Пословица из собрания В. Даля "Вниз вода несет, вверх кабала везет" [II, 69] близка по смыслу к вытегорскому варианту поговорки "Вытегра все бока вытерла"27. Она отражает условия труда лямочников-тяглецов28, работавших на реке Вытегре, которая была одним из участков Мариинской водной системы. В пословице "Вытегра все бока вытерла, а богатства не нажили"29 тот же смысл, но здесь "Вытегра" - город, куда уходили наниматься на работу крестьяне из деревень Моши, Войзера, Канакши, Мехреньги Каргопольского уезда.
Рыболовство и охота с давних времен были также важными промысловыми занятиями сельского населения Вытегорского уезда. Охотой занимались "полесники" - крестьяне из так называемых деревень "в лесах", находившихся вдали от уездного города и Мариинской системы - в Андомской, Макачевской и Чернослободской волостях30. Промысловый лов рыбы был основан на артельных началах, особенно в местностях, примыкавших к крупным озерам - Ковжскому и Онежскому31. Известный исследователь-фольклорист Г. И. Куликовский, собирая данные о рыболовных артелях на Ковже-озере в Вытегорском уезде в 1886-1888 годах, записал поговорку, бытовавшую среди рыбаков Бадожской волости: "Хороши себряне и себра хороша, а с хорошей себрой и себровать добро!"32. Смысл поговорки сводился к следующему: если несколько артелей соединяются вместе, то и работа спорится. До сих пор бытуют в Вытегорском крае пословицы и поговорки о рыболовном и охотничьем промыслах, соответствующие общерусским (например, [IV, 116]): "Была бы рыба, а хлеб будет"; "Рыбаку дождь не помеха"; "Не каждый рыбак по клеву знает, как рыбку звать"; "Договорись на берегу, прежде чем ехать за реку".
В речи старейших жительниц деревень Шестово и Анхимово, относившихся ранее к Вытегорскому погосту, сохранилась поговорка этикетного содержания: "Корма розна, да не порозна"33. Это был ответ на приветствие: "Корма розна!". Подобный ответ в Олонецком крае был обычным для плывущих в лодке с сидящей у руля (на веслах) женщиной. Приветствие бытовало в деревне Ундозеро, а также в деревнях, расположенных вблизи Онежского озера34. :
Пословицы и поговорки отражают практический опыт земледельца-вытегора, его наблюдения над природой, стремление предугадать, каким будет урожай, какой будет погода в ближайшие дни: "На морозе и старик вприпрыжку бежит"; "Для коня одна майская роса лучше овса"; "В жатву женится только один лодырь, а зануда за него замуж идет"; "Пока колос в поле, трудись боле"35. Используя имена святых в качестве замены числа и месяца, вытегорские крестьяне создали своеобразный сельскохозяйственный календарь. Это свод неписаных правил, наблюдений, примет, передававшихся из поколения в поколение: "Афанасий да Кирилле забирают за рыло"; "До Прохора баба охала, а как пришел Влас, боль прошла - нынь тепло у нас"; "На Самсона дождь, семь недель то ж"; "С Ераста жди ледяного наста, а со Студина будет холодно и сердито"36 (В. Даль: "На Самсона дождь, семь недель дождь" [IV, 380]; "Федор Студит землю студит" [IV, 346]; "Какова Аксинья, такова и весна" [I, 9]).
Особенно много календарных пословиц, поговорок, примет связано с общечтимыми в Вытегорском крае святыми - Николой Чудотворцем и Ильей Пророком: "На Ильин день и камень прозябает"; "Придет Илья, принесет гнилья"; "До Ильина дня в сене пуд меду, после Ильина - пуд навозу" (В. Даль: "До Ильина дня сено сметать, пуд меду в него накласть" [II, 41]); "После Ильина дня ночью за кустом и белой коровы не видно"; "Лед на Онего двух Никол не стоит"; "Всем богам по сапогам, а Николе катанцы [валенки. - Т. И.]".
В особую группу следует выделить пословицы и поговорки, включающие в себя прозвища. В "Словаре областного олонецкого наречия в его бытовом и этнографическом применении" Г. Куликовским приведено около сорока прозвищ селян, переболевших ветряной оспой. Треть этих прозвищ бытовала в Вытегорском уезде. Вот некоторые из них: "паренина" (д. Коштуги), "терка" (Вытегорский Погост), "браный нос", "ропак", "шита рожа" (д. Тудозеро). В Тудозере, дразня рябого, еще и приговаривали: "ропак-курпак, шита рожа, браный нос"37 (В. Даль: "Шитая рожа, вязеный нос"37 [I, 337]; "Рожа вспахана, только посеять да заборонить" [I, 268]; "Рожа - хоть репу сей, хоть морковь сажай"; "Экая рожа: словно в ней черти в свайку играли!" [IV, 10]).
К оспе у олонецкого крестьянина было особое отношение: "Оспы не смеют потревожить никаким заговором. Заболело дитя оспой, и все желания дитяти исполняются, чтобы угодить сердитой гостье; во время ее посещения в доме не моют и не стирают, из соседних домов, где есть дети, приходят звать ее к себе в гости, надеясь, что приглашенная гостья не так бывает сердита. А проходит оспа, ее через посредство дитяти угощают всем лучшим"38. В начале века во время эпидемии об оспе говорили уважительно: "Гостьица Ивановна ходит"; называли ее "оспа-матушка", "Оспа Ивановна", "Божья оспа"39 (В. Даль: "Прости меня, оспица, прости Афанасьевна, чем я перед тобою согрубила, чем провинилась" [II, 702]). По прекращению же ее к переболевшему оспой прочно и надолго прикреплялось обидное прозвище.
К шуточным, наиболее распространенным в крае в настоящее время поговоркам относятся следующие: "Свет, как на Нижней Кудаме", то есть хуже некуда40; "Дел, как у пудожского старосты" - легендарного "грамотея", делавшего памятные засечки на жердях и возившего их с собой повсюду: подсчитывая насечки, староста был всегда занят41. В основе поговорки "Вытегоры на одной лошади судиться ездят" и вовсе лежит местный анекдот:
"Ты куда?" - спрашивает один вытегор другого. - "Да туда-то". - "Зачем?" - "Подать прошение". - "На кого?" - "На тебя". - "А ты куда?" - "Туда же". - "Зачем?" - "Прошение подать". - "На кого?" - "Да на тебя". - "Так поедем же вместе - на одной лошади дешевле!"42.
Поговорка "Куси и попа проси" в конце XIX века бытовала в деревнях Сперово, Житное и Савино Вытегорского погоста, где в большом количестве выращивали яблони. Но яблоки рождались такими кислыми, горькими и жесткими, что, попробовав их, можно было, по выражению жителей этих деревень, и помереть ненароком: куси и попа проси!43. Сейчас так говорят о любых неспелых овощах и фруктах или недоброкачественных продуктах.
Вера в сны, в существование рока преследует вытегор и по сей день. "Как в руку подало", - говорят жительницы деревень, когда сны сбываются. Отголосками существования в крае местных обрядов, обычаев и поверий являются выражения: "Куда нос, туда и хвост"44; "Нать [возьми. - Т. И.] коса да и силушка"45; "Помянем кусочком, пряженым пирожочком"46 (В. Даль: "Живы родители, так почитай, а умерли, так поминай" [III, 272]). О ветре, поднявшем пыль столбом на дороге, вытегоры говорят: "Ведьма в ступе едет, пестом упирает, помелом след заметает" (В. Даль: "Черт с ведьмой венчается" [IV, 597]). А в Каргопольском уезде крестьяне по этому поводу замечали: "Леший идет!"47.
Вся хозяйственно-трудовая деятельность вытегорского крестьянина начала века сопровождалась постоянным обращением к Богу: "Без Бога ни до порога" (В. Даль: "Жив Бог, жива душа моя" [I, 103]); "И дурак знает, что в Христов день праздник"48 (В. Даль: "И дурак знает, что в велик день праздник" [III, 381]). Однако, обращаясь к Богу, вытегоры не всегда придерживались десяти заповедей закона Божия. Вытегра была купеческим городом, по Мариинской системе провозили на судах разные товары: лес, известь, уголь, кирпич, хлеб, деготь, мел, дубовую кору. Здесь совершались крупные сделки между судопромышленниками, купцами и ремесленным людом. Среди такой кипучей жизни вытегоры и не полагались на одно честное слово. Умение обойти соперника "на словах", хитрость, граничащая с ласковостью и даже вежливостью, стали весьма удачной основой для следующих высказываний: "Все люди неправдой живут, а и нам не лопнуть стать" (В. Даль: "Живут же люди неправдой, так и нам не лопнуть стать" [II, 267]); "Души не заложишь в ад - не будешь и богат" (В. Даль: "Пусти душу в ад - будешь богат"; "В аду не быть, богатства не нажить" [I, 6]); "На небо смотрит, а с чертом дружбу водит"49 (В. Даль: "На небо глядит, а руками шарит" [II, 503]); "Сухая ложка рот дерет" (В. Даль: "Лестью и душу вынимают" [II, 249]).
Пословицы - философский жанр, синтез народной мудрости. В них содержатся наблюдения и суждения, которые можно отнести к различным сторонам жизни. Они поднимают вопросы о здоровье и болезни, молодости и старости, прошедшем и будущем: "Человек нарождается, и крест налагается"; "Не столько смертей, сколько болезней"; "Молодостью не живут, старостью не умрут"50. Пословицы обобщают накопленный поколениями опыт, дают морально-этическую оценку явлениям и поступкам, осуждают людские пороки: ссоры, месть, болтливость, лень, скупость, нерадивость. О скупых говорят: "Шуба лежит, а губа дрожит"; о пустых обещаниях: "Сулиха сули, а ждиха жди" (В. Даль: "Сулиха недахе родная сестра" [IV, 359]); о болтливом человеке: "На словах, как на гуслях, а на деле - хуже балалайки" (В. Даль: "На словах, что на санях: а на деле, что на копыле"; "На словах и так и сяк, а на деле - никак" [IV, 222]); о хвастунах: "У них и мыши с головами" (В. Даль: "Хвастать не косить: спина не болит" [IV, 544]). О человеке, своим поступком удивившем окружающих, говорят так: "На тихой воде больше порошья"51 (В. Даль: "Тихая вода берега подмывает" [I, 218]; "В тихой воде омуты глубоки", "В тихом омуте (болоте) черти водятся" [II, 673]; "Было бы болото, а черти будут" [1,110]). Народная мудрость порицает пьянство и пьяниц: "Пьяному море по колено" (В. Даль: "Пьяному море по колено, а лужа по уши" [II, 241]); "Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке" (В. Даль: "Пьяного речи, трезвого мысли" [IV, 427]).
Народная память сохранила пословицы и поговорки о семейных отношениях - мужа и жены, свекрови и невестки, о свадьбе - значительном событии в жизни каждого человека: "Не ходи, бабка, за внука - будет тебе вечная мука", "Не оставляй в лесу заприметного дерева, а в людях девки", "Распоясался бы дедушка, если не подпоясывала бы его бабушка", "Тесть любит честь, а зять любит взять". Интересно, что в Олонецкой губернии в крестьянских семьях к зятю относились почтительно. Так, например, в деревне Айнозеро Вытегорского уезда существовал обычай праздновать "зятницу", или "беспорточную неделю" (неделю перед Масленицей), во время которой старались всячески угодить зятю: угощали блинами, водкой, топили для него баню52.
Сопоставление общерусского и местного, вытегорского, звучания некоторых пословиц позволяет говорить о том, что к настоящему времени не во всех случаях сохранилось изначальное значение пословицы, иногда утрачено и действие (жест), сопровождавшее произношение текста пословицы, поговорки или присловья. Так, абсолютно положительный смысл пословицы "Трудом праведным наживешь домов каменных" ( бытовавшей в середине XIX века в Андомском Погосте, сейчас заменен на противоположный: "Трудом праведным не наживешь палат каменных" (В. Даль: "От трудов праведных не наживешь палат каменных" [IV, 436]). В ряде случаев произошло сокращение пословицы, но смысл при этом оказался не утрачен. "Ласково телятко две матки сосё, а худо да лихо и одну потеряе" (В. Даль: "Ласково теля двух маток сосет, а бодливому и одна не дается" [I, 108]), - так говорили в старину, а теперь осталась в речи лишь первая часть фразы. Выражение "Фунт тебе в голову изюмных ягод", сопровождавшееся в середине XIX века легким постукиванием кончиками пальцев о голову собеседника, сейчас произносится как выражение чрезвычайного удивления: "Вот так фунт изюму!" - и сопровождается взмахом руки или всплескиванием обеими руками.
Примеров современного бытования пословиц и поговорок в речи вытегор гораздо больше, чем вместили рамки небольшой статьи. Это обстоятельство не может не радовать, поскольку свидетельствует о сохранении этнических корней народа и "живого великорусского языка". Тем не менее следует помнить о том, что ярких носителей народной речи с каждым годом становится все меньше. Виной тому и всемерное проникновение сленга в обыденную жизнь человека, и исчезновение деревень с их патриархальным укладом и особой языковой средой, и унификация письменной речи в ущерб региональным изустным традициям. И все равно мы вновь и вновь повторяем вслед за Владимиром Далем: "Кто не узнает олончанку по певучей дроби речи ее...".
ПРИМЕЧАНИЯ
1 При подготовке статьи использованы: Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. М.: Русский язык, 1998. Ссылка на это издание приводится в квадратных скобках и содержит номера тома и страницы, например: [I, 383]; Куликовский Г. Словарь областного олонецкого наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1898; Даль В. И. Пословицы русского народа. М., 1993; публикации в дореволюционных периодических изданиях; воспоминания жителей Вытегорского района; проза писателей-вытегор.
2 Ученые исследования в Олонецкой губернии // ОГВ. 1871. № 53. С. 618.
3 Образцы вытегорского говора записывал И. И. Лабардин, былины собирал Е. В. Барсов, исследовательскую деятельность фольклориста начинал в Вытегорском уезде Н. А. Иваницкий, Г. И. Куликовский работал над сбором лексики для областного олонецкого словаря. Подробнее об этом см.: Лабардин И. И. Образцы Вытегорского говора // Известия ОРЯС. Т. II. СПб., 1853. С. 226-234; Императорское Р. Г. Общество // ОГВ. 1882. № 38. С. 416; Собрание памятников народного творчества // ОГВ. 1887. № 32. С. 253; Там же. № 37. С. 295; Экспедиция для собирания памятников народного творчества // ОГВ. 1887. № 63. С. 541; Куликовский Г. И. Олонецкие провинциализмы. Психолого-лингвистический этюд // ОГВ. 1887. № 81. С. 725-726; Там же. № 82. С. 734-736.
4 Путешествия Великого князя Владимира Александровича // ОГВ. 1884. № 50. С. 478.
5 Соколов В. А. Северный говор // Красное Знамя [Вытегра]. 1972. № 117. С. 4.
6 Даль В. Толковый словарь... Т. I. С. LXVII.
7 Записано автором в 1998 году со слов Н. И. Калязиной, жительницы д. Бессо-ново Анненского сельсовета.
8 Соколов В. А. Порывшись в памяти и книгах // Красное Знамя [Вытегра]. 1971. № 57. С. 3.
9 Вытегорский Погост // ОГВ. 1884. № 98. С. 989.
10 Стафеев Н. М. Почем фунт лиха // Красное знамя [Вытегра]. 1991. № 68. С.З.
11 Mокина Г. Г. Гончарное производство Вытегорского района // Вытегра: Краеведческий альманах. Вып. 1. Вологда: ВГПУ, изд-во "Русь", 1997. С. 172-185.
12 Гильфердинг А. Ф. Онежские былины. Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1983. С. 17.
13 Mитягов И. М. На память потомкам. Воспоминания (Фонды ВКМ. № 12 580).
14 Там же.
15 Вытегорские Кондуши: Материалы для истории и этнографии // ОГВ. 1874. № 9. С. 182.
16 Куликовский Г. И. Словарь областного олонецкого наречия... "Палагичев П. С. Воспоминания о деревне Брянское и о людях, живших в ней. Рукопись. 1992. С. 33 (Фонды ВКМ. № 19 531).
18 Порожский - сокращенное наименование ныне не существующей деревни Осипов Порог, входившей в состав Вытегорского погоста. Записано в 1998 году автором со слов А. П. Ипатовой, 1926 года рождения, жительницы деревни Шестово Анхимовского сельсовета Вытегорского района.
19 Палагичев П. С. Воспоминания о деревне Брянское ... С. 11.
20 Учитель Забивкин И. В. Страда и осенние занятия жителей деревни Зару-чевье Лодыгинской волости Каргопольского уезда // ВОГЗ. 1910. № 21. С. 24; Обабки - грибы-подберезовики; житники - хлеб из ячневой муки, пшеничники - из пшеничной; калитка (калиточка) - ватрушка из ржаного теста с начинкой из творога, картофеля, гречневой крупы; наливочка - пряженый пирожок с начинкой (в одном углу) из сыра, яйца или варенья.
21 Палагичев П. С. Воспоминания о деревне Брянское ... С. 11.
22 Лабардин И. И. Образцы Вытегорского говора... С. 232.
23 В середине XIX века Ухотская волость была помещичьей, где крестьяне имели всего по 7 десятин земли, неудобной для хлебопашества. Удаленная от шлюза св. Николая на 139 верст, волость давала ежегодно до 45 процентов общего числа бурлаков, нанимавшихся в "тягу" на Мариинскую водную систему. См.: Mокина Г. Г. Неземледельческие занятия крестьян Вытегорского уезда в конце XIX - начале XX века // Вытегра: Краеведческий альманах. Вып. 1. Вологда: ВГПУ, изд-во "Русь", 1997. С. 147.
24 Вытегорский Погост // ОГВ. 1884. № 98. С. 988 - 989; № 99. С. 1002.
25 Вытегорские Кондуши... // ОГВ. 1876. № 14. С. 167; Куликовский Г. И. Словарь областного олонецкого наречия..; Митягов И. М. На память потомкам...
26 Вытегорский Погост // ОГВ. 1884. № 98. С. 988-989. 27Стафеев Н. М. Еще раз о топонимике // Красное Знамя [Вытегра]. 1991. № 123. С. 3.
28 В середине XIX века в деревне Кенозеро Пудожского уезда Олонецкой губернии молодых мужчин, уходивших на Мариинскую систему работать "тяглецами", называли "поляками", а народное выражение "поляковать" значило "уходить на (такого вида) заработки". Подробнее об этом см.: Куликовский Г. И. Словарь областного олонецкого наречия...; Учитель Канакшин. Незавидный промысел // ВОГЗ. * 1911. № 1. С. 30-31.
29 Учитель Канакшин. Незавидный промысел...
30 Записано в 1995 году Г. Г. Мокиной со слов К. А. Сидоровой, 1909 года рождения, жительницы деревни Андома Вытегорского района. Подробнее об этом см.: Сойда//ОГВ. 1878. № 20. С. 264.
31 Mокина Г. Г. Неземледельческие занятия крестьян... С 157.
32 В деревне Кондуши Вытегорского уезда себрою звали "... вообще всякое товарищество, будь то кошение сена в полях у всей деревни или сбор хлеба, засеянного вместе". Подробнее об этом см.: Вытегорские Кондуши... С. 143.
33 Записано в 1989 году автором со слов А. А. Ипатовой, 1899 года рождения, жительницы деревни Шестово Анхимовского сельсовета Вытегорского района.
34 Куликовский Г. И. Словарь областного олонецкого наречия...
35 Твердов Е. Г. Месяц-песнопой. Месяц-модник // Красное Знамя [Вытегра]. 1971. № 52,79. С. 3; Твердов Е. Г. Месяц-трескунчик // Там же. 1972. № 1. С. 3.
36 Твердов Е. Г. Месяц-вьюговей. Месяц-листогной // Там же. 1971. № 14. С. 4; № 131. С. 4.
37 Куликовский Г. И. Словарь областного олонецкого наречия...
38 Суеверие и предрассудки в простом народе // ОГВ. 1886. № 75. С. 673.
39 Там же.
40 Деревня Нижняя Кудама находилась в низине под горой, поэтому подходящему (подъезжающему) к ней в вечернее время путнику свет в окнах изб был плохо виден. Об этом см.: Стафеев H. M. Еще раз о топонимике...
41 Записано в 1989 году автором со слов А. А. Ипатовой, 1899 года рождения, жительницы деревни Шестово Анхимовского сельсовета Вытегорского района.
42 Вытегорский Погост // ОГВ. 1885. № 1. С. 3.
43 Из записок статистика. Вытегорская волость // ВОГЗ. 1910. № 21. С. 6.
44 Говорят, чтобы вновь купленный конь не уходил со двора, его ставят головою к своему двору и крестообразно ударяют по крупу хвостом. Записано автором в 1998 году со слов Е. Е. Лебедевой, 1905 года рождения, жительницы города Вытегры.
45 В основе поговорки лежит местный, бытовавший в некоторых деревнях в XIX веке обычай не делить сенокосов на участки, а обрабатывать их сообща. При этом трудиться надо было в полную силу, выкашивая траву "дочерна", т. е. до земли, и косу приходилось "выправлять" каждые 5-10 минут. Записано автором в 1998 году со слов А. П. Ипатовой, 1926 года рождения, жительницы деревни Шестово Анхимовского сельсовета Вытегорского района.
46 В основе поговорки лежит обычай на помин умершего печь пряженые пироги. Записано автором в 1998 году со слов А. П. Ипатовой, 1926 года рождения, жительницы деревни Шестово Анхимовского сельсовета Вытегорского района.
47 Паршуков Ф. С. Живая речь андомогорцев. Рукопись. Город Раздельная, 1983. С. 246 (Фонды ВКМ. № НВ-5888); Куликовский Г. Н. Словарь областного олонецкого наречия...
48 Записано автором в 1998 году со слов Е. Е. Лебедевой, 1905 года рождения, жительницы города Вытегры.
49 Вытегорский Погост // ОГВ. 1884. № 98. С. 988-989.
50 Записано автором в 1998 году со слов Е. Е. Лебедевой, 1905 года рождения, жительницы города Вытегры.
51 Паршуков Ф. С. Живая речь андомогорцев... С. 310; записано автором в 1998 году со слов Н. И. Калязиной, жительницы деревни Бессоново Анненского сельсовета Вытегорского района и В. Н. Золотовой, жительницы города Вытегры.
52 Куликовский Г. И. Словарь областного олонецкого наречия..; записано
автором в 1998 году со слов О. А. Ворониной, 1913 года рождения, жительницы деревни Палтоги Казаковского сельсовета Вытегорского района.
ЛИТЕРАТУРНАЯ ЖИЗНЬ
Л. Г. Яцкевич
ПОЭТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ НИКОЛАЯ КЛЮЕВА
Нерукотворную Россию
Я, песнописец Николай,
Свидетельствую, братья, вам.
(12, 325)1
Н. А. Клюев родился в деревне Коштуги Вытегорского уезда Олонецкой губернии (ныне Вытегорский район Вологодской области). Вся его жизнь связана с Русским Севером. Но жил он и в столицах, а закончил свой крестный путь в Сибири, в Томске. Тем удивительнее кажется такая особенность его творчества, как его поэтическая география, охватывающая весь мир, многие страны и континенты. Создается впечатление, о котором лучше всего можно сказать словами самого Клюева:
То богоносный дух поэта
Над бурной родиной, парит &;lt;...&;gt; (10, 360).
Поэтическая география - это воспроизводимые в художественных образах или используемые в качестве символов в творчестве поэта культурные ландшафты2 или система культурных ландшафтов. Важную роль в создании поэтической географии играют топонимы и антропонимы, а также другие виды имен собственных, имеющих культурный компонент в своем значении. Стихотворения и поэмы Клюева насыщены такими именами. Требуются немалые усилия, чтобы разгадать замысел автора и понять скрытую закономерность его поэтической ономастики. Одними из первых исследованию этого вопроса посвятили свои статьи Н. И. Толстой и Л. А. Киселева3.
Образный язык Клюева до сих пор многим недоступен в силу того, что современная культура утратила священные начала. Одна из главных святынь поэта - Родина. Это центральный образ его поэзии. По предварительным подсчетам4, в поэтических произведениях Клюева слово "Русь" употребляется 90, "Россия" - 11, "русский" - 60 раз. В целом же собственное имя Родины в его поэзии встречается более 200 раз, слово "родина" - 30, "родной" - 93 раза, следовательно, обозначаемое этими именами понятие является ключевым в его поэтической географии.
В "Песни о Великой Матери" поэт замечает:
Не скудному мирскому слову
Узорить отчие гроба,
Пока архангела труба
Не воззовет их к веси новой,
Где кедром в роще бирюзовой
Доспеет русская судьба (13, 24).
Клюев ставит задачу, посильную только для духовной поэзии, - воссоздать в художественных образах "нерукотворную Россию", "Русь нетленную", "Алконостную Россию", "Индию-Русь", "Китеж-Русь", то есть Святую Русь. Именно этой задачей определяются закономерности его поэтической географии. Каковы же они?
Наблюдения над составом имен собственных в творчестве Н. Клюева, определение их культурно-исторического содержания и образно-символических функций позволили нам прийти к выводу о том, что его поэтическая география построена на основе нескольких принципов, которые связаны с разными культурно-историческими зонами: 1) библейской (ветхозаветной и новозаветной); 2) византийской и древнерусской; 3) общерусской православной; 4) старообрядческой и поморской; 5) скандинавской и финно-угорской; 6) индо-иранской. Кроме этого, рядом с книжно-христианской, мифопоэтической и литературно-художественной ономастикой используются топонимы и антропонимы Советского Союза 1920-1930 годов.
Далее последовательно рассматриваются некоторые из указанных выше культурно-исторических истоков поэтической географии Клюева.
1. Библейские истоки
О Боже сладостный, ужель я в малый миг
Родимой речи таинство постиг,
Прозрел, что в языке поруганном моем
Живет Синайский глас и вышний трубный гром &;lt;...&;gt;
(10, 304)
В поэтических произведениях Н. Клюева, по нашим данным, употребляются следующие библейские топонимы, антропонимы и этнонимы: а) Аравия (6), Арарат (4), Вавилон (5), Вифания (2), Вифезда (1), Вифлеем (1), Галилея (1), Генисарет (2), Ефрат (6), Иерихон (1), Иерусалим (4), Иордан (2), Кана (1), Маврикийский дуб (1), Мидия (2), Мемфис (4), Месопотамия (1), Назарет (4), Нил (11), Палестина (2), Сарон (2), Сидон (3), Синай (2), Сион (3), Стена Плача (1), Фавор (2), Харан (6).
Судьбу России, ее историю поэт представлял как продолжение Священной истории, что соответствовало христианским традициям древнерусской литературы и фольклора: "Познал я, что невидимый народный Иерусалим - не сказка, а близкая и самая родимая подлинность; познал я, что, кроме видимого устройства жизни русского народа как государева или вообще человеческого общества, существует тайная, скрытая от гордых взоров иерархия, церковь невидимая - Святая Русь, что везде, в поморской ли избе, в олонецкой ли поземке или в закаспийском кишлаке, есть души, связанные между собой клятвой спасения мира, клятвой участия в плане Бога. И план этот - усовершенствование, раскрытие красоты лика Божия"5.
Этнографы, изучавшие Северную Русь, давно отметили употребление библейских топонимов и этнонимов для обозначения "своего", христианского, пространства, противопоставленного "чужому". Например, С. В. Максимов в книге "Год на Севере" отметил такие выражения, как "наши украйные Палестины", "Коляне Господни - народ израильский"6. В. Даль отмечает употребление слова "Палестина" в значении ,отчизна, отечество, родина, родные домашние места,7, а "Словарь русских народных говоров" указывает и многие другие значения этого слова ('участок земли', 'красивое место в лесу' и т. п.) в севернорусских и сибирских говорах8.
Именно этой укорененной традицией древнерусской культуры объясняется высокая частотность употребления в произведениях Клюева топонимов и антропонимов Ветхого и Нового Заветов в сочетании с русскими именами собственными, с названиями реалий русской национальной культуры. Отражая православное духовное самосознание своих соотечественников, живущих на Севере России, Клюев писал:
(1) С Соловков до жгучего Каира
Протянулась тропка - Божьи четки,
Проторил ее Спаситель Мира,
Старцев, дев и отроков подметки.
Русь течет к Великой Пирамиде,
В Вавилон, в сады Семирамиды;
Есть в избе, в сверчковой панихиде
Стены Плача, Жертвенник Обиды &;lt;...&;gt; (12, 176).
(2) От Пустозерска и до Бийска,
От Хвалыни на Багдад
Течет невидимый Ефрат, -
Его бесплотным кораблям
Притины Китеж и Сиам (13, 24).
Архаичная ономастика в произведениях Клюева формирует географические образы, соотносимые с Terra Sakra - территорией "от Нила до Ганга, от Египта до Тибета" - тем пространством, на котором "осуществляется генезис мировых религий"9.
Для понимания смысла употребления многих библейских топонимов у Клюева необходима своеобразная реконструкция "археологического пространства культуры"10. Например, обратимся к топонимам Арарат и Елеон, которые встречаются в его поэзии неоднократно:
(1) Чтоб от смол янтарно-пегий,
Как лесной закат,
Приютил мои ковчеги
Хвойный Арарат (10, 357);
(2) И кто уверится, что Ной
Досель на дымном Арарате
И что когда-то посох мой
Сразил египетские рати? (7, 85).
Неоднократно употребляя в своих произведениях название горы, на которой остановился после потопа ковчег Ноя, Клюев следует фольклорной традиции. В русских былинах Арарат - святые горы, по которым путешествовали русские богатыри. Например: "Тут садится Святогор да на добра коня / и поехал по чисту полю / Он ко тем горам да Араратскиим" (15, 36). Фольклорную традицию имеет и употребление топонима "Елеон". Например: "Прискакали на гору Елеонскую, / Как увидели они да чудо чудное, / чудо чудное, да диво дивное: / На горе на Елеонской как стоит тут да дубовый гроб..." или "Как схоронил он Святогора да богатыря на той горе на Елеонския..." (15, 40). Однако следует отметить, что с фольклорной традицией у Клюева связан только выбор этих топонимов в качестве обозначения "своего" сакрального пространства, по грамматической форме (у Клюева - существительные, в фольклорных текстах - прилагательные) и по смыслу они ближе к библейскому источнику. В Библии Елеон - "гора Елеонская к востоку от Иерусалима, через кедровую долину. Здесь Господь предрек кончину мира, Иерусалима и храма, - отсюда вознесся на небо"11. Сравните у Клюева в поэме "Мать-Суббота":
Знать, что к отлету седые углы
Сорок воскрылий простерли из мглы,
И к новоселью в поморья окон
Кедровый лик окунул Елеон,
Лапоть Исхода, Субботы Живых &;lt;...&;gt; (10, 461).
Библейская ономастика используется Клюевым не для описания библейских времен и событий, что довольно часто встречается в русской поэзии12, а для создания образа Святой Руси - духовной наследницы Святой Земли и ее христианских святынь. Себя, певца Святой Руси, Клюев называет то Авраамом, то Саулом:
(1) Три пришельца, три солнца, и я - Авраам,
Словно ива ручью, внемлю росным словам:
"Родишь сына-звезду, алый песенный сад,
Где не властно забвенье и дней листопад,
Где береза серьгою и лапою ель
Тиховейно колышут мечты колыбель" (13, 28);
(2) Я первенец Киса, свирельный Саул,
Искал пегоухих отцовских ослиц,
И царство нашел многоцветней златниц:
Оно за печуркой, под рябым горшком,
Столетия мерит хрустальным сверчком (10, 312).
Насыщенность поэзии Н. Клюева ветхозаветной ономастикой определяется не только фольклорными и старообрядческими традициями в русской культуре. Это общерусская традиция. Еще Гоголь отмечал в русской поэзии что-то пророческое ("И звуки становятся библейскими у наших поэтов"), писал о том, что через призму Священной истории и Священного писания воспринимали исторические судьбы России многие русские поэты и писатели: "Разогни книгу Ветхого Завета: найдешь там каждое из нынешних событий, увидишь яснее дня, в чем оно npecтупило пред Богом, и так очевидно изображен над ними совершившийся страшный суд Божий, что встрепенется настоящее"13.
В творчестве Н. Клюева духовный смысл истории России воплощен в образе Иисуса Христа. Имя Сына Божия в его произведениях встречается очень часто: Христос - 43, Христов - 19, Спас - 36, Спасов - 9, Спаситель Мира - 2, Иисус - 1014. Для поэта Русь - "Христова земля" (10, 461), и живут в ней "народы-Христы" (10, 364):
(1) Снова голубь Иорданский
Над землею воспарил:
В зыбке липовой крестьянской
Сын спасенья опочил (10, 305).
(2) Низкая, деревенская заря, -
Лен с берестой и с воском солома.
Здесь все стоит за Царя
Из Давидова красного дома (1,199).
(3) И малиновка, малая птаха,
По Голгофе Христу родня.
Умирает в гнезде от страха
От язвящих пуль и огня (10, 386).
(4) Керенками вымощенный проселок -
Ваш лукавый Искариотский путь;
Христос отдохнет от терновых иголок,
И легко вздохнет народная грудь (10, 364).
(5) Это Суббота у смертной черты,
Это Суббота опосле креста...
Кровью рудеют России уста,
Камень привален, и плачущий Петр
В ночи всемирной стоит у ворот... (10, 466).
К образу апостола Петра Клюев обращается неоднократно, когда описывает страдания православной России во время и после кровавой революции (6, 253; 10, 466; 11, 112; 12, 229; 13, 32):
Вот ель - крестом с Петром распятым
Вниз головой - брада на ветре...
Ольха рыдает: Петре! Петре! (13, 32).
Свидетель расправы над христианской Россией, Клюев уподобляет себя апостолу Петру, плачущему в ночь, когда был предан Иисус Христос15:
Будет месяц, как слезка, светел,
От росы чернобыльник сед,
Но в ночи кукарекнет петел.
Как назад две тысячи лет
Вспыхнет сердце - костер привратный,
Озаряя Терновый лик...
Римский век багряно-булатный
Гладиаторский множит крик.
И не слышна слеза Петрова -
Огневая моя слеза...
Осыпается Бога-Слова
Живоносная бирюза.
Нет иглы для низки и нити,
Победительных чистых риз...
О, распните меня, распните,
Как Петра,- головою вниз! (11,112).
Тот же мотив встречается в снах Клюева, записанных его другом Н. И. Архиповым и Н. Христофоровой-Садомовой. Во сне, озаглавленном "Троицкий хлад", "Апостол Петр и его спутники раскрывают сновидцу его близость к ученикам Христа ("он нашего роду"), богоизбранность его творчества ("он может написать про тебя")"16.
Поэтическая фразеология Н. Клюева ("крестная слеза России" (13, 25), "гвоздиные раны России" (10, 365) и др.) свидетельствует о том, что поэт видел в трагических событиях русской истории XX века христианский смысл. Поэтому духовное постижение России поэт сравнивает с Богопознанием, с Евхаристией:
Светел запечный притин -
Китеж Мемёлф и Арин,
Где словорунный козел
Трется о бабкин подол.
Там образок Купины -
Чаша ржаной глубины:
Тела и крови Руси,
Брат озаренный, вкуси! (10, 464).
2. Древнерусские истоки
Двенадцать снов царя Мамера
И Соломонова пещера,
Аврора, книга Маргарит,
Златая Чепь и Веры Щит,
Четвертый список белозерский,
Иосиф Флавий - муж еврейский,
Зерцало, Русский виноград -
Сирень Прохладный вертоград,
С Воронограем Список Вед,
Из Лхасы Шолковую книгу,
И Гороскоп - Будды веригу
Я прочитал в пятнадцать лет -
Скитов и келий самоцвет.
(13,23)
В XX веке поэзия Н. Клюева возродила традиции древнерусской литературы. Поэт сказал о себе: "Я закладка из Книжной Руси..." (7, И127). Судя по его поэтической ономастике и сакральным географическим образам, Клюев хорошо знал древние представления о мире, вошедшие в письменные источники: легенды из "Повести временных лет", "Александрии", "Сказаний об Индийском царстве", "Повести о Вавилонском царстве", "Сказания о Соломоне и Китоврасе", "Повести о I Царьграде", "Повести об Еруслане Лазаревиче" и другие17. Знакомы были ему и географические представления раннехристианских источников, передаваемые из поколения в поколение на Русском Севере18.
Современный смысл древнерусской традиции в поэзии Н. Клюева хорошо определил Н. Гумилев: "...славянское ощущение светлого равенства всех людей и византийское сознание золотой иерархичности при мысли о Боге"19.
Клюев сознательно следует архетипам древнерусской культуры и возрождает их в новой эпохе - в новом облике и с новыми задачами:
От иконы Бориса и Глеба,
От стригольничьего Шестокрыла
Моя песенная треба
Стихов валунная сила.
Кости мои от Маргарита,
Кровь - от костра Аввакума.
Узорнее аксамита
Моя золотая дума:
Чтобы Русь, как серьга, повисла.
В моем цареградском ухе... (12, 296).
В "Песни о Великой Матери" старец Нафанаил предсказывает матери поэта:
До сатанинского покоса
Ваш плод и отпрыск доживет,
В последний раз пригубит мед
От сладких пасек Византии!.. (13, 15).
Знаток "Книжной Руси", Клюев был причастен к духовному опыту раннехристианских мудрецов Востока:
Его [С. Есенина. - Л. Я.], не зная, где опаска,
Из виноградного Дамаска
Я одарил причастной дулей... (13, 40).
И в этом своем духовном знании он был одинок в послереволюционной России. Противопоставляя себя современным деятелям культуры, он пишет в "Песни о Великой Матери":
В художнике, как в лицемере,
Гнездятся тысячи личин,
Но в кедре много ль сердцевин
С несметного пучиной игол ?-
Таков и я!.. Мне в плач и в иго
Громокипящий пир машин,
И в буйном мире я один -
Гадатель над чудесной книгой! (13, 22).
Поэт высоко оценивает духовное наследие Святой Руси, которое он получил от старообрядцев:
Пусть скажут: жизнь стальная пасть,
Крушит во прах народы, классы...
Родной поэзии атласы
Не износил Руси дудец, -
Взгляните, полон коробец,,
Вот объярь, штоф и канифасы!
Любуйтесь и поплачьте всласть!
Принять, как антидора часть,
Пригоршню слез не всякий сможет... (13, 22).
Основную особенность поэтики художественного пространства в древнерусской литературе, основанной на христианском миропонимании, Д. С. Лихачев определил так: "Подняться над обыденностью было потребностью средневекового человека"20. Из нее вытекают и другие особенности древнерусского художественного пространства: необыкновенно широкий охват географических пределов и связанные с этим приемы его сокращения, иконографичность изображения пространства, схематизм и символизм обозначения географических объектов, сакральное осмысление сторон света (востока, юга, запада, севера)21, взаимосвязь географических и религиозных представлений, когда "движение в географическом пространстве становится перемещением по вертикальной шкале религиозно-нравственных ценностей"22.
Древнерусские основы поэтической географии Н. Клюева представляют особую концептуальную систему. Она является ключом к пониманию принципов употребления имен собственных в творчестве поэта. Далее рассматриваются основные компоненты этой системы.
2.1. Этноцентричность
По мнению исследователей сакральной географии культурных ландшафтов, принцип этноцентричности характерен для географических представлений древних культур, о чем свидетельствуют библейские, древнегреческие и древнеиндийские описания мира и древнейшие карты23. В соответствии с этим этнос представляет свое географическое пространство центральным, а все периферийное пространство относительно него организуется как "чужое". В поэтике Клюева этот принцип является ведущим, но используется в более сложном преобразованном виде. Этноцентричность географического пространства в его произведениях проявляется в нескольких оппозициях, выражающих идею "свое - чужое": 1) Рай (Родина, Святая Русь) - Ад (чужое пространство и антихристианская культура); 2) Восток (Христианская Россия, наследница Византии) - Запад (мир технической бездуховной цивилизации); 3) славянство - остальной мир завоевателей; 4) Святая Русь - антихристианский мир; 5) старообрядческое Поморье - остальная Россия; 6) русская провинция - столицы24.
2.1.1. Рай - Ад
Наиболее архаичной и обобщенной оппозицией, в которой выражается этноцентризм, является противопоставление: рай (родная земля, свой мир) - ад (чужой враждебный мир). В русской культуре это противопоставление соединяет в себе древнейшие праславянские концепты25 с более поздними для нее библейскими представлениями26. Клюев использует это противопоставление в символическом ключе, поэтому хронотопы РАЯ и АДА видоизменяются в его творчестве внешне, но остаются неизменными в своей сущности. В самом главном - духовном, священном - поэт остается верен себе до конца жизни. Для Клюева Рай - Божий светлый сад и Святая Русь как идеал русского народа неразрывно связаны.
(1) Чтоб полесная ягода-песня,
Чьи цветы плащаницы духмяней,
На Руси, как веха, зеленела
И казала бы к раю дорогу! (10, 294).
(2) Точит верба восковые слезы
И ведет зеленый тайный причит
Про мужицкий рай, про пир вселенский,
Про душевный град, где "Свете тихий..." (10, 260).
Связь понятий Рай (свое святое место) и православный крестьянский мир определяет смысл многих необычных эпитетов рая у Клюева: "красный" (красивый), "берестяный" (светлый, русский), "запечный", "куний", "мужицкий", "избяной" (свой, сокровенный, родной), "хлебный", "сдобный" (добрый, жертвенный)27.
В поэтическом словаре Н. Клюева отражена библейская символика, в которой жертвенный хлеб уподобляется Иисусу Христу, а семена, зерна - Его учению об Истине. Особо следует сказать о библейских истоках символического употребления слова "гумно". В Ветхом Завете Пророк сказал Давиду, который жаждал покаяться в своих грехах и спасти тем свой народ от Божьей кары: "Иди поставь жертвенник Господу на гумне Орны Иевусеянина". "И соорудил там Давид жертвенник Господу, и принес всесожжения и мирные жертвы... И умилостивился Господь над страною, и прекратилось поражение Израильтян". Позже на этом месте был воздвигнут Храм Соломона. Ветхозаветная символика гумна развивается далее в Новом Завете, например, в проповеди Иоанна Крестителя: "Он [Иисус Христос. - Л. Я.] будет крестить вас Духом Святым и огнем. Лопата в руке Его, и Он очистит гумно свое, и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым"28. Поэтически переосмысливая библейские образы, Клюев уподобляет гумно "окну в рай", изображает его сакральным местом Богообщения в мире трудовых крестьянских забот:
(1). Ворона - спутница ненастья, -
Не каркай голодно, гумно
Зареет, словно в рай окно,
Там полногрудые суслоны
Ждут молотьбы рогов и звона;
Кто слышал музыку гумна,
Тот вечно молод, как весна! (10, 294).
(2) Чу! Перекатный стук на гумнах,
Он по заре звучит как рог.
От бед, от козней полоумных
Мой вещий ум не изнемог.
Я все такой же, как в столетьях, &;lt;...&;gt;
От гумен тянет росным медом,
Дробь молотьбы - могучий рог.
Нас подарил обильным годом
Сребробородый, древний Бог (10, 194).
Крестьянское представление о Рае, кроме этого, воплощается в образе хлеба - "мирского каравая" - как главной святыни земной жизни крестьян:
(1) Близок к нищим сдобный мглистый рай,
Кус сиротский гения блаженней...
Вседержитель! Можно ль стать нетленней.
Чем мирской, мозольный каравай? (7, 78).
(2) Пир мужицкий свят и мирен
В хлебном Спасовом раю &;lt;...&;gt; (10, 305).
(3) Недоуменно не кори,
Что мало радио-зари
В моих стихах - бетона, чаек,
Что о мужицком хлебном рае
Я нудным оводом бубню
Иль костромским сосновым звоном! (10, 451).
(4) С полатей смотрит Жуть, гудит, как било, Лаче,
И деду под кошмой приснился красный рай.
Там горы-куличи и сыченые реки,
У чаек и гагар по мисе яйцо... (10,182)
Родная крестьянская изба у Клюева сравнивается с раем, а рай небесный - с крестьянской избой:
(1) Вновь молюся, как ране,
Тишине избяной,
И к шестку и к лохани
Припадаю щекой:
О, простите, примите
В рай запечный меня!.. (10, 319).
(2) Молвите: в Божьем раю
Есть ли надпечная сажа?
Есть ли куриный Царьград,
В теплой соломе яичко.
Сказок и шорохов клад.
Кот с диковинною кличкой?.. (10, 317).
В соответствии с архаичной фольклорной традицией29 клюевские герои представляют рай как вольное крестьянское царство:
Отвезти гостей в преблаженный рай,
Где страдателям уготованы
Веси красные, избы новые,
Кипарисовым тесом крытые,
Пожни сенные - виноград-трава,
Пашни вольные, бесплатежные -
Всё солдатушкам уготовано,
Храбрым душенькам облюбовано (6, 233).
Раю противопоставлен Ад, которым, в соответствии с древними представлениями славян и других народов30, Клюев называет чужое, враждебное пространство и время. Это первая мировая война и революция:
И ад свирепою облавой,
Как волк на выводок оленей,
Идет для ран и заколений
На Русь, на Крест необоримый.
Уж отлетели херувимы
От нив и человечьих гнезд,
И никнет колосом средь звезд,
Терновой кровью истекая,
Звезда монарха Николая, -
Златницей срежется она
Для судной жатвы и гумна! (13, 30)
Ад - это завоеватели и осквернители Святой Руси в различные периоды ее истории, это и чуждая России техническая цивилизация:
Смежила солнечные очи
София на семи столпах.
И сатана в мужицких снах
Пасет быков железнорогих.
Полесья наши, нивы, логи
Ад истощает ясаком, -
Удавленника языком, -
Он прозывается машиной!
(Слышатся удары адского молота),
Храмина содрогается... (13, 25).
Противопоставление Рая (Святой Руси), "своего пространства", Аду, "чужому враждебному пространству", связано в поморской аксиологии с понятиями "верха" и "низа". Такое особое понимание и соположение данных концептов отмечено этнографами и историками - исследователями Северной Руси. Так, H. M. Теребихин пишет, ссылаясь на А. Подвысоцкого: "Вниз, в немецкую сторону, в шведскую сторону. Так называют поморы направление своего пути, идучи северным океаном в Норвегию или на о. Новую Землю"31. Поморский поход за море, в "немецкие земли" (на запад) или к "острову мертвых" (на север) воспринимается как движение "вниз", в нижний мир, где располагается царство мертвых. И наоборот. Возвращение поморов "из-за синя моря", их выход на волю расценивается как движение, направленное "вверх" (на восток): "Когда поморы возвращаются океаном из Норвегии или с о. Новой Земли, то говорят, что идут вверх, в Русь"32. Характерно, что в поморском лексиконе сохранилось весьма архаичное именование своей земли "Русью", которая ассоциируется с "волей"... Это особое географическое и аксиологическое понимание "Руси" находим мы в поэме Клюева "Песнь о Великой Матери":
Николенька, меня могила
Зовет, как песня, тихой сказкой, - &;lt;...&;gt;
Приземную оставя клеть,
Отчалю в Русь в ладье сосновой,
Чтобы с волною солодовой
Пристать к лебяжьим островам,
Где не стучит по теремам
Железным посохом хроец,
Тоски жалейщик и дудец (13, 34).
Отношение поэта к Родине как Святыне позволило ему отразить в своей поэзии национальное русское самосознание и сохранить веру в воскресение России в будущем. Верит он и в то, что появится новый поэт ("Сирин"):
Чтоб славить Крест и новый род,
Поправший смертью черный ад!
И будет Русь как светлый сад... (13, 25).
2.1.2. Восток - Запад
Как уже говорилось ранее, для древнерусской культуры характерна сакрализация сторон света. В поэтической географии Н. Клюева эта особенность также обнаруживается.
Известно, что "древнерусские писатели вписывали в свои произведения названия народов и земель в строгом порядке", а именно "посолонь", то есть по солнцу; в отдельных случаях в обратном порядке. Г. В. Сумароков обратил внимание на данную особенность составления "словесных карт" в "Повести временных лет", в "Слове о погибели земли Русской" и в "Слове о полку Игореве"34. "Словесные карты" постоянно встречаются и в произведениях Клюева:
Плыви, ершонок, на восток
Дивиться на сорочью сказку.
Она с далекого Кавказья
На Соловки летит с оказией,
С письмом от столпника Агапа &;lt;...&;gt;
Клубок летучий ближе, ближе,
Уже полощется, где Кижи,
Онего, синий Палеостров
И Кемский берег нерпой пестрой... (13, 30).
Особенностью таких "словесных карт" Клюева является перечисление топонимов "посолонь" (реже в обратном порядке), а также их этноцентричность. Она проявляется в неизменной их ориентации на "свое пространство", из которого, как из центра, идет описание других, "чужих" и "далеких" пространств. В приведенном выше примере это следующая последовательность: Кавказье -&;gt;- ближе, ближе -&;gt;- Кижи -"- Онего -&;gt;- Палеостров -&;gt;- Кемский берег -&;gt;- Соловки. В следующих далее примерах это: 1) От Норвеги (граница Северной Руси) -&;gt;- до Китая (граница юго-восточной России); 2) Кола (северо-запад России) -&;gt;- Поволжье (юго-восточное направление от Колы, центральная Россия) -&;gt;- Дон (юго-западное направление от Поволжья, юг России):
(1) Болеет мать земля сырая,
И от Норвеги до Китая
Железный демон тризну правит (13, 24).
(2) Студеная Кола, Поволжье и Дон
Сильны не железом, а воском икон (12, 315).
В рассмотренных выше фрагментах текстов, представляющих собой "словесные карты", как и во многих других случаях у Клюева, обнаруживается древнерусская традиция называть территории по рекам и другим водоемам, которые были сакральными и экономическими центрами этноса35.
Особую значимость в поэтической географии Клюева имеет противопоставление восток - запад. Оно многопланово по символическому смыслу. Во-первых, это противопоставление западной и восточных культур, из которых должна сделать выбор Россия:
(1) Сгинь Запад - Змея и Блудница, -
Наш суженый - отрок Восток! &;lt;...&;gt;
Есть кровное в пагоде, в срубе -
Прозреть, окунуться в зенит...
У русского мальца на губе
Китайское солнце горит (7, 63).
(2) Гоген Рублеву не загадка,
Матисс - лишь рясно от каймы
Моржовой самоедской прялки... (11, 220).
(3) Не с того ль тянет ворванью книга
И смолой запятых табуны?
Вашингтон, черепичная Рига
Не вместят кашалотной волны (12, 152).
(4) Но кто целящей головней
Спалит бетонные отеки:
Порфирный Брама на востоке
И Рим, чей строг железный крест? (11, 231).
Во-вторых, на первое, культурологическое, противопоставление наслаивается второе - сакральное: Запад (Западная Европа и Америка - ад, а Восток (Россия) - рай.
(1) Строгановские иконы -
Самоцветный, мужицкий рай;
Не зовите нас в Вашингтоны,
В смертоносный, железный край. &;lt;...&;gt;
Огневые рощи - иконы
Восшумят: "Се Жених грядет"...
Не зовите нас в Вашингтоны
Под губительный молот бед! (12, 202).
(2) В Заонежье, в узорных Кижах,
Где рублевский нетленный сад,
Стальноклювый гость из Парижа
Совершает черный обряд (10, 386).
Слово "Восток" в некоторых произведениях Клюева приобретает особый смысл, понять который можно только учитывая библейские традиции его употребления. Речь идет о мотиве восточной ориентации России и ее православного крестьянства:
(1) Поморский дом плывет китом,
Ему смарагдовым копьем
В предутрия, просонки, зори
Указывает путь Егорий.
Столетие, мгновенье, день -
Копье роняет ту же тень
Все на восток, где Брама спит, -
С ним покумиться хочет кит.
Все на восток, где сфинкс седой
Встает щербатой головой... (13, 16).
(2) И за мои нежданные седины
Отмщаю тягой лебединой! -
Все на восток, в шафран и медь,
В кораллы розы нумидийской,
Чтоб под ракитою российской
Коринфской арфой отзвенеть (12, 267).
(3) Недаром за двоперстой хатой,
Таятся, ликом на восток,
Зорит малиновый садок... (13, 31).
Святую Русь, "нерукотворную Россию", поэт также созерцает на востоке. В поэме "Погорельщина":
И растворились на восток
Врата запретного чертога.
Из мрака всплыли острова,
В девичьих бусах заозерья,
С морозным Устюгом Москва,
Валдай - ямщик в павлиньих перьях,
Звенигород, где на стенах
Клюют пшено струфокамилы,
И Вологда, вся в кружевах,
С Переяславлем белокрылым.
За ними Новгород и Псков -
Зятья в кафтанах атлабасных,
Два лебедя на воды ясных -
С седою Ладогой Ростов.
Изба резная - Кострома,
И Киев - тур золоторогий
На цареградские дороги
Глядит с Перунова холма! (12, 329).
Восточная ориентация Святой Руси объясняется тем, что по библейским представлениям Рай расположен на востоке и Мессия, Иисус Христос, называется Востоком. В Ветхом Завете: (1) Обращается к Тебе на восток света (Прем. 16, 28); (2) Славьте Господа на восток (Ис. 24, 15); (3) воздвиг от востока мужа правды (Ис. 41, 2); (4) долина... к востоку будет святыней Господа (Иер. 31, 40); (5) Слава Бога Израилева шла от востока (Иез. 43, 2). А в Евангелии от Луки гимн Захарии: "...и посетил нас Восток свыше, просветить сидящих во тьме и тени смертной, направить ноги наша на путь мира" (1, 79) . В православном венчальном песнопении поется: "Исайя ликуй, се Дева имеет во чреве, и роди сына Эммануила, Бога же и человека, Восток - имя Ему...". В этом библейском контексте становится понятно, почему так часто Клюев с надеждой обращается на восток:
(1) &;lt;...&;gt; как притча Христа:
"Слепцы, различаете небо восточное,
Мои же от зорь отличите ль уста!" (7, 110).
(2) То летучий Христов Лазарет Совершает Земли врачеванье,
И, как няня, небесный кларнет
Напевает седое сказанье: "Утолятся твои вереда,
Раны, пролежни, злые отеки;
Неневестная, будь же тверда
До гремящей звезды на востоке!" (11, 107).
2.1.3. Славянство - остальной мир
Н. И. Толстой впервые обратил внимание на то, что это древнее этноцентрическое представление сохранилось в поэзии Н. Клюева. Для характеристики славянского самосознания IX-XII веков он разработал парадигму гетерогенных показателей: 1) религиозного; 2) общеплеменного; 3) среднеплеменного; 4) частноплеменного; 5) государственного. Автор считает, что "подобная шкала национального самосознания существует и реализуется в идеологии и практике отдельных представителей славянства до сих пор", и в качестве примера приводит поэму Н. Клюева "Погорельщина", в которой, по мнению Н. И. Толстого, поэт "ощущал себя причастным одновременно к нескольким духовным и в то же время географическим мирам: 1) к миру почти вселенской правды и непротивления злу злом; 2) к миру Саронских гор, Индийского поморья; 3) Лидды-града Владычицы Одигитрии; 4) к христианскому миру; 5) к православию; 6) к старообрядчеству; 7) к славянской традиции ("крепкая кириллица слов"); 8) наконец, к своему кровному исконному севернорусскому, олонецкому"37.
Клюев осознает себя певцом славянства, представителем всеславянской культуры:
(1) Где тропинка к скоморошью теремку,
Где тропиночка в боярский зелен сад, -
Там под вишеньем зарыт волшебный клад -
Ключ от песни всеславянской и родной,