Глава пятая.
СМЕРТЬ И КАНОНИЗАЦИЯ ЗА ЗАНАВЕСОМ

      Волшебный остров книжника Просперо и его завещание. - И мертвых лица были сокрыты, и молчали все... - Тайные элегии. - И Мэннерс ярко сияет... - Когда же появились шекспировские пьесы о войне Алой и Белой розы?
     
      Волшебный остров книжника Просперо и его завещание

В 1609 году состояние здоровья Рэтленда несколько улучшилось, а благосклонность короля помогла ему поправить свое финансовое положение. Он посещает Кембридж, занимается делами по устройству госпиталя и богадельни в соседнем с Бельвуаром Боттесфорде. Елизавета последние несколько лет живет в основном вне Бельвуара - в других имениях Рэтлендов или у своей тетки...
     
      20 мая 1609 года друг и доверенное лицо Эдуарда Блаунта, Томас Торп, зарегистрировал в Компании печатников и книгоиздателей книгу под названием "Шекспировы сонеты" ("Shake-speares Sonnets"). Сам Блаунт в это время был занят работой над огромными "Кориэтовыми Нелепостями"; затем к "Кориэту" подключится и освободившийся Торп, издав "Одкомбианский Десерт". 2 октября 1610 года Ричард Баньян зарегистрировал "книгу под названием "Славься Господь Царь Иудейский"" без имени автора. Книга появится потом с именем "Эмилии Лэньер, жены капитана Альфонсо Лэньера". Лицензию на ее издание, как и на издание Кориэтовых трудов, дает капеллан архиепископа Кентерберийского, воспитанник Оксфордского университета доктор Мокет, - его имя есть среди тех, кому Кориэт шлет шутовские приветы из Индии. В 1609 году Генри Госсон выпускает "Перикла", зарегистрированного за год до того Блаунтом; потом Госсон станет главным издателем памфлетов Водного Поэта Его Величества. Таким образом, появление всех этих книг находится в тесной взаимосвязи, которую практически обеспечивают Эдуард Блаунт и стоящие за ним Пембруки.
     
      Почти все шекспироведы согласны с тем, что шекспировские сонеты печатались без какого-либо участия автора и даже без его ведома.
     
      Но вот в отношении того, к кому адресуется в своем странном обращении Торп, мнения, как известно, расходятся. Из торповского обращения явствует, что этот таинственный W.H., во-первых, присутствует в некоторых сонетах, а во-вторых, своим появлением эта книга сонетов обязана только ему, то есть он передал эти сонеты - не спросясь автора - издателю. Большинство ученых, в том числе такие авторитеты, как Э. Чемберс и Д. Уилсон, считали, что за инициалами "W.H." скрывается Уильям Герберт, граф Пембрук, и после того, как мы так много узнали о Рэтлендах, Пембруках, об издателе Блаунте, нам будет нетрудно присоединиться к мнению Чемберса и Уилсона. То, что написанные бельвуарской четой (в основном Роджером) сонеты оказались у их ближайших друзей и родственников Пембруков, - вполне естественно, на это намекал еще Мерез; и осмелиться передать эти лирические, интимные стихотворения издателю без согласия автора (авторов) могла позволить себе только такая высокопоставленная персона, какой являлся граф Пембрук.
     
      В августе 1610 года Пембруки приезжают в Бельвуар вместе с Елизаветой. Мы уже знаем, что именно этот визит к больному Рэтленду нашел отражение в начале поэмы Честера, когда Госпожа Природа (Мэри Сидни - Пембрук) и Феникс привозят живущему на высоком холме Голубю полученный от Юпитера (короля Иакова) чудодейственный бальзам для его головы и ног. Вполне возможно, что этот "бальзам" - не поэтическая фантазия Честера и что король, который за два года до этого тоже посетил больного Рэтленда, велел своему лекарю изготовить для бельвуарского страдальца какое-то особое снадобье*. Но ни королевские, ни домашние лекарства, ни даже столь излюбленные тогдашними эскулапами кровопускания не приносили заметного облегчения...
     
      *Можно в связи с этим вспомнить, что, по представлениям той эпохи, законный монарх мог исцелять людей от некоторых болезней.
     
      Обстановка в Бельвуаре вокруг постепенно угасающего Рэтленда и его поэтической подруги наложила отпечаток на последнюю шекспировскую пьесу "Буря". Созданная в 1610-1611 годах, эта пьеса, однако, будет через десятилетие помещена в Великом фолио первой, и это говорит о значении, которое придавали ей составители.
     
      Сюжет "Бури", определенных источников которого - в отличие от других шекспировских пьес - не установлено, несложен. Герцог Миланский Просперо, предательски свергнутый своим братом Антонио, оказывается вместе с дочерью Мирандой на необитаемом острове, где кроме них живет еще одно, довольно странное существо - Калибан, сын ведьмы Сикораксы, которого Просперо научил говорить и приучил исполнять черную работу.
     
      Просперо - волшебник, он может повелевать духами и стихиями. Миранда за время пребывания на острове превращается во взрослую девушку. Отец рассказывает ей историю совершенного по отношению к нему предательства. Из этого рассказа можно многое узнать об интересах и занятиях герцога Миланского - не только первейшего из италийских князей по своему могуществу и влиянию, но, оказывается, и не имеющего себе равных в свободных искусствах:
     
      "Занятьями своими поглощен,
Бразды правленья передал я брату
И вовсе перестал вникать в дела.

      ...Отойдя от дел,
Замкнувшись в сладостном уединении,
Чтобы постичь все таинства науки,
Которую невежды презирают,
Я разбудил в своем коварном брате
То зло, которое дремало в нем...
...Он хотел Миланом
Владеть один, всецело, безраздельно.
Ведь Просперо - чудак! Уж где ему
С державой совладать?
С него довольно
Его библиотеки!..*"
     
      *В оригинале буквально: "Мне, бедняку, моя библиотека была вполне достаточным герцогством".
     
      Заручившись поддержкой короля Неаполя, брат изгоняет Просперо с дочерью. Их посадили на полусгнивший остов старого корабля и отдали во власть морской стихии. Из сострадания благородный Гонзало снабдил их одеждой, провиантом и пресной водой; при этом, зная, как Просперо дорожит своей библиотекой, Гонзало позволил изгнаннику взять с собой несколько любимых книг, которые для него "были дороже самого герцогства". Это дважды повторенное утверждение о том, что книги, библиотека для Просперо превыше всего, дороже герцогства, не должно пройти мимо нашего внимания: оно показывает истинные интересы истинного Шекспира, ибо мало кто в шекспироведении оспаривает, что в словах, во всем духовном облике Просперо чувствуется сам автор. Однако язык, которым говорит Просперо, - это язык человека, привыкшего не только размышлять и рассуждать, но и повелевать. И вне библиотеки, вне духовных интересов заботы Просперо - это заботы владетельного сеньора, и в изгнании сохраняющего усвоенную с детства привычку к власти. Попав на необитаемый остров, Просперо заботится о воспитании и образовании своей дочери:
     
      "И тут я стал учителем твоим -
И ты в науках преуспела так,
Как ни одна из молодых принцесс,
У коих много суетных занятий
И нет столь ревностных учителей"(I, 2).

      (На фоне подчеркнутых забот Просперо об образовании Миранды невольно вспоминается, что жена и младшая дочь Уильяма Шакспера из Стратфорда всю жизнь оставались неграмотными, а старшая дочь в лучшем случае умела лишь расписаться.)
     
      Узнав, что в море находится корабль, на котором плывут король Aлонзо со своей свитой, в том числе и Антонио - брат Просперо, последний вызывает страшную бурю; его враги оказываются выброшенными на берег, в его власти. Придя в себя после пережитого кораблекрушения, королевские вельможи и прихлебатели быстро показывают свои волчьи повадки. Антонио подговаривает Себастьяна убить его брата, короля Алонзо, и завладеть престолом. Дворецкий Стефано и шут Тринкуло - отвратительные пьяницы - вместе с Калибаном хотят убить Просперо.
     
      Обезоружив врагов и продемонстрировав им свою силу, заставив их страдать и раскаиваться, Просперо неожиданно отказывается от мести. Он прощает злоумышленников, помогает сыну короля Фердинанду и Миранде, полюбивших друг друга. А дальше Просперо отпускает на свободу служившего ему духа Ариэля и объявляет о намерении не прибегать отныне к чарам:
     
      "А там - сломаю свой волшебный жезл
И схороню его в земле. А книги
Я утоплю на дне морской пучины,
Куда еще не опускался лот" (V, 1).

      В эпилоге, который произносит отрекшийся от своего могущества Просперо, мы слышим голос усталого, больного человека. Хотя ему возвращен его Милан, умиротворенный взор Просперо устремлен к близкому концу - "каждая третья моя мысль - о смерти".
     
      Почти все, писавшие о "Буре", отмечали в пьесе сильное субъективное, идущее от самого автора начало; Просперо - это, несомненно, автор или кто-то неотделимо близкий ему, его мыслям и чувствам. Многие считали - и продолжают считать, - что образ Просперо, это соединение в одном лице мудрости, понимания человеческих слабостей и снисхождения к ним, показывает Шекспира в последние годы его жизни. Просперо прощается с жизнью; в словах, с которыми он покидает сцену, нельзя не почувствовать торжественного тона завещания. И это завещание неоднократно пытались прочитать и истолковать. Сделать это стратфордианским биографам непросто: в 1611 году Шакспер здравствовал и занимался своими обычными делами. Только зная о последних днях Роджера и Елизаветы Рэтленд, можно проникнуть в смысл этой пьесы, прочитать завещание Просперо, так разительно отличающееся от знаменитого стратфордского завещания, которое будет составлено через пять лет. 1 ноября 1611 года "Буря" была представлена королю во дворце Уайтхолл, и монарх, который знал о Потрясающем Копьем несравненно больше, чем сегодняшние шекспироведы, смотрел пьесу с пониманием и сочувствием. Значение "Бури" хорошо осознавали составители и редакторы Великого фолио - пьеса не только помещена в фолианте первой, но и отпечатана необычайно тщательно, текст полностью разделен на акты и сцены, снабжен списком действующих лиц с их характеристиками.
     
      В пьесе есть сильные реалистические сцены, в которых видна уверенная рука автора "Гамлета" и "Лира". Это прежде всего открывающий пьесу эпизод на корабле, носимом безжалостной бурей по бушующему морю, эпизод потрясающей силы и убедительности. Обстановка на гибнущем корабле, отчаянные попытки экипажа бороться со стихией переданы несколькими репликами и командами боцмана, свидетельствующими о том, что человек, писавший эти строки, был знаком с мореплаванием отнюдь не понаслышке, он хорошо знал быт и язык моряков, знал, что творится на парусном корабле во время бури.
     
      В связи с поисками источников сюжета исследователи задавались и вопросом о местоположении острова, на котором происходит действие "Бури". Судя по тому, что корабль короля Алонзо плывет из Туниса в Неаполь, этот остров должен находиться где-то в Средиземном море, но в то же время дух Ариэль говорит о "росе Бермудских островов". Следует ли отсюда заключать (как это делают некоторые биографы), будто автор "Бури" действительно считал, что Бермудские острова находятся в Средиземном море? Ясно, что географические названия здесь, как и в некоторых других шекспировских пьесах, являются условными.
     
      Давно уже шекспироведы обратили внимание на то, что через многие пьесы Шекспира проходит - почти навязчиво - тема вражды братьев, причем обычно младший злоумышляет против старшего, законного главы рода. Эта вражда присутствует в "Как вам это понравится", "Много шума из ничего", "Гамлете", "Короле Лире", "Макбете", и, наконец, - в "Буре". Некоторые сторонники рэтлендианской гипотезы склонны видеть в дважды повторенной в "Буре" теме заговоров младших братьев против старших (Антонио против Просперо и Себастьян против Алонзо) свидетельство серьезных интриг Фрэнсиса, брата Рэтленда, с целью побыстрее устранить больного и углубленного в свои книги и странные занятия графа, не имевшего к тому же прямых наследников. Эти рэтлендианцы полагали, что "Буря" была написана больным Рэтлендом, дабы воздействовать на брата и его сообщников, пристыдить, заставить отказаться от коварных планов. Делались даже предположения, что, несмотря на такие методы увещевания, брат-преступник все-таки довел дело до конца - умертвил Рэтленда и его жену.
     
      Сегодня, после нескольких десятилетий исследований и анализа документов, можно сказать, что для утверждений и предположений о насильственной смерти бельвуарской четы нет оснований, и честеровский сборник - еще одно подтверждение тому. Однако образ мудрого книжника - миланского герцога, готовящегося к уходу из жизни и прощающегося со своими книгами и трудами, - неоспоримо напоминает угасающего хозяина Бельвуара как раз в период создания этой последней шекспировской пьесы. Я не буду здесь подробно останавливаться на возможности уверенной идентификации такого образа, как Миранда, но необыкновенные отношения Роджера и Елизаветы Рэтленд, напоминающие скорее отношения молодой девушки со старшим братом или с любящим мудрым отцом и воспитателем, сходство Миранды с джонсоновской девой Мариан из "Печального пастуха", ряд аллюзий в пьесах Бомонта и Флетчера и в честеровском сборнике позволяют отметить явные параллели, узнать в Миранде будущую "жертву любви" - Елизавету Сидни - Рэтленд. Положение больного, тающего на глазах Рэтленда (вспомним "вид Голубя, подобный бледному лику Смерти") не могло не быть предметом разговоров и забот окружающих, и прежде всего - его братьев. Эти разговоры, возможно, даже какие-то практические шаги в предвидении близкой развязки не остались незамеченными больным, вероятно - очень мнительным человеком. Его отношения с двумя братьями-католиками никогда не были особенно теплыми, а с самым младшим - Оливером, близким к иезуитам, они были определенно неприязненными (это нашло отражение еще ранее, в "Как вам это понравится"). Хотя документальных следов каких-то злоумышлений со стороны Фрэнсиса, к которому должен был перейти графский титул, нет, похоже, что Рэтленд ему не очень доверял. К тому же он не мог не думать о своей супруге, хрупком существе, которому предстояло после его ухода остаться одной в этом мире низких страстей, корысти и торжествующего зла*. Ее фальшивое положение в глазах света, вероятно, волновало близких ей женщин - Мэри Сидни - Пембрук, Люси Бедфорд, Мэри Рот. Да и ей самой будущее теперь виделось в гораздо более мрачном свете, чем раньше. Рыцарское поклонение таких блестящих кавалеров, как Овербери или Бомонт, могло, конечно, скрашивать общую безрадостную картину. Но решение последовать за Рэтлендом уже созрело в ее сердце, хотя и он сам, и ее друзья, принимавшие участие в создании "Бури", пытались показать "Миранде", что другая любовь, простое человеческое счастье ей не заказаны, пусть и в будущем...
     
      *Вспомним последнюю строку сонета 66.
     
      А пока, в попытках Пембруков изменить отношения платонической четы, "привести Голубя в постель Феникс", принял посильное участие и Бен Джонсон, написавший в этот период две пьесы-маски, посвященные примирению и возрождению любви после разлада, - "Любовь, освобожденная от заблуждений" и "Любовь возрожденная".
     
      В "Буре" есть и другие аллюзии в сторону Бельвуара и его хозяев. Так, убедившись в сверхчеловеческом могуществе мудрого Просперо, Себастьян восклицает, что теперь он верит в существование единорогов**, в то, что в "Аравии есть одно дерево - трон Феникса, и один Феникс царствует там в этот час". Антонио и Гонзало присоединяются к нему: да, они действительно видели на "острове" эти чудеса, да, необыкновенный образ жизни (manners) его обитателей поразил их (III, 3). Мэннерс, Мэннерс... В другом месте (II, 1) Гонзало восторгается буйной растительностью "острова", его прекрасной зеленой травой, а Антонио вдруг, ни с того ни с сего заявляет, что почва здесь действительно (indeed) рыжего цвета (tawny)***.
     
      **В гербе Рэтлендов - два единорога.
***Название графства "Рэтленд" (Rutland) пошло, вероятно, от латинского Rutilus (красный), из-за встречающегося в тех краях цвета почвы, содержащей железистые руды. Антонио здесь обыгрывает смысловое значение названия графства - и титула Роджера Мэннерса, хозяина Бельвуара.
     
      Много соображений было высказано литературоведами о странном, ни на что не похожем образе Калибана. В нем видели то прообраз будущего "грядущего хама", то даже порабощенного колонизаторами туземца, восстающего против своих угнетателей. Но никто не обратил внимания на параллели, различимые в образах этого сына "проклятой колдуньи Сикораксы" и грубого, неотесанного скотника Лорела - сына пэпплуикской ведьмы в джонсоновском "Печальном пастухе". Джонсоновская ведьма, так же как и Сикоракса, заточает своих жертв в расщепе старого дерева, держит в услужении расторопного духа Пака (Ариэль в "Буре"). Джонсон говорил Драммонду, что в своей пасторали он в образе ведьмы вывел графиню Сэффолк. Можно добавить, что эта дама, после скандального брака ее дочери с юным Эссексом - братом Елизаветы Рэтленд, зная о характере отношений последней с мужем и в предвидении близкой развязки, не скрывала матримониальных планов: свести Елизавету со своим младшим сыном; также пытается пэпплуикская ведьма свести Лорела с девой Мариан, а Калибан одно время покушается на Миранду. Параллели здесь несомненны, но мог существовать и другой прототип неблагодарного дикаря - кто-то из тех, кого Рэтленд, как и Просперо, "научил говорить"; в любом случае, образ Калибана - не выдумка, а злая и презрительная карикатура на реальную одиозную личность, случайно оказавшуюся в зеленой Бельвуарской долине и затаившую злобу против ее хозяев.
     
      Герцог Миланский впервые появляется не в "Буре": мы находим носителя этого титула в списке действующих лиц шекспировских "Двух веронцев", а также в пьесе Бомонта и Флетчера "Женоненавистник" (1607). В "Триумфе любви", пьесе, сочиненной, как считают, одним Бомонтом, появляется герцог Миланский Ринальдо и его "скрытая" герцогиня Корнелия; написанная в 1620 году пьеса Мессенджера называется "Герцог Миланский"; в Милане происходит действие пьесы Джонсона "Дело изменилось". Такое пристрастие к Милану и его правителю любопытно и само по себе, и ввиду сходства ситуаций и аллюзий, в этих пьесах содержащихся. А вот в "Триумфе чести" - пьесе, также принадлежащей перу Бомонта и входящей в тот же цикл из четырех пьес, что и "Триумф любви", действует такой персонаж, как герцог Афинский, носящий имя Софокла, а его жена Дориген названа "примером чистоты". С "Бурей" все эти произведения связывает не литературная мода, а общие герои, трагическая история бельвуарской поэтической четы. Последняя шекспировская пьеса "Генрих VIII", датируемая 1613 годом, была, как это общепризнано в шекспироведении, дописана Джоном Флетчером. Объяснить это стратфордианским биографам нелегко: ведь Уильям Шакспер жил еще долгих три года. Нет удовлетворительного объяснения этому у оксфордианцев, дербианцев, сторонников других нестратфордианских теорий и гипотез. Кроме рэтлендианской. Ибо в 1612 году Рэтлендов не стало, и кому же было дописывать неоконченную пьесу, оставшуюся после них, как не преданному "поэту Бельвуарской долины" Флетчеру, другу и однокашнику Рэтленда по кембриджскому колледжу Тела Христова...
     


К титульной странице
Вперед
Назад