20-го запросватали Анну Ал[ександ]рову Кучерову.
В Елизарово 21-го сосватался Швецов Петр Андреев в Починке.
23-го были сидины в Кудрине у Мешалкиной Людмилы Ивановны - выходила в Омельяново.
24 [-го] приезжал жених из Зернова - Вересов Павел Иванович смотреть Швецову Юлью Васильевну.
25 янв[аря] 1914 г. ходили в Пилатово на сидины к Зязиной Юлье Василь[евне], гуляли до 2-х час.
26-го. Мама и я с сестрой поехали на санях в ярмарку. Лошадь поставили к Чернобережскому А[лексею] Ив[ановичу] во двор. У Евгеньи Ивановны пили чай (знакомая, потому что сестра жила на квартире, когда училась к кройке), гулять вышли в 3-м часу, погода была хорошая, день воскресный, народу скопилось много, домой нам стало ехать неохота, и я с сестрой остались ночевать, а маму отпустили домой. Хотели [ночевать] у Евг[ении] Ив[ановны], но так как у ней много народу, так ночевали в гимназии на Мал[ой] Благовещенской у Лабичевой Анны Григорьевны. Она там жила с мужем в сторожах. Вечером гуляли часов до 10. Затем пошли на квартиру. Тут жила Ал[ексан]дра Васильевна, тетка Анны Григорьевны. Я к ним ходил играть в лото, спать легли поздно.
27[-го] встал уже светло. От них пошли на кружевную [46] (угол Благовещения), там нашли маму, она приехала с Сережкой на лошади, опять весь день прогуляли, днем пошел дождь, стало очень сыро, и ехать пришлось по дождю.
28-го была побывка у Кучеровой Анны Ал[ександ]р[овны], была куплена квартира [47] у Сергеева Вл[адимира] Григорьевича. Гуляли до 3 ч. ночи, у нас на побывке были гости - Мария Семеновна [из] Бурцева, Екатерина Ив[ановна] Авдуевская из Котельникова и Толстикова Варвара Ник[олаевна] [из] Абрамцева.
15 февраля в субботу и 16 февраля в воскресенье ездили днем в город катат[ь]ся, а вечером гуляли у Сергеева Вл[адимира] Григорьевича до 4-х часов ночи.
17, 18, 19, 20[-го] ходил к ефимонам [48] и говел. На первой неделе говели тятя, мама, Шурка, Павл[ушка] и Гринька, а причащаться взяли и Манюшку. Следующее время я шил. По воскресным дням, без исключения каждое, посещал церковь и пел на клиросе. Сережка жил у Кучерова Ник[олая] Михайловича] как бы в работниках. Тятя конопатил. Павлушка ходил в школу. Мама почти каждый торг ездила или ходила на кружевную.
16[-го] марта. Воскресенье. Все были дома, днем мама укладывала кружева в короб, она собиралась в Петербург на будущей неделе.
18[-го]. Вечером мы шили из десятков кусков (длина 10 аршин) кружев ковты и сшили 8 штук.
19 марта 1914. Я, Васютка и мама поехали в город. Васютка поехал за соломой на вокзал, с нашими мужиками, солома была выписана в кредитное т[оварищест]во по 35 коп. за пуд, а продавали за 40 коп. запрес[с]ованную яровую сырую солому (на корм - в это время был недостаток). Мне пришлось тащить короб до лавки в Вишняково, и тут оставили, затем пошли менять деньги, я бегал не однажды. Когда исправили все дела, пошли в вокзал, встречу попала сестра Т[оля], и все вместе мы направились, в вокзале пришлось подождать. Выправив билет, пошли в вагон и там подождали, посидели вместе, но, когда поезд тронулся, мы вышли и пошли возле окна, в которое смотрела мама. Мы долго не отставали, но потом отстали. Поезд умчался. Мы, посмотрев ему вслед, пошли домой. Было очень тепло. Пришли домой, напились с дороги чаю. Тяти дома не было, он конопатил. Мама мне оставила денег 30 руб., и без нее пришлось править делом. В воскресенье с сестрой к обедне сходили, а гулять уйти было нельзя.
26 марта к нам приехали камнетесы, им нужно было расколоть один большой камень, а затем перевозить общими силам[и] к церкви, у нас давно с[о]бирались расширять теплый храм - около 10 годов, но наконец решили. Было уже заготовлено кирпичу, песку, известки и 3 вагона цементу, и хотели после Пасхи приступить к поломке. Сестра ушла в город с фаншонками, часу в 4-ом Кучерова Ал[ександ]ра - тетка - принесла от мамы письмо.
27-го я с Сережкой ездил подъезжать [49], погода была теплая. Сережку я оставил, не доезжая жел[езной] дороги, а сам пошел в вокзал. Там узнал, когда приезжает из Петербурга поезд, и стал дожидат[ь]ся. Прочел еще ее письмо следующего содержания: "Здравствуй, дорогая семья, посылаю я вам по низкому поклону, доехала благополучно, отыскала Соню (знакомая кружевница). На квартире вместе с ней, но только в разных комнатах, торговля очень плохая, в 1-ой день, приехав в 9 час. утра, сторговала на 60 руб., а теперь так и сижу, если лучше не будет, то в среду выеду или во вторник на вечернем. Я очень стосковалась об Мане и обо всех. Затем прощайте, пока жива..." (писала, конечно, не сама она, потому что неграмотна она). Сегодня четверг, приехать должна... Когда я завидел, что идет поезд, побежал к той платформе и стал смотреть в вышедший народ и среди толпы увидел маму, отошедшую от вагона. Подойдя к ней, взял багаж и пошли к Сережке, уселись и поехали домой. Время было уже перед Пасхой. Я, съездивши с мамой в город, купил на драповое пальто себе.
29 марта 1914 г. пригласили в кумовья к Швецову Ал[ександ]ру Ал[ександ]рову.
5 апреля в страстную субботу ходил к заутрене, а обедни стоять не пришлось, нужно было шить, под вечер я лег было спать, но не уснул, вечером, походив на воле, стал с[о]бират[ь]ся к заутрене. Когда пришел в церковь, служба уж началась, и собирались идти вокруг церкви. Я за заутреней и обедней стоял на клиросе, пел. На 2-ой день тоже ходил к обедне.
13-го апреля в Фомино воскресенье, встав рано утром, пошел к церкви, шел медленно, потому что благовеста еще не было. Погода была тихая, солнце только что взошло и тепло грело, жаворонки, встречая утро, весело напевали, наблюдая и любуясь прелестью весны. Я не однажды останавливался. Придя к церкви, встретил только Василья Степановича (из нашей деревни чудаковатый холостяк) и Павла Васильевича Бурлова из Конищева. Он был старостой церкви, и они сидели на крыльце. Я, чтоб не скучать, вздумал обойти вокруг церкви, но только я заметил, что в теплом храме окна уже сломаны и свод был опущен на пол, значит, приступили к поломке, а затем строить будут. Я от нечего делать взлез на стены и понаблюдал, вскоре начался и благовест. В этот день снег быстро таял, к вечеру скопилось масса воды, так что лаву на Шограше унесло.
15 апреля 1914. Тятя с Васильем Шамаевым и Четвериковым Петром ходил в город скреплять купчую на землю, купленную у Мошкова, в количестве 17 1/2 дес. за Нагорьевым. Вечером, не дождавшись тяти, легли спать. Уже в 12-м часу я проснулся от крика на улице. Тятя шел с песнями, и мама тоже кричала на улице, а как она попала на улицу, я узнал на второй день. Когда мужики пришли из города, то все зашли к Шамаеву В. А. пить чай, за мамой приходила Мария Ал[ександ]рова, жена Шамаева В. А., и вот они, попив чаю, да и водочка у них была, так шумно возвращались домой. От этого шума я проснулся, но скоро меня опять взял сон в свои объятия.
17 апреля навалило много снегу. В этот день в Вологде сено продавали по 1 руб. за пуд.
18[-го] тятя ездил в город с дровами, а оттуда привез 2[-х] седоков. Они ехали из Петербурга, и тятя за 4 руб. возил их в Панфилово и вернулся оттуда 19-го.
23 апреля о[т]пустили в поле скотину,
24-го мама (по счету уже 3-ий раз) уехала в Питер. Я ездил провожать. В вокзал приехали в 3-м часу, в то время как раз брали билеты, но 4-ый клас[с] не шел, пришлось ждать до 7 час. 40 мин. Я сходил в булочную, купил маме булок и ситного, а затем поехал домой, а она осталась ожидать, уехала... Я занимался шитьем, тятя изредка ездил с дровами, сестра иногда ходила в город с молоком.
2 мая все встали рано. Тятя с[о]бирался в город с дровами, а сестра с молоком. Мама в Питере жила уже 2-ую неделю, и письма не было, и сегодня сестра пришла раньше тятиного, письма тоже нет. Я думал, не приедет ли с мамой сегодня, как раз день торговый и, может, угадает вместе с тятей, но... вышло не так. Под вечер в избу донесся звук тятиного голоса, он с кем-то кричал на улице, мы все бросились к окну, на уме, что не мама ли с ним приехала?.. Но видим, тятя идет пешком: он лошадь продал, телегу оставил в чайной у Котомина во дворе. Продал за 98 руб. Эта лошадь у нас была доморощенная, да и ее мать тоже (т. е. у нас родилась и росла). Я помню, когда она была жеребенком, я еще маленький ходил в поле, когда тятя пахал, и я с ней баловал. От нее потом был жеребенок, которого вырастили и продали его за 81 руб. в то время, когда я был в Петрограде [50].
3-го тятя собрался идти искать продажной лошади, а я собрался на почту выкупать вещи, выписанные мною из Риги: угольник и ма[с]штабы. Тятя только что ушел, идет обратно и говорит, что лошадь купил у своего брата - Шалагина Ал[ександ]ра Ксенофонтова. Орлов Ал[ександ]р из Кудрина уехал в город за телегой. Я в город пошел в 11-ть часов. Тятя мне подал 100 руб., чтоб разменял, что, придя в город, я исполнил, зайдя в лавку к Сидорову Ал[ексе]ю Ив[ановичу]. Затем сходил на почту, получил вещи, после чего зашел в вокзал, узнал, когда приедет поезд из П[етербурга]. Поезд приходит в 6 час. 10 мин. Ждать долго, да и время нет, пошел домой, дома сходил в баню. Вечером у нас пили чай дядя Шалагин А. К. и Шалагин Васил[ий] Асекритов. Из города я принес 2 бут[ылки] водки на литки [51], так и вино пили.
4 мая была закладка храма у Спаса, было 6-ть священников, погода была хорошая, народу собралось много. Вечером я спать лег рано и стал забываться, вдруг закричали: "Мама идет, мама идет!" Я соскочил с постели, было уже темно. Мама вошла в избу, разделась, стала рассказывать кое-что, как ехала в Петербург, как жила там и как ехала обратно. Мы в общем на радости после столь долгой разлуки в нашей жизни порядочно поговорили, и я лег спать. Мы ей не сказали, что у нас новая лошадь, предчувствуя, что она расстроится, лошадь и нам не нравилась. Тятя всю жизнь живет так, что ни купить ни продать не может ничего, легко доверяется уверениям и надеется еще на совесть людскую, которой, к сожалению, осталось не у многих, да и то по малой частице. Но оказалось, что мама уже знала о продаже лошади от Сидорова Ал[ексе]я Ивановича в Вологде.
Я скоро опять заснул, но опять пробудился: мама сквозь слезы что-то говорила, она журила тятю, зачем он купил худую лошадь и дал дорого. Они долго перебранивались, но я опять уснул. В это время тятя по настойчивости мамаши ходил к брату и просил его разменят[ь]ся, т. е. выдать обратно деньги и взять лошадь, за это тятя соглашался недополучать вовсе 10 руб., несмотря на то, что 2 дня прокормили. Со слов его он стоял на коленях, просил об этом же тетку Полю (жена дяди), да еще у него была теща - мать тетки Поли, и также мать дяди - мачеха тяти бабушка Надежа. Ничто не помогло, денег ему не выдали. После него сразу же сходила мама и тоже безо всяких результатов. Лошадь осталась у них, мы не заставали [52] ее, и они тоже. Лошадь была бесхозяйская дней пять, это время я сговаривал маму, и она решилась ее продать за столько, сколько дадут, и купить другую.
5 мая помер Васютка Кучеров. (Нам - двоюродный брат по маме. - 25 августа 1974 г.).
7 мая его хороняли, гроб носили девицы: двоюродная сестра Кучерова Марья А[лександ]рова, сестра Толя и 2 сестры Швецовы, Ал[ександ]ра и Мария, я тоже ходил к обедне. Он долго болел, было вроде притки [53] - была опухшая кисть руки. Потом образовался нарыв на шее, последнее время не мог ни пить ни есть и даже не мог вставать. После похорон пили у Кучерова дядя Николая чай, а затем и обедали.
14[-го] ездили в город, продали лошадь и потерпели убытку 15 руб.
15-го, в Вознесеньев день, ходил к обедне, тятя пахал на лошади Кучерова Н. М. Днем по воскресным дням я любил ловить рыбу, раз ловил решетом в р. Шограше и наловил 400 штук, потом ходил гулять на Бычиху.
17[-го] в воскресенье тятя ушел ломать церковный бут. Церковь эта стояла 250 годов. До этой была деревянная, а в настоящее время расширяли теплый храм.
25 мая, в Троицу, ходил к обедне, сестра днем ушла в гости в Болтинo, вечером вся наша молодежь ушли гулять в Пилатово, а я не ходил.
26[-го] ходили на Бычиху, оттуда - в Дмитревское, вечером тоже пошли в Дмитревское, потому что там была качель, а у нас не было.
28[-го] Тятя и мама [54] ездили в город покупать лошадь, днем тятя приезжал на лошади из города, они приторговали у барышника, и он [отец] приехал пробовать, съездил пахать, потом за щерой [55] на реку, попил чаю и опять уехал в город. Вечером приехали без лошади.
29[-го] все молодцы, девицы, парнишки и девчонки ходили в Дмитревское гулять, я не ходил, это была заговельная неделя п[е]ред Петровым постом.
30 мая у нас уехали в город тятя, мама и Васютка. Днем, я смотрю, едет Васютка верхом на сивой лошади. Они купили за 115 руб., пришел скоро и тятя, а мама осталась в городе. Тятя опять съездил пахать и за щерой. Когда пришла мама, стали пить чай, после чаю тятя поехал ко Спасу к Н[иколаю] Дм[итриевичу] Комарову хомут (заказывать) починивать.
31 мая у Спаса днем был пожар, горел овин Комарова Н[иколая] Дмитриевича и Пробкина (местный). Подожгли как будто ребятишки, от нас почти все бегали и ездили с трубой [56], и нашей трубой скоро залили. Загорелся сарай, да вовремя увидали. Вечером вся молодежь ходили во Дмитриевское, я не ходил потому, что было перед воскресеньем.
1 июня 1914 г. я ходил к обедне, днем ходили на Бычиху, народ, было очень много, вечером долго гуляли во Дмитревском.
9 июня. У нас праздник - Кирил[л]ов день, я ходил к обедне и за заутреней стоял на клиросе, на левом, с девицам[и] и монахом Николаем В. (с Лихтоша), а мужчины стояли на правом. Днем я ушел гулять к Серову А. П., у них была в гостьях барошня из Вологды - Копылова Нина Александрова. Ал[ексан]др П[етрович] пришел под вечер, т. к. он занимался на службе в Вологде. Придя, ожидал 2-х товарищей: 1-ый - брат Нины - Николай, титовский приказчик и 2-ой - приказчик гусевский, Николай. До них мы ходили по улице, играли и пели. Когда они приехали на велосипедах, все вместе пили чай, затем опять ходили по улице. Ночью Серов и Копылов уехали на велосипедах в Тропино, там гостила знакомая Копылова Шура Лукичева. Несмотря на то, что, когда мы пошли с гулянки домой, уже взошло солнце, но они все еще не вернулись.
10[-го] день был жаркий, я ходил купат[ь]ся с Кучеровым Н. Н. и Доможировым Сергеем (племянник Шалагиной Авдотьи Васильевны), он тоже приехал на велосипеде, и после купания я вздумал поучит[ь]ся катат[ь]ся, но, несмотря на то, что прокатит[ь]ся на велосипеде не научился, а на своем боку так прекрасно покатался, и, не теряя надежды все-таки научит[ь]ся, отставил до следующего момента, а сегодня пошли на гулянье ко Спасу, я ходил с Сережкой.
11 июня 1914. Встал часов в 10-ть, пошел гулять, днем долго [о]пять учился катат[ь]ся на велосипеде, садился с пенька, ехал по тропе под горку, сначала только правил рулем, обратно таща велосипед, и это повторил бессчетно раз, затем стал, управляя рулем, действовать ногами, сначала неуверенно, затем все тверже и тверже и в конце концов поехал по ровному месту и так мало-мало на велосипеде научился катат[ь]ся, ночью опять гуляли долго. У нас в гостях были Кротова Марья А[лексан]дрова - из д. Дмитревского барошня, Бол[ь]шакова Марья Семеновна, бабушка Любава - Марьи мать и Люша - внучка бабушки Любавы, дочь Николая Дмитриевича [из] д. Бурцева, с которым я уехал в Петроград.
12 июня 1914. Встал в 10 часов. Тятя с Сережкой ушли за Нагорьево косить траву. В это время была сильная жара, дождя уже давно не бывало, речка давно прекратила течение, скотина в поле не входила, рвалась домой.
15-го, в воскресенье, я ходил к обедне, между обедней и заутреней таскали на строение церкви деревянные балки, таскал и я, пришел в церковь, когда уже давно служили обедню. После обедни на улице п[е]ред входным[и] воротам[и] на дороге был молебен о дожде, в один момент все падали на колени, а когда встали и стали отрясать пыль, то было невозможно вздохнуть.
16[-го] и 17[-го] у нас возили навоз, а я шил.
19-го у нас в деревне звучали молотки по бабкам [57], население взялось скосить и высушить траву в роще и затем подкосить траву в паровом поле, а за это опущать скот в рощу.
20 июня рано утром собрались и пошли, еще не взошло солнце. Ходили 41 человек и скосили скоро. Трава была плохая, потому что дождей давно не бывало. Придя с покоса, ложился спать, потом шил, мама была в городе.
22 июня в воскресенье пошли косить [в] рощу 47 человек, косили всю ночь, кончили часу в 6-м.
23 июня сушили и сложили в копны, было работающих около 100 человек, вечером ходили в Тропино гулять, богомолье - Владимирская.
24 мая ходили сушить сено, я не ходил, вечером женщины пили вино - 1/2 ведра, а мужики и ребята, в том числе и я, пошли с вечера косить в Харчевню, на отряд, взяли за 20 руб. скосить 2 поля, набралось 26 ч[елове]к, и кончили утром.
25-го днем я спал, а мужики делали складчину, пили вино. Тятя ушел в Харчевню на поденщину обвозить сено. Поздно вечером я косил овинник.
26[-го] ходил докашивать, тятя опять ходил на поденщину. Дождя все не было не только у нас, но по многим губерниям, везде горели леса и даже черноземные земли [58].
29-го ходил в Пилатово гулять.
30-го мы косили клевер в своем поле, который при переделе на 4 поля посеянный год.
1 июля 1914 у нас был дождь так, что появились лужи.
2 июля 1914 тятя, Вас[ютка] и Сер[ежка] ушли косить на Белоутово, до 8-го косили там, а 8-го утром ходили косить в ренду, за Яскино, там косили ежегодно много лет, огребать не ходили. Тятя ушел в Кудрино в гости и мама тоже, а мы сушили клевер, днем собралась гроза, и мы спешили обрать, в это время из Дмитревского пришла Кротова Мария Ал[ександ]ровна звать сестру Т[олю] в гости, она нам помогла сносить катки, и только мы дозагребали, ленул сильный дождь. Сестра ушла в гости, а тятя пришел из гостей и ушел в ренду делить, там было по 24 полосы.
9 июля косить уехали на лошади, оттуда я с Васюткой уехал домой, где, съездивши в поле за клевером, стали пить чай.
10[-го] в ренде все докосили и увезли, вечером уехали на Курмашево.
11-го все увезли.
12-го все высушили и обрали в сарай.
На 13-го ночью пошли в озеро за голубицей 9 человек: Маня и Лида Швецовы, Ал[ексан]дра и Екатерина А[лександ]ровы Швецовы, Ольга А[лександ]рова Шалагина, я, сестра и Вас[ютка] и Агнюша В. Шалагина, пошли, [когда] уже взошло солнце, туда шли ч[е]рез Желудкино и Доронино, ягод набрали мало и вышли рано, нас сильно мучила жажда, там осталась одна А[лександ]ра А[лександ]рова Швецова, мы долго сидели в Доронине, пили у колодца, а потом шли медленно, и она нас догнала.
14[-го] пошли косить в Моклоково, там рендовали на 8 паей по 21 руб. за пай. Днем уехали на лошади, и там остались ночевать.
15-го в Успеньев день ходил я с сестрой в гости в Бурцево, гуляли недолго и 16-го утром, попив чаю, пошли домой. Я, раздевшись, пошел в Моклоково, где и ночевал.
17 июля. Все докосили, и я с Сережкой уехал домой, он уехал обратно, а я остался дома. У нас в селении уже некоторые выжали рожь.
19 июля был сборный пункт лошадей в с. Спасское, а также объявлена мобилизация людей [59], явка - в Вологду, у нас подлежали Шамаев Вас[илий] Андр[еевич], Четвериков Мих[аил] Дмитриевич. Их назначили в Н. Петергоф, 3-ий зап[асной] полк, явит[ь]ся завтра.
20 июля 1914 г. я всю ночь не спал, просидел у Шамаева В. А. Oн с[о]бирался в поход, все налаживал и между прочим рассказывал про войну с Японией, утром пошел в город. К вокзалу собралось много публики - смотрящих и солдат, отправляющихся с провожающими; стали всех разбирать по партиям, за каждого почти держится жена, и потому разобрать очень трудно. Когда повели солдат рассаживать по вагонам, то многие заплакали, и все бросились за своим[и] знакомым[и], пошел и я за Васильем и Михаилом. Они сели в один вагон, тут же сели спасские, кудринские и много - все ближние. Когда брякнул звонок, то заплакали еще громче. Солдаты иные пели песни, многие и плакали. Брякнул 2-ой звонок, затем 3-ий, в публике пошло сильное волнение, всем хотелось еще раз пожать руку и поцеловаться, поезд чуть тронулся и пошел тихо-тихо. Начали махать платками и бежать по-за поезду. Я тоже долго бежал махал платком, пока не уехали из виду вон. После я, зайдя в вокзал, пошел домой. Придя в 10 час., попил чаю и лег спать. Вечером опять ездили в Спасское на смотр повозок и упряжи, у нас из деревни у некоторых признали годными и которые на следующий день ездили в город. В продолжение сего месяца я больше шил, а остальные жали рожь, и жнитво кончили к 25 июля. Между прочим ходил по грибы на Бычиху и Сычевку, затем ездил в город вместе другими за грузом [а]лебастра, изразца и железа для церкви. Ездили на подцеку [60] за Нагорьево косить.
30[-го] вечером была сильная гроза, а также и 31-го был весь день дождь, речка первый раз потекла после весеннего разлива.
1-го августа у нас богомолье. Я встал рано, на улице был дождь, хотя и неприятно в дождь, но я стал с[о]бират[ь]ся к обедне. От дождя, прямо с места раскрыл зонт и всю дорогу шел по дождю, придя весь мокрый, прошел на клирос, где пели девицы и Швецов А. Д. По случаю дождя я и между обедней никуда не выходил, а также и на пруд - водосвятие. Домой шли также по дождю, ребятишек уже не усаживали под обнос иконами и общий молебен служили не в огороде [61], назначенном для этой цели, а на гавдарее лавки общества потребителей, поддерживая иконы руками. Кто на гавдарее, имея зонт, то под зонтом, из-за дождя и вечером гулявшей публики было мало, и все время почти были на гавдарее. Гости у нас были Кротова М. А. и Авдуевская Е. М.
2 августа я встал поздно, ходил на Сычевку за грибами, затем в следующие дни молотили рожь. 16-го августа рожь домолотили. 20[-го] домолотили у Кучерова Н. М.
21[-го] мы околотили лен, а стлать свезли за Авдотьино на купленную [у] дяди Николая [землю].
22 августа овес докосили, лен достлали. [С] 23[-го] на 24[-е] в час ночи пошли за клюквой в озеро [62] тятя, сестра, я. Сережка, Лидья Прокопьевна Швецова и ее сестра Маня. Погода была хорошая, в озеро пришли на рассвете и сразу стали брать, клюквы было много, и набрали мы скоро, во втором часу пошли домой. Татьяна Павловна - мать Лидьи и Мани - приехала встречать на Архангельскую улицу и увезла у нас котомки у всех, домой приехали [за]светло, я набрал 22 ф[унта]. После этого еще ходили один раз 16 человек, но вернулись уже из города, потому что пошел дождь. Тогда 28 августа только лишь в Вологде ночью подурачились, к нам пришли 3 ночн[ых] сторожа и полицейский, а когда шли обратно домой, то многие советовали вернут[ь]ся обратно, думая, что мы пошли по губину, говорят, мало теперь растет.
[С] 30[-го] на 31-е нас опять пошло 22 ч[елове]ка, дошли без остановки до места, там озером проводили дорогу и были наложены груды прутья, мы долго топили теплину, потому что в этот день был большой иней, так что вздымало на грязи [63]. Ягод набрали достаточно, нас из дома ходило 4-ро: я, сестра Т[оля], Вас[ютка], Сер[ежка]. 1, 2, 3-го сентября молотили овес и копали картофель. 4-го весь день шил.
8-го партия в 24 ч[елове]ка отправлялись конопатить. Я с тятей, придя в город, в чайной на набережной попили чаю, собравшись все, и, когда пришло время, мы сели на варакинский пароход "Николай" и поехали, время уже было вечер. Ночью мы вышли на палубу и под балалайку пели песни. Остановились вблизи фабрики "Сокол", высадились в барку поздно, темно. Так в барже и спали, а утром 9 сентября 1914 г. пошли в д. Борисково. Там были наши 3 человека, они вили паклю и тесали ерши, мы там поместились на 2 квартиры по 12 ч[елове]к. Проработали 4-ре дня.
13-го кончили и пошли на пристань Рабангу, долго ожидали, затем, севши на пароход "Коммерсант", поехали. Отъехав недалеко, из-за темноты пароход встал, и простояли до 4-го часа. Я все время не спал, играл на балалайке, остальные [из] нашей партии все спали. Когда пароход пошел, меня стало клонить ко сну, я лег. Проснулся уже, когда подъезжали к Вологде. Приехав и высадившись, пошли пить чай в трактир Сидорова, попив, пошли домой.
14 сентября. Я ушел гулять в Пилатово и там ночевал у Ал[ексан]дра Неподистова, на 2-ой день пошли в заненскую за гостинцам[и] в лавку, пошел и я, зашел домой, взял балалайку, пошел опять, пришел ночью.
21 сентября 1914 г. Воскресенье. Я все утро писал. Днем у нас в кредитном т[оварищест]ве было собрание, на котором ассигновали 5000 руб. на постройку народного дома, который [решили] построить у нас в деревне Непотягово, тут же порядили сторожа к анбару, в который ссыпали забранный у населения хлеб. Выбрали смотрителей над работой по постройке нардома, бревна уже у нас были давно навожены.
24 сентября встал не рано, ночью навалило бело снегу так, что до вечера не стаял, а вечером опять стало мерзнуть.
25[-го] я и тятя пошли молотить к Кучерову, молотили поденщинам[и] все молоченье.
В воскресенье, 28-го, тоже молотили, измолотили до заутрени. Когда мы пили чай, то стали только еще благовестить. Я ходил к обедне, в теплом храме достилали пол и были сделаны двери из холодного, а раньше было кое-чем завалено.
29[-го] тоже молотили.
30[-го] окончили.
1-го октября, в Покров, я утром писал и не выходил на улицу.
2-го тятя ушел в Бурцеве конопатить к бабушке Любаве, а Васютка ушел в Озерково к Тузову Николаю Алексеевичу, они ездили с[о]бирать на свещенье.
4[-го] тятя и Васютка пришли домой.
5-го я ходил в Голубково, на свещенье, там красили полы и освещали, за обедней священник говорил трогательную речь, женщины и даже мужчины плакали. Учительницу Голубковской школы вынесли на руках - с ней сделался припадок, во время проповеди она громко вскричала "Ой!". Она была замужняя, а мужа угнали на войну.
До 12-го я всю неделю шил, Сережка уехал с[о]бирать на свещенье с Крыловым Никол[аем] Ал[ександ]ровым [из] д. Мочалов[а]. Ездили уже 3-ий день. Сегодня утром выпало немного снегу, но замерзло плохо. Днем все ребята, в том числе и я, пошли гулять, сначала в Пилатово, там посидели у Коновалова Ив[ана] Васильевича в избе и пошли в Ивановское на веселую [64], там был 3-ий вечер, и народу было много, гуляли на дворе, было просторно, я гулял там часов до 2-х. Домой пошел с дмитревским[и] девицам[и], с Вас[илием] Ивановичем] Шалагиным и сестрам[и] Дмитриевым[и], Полей и Шурой, из Дивнева. Ребята остальные пришли в 4 час. утра.
13-го тятя ушел конопатить.
17[-го] мама с Васюткой уехали в город на дровнях, я всю неделю шил, шитья было много.
18-го октября 1914 г. ходил к вечерне, народу было много, были из [д.] Чебакова.
19[-го] я ушел к обедне не очень рано, но и не поздно. Когда пришел в церковь, народу уже было много. Я прошел на клирос, там были девицы и Никол[ай] Васильевич] - монах. Девицы были из [д.] Белова и из [д.] Колоколова, мужчин больше не было, клирос был большой. Священников было 4-ре: 3 чужих и наш. По окончании заутрени вышли на улицу, было холодно, иные приехали на санях или дровнях, было градусов 10 морозу. Я долго сидел у Худяковых в избе, там было много ребят: конищевские, боролевские, кудринские и наши. Посидев так и когда я пришел в церковь, народу было много, на клирос не пошел, трудно было пробрат[ь]ся. Когда пошли вокруг церкви, народу было очень много, пошли летним[и] дверям[и], обошли кругом, а народ все еще выходит, и пошли дальше к зимним дверям. Когда взошли в новый храм и стали служить, народу набралось полная церковь. Я пробыл до конца и простоял, все время почти на одном месте. По окончании обедни народ во все стороны стал расходит[ь]ся большими группами. Я пришел часа в 2 дня, тятя остался у Спаса пить чай: он был церковным попечителем много лет. Сегодня 4 свящ[енника] святили один престол, и когда престол мыли, то для обтирания бросали носовые платки. Внутренность церкви была печального вида - широкая, как сарай, живописи не было, и пахло краской. Днем я ушел в Пилатово на веселую, там был 3-ий вечер, пришли рано, до время переходили из избы в избу. Квартира была у Бурина Конст[антина] Ник[олаевича]. Когда собрались и стали гулять, пришли и смотрящий народ, я ходил на маленькую посиденку ненадолго. Вскоре пришли наши девицы, и они были порядочно время, но все-таки не до конца. Когда пошли домой наши дмитр[иевские] и дивневские, пошел и я.
20-го окт[ября] день шил, а вечером у нас в дому была у сестры Толи посиденка, я тоже сидел без дела, сидели ребята: Матвеев, Меднов А. А. и Четвериков Петр Тимофеевич.
21-го из 3-х одну закололи корову, потому что трудно содержать на зиму всех, а продавать не стоит - дешево.
22[-го] мама с Васюткой уехали в город, а тятя днем ушел в Бурцевo в гости: праздник Казанская. Из города рано приехал Вас[ютка], а мама зашла в гости в Бурцевo. Вечером у нас домовничанье [65], спать легли в первом часу. Из гостей мама пришла на следующий день к вечеру, а тятя - на 3-ий день в полдень.
26-го октября, воскресенье, утром я пошел в город, хотел сходить к Василью Яковлеву Москвину, узнать про его брата Ардальена, у которого работал прошлый год с Мих[айлова] дня до Р[ождества] Х[ристова]. Совсем настроился идти, пошел по Козлене-улице, где много портных хозяйчиков, явилось желание зайти к Апелю, захожу, он кроит. Спрашиваю: "Не нужно ли подручного?". Говорит: "Не нужно". Но все-таки послал к своим мастерам вниз. "Спроси, - говорит, - у них, они больше знают". Пришел к ним, но они мне тоже ответили: "Не знаем". Пошел дальше. Захожу к Анегину. Он мне наотрез сказал: "Не надо". Пошел дальше, а мастерские почти рядом и потом напротив. Захожу к Шварцу, тот тоже кроит, спрашиваю: "Не надо ли подручного?". Говорит: "Пожалуй, надо". Спрашивает: "У кого и что работал?". Я сказал. Спрашивает: "Сколько нужно в месяц?". Я говорю: "10 руб. можете дать?" Говорит: "6-ть руб. дам". Я подумал и говорю: "Мало". Получаю в ответ, что, "ну 7 дам в месяц и 25 коп. буду выдавать на харчи каждый день". Я дал согласие и обещался ч[е]рез неделю придти. Я долго просидел в мастерской, работало 6-ть мастеров, работали все поштучно и, несмотря на воскресенье, до обеда работали. Я, просидев часов до 12, пошел домой. Выйдя за город по Пошехонке, увидел вправо на говоровском нардоме флаг [66]. Я прямым направлением направился туда, снегу было мало, так что я даже не начерпал в галоши. Дорогой я догнал артистов, идущих на спектакль, с ним[и] вместе и шел. В Говорове сегодня было освящение нардома, вечером - спектакль. Когда я пришел, то народу было полно. Пришедшие из Вологды ранее артистов говорили доклады относительно кооперации, после чего был всем предложен горячий кипяток - чай, пил и я. В это время артисты стали делать репетицию. Сделав несколько возгласов, за занавесом вдруг что-то стукнуло. Я лично сначала не придал никакого значения, думая, что это в действии, но оказалось не так. В это время упала керосиновая лампа на пол, и вдруг за занавесью появился свет и поднялась суматоха, горел керосин на галерке, сцене и под галеркой, сценой. Туда проникло в суфлерскую западню, в ней уже сидел суфлер, но на него как-то не попало, хотя он вылез из пламя. Лампа упала от того, что [вместо] крюк[а], на котором она висела, был вколочен простой гвоздь и вколочен мало. Когда потолок обсох от жару из лампы, гвоздь выдернулся, и лампа упала. Занавес загорелся, и его оборвали, хотя можно б только поднять, но в суматохе поспешили. В суфлерскую будку стали бросать одежду в пламя, и пламя прекратилось. Некоторые убежали в пожарное депо за машиной, но все-таки обошлись без нее, пламя забросали одеждой. Репетицию после этого не сразу нагнали. Облили и [и]спортили занавесь, затем, починив, навесили на место, и только тогда репетицию продолжили после непредвиденного перерыва. В это же время готовившиеся выступить в пении стали делать спевку. Тут оказалось неудобно, так пошли в дом к Коротаеву, он заведовал по постройке нардома. Пошел туда и я и даже участвовал в пении на спевке, а также потом и на сцене. Пиеска была в 4-х действиях. Содержание: как учитель, приехавший в глухое место, организовал кооперативную товарищескую торговлю и маслодельный завод, а местные богачи-торговцы как подкупали и сбивали народ это дело расстроить и помешать развиваться. Спектакль кончился в 11-м часу. Я с Сергеевым Григорием Григорьевичем и с крестным Сергеевым Елеф[ерием] Григ[орьевичем] пошли домой, пришли уже в первом часу, поужинав, лег спать.
27 окт[ября]. Тятя с мамой уехали в город и приехали обратно они при огне, вечером. Напившись при них чаю, я с сестрой пошел во Дмитревское, там был последний вечер веселой. Придя во Дмитр[евское] к Кротовой Марье Ал[ександ]ровне, у ней встретили массу гостей. Из Пилатова - Коновалова Ал[ексан]дра Ивановна, из Яскина - Мохова Аполинарья, из Родионцева - Кротова Надежда, из Ивановского - Воеводина Мария. Когда все собрались: оделись, набелились, намазались, как полагается, - пошли на квартиру, купленную на 2 вечера за 7 руб. у Мизгирева Константина, гуляли на дворе. Прогуляв до света, попили чаю у Кротовой М. А. и домой пришли уже совершенно светло. Тятя с Васюткой уехали на Курмашево. М[н]е было нужно спешно шить, и я хотел безо сна кроить пальто Чернобережскому Митрофану Алексеевичу. Но сон одолел, и я лег спать, хотя спал все-таки недолго, а 29 октября вечером сидел до третьего часа ночи, дошивал Митрофану пальто.
30-го весь день шел дождь, а на 31-ое ночью снег почти весь стаял, тятя уехал в город с дровами на телеге, а мама ушла пешком и унесла Митрофану пальто. Вечером я сидел до 3-х часов. Дошивал пальто Алексею Ивановичу Чернобережскому и брюки Куликову Петру Григорьевичу.
1-го ноября утром подмерзло, хотя днем от солнца таяло, но несильно. Я позбирался идти в Калестийку гулять, но отдумал, потому что, если уйду - ночь прогуляю, и дома останется не дошито, а в понедельник нужно идти в город к Шварцу. Вечером я парился в печи, днем у нас была сходка на счет отвода места под народный дом.
3 ноября 1914 г. рано утром, т. е. в пятом часу, я встал и стал с[о]бират[ь]ся в город, к Шварцу в мастерскую. Собрался, пошел. На улице было темно и грязно, только что стаял снег. Всю дорогу шел один, в мастерскую пришел в 8-м часу, где иные уже работали, а некоторые только вставали. Я, придя, разделся, сел на верстак. Скоро вышел хозяин, позвал меня в закройную, подал 2 скроен[н]ые фуфайки. По распоряжению полицмейстера по всем портновским мастерским было распределено по несколько штук, за невыполнение будет снята вывеска. Шварцу было дано задание на 12 фуфаек. Данные пару фуфаек я сработал днем, сдал, он мне еще дал 2, и эти я не доделал немного. На 2-ой день, т. е. 4-го ноября, это рано утром доделал. Хозяин дал мне вметывать в тужурку рукава. Мастерская была большая, работало 8-м мастеров и мальчик. Меня посадили на кухню, тут работал мастер Илья Никифорович, он работал сюртуки и мундиры. В мастерской было весело: пели песни, баловали, иногда спорили. Бывало так, вот для примера: один мастер бросил пуговицей и разбил стекло, пришла хозяйка, никто не сознается, хотя знают кто, но не выдают. Затем кухарка (барышня Мария) поставила неаккуратно посуду, а к печке приставила железную клюку, клюка по печке верхним концом съехала и посуду разбила. Кухарка привела хозяйку, и опять виновных нет, кухарка говорит на мастеров, мастера - на кухарку, но мастера все-таки остались правы.
5 ноября пришел еще мальчик, порядился в дворники по 5 руб. в месяц. Днем ушел мастер, работавший помесячно, как и я, получавший 7 руб. в месяц и 30 коп. в день на харчи, он жил меньше 2-х недель. Хозяин его рас[с]читал, отказал.
6-го я уже вместе с мастерами подтяг[ив]ал песни.
7-го я вздумал выбежать к Сидорову - Чернобережскому А. И., предполагая, что там приехали из деревни тятя и мама. Я их только что застал, они уже поехали домой.
8-го в Михайлов день в 6 час. вечера я пошел домой. Когда пришел было уже темно. Вечером, хотя перед воскресеньем, гуляли долго, я до конца не догулял, ушел спать.
9-го я спал часов до 10-ти, днем погулял и вечером гулял часов до 4-х утра. Гуляли у тетки Ираиды Куликовой. Мне нужно [было] идти в город, и я хотел идти без сна, но меня отговорили. Поспав часа 2, пошел, в город пришел в 9-м часу. Днем я ходил на квартиру к генералу Ильину, у воротника пальто поправить - подкрепить крючок и петельку. Он мне, генерал, дал 20 коп. на чай, но на харчи мне выдали 20 коп.
13-го в мастерскую пришла мама, принесла мне пирогов и молока тарку.
16-го в субботу играли в карты, не утерпел, соблазнился, и я сыграл: сначала выиграл до 5-ти руб., почти месячное жалованье, потом проиграл. Играли до 8 час. утра.
17[-го] в воскресенье была в мастерской сестра, я шил до самых потемок, потом пошел гулять с товарищам[и], пили чай в трактире - в "Москве". Был на Кирил[л]овской и ходил в музей. Музей был временно-передвижной. В нем были восковые статуи: Петра Великого, Екатерины, писателей и вообще разные разности, там пробыл до 19-ти часов, билет - 25 коп. Пришел я в мастерскую, по пути купил поесть, поел и лег спать.
18-го был у меня тятя, принес мне белье, посидел и ушел. Я ходил к Веденееву в баню с мастером Ильей Николаевичем. Когда мы вымылись, мастер пошел на квартиру, он был женатый, а я пошел в мастерскую. Вечером сего дня и 20[-го] вечером шел дождь, снег быстро таял. В Вологде стали ездить на колесах.
21-го утром подмерзло. Веденьев день. Я шил. Днем ходил во 2-ую женск[ую] гимназию. Я перешивал воротник у женского сака [67], за которым пришла кухарка. Я с ней и ходил, чтоб получить 3 руб. за работу, но денег не получил, потому что заказчица была недовольна работой, ей было нужно совсем иначе, и поэтому она обещала принести вновь. Вечером играли в карты, и я проиграл более рубля. Рабочие почти все гуляли.
23-го, воскресенье. Утром пошил, потом сидел без дела, читал. Под вечер хозяин стал кроить шинели, а я ему помогал. Шинели были для полицейских, а шили в арестан[т]ских ротах. Скроили мы 4-ре штуки, я заявил, что пойду домой. Хозяин меня стал отговаривать, но я все-таки ушел, получив 30 коп. на харчи. Всю дорогу шел один. Ветер был всочь [68]. Идти было скользко, один раз так слетел, что как есть растянулся вдоль дороги. Домой пришел половина 7-го. Сходил в лавку, попил чаю, пошел на посиденку. Сидели у Швецовой Анны Ивановны, а поменьше посиденка была у Швецова Ал[ексан]дра Дмитриевича. Я пошел туда. Там играли с К[олей] Кучеровым на балалайках 2-х вместе. Домой пришел в двенадцатом часу, поужинал, лег спать.
24-го утром мама меня будит и говорит: "Проспал! Уже половина 7-го". Но я вечером заметил, что часы у нас идут вперед, ответил, что поспею. Встав, позавтракал, взял что нужно, да и балалайку взял с собою, пошел. Идти хорошо, ветер по пути, дошел скоро. В мастерской все еще спали, кроме дворника. Я разделся, посидел, затем стал кипятить самовар. Пока самовар кипел, рабочие встали, умылись, по обыкновенному поливая друг другу, а некоторые, набрав воды в рот, и таким образом умывались. Попили чаю, принялись работать. Вечером в 12-м часу все кончили работу, иные легли уже спать, другие раздевались. Вдруг зазвонили в 1-м участке тревогу. Все забегали, стали с[о]биратся бежать, пожар был большой и не очень далеко. На Московской [улице] горел дом, принадлежащий председателю Вологодской уездной управы Андрееву Н. Н. Огонь сразу охватил все здание и ярким кровавым заревом осветил ночное небо. К месту пожара по обыкновению собралась масса любопытных. Полиции и стражникам с трудом удавалось оттеснять толпу, чтобы дать проезд пожарным лошадям. Благодаря сильному ветру огненная стихия бушевала вовсю. Слышался треск ломающихся балок, характерный шум водяной струи пожарных рукавов, направленных на горящее здание. Тысячи огненных искр, подобно шмелям, неслись, погоняемые ветром, и ложились на дорогу и на крышу соседних (через улицу) домов. Были приложены все усилия к отстаиванию соседнего дома Красненьковой, которому огонь угрожал всех больше. Мы перебегали с места на место. На пожаре работала паровая машина, которая, к сожалению, прибыла на пожар поздно. Но, несмотря на это, ею были оказаны громадные услуги в тушении. Через каких-нибудь 2 1/2 часа от огромного дома остались одни обгорелые развалины. Мы были не до конца, а как узнал я потом, имущество Н. Н. Андреева все погибло в огне, а также 2-ая женская приходская школа, которая помещалась в нижнем этаже. Причина пожара, как выяснено, - неосторожное обращение с горящею лампой в квартире сторожихи училища вологодской мещанки А. А. Никитиной. В огне получил сильные ожоги тела сын Никитиной Николай 12[-ти] лет. Несчастный мальчик был доставлен в губ[ернскую] больницу, где, после дознания, в 3 часа ночи скончался. Убытки от пожара исчислены около 130 000 руб. Дом же застрахован только в 20 000 руб., имущество было не застраховано. На пожарище и на 2-ой день толпились кучки любопытных прохожих, через несколько времени ходил и я.
26-го в среду приходила ко мне мама, принесла кой-что, посидела и ушла.
27-го - погода, дождь. Весь день сыро. Вечером играли в карты, я проигр[ал] 13 коп., спать легли в 12 час., я лег на новое место - к дверям вместе с мальчиком, а остальные - на верстаке. Спать было очень плохо, было много клопов, а я лежал у стены и у печи, так что мне приходилось их кормить еще всех больше. Бывало, не можно заснуть, а заснешь, так опять пробудишься, клопы по телу бродят, точно муравьи около своего гнезда, а утром встанешь, тело все в красных пузырях и даже садеет.
29[-го] я был сильно нездоров: у меня болела голова и был сильный кашель. Вечером я оделся и пошел прогулят[ь]ся. Сходил в "Аполло", взял программу, прочитал, пошел в "Ренес[с]анс", там тоже прочитал программу, пошел в мастерскую, там играли в карты, я проигр[ал] 14 коп.
30 ноября. Воскрес[енье]. Погода была холодная, утром часов до 12 пошил, голова болеть перестала, днем я выиграл более рубля, в 7-м часу вечера пошел в "Аполло". Программа была про геройский подвиг Кузьмы Крючкова. Нас ходило 4-ро: 1) Павел Ал[ександ]ров Григорьев - хромой старичок; 2) Кузьма Константинович Иларионов (брючник) и мальчик Колька по прозвищу "Псаломщик". Нам пришлось подождать с 1/2 часа. При открытии кассы Колька взял 4-ре билета на 3-ее место, и только успел взять, касса прикрылась. Когда кончилось, пошли домой. На квартире игр[али] в карты, а я в это время по просьбе кухарки писал от нее письмо.
2 декабря. Я ходил с Колькой в баню, пришли, разделись, взяли веник и тазы, ушли сначала в теплую [69], там мылись-мылись, вышли оттуда, опять мыться, и мылись часа 1 1/2. Сколько воды вылили если на 6-ть коп. считать - по 4 ведра на копейку, то, вероятно, мы должны бы еще платить, но вода, конечно, тут некупленная. Когда мы оделись, то в бане, кроме служащих, никого не было.
3 декабря. Мне исполнился месяц проживания здесь и нужно получить жалованье. Хозяйка - Шварчиха - стала на меня смотреть сердито и стала оказывать недовольный вид, как будто мало я шью. Вечером я попросил выдать жалованье, но мне отказали, пообещали выдать в субботу, но я заявил, что в пятницу пойду домой, потому что в субботу Николин день, и я работать не желаю. Хозяин говорит: "Ну ладно, получишь и в пятницу". Сегодня четверг, я у пальто перешивал пуг[о]вицы и сменял кант на воротнике. Вечером пришел заказчик, ему делалось еще пальто, кроме моего, и он был днем, видел, что я делаю пальто, хотел дать на чай, и вот когда хозяин сдал работу, заказчик попросил хозяйку разменять 50 коп. Она разменяла, и заказчик велел отдать по 25 коп. Она Гусеву Александру Алистраховичу отдала, а предназначенные мне положила в свой карман, мне, значит, не отдала, я ее в общем очень ненавидел, и она была настолько несимпатична, что можно выразит[ь]ся так, что это черт в женском образе. Росту высокого, толстая, каких мне мало приходилось видеть, волосы всегда распущены, глаза выпучен[н]ые, грязная и похожа на сказочную ведьму.
4-го в пятницу вечером я стал просить выдать мне жалованье. Хозяин говорит: "Домой не ходи, уйдешь завтра, сегодня надо шить". Я говорю: "Ладно, но выдайте мне жалованье". "Сколько надо?" Я говорю: "Знаешь сколько, говорил 7 руб.". "Нет, - говорит, - 7 руб. я не дам". Я говорю: "Как? Почему не дадите, вы же говорили, что 7 руб. в месяц?!.. Что вы не помните или кто другой за Вас говорил?.. Зачем Вы меня обманули, отчего Вы не отослали на 2-ой день, если я не заслуживал этого". И я от внутренней злобы готов был разразит[ь]ся целым потоком слов, он меня остановил:
"Давай, - говорит, - не разговаривай и иди вон". Я вышел из закройной, сел на край верстака и сижу, думаю, как поступить. Посидел, подумал, потом сошел и стал собират[ь]ся домой .
Выходит хозяйка и спрашивает у меня: "Ты, куда собираешься?". Я говорю: "Домой и денег мне ваших не надо, я сейчас заявлю в участок и ухожу домой". Хозяйка мне говорит: "Ты слушай!". Я говорю: "Слушаю". Она мне опять: "Ты садись шей, завтра деньги получишь все сполна и пойдешь домой, а в понедельник придешь". Я: "Нет на верстак я не сяду, пока не получу денег 7 руб." Она толкает меня слегка, говорит: "Иди садись, шей, завтра получишь, клянусь создателем, лопните мои глаза, я в жизнь никого не обманывала и не стану". Я: "Отдайте заработанные мною 7 руб. - стану шить, не отдадите - не стану, пойду домой". Она: "Вот дурак! Думает, его деньги украду". Я: "Да, думаю, украдете, потому что вчерась вы забрали 25 коп., которые даны мне на чай заказчиком". Хозяйка смялась, ей стало нехорошо, что я уличил ее в этом, сначала она закричала: "Кто? За что? Чего делал?" Я ей сказал, что делал, и еще надпомянул, как она 15 коп. харчевых недодала. Она: "Ну ладно, садись, все отдам, верь моему слову", и опять божится. Я: "Божит[ь]ся и говорить лучше перестаньте, а я, пока не получу 7 руб., не стану шить". Она: "Ну ладно, я дам сегодня 3 руб., а остальные завтра, когда пойдешь домой". Я: "Не верю и шить 2-ой месяц задаром не стану!.." Она: "Ну ладно, отдам деньги, но побожись, что ты не уйдешь от нас". Я: "Божит[ь]ся не стану, но говорю, да, не уйду". Денег опять нет, она ушла. Я сижу. Вдруг хозяин зовет меня в закройную, я пришел. Он: "Ну ладно, я тебе за этот месяц даю 5 руб., а за следующий 7 руб. дам". Я: "Нет, не согласен". Он (сердито): "Да ты 7-ми-то руб. и не стоишь!" Я (сконфуженно): "Да!.. не стою. 50 коп. я в день не заработаю, а Можайскому шубу я много ли времени починивал?.. Не более 5-ти часов, а вы получили 1 руб. 50 коп.". Он: "Это один раз так пришлось". Я опять вышел из закройной. Через несколько минут вышел хозяин, и я попросил расчет, он мне вынес 5 руб. и сказал: "Если хочешь, приходи работать поштучно, тогда сколько заработаешь, столько и получишь". Я больше уже не считал нужным с ним говорить, еще посидел у мастеров и в 6-м часу пошел домой. Идти было хорошо, и на всю дорогу попали попутчики. Домой пришел рано, попил чаю, лег спать.
6 декабря ходил к обедне, днем все наши ребята пошли гулять в Нагорьево, с нами пошел из Мочалова Крылов Ал[ексе]й Петрович и из Пилатова Константин Иванов. Всего 15 ч[елове]к, туда пришли в самые потемки. Разошлись кто куда, к ребятам пить чай, потом собрались на вечер. Хотя и перед воскресеньем, а гуляли до 2-х часов ночи, я там играл в карты, выиграл больше 1 1/2 руб. Когда все кончилось, я с Куликовым Мих[аилом] Ивановичем пошел домой, а остальные остались там. Придя домой, долго спал.
7-го с Кучеровым Н. Н. ходил смотреть на застановку [70] Народного дома, было выложено уже ряда 3. Вечером я сидел на беседе до 12 час.
8-го я поехал в город с тят[ей] и мам[ой] для того, чтобы взять паспорт и жить дома. Приехав в город, мама ушла на угол к Благовещению, а я с тятей поехал к Сидорову во двор. Я пошел к Шварцу в мастерскую, придя, посидел, затем пошел в закройную, заявил, чтобы выдал паспорт. Он сказал: "Иди, хозяйка выдаст". Пришел я к хозяйке, попросил выдать, она стала уговаривать, потом хозяин позвал в закройную и сказал, что даст еще 1 руб. и "5 руб. дам, если проработаешь до Рождества". Я говорю: "Нет, выдайте паспорт, а жить я не намерен, потому что вы не держитесь своего слова, и если не отдадите 2 руб., то не останусь". Пришла хозяйка и говорит хозяину: "Отдай ему и 2 рубля". Хозяин согласился отдать. Я спросил: "А когда отдадите?". Хозяин говорит: "Отдадим ужо вечером". Я: "Если не отдадите, то уйду и завтра". Они, черти, настойчивы, но и я их за месяц тоже изучил и не хотел уступать ни на шаг от того, что они по праву должны отдать. Все-таки я опять остался, сходил сказал маме, купил иголок и наперсток, потому что все оставил дома, пришел и стал шить. Деньги, 2 руб., мне, конечно, выдали.
9-го пришла мама, и деньги я ей подал.
13-го вечером игр[али] в карт[ы], я выиграл 1 руб. 49 коп. и остались должны.
14[-го] в воскресенье я весь день шил, кончил часу в 6-м, потом ходил в "Рене[с]санс", потом с Колькой сходили в "Аполло", взяли программы и пошли на квартиру, стали с ним игр[ать] в кар[ты], я у него выиграл 20 коп. В это время пришли мастера - Дмитрий Поливанов, Кузьма и Павел Ал[ексан]дров. Они тоже стали играть, я в вечер выиграл 1 руб. деньгам[и] и 40 коп. Кроме этого остались мне должны, играли до 2-х часов.
15[-го] декабря ходил в баню.
17[-го] вечером собрались, шутя, игр[ать] в кар[ты] дворник Колька и я, потом присоединились еще 2 мастера - Дмитр[ий] Павл[ович] и Кузьма. Вдруг приходит хозяйка, начинает ругат[ь]ся, затем взяла и унесла лампу. Нашли другую, опять пришла и эту унесла. Стали играть без огня, как раз было от луны очень светло. Играли до 1 час. ночи, я выиграл 45 коп.
18[-го] декабря [19]14 г. утром, часу в 5-м, пришла в мастерскую хозяйка и начала кричать: "Вставайте, пора!..." - и только для того, чтоб посердить, но никто не обращал внимания, кроме одного мастера, скричавшего: "Какой ты черт кричишь-то, с ума что ли сошла". Сверх того она ночью дворнику и кухарке велела куриц перетаскать в избу, несмотря на то, что на воле было тепло, я это слышал сквозь сон.
19-го играли в карты, 2 мастера поспорили об чем-то и в сердцах порвали карты.
20-го купили новые, но дням[и] между прочим играли в "орла" [71], перегоняя мелочь одному. Один раз Дмитрий Поливанов на 1 коп. боле[е] рубля выиграл. Играл часов до 3[-х] ночи, лег спать я, некоторые еще остались.
24[-го] встал, стал шить, днем приходили тятя и мама, принесли мне катаники, звали вместе домой, но мне не удалось. Я пошел часу в 4-ом, получивши 5 руб. денег по условию, а про паспорт я и не спросил. Домой идти было холодно, придя домой, выпарился в печи и лег спать.
25-го декабря 1914 г., в Рождество, ходил к обедне, пел на клиросе. Днем был у Шалагиной Анны Григорьевны, с ребятами играл в карты, а вечером у Куликова Ивана Ал[ексан]дрова выиграл 1 1/2 руб., в 10-ом часу пошел на посиденку к Ал[ексан]дре Павловне, там было невесело, я сходил домой за балалайкой, долго стучал и не мог достучат[ь]ся, потом отперлось само, я взял балалайку и опять пошел, гуляли до 2[-х] часов.
26-го встал поздно, у нас уже обрядились, и [в]скипел самовар. Попивши чаю, пошел гулять. Днем и вечером играл в карты, выиграл 1 1/2 р., посиденка была [у] А[лександ]р[ы] Павл[овны]. Я пришел на рассвете, разделся, лег спать.
27-го встал в 11 час., пообедав, пошел гулять, вечером гулять не ходил.
28[-го] ходил к обедне, днем пошел гулять в Дмитревское, потом [в] Пилатово, в потемки пришел домой. Вечером был на посиденке.
29[-го] вечером пошли в Дмитревское. Посидев на посиденке, пошли: партия - в Пилатово и партия - в Дивнево. Партии, шедшей в Пилатово, шли встречу пилатовские девицы ряжеными, они вернулись, а Архипов Пав[ел] Васильевич, Шалагин Вас[илий] Ив[анович] и я пошли в Дивнево. Нам попали встречу дивневские ребята, идущие к нам в деревню. Мы в Дивневе посидели до 11 час., пошли домой, дома посиденки уже не застали.
30-го декабря 1914 г. посиденка была у нас в дому, пришли ребята, девицы. Когда ребята пошли в чужую деревню, пошел и я, дошли до дмитровского поля, нам попали Дмитревские ряженые, и мы вернулись. Когда они ушли от нас из дому, я пошел на маленькую посиденку, туда пришли дивневские барышни ряжеными. Я пошел за балалайкой. Когда пришел домой, у нас были пилатовские ряжеными. Взяв балалайку, я пришел на посиденку к Шалагину А[лександ]ру Асекритову, тут дивневские поплясали, пошли к нам и у нас долго плясали, после этого я уже никуда не ходил.
31-го, перед Новым годом, ребята и девицы ходили гулять во Дмитревское, я выходил лишь к лавке, и та была заперта, так я весь вечер сидел и писал дома...
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Далее автор дневника очень часто называет сестру Толей.
2 "40 мучеников, замученных на озере" - 22 марта (9 марта по старому стилю) отмечается день сорока мучеников, в Севастийском озере мучившихся. История 40 мучеников относится к IV веку: это правоверные христиане, которые отказались поклоняться идолам, за что их держали в ледяной воде озера, а затем казнили.
3 Иногда в наименование лиц включается указание на место их проживания, для этого используются прилагательные, образованные от названий соответствующих населенных пунктов, например: Комаров Николай Дмитриевич спасений - из села Спасское Вологодского уезда, Шеин Федор Лаврович калестиевский - из деревни Калестийка Грязовецкого уезда. Самого Николая Шалагина называли в детстве "Коланко непотяговской" - из деревни Непотягово.
4 Сечки, цепоеки, фаншоны - специальные термины кружевного промысла.
5 Чунки - санки.
6 Посиденки - вечерние посиделки в деревне.
7 Общественная торговля - имеется в виду открытие магазина сельской кооперации.
8 Плетен - кружевница.
9 Уседом - усидчиво.
10 Катаники - валенки.
11 Аршин - старая мера длины в 11,72 метра.
12 Жмурки или ималки - название детской игры.
13 Правильно: Лихтошь.
14 Здесь и далее текст в круглых скобках добавлен автором в 1922 г.
15 Марья Даверовна Шеина и Марья Лавровна Шеина - одно и то же лицо.
16 Выжиты - полный срок проживания, предусмотренный договором.
17 Теплина - костер; топили теплину - жгли костер.
18 Длинные песни - деревенское название традиционной фольклорной или литературной песни в отличие от новых песен-коротушек, т. е. частушек.
19 Вышка - чердак или полати.
20 Выгороди - огороженное место в границах крестьянской усадьбы, служит для проведения различных хозяйственных работ и для выгула скота. В первые дни лета незатоптанную ("деловую") часть выгороды выкашивали.
21 Отпышнять - покрыться влагой от теплых испарений.
22 Наставить самовар - греть самовар.
23 Веет - все еще.
24 Иордань - прорубь на реке для совершения культового обряда.
25 Так в рукописи. Правильно: Малая Невка.
26 Здесь имеется в виду император Александр II, который был убит группой Желябова 1 марта 1881 г. Видимо, при переписывании дневника в 1922 г. автор ошибочно поменял местами имя и отчество.
27 Штокало - человек, говорящий по-питерски "што" вместо вологодского "що".
28 Просторечное название Пошехонского шоссе.
29 Иллюминация.
30 Поветь - навес внутри или вне скотного двора; в последнем случае пригораживается к стене.
31 Был в доходе первый час - заканчивался первый час.
32 Харчевня - название сенокосного угодья, принадлежащего Занину.
33 Сидины, пировка - элементы свадебного обряда.
34 Ренда - вероятно, арендованный участок сенокосных угодий.
35 Губины - грибы.
36 Котельниково - ныне село Можайское.
37 Деревня не сохранилась.
38 Правильно: Ардалион.
39 Правильно: Юлия.
40 Правильно: Виссарионовна.
41 Спас-Печенка, Спас-на-Печенке - здесь и далее имеется в виду населенный пункт Спас-Печенга на р. Сухоне.
42 Заенька - название молодежной игры в Соколе.
43 Гавдарея - галерея.
44 Приглашали.
45 Кукольный театр.
46 Место кружевной ярмарки в Вологде.
47 Побывка была, квартира была куплена - так говорится о найме помещения для вечерних развлечений молодежи.
48 Ефимоны - вечерняя церковная служба в Великий пост.
49 Ездить подъезжать - ездить к поезду встречать кого-либо.
50 Ошибка автора. Правильно: Петербург. Очевидно, автор допустил эту ошибку при переписывании дневника в 1922 г.
51 Литки - угощенье с выпивкой по случаю сделки, покупки.
52 Заставать скот - загонять скот в хлев, в скотный двор.
53 Притки - воспаление, род болезни.
54 Сокращение автора дневника.
55 Щера - слоистый камень.
56 Труба - пожарная машина с ручным приводом.
57 Бабки - приспособление для отбивания лезвия косы.
58 Вероятно, речь идет о торфяниках.
59 Событие связано c началом первой мировой войны.
60 Подцека - подсека, место очищенное от леса под пашню.
61 Огород - ограда.
62 Топкое болото, высыхающее в жаркое лето.
63 Вздымало на грязи - удерживало на замерзших топких местах.
64 Веселая - праздник в деревне, на который приглашали гостей из соседних деревень.
65 Домовничанье - домашние занятия, перемежающиеся коллективной беседой.
66 Флаг на Народном доме - сигнал о проводимом в нем мероприятии (спектакле, концерте, лекции и др.).
67 Сяк - полупальто.
68 Всочь - навстречу.
69 Теплая - парное помещение в бане.
70 Застановка - закладка фундамента и установка сруба.
71 Игра в орла (орлянка) - название игры, в которой угадывают, какой стороной упала подброшенная монета.
Протоиерей Алексей Резухин
ЦЕРКОВНАЯ ВОЛОГДА 1930-1940-х ГОДОВ
К записи своих воспоминаний о церковной Вологде тридцатых и сороковых годов XX века протоиерей о. Алексей Резухин впервые приступил в октябре-ноябре 1984 года по просьбе архиепископа Михаила (Мудьюгина), бывшего в 1979-1993 годах правящим архиереем Вологодской епархии. Первый вариант записей, 25 страниц машинописи, был передан владыке Михаилу и благодаря ему стал известен небольшому кругу интересующихся церковной историей Вологды, в том числе и автору этих строк. Все мы понимали уникальность мемуаров отца Алексея - очевидца и участника церковной жизни в столь драматический период ее истории - и уже тогда сожалели, что они, как нам казалось, были слишком краткими. Но мало кому было известно, что отец Алексей продолжил работу над воспоминаниями, к концу 1987 года практически утроив их объем (74 машинописные страницы). Первоначальный вариант был дополнен новыми именами и событиями, возвращающими в нашу коллективную историческую память то, что по прошествии еще нескольких лет могло быть утрачено безвозвратно. Свои воспоминания отец Алексей Резухин посвятил 1000-летию Крещения Руси. Именно этот вариант, расширенный и окончательный, и публикуется в альманахе.
Алексей Алексеевич Резухин родился в 1921 году в Вологде. Его отец, Алексей Николаевич Резухин, был военным: революция застала его в чине штабс-капитана, а в начале 1920-х он был в Вологде командиром территориального полка. Мать - Елена Николаевна Резухина (урожденная Одинцова) - работала фармацевтом. Родители были людьми верующими, церковными. А. И. Резухин в 1906 году окончил Вологодскую духовную семинарию.
Предки о. Алексея Резухина были, как правило, священнослужителями либо офицерами. Его прадед протоиерей Владимир Алексеевич Резухин (сын диакона) был настоятелем Никольского собора города Кадникова. У него было восемь детей. Среди сыновей и внуков о. Владимира - капитан, генерал, казачий атаман. Дед о. Алексея Резухина Николай Владимирович после окончания Межевого инcтитута служил землемером в Минске и Симферополе, за несколько лет до смерти возвратился в родные места, жил в Вологде.
Незадолго до Великой Отечественной войны Алексей Резухин окончил среднюю школу № 23 Вологды. В 1942 году был призван в армию, но вскоре после тяжелейшей болезни по состоянию здоровья был признан негодным к военной службе. В 1945 году поступил в только что открытый Богословский институт в Москве. 15 июня 1947 года одним из самых известных православных архиереев митрополитом Николаем (Ярушевичем) был рукоположен в сан диакона, а через два дня Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием - в сан священника. Последующая служба о. Алексея проходила в храмах Зарайска (1947-1949), Москвы (1949-1950). Костромы (1950-1954). С 1954 по 1978 год он служил в Тульском Всехсвятском кафедральном соборе, а с 1978 года был настоятелем Успенской церкви города Богородицка Тульской области. Умер отец Алексей 12 марта 1999 года. Жизнь его детей также связана с Церковью. Сын Николай после окончания политехнического института получил богословское образование в Московской духовной семинарии, а затем и в академии, стал священником, преподавал в Московской духовной академии. В 1995 году он трагически погиб. Сын Сергей окончил медицинский институт, в настоящее время он протоиерей, секретарь епархиального управления Тульской епархии. Дочь Мария после окончания музыкального училища стала регентом церковного хора. Сын Алексей, получив образование в политехническом институте, поступил в Московскую духовную семинарию: в настоящее, время - настоятель храма в г. Кимовске Тульской епархии. Сын Владимир работает фармацевтом.
О каждом из периодов своей жизни отец Алексей написал отдельные воспоминания. Эти небольшие, но очень яркие и искренние этюды, датированные 1970, 1980, 1988 и 1990 годами, объединены общим названием "О самом себе, о родне и прожитой жизни". Они хранятся в семейном архиве его наследников, им адресованы и носят прежде всего личный характер. Публикуемые же очерки "Церковная Вологда 1930-1940-х годов", напротив, носят открыто общественный характер и призваны донести до нас авторские впечатления о жизни православной Вологды полвека тому назад - той Вологды, которую абсолютное большинство из нас, можно сказать, и не знает.
Воспоминания охватывают период с 1930 по 1949 год, при этом 1930-е годы представлены достаточно полно и детально, а 1940-е - фрагментарно. Текст построен по хронологическо-тематическому принципу. Автор ведет читателя по прошедшему времени последовательно, но не строго, не "летописно". Порой он надолго останавливается, особенно там, где скапливаются наиболее яркие воспоминания о событиях и людях, о собственных переживаниях. Где это необходимо, совершает обстоятельные экскурсы в прошлое или выходы в будущее. Благодаря этому воспоминания приобрели характер неспешной беседы-размышления.
Читатель же не должен забывать, что в тридцатые годы, представленные в мемуарах наиболее тщательно, автор был подростком, с 9 лет начавшим прислуживать в храме. Можно только удивляться тому, как он сумел пронести по жизни нетронутыми эти живые, по-детски чистые, а иногда столь же по-детски наивные и трогательные образы людей, картины событий, зарисовки Вологды и ее быта. Важно, что в свои 66-67 лет он не пытается "подправлять" эти первые жизненные впечатления, утяжелять их рассуждениями пожилого, много повидавшего человека. Несколько сюжетов об общецерковных событиях тех лет, вставленных о. Алексеем в окончательный вариант текста (например, о появлении обновленчества в Православной церкви, о "непоминающих"), несут скорее информационно-справочный, чем какой-либо оценочный характер, и нисколько не разрушают индивидуально-личностный ракурс воспоминаний.
Отец Алексей не ставил своей задачей воссоздать всю полноту церковной жизни Вологды. Он пишет только о том, что мог видеть и слышать юный иподиакон, служивший в храме Рождества Богородицы, ставшем после закрытия почти всех вологодских церквей кафедральным собором Вологодской епархии. Но видеть и наблюдать он мог многое, так как этому храму (единственному в Вологде!) суждено было остаться незакрытым. Именно в нем сконцентрировалась церковная жизнь города в самое трудное для православной веры время.
Главный герой воспоминаний о. Алексея - православный священнослужитель, оставшийся верным Церкви и продолжавший исполнять свою миссию в сложнейших условиях репрессий и гонений на веру. В общей сложности он упоминает более чем о пятидесяти служителях Православной церкви - архиереях, священниках, диаконах и регентах вологодских храмов. Важно, что среди них такие известные деятели Церкви, как архиепископ Венедикт (Плотников), архиепископ Варлаам (Ряшенцев), епископ Николай (Караулов), протоиереи Константин Богословский, Симеон Видякин, Феодор Казанский, протодиаконы Николай Румянцев и Михаил Попов и многие другие, память о которых продолжает жить среди православных вологжан. Яркие индивидуальные портреты вологодских священников свидетельствуют, что к тому времени они остались единственными видимыми носителями прежних ценностей и дореволюционного уклада жизни.
Без пафоса и надрыва повествует автор о том подвиге, который несли эти люди. Пожилому священнику, например, суждено было доживать свои дни отдельно от семьи, в какой-то сторожке, а при встрече с родными детьми делать вид, что они незнакомы. Бывшему ректору семинарии приходилось зарабатывать на пропитание распиловкой дров. На улице человека в рясе в любой момент могли закидать грязью, а пасхальные богослужения приходилось служить среди бесчинствующей толпы. После праздничного богослужения и яркой проповеди архиерея или священника у крыльца дома мог ожидать "черный ворон". Удивительно, но все эти "штрихи" вологодской церковной повседневности не мешают автору, воспринимавшему служение в алтаре как величайшее счастье земной жизни, сохранить в целом очень светлый и радостный тон воспоминаний.