В Панинском сельсовете первый раз скот выпускали в праздник или в воскресенье.
«Выпускали в праздник – воскресенье или еще в какой, но не в понедельник» (7).
Выгоняя скотину, обязательно произносили при этом молитву.
«Господи-Боже, благослови, пошли, Господи, моему животу доброго здоровья» (5).
М. А. Бычкова из деревни Панинская рассказывала, что в первый день скот окропляли святой водой: «Первый день выпускают скотинку – вот бабушка у нас дак иконку вымоет в ведерочке, веничек туда в ведерочко и окропит с ног до головы, от головушки до хребта. Иконку вымоет и пятачок туда положит медной» (7).
В общее стадо хозяйка вела свою скотину на веревке. В этот день каждый, у кого был домашний скот, обязательно провожал его.
«Сколько коров, столько и хозяев в поле» (17).
«Выпускали, собирались на горушке, корову-шок выпустят, чтобы они огулялисъ, далеко не выпускали в выгон, в поле пока. Они бегают, разбудыхаются» (7).
«Чтобы скот не боялся грома, то в этот день стреляли из ружья» (17).
В день первого выгона скота особая роль отводилась пастуху. Пастуху вручали стадо, и он старался использовать все средства, в том числе и магические, чтобы сохранить его в период пастьбы.
Основным обрядовым действием, совершаемым в этот день пастухом, был обход стада в поле. При этом обязательным условием было присутствие в стаде всех коров, которых он будет пасти в этом сезоне.
«В первый выгон пастух делал обход. Коров выгоняли в поле, и пастух их обходил» (17).
Обход совершался молча или сопровождался чтением специального заговора — «отпуска». В руках при «отпуске» пастух в Панинском сельсовете носил решето, в котором находились икона, яйцо, нож, специально испеченный хлеб – моленник. На поскотине пастух трижды обходил стадо:
«Пастух обходил с иконой три раза. В руках у него решето, в решето надо жито положить и икону. Скотинку подгоняешь, чтоб она в кружок встала, чтоб она не расходилась, чтоб ходила вместе. Иконка была неболъшенькая, старинная. Когда пастух обходил, остальные, кто скотинку привел, стояли в стороне. Пастух-то, кто его знает, что он там говорит, когда ходит вокруг коровушок. На слух не говорит, никому не слышно, про себя» (5).
«Пастух обходил стадо с решетом: в решете иконка, яичко и пирог. Пек каждый, у кого была корова» (12).
«Моленник, какой-то пекли – по-деревенски назывался. Моленник – это печеное, мазали творожком или сметанкой. Стадо оходили» (18).
«С решетом, обходил, а в решете – боужко (иконка) и топор» (13).
«В решето клали пирог и икону, обходили вокруг стада» (15).
«Пастух не говорит, какой у него обход. Скотину обходил в первый день с иконой и решетом, обходил скотину кругом. Говорит, да ведь не скот тебе на народ – сам про себя» (16).
«В решето клали икону, яйцо и ножик, пастух обходил с этим стадо» (2).
«Обход – скотину пастух обхаживал. Берет пастух икону, вот с иконкой стадо кругом обходит, круг один сделает. Решето, иконка у него» (4).
В какую сторону идет пастух во время обхода стада – точно выяснить не удалось. По сведениям одних исполнителей, пастух обходит по солнцу, других – против солнца.
«Пастух снимал шапку и три раза против солнца обходил стадо» (2).
В то время как пастух совершал обход, хозяева скотины стояли молча, разговаривать было запрещено. После обхода пастуху или его жене давали угощение (пироги, яйца, деньги).
«Пока не обошел, не велено было разговаривать. Икона ставилась в решето. Потом хозяйки пекли пироги (чьи коровы были в стаде) и отдавали их пастуховой жене» (2).
«Скот кто опускает, женщины яйцо кладут ему в решето, кто два кладут, кто там испечоночек – булочку кладет или пирожок какой-то для своей скотинки, чтоб домой ходила. Он обход делает, чтоб скот домой приходил. Обход сделал – значит, хозяйка не смеет пастуха ругать, так как он уже обход сделал» (4).
«В день первого выгона скота пастуху приносили гостинца или деньги. На первый выгон пастуху дарили яичко и пирожок» (10).
«Пастух что-то просил, и ему давали. По 10 рублей пастуху давали в первый выгон» (11).
«А в Перкумьзи делали так: кто-то пирог пек, пирог этот клали в решетце, туда же иконку, и вот дедко обходит стадо. Мы в стадо это не заходим, а только подгоняем, чтоб скотинка не
36
Алексей Григорьевич Цветков, 1933 г. р. д. Зарецкая Панинского сельсовета Белозерского района
выходила. Три раза обойдет пастух, кокнет в барабан, и скотинка пойдет. Пирог съедали потом – на лугу с пастухом» (9).
К обряду первого выгона скота пастух также должен был готовиться. Для обеспечения безопасности стада табуировались некоторые действия пастуха. Эти запреты накладывались знахарем, колдуном, к которому пастух обращался за помощью перед началом выпаса. Пастух обязывался соблюдать ряд запретов, только в этом случае охранительное действие обхода было в силе.
Обход – это своеобразный договор, который заключался между пастухом и хозяином леса (Лешим, Лесовым). При этом функцию защитника скота пастух также возлагал на Лесового.
Каждому пастуху давался свой обход. Каждый год необходимо было брать обход заново. Обход давался в начале лета на весь период выпаса.
«Тот пастух, говорят, с обходом пас. Он как-то делал на скотинку обход, чтобы все лето скотина проходила хорошо, все было спокойно. Обход пастух сам знает»(5).
«Сходит пастух к как-нибутному колдуну. Там обход разный, когда на что был. Другой обход берет с женой не спать, кто обход возьмет – все лето не бреетцы, с бородой ходит. Это пастух сам выбирает. Колдун говорит, а пастух выбирает, какой обход надо взять» (4).
«Пастуху нельзя было ягод брать или грибов» (2).
Нарушение пастухом правил могло привести к порче обхода – магического текста, обеспечивающего сохранность скота.
Обходам чаще владели женщины. Их называли «колдуньями», говорили, что они «знаются с лешим».
«Обход брали, чтоб скотинку спасти. Зверя много было. Пастух брал обход у старушки» (13).
«У нас тут была одна старушка, тоже обходы давала. На Костино жила, я сама ходила. Сходила к ней, она мне дала яичко и сказала: снеси в муравейник, тут вот недалеко дикий муравейник есть. На яичко она что-то наговорила, яичко сырое» (5).
Но жители Панинского сельсовета упоминают и о колдуне-мужчине.
«Пастухи раньше пасли, обходили, заговаривали, к колдуну пастух ходил, чтобы взять обход. Корову волки драли, если обход неправильно делаешь» (14).
«Дядечка, который знает, наговорит пастуху: «Ты сходи в одно место, хлеб да вино положи, сам ничего не бери: ни ягод, ни грибов, ни рыбы – коровы не потеряются»« (2).
Нам удалось узнать, что в Панинском сельсовете обход мог быть наговорен на веревку и на барабанку.
«У нас была такая старушка, она сходит в Карповье, возьмет обход. Придет, никто ничего не знает. Из деревни отвод открываем, веревочка у ней от одного боку до другого протянута и коровушек тут вот пропускаем. Всю скотинку «заовечит», и коровушек, и теляток – какая только есть. Если бодаться будет, так мы не этой дорожкой, а перелезем огород и там, в поле, разгоняемся. Веревка была привязана к столбам. Потом бабка убирала веревочку, и никто ее не должен видеть до конца пасьбы» (9).
«Я сама пасла, вдруг волк выбежал. Коров не
37
тронул. На другой день согнала коров, а четыре коровушки ушли, пришли только три. Тех-то медведь задрал. На болоте пасла, как садиться на кочку, так барабан под жопу, а вскочила – барабан и потеряла. Искали и не могли найти, обход на барабане-то» (8).
Кроме особых обрядов, совершаемых по случаю (окказиональных), и обрядов, приуроченных к народным праздникам, существовали и заговоры, приметы на ежедневный выгон. Перед тем как выпускали в поле, обязательно благословляли, говорили короткие молитвы.
«Каждый день выпускаешь, перекрестишь ее и говоришь: «Поди с Богом, дай тебе Господи. Походи и приходи домой»« (5).
«Скотину также благословляли: выпускали и говорили: «Иди с Богом!» (1).
«Скотину в поле отправляешь и застаешь – благословишь, перекрестишь» (5).
Вот одна отправила, не благословила теленка или обругала, так его и найти не могли долго. Ей сказали – сходи к человеку, так он тебе сделает и теленок придет. Есть такие люди. Как я, человек, настоящий. Что-то поделает, и теленок придет, до сих пор это есть» (5).
Когда скотинку выгоняли – надо обязательно было быть в обуви.
«Если хозяйка не послушается, то ее стегали по босым ногам ветвиной» (10).
Несомненно, в период выпаса скота в поле особое значение придавалось пастухам. В традиционной деревне издавна было принято нанимать пастуха для пастьбы деревенского стада. Пастуха нанимали всей деревней. Обычно это был мужчина пожилого возраста.
«Пастухами брали хороших людей, у которых дело выходило. Один пас – дак 17 годов пропас, молодой парень. Это дело тоже не каждому удается. Он умер, так и не женился. Больше бедные ходили в пастухах» (3).
«У нас один дядька 25 лет пас. Пастуха нет – дак надо поочередно ходить, дак это уже не то. Овец держали дак к овцам рядили пастуха. А коров – дак это надо, чтоб обязательно один пастух пас»(1).
«Раньше пастухи пожилые были. Вот у нас дедко был деревенской. Тот, говорят, как с обходом пас. Молодых пастухов раньше не было, все пожилые, так теперь нет пожилых» (5).
Некоторые исполнители указывали на то, что пастухами были подростки:
«В деревне подростки ходили, они и нанимались пастухами» (12).
Когда пастуха поряжали, то договаривались с ним о расчете, о том, кто его кормит. Расплачиваться могли деньгами, зерном, яйцами. Кроме того, пастуха по очереди в каждом доме хозяева кормили и иногда оставляли на ночлег, если он был из дальней деревни.
«Столовался пастух по очереди в каждом доме» (15).
«Было и такое: у кого сколько коров, те столько дней и кормили» (3).
«Расплачивались также и зерном или по 1 –
2 решета картошки, яиц от каждого дома» (5).
«После «паски» пастух ужинал и чай пил у чужих людей из деревни по очереди» (1).
«Одежду пастуху могли и не давать, он сам одевался» (8).
«С каждой коровушки ему на выгон давали по яичку и по рублю» (9).
Пастушеские музыкальные инструменты.
В исследованном нами Панинском сельсовете Белозерского района раньше пастухи пасли с барабаном. Барабан представляет собой доску с отпиленным косячком, к которой привязывали веревку. Барабан надевали на шею, доска для барабана была из ели или сосны. Жители Панинского сельсовета называли этот инструмент «барабанка». Барабанку каждый пастух делал себе сам.
«Делали барабанку так: доска, косячок отпилен маленько, повернуто – веревочка привязана — одевали на плечо, барабанили деревянными палочками» (15).
«Доска барабана была из елки. И была чтобы с кремешком – звончее. Чтобы звон-то был звонче – дак с кремнем. Кремень – он назывался в деревине как края идут коричневые. Эти елки растут не на суше, а больше к болоту. Она звон создает больше. А из сосны — звуку нету. Елка чтобы мелкослойная была, такие и выбирали специально»(2).
«Барабанку делали из елового и осинового дерева. Звучит еловое лучше. Боле выбирали крем-левое – звук тоньше» (4).
Барабан служил сигналом для выпуска коров в стадо. На звук барабана также реагировала и скотина: не расходилась далеко друг от друга, собиралась на выгон из поскотины домой. Звук барабана отпугивал диких зверей.
«Барабан нужен был как сигнал для выпуска хозяйкой коровы. Барабан забарабанит – дак вот и надо выпускать. На одной стороне забарабанил – и по всей деревне звук» (2).
«У пастуха барабанка есть, которую он привязывал к шее, он стучал по ней палочками» (1). «Пастух пасет, так пастух и барабанит» (16).
«В первый день, когда выпускали, долго барабанили: «хорошо, далеко слыхать. Пастух барабанит в первый день, вот коровушек и выпускаешь. Как-то он хлеско барабанит, звонко, да хорошо. Вечером как забарабанит, так все коровушки услышат, все замыркают и собираются – домой идут» (8).
У каждого пастуха был свой наигрыш.
«Другой как выстучит, так хоть пляши» (7).
«Барабан был из доски и две палки такие. Кто хорошо барабанит, а кто дак так просто колотит. Дедко-то тот пас дак хоть пляши, как в гармонью играет — вишь, как выделывал барабан-кой» (2).
Таким образом, до недавнего времени в Панинском сельсовете скотоводческие обряды были хорошо развиты. К сожалению, на сегодняшний день они практически не бытуют, утрачены статус пастуха и традиция профессионального пастушества.
38
Это, в первую очередь, связано с разрушением деревенского уклада, сокращением числа жителей деревень и соответственно количества домашнего скота. Тем не менее многие, кто держит скот, до сих пор выполняют обряды на домашнем уровне, пользуются заговорами, выполняют обход стада в день первого выгона скота. Пастуха в основном заменяют, пасут скот «в очередь». В некоторых деревнях при пастьбе до сих пор используют барабанку.
Список респондентов
Белозерский район, Панинский сельсовет
1. Федотова Е. Н., 1920 г. р., уроженка д. Большой Двор (АФ1-0104).
2. Родионов М. К., уроженец д. Борок (АФ1-090).
3. Аполонова В. В., 1923 г. р., уроженка д. Горбуша (АФ1-0107).
4. Яковлев А. Н., 1932 г. р., уроженец д. Конец Мондра (АФ1-096).
5. Смирнова М. А., 1925 г. р., уроженка д. Зарецкая (АФ 1-090).
6. Дорофеева Н. М., 1930 г. р., уроженка д. Панинская (АФ1-0100).
7. Бычкова М. А., 1925 г. р., уроженка д. Панинская (АФ1-0105).
8. Демичева Е. А., 1913 г. р., уроженка д. Перкумзь (АФ1-0108).
9. Маркова М. П., 1923 г. р., уроженка д. Перкумзь (АФ1-0108).
10. Аполонова Ю. А., 1933 г. р., уроженка д. Борок (АФ1-0113)
11. Волков Л. Н., 1931 г. р., уроженец д. Борок (АФ1-0113).
12. Притыкина А. Н., 1928 г. р., уроженка д. Борок (АФ1-0113).
13. Соловьева А. М., 1932 г. р., уроженка д. Карпово (АФ1-095).
14. Бычкова М. А., 1925 г. р., уроженка д. Панинская (АФ1-0114).
15. Грабежева Е. К., 1921 г. р., уроженка д. Борок(АФ1-0102).
16. Кирикова М. Е., 1921 г. р., уроженка д. Борок (АФ1-0112).
17. Петрова О. Д., уроженка д. Панинская; Петров В. Г., 1931 г. р., уроженец д. Панинская (АФ1-0103).
18. Кирикова Е. С, 1932 г. р., уроженка д. Перкумзь (АФ1-0108)
Дарья Канбарова
ученица 11 класса, Дворец детского и юношеского творчества им. А. А. Алексеевой г. Череповца
Научный руководитель – педагог дополнительного образования Лариса Евгеньевна Розова
ТРАДИЦИИ ВОСПИТАНИЯ: ПЕРИОД МЛАДЕНЧЕСТВА (КОЛЫБЕЛЬ)
(анализ экспедиционных материалов фольклорно-этнографической студии «Матица»)
В традиционной народной культуре каждый период жизни человека воспринимался особым образом и обеспечивался определенными действиями, предметами, особым отношением.
Первым моментом, важным и значимым, был, конечно же, момент появления человека на свет и первый год жизни, называемый периодом младенчества.
С рождения и лет до 3-4 основным местом пребывания для ребенка в традиционной культуре становилась «зыбка» («люлька»). «Пока маленький ребенок, то возле матери спал, потом его в люльку ложили...». Зыбка, была для него первым «своим» местом; именно отсюда ребенок начинал воспринимать близких ему людей, окружающий его мир.
В основном для обозначения места, где спал ребенок, в Вологодской области употребляли название «зыбка»: «... ящик сколочен, и это называли зыбкой (деревянной)»[1]. Обычно ее делал сам хозяин (отец, дед ребенка). Могли и заказать ее у хорошего мастера. Как правило, изготовляли зыбку из еловых дощечек или плели из бересты, дранок. Но считали, что в зыбке из бересты ребенку плохо дышалось, а «в зыбке из дранки воздуху больше». «Зыбка из сосны: наделают дрантушки и сделают, как корзиночку... Деревянных у нас не было. Плетут, как корзину...»[2].
По углам зыбки делали 4 дырки, в них продергивали веревки (они собирались в один узел) или вставляли черемуховые (ивовые) толстые прутья, изогнутые дугообразно: «... в углах были дуги из черемухи, к ним веревки и крепили»[3].
За них и подвешивали зыбку к очепу. «Прикреплялась она к очепу»[4]. «У некоторых на пружине зыбка качалась» (в более позднее время)[5]. «Зыбка крепилась к матице в кольцо, и березовую деревину-жердь в кольцо просовывали». В семье зыбка переходила от одного ребенка к другому.
Как нам говорили исполнители, раньше повсеместно были зыбки, а потом стали делать деревянные кроватки-качалки: «Потом ковыляшки были»[6].
Очеп – это длинная гибкая жердь. «Очеп-палка, на которой зыбка висит. Очеп делали в основном березовый: он хорошо гнется, не дает трясу, качает лучше. Жердь в лесу вырубали»[7].
Как указывал Д. К. Зеленин, если хозяин мастерил колыбель для своего первенца и хотел иметь еще детей, то он шел за деревцем для очепа в лесную чащу[8].
Крепился очеп под потолком: в матицу вбивали железное кольцо, в него вдергивали очеп. К одному концу привязывали зыбку, а другим он упирался в потолок. «Деревянная жердь – один конец в потолок уперся, а на другом зыбка повешена. Вот так и качали – ребенок только прискакивает» [9].
Тянулся очеп через всю избу. При желании можно было легко переместить зыбку в другую часть комнаты: ближе к столу, к печке или на середину. Иногда она висела рядом с полатями или кроватью[10].
Жердина качалась, и зыбка качалась. От зыбки вниз к полу свисала веревка с петелькой. Нянька продевала ногу в петельку, качая зыбку, а руками продолжала прясть. «Бабка нянчилась с детьми: привяжет веревку к ноге, да и качает зыбку»[11].
На дно зыбки клали солотку, под головку могли положить стружки. «В зыбке мешок, набит соломой. Если нассит, дак вода пробежит ...»[12]. Мокрую соломку из люльки выгребали и постилали новую. Подстилку покрывали пеленкой. (Обычно это был старый лоскуток.) Нянька за ноги брала ребенка и лоскуток вытаскивала, сухой под-кладывала. (Малолетней няньке брать на руки ребенка не разрешалось.) Когда ребеночку исполнялся год, шили матрасик и подушечку: «Тюфячок в зыбке – соломкой набьют мешочек, вот и лежал, да пелены кинут из ветоши, из старого белья» [13]. Подушечку набивали ватой или пером. Но перьевой подушкой старались не пользоваться: «Перьяной подушки плохо – сопреет ребеночек» [14]. Могли подушку набить и пухом от рогоза. В зыбку одеяло тряпочное клали, пеленки использовали домотканые (из старого).
Зыбку закрывали пологом: «От мух, да чтобы спал, темно там»[15]. Верили, что полог предохраняет не только от света и насекомых, но и от испуга, от сглаза. Считали: если ребенок в зыбке открыт, это грех. Иногда вместо полога прицепляли старый сарафан: «Вот мой сарафан и висел вместо полога». Часто полог украшали: кружева пришивали, оборочки. Вышивали подголовник.
40
В северорусских губерниях очень внимательно следили за тем, чтобы колыбель не оставалась непокрытой: считалось, что тогда в нее может забраться дух, который напугает ребенка[16].
В Белозерском, Тотемском и Никольском районах нами было зафиксировано, что в люльку девочки отец или дед клали или подвешивали маленькие веретенца, прялочки, которые являлись непосредственными оберегами будущей хозяйки, мальчику – деревянный топорик, лук, стрелы[17].
Дети рождались разные: иногда спокойные, иногда крикливые («неспокойное дите всей семье покою не дает, от качки не отойти»). Иногда, чтобы избавиться от крикливости ребенка, в зыбку клали полено, чтобы младенец спокойным стал, как полено. Чтобы ребенок спал спокойно, в колыбель также клали гребень или веретено[18].
Существовала примета, запрещающая качать пустую зыбку: считали, что от этого ребенок может заболеть.
Если младенчик рождался болезненным и был обречен, то зыбку с умирающим ставили на пол, под иконы. Считали, что в зыбке, висящей на очепе, умирать маленькому тяжелее.
Раньше родители много работали, летом постоянно уходили в поле, и нередко для ребенка нужна была нянька-пестунья. «В каждом доме няньки свои были»[19].
С младшими детьми обычно нянчилась мать и старшие дети. Но нередко нянек нанимали, если не было своих детей на эту роль. Как правило, ими становились девочки-подростки или старушки. Часто в няньки нанимались сиротки. С ними рассчитывались одеждой или едой (зерном, яйцами), иногда деньгами.
Няньки с маленькими детьми оставались дома. У пестуньи в доме было особое положение. Она занималась только с ребенком: пеленки меняла, кормила, летом на улицу выносила, спать укладывала, байкала: «В зыбке ребенка качали, он и засыпал. Пели песенки ребенку»[20].
В репертуаре каждой няньки были свои колыбельные песни.
Колыбельная — это эмоционально окрашенное повествование. Образы колыбельных песен дают представление о силах природы, об окружающей жизни, о своем и чужом, о хорошем и дурном. Младенец, к которому была обращена колыбельная песня, воспринимал в первую очередь ее напев, оказываясь под его воздействием. В восприятии же няньки главными становились слова.
Баю-баюшки-баю,
Баю-баюшки-баю,
Сидит ворон на краю,
Баю-баю-баю-бай,
Не ходи-ко на сарай,
Тебя мышка съест или ящерка.
Приходил ко мне бадяй,
Сказал: «Машеньку подай!»
Я бадяю на ответ:
«У нас Маши дома нет»[21].
Уточка кряковая,
Где ты ночку ночевала?
Там, там на болоте
Серые волки бежали,
Серое клочье роняли
Я, молодая, подобрала...[22]
Качали ребенка и пели. Качали ребенка чаще на руках, иногда веревочку к зыбке привязывали и эту же веревочку к ноге привязывали.
«Я нянчилась с сестрой. Она в зыбке лежала, вот я качала. Мама поставит меня к зыбке, а я убегу. Она меня опять приташшит, отколотит и всяко...»[23].
«Уйду на работу, дак по трое в зыбку заберутся. Одна в ногах, другая в головах, а ребенок спит»[24].
Дети учились «байкать» рано, потому что они играли с куклами и своих кукол «байкали» так бабушки «байкали» малышей. «Я лучину суну в щель в стене, привяжу коробок, вот и качаю куклу в зыбке», — рассказывала нам Сизова София Ильинична[25].
И поэтому, когда девочкам исполнялось шесть лет, как правило, они уже знали много колыбельных. Могли и свое придумывать, потому что говорить в рифму становилось привычкой.
Кроме того, пестуньи знали еще и приметы, оберегающие ребенка:
- Нельзя переступать через дите, а то расти не будет.
- Около маленького, который сидит на полу, не подметать (ходить долго не будет).
- До года ребенку не дают в зеркало смотреться (пугаться будет).
- До года нельзя малыша в губки целовать (долго разговаривать не будет).
- Нельзя бранить и проклинать ребенка (будет глупым и трусливым).
Хорошая нянька, как правило, знала много приемов обращения с ребенком (наравне с матерью и бабушкой):
С лежащим в зыбке дитем нужно «гулить», чтобы улыбался, узнавал по голосу.
Использовали всевозможные «потягушечки», когда ребеночка вынимали из пеленок и его залежавшееся тельце поглаживали (массажировали).
Когда плачет, умели успокоить ласково, утешить.
Припугнуть так, чтоб сильно не испугался: «Пугали часто: бабой ягой, букой, медведем, козой, а если ребенок пугался, говорили: «Уходи, коза, прочь, не бодай Ваню». Забавляли ребенка, приговаривая и припевая».
Несмотря на то, что игрушек раньше было мало (особенно у грудничков), взрослые старались, чтобы с игрушкой ребенок соприкасался с самых первых дней жизни. Она помогала взрослым объяснять малышу мир. Уменьшенные под размер детской ладони игрушки «приближали» к ребенку окружающий мир, облегчали его понимание.
Как рассказывала Крякунова Александра Федоровна, на зыбку вешали колечки, тряпочки разноцветные[26]. Использовали также бытовые
41
(безопасные) предметы, способные издавать звуки или имеющие яркую окраску, делали погремушки:
Маковая головка с маковочками (шуршали над ушками).
Над зыбкой подвешивали на веревочке две деревянные расписные ложки (они висели и тарахтели, если ребенок заденет ручкой).
Подвешивали маленький колокольчик.
Пустые катушки от ниток связывали, как бусы (ребенок ручкой шевелил, а катушки побрякивали).
Шили мячик из цветных тряпочек, привязывали к веревочке (ребенок ловил).
Плели шаркунки из бересты, внутрь насыпали горох или камушки – получалась погремушка.
Телячий пузырь надували большим прозрачным шаром, туда насыпали сухого гороха, когда пузырь высыхал, гремел, тарахтел.
Надували телячью прямую кишку, насыпали горох, завязывали. Получалась погремушка, похожая на тыкву. Ее можно было использовать и как мячик, скачущий по земле, и как шарик, летающий по воздуху.
Пеленание. По материалам, зафиксированным нами в Толшменском с/с (Тотемский р-н), сразу после рождения ребенка обязательно пеленали и обвязывали поясом, сплетенным из тряпок. Были и другие пояса для пеленания детей. Одна сторона такого пояса была «баская», а другая – полотняная. Пояса были длинные, около 2 метров. Кончики их завязывали петелькой.
Ребенка пеленали в полотняную пеленку. Была у ребенка и «выходная» пеленка. Чаще всего материалом для пеленки служила старая рубаха. Пеленали детей на ногах: садились на стул, ноги клали на другой, а ребенка – на ноги. Могли пеленать на кровати или на печи. Пеленали ребенка так: протягивали у него ручки и ножки, заворачивали в пеленку, а потом оборачивали поясом крест-накрест.
О своем опыте няньки нам интересно рассказывала Шушкова Павла Платоновна[26]. «Отец умер, мне 8 лет было, а сестре годик. Уйдут на работу летом, меня оставят с ней. Мама накажет: «Девочку запеленай да пеленки нагрей, чтобы ей тепляя было, положи в зыбку и уклади». Я пеленки на печь. Сначала пояс, пеленки на пояс настелю. На головку платок одену, пеленкам да поясом окручу и в зыбку, и баюкаю:
Баю-баюшки-баю,
Я ведь Анну укладу,
Байки-побайки да
Мамки китайки,
Отцу – кумачу,
Брату – луковицу,
Сестре – пуговицу.
О- о- о- о
Люленьки-люлю,
Баеньки-баю.
О- о-о-о
Спи-ко, Аннушка,
Спи- ко, милая,
Люлю-люлюшки-люлю
Я ведь Аннушку люблю,
Укачаю, укладу.
«Спи с богом, дитятко!» – перекрещу ее, а сама к окошку, и у каждого спрашиваю, кто мимо идет: «Не видали ли нашей мамки?». Середи дня, а она на сенокосе...»[27].
Выкормить ребенка – дело непростое. Женщины кормили детей грудью, никого не стесняясь. Сразу после рождения ребенка грудь не давали, считали, что он еще мал, сосать не может. Прикармливать начинали почти с первого дня.
Бутылок не было. Когда ребенок подрастал, его кормили из соски, которую делали из коровьего соска. Делали ее так: у коровьего рога, в том месте, где он сужался, делали прорезь. На прорезь одевали коровью соску. Приладят соску и молочка нальют. Эту соску нянька держит, пока ребеночек ест. По словам исполнителей, в этой соске молоко быстро закисало. Тогда этому рогу замену из коровьей кожи приспособили. Когда корову заколют, внизу у шкуры есть бархатный слой, где нет шерсти. Кусочек этот выделают, обработают, кругом обошьют, на рог натягивают и льняной ниткой крепко обкручивают. В такой соске молоко не киснет, потому что кожица эта плотная и мягкая.
Еще соску делали другим образом: брали тряпочку, жевали толокно, заворачивали в тряпочку, а потом ниточкой перевязывали. Вместо толокна могли нажевать хлеб с сахаром и также в тряпку заворачивали. Когда не было молока, кипяток с сахаром наводили.
Чтобы ребенок не болел, его содержали в чистоте. Когда в баньке мыли, то парили его в травке. Мыли в деревянных шаечках: «Посадят ребенка в шаечку деревянную, из ковшичка поливают». До года ногти не стригли, а откусывали.
Всех маленьких детей парили в печке веником. Веник брали обязательно березовый. В Толшменском с/с (Тотемский р-н) нами было зафиксировано, что когда ребенка парили в печи веником, то приговаривали заговор: «Не я тебя парю, не я тебя мою. Парит, моет тебя бабушка Соломонида, которая истинно Христа мыла да парила. Просила милость Божью, благодать Господню» (чтобы ребенок спокойным был)[28].
Заговаривали и веничек, которым парили ребенка: «Как этому веничку белой березки не видать, частому дождичку не ливать, буйному ветру не дувать, так и ... младенушко, тебе скорбь, пепелище не видать»[29].
Заговаривали и мыло, которым мыли ребенка: «Мыло, ты, мыло, белое мыло, двенадцать угодий, двенадцать здоровий, не давай ты, белое мыло, ни щипоты, ни ломоты, ни в кишках, ни в пашках, ни в пупе, ни в желудке, ни в семидесяти суставчиках».
Были заговоры и на воду: «Как эта водица, сбегает, стекает, так бы и скорбь, пепелище, ноша, ломота сбегала, стекала, доброе здоровье набегало, не стекало, вода сошла — все снесла; что было до бани – пойди все за баню, что было впереди – оставайся позади»[30].
42
Проведенный выше анализ ухода и пестования младенцев в Вологодской области свидетельствует о глубоко укоренившейся традиции.
Приложение
Колыбельные песни
Поточка моховая,
Где ты ночку ночевала?
Там, там, там под кусточком[31].
Баю-баюшки-баю,
Баю-баюшки-баю,
Сидит ворон на краю,
Баю-баю-баю-бай,
Не ходи-ко на сарай,
Тебя мышка съест или ящерка
Приходил ко мне бадяй,
Сказал: «Машеньку подай!».
Я бадяю на ответ:
«У нас Маши дома нет»[32].
Спи, малыш, все дети спят,
И давно им снится, что
Прилезала осень в сад
Рыжая лисица.
Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю,
Придет серенький волчок,
И ухватит за бочок[33.
Уточка кряковая,
Где ты ночку ночевала?
Там, там на болоте.
Серые волки бежали,
Серое клочье роняли,
Я, молодая, подобрала...[34]
Баю-баюшки-баю,
Живет Володя на краю
Он не беден, не богат
Полна горенка девчат.
Все по лавочкам сидят,
Кашу масляну едят,
Каша масляная,
Ложка крашеная.
Воз везется, рот трясется,
Душа радуется[35].
Бай-бай
Поди, бука, на сарай,
Коням сена надавай,
Кони сена не едят,
Все на Мишеньку глядят.
(Напевает)
Баяли ребенка.
«Он не нужон, не богат,
У его много ребят,
Все по лавочкам сидят,
Кашу масляну едят,
Каша масляная,
Ложка крашеная,
Ложка гнется,
43
Нос трясется,
Душа радуется.
Баю-баюшки-баю, да
Нет ли местечка в раю?
Нет ли местечка в раю,
Мне на самом на краю,
Мне на самом на краю,
Не помешаю никому,
Бай-бай-бай.
Байленки,байленки,
Просыпай не на денки,
Ночки темненькие
Денки коротенькие...
Бай-бай-бай...
Ой люлю-люлю-люлю,
Поскоряе укладу...
Бай-бай-бай,
Поскорее засыпай,
Ой ленки, ленки, ленки,
Скотаем Вале валенки.
Валенки на ножки
Бегать по дорожке.
По дорожке по шорной
Да к бабушке родимой
Валенька придет,
Бабушка обраднет.
Олю, бай, Олю, бай,
Поскорее засыпай.
Оля вырастет большая,
В лес по ягодки пойдет,
В лес по ягодки пойдет,
Тяте, маме, принесет
Тятя, мама, вы поешьте
Нашу Валеньку потешьте
Баю-баю, не ругаю,
Лю- лю, лю- лю, не браню,
Гену спать повалю.
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю,
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою.
Баю-баю шки-баю,
Колотушек надаю,
Придет серенький волчок
Ирке стукнет в потолок.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Осичева Г. Е., 1932 г. р., д. Зверинец Сиземского с/с Шекснинского р-на, род. в д. Крутого (АФ1-081).
2 Рябинина А. П., 1925 г. р. , Уфтюгский с/с Нюксенского р-на, д. Пожарище, здешняя (АФ1-121).
3 Шулева А. М., 1923 г. р., с. Нюксеница, род. в д. Макарьино Городищенского с/с (АФ1-121).
4 Осичева Г. Е., 1932 г.р. ...
5 Солынина Н. И., 1938 г. р., д. Чаромское, Чаромский с/с Шекснинского р-на, здешняя (АФ1-138).
6 Ермфичев С. М., 1930 г. р., д. Поляна, Сиземский с/с Шекснинского р-на (АФ1-076).
7 Рябинина А. П., 1925 г. р. ...
8 Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография. М., 1991.
9 Драков В. И., 1929 г. р., Дракова М. К., 1929 г. р., д. Матвеевская, Еремеевский с/с, Шекснинский р-н (АФ1-132).
10 Рябинина А. П., 1925 г. р. ...
11 Кузнецова М. Ф., 1920 г. р., д. Кукшева, Кукшевский с/с, Белозерский р-н (АФ1-039).
12 Рябинина А. П.. 1925 г. р. ...
13 Драков В. П., 1929 г. р. ...
14 Шулева А. М., 1923 г. р. ...
15 Рябинина А. П., 1925 г. р. ...
16 Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография ...
17 Яковлева М. П., д. Чулково, Антушевский с/с, Тотемский р-н; Петухова Д. П., 1915 г.р., д. Котельное, Вахневский с/с, Никольский р-н (ЭАФ ШТНК).
18 Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография...
19 Шушкова П. П., 1924 г. р., п. Нюксеница Нюксенского р-на, род в д. Юшково Юликовского с/с (АФ1-123).
20 Крылова Е. В., 1924 г. р., д. Калинино Панинского с/с Белозерского р-на, род. в д. Панинская (АФ1-091).
21 Полюшкова Г. А., 1916 г. р., д. Андрюшево Еремеевского с/с Шекснинского р-на, род. в д. Андрюшева Калининского с/с (АФ1-129).
22 См. приложение.
23 Драков В. И., 1929 г. р., Дракова М. К., 1929 г. р. ... (АФ1-132).
24 Рябинина А. П., 1925 г. р., Нюксенский р-н, д. Пожарище, здешняя (АФ1-121).
25 Сизова С. И., 1925 г. р., д. Кузьминское, Сиземский с/с Шекснинского р-на (АФ1-134).
26 Крякунова А. Ф., 1930 г. р., род в д. Шигоево, Чаромский с/с Шекснинского р-на, здешняя (АФ1-131).
27 Федотова Е. Н., 1920 г. р., д. Большой Двор Панинского с/с Белозерского р-на, род. в д. Поддубная Панинского с/с (АФ1-101).
28 Ерехинская А. К., 1921 г. р., д. Село Верзнетолшменского с/с Тотемского р-на (АФ-001).
29 То же.
30 Медолазова П. А., 1918 г. р., д. Черепаниха Маныловского с/с Тотемского р-на (АФ-013).
31 Хрусталева Р. Л., 1928 г.р., д. Дубки Сиземского с/с Шекснинского р-на, род. в д. Малая Сизьма (АФ1-074).
32 Полюшкова Г. А., 1916 г. р., д. Андрюшево Еремеевского с/с Шекснинского р-на, род в д. Горка Калининского с/с (АФ1-129).
33 Солынина Н. И., 1938 г. р. ...
34 Крякунова А. Ф., 1930 г. р. ...
35 Рябинина А. П., 1925 г. р. ...
36 Клементьева Л. И., 1925 г. р., п. Пожарище Нюксенского р-на (АФ1-122).
37 Крылова Е. В., 1924 г. р., д. нинского с/с Белозерского р-на, здешняя (АФ1-091).
38 Жилинский С. Н., 1929 г. р., д. Бережок Вожбальского с/с Тотемского р-на, род. в д. Ивановская Вожбальского с/с (ЭФ ШТНК).
39 Попова Ю. В., 1928 г. р., д. Великий Двор Великодворского с/с Тотемского р-на, здешний (АФ1-059).
40 Бредникова Н. А., 1924 г. р., д. Ермолица Верхнетолшменского с/с Тотемского р-на, род. в д. Лом Верхнетолшменского с/с (ЭФ ШТНК).
41 Сорокина М. Е., 1918 г. р., д. Пиндино Кукшевского с/с Белозерского р-на, род в д. Яловцево Староникитского с/с (АФ1-168).
СПИСОК ИСПОЛНИТЕЛЕЙ
Белозерский район:
Кукшевский сельсовет (экспедиция 2001 г.)
1. Феофанова Антонина Михайловна, 1926 г.р., д. Антуфьево.
2. Афанасьева Антонина Алексеевна, 1918 г.р., д. Антуфьево.
3. Федорова Ольга Афанасьевна, 1920 г. р., д. Воздвиженье, род. в д. Лапино.
4. Медведева Нина Дмитриевна, 1939 г. р., д. Кукшево, род. в д. Сергиевская Раменского с/с.
5. Меркурьева Александра Флегонтовна, 1916 г. р., д. Кукшево, род. в д. Ершово.
6. Волкова Валентина Александровна, 1930 г. р., д. Кукшево, род. в д. Савино, Кирилловского р-на.
7. Семенова Александра Михайловна, 1926 г. р., род. в д. Абаконово.
8. Меркурьева Екатерина Николаевна, 1932 г. р., род. в д. Ануфриево.
9. Матвеева Валентина Михайловна, 1927 г. р., род. в д. Воздвиженье.
10. Иванова Мария Васильевна, 1922 г. р., род. в д. Ануфриево.
11. Лопатина Мария Кузьминична, 1924 г.р. Тулинский сельсовет
1. Демичева Анна Матвеевна, 1927 г. р., род. в д. Ешово.
2. Петрова Меропия Александровна, 1913 г. р.
3. Сафронов Василий Егорович, 1929 г. р.
4. Сафронова Валентина Ивановна, 1931 г. р. род. в д. Рябове
5. Озерова Екатерина Алексеевна, 1933 г. р. род. в д. Река.
6. Озеров Алексей Александрович, 1933 г. р.
7. Радостная Мария Петровна, 1920 г. р. род. в д. Монастырская.
Николаева Александра Михайловна, 1915 г.р. род. в д. Трушино Агашенского с/с.
Панинский сельсовет (экспедиция 2002 г.)
1. Бычкова Мария Александровна, 1925 г.р., род. в д. Панинская.
2. Позняков Николай Александрович, 1932 г. р., род. в д. Борок.
3. Притыкина Анна Никитична, 1928 г. р., род. в д. Андозерово, Андозерский с/с.
4. Маркова Мария Петровна, 1923 г. р., род. в д. Перкумзь.
5. Околов Виктор Никонович, 1939 г. р., род. в д. Норова Гора.
6. Трошичева Зоя Васильевна, 1926 г. р., род. в д. Юрино.
7. Крылова Екатерина Васильевна, 1914 г. р., род. в д. Панинская.
Шекснинскин район:
Сиземский сельсовет
1. Титова Лидия Павловна, 1925 г.р., род. в д. Соловарка.
2. Хрусталева Р. Л ., 1928 г.р., д. Дубки, род. в д. Малая Сизьма.
Еремеевский сельсовет
1. Полюшкова Г. А., 1916 г. р., д. Андрюше-во, род. в д. Горка Калиницкого с/с.
2. Крякунова А. Ф., 1930 г. р., д. Шигоево. Чаромский сельсовет
1. Солынина Н. И.,1938 г. р., д. Чаромское. Нюксенский район
1. Рябинина А. П., 1925 г.р., Уфтюгский с/с, д. Пожарище.
2. Шулева A.M., 1923 г.р., с. Нюксеница, род. в д. Макарьино Городищенского с/с.
Дарина Кузнецова
ученица 10 класса, Вытегорский районный Дом детского творчества
Научный руководитель – педагог дополнительного образования Татьяна Александровна Ипатова
ОЛОНЕЦКИЕ ОБЕРЕГИ
В защите от нечистой силы, от порчи и сглаза, укусов, пожара, болезней и прочих нечистей олонецкий крестьянин использовал обереги. В традиционной культуре оберегом считался «предмет, наделенный магической силой охраны и защиты». Это могли быть различные камни (например, в д. Кондуши Вытегорского уезда в конце XIX века оберегом считали магический «вереливый камень», который от жару рассыпался в песок. По верованиям крестьян, он «спасал человека от всего: сила нечистая боится его больше, чем ладана; его носят при себе, чтобы никто не мог испортить наговором»; антропоморфные фигурки-куклы, ветки растений и мн. др.
Олонецкому крестьянину оберегами служили многие предметы, среди которых особенно выделялись орудия труда, чаще всего режущие и колющие (серп, коса, вилы, ножницы, шило и т.д.), и предметы быта, те, которые так или иначе были связаны с огнем и очагом. В первую очередь, это были ухват, кочерга, железная заслонка, лопата хлебная и даже глиняные горшки. Данные предметы, по верованиям крестьян, наделялись защитной силой и выступали в качестве оберега в скотоводческой, свадебной, похоронной и другой обрядности.
Заслонка – металлическая (железная) доска, закрывающая устье печи. В приметах и гаданиях заслонка воспринималась крестьянином «как граница, приближение к которой чревато опасностью, потерей достатка и одновременно открытием (открывает) перспективы контакта с иным миром»[1]. В славянской мифологии труба печная традиционно представлялась путем, связывающем жилище человека с «тем светом». В повседневной жизни в охранительных целях рекомендовалось держать заслонку закрытой. Это правило строго соблюдалось. Так, во время грозы принято было обязательно закрывать двери, окна и заслонку, иначе «черт или нечистый дух влетит в дом». Заслонку закрывали, когда кто-нибудь отлучался из дому, «чтобы дорога была удачной и домой вернулся»[2]. Прежде чем выгнать коров в поле, весной во многих вытегорских деревнях разводили настоящий огонь на двух заслонках у порога хлева. В Ежезерском приходе во время выноса покойника из дому заслонку открывали, и оставшиеся дома дети смотрели в печь, засунув голову в отверстие шестка, чтобы «не видеть покойника и нескоро умереть»[3].
Также, благодаря своей связи с огнем, считались магическими кочерга, ухват и лопата хлебная. Ухватом нельзя было шевелить горящие угли в печи – «у коровы снизится удой», а печной лопатой хозяйка гнала корову к быку, «чтобы получить теленочка наверняка». В обращении же с кочергой проявлялось почтительное отношение к ней: кочергу нельзя было бросать, нужно было ставить в углу около печи; на ночь кочергу и ухваты клали «на отдых» – если этого не произойдет, они будут «ругать» хозяйку[4]. Кочерга служила средством отпугивания нечистой силы. Кочергу (наряду с другими «магическими» предметами – поясом, бучильными[5] клещами) клали поперек порога, прежде чем выгнать корову на пастбище. Верили, что «если корова не наступит на эти вещи, то все обойдется благополучно»[6]. В Ежезерском приходе во время похорон, когда покойника снимали с лавки и клали в гроб, то на то место, где он лежал, подкладывали кочергу, чтобы, по народному поверью, «не было в избе другого покойника».
Но наибольшую магическую силу, как средству защиты и охраны, крестьянин приписывал не предметам-оберегам (в том числе и перечисленным выше), а кресту – «божьему огненному знаку», символизирующему свет (огонь), солнце и соответственно плодородие и жизнь. В народной традиции проявляется отношение к кресту как к святыне. Нельзя было указывать на крест рукой, а только движением головы или глаз; детям запрещалось играть с крестом, т.к. это могло привести к смерти родителей. «Ходить со святиной», так говорили в д. Коштуги Вытегорского уезда, когда ходили с крестами или освященной водой по домам. Деревянные кресты носили по деревням священник, дьякон, псаломщик на второй день Пасхи. Их заносили в дома крестьян и ставили в угол к иконам, в кадушку с овсом, житом или горохом[7]. В тех избах, где были недавно умершие, кресты оставляли на несколько дней, и на них хозяйки развешивали полотенца[8]. Кресты ставили возле очага, на границах деревни, на перекрестках. Народная молва сохранила воспомина-
46
ния о большом деревянном кресте, который был поставлен на границе Вытегры и д. Шестово[9].
Крест использовали в магии и гаданиях. Так, при пропаже скота, если розыски оказывались тщетными, крестьяне прибегали к магическим действиям. Чаще всего бросали кресты. Кресты составляли из двух лучин, перевязанных ниткой из одежды, а бросали их в полночь в лесу на развилке наотмашь через левое плечо, приговаривая при этом: хозяин леса, верни мою милую скотинушку (имярек). Более надежным считалось использование не одного, а сразу трех крестов: первый надо было спрятать в хлеву (вариант – в кармане), второй – спрятать в доме под горшок, а третий – бросать в полночь на росстани (развилке). Совершив обряд, надо было молча бежать домой и «зааминить все окна и двери, чтобы не догнали черти». Через три дня кресты надо было утопить в болоте, т.к. они якобы мешали лешему передвигаться в его владениях.
Однако чаще всего в защите от вредоносных сил крестьяне рисовали или чертили кресты. Кресты рисовали мелом или углем на дверях домов и хозяйственных построек, чертили или выжигали знак креста особой «пасхальной» свечой. Кресты рисовали и дегтем, особенно в случаях эпидемий, таких, как ветряная оспа. Иногда на двери, кроме креста, писали надпись, обращаясь к болезни: «Дома никого нет, приходи вчера». Крест рисовали и тестом на Пасху и Рождество[10].
Этот знак был отмечен на хлебе в Вытегорском крае и во время прохождения местного обычая «ходить с мякушкой». В среду, на средокрестной неделе после Пасхи, дети в возрасте до 8 лет отправлялись с ковригой, выпеченной из белого хлеба к своим крестным отцам, за что от них получали подарки. Коврига – «мякушка» у ребенка в руках в верхней части была обязательно отмечена выпеченным крестом.
Наряду с рисованием креста, в среде вытегорских крестьян было широко распространено закрещивание. Закрещивать – осенять крестным знамением охраняемый объект, создавая тем самым преграду для опасности и изгоняя зло (болезнь, нечистую силу и т.д.) Закрещивание применялось во всех видах обрядности – родинной, свадебной, похоронной, скотоводческой и пр.). Закрещивание осуществлялось не только правой рукой справа налево, но и другими способами (ногой, хлебной лопатой, ухватом, веточками вербы и т.д.). Рукой чертили крестики, закрещивая путь перед ребенком, когда тот впервые учился ходить, «чтобы скорее на ноги становился»[11]. На свадьбе дружка перекрещивал плетью Липины[12] дверей и при входе в церковь на повенчание. При выпасе коров каждое утро пастух трижды хлестал прутом по земле, поручая хозяину леса пасти коров. Весь день пастух находился дома, работал, а вечером выходил за деревню и хлестал кнутом по земле крест-накрест, принимая у хозяина леса скот обратно. При покупке скота покупатель, уводя со двора корову, закрещивал путь назад, махая крест-накрест коровьим хвостом. Закрещиванием пользовались и в народной медицине. В деревнях Унд-озеро, Тудозеро, Черная Слобода, Девятины ши-
А так поясом обвязывали себя!
М. Г. Каманина показывает, как раньше носили «вязево». Июль 2004 г.
роко был известен «утин» – ломота в спине в области поясницы. Наиболее распространенным способом лечения являлся следующий, известный под названием «рубить утин»: больной ложится животом на порог, знахарь кладет ему на спину веник, стукнет по венику топором крест-накрест, при этом больной спрашивает знахаря: «Что рубишь?» Лекарь отвечает: «Рублю утин, боль (имярек), а не (имярек) самого, чтобы его не крятало, отноне, до века, вовеки, от века, по веку». То же самое повторяется на втором и на третьем пороге. Последний порог должен выходить на улицу, на каждом пороге три раза повторяется вышеприведенный разговор, при каждом его повторении знахарь троекратно ударяет топором крест-накрест. На последнем пороге в заключение лечения топор и веник бросают через голову больного в сени и произносят: аминь. Иногда закрещивание сопровождалось вербальными заговорными формулами: так, например, чтобы корова не убегала от новых хозяев и стояла во время дойки смирно, брали хлеб и крестообразно тыкали его в сажу, а затем скармливали скоту, перекинув его через ногу коровы, при этом приговаривая: «Как сажа к хлебу пристает, так чтобы (имя коровы) пристало к хозяйке». Если же крестьянин отправлялся в путь, он закрещивал рукой перед собой дорогу со словами: «Ангел господен, я с тобой, ты впереди, а я за
47
Заплетание пояса из соломы («вязева» ). Слева направо: Диана Богданова, М. Г. Каманина, Дарина Кузнецова. Июль 2004 г.
тобой». Если же крестьянин спотыкался и падал, то на месте падения он должен был молча поклониться Богу и просто перекреститься[13].
Элемент перекрещивания присутствовал при различных действиях с предметами, совершаемых крестьянином. Как оберег на свадьбе выступали перевязанные крест-накрест на женихе и невесте полотнища ситца[14], а также скрещивание под столом ног (пальцев рук) женихом и невестой во время свадебного застолья. В районе Вытегры и Андомы в качестве средства для кратковременного выбытия из состава играющих в «колдунов» и «казаков-разбойников» среди детей достаточно было замереть на одной ноге, скрестив руки на груди. В лапте такое действие сопровождалось заговорной формулой: «Без рук, без ног, без головы, без костяной ноги!»[15]. Элемент перекрещивания присутствовал при изготовлении оберегов из соломы. Интересно заплетание (подобное заплетанию девичьей косы) при изготовлении «вязева» из сжатых колосьев. Первые сжатые колосья наделялись лечебной силой, они охраняли от ломоты и боли в пояснице в течение всей жатвы. Чаще всего это были скрученные или связанные узлом колосья. Однако в д. Евшаки Кудамозерского сельского совета «вязево» те скручивали, как обычно, а заплетали, включая и изготовление оберега – «перекрещивание» пучков соломы. Обереговое назначение «вязева» усиливали специальной заговорной формулой: «У Овдотьи, у рабы, да поясничка не боли! Во веки веков. Аминь»[16]. Опоясывались «вязевом», следя, чтобы узел из колосьев находился сзади. В основе же изготовления ритуальных предметов из последних колосьев (треугольники, пирамиды) также был крест. Соломенная пирамида имела свое название и назначение. Чаще всего солома была ржаная. На Руси подобные пирамиды называли «пауками». В Вытегорском уезде в начале XX в. их именовали «люстрами» («паучком» в крае называли полог над зыбкой младенца, сшитый из старой материнской юбки и также считавшийся оберегом). Собирали «люстры» из нарезанных соломинок чаще всего женщины или дети-подростки. «Люстры» подвешивали на холщовой нитке над столом или зеркалом. Соломку обычно не красили, но в некоторых деревнях она была окрашена или в синий (кипятили солому в лоскутах синего цвета), или в красный (окрашивали свекольным соком) цвет. В конструкции пирамид кончики соломенного «креста» соединяются соломинками и образуют «ромб» – в славянской мифологии символ плодородия и богатства. Существовали более простые и более сложные конструкции пирамид. Пирамиды – «люстры» (выполнены по воспоминаниям Спиридоновой Тамары Ивановны, уроженки д. Великий Двор Кемского сельсовета, и Каманиной Марии Григорьевны, уроженки д. Евшаки Кудамозерского сельсовета). На стыках соломенных пирамид обязательно навязывали лоскутки. Скорее всего, они выполняли ту же функцию, что и развешанные на крестах полотенца. Лоскутки были красного, синего и черного цветов. Иногда встречались лоскутки зеленого цвета. Перевязывали их на стыках соломин крест-накрест. Подобные пирамиды считали домашними оберегами, приносящими домой достаток и благополучие. В крае разноцветные лоскутки сами по себе также считались оберегами. На лоскутках крестьяне писали прошение лешему, мелко нарезанные лоскутки под-кладывали под углы строящихся построек. Подкладывая лоскутки под углы строящегося хлева, крестьянин сопровождал свое действие вербальной формулой-оберегом: «Как эти лоскутики раз-
48
Соломенная пирамида – оберег («люстра»).
Выполнена по воспоминаниям Т. И. Спиридоновой, уроженки д. Великий Двор Кемского с/с Вытегорского р-на. Июль 2004 г.
ные, так и чтобы всякая скотина водилась и была жива и здорова. Во веки веков. Аминь»[17].
Действия охранительного назначения также играли большую роль в жизни олонецкого крестьянина. Например, «давать – брать» строго контролировалось. Действие «давать» связано с поверьями, касающимися одалживания предметов, и означало убывание, ущерб, лишение прибыли, а действие «брать» означало преумножать, увеличивать. Существовали определенные правила, как и когда передавать отдельные предметы. Так, ничего не давали в большие праздники, при начале сельскохозяйственных работ. Женщин, которые берут или просят в канун праздников или после захода солнца, считали ведьмами. Хлеб никогда не передавали через порог дома, чтобы из дому не «ушел» достаток, а молоко подсаливали. Соль нельзя было передавать из рук в руки. Особые меры предосторожности соблюдали при переносе огня. Его не давали никому ни под каким предлогом. Помимо действия «брать – давать», наиболее известными действиями охранительного назначения были действия «окуривать», «закапывать», «обегать», «осыпать» и т.д. Чтобы водился скот, закапывали в хлеву или во дворе коровьи и овечьи рога и кости, окуривали дымом стены дома, хлева от вредоносных сил и т.д. В обрядах использовали обереговые веточки рябины, можжевельника, березы, черемухи. С обереговои целью сажали эти деревья около крыльца во дворе. Оберегами считались и отдельные шумы. Звон колокольчика, свист пищалки, щелканье, стук в сковороду, по верованиям крестьян, считались обереговым, помогали от порчи, сглаза, прочих вредоносных сил. Битьем посуды отмечались переломные моменты в жизни человека (рождение, свадьба, похороны), а звук разбитого горшка также служил защитой от злых сил.
Исходя из вышесказанного, можно отметить, что обереги играли важную роль в жизни олонецкого крестьянина и сопровождали его с самого рождения и до смерти. В первую очередь это были предметы-обереги. В Олонецкой губернии особое внимание уделялось колющим и режущим предметам-оберегам, таким, как коса, топор, шило и др.; немаловажное значение для крестьянина имели действия охранительного назначения (обход, осыпание, окуривание, закапывание и т.д.). Они применялись во всех видах обрядности: родинной, свадебной, скотоводческой, похоронной. Действенное значение имели и словесные (вербальные) обереги: заговоры, обереговые диалоги, заговорные формулы. Знаковое назначение имели хлеб и соль, различные действия с ними. Изгоняли нечистую силу обереговые шумы (звон колокольчика, шум разбившегося глиняного горшка). Самым сильным и действенным оберегом в жизни олонецкого крестьянина были крест и действия, связанные с крестом: закрещивание, перекрещивание, рисование креста и т.д.
49
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Записано в 2003 г. автором со слов А. А. Гадовой, 1916 г.р., уроженки д. Климово, Палтогского сельсовета Вытегорского р-на.
2 Логинов К. Материальная культура и производственно-бытовая магия русских Заонежья. Конец XIX – начало XX в. – СПб.: Наука, 1993. – С. 21.
3 Записано в 1998 г. со слов А. П. Ипатовой, 1926 г.р., жительницы д. Шестаково Анхимовского сельсовета Вытегорского р-на.
4 Записано в 2003 г. автором со слов А. А. Гадовой.
5 Бучило – пучина, водоворот, омут, заливаемое половодье. Бучильные клещи – клещи, применяемые в стирке.
6 Записано в 2002 г. автором со слов А. И. Дуровой, 1919 г.р., жительницы г. Вытегры.
7 Записано со слов Т.Е. Левиной, 1903 г.р., уроженки д. Лахнова Саминского сельсовета Вытегорского р-на.
8 Записано автором в 2003 г. со слов М. Г. Каманиной, 1922 г.р., уроженки д. Евшаки Кудамозерского сельсовета Вытегорского р-на. Полотенце, по верованиям крестьян, служило «дорогой» из мира живых в мир мертвых. Подробнее об этом см.: Косменко А. П. Народное изобразительное искусство вепсов. – М.: Наука, 1984.
9 Записано в 1986 г. со слов А. А. Ипатовой, 1898 г.р., жительницы д. Шестово Анхимовского сельсовета Вытегорского р-на.
10 Записано со слов А. А. Гадовой. Деготь – оберег, отгоняющий нечистую силу резким запахом и лечебное средство.
11 Записано со слов А. А. Гадовой.
12 Липины – дверной, оконный косяк.
13 Записано автором в 2002 г. со слов Л. А. Би-тюговой, 1926 г.р., жительницы г. Вытегры.
14 Олонецкие губернские ведомости. 1884. № 67. С. 693.
15 Логинов К.К. «Вепсский след» в традиционной культуре русских юго-восточного Прионежья. Вытегра: Краеведческий альманах. Вып. 2. – Вологда: ВГПУ, изд-во «Русь», 2000. С. 136.
16 Записано автором в 2003 г. со слов М. Г. Каманиной.
17 Записано в 1998 г. со слов А. К. Деминой, 1912 г.р., жительницы д. Самино Вытегорского р-на.
Кристина
Лобанова
ученица 9 класса средней общеобразовательной школы п. Кичменгский Городок
Научный руководитель – учитель русского языка и литературы Елена Аркадьевна Лобанова
ОСНОВНЫЕ «ПРОФЕССИИ» РУССКОЙ ПЕЧКИ
Еще древние римляне высоко ценили хорошую хлебопекарную печь, и наша деревенская «русская» печь, как установили историки, удивительно напоминает по своему устройству именно древнеримские печи. В Древнем Риме особо почитали богиню священного очага Весту. В каждом доме ей был посвящен вход в дом – вестибул (отсюда вестибюли в наших зданиях). Очаг каждого дома был под ее покровительством. Русская печь – это тоже священный очаг в крестьянской избе: открытый живой огонь, почти костром горящий в доме, и мудрое устройство.
«Догадлив крестьянин – на печи избу поставил» – гласит русская пословица. Действительно, печь – основа русского дома, его душа, сердце любого жилья. Само слово изба произошло от древнего слова истоба, истопка, ведь изначально избой называли лишь отапливаемую часть дома. Без печи нет жизни в избе, но не так уж она проста, как кажется, – у каждой части печи есть свое название (см. рис.). Основанием печи служит так называемое печное место, или опечье – массивный сруб, сложенный из толстых некрашеных бревен. На нем устроен скрытый для глаза сплошной настил из мощных пластин, на котором и покоится массив самой печи. Внутри сруба есть еще одно перекрытие: оно делит все внутреннее пространство подпечья на две части: верхнюю, где лежат ухваты, лопаты для хлебов и прочая печная утварь, и нижнюю, куда зимой помещают кур. На мощных кронштейнах – выпусках красивой упругой формы – покоится шесток – толстая и широкая доска перед печным устьем: место, куда предварительно ставится все, что должно быть поставлено в печь или вынуто из нее. С одной стороны шестка, обычно с левой, стоит коник – резная доска, а с другой стороны, у стены, находится жароток, где хранится в золе горячий уголь. Спичек раньше не было, поэтому затопить печь было трудно. Для этого уголек в золе и хранили. Но случалось и так, что он потухал. Мой дедушка Сергей Алексеевич Лобанов из деревни Ушаково вспоминает: «Мать или тятя поутру раным-рано вставали и на улицу выбегали – глядеть, у кого дым из печи идет, к тому в избу и бежали, брали угли и уж потом свою печь затапливали. Бывало, также и к нам прибегали, у кого уголек до утра не дожил».
В углу печного сруба, обращенного внутрь помещения, вплотную к конику установлен массивный квадратный столб. Он выполняет несколько функций:
– служит опорой для двух воронцов, расходящихся от него под прямым углом;
– в него забиваются железный кованый светец для лучины и крюк для висячего рукомойника;
– на него же опирается деревянная лежанка у печи;
– в нем же сделано круглое углубление наподобие дупла, где прежде хранились сухой трут и огниво, а теперь спички;