В Лицевом  летописном  своде,  созданном почти целое
столетие или по  крайней  мере  три  четверти  столетия
спустя после освобождения Руси от ига, представления об
иерархии ханов и русских князей очень четкие.  Все ханы
на миниатюрах этого Свода носят пятизубчатые венцы. Это
и Батый,  и его сын Сартак,  и даже правитель Мамай - в
ту  пору,  когда  всеми своими подданными он именовался
"великим царем". Даже в житии Сергия Радонежского конца
XVI  века  Мамай в сцене Куликовской битвы одет в такой
венец,  который выделяет его из  остального  татарского
воинства, носившего шлемы. Миниатюриста при этом не ос-
тановило то обстоятельство, что он наделяет одинаковыми
венцами и "поганина" Мамая,  и библейского царя Давида,
и православного византийского императора  (Арциховский.
1944. С. 116, 118, 143).                               
   Русские же  князья в Лицевом своде неизменно изобра-
жались в княжеских шапках.  Иерархия их и ордынских ха-
нов  передана  очень  точно  с помощью головных уборов:
князья в шапках стоят перед сидящими на "тронах" ханами
в царских венцах. Миниатюрист XVI века сделал одно иск-
лючение:  в рассказе о происхождении Александра Невско-
го, где Владимир Святославич назван царем, он и изобра-
жен в пятизубчатом венце (Арциховский. 1944. С. 130). И
хотя  "Слово о житьи Дмитрия Ивановича,  царя руського"
начала XV века и придает великому князю                
   владимирскому титул,  который  в  это  время  носили
только  цари - ордынские ханы,  тем не менее этот титул
не нашел адекватного отражения в миниатюре.  Также про-
игнорирована  попытка  причислить  к  царям тверского и
владимирского князя Михаила Ярославича (1304 - 1317).  
   В сознании людей XVI века процессы политической кон-
солидации русского общества, начавшееся объединение Се-
веро-Восточной Руси идентифицировались с  установлением
новой иерархии в системе внутрикняжеских отношений. Ес-
ли в Лаптевском и в первой части Толицыского томов  Ли-
цевого свода, охватывающих XIII - XIV века, в княжеских
шапках представлены все князья,  какой бы  величины  ни
были их земли, - владимирские и московские, рязанские и
ярославские, можайские и стародуские, дмитровские и но-
восильские,  -  то в более позднее время (во втором Ос-
термановском томе Лицевого свода) таких шапок удостоены
лишь великие князья - московские,  тверские, рязанские,
нижегородские и смоленские,  иногда  ярославские.  Суз-
дальско-нижегородские  князья,  правившие попарно,  оба
представлены в таких шапках, равно как и княжичи - нас-
ледники престолов в великих княжествах.  Наряду с вели-
ким князем Дмитрием Донским чести носить княжескую шап-
ку удостоены его двоюродный брат и соправитель Владимир
Андреевич, будущий Храбрый и Донской. Во время княжения
в  Новгороде в 1470 году в княжеской шапке представлены
Семен Ольгердович,  равно как и его брат Владимир  Оль-
гердович Киевский.                                     
   О внешнем виде такой шапки можно судить не только по
миниатюрам XVI века, но и по "портретным" монетам Бори-
са Годунова 1600 - 1605 годов и монетам Федора Иванови-
ча времени второго ополчения 1611 - 1613 годов (Мельни-
кова. С. 71, 127).                                     
Древнейшей из сохранившихся регалий является шапка  Мо-
номаха.  Вероятно, она названа "шапкой золотой" в заве-
щаниях Ивана Колиты (ДДГ. No 1. С. 8, 10). Это головной
убор высотой 18,6 см,  окружностью 61 см, верх которого
состоит из 8 золотых пластин, покрытых тончайшим узором
- сканью из спиралевидных завитков, шестиконечных розе-
ток-звезд и цветков лотоса.  Низ шапки окаймлен широкой
орнаментальной  полосой-плетенкой.  Верх  напоминает по
форме восточный головной  убор.  Это  древнейшая  часть
шапки. К ней позднее были добавлены полусферическое на-
вершие, гравированное и резное, завершающееся крестом с
крупными  жемчужинами  на  концах,  драгоценные камни и
жемчуг, разбросанные по всей поверхности венца, и опуш-
ка из соболя.                                          
   Загадка шапки Мономаха не разрешена до сих пор.  Не-
ясно,  как очутилась она в казне владимирского  и  мос-
ковского князя Ивана Колиты, первым из рода Юрия Долго-
рукого назвавшегося князем "веся Руси". Владимир Всево-
лодович  Мономах  (род,  в 1053),  которого "Сказание о
князьях владимирских" второго десятилетия XVI века счи-
тает получателем регалий из Византии,  княжил в Киеве в
1113 - 1125 годах- Его дед по матери,  якобы и прислав-
ший регалии, Константин IX Мономах был византийским им-
ператором в 1042 - 1055 годах.  Изобретено ли определе-
ние  "мономахова" лишь в XVI веке (впервые с таким наз-
ванием шапка упомянута в 1518 году)  или  действительно
отец  Владимира Мономаха князь Всеволод (Василий) Ярос-
лавич (ум,  в 1093) получил какое-то приданое за  своей
женой - трудно сказать.                                
   Археологи выдвинули еще одну версию.  Шапка - произ-
ведение рук арабского (Спицын. 1906; 1909) или египетс-
кого мастера, работавшего при дворе египетского султана
Эль-Мелик-Эн-Насир-ибн-Калауна (Филимонов. 1898) -     
   в 1317 году была послана  хану  Узбеку,  который,  в
свою очередь, подарил ее Ивану Калите.                 
   В наши  дни  возникла и третья версия.  Согласно ей,
местом изготовления шапки была Орда  или  Крым  (Крама-
ровскии). При этом все три группы исследователей опира-
ются на сходство цветка в узоре скани шапки с распрост-
раненным  в арабском и египетском средневековом искусс-
тве цветком лотоса.  Таким образом, трудно быть уверен-
ным  в  точности какой-либо из этих гипотез.  Ясно лишь
одно: шапка Мономаха - иностранного производства.      
   Входила ли в число княжеских регалий  "кочь"-мантия,
тоже трудно сказать. Колита, согласно завещаниям, пере-
дал "конь великий с бармами" не  старшему  сыну  Семену
(ему достался "кожух черленыи женчужный"), а среднему -
Ивану.  Нечто аналогичное получил и младший сын  Колиты
Андрей  -  "скорлотное  портище  с бармами",  вероятно,
"наплечками", такой фасон одежды также упомянут: "бугаи
соболий  с  наплечки  с  великимь  женчюгом с каменьем"
(ДДГ.  No 1, С. 8, 10; Вороним. 1956). Судя по разнооб-
разию наименований верхней одежды - плаща (это и кожух,
и портище,  и кочь),  ни ей,  ни наплечным украшениям -
бармам  в XIV веке еще не придавалось значения великок-
няжеских регалий.                                      
   Знаком княжеской власти служил посох.  Даже в  XVIII
веке считалось,  что "посох или трость,  имеющая сверху
подобие епископского жезла, означает духовное правление
и власть" (Амбодик. С. НИ). В католической традиции так
и осталось:  посох - непременная принадлежность еписко-
пов,  знак церковного всевластия (Moser.  S. 306 - 307;
Kletler. S. 9). Иное дело на Руси. Он был такой же при-
надлежностью светской власти,  как и духовной. Посохи и
духовных лиц,  и князей на  Руси  напоминали  вытянутую
букву "Т", но у княжеских посохов концы навершия были  
загнуты вверх,  а у духовных лиц -  вниз  (Арциховский.
1944.  С.  119).  Посохами  пользовались и женщины (Сб.
РИО. Т. 71. С. 39).                                    
   В 1476 году новгородцы преподнесли Ивану  III  посох
из  "рыбьего зуба",  т.е.  моржового клыка,  как символ
признания его верховной власти над городом. А имперский
посол Сигизмунд Герберштейн, побывавший в Москве в 1517
и 1526 годах,  отметил,  что на приеме  у  Василия  III
"справа от него на скамье лежала шапка-колпак,  а слева
- палка с крестом, т.е. посох" (Герберштеин. С. 109).  
   В Лицевом своде жезлами  в  качестве  знаков  власти
снабжены  все  великие князья,  равно как и ханы (Арци-
ховский.  1944. С. 126, 141 - 142). Спор из-за великого
княжения так изображен на миниатюре Лицевого свода: два
князя - Михаил Ярославич  Тверской  и  Юрий  Даниилович
Московский  - сидят на одинаковых "столах" в одинаковых
шапках и с одинаковыми жезлами в руках.  Неравное поло-
жение  князей-соправителей - Дмитрия Ивановича Донского
и Владимира Андреевича Храброго - подчеркнуто тем,  что
у  первого  в  руках  жезл.  Было ли так на самом деле,
трудно сказать,  ведь миниатюрист XVI века  должен  был
доказать исконность такой царской регалии, как скипетр,
который Иван Грозный ввел в обиход лишь в 1552  -  1553
годах.                                                 
   Хранились посохи  в  казне,  но  очень пострадали во
время польского хозяйничанья в Москве в  Смутное  время
(с 161 1 по 10 мая 1612 г.). Жалованье польским наемни-
кам платилось за счет княжеских драгоценностей: "... от
казны выдано,  с государева посоха снято было 6 гривен-
ки" (РИБ.  Т.  2.  СПб., 1875. С. 226, 242, 245 - 246).
Если  провести аналогии с уцелевшими митрополичьими по-
сохами,  то можно думать,  что и на княжеских изобража-
лись  сюжеты,  символизировавшие  власть  и  подчинение
(Чернецов; Голубцов. С. 87 - 116).                     
   Посох был повседневным знаком власти, вероятно, поэ-
тому он и отсутствовал в великокняжеских завещаниях XIV
- XVI веков.                                           
   Несмотря на скудость данных об этом  темном  периоде
отечественной истории, можно считать, что прежние рега-
лии - и "стол", и "шапка", и такой повседневный буднич-
ный знак власти, как посох, - сохранились в княжеском и
великокняжеском употреблении.  К сожалению,  о  внешнем
виде  этих предметов можно судить лишь по более поздним
миниатюрам,  авторы которых создавали обобщенный образ,
а отнюдь не точный портрет вещи.                       
   Мы не касались еще монет и печатей. Обратимся теперь
к ним. После сравнительно длительного "безмонетного пе-
риода", причины которого не связаны с монгольским заво-
еванием (этот период наступил задолго до иноземного на-
шествия),  когда  в конце XIV века Русь стала несколько
оправляться  после  нашествия,  возобновилась   чеканка
русских монет (Орешников. 1896. С. 81 - 89). На оборот-
ных сторонах московских и нижегородско-суздальских  мо-
нет  помещали различные арабские надписи типа:  "Султан
Токтамыш да продлится" (как это было на монетах Дмитрия
Донского и Василия 1),  или с окончанием: "Да продлится
его царствие",  или просто без имени "султан справедли-
вый" (на монетах Василия 1). Надписи свидетельствовали,
по мнению Г.А.  Федорова-Давыдова, о политической зави-
симости русских княжеств от Орды.  Зато на лицевой сто-
роне встречаются и всадник с соколом в руке,  и барс, и
просто четвероногое животное; дополняет эти изображения
и вытесняющая их строчная надпись, скажем, "князь вели-
кий Василии веся Руси" (Федоров-Давыдов)               
   Облик московских  монет  трансформировался в связи с
изменением политического статуса Василия  I.  В  начале
своего княжения Василий I признавал верховную класть   
Токтамыша и посему снабжал свои  монеты  круговой  над-
писью  "великий князь" на лицевой стороне и именем хана
- на оборотной.  В начале XV века он отказался от выра-
жения  своего  вассалитета и на оборотной стороне монет
стал помещать надпись (легенду) со своим именем и  пол-
ным титулом.  Однако поход хана Едигея в 1409 году вре-
менно положил конец притязаниям великого князя московс-
кого  на  самостоятельность,  а на монеты 1410 - начала
20-х годов XV века вернулись арабские надписи,  правда,
нечитаемые (Федоров-Давыдов. С. 26 - 56, 105 - 1 18).  
   Лишь около десяти лет, на рубеже XIV - XV веков, Ва-
силий I мог прокламировать свою внешнеполитическую идею
собирания  Руси,  т.е.  объединения всех русских земель
домонгольского времени.  С 1399 по 1408 год он  помещал
на своих монетах владимирский герб - "барса",  символи-
зировавшего его титул "великого  князя  Руси".  Другими
символами  на этих же монетах были всадник,  в XVI веке
названный "ездецом",  и "воин в профиль". Они олицетво-
ряли власть князя,  подчеркивая его суверенитет в усло-
виях,  когда другие способы выражения  этой  идеи  были
неприменимы (Федоров-Давыдов. С. 131 - 140).           
   В ордынское  время  некоторые  другие русские князья
тоже осмеливались использовать изображение всадника  на
своих  монетах.  Это  были ярославские князья Федор Ва-
сильевич и Александр Федорович в  1426  -  1464  годах.
Исследовательница  рассматриваемых монет Н.Д.  Мец под-
черкивала,  что в Ярославле не было "двуименных" монет,
т.е. монет с именами великого князя московского и мест-
ного, ярославского князя, выпуск которых "показывал за-
висимость уделов от Москвы" (Мец. 1960; Назаров. 1995).
Так ли это на самом деле,  трудно сказать. Не исключена
и возможность, что персону великого князя владимирского
и московского на ярославских монетах олицетворял  всад-
ник,  подобно  тому  как  лев и орел олицетворяли ее на
новгородских посадничьих печатях XV века (см. далее).  
   Таким образом,  вместе с изменением общего соотноше-
ния сил Руси, прежде всего Северо-Восточной, и сил Мон-
гольской империи и ее наследников - Золотой,  а позднее
Большой  Орды  -  эволюционировали  и  символы  власти,
представленные на монетах:  в XIII - частично XIV веках
- вассалитета русских князей,  а в XV веке - их сюзере-
нитета и притязания на всю территорию домонгольской Ру-
си.                                                    
   Такая же  эволюция  идейного содержания характерна и
для печатей,  в частности одного из типов княжеских пе-
чатей Пскова XIV века (Белецкий С.  В.  1983; 1985 - 2;
1986).  На одной их стороне располагался всадник в ост-
роверхой шапке, движущийся вправо и держащий правой ру-
кой вертикально поднятый меч,  а на другой  -  четырех-
строчная надпись: "ПЕЧАТЬ КНЯЖА ОЛЕКСА(н)ДРОВ(а)". Исс-
ледователь псковских печатей С.  В. Белец- кий приписал
ее князю Александру Михайловичу Тверскому,  в 1327 году
покинувшему родину ради Пскова.  В 1329 году он на пол-
тора года отправился в Литву,  но,  вернувшись в Псков,
оставался там до 1337 года.  Во время своего псковского
княжения  Александр Михайлович якобы и принял новую пе-
чать по "литовскому" образцу. Для сравнения использова-
лись печати литовского князя Витовта 1417 и 1423 годов.
Тому же князю, по С.В. Белецкому, принадлежала и печать
"новгородского  типа" с изображением Вседержителя и св.
Александра в рост.                                     
   В этой теории смущают два обстоятельства: во-первых,
большой хронологический разрыв литовского образца, т.е.
печати Витовта первой четверти  XV  века,  с  псковским
подражанием - предполагаемой печатью 30-х годов XIV ве-
ка,  - опередившим образец почти на три четверти столе-
тия; во-вторых, различие иконографии всадника на       
печатях Витовта и псковской:  на первой меч имеет почти
горизонтальное положение, на второй - вертикальное. Ду-
мается,  образец для своей печати Александр  Михайлович
мог найти и на собственной родине.                     
   Не отрицая основной идеи С.  В.  Белецкого о принад-
лежности печатей Александру Михайловичу Тверскому, мож-
но дать и иное толкование изображений.  Печать со всад-
ником,  датируемая 1327 - 1329  годами,  прокламировала
независимость псковского тверича.  Печать с Вседержите-
лем,  созданная после 1332 года, закрепляла зависимость
князя от Новгорода после конфликта, происшедшего с Ива-
ном Калитой еще во время знаменитого тверского  восста-
ния 1327 года,  когда тверской и московский князья ока-
зались в разных лагерях (как известно.  Колита действо-
вал в согласии с ордынцами).  В 1332 году не только Ко-
лита "отделе псковичамь  вины"  (т.е.  приглашение  или
принятие  тверского  князя  на псковский "стол"),  но и
церковные власти сделали то же: "...Митрополит Феогност
и  владыка (новгородский) Моисии благословиша посадника
Салагу и весь Псков" (ПЛ.  Вып. 2. С. 23). Вот в это-то
время и могла появиться печать новгородского типа.     
   Тверско-псковско-московский конфликт,   связанный  с
поведением князей по отношению к ордынским наместникам,
свидетельствовал  о прочности политических позиций мос-
ковского князя на Руси.  Без этого Калите не удалось бы
представить псковичей "виноватыми",  однако ему не хва-
тило силы для  полного  подчинения  Пскова  собственной
власти,  он добился лишь укрепления новгородского сюзе-
ренитета в Пскове, о чем и свидетельствует печать Алек-
сандра Михайловича новгородского типа. В целом же собы-
тия 1327 и 1332 годов можно рассматривать как  прелюдию
к дальнейшему росту авторитета московских князей,  рос-
ту, который и привел через полстолетия                 
   к великому Донскому побоищу, круто изменившему линию
политического  и  общественного  развития средневековой
Руси.                                                  
   Москва и Новгород в XV вeкe: лев и орел 
   С конца XIII века на историческую арену  вышло  Мос-
ковское  княжество.  Оно  представляло собой мельчайшее
новообразование,  которыми в то время  так  изобиловала
Русь. Младшему сыну Александра Невского Даниилу принад-
лежало первоначально княжество,  значительно уступавшее
по площади современной Московской области.  Но это кня-
жество росло,  как на дрожжах.  Виновата ли в том Моск-
ва-река,  с  низовьев  несшая  на  своих водах до самой
Москвы корабли с товарами,  которые здесь перегружались
на сухопутный транспорт, а с верховьев доставлявшая жи-
телям часто горевшего города вековые бревна из  необоз-
римых тогда можайских лесов;  или укрытость княжества в
глубине лесов,  что охраняли эту землю от  неожиданных,
"изгоном" набегов татар; или сама неприметность ее при-
тягивала беженцев с восточных и южных окраин, уходивших
подальше  от бдительного ока татарского баскака - сбор-
щика дани;  или благодатный климат;  или все это вместе
взятое.  Но ко временам Ивана Даниловича Колиты,  внука
Александра Невского, Московское княжество стало ведущей
силой на северо-востоке Руси.  В борьбе за Великое кня-
жение Владимирское Москва вступила  в  соперничество  с
Тверью  и  выиграла  его.  Уже Ивану Даниловичу удалось
стать не только московским,  но и великим князем влади-
мирским, а начиная с Ивана Колиты это Великое княжество
не выходило из рук его наследников.                    
   Авторитет Москвы укрепила мужественная позиция Дмит-
рия Ивановича, внука Колиты, который первым из         
московских князей  преодолел   психологический   барьер
страха  перед захватчиками и отважился на открытую воо-
руженную борьбу с ними.  Он не только оборонял  пределы
Руси, но первым вышел за них. Знаменитое Донское побои-
ще, или, как мы теперь говорим. Куликовская битва, про-
исходило южнее границ Руси. Донской решился пересечь их
ради сражения с войском Мамая. Победа объединенных мос-
ковских сил над объединенными ордынскими стала исходным
пунктом возрождения Руси.  Позади была дипломатия Алек-
сандра Невского и Ивана Колиты, вынужденных идти на ус-
тупки монголам... Но уже светил огонь, вернее, еще ого-
нек, надежды, который зажегся на Дону. Он светил ожида-
нием освобождения от иноземного ига для  тех,  кто  под
ним находился,  но,  увы, новой несвободой для тех, кто
от него освобождался.                                  
   К последним принадлежал Великий (с конца  XIV  века)
Новгород.  Он  жил как бы в другом измерении.  В Москве
укреплялась княжеская власть, исчезали последние органы
самоуправления,  в  частности тысяцкие,  а в Новгороде,
казалось,  процветала демократия. Городом управляли вы-
борные посадники - Совет господ, или господа. Все боль-
шие круги бояр оказывались  вовлеченными  в  непосредс-
твенное управление городом,  укорачивались сроки посад-
ничества (до полугода),  чтобы максимальное число  бояр
смогло занимать эту должность (Янин. 1962).            
   Однако за  внешне обманчивым упрочением новгородской
республиканской власти происходил процесс  потери  этой
землей  своей  независимости.  Три  крупных  и не очень
крупных государства Восточной Европы - Великое княжест-
во Литовское, Тверское княжество и быстро растущее Мос-
ковское княжество - стремились овладеть "северной Вене-
цией",  естественным  посредником  в  торговле  Руси со
странами Северной Европы.  Литовское княжество предпри-
няло  решительный  натиск в правление Витовта,  который
организовал два похода,  в 1406 и 1426 годах.  В начале
XV  века новгородцы приглашали к себе литовских князей.
Литовские служебные князья получали в кормление  ("хле-
бокормление") крепости, то Копорье, то Ладогу. В треть-
ей четверти XV века новгородская господа, стремясь сох-
ранить независимость города,  склонялась иногда к союзу
с Литовским княжеством.  Особенно  ярко  эта  тенденция
проявилась  в  последние  два года самостоятельного су-
ществования Новгородской республики - в 1470 и 1471 го-
дах.                                                   
   Пик влияния Тверского княжества приходится на начало
70-х годов XIV века,  когда  Новгород  временно  принял
верховенство  тверского  князя  Михаила Александровича.
Московское же княжество, исподволь стремившееся к упро-
чению  своих  позиций в Новгородской земле,  умело вос-
пользовалось для этого конфликтом из-за Торжка в  сере-
дине 70-х годов XIV века.  Таким образом,  уже накануне
Куликовской битвы были сделаны первые шаги  к  будущему
покорению Новгорода.                                   
   В конце XIV века Московское княжество добилось новых
успехов:  Двинская земля временно, на два года, перешла
под  юрисдикцию великого князя владимирского и московс-
кого.  Отношения великого князя владимирского (будь  то
тверской  или  московский)  и  Новгорода регулировались
"рядом" - договором.  На протяжении XV  века,  согласно
этим документам,  права новгородцев все больше и больше
стеснялись при том,  что внешне сохранялась  привержен-
ность  старине и тщательно перечислялись все те князья,
которые уже раньше вступали с новгородцами в договорные
отношения (ГВНП.  .No 19,  22, 26; Янин. 1991. С. 173 -
177, 101 - 102, 189 - 191).                            
   Право высшей судебной власти, которым раньше пользо-
вались князья,  приглашаемые на свой "стол" новгородца-
ми, перешло к великому князю. Его судья должен был     
совершать объезд  новгородских  волостей,  чтобы чинить
там суд и расправу. Вслед за договором 1435 года следу-
ющий  "ряд",  заключенный на полпути между Новгородом и
Москвой, в Джедбицах, в 1456 году, на исходе феодальной
войны, в которой Новгород отнюдь не последовательно вы-
полнял свои обязанности вассала,  отнял  у  новгородцев
право  удостоверять  какие  бы то ни было документы го-
родской печатью.  "А печати быта князей великих" - гла-
сил московский экземпляр (противень) договора (ГВНП. No
23.  С.  41 - 42).  Отныне только печать великого князя
владимирского и московского могла придавать юридическую
силу документам.                                       
   Однако среди сохранившихся новгородских  печатей  XV
века  до  сих пор не обнаружено печатей,  которые можно
было бы назвать московскими или  владимиро-московскими.
Их  можно выделить лишь на основе рассмотрения помещен-
ных на них эмблем. А для уяснения истории государствен-
ной символики важно уточнить,  как формировались в неп-
ростых, крайне противоречивых условиях борьбы Новгорода
за  сохранение  независимости эмблемы его государствен-
ности,  проверить, не оказывала ли воздействия на изме-
нения этой эмблематики меняющаяся ситуация.  Единствен-
ным источником по данной теме могут служить  новгородс-
кие  печати,  частично сохранившиеся при архивных доку-
ментах, а частично "ископаемые", т.е. найденные случай-
но  (в  особенности  на месте княжеской резиденции - на
Городище) или обнаруженные при археологических  раскоп-
ках Новгорода.                                         
   Прибегнем снова к исследованию В.Л.  Янина и состав-
ленному им каталогу русских печатей,  известных до 1970
года.                                                  
   От XV века сохранилось два типа печатей.  Один имеет
на обороте надпись "печать новгорочкая",  второй - "пе-
чать Великого Новагорода" И тот, и другой тип принято  
   считать государственными   печатями   этого   города
(Ямин.  1981.  С. 220 - 228). На них помещены различные
изображения.  Их  соотношение  подсчитано В.Л.  Яниным.
Приведем его данные (I - "печати новгорочкие" II - "пе-
чати Великого Новагорода";  первая цифра - число разно-
видностей, вторая цифра - число экземпляров):          
  Христос Воин Всадник Зверь Птица Без изобр.
I 2/2 6/11 1/1 4/10 - -
II - 1/1 1/1 25/36 9/12 1/2
   На первом месте среди изображений по числу разновид-
ностей стоит зверь, около которого однажды была помеще-
на и надпись:  "А ее лют  зверь",  т.е.  лев  (Забелим.
1850; Клейненберг). Второе место, но только на "печатях
Великого Новагорода" занимает  птица,  как  правило,  в
профиль. Эпизодически встречаются воины, всадники, лишь
на "печатях новгорочких" имеется изображение  Вседержи-
теля.  Из  всех этих образов в новгородской традиции до
XV века известен лишь один - Вседержитель.             
   Обратимся к этим изображениям и попытаемся узнать их
смысл  (семантику)  и цель помещения их на новгородских
печатях.  Вседержитель встречался на новгородских печа-
тях и раньше. К. договорной грамоте о мире и торговле с
Готским берегом (о.  Готландом), г. Любеком и немецкими
городами,  составленной в 1259 году, но скрепленной пе-
чатями только в 1270 году,  в условиях размирья  новго-
родцев с их князем - братом Александра Невского Яросла-
вом Ярославичем была  привешена  печать  Совета  господ
("/ПЕЧ/ЯТЬ  ВСЕ/ТО НОВА/ГОРОДК(А)") с изображением Все-
держителя,  которого новгородцы считали своим  небесным
покровителем (Львов. С. 31 - 33).                      
Христос представлен в  нимбе,  сидящим  на  престоле  с
распростертыми в благословении руками (Ямин.  1970.  Т.
11.  No 705.  С. 125). В XV веке Вседержитель изображен
по пояс с Евангелием в левой руке (Янин. 1970. Т. 11. ь
707,  708). Одна из этих печатей привешена к новгородс-
кой  грамоте Колывани (Ревелк),  ныне Таллинну) 1413/14
года о суде из-за торгового конфликта и принадлежит, по
мнению  В.Л.  Янина,  тысяцкому  Ананье Константиновичу
(Янин. 1970. Т. 11. С. 103, 127). И на этот раз Вседер-
житель - покровитель светской власти, причем не княжес-
кой, а городской (Там же. С. 133).                     
   Остальные изображения на анонимных новгородских  пе-
чатях  не  имеют прообразов в местной сфрагистике пред-
шествующего времени. Печать с изображением воина сохра-
нилась  при  грамоте  Новгорода  Риге о суде над Хинтце
Зессембеком и его братом ордынским переводчиком Гертtке
(Артемием) 1418 - 1420 годов (ГВНП.  No 58; Янин. 1970.
Т.  11.  No 709),  похожая была найдена при раскопках в
слое 1409 - 1422 годов.                                
   Вероятно, всю группу печатей с воином следует отнес-
ти ко второму десятилетию XV века.  Стилистически изоб-
ражения  довольно  близки - это стоящий воин в зубчатой
короне или в шлеме с копьем в правой и  щитом  в  левой
опущенной руке. Он одет в короткий до колен кафтан (или
кольчугу) с мелкосетчатым диагональным узором.  И узор,
и  тип  одежды чужды русской традиции.  Большой соблазн
возвести этот образ к литовской традиции. На нее же на-
мекает и надпись с выносной буквой Т, на коротком осно-
вании распластавшейся над верхней строкой. Такие вынос-
ные характерны для графики русских рукописей, созданных
в Литовском княжестве.                                 
   Продолжая цепь догадок,  можно связать появление об-
раза светского воина с пребыванием литовского князя Се-
мена Ольгердовича (Лугвеня) в Новгороде в 1407 - 1413  
   годах. В это время в  Новгороде  произошла  денежная
реформа,  в  обращение вошли литовские гроши и немецкие
артуги. Образ светского воина мог символизировать и ли-
товского  служебного  князя Лугвеня,  и самого великого
литовского князя Витовта.  Впрочем, к концу второго де-
сятилетия  печать с изображением светского воина должна
была стать анахронизмом - Лугвень уже покинул город.  В
1416 году был урегулирован конфликт с Василием Дмитрие-
вичем Московским (1389 -  1425),  в  Москве  митрополит
поставил  архиепископом  в  Новгород игумена Хутынского
монастыря,  а тот воздвиг в Новгороде храм в честь пер-
вого московского митрополита Петра,  признав его чудот-
ворцем и святым.                                       
   К группе печатей с воином близка единичная печать  с
изображением всадника,  повернутого влево:  их роднит и
время попадания печати в землю (1409 - 1429),  и одина-
ково редкое написание буквы Т. Может быть, и этот образ
всадника восходит к литовской "погоне" - гербу Витовта?
Ведь и на печатях Витовта всадник изображен двигающимся
влево. Еще одного всадника, повернутого влево, видим на
"печатях Великого Новагорода" (Янин.  1970.  Т.  11. No
715, 722).                                             
   На печатях же сыновей Александра Невского -  Дмитрия
и Андрея, внука Ивана Колиты - Дмитрия Донского и моне-
тах Василия 1,  его брата Андрея Дмитриевича Можайского
и  их  многочисленных  современников  всадник  повернут
вправо (Янин. 1970. Т. 11. ь 384 - 394, 421; Орешников.
1896.  ь 402, 454 - 461, 757, 758; Рис. 326 - 329, 351,
610, 61 1). Таким образом, изображения конников на нов-
городских  печатях первой четверти XV века не соответс-
твуют ни новгородской,  ни московской традиции. Это еще
более укрепляет в предположении о том, что рассматрива-
емые печати Новгорода носят изображение всадника,  вос-
ходящее к литовскому образцу.                          
Если об истоках образов воина и всадника можно спорить,
то  происхождение другой эмблемы новгородских государс-
твенных печатен более определенно.  Речь идет о "  зве-
ре".  Четыре  разновидности  его  помещены на " печатях
новгорочких" и 25 - на " печатях Великого  Новагорода".
Это, несомненно, наиболее распространенный образ в нов-
городской сфрагистике XV века (остальные четыре изобра-
жения представлены только 20 разновидностями). Неточный
термин "зверь'* можно заменить термином *'лев". Надпись
на печати,  приложенной к новгородскому посланию в Ригу
1418 - 1420 годов (ГВНП.  ь 58):  "А ее лют зверь''  не
оставляет в этом никаких сомнений (о термине "лют" см.:
Забелим.  1850.  С. 55; Клейненберг). Итак, снова львы,
на  этот раз заполнившие новгородские печати.  Это факт
примечательный.  Ведь в домонгольское время  львы  были
свойственны владимиро-суздальскому искусству и встреча-
лись по преимуществу лишь в Северовосточной Руси.      
   Традиция эта сохранилась и в конце XIV -  XV  веках.
"Львиная" эмблематика характерна,  например,  для монет
Василия  1  Дмитриевича.  "Преемственность  изображения
барса  и  его  переход с резных рельефов владимиро-суз-
дальских соборов на московские монеты Василия  Дмитрие-
вича очевидны и не случайны.  Эта преемственность отра-
жала тенденцию московского князя к закреплению за собой
великокняжеского русского стола, к созданию непрерывной
преемственности владения этим  великокняжеским  столом"
(Федоров. С. 169). С мнением Г.Б. Федорова перекликает-
ся и суждение Г.К.  Вагнера:  "Поскольку Москва считала
себя  политической  наследницей  великого Владимирского
княжения и на такую роль претендовала и Тверь,  то  ес-
тественнее  всего  было  возродить Владимиросуздальскую
эмблематику,  т.е.  изображение льва" (Вагнер. 1962. С.
262 - 263).                                            
   Не только в Москве,  но и в Твери соперники московс-
ких князей использовали образ льва  на  своих  монетах.
"Четвероногое  с хвостом,  пропущенным под заднею ногою
вверх",  фигурировало и на монетах князя  Бориса  Алек-
сандровича Тверского (1425 - 1461). Круговая надпись не
оставляет сомнений в принадлежности монеты. "ПЕЧАТЬ ВЕ-
ЛИКОГО КНЯЗЯ БОРИСА АЛЕКСАНДРОВИЧА" (Орешников. 1896. ь
231 - 233.  С. 40. Табл. III. ь 101). Однако и на моне-
тах его предшественника Ивана Михайловича (1399 - 1425)
тоже есть "четвероногое",  на этот раз  "со  щетинистым
хвостом".  На обороте - человек в королевском одеянии в
полный рост с копьем в правой и овальным щитом в  левой
руке (Там же.  Но 103. С. 24. Табл. 11. No 45). Пользо-
вался подобной же эмблемой и Михаил Борисович  Тверской
(1461 - 1485), на оборотной стороне его монеты строчная
надпись:   "П(Е)Ч(А)Т/КН(Я)ЗАВ(Е)Л(И)КОГМ(И)    XAIЛ(a)
(Орешников.  1896. No 274, 279 - 294. С. 46 - 48. Табл.
т. ь 139, Табл. IV. Nо 144 - 145).                     
   На княжеских печатях в пределах Новгорода  изображе-
ние  льва впервые появилось в 1370 - 1373 годах,  когда
великий князь тверской Михаил Александрович претендовал
на Великое княжение Владимирское. "Печать князя велико-
го Михаила" с эмблемой Владимирского княжения ясно  об-
наруживала  его намерения.  Так в печати отразился один
из этапов долгой и ожесточенной борьбы тверского и мос-
ковского  князей за верховенство над Северо-Восточной и
Северо-Западной Русью.  Естественно поэтому и использо-
вание  Владимире-суздальской государственной эмблемы на
печати тверского князя. Спустя полстолетия лев стал та-
кой же эмблемой и на печати Василия а (Янин.  1970.  Т.
11.  No 432), причем "сфрагистический тип явно восходит
к   новгородским   печатям...  Михаила  Александровича"
(Янин. 1970. Т. 11. С. 34).                            
Утверждению льва как геральдической эмблемы в Новгороде
предшествовало и  сопутствовало  распространение  этого
образа в новгородском прикладном искусстве:  в XII веке
- на печатном перстне и в довольно примитивном  изобра-
жении,  в  XIV веке - на застежке цепи (цепедержателе).
Очень выразительны у  льва  спокойная  морда,  огромная
грива  и  хвост,  высоко поднятый над спиной.  Известен
этот образ и в XV веке.  На печатном перстне с надписью
"левъ  зверь"  видим  льва  с могучей гривой и хвостом,
продернутым под задней лапой (Древний Новгород.  No 93,
103,  105). Сходство львов печатного перстня XV века из
Новгорода и львов владимиро-суздальского искусства  XII
- XIII веков поразительно.                             
   Дальнейшая жизнь  этого  образа  в Новгороде связана
прежде всего с новгородскими печатями XV века. Как мож-
но объяснить появление льва на "печати новгорочкой" на-
чала XV века? Известно, что в Новгороде в это время по-
бывали два сына Дмитрия Донского - в 1406 году Петр,  а
в 1408 и в 1420 - 1421 годах Константин в качестве  на-
местников  великого  князя.  Возможно,  с пребыванием в
Новгороде этих живых представителей  Московского  вели-
кокняжеского  дома и следует связать использование вла-
димирской эмблемы на новгородских городских печатях.   
   Эта эмблема представлена в многочисленных  разновид-
ностях:  то  в  1418  -  1420  годах лев обращен налево
(Янин, 1970. Т. 11. ь 716), то - на большинстве печатей
-  направо  в  одинаково  агрессивной позе,  один раз с
крестом в зубах,  соответственно как носитель правосла-
вия (Янин.  1970. Т. Л. ь 719). В "печатях Великого Но-
вагорода" изображения львов настолько разнообразны, что
трудно их даже разделить на группы. По-видимому, они-то
и стали господствующими на протяжении 20 -  70-х  годов
XV века.                                               
   Типологически, вне  зависимости от надписи на печати
и изображения льва, это печати, известные на Западе как
печати министериалов. На печатях такого типа всегда на-
ходится эмблема сюзерена,  в данном случае эмблема Вла-
димирского Великого княжения.  Московский князь был для
Новгорода сюзереном в качестве  великого  князя  влади-
мирского. И анонимные городские печати, имевшие в своих
надписях лишь название города, по-видимому, и закрепля-
ли отношения великого князя с его вассалом - Господином
Великим Новгородом.  В правильности подобного предполо-
жения  убеждает  и сопоставление новгородских печатей с
печатями тиунов великого князя Василия II,  на  которых
тоже красуется гордо вышагивающий лев с высоко поднятой
левой лапой и длинным языком (Ямин.  1970. Т. а. ь 452,
453). Позднее, после присоединения Новгорода и создания
государства веся Руси,  такая печать стала и его эмбле-
мой.  Так,  на  обороте  пула  (мелкой медной монеты) с
изображением льва имеется надпись "осподаря веся  Руси"
(Гайдуков,  1984; 1993). В связи с этим можно полагать,
что и на именных печатях посадников и тысяцких львы то-
же олицетворяли верховную власть великого князя, прежде
всего владимирского, московского, а порой и тверского. 
   Вариант этой же эмблемы  ("лютого  зверя",  "барса")
появился  на  псковских  печатях  в 1510 году (Белецкий
С.Л.  1994.  Вып.  1.  С. 15; вып. 11. С. 17-18), после
окончательного присоединения Пскова к Москве.          
   Эмблемой, символизирующей верховенство великого кня-
зя владимирского на "печатях Великого Новагорода", выс-
тупает,  на наш взгляд, и орел. Известно, что уже начи-
ная со второго десятилетия XV века великие князья  мос-
ковские претендовали на титул царей (об этом см. следу-
ющий раздел).  Такая интерпретация довольно жалкой пти-
цы, скорее похожей на курицу, обычно в профиль,        
изображенной на новгородских печатях XV века,  была  бы
сомнительна, если бы одна из этих печатей не имела над-
писи, снимающей всякие подозрения в породе этого предс-
тавителя пернатых: "орелъ" (Янин. 1970. Т. 11. No 726).
Поскольку такое сомнение исчезает,  то  встает  вопрос,
когда и каким образом новгородцы или русаки Северо-Вос-
точной Руси - москвичи,  владимирцы и  прочие  -  могли
познакомиться с этим символом.                         
   Обращаемся снова к владимиро-суздальской скульптуре.
И здесь, к удивлению, обнаруживаем немалое число "родс-
твенников" орлов,  имеющихся на новгородских печатях, в
искусствоведческих трудах, скрытых псевдонимом или ано-
нимом - птицы или "голубя" (Вороним. 1958. С. 149. Илл.
66).  В средневековье рядом с изображениями львов, нес-
шими огромную смысловую нагрузку,  можно сказать, почти
идеологическое бремя,  изображений простых птиц быть не
могло.  Рядом с царем зверей должен был находиться царь
птиц - понимаем мы с  большим  опозданием,  внимательно
начиная вглядываться в птиц Владимира-суздальских собо-
ров.  Рядом с изображением царя Давида (Steger) в Дмит-
ровском соборе должно быть изображение птиц - орлов.   
   Больше всего  изображений  таких птиц на суздальском
Рождественском соборе. Все они в профиль, имеют припод-
нятые крылья, точно так же, как и на новгородских печа-
тях,  но повернуты большей частью вправо,  а на  новго-
родских печатях, наоборот, большей частью влево от зри-
теля (Вагнер.  1975.  С.  57,  85, 118). Таким образом,
надпись  "орелъ"  на  печати  Великого Новгорода (Янин.
1970.  Т.  11.  ь 726) позволила определить породу птиц
Рождественского собора.                                
   Таких же  - теперь уже можно без раздумья говорить -
орлов видим и на пилястрах Юрьевского собора,  где  они
чередуются со львами (Вагнер. 1966. ь 21, 25). На Дмит-
ровском соборе (на его западном фасаде) чрезвычайно ин-
тересный  рельеф.  Две твердо ступающие на прямых ногах
птицы,  как всегда с приподнятыми  крыльями,  переплели
головы на длинных шеях, так что наверху оказалось нечто
похожее надвуглавие (Вагнер. 1968. No 7). В росписи юж-
ных дверей собора Рождества Богородицы есть и настоящий
двуглавый орел (Вагнер. 1975. С. 119). Вот и найден от-
вет на поставленный вопрос: истоки и этого мотива нахо-
дятся во Владимире и Суздале.                          
   Новгородскому прикладному искусству эта  царственная
птица,  причем  коронованная,  известна уже с XII века,
когда ее изображение было помещено на ажурную накладку.
Такая же "хищная птица с когтистыми лапами", по опреде-
лению В.Л.  Янина,  да еще в трехлучевой короне,  какие
были приняты в то время в искусстве Руси,  находится на
медальоне конца XIV века (Древний Новгород.  No 57, 95.
С. 51, 63). С чем связано появление подобных образов на
различных предметах новгородского искусства XII  -  XIV
веков?  Орел - царь птиц в соответствии со своим рангом
среди пернатых мог символизировать лишь царя  людей.  А
царями в раннесредневековой Руси современники именовали
лишь Владимира Святославича и Ярослава Мудрого  (Высоц-
кий;  Рорре.  1984). Уже начиная со второго десятилетия
XV века великие князья московские претендовали на титул
царей. Этот титул употреблен в "Слове о житьи и о прес-
тавлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя руська-
го",  созданном в конце XIV - начале XV века. Использо-
вал его и автор Повести о хождении на Флорентийский со-
бор 1437 года (ПЕРЛ.  Т.  25.  М.  - Л., 1949. С. 254).
По-видимому,  оба эти произведения принадлежат духовным
лицам,  знакомым  с византийскими традициями оформления
власти.                                                
   Несомненна связь этого мотива  с  романским  искусс-
твом. На знаменитом гобелене из Байо - тканой картине  
битвы при Гастингсе 1066 года - орлы в таком  же  точно
ракурсе  и с так же приподнятыми крыльями вместе со ль-
вами сопровождают короля Эдуарда  (Rud,  Betrand).  Так
представляет орлов и "Рейнская книга образцов" (Vellev.
S. 17). В той же позе вырезан символ евангелиста Иоанна
на  рельефе  церкви  Торслев 1150 года в Южной Ютландии
(Landberg.  S.  9. Taf. 4). В Священной Римской империи
изображение  одноглавого орла стало очень популярно уже
при Карле IV (Posse. Bd. 2).                           
   Обратимся снова к Руси, но теперь к другому ее реги-
ону - Московскому княжеству и государству веся Руси,  а
также к Тверскому княжеству.  Орел в той же позе входит
в одну из композиций на рогатине тверского князя Бориса
Александровича. Несколько отличен образ орла на печати,
привешенной к договору 1433 года Ивана и Михаила Андре-
евичей Можайских с великим князем владимирским  и  мос-
ковским  Василием Васильевичем.  Хотя и здесь изображен
орел,  "собирающийся лететь", но крылья у него раскрыты
значительно больше,  чем у орлов предшествующего време-
ни.  Он представлен в фас,  голова повернута  влево  от
зрителя. А.Б. Лакиер сопоставил эту печать с другой пе-
чатью XV века, где орел изображен также в фас, его пра-
вое крыло поднято, левое полуприподнято, но расправлено
полностью,  голова с хищно раскрытым  клювом  повернута
вправо (Лайнер.  С. 89. Табл. XI. ь 1, 4). Этот послед-
ний образ точно воспроизведен на  земской  печати  1611
года.                                                  
   Имеются аналогичные  изображения орлов и на монетах.
"Птица с поднятым крылом" изображена  на  монете  ярос-
лавского  князя Ивана Васильевича,  в 1410 - 1412 годах
участвовавшего в военных и  дипломатических  начинаниях
Василия  1.  Едва  захватив Москву и став "великим кня-
зем",  Дмитрий Шемяка чеканит монету с "петухом"  (Мен.
1960. С. 126; 1974. No 190 - 191. С. 34). Взлетающий   
   одноглавый орел  украшает и портал Грановитой палаты
Московского Кремля.                                    
   Несмотря на появление двуглавого орла в конце XV ве-
ка,  его  одноглавый собрат не исчез из прикладного ис-
кусства XVI - XVII веков.  В центре чаши "на  мисюрское
дело",  т.е.  по египетскому образцу,  пожертвованной в
Троице-Сергиев монастырь в 1520 году,  находится тот же
одноглавый орел,  окруженный зайцами, собакой, грифоном
(ОРК XVI в. Ч. 2. С. 80).                              
   На новгородской мелкой медной монете - пуле XV века,
а равно и на легких московских монетках - полушках, че-
каненных после реформы 1535 - 1538 годов в Москве, Тве-
ри, Пскове и Новгороде, видим ту же "птицу" (ОРК XVI в.
Ч. 1. С. 234; Орешников. 1896. No 321, 1899; Базилевич.
С.  88).  С  легкой руки подьячего Григория Котошихина,
составившего описание России начала XVII века, их трак-
туют  как "голубей":  "Полушки...  на одной стороне го-
лубь,  а на другой написано "царь" (Котошихин.  С. 97).
На  этих монетах изображение одноглавого орла использо-
валось вплоть до  правления  Алексея  Михайловича.  При
нем,  наконец,  эмблема  одноглавого  орла была сменена
эмблемой двуглавого коронованного орла (Мельникова.  С.
164.  Табл.  3 - 4).  Зная популярность этой эмблемы на
Руси, ганзейские послы, по словам голландца Исаака Мас-
сы, преподнесли Борису Годунову кубки в виде одноглаво-
го орла,  единорога, льва с мечом в правой и державой в
левой лапе.                                            

К титульной странице
Вперед
Назад