Нужно ли было писать введение к этой книге? Возможно, было бы лучше, чтобы читатель просто открыл книгу и погрузился в описание повседневной жизни людей, живших много веков назад и давно исчезнувших с лица земли, канувших в небытие. Ведь то, что стало теперь прошлым, было когда-то повседневностью, некой обыденной привычностью вещей и поступков, ситуаций и чувств. Возможно ли вообще "ввести" человека в сферу, о которой и без специальных публикаций всем известно абсолютно все, даже толковые словари определяют "повседневность" как ежедневное, постоянное, обычное. Повседневная работа. Повседневные заботы... Повседневная жизнь?..
И тем не менее всем "известная" повседневность к концу 20 в. превратилась из бытового жанра в объект пристального внимания исследователей и одновременно в одну из ключевых категорий современного гуманитарного знания. "Неуловимая" и "ускользающая", она выполняет в основном регулятивную роль в отборе материала. Повседневность исследовалась историками школы "Анналов" ("Новая историческая наука"), социологами этнометодологического и феноменологического направлений и др. В разных научных школах она трактуется неоднозначно. Для данной работы наиболее органичным представляется антропологический подход, так как именно в социальной и культурной антропологии человек рассматривается через взаимодействие со средой, окружающей его, а культура трактуется чрезвычайно широко, как весь "рукотворный", искусственно созданный мир. В таком контексте повседневность вся, целиком и полностью, становится феноменом культуры и может быть определена как содержание совместной жизни и деятельности людей, за исключением специализированной деятельности, художественных и раритетных предметных форм и исторически сложившихся форм общественного сознания. Эта жизнедеятельность понимается не в биологическом, а в социальном и культурологическом смысле, когда люди "вообще функционируют" (Ж. Ле Гофф), т.е. как технология жизнедеятельности. Именно она делает человека человеком, формируя и оттачивая его человеческие качества.
Трактуемая подобным образом, повседневность уподобляется "жизненной стихии", наглядно проявляя свою асобытийность: мелкие факты, едва заметные во времени и в пространстве, повторяясь, обретают всеобщий характер, распространяются "на всех уровнях общества, характеризуя его образ существования и образ действия, бесконечно его увековечивая" (Ф. Бродель). Вот эта "бесконечность" и делает повседневность не - или лучше сказать - внеисторичной. Событие, являющееся краеугольным камнем традиционной историографии, исчезает, растворяясь в энтропии повседневного. Более всего здесь подойдет обоснованная Ф. Броделем и используемая школой "Анналов" категория длительного исторического времени - Longue duree. Используя образные сравнения, можно сказать, что повседневность - вещество истории, жидкость, налитая в ее сосуд, ткань исторического платья. Она расплывчата и неопределенна, и традиционная событийная история только "держит" эту субстанцию своими временными рамками, почти не влияя на нее.
Вопрос о собственных организующих (структурирующих) началах повседневности крайне сложен из-за ее полиморфизма и стихийности. Важнейшее из них - социальная структура (социальная иерархия, "верхи" и "низы" общества). Для "низовой" массовой культуры (глубинный уровень повседневности) характерны стабильность и консерватизм, устойчивость к переменам, она в значительной степени питается патриархальными традициями ("почти неподвижная история"). Так называемая культура "элиты" более лабильна, подвержена воздействию инноваций, иногда сознательно берущихся на вооружение господствующими группами (классами). "Верхи" общества определяют ценностные ориентиры, создают иерархические порядки, диктуют идеологе-му. Эстетически осваивая окружающий мир, они "перерабатывают" повседневность в стиль, формируя эстетический идеал эпохи. Стиль (стилизация, стилевая эволюция) также структурирует повседневность, задавая алгоритм ее развития. Являясь некой культурной целостностью, он влияет как на материально-предметный мир, так и на поведенческую сферу, проявляясь в речи, поведении, манерах и др. Это, говоря словами И. Хейзинги, "всеобщее моделирование жизни, духа и внешнего облика".
Цель данной книги - показать становление западноевропейской цивилизации, ее "историю", прослеженную на уровне повседневного. История культуры позволяет выделить периоды исторического развития: греческую и римскую античность, Средние века, Возрождение и Новое время. Каждая эпоха создает особый тип повседневности, обладающий специфическими стереотипами сознания и поведения, имеющий определенные материально-вещественные структуры. И потому в книге выделяются некие доминанты, определяющие ментальность и образ жизни человека данной эпохи (агональность греческого мира, патриархальность римской античности, милитаризм и теоцентризм Средневековья и др.).
Важная часть повседневного - "женский мир" - положение женщины в обществе, матримониальное поведение в различных социальных группах, нормы сексуальной морали, отношение к детям. Детство рассматривается как период подготовки к самостоятельной (взрослой) жизни, вхождения человека в общество. "Вечные" темы культуры - любовь и смерть - менее всего поддаются регламентированию и унификации. Здесь биологическая природа человека проявляется эмперически наглядно. Эти узловые моменты создают вокруг себя культурное пространство - особые этические и эстетические нормы, ритуалы, обычаи, символы. Так, смерть стала одним из универсальных языков культуры (Ю. Лотман), "экраном", на который проецируются все жизненные ценности (А. Гуревич). Подобным образом каждый исторический период порождает свой ряд культурных феноменов, связанных с эросом - античный гетеризм и средневековый культ Прекрасной Дамы, ренессанскую куртуазность и галантность Нового времени.
Материально-предметная среда, окружающая человека (пища, одежда, жилище) - иная сторона повседневности, находящаяся в неразрывном единстве с поведенческой, деятельностной сферой. Предметный мир обладает не только чисто утилитарными, прагматическими характеристиками. Он наделяется знаковым, символическим кодом определенных смыслов и значений, говорит "языком" культуры - те или иные предметные реалии создают в своей совокупности некий культурный контекст.
Сфера жизни, связанная с питанием, является существенной частью повседневности. Она включает в себя не только вещественное содержание, пищу и утварь, но также убранство стола, манеры поведения, стереотипы массового сознания, относящиеся к еде. История питания свидетельствует, что традиции и привычки, связанные с едой, тотально консервативны. Новации, внедрявшиеся в этой сфере, как правило, насаждались "сверху". Именно новшества, недоступные большинству населения, а также пищевая роскошь выделяли элитарные слои. И наоборот, основные продукты, особенно хлеб, стояли в центре картины мироздания, формировали бытовой обиход основной массы людей.
Жилая среда и ее эволюция, урбанизация - важные реалии мира повседневного. У городского и сельского жилища разная "судьба", различная динамика развития, отражающая специфику городского или сельского быта. Деревенские дома практически не имеют "возраста": на протяжении столетий они остаются неизменными. В отличие от них городская жилая среда динамично меняется, причем большое влияние на устройство жилища, его оформление, предметы обихода оказывает смена художественных стилей. Интерьеры и мебель, изменяющиеся от века к веку - привилегия элитарного образа жизни.
Завершающая глава каждого раздела - история костюма. Одежда, помимо своего прямого назначения, выполняет эстетическую, этическую, социальную функции. На протяжении многих веков она символизировала положение владельца, для чего вводились принудительно установленные статусные отличия. И в этом контексте любая деталь - пурпурная полоса или красные каблуки - могут дать содержательную характеристику времени. Начиная с эпохи Возрождения, европейский костюм - сфера динамически ритмизированная, в его стилистике выражается эстетический идеал эпохи. Стилистическая эволюция, характерная в первую очередь для элитарных слоев, распространялась, однако, в той или иной мере на всю городскую культуру.
Завершая введение, следует отметить, что данная книга представляет собой первый опыт систематического изложения истории повседневности. Речь идет не о новизне предлагаемого читателю эмпирического материала1, а только о его системности, определенной структурной целостности и собственной логике изложения. Выстроенный подобным образом, он дает возможность по-новому взглянуть на феномен повседневного. Интерес к нему общества понятен в свете реалий миллениума: это внимание к сфере человеческого бытия, потребность в гуманизации технизированного мира, распространение постмодернистского "духа ретро" с его "тоской по истории", поиском утраченных
1 Он давно уже был известен отечественным специалистам, посвятившим свои исследования тем или иным историческим периодам, странам, аспектам истории культуры. Зачастую повседневность присутствует в их работах как исторический фон, а не как объект изучения. Среди известных исследователей - Баткин Л.М., Брагина Л.М., Бессмертный Ю.А., Гуревич А.Я., Карсавин Л.П., Кнабе Г.С., Лотман Ю.М., Ястребицкая А.Л. Многие из трудов этих авторов, ставшие классическими, неоднократно цитируются и используются в данной книге.
корней. Вновь и вновь возвращаемся мы в свою повседневность, обретая самих себя. Человек нуждается в ней как в своей естественной "среде обитания", как в воздухе, которым мы дышим, не замечая этого Длящаяся бесконечно, она повторяется из века в век и от поколения к поколению, медленно эволюционируя вместе с самим человечеством. Этим путем предлагает автор пройти читателю нашей книги. Она предназначена для тех, кто изучает или преподает историю культуры, а также для всех читателей, интересующихся ею.