вреда, и потому я думаю, что они палили по промериваю
щим гребным судам.
Наставший попутный ветер обратил наше внимание к дру
гому предмету, хотя не столь любопытному, но более для нас
полезному: в исходе 5-го часа мы снялись с якоря и пошли к
Эльсинору. Я признаюсь, что не без сожаления терял из виду
такую сцену, которая хотя не может быть забавна или прият
на для чувств всякого человеколюбивого зрителя, но должна
быть весьма интересна для людей, посвятивших себя воен
ной службе, а особенно военной морской. Видеть обширную
приморскую столицу, атакуемую с моря сильным флотом, а с
берега сухопутными силами, которую гарнизон и жители ре
шились до последней крайности защищать, может быть, не
удастся во всю свою жизнь; такие примеры не часто встреча
ются в истории народных браней.
С возвышением солнца и ветер утихал, к полудню был на
стоящий штиль, а после стал опять дуть понемногу и помог
нам в 5-м часу прийти на Эльсинорский рейд, где мы стали
на якорь. После сего скоро приехал к нам датской морской
службы офицер Туксон справиться о своем сыне, который у
нас во флоте служил мичманом, да и сам он много тому лет
назад был лейтенантом в нашей службе. С ним я тотчас по
ехал на берег к коменданту Кронборгского замка.
В воротах главного вала мы должны были дожидаться не
сколько минут позволения о впущении меня в крепость. В ком
нате у коменданта я нашел очень много офицеров, которых
привлекло туда любопытство, чтобы скорее узнать об участи
их столицы. Они нетерпеливо расспрашивали меня с вели
кой подробностью о состоянии, в каком я оставил Копенга
ген; что мне говорил генерал Пейман; все ли они здоровы.
Не зная причины сильной пальбы, которая была им слышна
в последние три дня, они думали, что флот сделал атаку на
приморские укрепления, и полагали, что самые сильные ба
тареи взяты или сбиты. Я им сказал, что сегодня поутру я их
оставил под флагом его датского величества и что нападе
ния на них совсем сделано не было. Они изъявили чрезвы[
2 8
]
