Из проведенного  анализа  следует также,  что выделение
суицидо-опасных популяций населения (групп риска) целе-
сообразнее  основывать не на наборах формальных,  соци-
ально-демографических признаков,  а на совокупности со-
держательных, социально-этических и морально-психологи-
ческих характеристик, таких, как нравственные позиции и
идеалы,  базовые  ценности,  моральные нормы,  обычаи и
нравы,  требования и санкции, типичные для той или иной
социальной  общности  и  свидетельствующие об уровне ее
уязвимости.                                            
   Все изложенное имеет  прямое  отношение  к  вопросам
профилактики суицидального поведения.  Этический анализ
дает возможность увидеть за фасадом конкретных  событий
и поступков моральный смысл конфликта,  определить сте-
пень его влияния на жизнеощущение индивида,  на его от-
ношение к жизни и смерти,  т.  е. установить, насколько
данная ситуация стала кризисной и суицидоопасной.  Ста-
новится возможным выявить не только те моральные струк-
туры личности,  которые подверглись психотравматизации,
но и "зоны сохранной моральной мотивации",  выступающие
в качестве антисуицидальных  факторов.  Таковыми  могут
быть у разных лиц чувства долга и ответственности, дос-
тоинство,  гордость,  совесть,  стыдливость, стремление
избежать негативных санкций и мнений,  поддержать собс-
твенный престиж и др.  Влияя на эти зоны, а также восс-
танавливая "пострадавшие" моральные структуры,  удается
купировать суицидальные переживания,  снять  позитивное
ценностное отношение к смерти, повысить ценность жизни,
вернуть утраченный жизненный смысл. На следующих этапах
реабилитации  решаются задачи гармонизации и укрепления
структур морального сознания,  т.е. формирования устой-
чивой  жизненной  позиции.  Данный  методический подход
можно назвать морально-психологической коррекцией,  или
нравственно-ценностной  переориентацией  личности.  Его
преимущества заключаются в непосредственном воздействии
на нравственно-смысловую сферу личности, деформации ко-
торой,  как мы пытались показать, разделяют ответствен-
ность за кризисные состояния и суицидальное поведение. 
                                                       
                                                       
   УЙТИ ДОСТОЙНО
                                      
   М. Н. Малеина
                                       
   Международный пакт о гражданских и политических пра-
вах (1966 г.) рассматривает право на жизнь как неотъем-
лемое право каждого человека.  Российское законодатель-
ство впервые провозгласило право на жизнь в  Декларации
прав  и  свобод человека и гражданина в 1991 г.  Однако
содержание и гарантии этого права не были раскрыты.    
   Право на жизнь имеет несколько аспектов, в том числе
право на сохранение жизни (индивидуальности) и право на
распоряжение жизнью.  Остановимся подробнее  на  втором
аспекте  - праве на распоряжение своей жизнью,  которое
проявляется как возможность подвергать себя  значитель-
ному  риску  и  возможность решать вопрос о прекращении
жизни.                                                 
   В некоторых случаях деятельность гражданина,  сопря-
женная  с  высоким риском для собственной жизни,  госу-
дарством не запрещается, а значит, косвенно признается.
Например,  высока  степень  риска  в работе каскадеров.
Здоровые люди-добровольцы проводят на себе опасные  на-
учные эксперименты.  Так,  врач из Женевы Ж.  Понто дал
укусить себя трем гадюкам для  того,  чтобы  проверить,
каковы результаты созданной предохранительной прививки.
В филиппинском городе Сан  Фернандо  ежегодно  верующие
отмечают Страстную Пятницу распятием живых людей - пять
добровольцев при стечении тысяч людей избиваются плеть-
ми,  а потом приколачиваются гвоздями к крестам. Пребы-
вание на кресте длится несколько минут, иначе они могут
погибнуть от сердечного приступа. Рядом дежурит бригада
врачей.  Безусловно - это  примеры  распоряжения  своей
жизнью сознательно, добровольно и в здравом уме.       
   Человек может  преждевременно  прекратить свою жизнь
самоубийством.  По данным Всемирной организации здраво-
охранения  в  мире  ежегодно совершается более 500 тыс.
самоубийств и примерно 7 млн. попыток. Долгие годы уко-
ренялось убеждение, что кончают с собой лишь психически
больные. На самом деле они составляют всего 25-27%, еще
19%  - алкоголики, а остальная, подавляющая часть - ли-
ца,  которые никогда не лечились у психиатров и никогда
не  обнаруживали каких-либо поведенческих особенностей,
позволяющих отнести их к категории больных.            
   "Морской устав" Петра I (1720 г.) постановлял,  "что
кто  захочет сам себя убить и его в том застанут:  того
повесить на райне;  а ежели кто сам себя уже убьет: тот
и  мертвый  за ноги повешен быть имеет".  А "Уложение о
наказаниях" 1845 года лишило  самоубийцу  христианского
погребения.  Понятно, что самоубийство не может, конеч-
но, пропагандироваться и поощряться, но в то же время и
не должно иметь отрицательных                          
последствий со   стороны  государства  к  родственникам
умершего,  а при неудачной попытке - к самому потерпев-
шему.                                                  
   В медицинской  и  философской литературе обсуждается
вопрос о праве на  смерть  применительно  к  эвтаназии.
Различают "активную (позитивную)" эвтаназию,  когда ис-
пользуют средства, ускоряющие наступление смерти (пере-
дозировка снотворного,  смертельная инъекция и др.),  и
"пассивную (негативную)",  которая  означает  отказ  от
мер, способствующих поддержанию жизни. Оба вида эвтана-
зии касаются исключительно больного и  возможны  только
по его просьбе.                                        
   В ряде штатов США законами разрешена пассивная эвта-
назия. Юридическое оформление согласия больного требует
строгого  соблюдения  формальностей:  подписи больного,
заверенной тремя врачами;                              
   права отказаться от ранее принятого решения  умереть
по своей воле;                                         
   исключение использования  закона в меркантильных це-
лях медицинским персоналом и  родственниками  пациента;
определенного порядка хранения документов.             
   Сегодня часть  российских  медицинских  работников и
философов отвергают эвтаназию и расценивают ее как вра-
чебную капитуляцию, предостерегают о возможности ошибки
в прогнозе состояния больного и возможности злоупотреб-
ления эвтаназией со стороны врача или других лиц,  счи-
тают, что если общество когда-нибудь придет к необходи-
мости решать проблему смерти не только естественным пу-
тем,  то этим должны заниматься люди не врачебной  про-
фессии [1, 2].                                         
   Сторонники эвтаназии  считают ее допустимой в исклю-
чительных случаях при наличии: сознательной и настойчи-
вой просьбы больного;  евозможности облегчить страдания
больного известными средствами;  есомненных доказатель-
ств невозможности спасения жизни,  установленной колле-
гией врачей при обязательном единогласии; предваритель-
ного уведомления органа прокуратуры [3,  4].  Думается,
что в законе должна быть разрешена и активная и пассив-
ная эвтаназия.  В качестве морального обоснования эвта-
назии можно указать на то,  что  несомненной  ценностью
является реальное благополучие человека. Не каждый име-
ет силы лежать парализованным, не обходиться ни дня без
посторонней  помощи,  испытывать постоянные боли.  Не у
всех одинаковое представление о качестве жизни.        
   Применительно к пассивной эвтаназии  надо  добавить,
что  пациент вправе требовать оказания ему квалифициро-
ванной медицинской помощи,  но и вправе  отказаться  от
нее  (чувствует  себя плохо,  но в поликлинику не идет;
лежит в больнице,  но против операции).  Обязанность же
лечебного  учреждения по оказанию медицинской помощи не
абстрактна,  а возникает перед конкретным  пациентом  в
определенном объеме и только после того,  когда пациент
выразит свое желание получить помощь. Другой взгляд оз-
начал бы, что врачи могут ворваться в любую квартиру и,
ссылаясь на клятву Гиппократа, навязать свою помощь.   
   Решение об эвтаназии должно приниматься самим  паци-
ентом.  Стоит ли жизнь продолжения - вопрос, который ни
один человек не может и не должен  решать  за  другого.
Поэтому  на  момент принятия решения ациент должен быть
дееспособным,  а также не иметь каких-либо заболеваний,
сопровождающихся навязчивой идеей смерти. Полагаем, что
если пациент находится без сознания и ранее не  оформил
надлежащим образом свое согласие на эвтаназию, то соот-
ветствующие меры не могут быть приняты.                
   Отдельно стоит вопрос об эвтаназии  применительно  к
несовершеннолетнему больному.  Будет ли иметь юридичес-
кое значение требование (согласие)  несовершеннолетнего
на эвтаназию? По действующему законодательству (Ст. 13,
14 "Гражданского кодекса") дети до 15 лет обладают эле-
ментами  дееспособности,  приобретают  основные права и
обязанности не самостоятельно,  а через своих  законных
представителей (родителей, усыновителей, опекунов), не-
совершеннолетние от 15 до 18  лет  действуют  самостоя-
тельно, но с согласия родителей, усыновителей или попе-
чителей.                                               
   Полагаю, что общие  правила  гражданского  законода-
тельства  об  осуществлении  прав несовершеннолетних не
могут быть механически перенесены на вопросы эвтаназии.
Видимо,  в акт об эвтаназии должны быть включены специ-
альные положения,  касающиеся  несовершеннолетних.  Это
объясняется тем, что если при осуществлении других прав
и обязанностей детей их родители поступают  неправомер-
но,  то существуют определенные гарантии для защиты ин-
тересов детей (например, признание сделки по отчуждению
имущества несовершеннолетнего недействительной, лишение
родительских прав за  жестокое  обращение  с  детьми  и
др.). Если бы родители реализовали право на эвтаназию в
отношении своего ребенка,  и их действия  в  дальнейшем
были  бы  признаны незаконными,  то никакие последующие
меры не восстановят жизнь ребенка.                     
   Можно предложить следующее решение вопроса об  эвта-
назии  несовершеннолетних.  В  возрасте от 15 до 18 лет
несовершеннолетний самостоятельно решает вопрос о прек-
ращении  своей жизни с учетом общих критериев,  которые
действуют в  отношении  взрослых  пациентов.  Субъекты,
санкционирующие  законность эвтаназии (коллегия врачей,
прокуратура),  вправе отложить решение этого вопроса до
достижения больным 18-летнего возраста.                
   В возрасте  до  15 лет вопрос о прекращении жизни не
должен ставиться,  поскольку малолетний не вполне пони-
мает  значение  своих действий и (или) не может руково-
дить ими.                                              
   Следует продумать вопрос,  кто осуществляет меры  по
эвтаназии.  Заслуживает внимания предложение, что такие
меры будут принимать не сами врачи, а другие лица.     
   Не считаю,  что введение эвтаназии  будет  сопровож-
даться значительными злоупотреблениями, поскольку эвта-
назия должна быть не просто провозглашена, но и обеспе-
чена дополнительными обязанностями государства, его ор-
ганов,  должностных лиц (предоставить пациенту истинную
информацию о его заболевании, организовать обязательную
предварительную консультацию пациента  с  психотерапев-
том, гарантировать безболезненность кончины, обеспечить
присутствие  работников  прокуратуры,  родственников  и
др.). В 1989 г. в Германии была осуждена медсестра кли-
ники за убийство нескольких пациентов.  Из ее показаний
следовало,                                             
что она делала смертельные уколы неизлечимо больным, но
не по их просьбе,  а из чувства сострадания к ним.  Од-
нозначно,  что  такие  правонарушения должны рассматри-
ваться как преступления против личности и не имеют  от-
ношения к эвтаназии.                                   
   При формулировке  условий эвтаназии возникает сомне-
ние,  только ли при "несомненных доказательствах невоз-
можности  спасения  жизни"  допустимо  право на смерть.
Стоит продумать возможность эвтаназии еще в двух случа-
ях,  если установлено, что в обозримый период смерть не
наступит: во-первых, когда болезнь (травма) причиняет и
будет в дальнейшем постоянно причинять сильные физичес-
кие и моральные страдания, которые невозможно облегчить
известными средствами,  и во-вторых, когда развитие бо-
лезни приведет (приводит) к деградации личности.       
   Принятию нормативного  акта  о  введении   эвтаназии
должна  предшествовать  широкая общественная дискуссия.
Опрос общественного мнения  в  Великобритании  показал,
что 72%  респондентов готовы одобрить эвтаназию при оп-
ределенных обстоятельствах.  76%  опрошенных во Франции
высказались  за отмену закона,  запрещающего звтаназию.
Американцы в пропорции шесть к одному поддерживают пра-
во  пациента решать - нужно ли отключить сохраняющую их
жизнь аппаратуру или нет. Что касается нашего общества,
то  несколько лет назад оно даже не было подготовлено к
постановке вопроса о праве на смерть.  В 1986 г.  в ре-
дакцию "Медицинской газеты" пришло письмо с предложени-
ем дать право врачам в безнадежных случаях использовать
смертельную  инъекцию.  Редакция переслала письмо в ра-
йонную поликлинику по месту жительства написавшего, от-
куда к нему сразу прислали на дом психиатра,  чтобы ус-
тановить степень его нормальности.                     
   К рассматриваемым вопросам примыкают проблемы,  свя-
занные  с  принятием  человеком решения о замораживании
своего тела.  С середины 60-х годов в США, Великобрита-
нии, Франции и других странах возникли клиники, в кото-
рых по желанию пациента  его  тело  замораживают  через
несколько  минут после наступления клинической смерти и
затем хранят в герметичном цилиндре, наполненном жидким
азотом  при низкой температуре.  Делается это в надежде
выиграть  время  и  дождаться,  когда  медицина  найдет
средство  борьбы с болезнью,  вызвавшей смерть.  Ученые
многих стран считают,  что "замораживание" только удли-
няет срок клинической смерти до 40-60 минут (вместо 5-6
минут), а затем клетки головного мозга разрушаются без-
возвратно.  Очевидно можно сделать вывод,  что "заморо-
женный"  считается  живым  существом  до  биологической
смерти,  то есть не менее 40-60 минут после заморажива-
ния.                                                   
   Безусловно, только биологи и медики  (а  не  юристы)
могут  установить,  наступила ли биологическая смерть в
таких ситуациях или нет.  Однако предположим,  что  об-
щество  действительно достигнет такого развития науки и
техники,  когда будет способно длительное время  сохра-
нять человека в стадии клинической смерти. В таком слу-
чае принятие решения о замораживании - это особая форма
реализации права на распоряжение своей жизнью, характе-
ризующаяся принятием особых дополнительных мер по  сох-
ранению  тела.  С  юридической точки зрения правомерным
такое решение будет считаться после  введения  в  закон
специальных  положений,  касающихся  условий проведения
соответствующей процедуры,  хранения  тела,  финансовых
вопросов,  круга субъектов, осуществляющих права и обя-
занности  после  ликвидации  или  реорганизации  клиник
(ведь хранение "замороженного" может продолжаться много
десятилетий и даже веков), дополнений в обычный порядок
наследования.                                          
   Право на  распоряжение  жизнью включает еще один ас-
пект, имеющий значение для лиц, приговоренных за совер-
шение преступления к смертной казни.                   
   В практике применения наказаний в разные периоды ис-
тории и в разных странах обычно допускалась возможность
осуществления  смертной  казни  различными техническими
способами.  Чаще всего способ зависел от тяжести совер-
шенного преступления и личности преступника.  Например,
Законы Хаммурапи - царя Вавилона, принятые в XVIII веке
до нашей эры,  предписывали:  при супружеской измене со
стороны жены - "бросить эту женщину в воду";  человека,
нанятого для управления хозяйством и обманувшего своего
хозяина - "разорвать на поле с помощью скота"; ворующе-
го на пожаре - "бросить в огонь на месте преступления".
   Глава государства, как правило, имел не только право
помилования,  но и смягчения наказания. В занимательной
повести  М.  Твена "Принц и нищий" описываются события,
происходившие в Англии в XVII веке.  Несмотря на вымыш-
ленность сюжета,  действительно, в то время лицо, убив-
шее кого-либо с помощью яда,  могло просить короля быть
повешенным как о высочайшей милости. Ведь иначе отрави-
тель осуждался быть заживо сваренным в кипятке.        
   Цивилизованное государство должно гарантировать осу-
ществление казни без унижения,  издевательства над лич-
ностью и в пределах возможного - безболезненно. Соглас-
но  принятой Россией "Декларации прав и свобод человека
и гражданина",  "никто не может быть подвергнут пыткам,
другому жестокому или унижающему человеческое достоинс-
тво наказанию" (Ст. 7).                                
   В "Уголовном кодексе РФ" указывается,  что  смертная
казнь  проводится путем расстрела.  Однако по сообщению
нашей печати были случаи,  когда лиц,  приговоренных  к
высшей мере наказания, использовали в войсках специаль-
ного назначения в качестве "кукол" - объектов для  тре-
нировок рукопашного боя, на которых отрабатывали приемы
борьбы, не боясь покалечить противника [5].            
   Безусловно, способы  осуществления  смертной   казни
должны  быть  определены  только  в законе,  а не в ка-
ком-либо закрытом ведомственном акте. Если же законода-
тельство  все же предусматривает несколько способов ли-
шения жизни,  то осужденному следует предоставить право
на выбор любого из них.                                
                                                       
                                                       
Литература
                                             
   1. Иванюшкин А.Я., Дубова Е. А. Эвтаназия: проблема,
суждения,  поиск альтернативы // Вестник Академии  наук
СССР. 1984. №6, с. 76.                                 
   2. Крелин Ю. Бороться за жизнь // Новое время. 1989.
№ 31                                                  
   3. Кони А. Ф. К материалам о врачебной тайне // Вра-
чебное дело. 1928.                                     
   4. Малеин Н. С. О врачебной тайне // Советское госу-
дарство и право,                                       
   1981. № 8, С. 36.                                   
   5. Спецназ играет в "куклы" //  Аргументы  и  факты.
1992. №41.                                             
                                                       
                                                       
   Врачи не должны убивать* 
                           
   У. Гейлин, Л. Р. Касс,
 Э. Д. Пеллегрино, М. Сиглер
  
   Посреди ночи едва проснувшегося гинеколога, дежурив-
шего при больнице, вызывают к совершенно незнакомой ему
молодой  женщине,  умирающей  от рака.  Придя в ужас от
жестоких страданий пациентки, он без консультации с кем
бы то ни было принимает решение и вводит ей большую до-
зу морфия,  прекрасно понимая, что это приведет к смер-
ти, которая вскоре и наступает. Врач представляет "Жур-
налу Американской Медицинской Ассоциации" (JAMA)  отчет
о своем убийстве,  написанный от первого лица. Без вся-
кого  комментария  редактора  журнал  публикует  отчет,
скрывая имя автора по его просьбе.  Что же происходит в
мире?                                                  
   Прежде чем изощряться в аргументации и тонких  дефи-
нициях,  способных замутить наше восприятие, необходимо
сконцентрировать внимание на голых фактах.             
   Во-первых, по своему  собственному  признанию,  врач
совершил уголовное преступление, а именно: преднамерен-
ное убийство.  Согласно любому американскому уголовному
кодексу,  прямое  преднамеренное уничтожение человека -
это уголовное преступление,  для которого не могут слу-
жить оправданием соображения милосердия. Сам факт такой
беспардонной публикации подтверждает, что убийство было
совершено преднамеренно.                               
   Во-вторых, отвлекаясь  от  юридической стороны дела,
необходимо отметить,  что врач повел себя вопиюще безг-
рамотно с точки зрения и профессиональных,  и этических
норм. Он не знал пациентки, так как никогда ее не видел
раньше,  он не изучил историю болезни и даже не побесе-
довал с ней или ее родственниками.  Он также не погово-
рил  с  лечащим  врачом.  Он принял как недвусмысленную
просьбу те единственные слова,  с которыми она  обрати-
лась к нему: "Давайте покончим со всем этим". Он не по-
заботился выяснить,  что конкретно она имела в виду,  и
насколько  ее  слова были искренними.  Он не нашел иных
способов,  чтобы успокоить  пациентку  и  облегчить  ее
страдания.  Вместо покоя он дал ей смерть. Это - не гу-
манный и заботливый врач, со страхом и трепетом уступа-
ющий  давлению  и  хорошо обдуманному желанию прекрасно
известного ему пациента, для которого, действительно,  

   * Gaylin W.,  Kass L.  R., Pellegrino Е. D., Siegler
М.  Physicians must not kill // Journal of the American
Medical Association (JAMA).  1988.  April 8.  V. 259. ь
14. В статье американских авторов, впервые опубликован-
ной в ведущем профессиональном медицинском журнале США,
речь  идет  о предшествующей публикации того же журнала
под заглавием "Все кончено,  Дебби",  которая и до  сих
пор  вызывает противоречивые отклики в американской ме-
дицинской и биоэтической литературе.  (Пер.  с англ. Н.
П. Тищенко.)                                           
                                                       
                                                       
не осталось  иного  исхода.  Мы  же имеем дело,  по его
собственному признанию,  с импульсивным и в то же время
хладнокровным  техником-исполнителем,  скрывающимся под
маской сострадания  и  человеколюбия.  (На  самом  деле
столь  бесцеремонный доклад и столь хладнокровное пове-
дение заставляют сомневаться,  не выдумана ли  вся  эта
история?)                                              
   В-третьих, отвлекаясь  от  юридической  и профессио-
нальной стороны дела,  отметим,  что этот врач  нарушил
один  из  самых  первых и священных канонов медицинской
этики: врачи не должны убивать. Поколения медиков и ме-
дицинских  этиков  подчеркивают и строго придерживаются
различия между "прекращением бесполезного лечения" (или
"позволением" умереть) и "активным преднамеренным лише-
нием жизни". Начиная по меньшей мере с клятвы Гиппокра-
та,  западная  медицина  расценивает убийство пациента,
даже по его просьбе, как серьезнейшее посягательство на
самый  глубокий  смысл призвания врача.  Не далее как в
1986 году Юридический  совет  Американской  медицинской
ассоциации,  формулируя свою позицию по вопросу о лече-
нии умирающего пациента, утвердил принцип, согласно ко-
торому  "врач не должен намеренно вызывать смерть".  Ни
терпимость закона, ни самое лучшее обслуживание больно-
го  никогда  не смогут сделать убийство этически оправ-
данным в медицине.                                     
   Поведение врача в данном случае непростительно.  Од-
нако  действия редактора JAMA просто непостижимы.  Ведь
публикуя это сообщение, он сознательно рекламирует уго-
ловное  преступление и покрывает преступника.  Он наме-
ренно рекламирует грубейшее злодеяние на почве медицины
и  укрывает злоумышленника от профессионального рассле-
дования и осуждения,  а также позволяет ему в  принципе
продолжать  действовать  в  том же духе без возможности
получить упрек или протест даже со стороны того  врача,
собственную  пациентку которого он частным образом отп-
равил на тот свет. Зачем?                              
   Согласно газетным сообщениям,  редактор JAMA опубли-
ковал статью для того, чтобы "вызвать дискуссию" по ак-
туальной и противоречивой теме.  Но разве таким  должен
быть  тон престижного органа нашей почтенной профессии,
когда он высказывается о факте  медицинского  убийства?
Разве  морально  ответственно провозглашать вызов нашим
самым главным моральным принципам без всякого замечания
и  комментария со стороны редактора,  просто "ради дис-
куссии"? Порядочных людей вряд ли привлечет дискуссия о
таких  возмутительных  деяниях как рабство,  инцест или
убийство тех, кто находится под нашей опекой.          
   Что же следует предпринять?  В данном случае порядок
действий очевиден. JAMA должен добровольно передать всю
информацию,  имеющуюся у него по этому  делу,  судебным
властям  соответствующей  юрисдикции.  Имя врача должно
быть сообщено дирекции больницы,  медицинским обществам
штата и округа для расследования и принятия мер.  Совет
по этическим и юридическим проблемам Американской меди-
цинской  ассоциации  должен проанализировать случай так
же,  как и решение о его публикации. Этих шагов требует
как минимум справедливость.                            
   Однако на карту поставлено больше,  чем просто нака-
зание правонарушителя. Испытанию подвергается сама душа
медицины. Ведь это не тот периферийный случай, по пово-
ду которого можно терпеть плюрализм и  релятивизм  мне-
ний,  а свободная от ценностей позиция в отношении сути
дела может быть скомпенсирована процедурными  предосто-
рожностями,  как это имеет место при получении информи-
рованного согласия или принятии обоснованного  решения.
Это также и не какая-нибудь проблема рекламы, распреде-
ления гонорара или сотрудничества с костоправами, кото-
рая  затрагивает медицину только как предпринимательст-
во.  Нравственное ядро медицины - вот о чем здесь  идет
речь; если оно исчезает, если врачи станут убийцами или
даже просто будут иметь право убивать, вся медицина как
профессия,  а  также каждый врач в отдельности окажутся
навсегда лишенными доверия и уважения, которые высказы-
вает общество тем,  кто лечит,  успокаивает страдание и
поддерживает жизнь при  всей  ее  хрупкости.  Ибо  если
власть медицины над жизнью будет равным образом исполь-
зоваться как для лечения,  так и для убийства,  то врач
скорее  будет морально нейтральным техническим исполни-
телем, а не представителем моральной профессии.        
   Наступают опасные времена для нашей профессии.  "Об-
щество  Хем-лок" и его союзники пытаются легализировать
в судах и органах законодательства  право  на  убийство
врачом пациента по его просьбе.                        
   Высокая стоимость  медицинских  услуг  для пожилых и
людей,  страдающих неизлечимыми заболеваниями, уже соб-
лазняет  некоторых врачей признать "сброшенными со сче-
тов" пациентов,  которые вовсе не выражали желания уме-
реть.  В  Нидерландах,  где барьеры,  мешающие докторам
убивать,  уже разрушены, появилось множество хорошо до-
кументированных   случаев  загадочных  и  "непрошенных"
убийств, совершенных врачами [I].                      
   Теперь не время для того,  чтобы развертывать  нейт-
ральное обсуждение. Напротив, сейчас необходимо объеди-
ниться от имени самой медицинской профессии,  чтобы за-
щитить  свои  фундаментальные моральные принципы и пре-
дупредить  любые  попытки  прямого  и   преднамеренного
убийства со стороны врачей или их посредников.  Мы при-
зываем медицинских профессионалов и их руководство  по-
думать и решить,  теоретически и практически, как защи-
тить нравственное ядро медицины и противостоять все бо-
лее возрастающему давлению как изнутри, так и извне. Мы
призываем врачей заявить о том,  что мы никогда не сог-
ласимся  заниматься убийством.  Мы должны также сказать
своим коллегам-врачам, что не потерпим убийства пациен-
тов и будем принимать дисциплинарные меры против докто-
ров,  которые убивают.  И мы должны заявить широкой об-
щественности, что если она будет настаивать на допусти-
мости или легализации активной эвтаназии,  ей  придется
искать  не врачей,  а кого-то другого для осуществления
убийств.

               
   1) См. в этой связи, напр., статью [I].             

   и мучительной смерти; при этом лицо, принимающее ре-
шение, уверено в точности диагноза и прогноза.         
   Обратимся теперь к вопросу,  вынесенному в  заглавие
статьи:  может  ли самоубийство быть рациональным?  Су-
ществует один аргумент,  в  принципе  отрицающий  такую
возможность2) Согласно этому аргументу, человек, пытаю-
щийся совершить самоубийство,  всегда психически  болен
либо находится в состоянии депрессии или кризиса.  Сле-
довательно,  при этом нарушается одно из условий рацио-
нальности суицидного решения и поступка.               
   Утверждается также,  что доводы, которые такой чело-
век выдвигает для обоснования своего решения,  являются
не более чем рационализа-циями, продиктованными его па-
тологическим состоянием.  Так, согласно результатам од-
ного исследования, частота самоубийств среди тех, у ко-
го обнаружен СПИД,  в 66 раз выше,  чем у  населения  в
среднем [З].  Казалось бы,  в этом случае можно ожидать
рациональных решений, однако СПИД связан с такими расс-
тройствами центральной нервной системы,  которые ставят
под вопрос возможность рационального выбора.  По словам
доктора  Ричарда  Гласса,  "с клинической точки зрения,
тщательное обследование самоубийств, даже у терминально
больных пациентов,  почти всегда показывает, что самоу-
бийство произошло под влиянием психического  расстройс-
тва,  а не рационального выбора...  Я считаю, что врачи
должны и дальше видеть в  самоубийстве  больных  СПИДом
неблагоприятный исход болезни, которую необходимо диаг-
ностировать, лечить и предотвращать [4].               
   В конце концов,  можно пойти еще  дальше  и  сделать
этот аргумент почти аналитическим,  считая каждого, кто
идет на самоубийство,  психически нездоровым,  так  что
сама  по  себе такая попытка будет выступать как доста-
точное основание, даже при отсутствии любых других дан-
ных, того, чтобы отказать в рациональности тому, кто ее
совершает. Иными словами, невозможность пойти на самоу-
бийство войдет при этом в определение рациональности.  
   Однако как раз в рассматриваемом нами типе ситуаций,
когда к решению о самоубийстве приходит человек,  кото-
рый знает о своей неизлечимой болезни и о том,  что она
будет сопровождаться  мучительной  агонией,  отказывать
ему в рациональности такого решения значило бы пойти на
парадоксальную и явно неубедительную  трактовку  рацио-
нальности. Т. Бичамп и Дж. Чилдресс рассматривают в ка-
честве контрпримера самоубийство,  совершенное знамени-
тым  писателем  и  философом  Артуром Кестлером [2,  р.
225],  известным у нас своим романом "Тьма  в  полдень"
(другое название - "Смерть Рубашова"). Ему было 77 лет,
он страдал болезнью Паркинсона и лейкемией и, по словам
его литературного агента,  считал свое состояние "недо-
пустимым", невыносимым. Кестлер принял смертельную дозу
барбитурата вместе со своей 56-летней женой,  для кото-
рой он "составлял весь мир". 

                          
   2) Он анализируется,  в частности,  в книге  |2,  р.
222-227]. 

                                             
Думается, объяснять  этот поступок Кестлера его слабоу-
мием,  вызванным болезнью,  было бы по меньшей мере не-
корректно,  как,  впрочем,  некорректно было бы априори
приписывать психическое нездоровье и, вследствие этого,
невозможность  рационального действия всякому,  кто со-
вершает попытку самоубийства.  Вместе с тем хотелось бы
обратить  внимание  на структуру и общую направленность
этого аргумента, который по сути дела оспаривает осмыс-
ленность  словосочетания  "рациональное  самоубийство".
Ведь обосновывается таким образом не что иное,  как ло-
гическая противоречивость этого выражения.             
   Обратимся теперь  к аргументам Канта,  который также
обосновывал противоречивость попытки  самоубийства  как
таковой.  Эту  проблему он обсуждал в своих "Лекциях по
этике". Интересно, что и Кант в какой-то мере был скло-
нен  считать  попытку самоубийства проявлением болезни,
хотя этот довод для него не был определяющим:  "Ярость,
страсть  и нездоровье - вот наиболее частые причины са-
моубийства,  и потому людей, пытавшихся покончить с со-
бой и спасенных от смерти,  настолько ужасает собствен-
ный акт, что они не берутся повторить эту попытку"3).  

К титульной странице
Вперед
Назад