МОЛИТВА КАК ЖАНР РЕЛИГИОЗНО-ПРОПОВЕДНИЧЕСКОГО СТИЛЯ
     
      С.Н. Ипатова (г. Вологда, ВГПУ)
     
      Функциональный стиль - это категория, «зависящая от исторически изменяющихся социально-культурных условий использования языка, порожденная сложностью и многообразием общественно-речевой практики людей»[5:376].
      Наличие в русском языке особого пласта текстов, обслуживающих сферу религиозного культа, определяет проблему их отношения к системе функциональных стилей данного языка. Одни исследователи склонны не выделять эти тексты как принадлежащие к особому, так называемому церковно-проповедническому стилю русского языка (Е.Н. Ширяев, Л.К. Граудина, М.Н. Кожина и др.). Другие, напротив, выделяя этот стиль, расходятся в определении его основных жанров. Е.В. Грудева предлагает ограничить этот стиль одним жанром - проповедью как текстом, составленным на русском, а не на церковнославянском языке, утверждая, что «все канонические богослужебные тексты, предназначенные для церковного богослужения (Евангелие, Апостол, Псалтирь, книги Ветхого Завета), существуют на церковнославянском языке и к церковно-проповедническому стилю не имеют никакого отношения» [3:151]. Л.В. Крысин говорит о жанровом многообразии религиозно-проповеднического стиля. Сюда он включает такие жанры, как проповедь, поучение, притча, исповедь, молитва. Отмечая стилистическое своеобразие Библии, которая даже в самых современных переводах совмещает «черты разных речевых жанров религиозно-проповеднического стиля»[7:71], Л.В. Крысин не выводит за рамки этого стиля различные жанры богослужебных текстов, функционирующих на церковнославянском языке (акафист, ектинья, псалом и др.), являющиеся составной частью единой соборной молитвы.
      Тексты, обслуживающие сферу религиозного культа, принадлежат области частной риторики - духовному (церковно-богословскому) красноречию. Роды и виды красноречия являются реализацией функциональных стилей литературного языка в устных ораторских разновидностях речи [8:157]. Жанровое многообразие религиозных текстов не может быть сведено к публицистическому стилю и тем более к такой функциональной разновидности языка, как разговорная речь, не имеющей кодификации в литературном языке. Если проповедь и может считаться реализацией, в какой-то мере, публицистического стиля русского языка, то о молитве этого сказать нельзя по причине наличия особого адресата речи - Бога.
      С точки зрения языка, на котором молитвы написаны, разделяются тексты, канонизированные Православной Церковью (церковнославянские богослужебные молитвы, не принадлежащие церковно-проповедническому стилю), и тексты молитв, не являющиеся апокрифическими, но и не входящие в канон по причине их функционирования в религиозной жизни на русском языке. Последние представляют для нас интерес в плане исследования особого жанра церковно-проповеднического стиля русского языка. В богословской литературе существует три типологии молитв. «Как обращение к Богу молитвы разделяются на просительные, благодарственные и славословия. Первые - молитвы в собственном смысле. По внешней форме молитва бывает внутренней и устной, смотря по тому, совершается ли она мысленно или облекается в словесную форму. Затем молитвы делятся на частные и общественные» [19:142].
      В отношении изучения русской православной молитвы в свете риторических традиций возникают две проблемы: 1) проблема методологии разработки русского риторического идеала; 2) проблема соотнесенности и взаимообусловленности русской православной молитвы и русского речевого идеала.
      Решение первой проблемы предлагают многие современные исследователи риторики. В центре рассуждений А.П. Сковородникова - мысль о целесообразности использования четырехступенчатой модели разработки и экспликации риторического идеала в его русском варианте, который должен включать в себя, кроме национальных риторических традиций, лучшие достижения риторической мысли других народов. Крайние уровни модели - это описание основных категорий, отражающих требования к речи вообще, и демонстрация речевого идеала и его исследование в «предельно конкретных речевых образцах» [14:80], то есть в тексте православной молитвы; промежуточные уровни занимают обобщения и максимы. Первый, наиболее абстрактный уровень анализа определяет концептосферу национального речевого идеала с учетом культурно-исторической традиции. А.К. Михальская в набор категорий включает «кротость, смирение, хвалу, безмолвие, умиротворение, правду, ритмичность, мерность и умеренность» [10:186]. В изучении молитвы особое значение приобретает категория «традиционной русской ментальности, во многом определяющая стиль русского межличностного общения» [12:85] - категория соборности. Несомненно, русский риторический идеал воплощается неодинаково в разных сферах жизни, только в одной из них «сохранение отечественного речевого идеала имеет характер вполне целенаправленный», а не интуитивный и неосознанный. «Эта сфера - Церковь», - утверждает А.К. Михальская [9:399].
      В церковно-проповедническом стиле русского языка категории, составляющие этико-эстетический образец отечественной культуры, выражены наиболее ярко и отчетливо. В этом плане сами названия риторических категорий, имеющих позитивное содержание, совпадают с названиями христианских добродетелей, главными из которых являются вера, надежда, любовь, а также смирение, кротость, терпение и др. (18 : 237-266).
      Одной из основных концептуальных категорий русского риторического идеала исследователями гомилетики и риторики выделяется смирение. С точки зрения инвенции развернутым определением смирения как христианской добродетели является утренняя молитва, составленная оптинскими старцами. Семантическое пространство этой риторической категории включает в себя, кроме ядерного понятия, выраженного словом «смирение» («отсутствие гордости, высокомерия» [16:155]), такие понятия, как кротость, незлобивость, скромность, терпение и др., а также такие обобщения, как, например, евангельская заповедь «Блаженны нищие духом» (Мф. 5,3), богословское определение смирения как «матери всех добродетелей», а в отношении к молитве: «Всякая истинная молитва, т.е. совершаемая в полном смирении, в отказе от обращенности на себя, во всецелом предании себя Богу» [1: 249].
      Структура молитвы оптинских старцев более сопоставима со структурой Господней молитвы. Если канонизированная молитва святых отцов Церкви включает в себя: 1) обращение к Богу (именование Бога); 2) воспоминание о Его благодеяниях (явленная милость); 3) покаяние; 4) прошения (ожидаемая милость); 5) Тройческое славословие (именование Бога) и строится как симметричная гора восхождения, вершиной которой является покаянный элемент, то молитва Господня содержит только 1, 2 (Мф. 6,9 -13) и 1, 2, 3 (Лк. 11,2 -4) компоненты.
      Наличие пяти структурных компонентов в каждой церковной молитве свидетельствует о сочетании в ней трех типов молитвенных текстов, различных по коммуникативной установке и выделяемых богословами. С благодарственными молитвами соотносится «явленная милость», с покаянными - «покаяние», с просительными - «ожидаемая милость», с хвалебными - «Тройческое славословие», а «именование Бога» само по себе выполняет прагматическую функцию, по слову Спасителя: «Именем Моим будете бесов изгонять». Взаимосвязь этих компонентов унаследована из античного риторического канона с восьмичастным делением речи, особое место в котором занимало «Доказательство» - форма речи, включающая в себя «подобие», «пример», «свидетельство», широко представленные как топы в православной молитве. Влияние античного риторического канона на ранневизантийский речевой идеал отразилось в смысловой насыщенности молитвы, в логичности и убедительности прошений, в использовании риторических фигур. Молитва как убеж дающая речь приобрела сложную структуру, увеличившуюся за счет «внешних компонентов» [17] или участников речи. Кроме автора молитвы и адресата (Бога) появляется промежуточный участник - христианин, пользующийся не своим текстом молитвы, но испытывающий на себе ее прагматическую функцию.
      Хотя с точки зрения содержания православная молитва и унаследовала многое из молитв книг Ветхого Завета и Псалтири, тем не менее законченный, сформировавшийся свой вид она приобрела парафразируя тексты Символа веры и молитвы «Отче наш».
      Канонизированная православная молитва, взяв за образец содержательную структуру молитвы «Отче наш», во многом ее трансформировала. Причина та, что молитва Господня не повторяема, ее слова «мог сказать только совершенный человек, который есть и совершенный Бог» [1:249] (именование Бога «Отче наш» почти не встречается в других текстах), а включение в структуру молитвы покаянного элемента, выраженного эксплицитно или имплицитно в каждом тексте и отражающего сугубо христианское мироощущение (в риторических категориях кротости, смирения, любви и др.), - явление исключительно ранневизантийской речевой культуры. Как «Отче наш», по определению мтрп. Антония Сурожского, - «не только молитва, она целый путь духовной жизни» [1:249], так и молитва оптинских старцев - развернутое описание учения об истинном смирении. Господня молитва делится на две части, первую из которых составляют прошения сыновства, вторую - прошения, ведущие к сыновству, а в центре - прошение о смирении: «Да будет воля твоя, яко на небеси и на земли».
      В молитве оптинских старцев также только два компонента: обращение к Богу и прошения. Структура молитвы делится на две части:
      [1] обращение и 7 прошений;
      [2] обращение и 3 прошения.
     
      Структура молитвы оптинских старцев
     
      Обращение к Богу - Прошение (ожидаемая милость):
      Господи, 1) дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день.
      2) Дай мне всецело предаться воле Твоей святой.
      3) На всякий час сего дня во всем наставь и поддержи меня.
      4) Какие бы я не получил известия в течение дня, научи меня принять их со спокойной душою и твердым убеждением, что на все святая воля Твоя.
      5) Во всех словах и делах моих руководи моими мыслями и чувствами.
      6) Во всех непредвиденных случаях не дай мне забыть, что все ниспослано Тобой.
      7) Научи меня прямо и разумно действовать с каждым чле ном семьи моей, никого не смущая и не огорчая.
      Господи, 1) дай мне силу перенести утомления наступающего дня и все события в течение дня.
      2) Руководи моею волею и
      3) научи меня молиться, верить, надеяться, терпеть, прощать и любить.
      Аминь.
      Содержание прошений соответствует смысловой модели «Свойства», характеризующей, в данном случае, христианскую добродетель и соответствующую ей речевую категорию «смирение».
      1) Прошение о принятии Божьей воли с «душевным спокойствием». («В смиренномудрии заключается: всякая радость, слава и покой, а в гордости все противное» [4:25].)
      2) Прошение о даровании абсолютного смирения.
      3.5) Прошения о даровании деятельного смирения - «в словах и делах». («Труд без смирения суетен и не вменяетса ни во что» [4:26].)
      4,6) Прошения о твердом смирении, выражаемые в стремлении не потерять его в «непредвиденных случаях». («Смирение покрывает душу от всякой страсти и от всякого искушения» [4:41].)
      7) Прошение быть смиренным в отношениях с людьми («Смирение ни на кого не гневается и никого не прогневляет» [4:40], «Не настаивай ни в коем случае, чтобы было по твоей воле, ибо от сего рождается гнев» [11:116].)
      Итак, все прошения молитвы - прошения о даровании смирения, причем смирения всецелого. На лексическом уровне это выражается словами «все», «всецело», «всякий» и др.:
      1) принять со смирением (что?) «все»;
      2) смириться (как?) «всецело»;
      3) быть смиренным (когда?) «на всякий час»;
      4) убедиться (в чем?) «на все святая воля Твоя»;
      5) быть смиренным (в чем?) «во всех словах и делах»;
      6) быть смиренным (когда?) «во всех непредвиденных случаях»;
      7) быть смиренным (с кем?) «с каждым членом семьи моей» - со всеми людьми ( для христиан все люди составляют единую семью с их Небесным Отцом).
      В первой части молитвы сходные прошения чередуются. Так, 2,4 и 6 предложения представляют собой семантический повтор, парафразирование третьего прошения молитвы Господней. Есть смысл видеть здесь и нисходящую градацию, т. к. прошения расположены в порядке убывания значений ключевых глаголов: 2) «дай», 4) «научи», 6) «не дай», крайние из которых реализуют топ «Сопоставление : противное».
      Последовательность ключевых глаголов в 1,3,5 и 7 предложениях почти повторяет их последовательность во второй части молитвы: 1) «дай», 3) «наставь» («Наставить - научить кого-нибудь чему-нибудь хорошему» [16:385]) = научи; «поддержи» (поддерживать - «служить опорой для чего-нибудь» [16:525], в этом смысле близко по значению с «руководи»); 5) «руководи»; 7) «научи» (ср.: во второй части молитвы: 1) «дай», 2) «руководи», 3) «научи»).
      Такое расположение ключевых слов напоминает упорядоченные дискретные фигуры эпанод и зевгму, подчеркивающие устойчивый эмоциональный настрой, свойственные Символу веры.
      Первое прошение 2 части молитвы повторяет все прошения 1 части молитвы с точки зрения времени, образа действий и мыслей (реализация смысловой модели «Обстоятельство»). Второе прошение отвечает поучению аввы Дорофея: «Прежде нежели скажем или сделаем что-нибудь, мы должны испытать, согласно ли это с волею Божиею» [4:184], а также соответствует целевой установке любой молитвы, которая состоит в «приобщении к Господу и достижении готовности и способности исполнять Его волю» [18:27], а по сути, является признаком смирения: «Чада смиренномудрия суть: самоукорение, недоверие своему разуму и ненависть к своей воле» [4:27]. В последнем прошении «смирение» - основной семантический компонент слова «научи», выражаемый в признании своего неумения и неспособности совершать добродетели, по слову Спасителя: «Без меня не можете делать ничего» (Ин.15,5).
      Последовательность перечисления добродетелей в последнем прошении отражает правила духовного совершенствования, в некоторой степени представляет собой восходящую градацию слов «молиться», «верить», «надеяться», «терпеть», «прощать» и «любить» в согласии с апостолом Павлом: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1 Кор.13,13).
      Молитва - средство укрепления веры. Об этом ярче всего свидетельствует евангельская молитва отца бесноватого мальчика: «Верую, Господи, помоги моему неверию». По слову апостола Павла, «без веры угодить Богу невозможно» (Евр. 11,6), а в «надежде Мы спасены» (Рим. 8,24). Терпение и умение прощать - незаменимые условия достижения любви, которая «есть исполнение закона» (Рим. 13,10). Таким образом, последнее прошение соответствует богословскому учению о результатах смиренномудрия: «Смирение - мать всех добродетелей» [18:110], а поэтому «нельзя спастись без смиренномудрия» [4:159]. Святые Варсонуфий и Иоанн называют смирение «сокращенным спасением» [11:151].
     
      Содержательная схема молитвы
     
      1) Получение смирения, признание над собой святой воли Бога.
      2) Отсечение своей воли.
      3) Выполнение добродетелей.
      4) Спасение своей души, тем самым выполнение воли Бога.
      Императивность молитвы оптинских старцев выражается в том, что данная молитва являет собой образец смиренного настроения. Прагматическая функция в том, что молитва говорит об основных путях его достижения.
      В канонических текстах утренних молитв св. Макария Великого смирение как риторическая категория и как христианская добродетель занимает также центральное положение. Разница состоит в том, что в канонических текстах молитв прошение о смирении выражается кратко и лаконично, без обыгрывания прошения молитвы Господней: «Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли», - с разных сторон (исключение составляет в какой-то мере молитва 3-я, хотя и в ней все прошения риторически парафразируют, а точнее, аппроксимируют другие прошения молитвы Господней. Кроме того, утренние молитвы св. Макария Великого соответствуют общей структуре православной молитвы (есть обращения, с указанием на свойства Бога, ссылки на явленную милость, ярко выраженный покаянный элемент в 1-й и 2-й молитвах, а также славословие, кроме 2-й). Канонические утренние молитвы, как и молитвы перед св. Причащением, унаследовали ряд черт классического риторического канона: «воззвание» во 2-й и 3-й молитвах, разомкнутый топ «причина-следствие» и обращение к риторическому логосу.
      Если канонизированные тексты православных молитв унаследовали стройную систему доказательства своих прошений из античного риторического канона, то русская православная молитва ее утрачивает. Русский риторический идеал, основываясь на тех же самых риторических категориях, что и речевой идеал ранней Византии, в области составления молитв сконцентрировался на риторическом пафосе, а не логосе. Молитва оптинских старцев, в основном ориентируясь на риторический пафос, не затрагивает ни один богословский догматический аспект. Необходимый для любой православной молитвы покаянный компонент выражен в содержании молитвы в самом понятии «смирение», являющемся ее смысловым центром.
      Рассмотрение молитвы как жанра церковно-проповеднического стиля в свете риторических традиций, несмотря на ограниченность этого метода в плане исследования особенностей текста на всех уровнях языка, позволяет описать содержательные, композиционные и выразительные черты жанра, а также определить его воздействующую функцию.
     
      БИБЛИОГРАФИЯ
      Антоний, мтрп. Сурожский. Школа молитвы. - Клин, 2000.
      Верещагин Е.М. Наблюдение над парафразированием переводного текста в Великих Минеях Четиих мтрп. Макария // Филологические науки. - 1997. - № 6.
      Грудева Е.В. Церковно-проповеднический стиль // Традиции в контексте русской культуры. Вып.7: Сб-к научных статей. - Череповец: ЧГУ, 1999.
      Душеполезные поучения аввы Дорофея с присовокуплением его ответов на оные Варсонуфия Великого и Иоанна Пророка. - Шамордино, 1913.
      Зарецкая Е.Н. Риторика. Теория и практика речевой коммуникации. - М., 1998.
      Кожина М.Н. Стилистика русского языка. - М., 1993.
      Крысин Л.П. Об одной лакуне в системе функциональных стилей современного русского языка // РЯШ. - 1994. - №3.
      Культура русской речи и эффективность общения: Сб-к научн. статей. - М., 1996.
      Михальская А.К. Основы риторики. Мысль и слово. - М., 1996.
      Михальская А.К. Русский Сократ: Лекции по сравнительно-исторической риторике. - М., 1998.
      Монашеское делание. Сб-к поучений св. отцов и подвижников благочестия / Сост. свящ. В. Емеличев. - М., 1993.
      Мяло К.Г. О русском идеале // Евразия. - 1996. - № 1.
      Симфония на Ветхий и Новый Завет: В 2-х т. - СПб., 1900.
      Сковородников А.П. К методологии разработки и представления русского риторического идеала // Филологические науки. - 1996. - № 5.
      15. Словарь русского языка: В 4-х т. - Т. 4. - М., 1998.
      16 Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка.- М., 1994.
      17 Хазагеров Т.Г., Ширина Л.И. Общая риторика: Курс лекций и словарь риторических фигур: Учеб. пос. / Отв. ред. Е.Н. Ширяев. - Ростов н/Д.: Изд-во Рост, ун-та, 1994.
      18 Хопко Фома. Основы Православия.- Минск, 1991. № 6. Христианство: Словарь / Под. ред. С.С. Аверинцева: В 3-х т. Т. 2.- М., 1994.
      19 Христианство: Словарь / Под. ред. С.С. Аверинцева: В 3-х т. Т. 2.- М., 1994.
     
     


К титульной странице
Вперед
Назад