ДЕРЕВНЯ ХРИПЕЛЕВО
Если деревня Каргачево у нас под боком, то до деревни Хрипелево надо иметь терпение добраться. Не знаю, верить или нет Вениамину Ивановичу Шмакову, когда он меня уверял, что старики «бегали» пешком до Питера 11 дней, но я бы и до Хрипелево и 30 километров не побежал. Человек другого поколения и века прежде всего подумает: а ходит ли туда автобус?
Автобус в Хрипелево не ходит. Он останавливается на большой дороге, а дальше надо топать пешком. Молодые Кирьяновы, увлеченные поиском своей малой родины, года два не могли найти на своих «Жигулях» эту деревню. На карте, где указаны даже нежилые селения, ее вообще нет. А у кого из местных ни спросишь — пожимают плечами, так как все они дачники. А дачнику скажешь, что он живет в Тмутаракани, он и будет говорить: «У меня домик в деревне Тмутаракань».
Глава кирьяновского семейства Рудольф Николаевич так далеко от Вологды своё отъездил, нет у него к этим поездкам больше интереса. Служил он в молодости на Дальнем Востоке, бывал за границей, всю Вологодскую область знает как свои пять пальцев, ибо до пенсии был промышленным «магнатом», начальником объединения «Вологдахимлес» с десятком леспромхозов в разных концах области. Почему я его назвал магнатом? Если в истории нашего края помещика Межакова с 1200 крестьянами считают магнатом, то у Рудольфа Николаевича подопечных было в десять раз больше. Настоящий «магнатище», олигарх!..
Объяснил он своим внукам, как проехать туда, где он родился, а те взяли и... не нашли деревню. Я младших Кирьяновых тоже не понимал: не иголку в сене потеряли, а дедушкину родину. Не на Северном полюсе ищут, а у себе под носом. И только когда сам с ними добрался до Хрипелево, понял, что не черти их тогда водили, а элементарная наша бесхозяйственность и беспамятность. Нет туда ни дорог, ни указателей, ни, как говорится, общественного мнения — а что считать деревней Хрипелево? Может, деревню Хвастово? Или деревню Барачево? Все эти деревушки налепились рядом, одна к другой. За названиями видны их первопоселенцы: один храпел на всю округу — значит жил в Хрипелево; другой хвастался своим домом — сиди тогда в своем Хвастово; третий, как напьется допьяна, бузить начинает — этот, значит, из Бузаково. С четвертым сложнее. Живет он в деревне Грабежное.
Вот так мы и скитались от Грабежного (слава Богу, нежилого) до тихого ныне Бузакова. Хорошо, что отовсюду озеро было видно, не могли заблудиться.
Наконец-то нашли!.. Хрипелево, деревушка, как и все здесь, дачная. Постоял я у яблоньки, где, по слухам, располагалась усадьба Кирьяновых. Пообнимал ее, как березку. Вот и все мое фамильное наследство. Зато я свободен, и всё моё вокруг: ветер, теплый, прогретый солнцем; земля в мириадах цветов, синее озеро на горизонте, небо над головой... Это — моя частная собственность. Почему только «частная»? Но не частями озеро принадлежит мне, а целиком. Ветер, как его на части делить?! Небо, слава Богу, над всеми единое, не научились еще продавать. У меня не частная, а цельная собственность — вся моя родина. Вот какой я богач!.. От радости, что я нашел еще одну половинку своей земли, сочинил стихотворение, фантазию на историческую тему, конечно же, шуточную:
Жил в Приозерье
Силач-богатырь —
Предок Кирьяновых
Дедушка Кирь.
Мог он быка заломать за рога,
Мог над собою поднять дурака —
Правой рукою забросить на Спас,
Левой в придачу подкинуть карбас.
Рыбу ловил он блесною с сапог.
Много ловил? Сколько вытащить мог.
В жарких застольях с годов молодых
Чарок по сорок пивал в один дых.
С присказкой верной: «Живи веселей!»
Кирь воспитал семерых сыновей.
Годы прошли, а точнее, века.
Память забыла того старика.
Только в потомках корень тот жил:
Толик, Алёша, отец Михаил.
Батька их робит, не ведая сна.
Кругом согнулась с годами спина.
Зубы теряет. Но силушка есть!
Может он «няню»* [* «Няня» — фирменное блюдо Михаила Рудольфовича Кирьянова. Готовится оно так: покупается на базаре бараний желудок, набивается гречневой кашей с луком и томится в духовке до полной готовности. «Няню» едят всей артелью дня два-три. Иногда и четыре] за ужином съесть.
В будни и в праздник, идя из гостей,
Всё напевал он: «Живи веселей!»
Лёша — строитель. Прославился он
Тем, что наладил у деда кессон.
Толик — стрелок. На охоту пойдет.
Уток, тетерок в семью принесет.
Рыбы наловит, наварит ухи,
Поле попашет, попишет стихи.
Каждый при деле. Достаток растет.
Только у Ольги хватает забот.
Заповедь Киря Кирьяновым впрок.
Я того дерева тоже росток.
Будь моя власть — над Россией, над всей
Поднял бы лозунг: «Живи веселей!»
Из рассказов Рудольфа Николаевича мне запомнился один. Рядом с кирьяновским домом в Хрипелево, напротив его, стоял дом Шуниных, родни моей бабушки Екатерины Александровны, матери отца. Так и всё Кубеноозерье пронизано токами моего родства, древними связями, наследственными сближениями. Как большая деревня со своими семейными традициями, дальними и ближними родственными отношениями, со своей родовой памятью.
Такая опосредственная, а то и прямая родственность всех и вся, наверно, является еще одним важнейшим свойством малой родины, которое греет сердце человеку. В любом месте необъятной державы, куда забросила его жизнь, он не пропадет в земляческом кругу, где, предположим, его лично не знают, но назови он родственную фамилию, одну, вторую, и тут же откликнется незнакомый человек: «Как же, как же... Знаком был самолично... Хороший был человек».
Моего прадеда Анатолия Дмитриевича Кирьянова не раскулачили за его мясной приварок, торговлю мясом и за лавку в Кубенском. Успел он умереть до коллективизации, не исполнилось ему и 50 лет. А вот его сын, отец Рудольфа Николаевича, Николай Анатольевич пошел по советской линии, стал первым председателем Кубено-Озерского сельского совета. Умер в почете в Вологде, где и похоронен на Горбачевском кладбище.
Мой дед, Вячеслав Анатольевич Кирьянов, тоже выбился в люди. Заведовал областным отделом народного образования (облоно). Сейчас пошла мода на областные правительства, так вот Кирьянов был бы в нем вологодским министром образования. После войны долгие годы Дюдя, как я его в детстве звал, преподавал в педагогическом институте историю и оттуда вышел на заслуженную пенсию. Теперь жалею, что я не пошел по его стопам.
Жена Вячеслава Анатольевича, моя бабушка Александра Михайловна Иванова родом из Сокольского района, который напротив, через озеро. Так что все мы — кубенские, кубяне.
Нет-нет да и я ловлю себя на ощущении, что во мне слились две крови, два характера — один «служивый », как у Кирьяновых, а другой «вольный» — дементьевский. Вячеслав Анатольевич никуда особо не ездил, только в молодости в Москву на Сельскохозяйственную выставку в конце 30-х гг. да в Ярославль, где жили его друзья Борисовы. Поездил он и по родной области. Не заманить его было на старости лет и в Кубеноозерье. Был домосед, как вся кирьяновская порода. А Дементьевы, те подвижные, на одном месте не сидели. Александр Александрович, выработавшись по всей России, осел на старости лет на родине, в Каргачево.
Кого и чего во мне больше? И дома люблю посидеть, и поездить.
А если уж забросить генетическую удочку подальше... Где там мои корешки, из какого рода-племени? В Кубенском и Хрипелево сидели новгородцы — характер суровый, служивый, ответственный, но и взрывной, порывистый. В Новленском и Каргачево жили ростовцы — народец поэтический, созерцательный, романтический. Куда-то рвались, больше за горизонт, авось там найдется сказочное Лукоморье с молочными реками и кисельными берегами. Романтизм их был пылкий, отчего и характеры неуравновешенные, в этом они сродни новгородцам. Вспылят и тут же отойдут, набедокурят — повинятся. Тем самым они друг к другу и притерлись. Стали жить одной общей семьей, горе перемогать, радость делить.
Так что, родное мне ростово-новгородское братство, я ваш кровный потомок. Фамилия моя — местная, кубенская, имя — новгородское.