5. Герб

Снижение роли посадников началось уже в XIV веке,
когда в начале 70-х годов возник новый, переходный тип
государственной печати Новгорода со строчными надпися-
ми: "новъгорочкая печать" и "посаднича". Такими печатя-
ми снабжены два документа - договор с тверским князем
Михаилом Александровичем и наказ новгородским послам
Юрию и Якиму к тому же князю соответственно 1371 и 1374
- начала 1375 годов (ГВНП. No 15, 17; Янин. 1991. С.
165 - 171). В это время Новгород принял намест-
ников тверского князя, оговорив, впрочем, свободу отка-
заться от верховенства тверского князя, если он не пол-
чит ярлыка на Великое княжение Владимирское: ".Не выне-
суть тебе княжения великого из Орды, пойти твоим на-
местникам из Новагорода проць и из новгородьскых приго-
родов" (ГВНП. N" 15).
Возможно, именно при Михаиле Александровиче Тверском
и сложился новый тип посадничьей печати с изображением
всадника на лицевой стороне и строчной надписью на обо-
ротной, содержавшей его имя. Таковы печать Якова Хотова
(Ямин. 1970. Т. 11. No 582), привешенная к наказной
грамоте 1374 года, и печать Никиты
Матфеевича (Ямин. 1970. Т.II. ь 583). Наместники тверс-
кого князя получили право суда, но, как и раньше,
сместного. Их положение и отразили печати, которые как
бы уравновешивали позиции обеих сторон, эти печати были
не только "новъгорочкими", но и посадничьими. Однако
постепенно роль посадников заметно снизилась' на печати
1375 года уже не было имени посадника. Этот обобщенный
тип княжеско-новгородской печати и не требовал имени
посадника, как не требовали ее печати более ранние, с
изображением покровителя Новгорода - Вседержителя и
покровителя князя.
Наряду с княжеско-новгородскими в первой половине XV
века существовали именные посадничьи печати с непривыч-
ными для Новгорода изображениями. Так, на печати посад-
ника Федора Олисиевича, которая скрепляла договор Нов-
города с литовским князем Казимиром от августа 1441 -
февраля 1442 года, на лицевой стороне дано изображение
птицы, на оборотной - льва с высунутым языком и высоко
поднятым и закрученным хвостом (ГВНП. ь 70. С. 115;
Янин. 1962. С. 281; 1991. С. 177 - 179). Птицу и зверя
окружали надписи: "Печать (c)едора
*Л(i)КСЕЕВИЧА" И "ПОСАДЬНIКА (ВЕЛИКОГО НОВАГО-
РОД(а)". Птица, повернутая налево, широко расставив
крылья, совсем необычна, а зверь, устремленный направо,
в высшей степени сходен с владимирскими львами, если не
считать положения хвоста (Янин. 1970 Т. 11 ь 593).
Печать посадника Ивана Лукинича, привешенная к жало-
ванной грамоте Соловецкому монастырю 1459 - 1465 годов,
тоже имеет на лицевой стороне изображение птицы, терза-
ющей лапами змея (рыбу?) и окруженной строчной владель-
ческой надписью "ПЕЧАТЬ IВАНА ЛУКИНIЧА" в венке (Янин.
1970. Т. 11. ь 591).
Еще одна птица украшает лицевую сторону печати по-
садника Дмитрия Васильевича Глухова, на обороте которой
изображен воин с мечом в поднятой правой руке и щитом
вдовой, а также круглым щитообразным предметом с шести-
конечной звездой на нем. Печать Дмитрия Васильевича
Глухова скрепляла жалованную грамоту Троице- Сергиеву
монастырю от февраля - августа 1450 года (Ямин. 1970.
Т. 11. ь 592. С. 96; 1962. С. 288; 1991. С. 323).
Все эти печати обращают на себя внимание не только
изображениями, но и наличием круговой надписи. Круговые
надписи в средневековье были характерны лишь для печа-
тей императоров и королей, во всяком случае суверенных
государей высокого ранга. Что означало их помещение на
новгородских посадничьих печатях? Стремление ли высшего
представителя новгородской власти - посадника - под-
черкнуть еще раз суверенность избравшего его политичес-
кого образования? Или стремление возвысить лишь собс-
твенную власть?
Отметим еще раз. Чем определялся сам выбор этих эмб-
лем - льва, столь сходного с владимирским, на печати
новгородско-литовского договора второй половины 1441 -
начала февраля 1442 года, птиц на всех трех вышеназван-
ных печатях 1440-х, 1450-х и конца 50-х - 60-х годов?
Что за птица вычеканена на печати? В эмблематике сред-
невековья популярностью пользовалась лишь одна - царь
птиц - орел. Именно его изображение избирали государи
для олицетворения своей власти. Можно предположить, что
и в данном случае новгородцы имели в виду орла, хотя
внешне очень мало похожего. Был ли это знак сувереннос-
ти Новгородской республики в один из последних периодов
ее существования? Или помещение орла на печатях новго-
родских наместников означало подчинение Новгорода иной,
более могущественной верховной власти?
Эти вопросы пока остаются без ответа. Попытаемся расс-
мотреть под углом зрения эмблематики и семантики изоб-
ражения на "печатях новъгорочких" и "печатях Великого
Новагорода" а также на печатях других представителей
государственной власти Новгорода. Начнем с последних.
Зверь и птица имеются на печати Онания Семеновича
(Ямин. 1970. Т. 11. No 61 1), которую В.Л. Янин сопос-
тавляет с печатью Федора Олисиевича (Янин. 1970. Т. 11.
ь 591). Онанья известен как тысяцкий в 1439 году (Ямин.
1970. Т. 11. С. 104). То же сочетание изображения зверя
(несомненно, льва, полностью повторяющего иконографию
владимирских львов, даже в положении хвоста) и орла,
терзающего когтями рыбу, видим на печати Ивана Олек-
сандровича, тяготеющей, по словам В.Л. Янина, к середи-
не XV века (ГВНП. N" 68. С. 1 13; Ср.: Янин. 1991. С.
112 - 113). На двух печатях тысяцких имеется лишь изоб-
ражение птицы - это печать Михаила Андреевича с изобра-
жением Михаила Архангела на лицевой стороне и печать
неизвестного тысяцкого со строчной надписью (Янин.
1970. Т. Я. ь 610 и 613), такой же, как на печати Ивана
Лукинича в бытность его тысяцким (Янин. 1970. Т. 11. No
609).
Ставшие достаточно редкими с середины второй четвер-
ти XV века именные буллы представителей новгородской
влаласти, с одной стороны, как бы повышаются в ранге:
почти все, кроме булл конца 30-х - начала 40-х годов,
имеют не строчную надпись, как раньше, а круговую, что
уравнивает их с печатями самых могущественных госуда-
рей. С другой стороны, "надписи, - как отмечает В.Л.
Янин, - уходят на край буллы, оставляя главное место
изображению зверя, птицы, воина или всадника". То же
наблюдается и на печатях тиунов великого князя (Янин.
Т. и. 1970. С. 104).
Печати псковских посадников прошли приблизительно ту
же эволюцию. В XIV веке посадникам принадлежали
печати с многострочными надписями на обеих сторонах.
В XV веке, начиная с 1415 года, на одной из сторон по-
мещалась "глава человеча" (Марасинова. С. 61. No 21),
которую трактуют как изображение князя Довмонта-Тимо-
фея, покровителя города. В 1425 году эта печать стала
княжеско-государственной (Белецкий В.Д. 1982; 1984).
Князь же, по мнению В.Л. Янина, "превратился в промежу-
точную инстанцию между Псковской республикой и московс-
ким великим князем", сделавшись наместником последнего
(Янин. 1970. Т. 11, Колосова. 1984 - 1,2).
В 1469 году надпись на новой печати включила в себя
определение Пскова как "отчины великого князя", чем и
было зафиксировано признание Псковом сюзеренитета вели-
кого князя владимирского и московского (Янин. 1960,
1966. С. 169). Концепция Янина была оспорена, а позднее
принята С. В. Белецким (Белецкий С. В. 1982; 1985-1;
1994-1. С. 16; 1994-2. С. 63-64. Ср.: Колосова.
1984-1,2).
Однако другая великокняжеская эмблема - орел во
Пскове не употреблялась. Вероятно, это объясняется тем,
что Псков еще с 1462 года, когда титул великого князя и
господаря лишь иногда символизировал орел, а значитель-
но чаще "лютый зверь", признал московского князя "госу-
дарем". Этот титул сохранили и российские императоры.
Подводя итоги развития государственной символики на
протяжении XV века, нельзя не отметить ее необычайную
динамичность. В особенности это касается московской го-
сударственной символики применительно к московско-нов-
городским, московско-псковским, московско-тверским от-
ношениям. На печатях, скреплявших нормативные докумен-
ты, касающиеся этих отношений, или принадлежавших мос-
ковским наместникам, а также местным магистратам, приз-
нававшим сюзеренитет московских великих князей, на сме-
ну старой традиции изображения покровительствующего
святого в виде пешего воина (новгородские князья) при-
ходили новые традиции. Москов-
ские князья возрождали начинание Александра Невского с
его приверженностью к всадникам, они также пользовались
эмблемой Владимиро-Суздальского Великого княжения (ль-
вом), пытались внедрить и царскую эмблематику (орла,
пока одноглавого). Одновременно новгородская эмблемати-
ка испытывала воздействие со стороны литовской (короно-
ванный воин с копьем и в иноземном платье, всадник, по-
вернутый влево).

Начнем, пожалуй, с титула. В нем три части. Первая,
иногда называемая "богословие", указывает источник
власти князя. Вторая - субъектная - характеризует
объем и сущность власти носителя титула, его ранг среди
других монархов. Третья - объектная, или, по определе-
нию А.В. Романовича-Славатинского, территориальная, со-
держит перечисление тех земель, на которые распростра-
няется власть государя (Романович-Славатинский. С. 135;
Загоскин. С. 184-185; Хорошкевич. 1980-2. С. 26-27).
Последние два слова объектной части титула Ивана III на
печати 1497 года - "великий князь" - уже хорошо знакомы
читателю. Титул великих князей потомки Юрия Долгорукого
и Александра Невского носили с начала XIV века. Однако
в титуле 1497 года есть еще одно определение характера
власти Ивана III -" господарь" (государь). Этот титул
как княжеский известен и раньше. Уже Дмитрий
Шемяка, претендовавший на великокняжеский трон, в 1446
году на своих монетах велел выбить: "осподарь веся зем-
ли Русском" (вслед за ним этот же термин в своем титуле
на монетах использовал и Василий 11 Темный (Мен. 1974.
No 205 - 206. С. 35). Однако этот термин в титуле мос-
ковского князя окончательно утвердился во время падения
Великого Новгорода - в 1478 или после присоединения
Твери в 1485 году (Кучкам. С. 223 - 224; Зимин. 1982.
С. 281 - 282).
Что скрывалось за термином "государь"? Почему новго-
родцы с такой последовательностью называли свой родной
город "Господин Великий Новгород", а великому князю на
протяжении последних лет своей эфемерной независимости
отказывали в титуле "господарь", ограничиваясь тем же
титулом - "господин"? (Ср.: Szeftel. Р. 62 - 65; Бер-
надский. С. 276.) Дело в том, что государем именовали
не только великого князя; еще раньше "господарем" назы-
вали каждого холоповладельца, права которого по отноше-
нию к "рабам" и "рабыням" были практически неограничен-
ны. Так же неограниченны были и права государя в ка-
честве главы государства по отношению к своим поддан-
ным.
Процесс объединения государства и централизации
власти в руках государя сопровождался понижением стату-
са бывших самостоятельных князей. От них, как и от
слуг, уже не требовалось заключать "ряд" - договор с
сюзереном (Лурье. С. 9 - 10). "Холопы государевы" - вот
новое положение недавно еще независимых князей (Зимин.
1988. С. 143 - 146; Кобрин. С. 53 - 55). Признание нов-
городцами Ивана III "государем" должно было повлечь и
действительно повлекло за собой низведение жителей Гос-
подина Великого Новгорода до уровня его "холопов", а
самый город лишило гордого наименования "господин".
Миниатюрист Лицевого свода XVI века хронологически
точно фиксирует усиление власти великих князей московс-
ких и веся Руси. Из князей конца XV века в шапках, со-
ответствующих их ранговому достоинству, изображены лишь
Иван III и его братья - Юрий, Андрей и Борис. Простые
шапки одеты на князьях верейских - Михаиле Андреевиче и
его сыне Василии, сыгравших заметную роль в становлении
русской государственной эмблематики (см. подробнее раз-
дел о единороге в печати Грозного). В Шумиловском томе
Лицевого свода, посвященном событиям самого конца XV -
начала XVI века, княжеских шапок удостоены лишь тверс-
кой и рязанский князья до момента падения этих княжеств
и их включения в состав государства веся Руси. Возник-
новение новой иерархии - переход огромного числа прежде
независи-
мыx князей на положение великокняжеских слуг и служеб-
ных князей - эта наиболее характерная черта конца XV -
начала XVI века нашла свое отражение и в миниатюрах Ли-
цевого свода. Среди служебных князей лишь потомок ярос-
лавских государей - князь Иван Пенков - один раз предс-
тавлен в княжеской шапке. Впрочем, ярославские княжата
до середины XVI века не могли забыть о традициях неза-
висимости (Кобрин. С. 53 - 55).
Титул главы государства веся Руси воспринимали как
титул короля. Так, в Великом княжестве Литовском - ос-
новном внешнеполитическом сопернике Руси - крайне бо-
лезненно реагировали на рост престижа великого князя
московского, в особенности после того, как он стал го-
сударем, да еще не просто государем, но и государем ве-
ся Руси (Wodoff. V).
С 1478 года Иван III не мог добиться от великого
князя литовского и короля польского Казимира признания
своего нового титула "государя веся Руси". Казимиру
Ягеллону этот титул казался покушением на русские зем-
ли, находившиеся в составе Великого княжества Литовско-
го. Действительно, некоторые западнорусские князья и
бояре со своими землями были склонны вернуться в состав
веся Руси. Вяло протекавшая в 1487 - 1494 годах война
Русского и Литовского княжеств завершилась присоедине-
нием некоторых верхнеоцких ("верховских") земель к Ру-
си, но она не привела к урегулированию титулатурного
спора. Несмотря на заключение брачного союза - новый
литовский князь Александр Казимирович в 1495 году всту-
пил в брак с Еленой Ивановной Московской, - отношения
двух соседних государств оставались напряженными (Бази-
левич,Хорошкевич, 1980-1,2).
Таким образом, титул Ивана 111 на печати 1497 года -
это титул притязания на неограниченную власть внутри
страны, на "собирание" земель домонгольской Руси; вне
же пределов Руси его употребление было чревато различ-
ными внешнеполитическими осложнениями.
В объектную часть титула были включены географичес-
кие определения тех земель, которые уже действительно
находились в составе государства, и тех, которые вре-
менно оставались за ее пределами. На первом месте в
этой части титула находится определение "владимирский".
Мы ведь помним, что именно город Владимир считался
столицей княжества Владимирского и Московского и что
только с 1432 года обряд поставления великих князей
стал происходить в Москве. С конца 70-х годов XV века
престиж определения "владимирский" стал резко падать, и
процесс этот медленно, а потом, все набирая темп, про-
должался вплоть до XIX века. Более важным становилось
другое определение - "московский". Именно оно и
послужило причиной того, что большинство западных сосе-
дей Руси стало называть это княжество Московским или
попросту Московией. Правда, историческим названием это-
го Великого княжества оставалась Русь или изредка, "
старому греческому образцу. Росна ( Wodoff. 11. Р. 143
Из числа тех земель, которые еще не вошли в госу-
дарство веся Руси, но названия которых фигурировали в
объектной части титула Ивана III на печати 1497 года,
стоит назвать Псков. Он был присоединен лишь в 1510 го-
ду. Но его зависимость от государя веся Руси в это вре-
мя была уже закреплена изображением на княжеских
псковских печатях: на них появился владимирский "барс"
с круговой надписью "Печать господарства Псковского"
(Токмаков. С. 3; Ушаков. С. 10). Надпись полностью со-
ответствует надписям на новгородских наместничьих печа-
тях XVI века. Примечательно, что формальное присоедине-
ние Пскова в 1510 году не привело к изменению типа пе-
чати, сохранившегося не только при Василии III, но и
при Иване IV.
Наконец, стоит обратиться к словам "Божиею милос-
тию", также включенным в титул Ивана III на печати 1497
года.
В конце 80-годов XV века слова "Божиею милостив)"
впервые прозвучали как обоснование великокняжеской
власти. Божья милость - как источник этой власти впер-
вые упомянута в конце XIV века в договоре Василия 1
Дмитриевича с тверским Михаилом Александровичем: "Божи-
ею милостию и пречистыя его Богоматери по благослове-
нию... Кипреяна, митрополита веся Руси... князь велики
Михаиле Олександрович целуй к нам крест" (ДДГ. No 15.
С. 40 - 41). Однако в то время этот факт оказался слу-
чайным и не превратился в традицию. Иное дело при Иване
III. В его титуле эти слова стали регулярно употреб-
пяться со времени не позже 14 марта 1484 г. Этим числом
датировано послание Ивана III Захарию Скаре, таманскому
князю из рода Гвизольфи. Позднее, с 1495 года оно стало
обычным элементом великокняжеской титулатуры (Сб. РИО.
Т. 41 . С. 41 , 161 Т. 35. С. 80; ПДС. Т. 1. Стб. 15).
Сама же идея о божественном происхождении власти русс-
кого государя, по мнению ряда ученых, пришла с Запада и
была призвана продемонстрировать, что ранг великого
князя равен рангу других европейских государей (Nits-
che. 1991 - 1. S. 342; Anm. 6). В будущих католических
странах Европы связанное с коронацией обожествление ко-
ролей заметно с IX века (Bloch. S. 67, 69, 469).
В Византийской империи, однако, обожествление импе-
ратора, как и всего, что имело к нему отношение (двор-
ца, одежд, и т.д.), началось с V века. Уже при Юстиниа-
не считалось, что Бог подчинил императору законы, посы-
лая людям его как одушевленный закон (Куликовский. С.
27 - 28). В "Пчелах" - сборниках фрагментов и цитат из
произведений античных и средневековых авторов, обращав-
шихся на Руси, помещены были высказывания греческих фи-
лософов о том, что "закон ему (князю-архонту. - А-Х.)
поручен от Господа", а также византийского идеолога са-
модержавия Агалита: "Плотьским сущьством равен есть
всем человеком цесарь, властью же сановною подобен есть
Богу вышьнему, не имать бо на земле вышьшего себе" (Me-
lissa. S. 109, 111; Ср.: Treitinger. S. 129 - 133).
Это представление об императорах как святых после
Вселенских соборов связывалось с процедурой помазания
(Aufhauser. S. 531 - 533). Вплоть до XV века их изобра-
жали в нимбе. На Руси их также признавали святыми (Сав-
ва. С. 69 - 70).
Однако мнение о западном происхождении тезиса о бо-
жественном источнике великокняжеской власти не подт-
верждается уже в конце XV века. Сочетание византийско-
европейской традиции с потребностями времени образова-
ния государства веся Руси и привело к появлению в титу-
ле на печати 1497 года слов "Божиею милостию".
С середины 80-х годов слова "Божиею милостию" прочно
вошли в титулатуру великого князя. Кстати, они указыва-
ют то время, ранее которого подобная печать не могла
быть создана, - 1484 год.
В конце же XV века слова "Божиею милостию" приобрели
особое звучание в связи с тем, что на следующий год
после скрепления новой печатью отводной грамоты волоц-
ким князьям 1497 года состоялось первое известное по
письменным источникам церковное венчание на великое
княжение (Савва. С. 142-143), которое придало этому
словосочетанию больший вес. 4 февраля 1498 г. Иван III
венчал в Успенском соборе Московского Кремля своего
внука Дмитрия Ивановича, сына своего сына от первой же-
ны Марии Борисовны Тверской, умершего в 1490 году при
загадочных обстоятельствах (Зимин. 1982. С. 55 - 109).
Сохранился чин (описание) этого действа, имевшего
много общего с церемонией венчания, как она сложилась в
Византии в VII-XII веках (Барсов. С. IX-XI, 6 - 7; По-
пов. С. 185; Острогорский). В это время в Византии
вместо обычая поднятия императора, избранного сенатом,
войском и народом, на щите (как это было с 360 года до
середины V века) его венчал патриарх, причем с середины
VII века церемония проходила в церкви. Русская же цере-
мония венчания ориентировалась не на обряд коронования
императора, но на обряд коронования его сына-наследника
(Лопарев. С. 1 - 12; Идея Рима... С. 67 - 77).
В середине храма было поставлено "место", на котором
раньше ставили "святителей", его задрапировали бело-зо-
лотой драгоценной тканью (аксамитом). При входе велико-
го князя с внуком в церковь их встретил митрополит.
После молебна Пречистой Богородице и Петру-чудотворцу
великий князь объявил свою волю: в соответствии с обы-
чаями он-де благословил своего сына Ивана, а теперь
благословляет его сына на Великое княжение Владимирс-
кое, Московское, Тверское и Новгородское (Ср.: Савва.
С. 120 - 128; Nitsche. 1972. S. 132 - 141; Назаров.
1991. С. 810 - 811) и просит сделать то же самое митро-
полита. Тот прочитал молитву "Царь царствующим и Гос-
подь господствующим" и передал великому князю бармы
(наплечное украшение), которые последний сам в полном
соответствии с византийским ритуалом - правда, там это
были хламида и стеммы (Барсов. С. 25 - 26; Острогорс-
кий. С. 33 - 38) - и возложил на Дмитрия. После чтения
молитвы "Тебе единому царю веком, иже земное царство
тобою въвереныи" та же процедура была повторена и с
шапкой. Вслед за многолетием обоим великим князьям и
поздравлениями от митрополита, архиепископов и дядей
нового великого князя - Юрия и Дмитрия митрополит и
Иван III прочитали наставление Дмитрию-внуку: "Имей
страх Божий в сердцы, имей послушание во всем своему
государю и деду к великому князю, и люби правду и ми-
лость, суд прав и имей попечение... о всем православном
хрестьянстве" Процедура кончилась литургией, затем
Дмитрий-внук в шапке и бармах совершил обход кремлевс-
ких соборов, в соборе Михаила Архангела он "знаменовал-
ся у крестов родительских". По дороге князь Юрий неод-
нократно обсыпал его серебряными и золотыми деньгами.
Этот обычай, который соблюдался вплоть до венчания
на царство Петра 1 в 1682 году, тоже восходит к Визан-
тии, однако более раннего времени - IV - V веков. Тогда
важной частью церемонии было поднятие новоизбранного
императора на щит и возложение на него шейного обруча
начальником гвардейского отряда, который потом раздавал
воинам деньги (Острогорский. С. 33). На Руси этот
обычай трансформировался. Ритуал венчания продемонстри-
ровал не только верность византийской традиции, но и
полную независимость государя веся Руси от Орды в пере-
даче княжеской власти по наследству. Ордынского посла
даже не было на этой церемонии.
Таким образом, в процедуре венчания были соединены
все три части византийской церемонии: Иван III провозг-
ласил внука своим наследником, митрополит прочитал мо-
литвы, те же, что и при венчании наследника византийс-
кого императора, дважды были поздравления - в церкви
перед литургией и на Соборной площади во время обхода
кремлевских храмов. Однако взятый за образец византийс-
кий порядок был несколько изменен. Не было - или не
указано в чине венчания - миропомазания, не было вруче-
ния скипетра, о котором говорилось и в молитве "Царь
царствующим" ("дай в деснице его скипетр царствиа").
Неясно, были ли одеты в пурпурные одежды (красновато-
фиолетового цвета) по византийскому обычаю Иван III и
Дмитрий-внук (Schwarzenberg. S. 125).
В ходе венчания в первом же приветствии при появле-
нии в храме митрополит назвал Ивана III самодержцем
(Идея Рима... С. 68). Да и сама процедура венчания была
на Руси, как и в Византии, "своего рода рукоположением"
и "наделила великого князя особым духовным качеством"
(Острогорский. С. 36). В результате незаметно для окру-
жающих из "государя веся Руси и великого князя" Иван
111 превратился в самодержца, подобного византийским
императорам-автократорам.
Мы подробно остановились на венчании Дмитрия- внука
потому, что после него в течение четырех столетий имен-
но в московском Успенском храме происходило венчание
великих князей, царей и императоров, хотя процедура са-
мого венчания подвергалась изменениям и дополнениям.
В 1498 году в чине венчания в качестве регалий наз-
ваны шапка и бармы, драгоценное оплечье на торжествен-
ной княжеской одежде, часто со священными изображения-
ми. Миниатюрист Лицевого свода на бармах Дмитрия-внука
изобразил Иисуса Христа, Богородицу и других священных
персонажей. Таким образом, в отличие от рязанских барм
бармы Дмитрия-внука имели ярко выраженный "клерикаль-
ный" характер изображений. Оба предмета в завещаниях
великих князей встречались и раньше, со времен Ивана
Колиты. Но тогда - в первой четверти XIV века - им не
придавалось значения освященных церковью княжеских ре-
галий. И шапку, и одеяния с бармами великие князья
просто передавали своим наследникам (Иван Колита - сы-
новьям Ивану и Андрею, Василий II - Ивану III) наряду с
землями, городами, селами, блюдами, драгоценными пояса-
ми и другими "портами" (одеждой). Иное дело 1498 год:
оба эти предмета были внесены в церковь, накрыты куском
ткани - "ширинкой" на аналое, где место обычно только
Евангелию да кресту, освящены во время молебна Богоро-
дице и Петру-чудотворцу.
Стоит сказать о происхождении слова "бармы". Само
слово по одной из версий относится либо к древнесканди-
навскому "brem", либо к старопольскому "brama" и озна-
чает женское украшение на ногах, руках или на голове.
Возможно, это слово пришло из Скандинавии не прямым
путем, но, погостив сперва у западных славян, и добра-
лось до Москвы не с севера, а с запало. Против данной
гипотезы говорят, однако, появление этого слова в поль-
ском языке только в 1493 году и значение его, отличное
от скандинавского и русского. Более вероятно, что в
русском слово "бармы" восходит к древнескандинавскому
слову "край" и появились бармы на Руси вместе со скан-
динавскими выходцами (Isa*enko. S. 496). Известны бармы
со светскими изображениями из рязанского клада
XIII века (Корзухина). Только при Иване III на бармах
стали помещать священные изображения.
Но вернемся к венчанию Дмитрия-внука. К титулам го-
сударя веся Руси и великого князя оно добавило новое
определение, еще долго, в течение столетия, не входив-
шее в титул официально - "самодержец". Однако и для ти-
тула *'государь", воспринимавшегося за западной грани-
цей Руси равнозначным титулам "король" или "император",
внутри страны еще не существовало адекватной эмблемы. В
европейской средневековой практике титулам "король" или
"император" всегда соответствовала печать с изображени-
ем главы государства на троне с регалиями в руках. Русь
не знала такой печати. Можно указать лишь печать с
изображением Димитрия Солунского XII века да робкие по-
пытки тверских князей воспользоваться печатью такого
типа. Даже святые на иконах крайне редко изображались
сидящими на тронах. Таким образом, традиции воплощения
в геральдических или сфрагистических эмблемах титула
короля или самодержца на Руси не существовало (Hell-
mann. S. 335; Anm. 49; Ostrogorski. 1935. S. 163).
В поисках соответствующей эмблемы, как и раньше, в
начале XIII века, мог помочь зарубежный опыт. Если до
монгольского нашествия знакомство с ним облегчали раз-
ные формы связей - и династические, и экономические, и
культурные, - то к концу XV века были восстановлены
лишь дипломатические и отчасти культурные связи. После
объединения Северо-Восточной и Северо-Западной Руси
здесь возникло одно из крупных государств Европы - го-
сударство веся Руси. Возникло, находясь еще и формаль-
но, и фактически под игом Большой Орды - последнего
ханства, возникшего на развалинах Джучиева улуса XIII
века. Лишь после неудачи похода хана Ахмата (Ахмеда)
1480 года, предпринятого ради восстановления зависимос-
ти Руси от Орды в полном объеме, как было при Батые, и
взимания "недоимков" по дани за несколько последних
лет, страна была освобождена от иноземного ига (Базиле-
вич; Алексеев; Назаров. 1983).
Однако иго оставило неизгладимый след не только в
подорванной монгольскими нашествием и походами экономи-
ке, не только в разрушенном городском быте (города
восстанавливались медленно и трудно, как и различные
ремесла), не только в демографических сдвигах, вызван-
ных тем, что проживать на южной и восточной окраинах
Руси было небезопасно, но и в психологии, менталитете
населения. Монгольское иго не только закрепило старин-
ные формы эксплуатации, такие, как холопство, оно под-
готовило все население страны, как свободное, так и
несвободное, к превращению в "холопов" государя. У са-
мого же государя оно создало комплекс неполноценности,
заставив крайне болезненно относиться к позиции глав
соседних королевств и княжеств. Поэтому вопрос о внеш-
нем оформлении в эмблеме титула "государь" был жизненно
важным для Ивана III.
Объединив Новгород и Московское княжество, Иван III
поставил перед собой огромную задачу - "воссоединения"
всей Руси в масштабах Русской земли домонгольского вре-
мени. Термин "воссоединение" приходится ставить в ка-
вычки, потому что на территории Древней Руси к концу XV
века уже сложились или складывались новые народности -
украинская и белорусская, которые значительно отлича-
лись от "Руси" ("русаков" или "русинов") XI века или
своих соседей - русаков Северо-Восточной Руси. Програм-
му объединения Руси под эгидой Москвы обнародовал новый
титул Ивана III - титул государя веся Руси. Иван III не
был первым, кто употреблял его. И Иван Колита, и Дмит-
рий Донской называли себя так, когда дело касалось от-
ношений с Новгородом. Лишь
Иван III, добившийся власти над Новгородом, ввел этот
титул в постоянное употребление.
Новый титул был не только титулом, который констати-
ровал уже достигнутые успехи, но и титулом "притяза-
ния". Иван III считал себя законным государем Подонка и
Витебска, Киева и Смоленска, Чернигова и Волыни. Но они
находились в составе Великого княжества Литовского и
Короны Польской. В поисках союзников для борьбы с Ягел-
лонами, возглавившими это княжество наряду с Короной
Польской, Иван III обратился и в Молдавию, и в Венгрию,
и в Священную Римскую империю. Бурные дипломатические
переговоры о союзе, сопровождавшиеся также предложения-
ми о заключении брака одной из великокняжеских дочерей
с наследником Римской империи, привели Ивана III к зна-
комству с имперским дипломатическим протоколом.
При приемах имперских послов в Москве повторяли и
воспроизводили принятый в империи порядок встреч и про-
водов иностранных дипломатов. Русские дипломаты навяз-
чиво и упорно внушали иностранцам идею равенства вели-
кого князя и государя с императором Священной Римской
империи. Только сын и наследник германского императора
Максимилиана считался достойным женихом для дочери Ива-
на III. В ответ на предложение имперского посланца Н.
Поппеля в 1488 году о коронации великого князя импера-
тором русский дипломат Федор Курицын говорил от имени
Ивана III: "Мы Божиею милостию государи на своей земле
изначала, от первых своих прародителей, а поставление
имеем от Бога... а поставления, как семя наперед того
не хотели ни от кого, так и ныне не хотим" (ПДС. Т. 1.
Стб. 12). То же повторил и другой дипломат - Юрий Тра-
ханиот в 1489 году, ссылавшийся на "приятельство и лю-
бовь" "прародителей" великого князя с "передними римс-
кими цари" (ПДС. Т. 1. Стб. 17).
Утверждая идею равенства великого князя и немецкого
императора, русские политики не могли пройти мимо им-
перской государственной эмблемы. Опыт ее оформления в
империи оказался небесполезным для Ивана III. Имперская
печать Фридриха III, принятая им 5 июля 1442 г., содер-
жала на лицевой стороне изображение императора на троне
с регалиями, а на оборотной - двуглавого орла. Круговая
надпись на лицевой стороне воспроизводит его титул, а
на оборотной - дано обоснование выбора именно орла,
посланного с неба Иезекнилом и летающего так далеко,
как не могут ни провидцы, ни пророки (Posse. Bd. 11.
Tabl. 25. No I - 2).
Знакомство с практикой оформления печати императора
Священной Римской империи могло послужить толчком для
использования русскими геральдистами этой фантастичес-
кой птицы на печати Ивана III. Мысль о роли имперского
опыта и дипломатических контактов с империей для созда-
ния русской государственной эмблемы была высказана К.
Поповым в 1896 году (он писал о "римском двуглавом ор-
ле") (Попов. С. 17) и сравнительно недавно, в 1966 го-
ду, подробно обоснована американским историком Г. Але-
фом (Alef). Большинство же ученых предшествующего вре-
мени придерживалось иной точки зрения.
Начиная с XVIII века, со времен одного из первых
классиков русской исторической науки - Василия Никитича
Татищева и его немецких современников (Татищев. С. 370;
Nifsche. 1991-2. S. 141), в науке бродила идея, будто
появление двуглавого орла есть следствие женитьбы Ивана
III на Софье Палеолог, племяннице последнего византийс-
кого императора Константина XII Драгаза, дочери деспота
Морен (юго-западной греческой провинции) Фомы Палеоло-
га. Она-де принесла на Русь византийские обычаи оформ-
ления верховной власти, а также византийский герб с
двуглавым орлом.
Историки XVIII столетия строго следовали легендам позд-
него средневековья, согласно которым русские государи
были единственными преемниками Византийской православ-
ной империи. Двуглавый же орел во второй половине XVI
века считался эмблемой византийских императоров. Так, в
житии Сергия Радонежского изображение орла помещено над
балдахином трона императора Андроника, в правление ко-
торого появился на свет будущий святой (Арциховский.
1944. С. 195).
Гипотезу о решающей роли Софьи Палеолог в принятии
двуглавого орла как государственной эмблемы Руси под-
держивают и развивают многие отечественные и зарубежные
исследователи, историки и сфрагисты - Г. Острогорский,
X. Шэдер, Е.И. Каменцева и П-В. Устюгов (Ostrogorski.
1952. S. 454; Schaeder. S. 5; Каменцева, Устюгов. С.
122).
Между тем сомнения относительно высокой роли Софьи
Палеолог высказывались еще в начале XX века (Смей. С.
23 - 25 и др.), в том числе и Н.П. Лихачевым, не обна-
ружившим двуглавого орла на византийских печатях. "Если
будет доказано положение, - писал он, - что Византия
(так же как и Римская империя) не знала государственной
печати и на печатях императоров не помещала геральди-
ческого двуглавого орла, станет очевидно, что московс-
кое правительство не могло заимствовать из Византии то,
чего та не имела". О самой же византийской печати он
писал, что ее "нельзя признать государственной печатью
в том смысле, как мы понимаем это в настоящее время. На
ней не было никакой отличительной государственной эмб-
лемы. Это была как-никак печать монарха, а не Визан-
тийской монархии при том или другом императоре" (Лиха-
чев. 1911. С. 1, 43).
Вопрос о роли Софьи Палеолог в принятии новой госу-
дарственной эмблемы на Руси не может быть решен вне
хронологического контекста. Первый сохранившийся эк-
земпляр печати датирован, как мы помним, июлем 1497 го-
да. Особенности титулатуры, помещенной на ней, указыва-
ют на время после 14 марта 1484 г., когда в титуле Ива-
на III впервые были употреблены слова "Божиею милос-
тию". Если предположить, что легенда (т.е. надпись) и
изображение созданы одновременно, то следует думать,
что печать была создана именно в этот промежуток време-
ни - между 1484 и 1497 годами, по Н.П. Лихачеву и В. К.
Лукомскому - в 1489 году.