шек и из дверей, а по стенам окошек нет. Против дверей отго
рожен небольшой уголок для греческой церкви. Каждое
воскресение для службы приходит греческий священник, ко
торому строго воспрещено, впрочем, иметь какие-либо сноше
ния с узниками. В другом углу в стене находятся два крана с во
дой для питья с двумя медными кувшинами на цепочке. Всего
несноснее, что тут же немного в сторону отведено место для
всякой нечистоты, которая не прежде как через неделю очи
щается: ужасное зловоние исходит из сего места.
Каждое утро, в 6 часов, узники ходили на работу в адми
ралтейство, не снимая желез, кроме нас, офицеров, и ввечеру
в 7 часов возвращались в тюрьму и получали по два небольших
хлебца и кашицу из круп и воды. Тюремщики в это время счи
тают число людей, потом еще выгоняют вон и опять пересчи
тывают и, наконец, запирают железные двери. Один из ка
торжных определен старшиною— смотреть за внутренним
спокойствием; через каждые три часа к дверям подходит до
зор человек из двадцати находящихся при тюремщике яны
чар, и, перестав бить в барабан, тюремщик спрашивает Кири-
аки (имя внутреннего старшины), хорошо ли все. Он отвеча
ет: хорошо, и все закричат «ишалла». Всю ночь продолжают
ходить кругом тюрьмы и бить в барабан; поутру пересчитыва
ют вновь и выгоняют на работу.
Здесь также производится казнь над преступниками: им
рубят головы и удавливают; накануне рокового дня заковыва
ют их кругом. Некоторые остаются здесь в заключении веч
но. В то время как бунт в Константинополе возгорелся про
тив султана Селима, мы были еще в тюрьме. Можно предста
вить себе, в какой опасности мы тогда находились. Ожидали
каждую минуту, что бунтовщики, восставшие против всего
европейского, вломятся к нам в тюрьму и перерубят нас
всех. Каждый выстрел, глухо отдававшийся в сводах нашей
преисподней, казался нам предтечею нашей погибели; три
дня не смыкали мы глаз от страха. Но Бог помиловал —буря
обошла нас и рушилась над визирем и вельможами: они бы
ли изрублены в куски и не могли спастись никоим образом.
[
8 2 7
]
