Через несколько лет предпринимательская судьба свела их довольно далеко от Камчатки на реке Лене. Из устья этой реки они задумали направиться к «американским берегам» Северным морским путем. Об этом говорилось Иваном Баховым в челобитной, отправленной в канцелярию иркутского губернатора в декабре 1754 года. Мореход просил разрешения отправиться ему с Никитой Шалауровым и компанейщиками из ленского устья по Северному морю в Восточный океан «к сысканию новых незнаемых до сего островов и земель и для промыслу на оных всяких зверей». Челобитную направили в Петербург, в Сенат.
Вскоре разрешение на экспедицию было получено. Но даже при активном содействии иркутского губернатора, только в 1758 году было построено судно и закончена подготовка экспедиции. Судно получило символическое название – «Вера, Надежда, Любовь». Летом следующего года экспедиция вышла из устья реки Лены и направилась на восток. В сентябре 1759 года достигли устья реки Яны и здесь вынуждены были зазимовать. Сильные штормовые ветра и угроза быть затертыми льдами не дала возможности продолжать путь.
Только летом 1761 года «Вера, Надежда, Любовь» вновь двинулась на восток. Но теперь ее экипаж возглавлял уже один Никита Шалауров. Зимой 1760 года Иван Бахов с частью команды покинул судно (есть сведения, что он был болен). Удалось достичь устья реки Колымы и здесь снова зазимовать. Летом следующего года Шалауров предпринимает еще одну попытку продолжить путь, но огромные ледяные горы остановили судно и вынудили землепроходцев вернуться на зимовку на прежнее место. Продвижению экспедиции мешали еще притеснения и поборы местной нижнеколымской администрации.
В марте 1763 года Н. Шалауров, не получив поддержки ни в Нижнеколымске, ни в Якутске, частью пешком, частью «на присталых лошадях» отправился в Тобольск, где и встретился с губернатором Соймоновым. Последний нашел доставленные мореходом сведения важными и направил морехода в Петербург. Туда же была послана и карта побережья Северного моря от устья реки Яны до устья реки Колымы, составленная Н. Шалауровым.
Сенат предписал Н. Шалаурову следовать «ко вновь обысканым шести Алеутским островам», открытым в 1758 –1762 годах экспедицией Степана Глотова на «Св. Иулиане» и положить эти острова на карту. Для выполнения этой задачи в экспедицию предполагалось направить штурманского ученика Турчанинова. Получив поддержку Сената, Н. Шалауров вернулся на Колыму.
17 июля 1765 года «Вера, Надежда, Любовь» снялась с якоря и направилась на восток. На этом достоверные данные о судьбе экспедиции обрываются. Предприятие, продолжавшееся более шести лет, осталось незавершенным. Неизвестно и место, где закончился путь экспедиции.
Потомки не забыли подвига Никиты Шалаурова. Именем этого морехода и землепроходца названы остров и мыс в Восточно-Сибирском море. 11 августа 1948 года на его родине в городе Великом Устюге улица Полевая переименована в улицу Шалаурова.
ВЛАДИМИР РЫБНИКОВ
ИНКОГНИТО ИЗ ВОЛОГДЫ
Подвижники нужны как солнце. Составляя самый поэтический и жизнерадостный элемент общества, они возбуждают, утешают и облагораживают. Их личности – это живые документы, указывающие обществу, что, кроме людей, ведущих спор об оптимизме и пессимизме, пишущих от скуки неважные повести, ненужные проекты и дешевые диссертации... есть еще люди иного порядка, люди подвига, веры и ясно осознанной цели.
А. П. Чехов
ПОДВИЖНИК НАУКИ
Событие, происшедшее весной 1904 года в стенах Императорского Московского университета, послужило темой для бесед и серьёзных споров среди различных слоев либеральной интеллигенции старой русской столицы. А дело состояло в том, что в кассу университета были внесены ценные процентные бумаги на сумму в сто тысяч рублей от лица, пожелавшего остаться неизвестным. Эти средства стали первым неприкосновенным капиталом, предназначавшимся для создания общества, которое бы ставило своей целью содействие научным открытиям, изобретениям и исследованиям в области естествознания, в сфере техники, которые бы давали наиболее высокий и быстрый экономический и социальный эффект.
Представлял инкогнито в научном мире некто Христофор Семенович Леденцов – личный Почетный гражданин, бывший вологодский купец первой гильдии. Для многих это имя тогда абсолютно ничего не говорило. Но прошло всего около пяти лет, и оно стало известно всем русским ученым, изобретателям, исследователям-практикам. Оказалось, именно X. С. Леденцов явился инициатором основания в России Общества содействия успехам опытных наук и их практических применений и после смерти завещал этому Обществу все свое огромное состояние на цели развития науки и техники...
Великий русский ученый академик И. П. Павлов в 1911 году писал по этому поводу: «И мне верится, что Москва не менее, чем ее другими историческими заслугами и деятелями, будет гордиться впоследствии своим Обществом для содействия успехам опытных наук и их практических применений и его основателем – Христофором Семеновичем Леденцовым».
Предугадываю вопросы читателей, возникшие после знакомства с этими строками, – «Кто такой Христофор Семенович Леденцов?», «Что же это за Общество содействия успехам опытных наук и их практических применений, которое он создал?», «Где и когда оно существовало?» Эти, да и многие другие вопросы и предстояло разрешить мне, когда в мае 1983 года в редакцию вологодской областной газеты «Красный Север» передали письмо москвички Н. Д. Луковцевой. В нем она писала, что вологжанами незаслуженно забыто имя их земляка, подвижника русской науки X. С. Леденцова – ее прадеда.
Редакционное задание привело меня в областной краеведческий музей. Но ни его научные сотрудники, ни многочисленные краеведы и любители истории, к которым я потом обращался, не смогли мне помочь. Ничего не дала также популярная и специальная литература по истории науки. Лишь случайные, скупые сведения иногда просачивались сквозь завесу времени.
Да, жил в городе Вологде в прошлом веке купец Леденцов, правда, чем торговал – неизвестно. Впрочем, вот сохранилось ветхое здание, которое старожилы называют «Леденцовская богадельня»... И все!
По крупицам, в специально заведенной папке, накапливались различные материалы, позволяющие в какой-то мере достоверно рассказать широкому кругу читателей о X. С. Леденцове. Сведения о его жизни и деятельности почерпывались из документов, которые хранятся сейчас в Центральном государственном историческом архиве города Москвы, в Государственном архиве Вологодской области, из материалов, находящихся в библиотеках Москвы, Ленинграда, Вологды...
Постепенно складывался образ незаурядного человека, прожившего яркую и необыкновенную жизнь, которая оставила заметный след не только в развитии отечественной науки, но и в событиях конца XIX – начала XX веков, нашедших отражение в истории нашей страны.
Никого из большого семейства Леденцовых не оставила равнодушным необычная подвижническая деятельность их предка. Они проявили большую заинтересованность в поисковой работе, оказывали ей всяческое содействие. Познакомился я с москвичкой Ниной Дмитриевной Луковцевой – внучкой старшего сына X. С. Леденцова – Христофора. Она – юрист, долгие годы работала в народном суде, сейчас на заслуженном отдыхе. Встречался с ее дочерью Еленой Кончиц – преподавателем одного из столичных вузов. Но самым активным моим помощником стал молодой ученый из Ленинграда Николай Николаевич Леденцов – внук младшего сына X. С. Леденцова – Максимилиана.
Двадцать четвертого июля 1842 года в семье одного из представителей старинного рода вологодских торговых людей Леденцовых – купца первой гильдии Семена Алексеевича Леденцова – родился сын. Новорожденного нарекли модным тогда именем Христофор.
Скупые сведения дошли до нас о купце Семене Леденцове. Известно, что был он богат. Имел в Вологде на Фрязиновской набережной меховой магазин. Занимался он и перевозкой различных товаров по рекам Вологде и Сухоне. Отличался купец образованностью, которая оборачивалась для него немалыми выгодами в делах коммерческих. Не случайно и в городские головы избирали Леденцова...
Детство и отрочество Христофора вряд ли отличались от жизни его сверстников – купеческих сыновей. Днем парнишка помогал в магазине, вечерами занимался домашними делами, исподволь начинал постигать торговые премудрости.
Ничего не жалели родители, чтобы дать сыну хорошее образование. Да и сам Христофор, наделенный от природы пытливым умом, большими способностями, всегда стремился к знаниям. В 1860 году он успешно заканчивает Вологодскую губернскую гимназию, и семейный совет решает –пусть продолжает-учиться.
Выбор учебных заведений, где бы купеческие дети могли получить специальное образование, в то время был невелик, Поэтому, не колеблясь, отдали документы в Московскую практическую Академию коммерческих наук, основанную на пожертвования крупных промышленников.
Быстро выделили преподаватели Академии среди своих учеников новичка. Как правило, Христофор получал высшие баллы по всем предметам. Легко давались ему те дисциплины, которые он проходил в гимназии. Не меньший интерес вызывали и специальные курсы. Уровень обучения в Академии был весьма высоким. Занятия вели тогда лучшие специалисты своего дела, лекции читали профессора Московского университета.
9 мая 1862 года X. С. Леденцов завершил обучение в Московской практической Академии коммерческих наук, получив Похвальный лист, который давал ему право название личного Почетного гражданина.
Одно из воспоминаний, которое сохранилось в семействе Леденцовых, позволяет утверждать, что Христофор Семенович хотел продолжить образование. Были у него попытки и желание учиться в Кембридже. Он совершенствуется в иностранных языках и даже уезжает в Англию, чтобы поступить в прославленный университет. Но семейные обстоятельства помешали: в Вологде оставалась невеста – дочка известного на всю округу купца Николая Белозерова Серафима. Трудно представить, каким состоянием владел Христофор Леденцов в начале своего коммерческого пути. Но впоследствии по сведениям, найденным в различных источниках, можно предположить, что оно было большим, и не только по масштабам губернского города. Называются в документах и воспоминаниях земельные владения под Вологдой, винокуренный завод, доходные дома в Петербурге и Вологде, имения в Сыромятниках, на Сходне, под Звенигородом... Немалые прибыли давала торговля, а впоследствии и акции железных дорог. В общем, к концу XIX века он становится миллионером.
После свадьбы, отделившись от родителей, X. С. Леденцов строит себе новый дом на берегу реки Вологды. (Дом X. С. Леденцова на Набережной VI Армии сохранился до наших дней. В нем размещались в советский период различные учреждения.) Там прошли последние годы жизни X. С. Леденцова в Вологде.
В семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века Христофор Семенович Леденцов – один из заметных общественных деятелей губернского города. Имя его довольно часто встречается на страницах газеты «Вологодские губернские ведомости». Он избирается и городским головой, и почетным мировым судьей округа, и членом учредительного комитета Вологодского отделения государственного банка... Известен он и как член многих благотворительных организаций. Деятельность его отмечена знаком «Красного Креста». На его деньги строится в городе богадельня для престарелых.
До середины 90-х годов XIX века коммерческая и общественная деятельность Леденцова тесно связана с вологодским краем. После смерти жены он покидает родной город и переезжает в Москву, где начинается новый этап жизни Христофора Семеновича, который целиком был посвящен осуществлению на практике его прогрессивных замыслов.
СЛУЖИТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ
13 апреля 1897 года X. С. Леденцов впервые сформулировал с полной определенностью свою мечту о создании Общества, которое ставило бы своей целью содействовать научным открытиям и исследованиям в области естествознания, изобретениям и усовершенствованиям в других областях науки, помогать испытанию их и внедрению в жизнь.
Позднее, уже после смерти Леденцова, среди его бумаг был найден документ под названием «Нечто вроде завещания», как раз и помеченный этой датой.
«Я бы желал, – писал Христофор Семенович, – чтобы не позднее 3 лет после моей смерти было организовано Общество (если к тому времени такового не будет существовать), если позволено так выразиться, «друзей человечества». Цель и задача такого Общества помогать по мере возможности осуществлению, если не рая на земле, то возможно большего и полного приближения к нему. Средства, – как я их понимаю, – заключаются только в науке и в возможно полном усвоении всеми научных знаний...»
Что же привело потомственного русского купца, обладателя огромного состояния, к такой мысли? Что заставило его отдать без остатка последние десять лет своей жизни, а затем и весь капитал задуманному им Обществу?
Вот что говорил о X. С. Леденцове в декабре 1910 года его большой друг, один из наиболее верных помощников в работе по организации Общества, заслуженный профессор Императорского Московского университета С. А. Федоров:
«Мы можем только догадываться о глубине и силе тех духовных и жизненных переживаний, которые привели покойного Христофора Семеновича – этого замкнутого в себе человека, предназначавшегося к чисто коммерческой профессии... к той идее, которая в свою очередь привела его к созданию основанного им Общества».
Если даже для близких людей, друзей-единомышленников X. С. Леденцова были непостижимы причины, побудившие его сделать столь нехарактерный для того времени, но осознанный гражданский поступок, то нам, спустя многие годы, назвать их еще труднее. Можно, однако, предположить, что решение создать научное общество пришло к Леденцову не сразу и повлияли на это многие стороны его жизни.
По натуре человек очень экономный, по воспоминаниям, тратящий на себя и семью лишь самое необходимое, Леденцов в то же время не жалеет денег для всевозможных благотворительных мероприятий. И сам он неоднократно занимается организацией различных учреждений, способствующих облегчению условий жизни и труда рабочих, помощи бедным слоям населения в трудную минуту. Об этом говорят факты, сохранившиеся в архивах документы. Взять хотя бы историю организации в Вологде городского ломбарда.
Еще 14 марта 1885 года в собрании Вологодской городской думы городской голова X. С. Леденцов сделал заявление:
«Недостаточные классы городского населения подчас терпят очень сильную нужду в материальных средствах. Это стеснение и нужда еще более увеличиваются при каких-либо семейных потерях, случаях смерти или болезни работника семейства... В такие-то минуты недостаточное население прибегает к помощи наших гласных и негласных касс-ссуд, содержатели которых в большинстве не могут назваться благодетелями человечества.' Там за высокие проценты со страхом навсегда лишиться заложенного за бесценок имущества при неуплате в срок недостаточное население получает слишком мало.
По этим соображениям я считаю предметом существенной важности и обязательной необходимости учредить при городском общественном банке кассы ссуд или городского ломбарда.
Учреждение такого ломбарда имело бы своей задачей если не уничтожить, то по крайней мере значительно, но уменьшать ростовщичество, достигшее у нас громадных размеров...»
Тогда же избрали и комиссию для выработки устава ломбарда под председательством Леденцова. Но в городской кассе не нашлось средств для осуществления задуманного и здесь X. С. Леденцов вновь делает заявление, вызвавшее изумление собрания городской думы, – он отказывается от всего причитающегося ему жалования за время от начала службы в должности городского головы до ее оставления и предлагает зачислить эти деньги в основной капитал будущего ломбарда – 6 162 рубля 67 копеек.
12 декабря 1886 года устав вологодского ломбарда был «высочайше» утвержден. Но трудам комиссии и уставу городского ломбарда грозила гибель в архивных бумагах –в думской кассе не нашлось даже тех денег, которые пожертвовал ломбарду его основатель Леденцов. И вновь городской голова спасает положение – он дает беспроцентную ссуду в пять тысяч рублей со сроком погашения в несколько лет.
Вологодский ломбард, открытый 25 октября 1888 года, стал первым городским ломбардом в России. Основную массу его «закладчиков» составила городская беднота, крестьяне из прилегающих к Вологде уездов. Позднее открываются подобные ломбарды в Перми, Иркутске, Нижнем Новгороде, Казани, Москве, Петербурге. При их организации устав вологодского городского ломбарда брался за основу. Он же пригодился и много лет спустя при создании нового советского ломбарда.
Путешествуя за границей, X. С. Леденцов встречался с известными учеными Англии, Франции, Швейцарии. Несомненно, эти встречи произвели сильное впечатление на Христофора Семеновича, отразились на его взглядах на науку как средство, ведущее к «благу человечества».
Правда, у Христофора Семеновича были попытки приложить свои силы, энергию, материальные средства и в других .сферах общественной жизни. Это прежде всего относится к деятельности Леденцова по созданию и работе Музея содействия труду при Московском отделении Императорского русского технического общества.
Впоследствии заслуженный профессор С. А. Федоров, говоря об этой деятельности, назовет ее «промежуточной» на пути создания Общества содействия успехам опытных наук и их практических применений и совсем не остановится на ее раскрытии. /
Почему? Спустя десятилетия мы можем ответить на это – ее результаты носили политический, революционный характер и были причастии к организации профессионального движения в России и... некоторым образом к работе Московского Совета рабочих депутатов в 1905 году.
МУЗЕИ НА РОЖДЕСТВЕНКЕ
Музей содействия труду явился прямым следствием работы санитарного отдела Русского технического общества по устройству русской экспозиции на Парижской выставке 1900 года. После окончания выставки возникла возможность использовать ее экспонаты и создать центральный социальный музей.
Воодушевившись мыслью устройства такого музея, Христофор Семенович Леденцов передал в дар для этой цели Московскому отделению Императорского русского технического общества 50 тысяч рублей.
В заседании общего собрания 15 марта 1900 года Московское отделение общества, избрав X. С. Леденцова Почетным членом Императорского русского технического общества, постановило учредить, согласно желанию жертвователя, Технический музей содействия труду. Для заведования им собрание образовало новую и самостоятельную комиссию Музея содействия труду с правлением музея, как исполнительным органом комиссии. Председателем правления музея стал X. С. Леденцов, а членами были избраны А. В. Погожее, И. X. Озеров, В. И. Анофриев, В. Г. Виленц, В. И. Гриневецкий, Н. А. Каблуков и другие – в .большинстве крупные ученые того времени. К музею примкнула и большая группа либерально настроенной интеллигенции. В этот музей перешли потом коллекции с выставки, бывшей тогда в Таврическом дворце.
Технический музей содействия труду, позднее он стал называться просто Музей содействия труду, ставил своей задачей помимо экспозиционной деятельности облегчение различных приемов и условий труда, улучшение быта рабочих, предоставление им выгод, могущих предохранить от нищеты и беспомощности в случае болезни и потери сил. Здесь имелось в виду – содействовать изобретениям, способствующим улучшению жизни и работы, содействовать проведению в жизнь усовершенствований по улучшению условий труда. Музей давал справки, указания по организации пенсионных касс, обществ взаимопомощи, потребительских обществ, ссудосберегательных товариществ и т. д. С этой целью было учреждено особое бюро, которое давало эти справки, музей также издавал брошюры, устраивал публичные лекции по вопросам, касающимся жизни трудящихся масс, проводил юридическую и медицинскую консультации, что привлекало сюда все большее число рабочих.
И опять Христофор Семенович Леденцов выступает не только как жертвователь. Он принимает активное участие в организации и работе музея, особенно в начальный его период. Об этом свидетельствуют протоколы заседаний правления, различных собраний, на которых он вносит немало практических предложений. Справочно-адресная книга «Вся Москва» за 1905 год прямо указывала место работы X. С. Леденцова – Музей содействия труду и Московское отделение Императорского русского технического общества.
С возникновением музея встал вопрос об издании его периодического органа. Но это снова требовало немалых средств. Желая прийти на помощь музею в этом деле, X. С. Леденцов изъявил готовность предоставить в распоряжение правления на определенных им условиях капитал в виде беспроцентной и бессрочной ссуды до 10 тысяч рублей. К числу специальных условий, выдвинутых Христофором Семеновичем, относилось то, что печатное издание музея должно было выходить без предварительной цензуры, а программа издания и выбор редакторов устанавливались бы правлением музея по согласованию с Леденцовым.
К 1905 году после отхода от музея группы либеральной интеллигенции работа Музея содействия труду заметно свертывается. Активизировалась она лишь после событий 9 января, когда в состав правления музея вошли присяжный поверенный Н. К. Муравьев – известный защитник по стачечным и политическим делам, литератор М. Г. Лунц (М. Григорьевский) – социал-демократ, большевик, а также несколько деятелей партии народной свободы (партии кадетов).
«До 1905 года, – говорилось в донесении начальника Московского охранного отделения департаменту полиции после разгрома Музея содействия труду, – музей сделал весьма мало для проведения в жизнь своей программы». 15 марта (1905 г.) председателем музея был избран Н. К. Муравьев. Первые месяцы правление музея продолжало быть инертным, но с сентября оно занялось исключительно развитием профессиональных союзов. Являясь органом объединения всех профессиональных организаций Москвы и поставив • себе целью объединение всех отдельных союзов в центральное бюро, правление совершенно изменило облик Музея труда, превратив его в рабочую организацию.
В этот период музей проводит собрания уполномоченных Московских профессиональных Союзов по вопросу организации съезда профсоюзов, митинги. Помещение Музея содействия труду в доме Хлудова на Рождественке (ныне улица Жданова) становится местом пребывания комиссии центрального бюро Московских профсоюзов. Здесь были установлены ежедневные дежурства.
Музей издает также журнал «Рабочий Союз» с приложениями, в которых явно просматривалась открытая революционная направленность. При музее был выработан образцовый Устав профессиональных Союзов. В его помещении была организована и проводилась {при непосредственном участии активистов) I Всероссийская конференция профессиональных Союзов, велась подготовка II Всероссийской конференции. Комиссия помощи1 безработным Музея содействия труду открыла четыре столовые, в которых кормились около 1 200 человек.
П. Колокольников и С. Рапопорт в книге «1905 – 1907 годы в профессиональном движении. I и II Всероссийские конференции профессиональных Союзов» дают представление о том, что происходило непосредственно в Музее содействия труду в ?0 время: «...в приемные часы в помещении центрального бюро постоянная толчея, сюда идут за справками и советами, за помощью в организации и за ораторами для митингов...».
Непосредственного участия в мероприятиях музея во время революционных событий 1905 года X. С. Леденцов не принимал, да и не мог принимать – он уже тяжело болен. Однако Леденцов не выходит из состава правления Музея, по-видимому, в какой-то мере поддерживает его деятельность, ясно видя и осознавая, что пожертвованные им средства идут на материальную поддержку профессионального движения рабочих.
Определенную помощь оказал Музей содействия труду рабочему и революционному движению того времени. Давайте обратимся к фактам, нашедшим хронологическое отражение в книге-справочнике «1905 год в Москве».
...Второе пленарное заседание Московского Совета состоялось 27 ноября в помещении Музея содействия труду при Московском отделении технического общества на Рождественке, дом 1, где обычно проходили заседания исполнительного комитета Совета. Прежде, всего пленум занялся обсуждением организационного вопроса. Было решено избирать в Московский Совет одного депутата от 400 –500 и больше рабочих...
...Вечером 4 декабря в помещении Музея содействия труду состоялся III пленум Московского Совета рабочих депутатов. На нем, кроме депутатов, присутствовало много рабочих. В принятом решении говорилось о том, что с завтрашнего дня необходимо начать всеобщую политическую стачку.,. (Впоследствии эта стачка переросла в вооруженное восстание).
В дни тяжелой последекабрьской реакции Музей продолжал технически обслуживать московское профессиональное движение. Сначала осторожно, затем шире и более открыто. Дело закончилось полным разгромом Музея полицией в мае 1907 года. (Раньше помещение музея неоднократно подвергалось полицейским обыскам). После этого Музей свернул свою деятельность, но окончательно связей с московским профессиональным движением не порывал. Последним делом Музея была организация совместно с Чупровским обществом в начале 1916 года анкеты о влиянии войны на условия жизни московских рабочих.
РЯДОМ С ВЕЛИКИМИ
Несмотря на различные дела, все больше времени уделял X. С. Леденцов Обществу содействия успехам опытных наук и их практических применений. Вера в свое детище крепла у него год от года. Этому способствовали и дружеские отношения Леденцова с видными русскими учеными. Живя в Москве, он тесно сходится с профессорами Московского университета С. А. Федоровым, Н. А. Умовым, знакомится с Н. А. Тихомировым, Н. Е. Жуковским и другими. С их помощью он начинает разрабатывать устав своего Общества. Заметим, что основной целью организаторов Общества была не только помощь в чистом виде отечественной науке, а, в первую очередь, – социальная задача улучшения жизни трудящихся масс, и в науке виделась мощная сила, которую можно использовать для этого.
«Я не человек науки и техники и нет у меня дара проповеди, – рассуждал Христофор Хеменович в своих записках, которые попали в руки организаторов Общества, –но рядом со мной идут и люди науки и люди техники, и после меня будут и те и другие. Облегчу и послужу их делу... Я не хочу дела благотворения, исцеляющего язвы людей, случайно опрокинутых жизнью, я ищу дела, которое должно коснуться самого корня человеческого благополучия».
Определив цель своей жизни, X. С. Леденцов тесно связывает рожденную им идею с теми материальными средствами, которые находятся в его распоряжении. Но он отлично понимает, что его, хотя и крупного капитала, явно не достаточно для широты намеченной цели. Поэтому у него возникает мысль установить премию за решение задачи «с минимум капитала произвести максимум пользы (блага) для максимума человечества». Позднее эта идея нашла отражение в уставе созданного им Общества.
В те годы Христофор Семенович крайне редко бывает в Вологде, лишь наездами. Его двое сыновей – Христофор и Максимилиан – уже взрослые, самостоятельные люди, получившие хорошее образование, живут отдельно от отца. А сам он постоянно обосновался в Москве. Можно с уверенностью сказать, что X. С. Леденцов сворачивает свое коммерческое дело – очень много времени отнимает работа по организации задуманного им Общества и другие дела в старой столице. В Москву в дом сестры на улице Мясницкой (ныне улица Кирова) Леденцов перевозит из Вологды свою библиотеку. (Сейчас в этом здании размещается Дом научно-технической пропаганды; начало его библиотеки, по всей вероятности, положили когда-то книги из собрания X. С. Леденцова).
К тому времени Христофор Семенович составляет при участии лишь небольшого числа единомышленников предварительный проект устава Общества, который был предложен на обсуждение в особую комиссию. В ее состав входили ректор Императорского Московского университета Н. А. Тихомиров, директор Императорского Московского технического училища С. А. Федоров, профессора университета и технического училища, ряд общественных деятелей, известных своими выдающимися трудами в области науки и техники.
С. А. Федоров, вспоминая об этом времени, писал:
«Христофор Семенович принимал такое деятельное участие, с таким воодушевлением работал, что можно прямо сказать – вкладывал в каждый параграф, в каждую подробность устава всю свою душу... Всеми нами, кто участвовал с Христофором Семеновичем в общей работе, живо чувствовалось, что Общество, им созданное, было целью всей его жизни, что оно стало его жизненным и притом культурным подвигом».
Как-то, рассказывая о своем прадеде, правнучка X. С. Леденцова упомянула о том, что им известен любопытный факт, относящийся как раз ко времени начала организации Общества. Оказывается, Христофор Семенович прежде чем приступить к реализации своего замысла и отдать все свои капиталы на дело науки советовался с видными деятелями культуры, с выдающимися людьми той эпохи. Среди них назывался и Лев Николаевич Толстой.
В дневнике дочери Л. Н. Толстого – Т. Л. Сухотиной-Толстой можно прочитать следующее: «Письмам же нет конца. Тоже большей частью просят совета и денег. Приходят... и купцы богатые, которые спрашивают, что со своими деньгами делать... Папа всех хорошо принимает, которые действительно нуждаются в его помощи или совете, но на письма никогда не отвечает: двух писарей не хватило бы ему на это».
И все же захотелось попробовать узнать, был ли ответ Л. Н. Толстого вологодскому купцу. А может, сохранилось письмо Леденцова? Ведь в отделе рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого хранятся 50000 писем к Толстому. Да и утверждение дочери писателя, что Лев Николаевич «на письма никогда не отвечает», не совсем правильное. Толстой отвечал лично даже людям, ему незнакомым. Известны письма, которые писались по поручению писателя, отвечали корреспондентам его секретари, его дочери и другие члены семьи.
Это желание подкреплялось и тем, что факт обращения Леденцова к видным деятелям науки и культуры, подтверждали слова профессора С. А. Федорова, Который вспоминал о совместной деятельности выдающегося русского физика Н. А. Умова и X. С. Леденцова по созданию Общества содействия успехам опытных наук и их практических применений. (Некоторые связывают возникновение идеи создания Общества с именем Н. А. Умова).
«Мы имеем доказательства, – писал Федоров, – что Христофор Семенович обращался к целому ряду лиц, к известнейшим общественным деятелям, к ученым и писателям как-то: Бугаеву, М. М. Ковалевскому, К. А. Тимирязеву, Льву Толстому, И. И. Мечникову и другим с вопросами и просьбой помочь ему в выборе того начинания в виде Института, Общества или какого иного учреждения, которое бы вернее всего приводило к осуществлению его заветной идеи, созданию организованного содействия полезным для человечества открытиям и изобретениям...»
К сожалению, на запрос, отправленный в Государственный музей Л. Н. Толстого, пришел следующий ответ: «Отдел рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого... сообщает, что среди имеющихся у нас корреспондентов Л. Н. Толстого лица под фамилией «X. С. Леденцов» нет...»
Так о каких же доказательствах упоминал профессор Федоров, говоря о том, что Леденцов советовался с Львом Николаевичем Толстым? Может, Леденцов лично встречался с великим писателем и это знал кто-то из ученых – организаторов Общества? Или же Федорову был известен ответ Толстого? Пока на возникшие вопросы, ответа нет. Будем надеяться, что. дальнейшие поиски прольют свет на этот любопытный факт...
И .вот наконец особой комиссией окончательно разработан проект устава Общества содействия успехам опытных наук и их практических применений. Он направляется на рассмотрение попечителю Московского учебного округа, а затем с некоторыми исправлениями, сделанными по замечанию московского генерал-губернатора, – в Министерство народного просвещения.
Но там встретилось препятствие в утверждении Общества сразу при двух высших учебных заведениях – Московском университете и Техническом училище (ныне МВТУ им. Баумана). Однако это препятствие, благодаря начавшимся хлопотам, было устранено. Как следствие первого успеха и стал взнос ценных процентных бумаг на 100 тысяч рублей, сделанный X. С. Леденцовым в кассу Московского университета.
Казалось, что могло быть проще основания какого-то научного общества; если за его создание взялся человек богатый, имеющий широкие связи, а также поддержку среди видных русских ученых. Но бюрократический аппарат государственного управления царской России даже на подобные благодеяния отзывался неохотно.
Вот что сообщал попечитель Московского учебного округа ректору Императорского Московского университета 10 июля 1905 года: «Вследствие донесения от 1-го сего июня за № 1747 уведомляю Ваше Превосходительство, что мною вместе с сим сделано представление в Министерство Народного Просвещения с просьбой задержать дело об утверждении Устава Общества содействия успехам опытных наук и их практических применений до представления дополнительных сведений».
Даже после того как устав с некоторыми изменениями и дополнениями все-таки поступил в министерство, министр .народного просвещения не утвердил его из-за того, что в нем не было параграфа, по которому Общество могло бы быть закрыто в случае, если бы до министерства дошли слухи о «беспорядках в нем».
Ряд устроителей Общества с этим не согласились. Но своевременно созвать заседание учредителей Общества с целью окончательного разрешения этого вопроса не удалось, так как инициатор создания Общества X. С. Леденцов уехал за границу. И дело затянулось.
ЗАВЕЩАНИЕ
Осуществить свою мечту об открытии Общества содействия успехам опытных наук и их практических применений Христофор Семенович так при жизни и не' смог. Он тяжело заболевает и по настоянию врачей выезжает на лечение в Швейцарию. Возвратиться из-за границы ему уже не суждено. Он умер в Женеве 31 марта 1907 года, оставив по духовному завещанию свое огромное состояние на цели утверждаемого Общества. Тело Леденцова перевозят в Вологду и хоронят рядом с женой на Введенском кладбище.
Согласно завещанию, составленному X. С. Леденцовым еще 13 апреля 1905 года и утвержденному к исполнению .Московским окружным судом 20 июня 1907 года, все движимое и недвижимое имущество покойного реализовалось и по превращении душеприказчиками в государственные или правительством гарантированные процентные бумаги составило особый неприкосновенный капитал «имени X. С. Леденцова», который Поступил в собственность Императорского Московского Университета и Императорского Московского технического училища безраздельно.
Доход с этого капитала за исключением незначительной доли, предназначенной на другие цели, направляется в учреждаемое при этих высших учебных заведениях Общество содействия успехам опытных наук и их практических применений.
Сыновьям же Леденцов оставил лишь проценты с неприкосновенной суммы – около двухсот тысяч рублей, а если бы они осмелились оспаривать завещание, то лишились бы и их.
В своем завещании Христофор Семенович указывал обязательные условия при распоряжении Обществом его капиталом. Вот некоторые из них.
Содействие задачам Общества, выраженное в его уставе, распространяется на всех лиц, независимо от их пола, звания, ученой степени, национальности, и выражается преимущественно в пособиях тем открытиям и изобретениям, которые при наименьшей затрате капитала могли бы, принести возможно большую пользу для большинства населения, причем эти пособия должны содействовать осуществлению и проведению в жизнь упомянутых открытий и изобретений, а не следовать за ними в виде премий, субсидий, медалей и тому подобного.
Все расходы производятся из процентов с неприкосновенного капитала, причем совет Общества по смете, ежегодно утверждаемой совместно с советом Университета и учебным Комитетом Технического училища, расходует не более десяти процентов дохода на канцелярские и почтовые расходы, на публикации, не менее двух раз в год, в наиболее распространенных русских и иностранных изданиях, на наем помещений, на отопление, освещение и прислугу.
Все остальные девяносто процентов дохода с неприкосновенного капитала поступают на расходы согласно устава Общества, включая в то число расходы по производству опытов, работ, проверок, приобретений необходимых материалов, расходы на командировки и вообще на все затраты, признаваемые советом Общества необходимыми для содействия целям и задачам последнего.
Содействие Общества изобретателям желательно не столько в форме денежной помощи, сколько в организации возможно выгодного использования открытий и изобретений, на заранее письменно договоренных условиях, причем во всяком случае, часть прибылей должна поступать в особый фонд Общества, предназначенный исключительно на осуществление и проведение в жизнь открытий и изобретений.
Раз задуманное им Общество пока еще не открыто, X. С. Леденцов предусматривает судьбу своего наследства и в случае неутверждения устава Общества, а равно в случае прекращения его деятельности в будущем. Все доходы его капитала все равно остаются в собственности университета и училища и расходуются на научные исследования и другие цели, но с соблюдением тех обязательных условий, которые названы выше.
Проект устава был возвращен из Министерства народного просвещения и вновь подвергнут пересмотру и согласованию с завещанием X. С. Леденцова.
Наконец, в 1909 году воля Христофора Семеновича Леденцова была исполнена – при Императорском Московском университете и Императорском Московском техническом училище основано Общество, цель которого содействовать научным открытиям и исследованиям в области науки и техники и проведению их в жизнь. Девиз Леденцова «Наука. Труд. Любовь. Довольство» становится его девизом.
Открытие Общества приветствовали ученые, вся прогрессивная интеллигенция России.
Академик И. П. Павлов писал по этому поводу: «Общество, уже располагающее большими ежегодными суммами для поддержки назревающих научных предприятий, Общество с особо благоприятными на здешней почве видами на дальнейший рост своих материальных средств, Общество с обширной жизненной программой и с практическим способом ведения дела... представляется мне огромным, небывалым фактором русской жизни... Леденцовское Общество, очевидно, вынесла новая волна, самая высокая из подымавшихся до сих пор, волна общечеловеческого интереса, – и не платонического только в сторону опытных наук и их жизненных приложений, волна, пробегающая по всему культурному миру».
Одним из первых поздравил организаторов Общества сын X. С. Леденцова –Максимилиан. В телеграмме, которую он прислал в Москву, М. X. Леденцов желал Обществу «плодотворной работы на пользу Родины и человечества». Спустя четыре года и сам Максимилиан обратился за помощью в Общество, основанное его отцом, с тем чтобы получить привилегию на созданное им изобретение «Способ получения и воспроизведения светописных изображений в природной окраске» (цветная фотография).
Первое заседание Общества состоялось в Москве в доме Политехнического общества по адресу: Мясницкая, Малый Харитоньевский переулок. Был избран совет, который активно начинает осуществлять задачи, поставленные уставом Общества. Совет состоял из четырех профессоров технического училища, выбираемых его учебным Комитетом, четырех профессоров, выбираемых физико-математическим факультетом Московского университета, остальные восемь членов избирались общим собранием. Такой состав совета, по мысли основателей, должен был отразить связь Общества с теоретическим знанием, техническим его воплощением и общественной ценностью.
В совет входили известные деятели науки, такие, как Н. А. Умов, С. А. Федоров, Н. Е. Жуковский, П. Н. Лебедев, И. А. Каблуков, В. И. Гриневецкий и другие. В деятельности Общества принимали участие всемирно известные русские ученые И. П. Павлов, В. И. Вернадский, В. Р. Вильяме, И. И. Мечников, К. А. Тимирязев, Д. Н. Прянишников. Были созданы восемь экспертных комиссий по различным областям науки и техники, которые возглавили ведущие ученые того времени.
Ежегодные доходы от неприкосновенного капитала X. С. Леденцова составляли от ста до двухсот тысяч рублей – сумму по тем временам огромную.
Заметим, что материальную основу Общества составляли два неприкосновенных капитала: первый – тот, который Леденцов внес при жизни в кассу Московского университета, и второй – оставленный по завещанию. К 1914 году сумма, полученная от реализации леден-цовского имущества, составляла 1 881 230 рублей. По замыслу Христофора Семеновича, материальные средства Общества должны были впоследствии пополняться за счет различных пожертвований и процентов с доходов, получаемых от реализации изобретений, приспособлений и других мероприятий, в которых принимало участие Общество. Но даже весь капитал, завещанный Обществу, до конца реализовать и использовать не удалось – вплоть до закрытия Общества продолжалась продажа недвижимого имущества Леденцова.
17 мая 1909 года общее собрание Общества решает увековечить имя его основателя. С того дня Общество получает новое название – Общество содействия успехам опытных наук и их практических применений имени X. С. Леденцова. На могиле Леденцова в Вологде устанавливается обелиск с его бронзовым барельефом. (Барельеф в настоящее время утерян). Для поощрения наиболее выдающихся деятелей Общества, а также ученых, чьи изобретения наиболее соответствовали его духу, предполагалось учредить медали w премии имени Леденцова – на это было предложено использовать Часть доходов с тех процентных бумаг, которые Христофор Семенович внес инкогнито в кассу университета еще при жизни и не оговорил условия об их использовании в своем завещании.
5 декабря 1910 года состоялось торжественное публичное открытие Леденцовского Общества. На нем выступили с речами И. П. Павлов, Н. Е. Жуковский, С. А. Федоров и другие. Все они говорили о большом гражданском подвиге, который совершил во имя науки X. С. Леденцов.
ПАМЯТЬ ХРАНИТ
Трудно перечислить все то, что было сделано Обществом содействия успехам опытных наук и их практических применений за недолгие годы его существования – это предмет особого исследования. Думается, достаточно будет назвать несколько имен ученых, кому Общество выделяло срелства и оказывало содействие: В. И. Гриневецкому – в проведении экспериментальных исследований рабочего процесса двигателей внутреннего сгорания; Н. Е. Жуковскому – в проведении испытаний работы воздушного и водяных винтов, в строительстве лаборатории аэродинамических испытаний; Б. К. Фортунатову – в проведении опытов по приготовлению фосфорирующих тел; И. П. Павлову – на сооружение лаборатории для изучения центральной нервной системы у высших животных; К. Э. Циолковскому – в работах по дирижаблестроению, П. Н. Лебедеву – в создании физической лаборатории при народном университете имени Шанявского…
Общество содействия успехам опытных наук и их практических применений имени Х. С. Леденцова осуществляло также материальную помощь Московскому обществу испытателей природы, Киевскому агрономическому обществу, другим научным организациям. Оно финансировало исследования Севера, Казахстана, Средней Азии. Им была оборудована для развертывания научных работ Карадагская биологическая станция в Крыму.
На средства Общества создаются первые передвижные рентгеновские установки для медицинских целей, благодаря которым спасены жизни многим раненым во время первой мировой войны. Оно помогает издать научные труды Д. И. Менделеева, Н. А. Умова. Именно Общество способствовало появлению первых научных работ по авиации, телевидению, радиоактивности и другим направлениям современной науки и техники.
Активную деятельность ведет Общество и после Великой Октябрьской социалистической революции Ресурсами Общества пользуется Народный комиссариат военных дел. На основе патентного отдела Общества в 1918 году создано патентное бюро, положившее начало советскому патентоведению.
Можно и дальше продолжать перечень тех полезных дел, которые осуществляло Леденцовское Общество, и это всего за каких-то неполных десять лет его работы. 8 сентября 1918 года средства и имущество Общества содействия успехам опытных наук и их практических применений имени X. С. Леденцова национализируется ввиду сложной обстановки в стране и так как оно было основано на частном капитале.
Но труды и благородные помыслы Христофора Семеновича Леденцова не пропадают, они продолжают жить. Средства Общества передаются в ведение научно-технического отдела ВСНХ и направляются на развитие советской науки, которая с момента возникновения призвана служить всему трудовому народу. Ряд активистов Леденцовского Общества стали вспоследствии видными ее деятелями, членами Академии наук СССР.
По мнению специалистов, изучающих историю науки, форма организации Общества содействия успехам опытных наук и их практических применений имени X. С. Леденцова не имела ранее аналогов не только в России, но и за рубежом.
На старом Введенском кладбище в Вологде под тенью ветвистых тополей стоит высокий черный обелиск. Не только своими размерами, дорогим черным гранитом – шведским габбро выделяется он из множества находящихся здесь надгробий прошлого и начала нынешнего веков. Приходящих сюда прежде всего привлекают внимание эпитафии необычного содержания, начертанные по обеим сторонам основания памятника – «Наука – средство, ведущее к возможному благу человечества» и «При наименьшей затрате капитала принести возможно большую пользу большинству населения».
Имя на лицевой стороне обелиска – Христофор Семенович Леденцов ничего не говорило нам, живущим, ныне, о человеке, обретшем здесь вечный покой, о его деятельности, которая за великими событиями и свершениями двадцатого столетия, казалось, была предана забвению.
Но добрые дела не забываются. Они обязательно оставляют свой след, и не только в памяти людей, в пожелтевших от времени архивных документах, на книжных страницах. Теперь мы немало знаем о жизни вологодского купца X. С. Леденцова – удивительного человека, гражданина, о том, что он сделал для пользы своей Родины. Знаем, но далеко не все. Поэтому поиск не закончен, он продолжается.
ЮРИЯ ШИРОКОВСКИЙ
СКАЗ О СЕВЕРНОЙ ЧЕРНИ КАК УСТЮГ ВЕЛИКИМ СТАЛ?
И снова плывут в синюю вечность причудливые храмы Устюга Великого... Доносятся дальние колокольные звоны. Мужиковатый Семен Дежнев шагает в свой неблизкий путь, за ним – Хабаров, Неводчиков, Атласов, Шилов, Бахов...
Странный город Великий Устюг: то храмы и великаны-тополя, чьи кроны срослись над улицей, то большое поле в низинке, окруженное деревянными избами, то пятиэтажные кварталы вдруг нависнут, словно с небес, а за новостройкой – вновь какие-то игрушечные, пестрые домики. У каждого домика – высокая, как дверь, калитка, широченные ворота для въезда машин, свой колодчик, свой огород, картофельное поле на задворках и вовсе крошечная деревенская банька.
А за полудеревенским, полудачным «пригородом» – сосновый бор в ограде из металлических решеток с пиками и кирпичными столбами, с древними трехарочными вратами – это кладбище со старинными мраморными надгробиями и нынешними металлическими и бетонными памятниками. У самой церкви похоронены именитые люди Великого Устюга. Среди них – Евста-фий Павлович Шильниковский, принесший мировую славу северной черни, один из лучших художников-офортистов XX века. Могила его, однако, очень скромна. Я молча кладу на нее цветы, вспоминая его живого, остроумного, с солнцем в глазах... В церкви звонят к обедне – и этот благостный звон словно переносит меня в иные века. И невольно думаешь о судьбе близкого тебе города, его истории.
Великий Устюг... Былинной стариной веет от этого имени. Много ль их было, древнерусских городов, нареченных Великими? Новгород-батюшко, Ростов белостенный да Устюг – «универмаг» Северной Руси. По берегу Сухоны тянулись длинные торговые ряды, сохранившиеся ныне лишь на старинных гравюрах. Город не раз горел, но снова и снова возрождался из пепла, подобно сказочной птице Феникс. Почему «универмаг»? Почему Великий? В поисках ответа заглянем в книги, в музей города – и узнаем, что с половины XVI века Устюг становится крупным торгово-промышленным городом. Этому повороту способствовало начало торговли России с Англией. Помог и случай.
В 1553 году в устье Северной Двины вошел английский корабль под командованием Ричарда Ченслера, Заморский гость заинтересовал русских купцов и государственных людей. Ченслеру устроили встречу с царем Иваном IV, чей государственный ум сразу оценил возможность торговать с Англией, заграницей через Белое и Баренцево моря.
Устюг оказался, как говорится, в выгодном географическом положении: через него пошел большой торговый путь не только через Сухону на Вологду и Москву, но по рекам Югу и Лузе – в Сибирь (от Лузы – по Лале, а дальше – волоком до Камы и к низовьям Камы – к Уральскому хребту).
Из Сибири шла пушнина. В сентябре и октябре каждого года в Устюге шумели богатейшие пушные ярмарки.
В XVI веке торговое значение Устюга настолько возросло, что Иван IV в 1565 году включил его в число опричных городов, дававших деньги на «государев обиход». XVI –XVII века – период расцвета Устюга. За городом утвердился высокий титул Великого. Впервые Устюг именуют Великим в официальных документах второй половины XVI века.
Через город, стоящий на торговом перекрестке, шли товары из центральных областей России и Сибири за границу, а из-за границы – в Москву. Местные купцы сами широко торговали с иностранцами. Летопись 1618 года гласит: «Англичане и голландцы начали производить торг с устюжанами».
В XVII веке в Устюге Великом в связи с бурным развитием торговли оживляются различные промыслы и ремесла. Когда читаешь великоустюгские подворные описи, каких только профессий, занятий людей не встретишь: серебряники, гребенщики, решетники, иконники, красильники! Спрос на предметы роскоши, бытовые украшения, любовь народа к красоте порождали художественные промыслы в Устюге Великом, в частности, чернение по серебру.
Почему перешагнула через несколько столетий древняя северная чернь? Чтобы ответить на эти и многие иные вопросы, чтобы узнать как можно больше о городе-заповеднике, полном до сих пор старинных храмов, об искусстве устюгских мастеров, об устюжанах-землепроходцах, о вчерашнем, сегодняшнем и завтрашнем дне Великого Устюга, надо побывать там не раз и не два. Нельзя не побывать и на заводе «Северная чернь».
Где-то за большим полузаросшим прудом, чуть ли не посредине этого странного города, среди картофельного поля стоит знаменитая на весь мир «Северная чернь». На углу улицы А. Угловского, Героя Советского Союза. «Северная чернь»... Кто из нас, не слышал о ней, не читал?! Побывать на этом редком предприятии можно только по специальному пропуску: вход в него охраняется. Мне давно хотелось своими глазами увидеть, как рождается чудо черни, познакомиться с теми, кто его создает. И вот оно: ярко-белое, а сверху с какими-то угловатыми надстройками здание, которое не мешало бы украсить хотя бы фреской-узором. На черной застекленной доске прозаическое слово «завод».
Да, с февраля 1973 года фабрика «Северная чернь» стала называться заводом. На другие промышленные предприятия она внешне не похожа только своей исключительной чистотой, придающей ей какой-то юный вид: березки-подростки в маленьком дворике усиливают впечатление молодости «Черни», хотя она и является одним из древнейших промыслов.
А что же было до Октября? Остался всего лишь единственный знаток черневого дела – Михаил Павлович Чирков, кустарь-одиночка да его способный ученик Василий Григорьевич Батин – тоже кустарь. Было серебро, заказы были – чернили, а не было – кое-как иными путями хлеб насущный зарабатывали... Предлагали не раз Чиркову продать секрет изготовления чер-невой массы, но не продал он, сберег жемчужину народу.
Только к 1929 году открылась «Экспортная мастерская» под руководством М. П. Чиркова, в ней работало 3 мастера и два ювелира. В тридцать третьем артель назвали «Северной чернью». Батин вскоре умер. Приезжие ювелиры покинули артель. Промсоюз поручил М. П. Чиркову учить художественному ремеслу молодежь – так еще в начале 30-х годов «Чернь» стала молодежной артелью. Именно молодежи передал единственный мастер по чернению серебра свои секреты и хитрости редчайшего своего ремесла. Первой наследницей тайны химического состава черни и способа ее приготовления стала молодая работница артели Мария Александровна Угловская (ныне Чулкова). Однажды мне повезло: живая хранительница былой истории «Северной черни», ныне живущая в Москве, повстречалась мне на заводе. Вот что она рассказала о его судьбе, о жизни тех, кто был у истоков уникального предприятия.
«Да, именно нам: мне и Говорову Рафаилу, передал Михаил Павлович Чирков свой секрет – рецепт черневого состава. Говоров Рафаил умер молодым, не дожив и до 30 лет... Затем, еще при жизни Чиркова, узнала эту немалую тогда тайну Кузнецова Манефа Дмитриевна (ныне на пенсии, живет в Устюге). Хоть Михаил Павлович и был человеком добрым, однако секрет свой он не очень-то охотно открывал. Зато граверному делу обучал охотно и всерьез. Чирков М. П. умер году в 37-м, и меня отправили учиться на технорука. После курсов назначили меня ответственной за производство, в 41-м году поставили председателем артели.
До войны артель размещалась на Липовой улице, в старом, тесном и совершенно не приспособленном здании. И вот однажды приехал к нам знаменитый журналист, известный писатель Илья Эренбург. А я как раз в захудалом сарае накладывала лопатой секретный черневой состав... Он, Эренбург, возмутился, пошел в горисполком и говорит: «Предоставьте помещение «Северной черни», пока я не пошел в ЦК партии». И вот горисполком тогда и освободил нам под «Чернь» здание на Революционном переулке, дом 8 (рядом с нынешним книжным магазином). Только отремонтировали здание, покрасили, поместились, – приказывают освободить. Тогда я ночью звоню секретарю обкома Николаеву, прошу защиты.
– А вы не волнуйтесь... Утром получите телеграмму, все будет в полном порядке. Спокойной ночи.
Наутро приходит телеграмма в горисполком от Лобанова, председателя облисполкома:
«Северную чернь» оставьте на Революционном переулке». Только так удалось отстоять новое помещение.
...Восемь лет мы работали вместе с Шильниковским Е. П., чудеснейшим художником, – и все эти годы незабываемы. Просто жаль, что в 49-м году направили меня на работу в Москву во вновь организованный центр НИИ художественных промыслов, где и проработала я до пенсии по той же специальности технорука. Сейчас все еще иногда выхожу на работу, на замену. И вот в Устюг приезжаю: здесь моя родина, все мои начала».
Она-то, Мария Александровна Угловская, и приняла из рук Михаила Павловича Чиркова «Северную чернь» и возглавляла ее до 1950 года.
С 1936 года пришел в артель уникальных изделий талантливый художник Евстафий Павлович Шильниковский, чьи способности были высоко оценены в Петербургской Академии художеств самим И. Е. Репиным и другими выдающимися мастерами. Звали Шильниковского в центральные журналы, сулили выгодные места, но он вернулся в родной Устюг и здесь положил начало новому стилю оформления черни, который и принес северным умельцам всемирную славу: в 1937 году за «Пушкинскую серию» серебряно-черневых столовых наборов на Международной выставке в Париже артели «Северная чернь» была присуждена Золотая медаль Всемирной выставки, а художественный руководитель артели Шильниковский получил Большую серебряную медаль той же Парижской всемирной выставки. С тех пор уникальные изделия «Северной черни» экспонировались и продавались на международных ярмарках в Брюсселе, Монреале, Нью-Йорке и Осаке, демонстрировались в Лейпциге и Праге, Пловдиве и Милане, в Индии и Китае, Южной Америке, Индонезии, Бирме; сувениры нашей «Черни» продавались участникам международных фестивалей молодежи и студентов – и этим всемирным признанием уникальных изделий черни мы обязаны ныне покойному заслуженному деятелю искусств РСФСР Е. П. Шильниковскому, который вырастил маленькую артель до большой фабрики.
И вот уже не артель, не фабрика, а целый завод!
С глубоким волнением и смутной тревогой переступаешь порог «Северной черни». Причина волнения понятна, а почему с тревогой?
Несмотря на неустроенность молодого завода, который явно не успел еще обрасти жилыми и подсобными зданиями, производство на «Черни» налажено на совесть.
Для начала инженер-технолог Пятовский Владимир Васильевич по моей просьбе, показывает друг за другом все цеха, службы, все операции с драгоценным металлом от заготовки до готового упакованного изделия. Своего рода экскурсия для неискушенного.
Входим в заготовительный цех: на столе лежат невзрачные на вид, подернутые накипью в коричневых пятнах, ровно нарезанные пластинки –-это серебро, только что полученное (переплавленное) из отходов. Отсюда оно начнет свой путь по заводу," чтобы из «гадкого утенка» превратиться в прекрасного «лебедя», дивящего мир редкой красотой.
Александр Невзоров на больших прокатных вальцах разутюживает полосы до толщины 0,9 мм, вырубает «лопаточки»; из них – заготовку. Александр Кушевер-ский штампует из заготовок будущие ложки, вилки, ручки ножей и даже кольца. После вальцовки и давки серебро обжигают: оно загрублено. А на другом штампе вырубают кружки, их зажимают в давильный станок, вращают, и длинным рычагом токарь «вытягивает» кружок в чарку или стопку.
Далее заготовки попадают в ювелирный участок. Здесь трудятся мужчины. Кольца, вырубленные на штампе, загибают, спаивают, затачивают, обтачивают острые грани и т. д.
Вот сидит молодой юноша. Он плавно делает запил зубьев серебряной вилки. Знакомимся. Это Василий Нагих. Начинал на «Черни» до армии с 1968 года по 1969-й, после армии, в 1972 году, снова вернулся сюда. Нравится: работа точная, интересная...
А Владимиру Невзорову доверили быть мастером ОТК. Перед ним – коробочка тонких и изящных серег, заготовки самих сережек. Он здесь –«царь и бог»: определяет качество изделий, выбраковывает, впрочем, самым опытным мастерам дано право сдавать свои изделия без ОТК.
Из рук ювелиров изделие попадает в самый крупный (на 300 человек!) граверный цех. Под высоким его потолком плавно гудят вентиляторы, на длинных столах с полукруглыми вырезами с двух сторон сидят за своей тонкой работой граверы. Серебряное изделие в коридорчике коптят над простой керосиновой лампой, затем на свежую копоть накладывается бумажный выпуклый рисунок будущего узора – и он «выдавливается» на свежей копоти, которую покрывают лаком, чтобы не сдвинуть узор при работе. Уверенными, точными движениями цеера, или штихеля, граверы вырезают довольно сложный узор, чаще всего изображающий растения. Терпеливо, усидчиво. Перед каждым в дополнение к дневному освещению – настольная лампа: граверы делают самую тонкую «растёнку» почти волосяными линиями – в особенностях ее исполнения и .проявляется их творческая индивидуальность.
В этот почти сплошь молодежный цех нам доведется еще не раз вернуться. А пока мы попадаем в черневой цех. Владимир Васильевич рассказывает мне, что такое чернь –это сплав меди, свинца, серебра и серы, взятых в определенной пропорции (рецепт, состав сплава, держится в секрете). На древесных углях в пылающем тигле рождается угольно-черный кристалл черни, который потом дробят в порошок, из него месят черневое «тесто». На мощном огне, получаемом от разбрызгиваемого форсунками жидкого горючего, при температуре 600 –650° за 10 секунд чернь, расплавляясь, прочно, навсегда входит в серебряный узор. Изделие обугливается, будто ложка, в которой пережигали сахар. Глазурной коркой запеклась чернь. Теперь из-под нее надо возродить узор.
После чернения продолжается обработка изделия: вращающейся на шкивах наждачной бумагой обчищают с серебра лишнюю чернь, пока не начнет проступать едва заметный, будто в густом тумане, затейливый и слаженный узор. Далее изделие полируют специальной пастой, совершая операцию на войлочных кругах – и узор становится все более явственным, проступая, как изображение на фотобумаге. Рука мастерицы словно чувствует его...
После полировки идет золочение изделий гальваническим способом. Рисунок покрывается изолирующим лаком. Гальваник Пронин Иван Николаевич, почетный гражданин города Великого Устюга, на какие-то секунды погружает изделие в ванну: оно выныривает из ванны сияющее «солнцем». Толщина золотого слоя всего в полмикрона, но какой нарядный вид придает он изделию! Пленочку золотистого лака снимают. Серебро, «согретое» солнечным, золотым кантом, словно оживает, и его «чистят» осиновым угольком.
В следующей комнате идет окончательная обработка черневого рисунка и всего изделия: его шлифуют шиферной плиткой и водой, а золоченую часть изделия полируют твердосплавной удивительно гладкой палочкой с деревянным чернем. Золото при гальваническом способе обработки изделия прочно соединилось с серебром, и ему не грозит механическое стирание. После шлифовки серебряная часть становится матовой, и черневой рисунок мягко светится, словно покрытый легкой дымкой. А золото после полировки так и горит!
И вот изделие, пройдя долгий и сложный путь через десятки рук, готово для упаковки. Небольшая комната упаковочного отдела похожа на уникальный музей, ибо здесь хранятся лучшие образцы. Всего 90 наименований. Чувствуешь себя так, как будто увидел вдруг необыкновенный клад. Клад не только потому, что вокруг сияет, горит «золотым пожаром» каждый предмет, а и потому, что каждое изделие, изображение на нем, кажется само по себе бесценным.
И вдруг начальник отдела"отправки достает большую шкатулку, открывает ее на столе передо мною –• и я попадаю в истинно сказочный мир, где «через леса, через моря колдун несет богатыря», где томятся в неволе прекрасные пленницы, а вот, небрежно откинув занавес, выходит из шелкового шатра шамаханская царица... Да, я попал в живой, осиянный мир, мир сказочный, полный необузданной фантазии и очарования. Первые мгновения немеешь от восторга перед рукотворным чудом «Пушкинской серии» Евстафия Павловича Шильниковского. Потом, когда проходят первые минуты, полные волшебства, начинаешь восклицать что-то вроде: «Чудо!», «Чародейство!» – иных не находишь слов. Затем, постепенно приходя в себя от пережитого изумления, начинаешь замечать реальные очертания тончайшей гравировки, ее высокое художественное мастерство: каждый «волосок» виден как живой. Легкой и плавной линией, непринужденно, как на листе бумаги, воплощены талантливым резцом высокохудожественные образы, созданные некогда необузданной фантазией Пушкина, вызванные к новой жизни в мире большого искусства воображением талантливого художника-иллюстратора, мастера черневой графики. Жаль, что его творчество все еще не получило доступа к широкому кругу любителей изобразительного искусства. Почему это уникальнейшее творение, исполненное высочайшего художественного мастерства, пусть и очень бережно, но хранится все же на складе, взаперти? Почему его так редко видят люди? Почему не создан хотя бы набор цветных фоторепродукций с творений Шильниковского, чье дарование высоко оценил еще сам И. Е. Репин? Кто же займется наконец изучением, систематизацией и обнародованием всего творческого наследия этого выдающегося русского художника? Ведь им сделано более десяти тысяч изображений только для черневых изделий! И каких! Пушкинская серия, напомню, в 1937 году получила Большую золотую медаль на Всемирной выставке в Брюсселе...
Смело брался Евстафий Павлович Шильниковский и за современные ему темы. Например, в 1939 году большой успех на выставке в Нью-Йорке имела серия из тридцати двух черневых изделий с его рисунками на тему «Открытие Северного полюса», выполненная под впечатлением героического беспосадочного перелета советских летчиков во главе с Валерием Чкаловым через Северный полюс в Америку. Изделия этой серии хранятся в Музее художественных промыслов в Москве на улице Станиславского в доме № 9.
Начиная с данной серии, изделия великоустюгских черневых мастеров становятся своеобразной летописью крупнейших событий, происходящих у нас в стране.
Лучшими своими работами художник Е. П. Шильниковский считал кубок, созданный по его эскизам к 300-летию воссоединения Украины с Россией, который хранится в Киевском историческом музее, а его копия – в Московском; 16 подстаканников со сложнейшими изо-• бражениями; ларец, выполненный к 800-летию Москвы и хранимый в Центральном историческом музее столицы нашей Родины (в «Большой Советской Энциклопедии» есть снимок этого ларца и статья о черни); блюдо «150 лет Суворову»; на ВДНХ побывал кубок «Изобилие», подаренный позднее И. В. Сталину, – и во всех этих монументальных для чернения изделиях чувствуется стиль Шильниковского, слитый со стилем того времени, не лишенным некой торжественной приподнятости.
Имя Шильниковского-офортиста прочно вошло в историю русской и советской графики – и вдруг такой большой мастер приходит в маленькую артель и занимается чуть ли не прикладным искусством. Не странно ли это? И есть ли в этом смысл?
Попробуем разобраться. Если б Е. П. Шильниковский остался художником-офортистом, он был бы известен и полезен лишь в узком кругу любителей этого вида графики. А ему захотелось быть ближе к жизни всего народа, внести лепту в развитие его художественной культуры: его изображения, прочно влитые в черневые изделия из серебра, как говорится, объехали весь свет, украсили быт и... задели души миллионов и миллионов людей. Изображения, влитые в металл, оказались долговечней, известней, нежели оттиски на бумаге, именуемые офортами...
Однако не все шло гладко: исхоженный путь был тернист. Автор биографического очерка «Серебряных дел художник» А. Н. Мунин справедливо пишет:
«Графику-станковисту Е. П. Шильниковскому нелегко было сразу применить свое искусство в художественном промысле чернения по серебру. Отсюда ошибки, связанные с поисками декоративных решений и орнаментальных композиций. Внимательное изучение приемов старых мастеров черни помогло художнику преодолеть профессиональные трудности. Благодаря высокой культуре рисунка, повседневному упорному труду Е. П. Шильниковскому удалось вернуть великоустюг-скому черневому серебру современность, содержательность сюжетов оформления, разнообразие тем и широкий ассортимент изделий»[1].
Сам Евстафий Павлович считал, что его «работа над офортами – первый шаг к новой, близкой к офорту технике – искусству чернения»[2]. Отдав ему себя полностью, художник Шильниковский шел новым путем: он внес реализм в это во многом романтическое искусство.