МИФОЛОГИЯ, ИСТОРИЯ, НАУКА
Мифология -- всегда мистифицированная и опоэтизи-
рованная история. И космология! Причем мистификация
происходит без всякого злого умысла -- вполне естест-
венным путем. При передаче сведений от поколения к по-
колению в условиях отсутствия письменности (если не вы-
работаны специальные приемы сохранения информации) пер-
воначальные сведения подвергаются неизбежному и непро-
извольному искажению. К тому же в течение веков и тыся-
челетий этносы (а вместе с ними роды, племена, семьи)
распадаются, переселяются с одной территории на другую,
а то и вовсе исчезают с лица Земли. Да еще войны и со-
циальные перевороты. Да еще идеологическая или религи-
озная цензура. Да еще поэты и художники поприбавят. В
результате факты и превращаются в мифы.
Значит ли все сказанное, что мифы -- сплошная вы-
думка? Ничуть! Они вполне поддаются научному анализу и
реконструкции первоначального смысла. В мифологических
сюжетах и образах закодированы и реальные события дале-
кого прошлого, и отголоски стародавних общественных от-
ношений и норм поведения, и представления о мироздании
и его законах, и память о катастрофах в истории Земли и
великих переселениях народов. Именно в таком смысле
следует понимать энергичное утверждение Н.Ф. Федорова:
"Мифология не басня, а истина, действительность, и ни-
когда ее не убьет метафизика"12. Применительно к исто-
рии вообще и русской истории в особенности не менее оп-
ределенно высказался Г.В.Вернадский: "...Следы древней
исторической основы могут легко быть обнаружены под ми-
фологическим покровом"13.
Мысль о том, что мифология и фольклор (особенно
эпос) -- это не что иное, как преломленная сквозь приз-
му народного миросозерцания древняя история, развива-
лась еще Якобом Гриммом (1785 -- 1863) в его классичес-
ком и, к сожалению, до сих пор не переведенном на русс-
кий язык труде "Немецкая мифология" (1835 г.). Но здесь
он вовсе не был оригинален. Существует древнейшая тра-
диция -- считать Богов, которые впоследствии стали объ-
ектом религиозного поклонения, по происхождению своему
такими же людьми, как и простые смертные. Подобный под-
ход присущ народам всех континентов, хотя схемы и моде-
ли самого обожествления не всегда и не у всех совпада-
ли. И уж, конечно, сказанное никак не относится к позд-
нейшему монотеизму мировых религий, рассматривающих Бо-
га как безличное и достаточно абстрактное Первоначало.
Ничего похожего не было ни в египетской, ни в ведийс-
кой, ни в шумерской, ни в ассиро-вавилонской, ни в
древнекитайской, древнеславянской, древнекельтской,
древнегерманской, ацтекской и всем наборе северо-,
центрально- и южноамериканских мифологий. Здесь Боги
изначально выступали как люди, разве что наделенные
бульшими способностями и силой воли.
С наибольшей наглядностью это проявилось в антич-
ной мифологии и политеизме. А возникшие позднее расп-
ространенные переложения, скажем, древнегреческих мифов
не имеют ничего общего с реальными событиями. В настоя-
щее время налицо восприятие мифов исключительно как вы-
мысла -- либо художественного, восходящего к Гомеру,
либо социологизированного (в плане вульгарного истолко-
вания религии как иллюзорной формы сознания, а то и
прямого обмана). Дабы убедиться, что все здесь не сов-
сем так и даже совсем не так, достаточно обратиться к
сочинениям античных историков Диодора Сицилийского
(единственный раз переведенного на русский язык в ХVIII
веке) или Дионисия Галикарнасского (вообще никогда не
переводившегося на русский язык, как и вавилонский ис-
торик Берос, писавший по-гречески). Все трое излагали
историю античных Богов в русле реальной человеческой
истории. Вот что пишет, к примеру, Диодор об Уране,
считавшемся Богом Неба, о котором и Гомер, и Гесиод, и
другие мифологи не могли сообщить ничего конкретного и
вразумительного:
"Повествуют, что первый начал царствовать у них
(атлантийцев) Уран, который свел разбросанно живущих
людей в городскую ограду, причем они согласились прек-
ратить внезаконную и звериную жизнь. Он изобрел упот-
ребление и накопление домашних плодов и немало из дру-
гих полезных вещей. Он овладел большей частью вселен-
ной, по преимуществу -- странами к западу и северу. (4)
Ставши усердным наблюдателем звезд, он предсказывал
многое из того, что должно совершиться в мире. Он ввел
для народа исчисление года по солнечному движению, ме-
сяцев же -- по луне и научил распознавать времена каж-
дого года. Потому-то многие, не зная вечного порядка
звезд, удивлялись происходящему по предсказанию; и, с
другой стороны, предположили, что сообщавший об этом
причастен божественной природе. После его ухода от лю-
дей, ввиду его благодеяний и распознания им звезд, ему
стали воздавать бессмертные почести. Его прозвище пере-
несли на мир; одновременно с тем, что он оказался при-
частен к восходу и заходу звезд и к прочему, что совер-
шается на небе, как и одновременно с размером почестей,
стали чрезмерно расцениваться и его благодеяния. И его
навеки объявили вечным царем Всего. Повествуют,
что сыновья Урана разделили царство; из них наи-
более видными являются Атлант и Кронос. Атлант получил
по жребию местности, прилегающие к Океану, и этот народ
получил название атлантийцев, и самая высокая гора в
этой стране подобным же образом получила название Ат-
ланта. Рассказывают, что он точно преподал [людям] аст-
рономию и первым же дал людям науку о сферах. По этой
причине составилось мнение, что весь Космос держится на
плечах Атланта14.
Таким образом, Диодор Сицилийский считал Урана
первым царем загадочной страны Атлантиды, исчезнувшей
впоследствии в пучинах океана. Именно Уран объединил
атлантов "в одно общество или гражданство" (доподлинные
слова греческого историка). При этом подчеркивалось:
Уран властвовал не только в странах Запада, но и на Се-
вере.
Аналогичным образом представлялся и верховный Бог
древнегерманского пантеона Один. Первоначально он мыс-
лился в человеческом обличии и лишь впоследствии был
обожествлен. Дадим слово древнему свидетельству: "Один
был великий воин и много странствовал и завладел многи-
ми державами. Он был настолько удачлив в битвах, что
одерживал верх в каждой битве, и потому люди его вери-
ли, что победа всегда должна быть за ним. Посылая своих
людей в битву или с другими поручениями, он обычно
сперва возлагал руки им на голову и давал им благосло-
вение. Люди верили, что тогда успех будет им обеспечен.
Когда его люди оказывались в беде на море или на суше,
они призывали его, и считалось, что это им помогало. Он
считался самой надежной опорой. Часто он отправлялся
так далеко, что очень долго отсутствовал"15.
В данном же плане нужно рассматривать и закодиро-
ванное общечеловеческое знание, доставшееся нам от
предков и прапредков в виде фольклористики. В научной и
учебной литературе в последнее время возобладало мнение
о фольклоре как преимущественно об устном народно-поэ-
тическом творчестве, к тому же оторванном от реальной
действительности. На самом же деле фольклористика как
базисный пласт мировой культуры -- явление не просто
емкое, но в полном смысле необъятное и неисчерпаемое.
Будучи простым и удобным каналом аккумуляции и передачи
накопленного за многие тысячелетия опыта и знаний,
фольклор (дословно "народная мудрость") вобрал в себя в
специфически компактной символическо-образной форме
многообразные факты истории, этногенеза, а также свя-
занные с бытовыми традициями, мировоззренческими предс-
тавлениями, культовыми ритуалами, обрядами, поверьями,
пережитками и т.п. Один из основоположников современно-
го традиционализма Рене Генон (1886 -- 1951) так расце-
нивал действительное значение фольклора (в его соотно-
шении с мифологией) для познания истории и предыстории:
"Народ сохраняет, сам того не понимая, останки древних
традиций, восходящие порою к такому отдаленному прошло-
му, которое было бы затруднительно определить и которое
поэтому мы вынуждены относить к темной области "предыс-
тории"; он выполняет в некотором роде функцию более или
менее "подсознательной" коллективной памяти, содержание
которой, совершенно очевидно, пришло откуда-то еще"16.
Отсюда и фольклористика как наука призвана в пол-
ном объеме собирать и изучать различные проявления жиз-
ни народа как элемента исторически сложившейся цивили-
зации. Ни в коей мере не является она исключительно фи-
лологической наукой (или частью таковой), напротив, она
становится абстрактной и непонятной в отрыве от этног-
рафии, религиоведения, археологии, социологии и филосо-
фии истории. Попытка представить русскую сказку, были-
ну, песню, заговор и т.д. вне их обусловленности народ-
ным бытием во всех нюансах его исторического развития
оборачивается искаженным истолкованием этих ценнейших
памятников русской культуры, отразивших все основные
вехи ее становления.
У нас ведь как принято относится к фольклорным
произведениям? К сказке, например? Как к чисто развле-
кательному жанру. А сказке той, быть может, десятки ты-
сяч лет и донесла она до нынешних дней дыхание наших
далеких прапредков, осколки их тотемного мышления, на-
ивно-целостного миросозерцания. Или так называемый об-
рядовый фольклор, связанный в том числе и с древнейшими
народными празднествами: Коляда, Масленица, Кострома,
Иван Купала и др. Здесь соединено все -- и остатки язы-
ческого мировоззрения, и сакральный символизм, и перво-
бытный ритуал, и песни, и танцы, и карнавал. Традиции,
возникшие в глубинах веков и тысячелетий, передавались
из поколения в поколение, закреплялись в слове и обря-
довой символике, демонстрируя нераздельность человека и
высших космических сил, проявлявшихся в смене времен
года, дня и ночи, закономерностях движения на небосводе
(иллюзорного, как известно) Солнца, Луны, других светил
и звезд.
На первый взгляд нет ничего на свете более несхо-
жего, чем наука и фольклор. Но если вдуматься -- есть
между ними одна несомненно общая черта. Это -- способ
описания и воспроизведения действительности. И наука и
фольклор пользуются одним и тем же универсальным языком
символов. Символическую форму имеют и логические абс-
тракции, и философские категории, и художественные об-
разы, и мифологические сюжеты, и фольклорные мотивы
(все они облачены в словесно-знаковую, а следовательно
-- символическую оболочку). Естественные науки предпо-
читают излагать добытое позитивное знание на символи-
ческом языке математики или иным способом -- как это
имеет место в химических формулах. Может быть, такова
вообще природа человека -- отражать мир в символической
форме? А может быть, сам человек и есть главный символ
Мироздания и источник всех прочих символов? Символы не
существуют сами по себе, а в качестве таковых они долж-
ны быть преломлены через сознание. На Земле человек --
главный носитель сознания. Как Микрокосм он создает об-
раз, картину, символ Микрокосма, преломляя его через
свое сознание. Следовательно, и сам человек выступает
как обобщенный символ Макрокосма.
Человек привержен, привязан к знакам и символам
как некоторым обобщающим реальным ориентирам, отторгну-
тым в субстратной форме от него самого (им самим или
объективно вычлененных природой). Человек и человечест-
во просто не могут существовать без знаков и символов,
представляя и сам Космос в виде глобального небес-
но-звездного символа. Ибо то звездное небо, что дано
человеку в виде зрительных ощущений: набор структур-
но-организованных созвездий, изменяющих свое положение
в течение ночи и перемещающихся среди них по определен-
ным законам Луны и планет (а днем -- Солнца), -- все
это всего лишь результат местоположения и размещения
самого человека на вращающейся планете Земле. Но позна-
ет он Большой Космос, отталкиваясь именно от этой кар-
тины-символа звездного неба, проникая в глубь Вселенной
и открывая ее подлинные законы. Происходит это путем
преодоления самоочевидной и чувственно данной картины и
построения на основе достигнутых знаний той или иной
научной модели, приближающей нас к постижению истины.
Космический знак (как и всякий знак вообще) --
всегда некоторое вторичное явление, указывающее на не-
которую скрытую первопричину, далеко не всегда явную и
доступную непосредственному познанию. В этом смысле
непрерывную смену дня и ночи можно рассматривать как
соответствующие знаки, указывающие на подлинную причину
-- вращение Земли вокруг собственной оси. Точно так же
циклическая смена времен года (весна -- лето -- осень
-- зима) -- следствие движения Земли вокруг Солнца,
обусловленное высшими космическими силами. Для людей же
смена дня и ночи или смена времен года может выступать
в форме определенных знаков, проверенных многократным
опытом и служащих точкой отсчета множества других явле-
ний, событий и необходимых действий. Например, спирале-
видный орнамент, пронизывающий историю мировой культуры
от самых ее истоков, имеет несомненную космическую ко-
дировку. Вопрос лишь в том: воспринял ли человек этот
космический символ самостоятельно или же сам Космос об-
ладает неведомыми пока каналами, и по ним передаются и
кодируются соответствующие закономерности. Так или ина-
че, спиралевидные структуры пронизывают не только ра-
зумную жизнь на Земле, но и ее бессознательные формы
(раковины некоторых моллюсков).
Сущность не только людских отношений, но и отноше-
ний всего животного мира -- в выполнении разного рода
обрядностей. Так считал Николай Алексеевич Умов (1846
-- 1915) -- выдающийся русский ученый-космист, еще в
начале 70-х годов прошлого века, задолго до первых пуб-
ликаций по теории относительности выдвинувший идею о
взаимодействии энергии и массы, а также о том, что
энергия пропорциональна массе. Уже животные метят мочой
и экскрементами занятую ими территорию. И эти метки вы-
полняют функции знаков-символов, обусловливая поведение
животных на помеченной территории. А брачная обрядность
в животном мире? То же и у людей, но в их жизни обряды,
ритуалы, знаки и символы играют абсолютно решающую
роль, особенно с появлением письма, искусства и т.п.
Говоря в общих чертах, в общественной жизни роль метки
играют и некоторые канонизированные тексты -- священные
писания, законы, конституции, уставы общественных пар-
тий, множество регламентирующих правил и запретов. Все
это может действовать и в устной форме. Но превратив-
шись в утвержденный и принятый текст (заново упорядо-
ченная письменная система), они обретают самодовлеющую,
автономную самостоятельность, выступая в форме некото-
рого окончательного критерия для действий людей. Быть
может, это незыблемый природно-обусловленный естествен-
но-исторический закон. Космическая упорядоченность про-
ецируется на общественные отношения в виде определенно-
го строя, обязательных запретов и алгоритмов действий,
облеченных в некие ритуалы. А это, в свою очередь, не-
возможно без многоцветной и строгой вместе с тем систе-
мы символов, включающих языковые и знаковые формы.
Такой механизм взаимосвязи между Макрокосмом и
Микрокосмом, а также в структуре самого Микрокосма, ви-
димо, запрограммирован в законах природы с самого нача-
ла и является ее своего рода самоохранительным началом.
Человеку изначально раз и навсегда не дано переступать
некоторую запретную границу, он обречен представлять
(познавать) глубинные законы материи и Космоса только
посредством разного рода символов, включая и мысленные
абстракции. Выход за этот символический барьер возмо-
жен, но только с помощью теоретического воображения, а
оно само по себе также представляет лишь оперирование
символами. Воображение питает и фольклорные образы, а
также символы-мифологемы.
И античный мудрец, и ведийский жрец, и славянский
волхв, и современный ученый говорят примерно об одном и
том же, пытаясь описать одну и ту же объективную реаль-
ность, но используя при этом различные системы символов
и построенных на их основе языков. Здесь, кстати, лиш-
ний раз подтверждается известный тезис Алексея Федоро-
вича Лосева (1893 -- 1988), сформулированный в его
классическом труде "Диалектика мифа": всякая наука соп-
ровождается и питается мифологией, черпая из нее свои
исходные интуиции17. С точки зрения единых закономер-
ностей выражения действительности через символы и пос-
тижения действительности через символы современная нау-
ка столь же мифологична, сколь научна всякая мифология.
Современные естественно-математические науки,
включающие космологию и ее ответвления, ничто без упо-
рядоченных математических символов. Посредством этих
символов создается научная картина мира, с их помощью
она и прочитывается. Убрать символы -- и останется одна
пустота, ничто. Следовательно, и тайна космического
мышления кроется в символах. Познай их -- и ты познаешь
все.
Приятно это кому бы то ни было или неприятно, но
следует набраться мужества и признать: человек, позна-
вая действительность, практически никогда не имеет дел
непосредственно с этой действительностью, но лишь с на-
бором некоторых символов и кодов, включая собственные
ощущения, более чем опосредованно данную действитель-
ность отражающими. И безразлично, в какой именно форме
искажается объективная действительность, представая в
мозгу то в виде мифологических картин и сцен, то в виде
поэтических или фантастических образов, то в виде мета-
физических схем, то в виде математических формул.
Таким образом, каналы символизации и алгоритмы ко-
дировки глубинного смысла бытия и его закономерностей
одинаковы как для науки, так и для мифологии. Типичны и
возможные искажения при обоих способах осмысления дейс-
твительности. В результате свободного оперирования сим-
волами, знаками, образами, словесными догмами, матема-
тическими формулами и теоретическими моделями сплошь и
рядом возникают некоторые спекулятивные конструкции,
настолько далеко отступающие от отображенной в них ре-
альности, что превращаются в прямую противоположность
объективной истине. Гете называл это "ложным светом
знаний". "Я проклял знаний ложный свет", -- так перевел
соответствующую строку из "Фауста" Пушкин. Не менее оп-
ределенно высказался Байрон в "Манфреде": наука -- "об-
мен одних незнаний на другие" (перевод Ивана Бунина).
Густав Шпет перевел эти слова еще резче:
Наука вся -- невежества обмен
На новый вид невежества другого.
Столь же безапелляционно высказался о сути псевдо-
научного теоретизирования Максимилиан Волошин: "Я приз-
рак истин сплавил в стройный бред".
Другими словами, то, что в общественном мнении
считается наукой, на самом деле представляет собой сум-
му более или менее верных взглядов на определенный
фрагмент действительности, событие или проблему. Группа
интерпретаторов объявляет собственное видение вопроса
истиной в последней инстанции и, обладая монополией на
владение и распространение информации, всеми доступными
средствами старается утвердить в общественном мнении
только свою (а не какую-то другую) точку зрения. Однако
в процессе естественной смены поколений (в том числе и
ученых) ранее господствовавшая парадигма (то есть неко-
торая теоретическая модель, объявленная эталоном), как
правило, претерпевает существенные изменения, а то и
отбрасывается вообще. Это хорошо видно на примере раз-
ного рода учебников и справочников: казалось бы, именно
в них сосредоточена квинтэссенция последнего слова нау-
ки. Но нет -- сегодня никто не учится по учебникам, на-
писанным несколько десятилетий назад и тем более -- в
прошлом или позапрошлом веке. Точно так же спустя неко-
торое время и на лучшие нынешние учебники (а равно --
энциклопедии и справочники) будут глядеть, как на допо-
топный анахронизм.
Безусловно, как существуют научные факты и истины,
так были, есть и всегда будут их правильные истолкова-
ния, а также новые эпохальные открытия -- все, что сос-
тавляет гордость человеческой цивилизации и обеспечива-
ет ее непрерывный социальный и научно-технический прог-
ресс. Тем не менее общее количество незыблемых истин,
отвоеванных человеком у бесконечно-неведомой природы,
более чем ограничено, и обретение их никогда не завер-
шится. В этом, собственно, и состоит суть и смысл науч-
ного познания. Все остальное -- мифы, беллетристика и
околонаучные легенды.
Таким образом, всякий миф, фольклорный образ, име-
ют под собой такое же реальное основание, как и научный
факт. И заложенный в обычных мифах первоначальный смысл
поддается строго научному анализу и реконструкции.
Итальянский фольклорист Джузеппе Питре (1843 -- 1916)
проницательно напутствовал всех, кто прикасается к не-
исчерпаемой сокровищнице народного творчества и народ-
ной памяти: "Философ, законодатель, историк -- всякий,
кто хочет понять свой народ до конца, должен присматри-
ваться к его песням, пословицам, сказкам, а также к его
поговоркам, отдельным выражениям и словам. За словом
всегда стоит его значение, за буквенным смыслом --
смысл тайный, аллегорический, под странным пестрым оде-
янием сказки кроется история и религия народов и на-
ций"18. Все сказанное относится и к закодированным в
мифологических сюжетах и образах сведениям о реальных
событиях далекого прошлого, о стародавних общественных
отношениях и нормах поведения, об устройстве мирозда-
ния, его происхождении и законах, о катастрофах и вели-
ких переселениях народов. Рассмотрению этого как раз и
посвящена настоящая книга.
ЧАСТЬ 1
Как не любить свой край северный,
Много ведь чудности в нем, много прелестей:
Зимой-то у нас стоят снежочки белые,
На земле блестят, будто светлы звездочки,
А льды наши зимние блестят, будто браманты,
Морозы выигрывают, будто струны серебряные,
А ночное сияние очень чудное, очень дивное,
Уж мы любим нашу зимушку морозную, студеную.
Марфа Крюкова
Вопрос о глубинных корнях русского народа, других
народов Земли всегда волновал русские умы. С него,
собственно, и начинается Несторова летопись. Здесь явс-
твенно обозначена начальная точка отсчета нового витка
истории человечества, последовавшего после глобальной
мировой катастрофы, и резкого изменения лика планеты (в
Библии данный вселенский катаклизм кратко именуется
"потопом"). "По потопе, -- сообщает летописец, -- трое
сыновей Ноя разделили землю, Сим, Хам, Иафет"19. В те
времена, как особо подчеркивается в Лаврентьевском и
других русских летописных сводах, "был единый народ".
Эти знаменательные слова Начальной летописи по существу
представляют собой формулу одного из исходных тезисов
настоящей книги, опирающейся на концепцию единого про-
исхождения языков и народов мира.
В дальнейшем, согласно древнейшему летописному
своду -- "Повести временных лет", Иафет стал родона-
чальником основной массы европейских народов, включая
славяно-русские племена. Данная точка зрения, однако,
не является единственной. По-иному излагается предысто-
рия человечества в популярном и достаточно распростра-
ненном в средневековой Руси апокрифе, кратко именуемом
"Откровение Мефодия Патарского о Мунте сыне Ноевом".
Хотя Мефодий епископ Патарский является одним из кано-
низированных Отцов церкви, принадлежность ему неканони-
ческой версии древнейшей истории ортодоксальными богос-
ловами отрицается, а само "Откровение о Мунте" включено
в индекс отреченных (запрещенных) книг.
Как известно, в Библии ничего не говорится о чет-
вертом сыне Ноя, поименованном Мунтом (в некоторых
списках апокрифа он назван внуком). Но так как первоис-
точники библейских текстов давно утрачены, а сами они
неоднократно переделывались, -- вполне вероятно, что
истинный автор Сказания о Мунте, которое впоследствии
Мефодий Патарский включил в свое Откровение, опирался
на недошедший до нас первоисточник. В нем весьма логич-
но представлено послепотопное разделение Земли по четы-
рем странам света: Симу досталась "восточная страна
земля" (Восток), Хаму -- "полуденная страна земля"
(Юг), Яфету (Иафету) -- "западная страна земля" (За-
пад), Мунту -- "полунощная страна земля" (Север)20.