причины и действия.
И это принцип,  который философы признают всюду. Следо-
вательно,  для  Адама (если ему этого не внушили извне)
необходимо было бы иметь опыт,  свидетельствующий,  что
действие  следует за столкновением этих двух шаров.  Он
должен на нескольких  примерах  наблюдать,  что,  когда
один шар сталкивается с другим,  второй всегда приобре-
тает движение.  Если бы он наблюдал  достаточное  число
примеров этого рода,  то всякий раз,  когда бы он видел
один шар,  двигающийся по направлению к другому,  он бы
заключал без колебаний, что второй приобретет движение.
Его разум предвосхищал бы его взор и  осуществлял  умо-
заключение,  соответствующее его прошлому опыту. Отсюда
следует,  что все рассуждения  относительно  причины  и
действия  основаны  на  опыте  и что все рассуждения из
опыта основаны на предположении,  что в  природе  будет
неизменно сохраняться один и тот же порядок.  Мы заклю-
чаем,  что сходные причины при сходных  обстоятельствах
всегда будут производить подобные действия. Теперь, мо-
жет быть,  стоит рассмотреть, что побуждает нас образо-
вывать  умозаключения  с  таким бесконечным количеством
следствий. Очевидно, что Адам со всем своим знанием ни-
когда  не  был  бы в состоянии доказать,  что в природе
постоянно должен сохраняться один и тот  же  порядок  и
что  будущее  должно соответствовать прошлому.  Никогда
нельзя доказать,  что возможное ложно.  А возможно, что
порядок  природы  может измениться,  ибо мы в состоянии
вообразить такое изменение. * Более того, я пойду даль-
ше и буду утверждать, что Адам не смог бы доказать даже
и при помощи каких-либо  вероятных  умозаключений,  что
будущее должно соответствовать прошлому.  Все вероятные
умозаключения основаны на предположении, что существует
соответствие  между  будущим и прошлым,  а потому никто
никогда не сможет доказать,  что такое соответствие су-
ществует.  Это соответствие есть вопрос факта;, и, если
его следовало бы доказать,  оно не допускало бы никаких
доказательств, кроме почерпнутых из опыта. Но наш прош-
лый опыт не может ничего доказать относительно  будуще-
го,  разве лишь мы предположим, что между прошлым и бу-
дущим существует сходство.  Это,  следовательно, пункт,
который  вообще не может допускать доказательства и ко-
торый мы принимаем как нечто  само  собой  разумеющееся
без всякого доказательства.  Предполагать,  что будущее
соответствует прошлому,  побуждает нас  лишь  привычка.
Когда я вижу бильярдный шар, двигающийся по направлению
к другому,  привычка немедленно влечет мой ум к  обычно
имеющему место действию и предвосхищает то, что я затем
увижу,  (заставляя меня) воображать второй шар в движе-
нии.  В этих объектах, абстрактно рассматриваемых и не-
зависимых от опыта,  нет ничего, что заставляло бы меня
делать  такое умозаключение.  И даже после того как я в
(процессе) опыта  воспринимал  множество  повторяющихся
действий такого рода,  нет аргумента, понуждающего меня
предположить,  что действие будет соответствовать прош-
лому опыту. Силы, которые действуют на тела, совершенно
неизвестны.  Мы воспринимаем только свойства  тех  сил,
которые  доступны  ощущениям.  И  на каком же основании
должны мы думать,  что одни и те же силы  всегда  будут
сочетаться  с  одними  и теми же ощущаемыми качествами?
Следовательно, руководителем в жизни является не разум,
а привычка. Лишь она понуждает ум во всех случаях пред-
полагать,  что будущее соответствует прошлому. Каким бы
легким ни казался этот шаг, разум никогда в течение це-
лой вечности не был бы в состоянии его совершить. Юм Д.
Трактат о человеческой природе ///Сочинения. В 2 т. М.,
1965.  Т.  1.  С.  170-174, 186, 270-275, 281-283, 293,
796-800                                                
 Г. БАШЛЯР                                              
Не останавливаясь преждевременно на
преимущественно логических вопросах, обратимся к харак-
теристике индетерминизма.  В основе его лежит идея неп-
редсказуемости поведения.  Например,  нам ничего не из-
вестно об атоме, если он не рассматривается как то, что
сталкивается,  в модели, используемой кинетической тео-
рией  газа.  В частности,  мы ничего не знаем о времени
атомных соударений,  как это элементарное явление может
быть предвидимо, если оно "невидимо", т. е. не поддает-
ся точному описанию?  Кинетическая теория газа исходит,
следовательно,  из элементарного неопределимого или не-
определяемого  явления.  Разумеется,   неопределяемость
здесь не синоним недетерминированности. Но когда ученый
приводит доводы в пользу тезиса,  что некий феномен не-
определим, он этим обязан методу, заставляющему считать
этот феномен недетерминированным.  Он приходит к  инде-
терминизму, исходя из факта неопределенности. Применить
некоторый метод детерминации в отношении какого-то  фе-
номена - значит предположить,  что феномен этот испыты-
вает воздействие других феноменов,  которые его опреде-
ляют.  В свою очередь, если предположить, что некий фе-
номен не дотер-                                        
минирован, это значит тем самым  предположить,  что  он
независим  от других феноменов.  То огромное множество,
которое  представляют  собой  явления   межмолекулярных
столкновений  газа,  обнаруживается как некое целостное
распыленное явление, в котором элементарные явления со-
вершенно независимы одно от другого. Именно с этим свя-
зано появление на сцене теории вероятностей. В ее прос-
тейшей форме эта теория исходит из абсолютной независи-
мости элементов. Существование даже малейшей зависимос-
ти  внесло бы путаницу в мир вероятностной информации и
потребовало бы больших усилий для выявления взаимодейс-
твия между связями реальной зависимости и чисто вероят-
ностными законам,". Такова, на наш взгляд, концептуаль-
ная  основа появления в научном мышлении теории вероят-
ностей.  Как уже сказано, психология вероятности еще не
окрепла,  ей противостоит вся психология действия. Homo
faber * не считается с  Homo  aleator  **,  реализм  не
признает  спекуляций.  Сознание некоторых (даже извест-
ных) физиков противится восприятию вероятностных  идей.
Анри  Пуанкаре вспоминает в этой связи такой любопытный
факт из биографии лорда Кельвина:  "Странное дело,- го-
ворит  Пуанкаре,- лорд Кельвин одновременно склонялся к
этим идеям и сопротивлялся им.  Он никогда так и не по-
нял общий смысл уравнения Максвелла - Больцмана. Он по-
лагал, что у этого уравнения должны быть исключения, и,
когда ему показывали, что якобы найденное им исключение
не является таковым,  он начинал искать другое"16. Лорд
Кельвин,  который  "понимал" естественные явления с по-
мощью гироскопических моделей,  считал, видимо, что за-
коны вероятности иррациональны.  Современная же научная
мысль занимается освоением этих законов случая, вероят-
ностных связей между явлениями,  которые существуют без
всякого отношения к реальным связям.  Причем она плюра-
листична  уже в своих базовых предположениях.  Мы нахо-
димся в этом смысле как бы в царстве рабочих гипотез  и
различных статистических методов, естественно, по-свое-
му ограниченных,  но в равной  мере  принимаемых  нами.
Принципы статистики Базе - Эйнштейна,  с одной стороны,
и принципы статистики Ферми  -  с  другой,  противореча
друг  другу,  используются в различных разделах физики.
Несмотря на свои неопределенные  основы,  вероятностная
феноменология уже достигла значительных успехов в прео-
долении существующего качественного разделения  знания.
Так, понятие температуры интерпретируется сегодня с по-
зиций кинетики и,  прямо скажем,  носит при этом  более
вербальный,  чем реальный,  характер. Как верно заметил
Эжен Блок:  "Принцип эквивалентности тепла и работы ма-
териализован с самого начала тем, что мы создали тепло"
17. Но не менее верно то, что одно каче- ство выражает-
ся  через другое и что даже в предположении меха- - че-
ловек работающий (лат.)- ** - человек играющий  (лат.).
инки в качестве основы кинетической теории газа настоя-
щая объяснительная сила принадлежит  сочетанию  вероят-
ностей.  Следовательно,  нужно всегда учитывать вероят-
ностный опыт.  Вероятное имеет место в виде позитивного
момента. Правда, его трудно разместить между пространс-
твом опыта и пространством разума.  Конечно, не следует
при этом думать, что вероятность совпадает с незнанием,
что она основывается на незнании  причин.  Маргенау  по
этому поводу тонко заметил: "Есть большая разница между
выражениями: "Электрон находится где-то в пространстве,
но я не знаю,  где,  и не могу знать" и "Каждая точка -
равновероятное место  нахождения  электрона".  Действи-
тельно,  в  последнем утверждении содержится явная уве-
ренность в том, что если я выполню большое число наблю-
дений,  то  результаты их будут равномерно распределены
по всему пространству" 18.  Так зарождается  совершенно
позитивный  характер вероятностного знания.  Далее,  не
следует отождествлять вероятностное с ирреальным.  Опыт
вероятности имеет основание в коэффициентах нашего пси-
хологического ожидания более или менее точно  рассчиты-
ваемых  вероятностей.  Хотя проблема эта поставлена не-
четко,  соединяя две неясные, туманные вещи, но она от-
нюдь не ирреальна.  Может быть, следует даже говорить о
причинной связи в сфере  вероятного.  Стоит  задуматься
над  вероятностным  принципом,  предложенным Бергманом:
"Событие,  обладающее  большей  математической  вероят-
ностью, появляется и в природе соответственно с большей
частотой" 19.  Время нацелено на то,  чтобы реализовать
вероятное, сделать вероятность эффективной. Имеется пе-
реход от закона,  в каком-то смысле статичного, рассчи-
тываемого  исходя  из сложившейся на данный момент воз-
можности,  к развитию во времени.  И это происходит  не
потому, что вероятность выражается обычно как мера слу-
чая,  когда феномен,  который она предсказывает, должен
появиться. Между вероятностью а priori и вероятностью а
posteriori существует та же пропасть, что и между логи-
ческой геометрией а priori и геометрическим описанием а
posteriori реального.  Совпадение между  предполагаемой
вероятностью и изморенной вероятностью является, по-ви-
димому, наиболее тонким и убедительным доводом в пользу
того,  что природа проницаема для разума. Путь к рацио-
нализации опыта вероятности действительно  лежит  через
соответствие  вероятности и частоты.  Не случайно Кэмп-
белл приписывает атому что-то вроде реального вероятно-
го: "Атом а priori более расположен к тому, чтобы нахо-
диться в одном из более преимущественных состояний, не-
жели в одном из менее преимущественных"20. Поэтому для-
щаяся реальность всегда кончает тем,  что воплощает ве-
роятное в бытие.  Короче, как бы там ни было, с метафи-
зической точки зрения ясно по крайней  мере  следующее:
современная  наука  приучает нас оперировать настоящими
вероятностными формами, статистикой, объектами, облада-
ющими иерархическими качествами,                       
т. е.  всем тем,  постоянство чего не абсолютно. Мы уже
говорили о педагогическом эффекте процесса "совмещения"
знаний о твердых и жидких телах. Мы могли бы обнаружить
при этом над слоем исходного  индетерминизма  топологи-
ческий детерминизм общего порядка, принимающий одновре-
менно и флуктуации и вероятности.  Явления,  взятые  на
уровне недетерминирован- Насти элементов,  могут, одна-
ко,  быть связаны вероятностью,  которая и  придает  им
форму  целостности.  Именно к этим формам целостности и
имеет отношение причинность. Ганс Рейхенбах на несколь-
ких страницах блестяще показал, что между идеей причины
и идеей вероятности существует связь. Он пишет, что са-
мые строгие законы требуют вероятностной интерпретации.
"Условия,  подлежащие исчислению, на самом деле никогда
не реализуются,  так, при анализе движения материальной
точки (например, снаряда) мы не в состоянии учесть  все
действующие факторы. И если тем не менее мы способны на
предвидение,  то обязаны этим понятию вероятности, поз-
воляющему  сформулировать закон относительно тех факто-
ров, которые не рассматриваются в вычислении"          

К титульной странице
Вперед
Назад