На армию легли две тяжести —физическая и нравствен
ная. Бремя непосильное и невыносимое. И российская ар
мия рухнула, рухнула без поражения. Она не могла не рух
нуть. Всякая армия, как бы она ни была дисциплинирована,
как бы она ни была богата вооружением и какие бы слав
ные победы она ни имела в прошлом, все равно обречена
на гибель, если Верховная власть теряет волю к победе и
сгибается под тяжестью войны.
Впозоре своего Отечества виновна не Российская армия...
Не уберегли свою армию, и вся российская государ
ственность погибла. С фронта офицеры проезжали через
всякие республики, высыпавшие на развалинах Империи,
а в родном краю на месте своих очагов находили груды
камней. По всей России пылали усадьбы.
Один офицер добрался до своего имения. В парке от гос
подского дома стояли одни обгорелые стены. Он пошел на
деревню. Встречавшиеся мужики отворачивались и быстро
скрывались. Офицер постучался в избу своей кормилицы.
С плачем и радостью встретила старуха своего питомца.
—Кормилица, а где же все мои?
—Сыночек мой, родной мой, их всех порешили злодеи...
Приехали эти самые большаки, собрали сход и говорят: те
перь все ваше, берите и владейте на вечные времена. Ну,
наши и пошли на усадьбу. Абатюшка твой, сам знаешь, го
рячий был. Он супротив, твоя молодка с ним... Их и забили,
царствие им небесное, вечный покой... А потом добра-то,
добра-то сколько тащили, кто на телегах, а кто так Все ра
зобрали и подпалили...
Офицер опустился на скамью и закрыл лицо руками.
Старуха подошла к нему и стала гладить его по голове.
—Сирота ты мой болезный, вот горе-то, вот горе... Спаси
и сохрани, царица небесная матушка... Гляжу теперь на тебя
и думаю: уж лучше, если и тебя порешат... Ведь мы тебя так
обидели, так обидели, что ты в жисть не простишь нам...
—Кормилица, что ты говоришь! Помолчи, ради Бога...
Старуха тихо заплакала.
Офицер встал.
—Прощай, кормилица.
—Да куда же ты, родной? Дай я тебя покормлю...
