Мирский, Марк Борисович. Медицина России X-XX веков : очерки истории 
/ М. Б. Мирский. – М. : РОССПЭН, 2005. – С. 10–107.

<<<  | СОДЕРЖАНИЕ>>>

3. Функции Аптекарского приказа. Деятельность лейб-медиков

Уже к концу XVI в. Аптекарский приказ, по свидетельствам очевидцев, занимал достойное место в структуре управления.

Правда, некоторые историки безосновательно принижают значение Аптекарского приказа. Например, В. И. Щепетов считает, что «наряду с крупными приказами существовали мелкие, вроде Аптекарского, ведавшего придворно-медицинской частью» [28] [Щепетов В. И. История государственного управления в России. М., 2003. С. 142.]. Но это совсем не так. Француз Яков Маржерет, который в те времена провел в России несколько лет, служил в русской армии и был близок к царскому двору, писал: «Важнейшее в России достоинство есть сан Конюшего Боярина, за ним следует Аптечный Боярин, главный начальник Медиков и Аптекарей; потом Дворецкий и наконец Крайний, сии четыре сановника занимают первые места в Думе» [29] [Состояние Российской Державы. СПб., 1930. С. 48.]. Достаточно сказать, что «мелким» приказом не мог руководить человек, занимавший второй по значению сан и «первые места в Думе».

На самом деле установлено, что Аптекарский приказ возглавляли, как правило, ближние бояре, крупные сановники, приближенные царя. Так, при царе Федоре Иоанновиче во главе этого приказа был Борис Годунов, царский шурин и будущий царь; при царе Борисе – его родственник Семен Никитич Годунов. Традиция эта сохранилась и в дальнейшем – на протяжении XVII столетия Аптекарским приказом руководили представители древних боярских родов Черкасских, Шереметевых, Милославских, Одоевских и др.

Подобное вполне объяснимо. Поскольку первоначально одной из главных задач Аптекарского приказа была забота о здоровье царя и его приближенных, то «ради остерегательства великих государей здоровья» ближние его бояре должны были контролировать действия врачей, предупреждать возможность «ведовских дел» (колдовства), использования «лихого зелья» (ядов) и пр. Кроме того, они должны были подносить царю лекарства, предварительно попробовав их. Так поступали все руководители Аптекарского приказа. «А лекарство де накушивали прежде доктор, – писал царю Федору Алексеевичу боярин А. С. Матвеев, возглавлявший приказ в 1672 – 1676 гг., – потом я, холоп твой» [30] [История о невинном заточении ближнего боярина Арт. Серг. Матвеева. М., 1785. С. 9.].

Существовало, правда, мнение, что управление Аптекарским приказом было бы более совершенным, если бы во главе его стояли не знатные бояре и царские сановники, а специалисты-медики. Действительно, формально эти специалисты-медики, почти сплошь иностранцы, никогда не приглашались к участию в управлении медицинскими делами, ибо «управлять» в России в то время могли только исключительно бояре и князья – сановные и родовитые личности, а не какие-то там «служивые люди» (к ним относились и врачи), да к тому же не православные, плохо или совсем не знавшие русский язык, приехавшие из-за границы.

Однако не секрет и то, что власть, прежде всего царь, понимали необходимость профессионального подхода к медицинским делам, касалось ли это лечения коронованных особ или приготовления лекарств, помощи раненым воинам или борьбы с моровыми поветриями. Поэтому с их полного согласия «политику» Аптекарского приказа в вопросах медицины определяли именно профессионалы, специалисты – врачи и аптекари, и «политика» эта, как показывают факты, была достаточно рациональной.

Аптекарский приказ, как и другие органы управления, действовал от имени самого царя: все жалобы на его решения приносились только царю и рассматривались в Боярской думе. Помещался Аптекарский приказ в Кремле, напротив Чудова монастыря и соборов – там же находилась и аптека.

Услугами всех врачей Аптекарского приказа первоначально пользовался лишь царь. «Ни один медик не дерзал, под опасением ссылки, пользовать вельмож, без именного приказа Государя, – свидетельствовал Яков Маржерет и добавлял, – по всей России никогда не было других аптек и лекарей, кроме царских» [31] [Устрялов. Сказания о Дмитрии Самозванце. СПб., 1859. Т. 1. С. 292.]. Правда, несколько позже Аптекарский приказ стал доступен уже более широкому кругу лиц – царскому двору.

«Врачебные пособия употребляют только царь и некоторые важнейшие вельможи, – писал тот же Яков Маржерет, – простолюдины считают даже нечистым многие лекарственные вещи: пилюли принимают весьма неохотно, а промывательное, мускус, выхухоль, другие подобные средства ненавидят; чувствуя себя нездоровыми, они обыкновенно выпивают хорошую чарку вина, всыпав в нее заряд ружейного пороха, или смешав напиток с толченым чесноком, и немедленно идут в баню, где в нетерпимом жару потеют часа два или три. Так лечится простой народ во всех болезнях» [32] [Состояние Российской державы. С. 38-39.].

И по другим источникам, именно так лечились тогда жители Москвы, другие россияне. «Россияне, кроме знатных, не верили Аптекам; простые люди обыкновенно лечились вином с истертым в нем порохом, луком и чесноком, а после банею. Они не любили выхухоли в лекарствах и никаких пилюль; особенно не терпели промывательного, так что самая крайность не могла победить их упрямства. Кто, быв отчаянно болен и соборован маслом, выздоравливал, тот носил уже до смерти черную рясу, подобную монашеской» [33] [Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. X. М, 1994. С. 386.]: таких, правда, было немного.

Впрочем, ко всем этим свидетельствам следует относиться с известной осторожностью, так как они исключали, по сути, из обихода простых людей какую-либо медицинскую помощь. А ведь это не так: поскольку населению, в том числе даже многим боярам, купцам и другим богатым людям, были тогда практически недоступны услуги иноземных докторов и лекарства из царской аптеки, они обращались, в случае надобности, к лечцам – «народным лекарям», специалистам по лечению различных заболеваний.

Однако с чем следует согласиться безоговорочно, так это с тем, что особое место – и в лечении болезней, и в повседневной жизни людей того времени – занимала баня. Пользование баней иностранцы считали национальной особенностью русских людей. В самом деле, есть сведения, что еще в договоре киевского князя Олега с Византией среди привилегий, выговоренных для русских при приходе их в Царьград, находится любопытное разрешение: «могут мыться сколько хотят». А когда в XVI и XVII вв. московские правители попытались из-за частых пожаров запретить топить бани, то жители ответили на это угрозой «разбрестись врознь из своих домов».

Иностранцы рассказывали, что в русских банях полы посыпались цветами и зеленью, в воду клались какие-то травы для укрепления тела. На полках, куда забирались для потения, расстилались простыни и клались жесткие подушки. Мыли, даже мужчин, по-видимому, банщицы, которые перед мытьем подносили своим клиентам для подкрепления блюдо с ломтиками редьки; после бани полагалось основательно поесть [34] [Fechner. Chronikder Evangelischen Gemeinden in Moskau. M., 1876. S. 242.]. Разумеется, здесь речь шла о банях для состоятельных людей.

Многие иностранцы, побывавшие в России, оправданно считали баню, особенно парную, исконно русским способом лечения и закаливания. Например, говоря о страсти московских жителей к баням, посол королевы Елизаветы Джильс Флетчер, побывавший в Москве в 1586–1589 гг., более всего удивлялся нечувствительности их к жару и холоду, видя, как они в жестокие морозы выбегали из бань нагие, «раскаленные» и кидались в проруби: это был обычай, которого придерживались люди любого достатка...

Как орган управления Аптекарский приказ ведал всеми специалистами-медиками: это были доктора, лекари, окулисты, аптекари, алхимисты, костоправы, рудометы, чепучлнные лекари, помясы (травники), лекарского и костоправного дела ученики и др. В этой своеобразной медицинской иерархии первенствующее положение занимали доктора – почти все они были иностранцами, получившими в университетах Европы высшее медицинское образование (в России вплоть до начала XVIII в. это было невозможно): доктора лечили внутренние болезни; за ними шли лекари – среди них было немало русских, особенно со второй половины XVII в., когда начала действовать в Москве своя медицинская школа: лекари занимались главным образом хирургией и лечением наружных болезней. Далее шли аптекари и другие специалисты.

В то время в России, как и в других странах Европы, считали, что «дохтур совет свой дает и приказывает, а сам тому неискусен; а лекарь прикладывает и лекарством лечит и сам ненаучен; а аптекарь у них у обоих повар».

Иноземные доктора и аптекари, как уже было сказано, охотно ехали служить в Аптекарский приказ. Характерно, что привилегии для иноземных медиков сохранялись, по большей части, и в годы Смутного времени, сопровождавшиеся наибольшим упадком хозяйственного благосостояния страны и опустошительными военными действиями. И тогда придворные врачи пользовались особым покровительством своих коронованных пациентов.

Известно, например, что очень интересовался медициной царь Лжедмитрий, почти целый год занимавший российский престол. Лжедмитрий часто бывал в обществе врачей, говорил им о своем намерении установить в Москве университет, посещал аптеки и имел своего собственного лейб-медика, которого привез из Польши. Это был Себастиан Петриций.

Себастиан Петриций, известный ученый и деятель польской культуры, родился, вероятно, в 1554 г. в Пильзне. В декабре 1574 г. в Кракове он получил степень бакалавра, несколько лет преподавал в школе, а затем в 1581 г. вернулся в Краковский университет и продолжил свое образование. Университет он закончил в 1583 г., сдал экзамены на степень магистра, а затем стал доцентом и написал работу о Цицероне. Не удовлетворившись полученным образованием, он решил изучить медицину, по-видимому, в Краковском университете и в университете Падуи (Италия). В Падуе 1 марта 1590 г. он получил степень доктора медицины: диссертация его, к сожалению, не сохранилась.

Как медик, наибольшее внимание Петриций уделял внутренним болезням. Кроме того, ему принадлежат новые гипотезы в отношении циркуляции крови: так, в отличие от воззрений Галена, он установил аналогии в процессах теплообмена у людей и животных. Он высказал рациональные мысли об общественной и личной гигиене (в нынешнем понимании гигиены). Занимаясь практической медициной, был врачом у ряда крупных феодалов, в том числе у Мнишека, где, очевидно, и познакомился с будущим Лжедмитрием. В 1607 г., возвратившись в Польшу, Петриций жил главным образом в Кракове, где был профессором университета, занимался медицинской практикой. Умер он в 1626 г. [35] [Szpilczynski Stanislaw. Doktor Sebastian Petryciz Pilzna. Warszawa, 1961.]

В истории России, как и в истории российской медицины, XVII век представлял собою особое, неповторимое время. «Внутренние процессы, развивавшиеся в недрах Московского государства, отвоевывали все больше места новым и культурным потребностям, далеким от всякой церковности, несоизмеримым ни с московской стариной, ни с традициями византийского наследства, – писал историк А.Е.Пресняков. – ...Необходимость учиться у иноземцев... открыла в московскую среду доступ иностранцам в таком количестве, какого раньше не бывало... На иностранцев пришлось опереться в организации полков нового ратного строя, в развитии русской артиллерии и в первых попытках кораблестроения, в расширении «врачебного строения...» [36] [Пресняков А. E. Российские самодержцы. М., 1990. С. 129-130.]

Иностранные медики, врачи и аптекари, стали опорой Аптекарского приказа, постепенно расширявшей сферу своего влияния государственной медицины. Неудивительно, что иностранным медикам в Аптекарском приказе платили гораздо больше, чем русским лекарям: разумеется, это вызывало у тех законное недовольство. Так, в сентябре 1662 г. полковой лекарь Федот Васильев «со товарищи восемь-надцать человек» подали челобитную царю Алексею Михайловичу. «Служим мы холопи твои тебе Великому Государю в Оптекарском приказе многое время, – писали они, – из бояры и воеводы по вся годы были (т.е. в войсках. – М.М.), всякую нужду, бедность и голод терпели и твоих Государственных ратных раненых людей лечили и теми твоими Государевыми дальными службами лекарев иноземцев ослушиваем; а им лекарем иноземцам идет твое Государево жалованье только на год, по пяти рублев да корму на месяц по два рубли» [37] [Материалы для истории медицины в России. СПб., 1881. Вып. 1. С. 217-218.]. Однако ни эта, ни другие челобитные положения не изменили – иноземные медики и дальше продолжали получать гораздо большее жалованье из Аптекарского приказа.

Хотя число русских лекарей в Аптекарском приказе возрастало, особенно с середины XVII в., все же иностранные врачи и аптекари продолжали пользоваться преимущественным вниманием, их количество в Москве не уменьшалось. Вот что свидетельствовал побывавший в России в 1674 г. шведский дипломат Иоганн Филипп Кильбургер: «О лекарях и аптеках. В Москве находятся пять лекарей, один хирург и две аптеки. Лекарей зовут: доктор Розенберг – старший, доктор Блумент-рост (отец будущих видных российских врачей Иоганна и Лаврентия Блюментро-стов. – М.М.), доктор Граман, доктор Даниил Ефлевич и доктор Розенберг – младший; хирург, родом из Силезии и довольно разбогатевший в Москве, зовется Сигизмунд Зоммер и состоит на службе царя, как и все вышесказанные» [38] [Иностранцы о древней Москве. С. 362.].

Вскоре после восшествия на престол царя Михаила Федоровича в Аптекарский приказ был принят и стал его врачом голландец Валентин Бильс. Доктор Бильс, приехавший в Москву еще в 1615 г., пользовался особым благоволением царя, вполне доверявшего его знаниям и умению. Чтобы иметь возможность быстро вызывать доктора Бильса к себе во дворец, Михаил Федорович распорядился устроить ему двор недалеко от Троицких ворот Кремля, откуда до дворца было не более сотни шагов. Жалованья он получал 200 р. в год, да кормовых по 55 р. в месяц, всего 860 р. в год – эта сумма равнялась тогда первостепенным боярским окладам. Доктор Бильс был царским врачом в течение 18 лет, вплоть до самой смерти: он умер в Москве в 1633 г.

В признание заслуг доктора Бильса его сын Валентин, родившийся в России, в 1625 г., еще в семилетнем возрасте был отправлен Михаилом Федоровичем в Голландию «для воспитания и обучения докторской науке и пребывал там 16 лет на щедром иждивении царя». Окончив Лейденский университет и получив диплом доктора, он в 1642 г. возвратился на родину, в Москву, и поступил на службу в Аптекарский приказ. «Содержание ему было положено в половину отцовского. Однако в 1644 г. по государевому указу он был отстранен из докторов, без вины, как он заявлял, но, вероятно, за малое искусство» [39] [Забелин И. История города Москвы. М., 1905. С. 380-381.]: дальнейшая судьба его неизвестна.

Со времени вступления па престол Романовых можно составить довольно определенное представление о положении медицинского дела в Московском государстве. Царю Михаилу служили, по-видимому, семь врачей: три голландца, три немца и один англичанин; в 1643 г. упоминаются одновременно три врача при русском дворе. Англичане теперь по количеству, далеко уступают голландцам и немцам, что объясняется происшедшим в XVII в. общим процессом вытеснения из России английского влияния; но это не мешает им качественно еще первенствовать; самым выдающимся врачом при Михаиле, без сомнения, был англичанин Артемий Дий (И. Любименко).

Действительно, доктора Артемия (Артура) Дия следует особо выделить среди медиков, трудившихся тогда в России. Он родился в 1579 г. и был сыном известного математика и врача, любимца королевы Елизаветы, доктора Джона Дия из Мортлека, которого когда-то приглашали в Россию. Артемий Дий окончил весьма престижную Вестминстерскую школу в Лондоне, а затем изучал медицину и окончил университет в Оксфорде (по другим данным – в Кембридже). В 1606 г. он начал медицинскую практику в Лондоне. И хотя у него нередко возникали конфликты с Королевским колледжем врачей, могущественные покровители неизменно выручали его и, более того, рекомендовали на высокие медицинские должности. Так, в 1614 г. по рекомендации таких влиятельных особ, как архиепископ Кентерберийский и лорд-канцлер, доктора Дия назначили врачом только что созданного госпиталя в Чартерхаузе. Артемий Дий пользовался репутацией образованного врача и даже, по некоторым данным, служил лейб-медиком у английского короля.

По просьбе царя Михаила Федоровича – родоначальника династии Романовых – король в 1621 г. отпустил доктора Дия в Москву: он выехал туда с русским посланником Исаком Ивановичем Погожевым. В Москве ему назначили большое жалованье – 250 рублей в год и ежемесячно «на стол» 72 рубля – всего 1114 рублей серебром, а также вручили богатые подарки – бархат гладкий, бархат рытой, камка куфтер, атлас лазоревый, сукно багрец, сукно лундыш, сорок соболей и 70 рублей денег. Вскоре в Москве у доктора Дия уже был большой каменный дом близ Никитских ворот; на несколько лет ему дали в пользование расположенное под Москвою поместье, принадлежавшее князю Юрию Хворостинину [40] [Рихтер В. История медицины... Т. П. С. 33.].

В Москве, в Аптекарском приказе, доктор Дий, как врач царя Михаила Федоровича, прослужил 5 лет, а в 1626 г. уехал в отпуск в Англию.

Царь Михаил Федорович в молодости был вполне здоров, увлекался охотой на лосей и медведей, часто пешком ходил на богомолье в отдаленные монастыри. Но в зрелом возрасте он уже не отличался крепким здоровьем, а во второй половине жизни, как писал один из современников, так «скорбел ножками», что часто не мог ходить, а возили его в возке. От «многого сидения» организм слабел, нарастала лимфатическая вялость. Под конец жизни царя врачи отмечали в нем «меланхолию, сиречь кручину» [41] [Пресняков А. Е. Российские самодержцы... С. 27.].

Неудивительно, что Михаил Федорович высоко ценил услуги своих врачей Артемия Дия и помогавшего ему голландца Бильса. Так, перед отъездом в отпуск на родину Артемий Дий получил щедрые подарки – 40 соболей по 100 рублей, 2 сорока соболей по 80 руб., 40 соболей по 40 руб. Чтобы увезти все нажитое в России, ему было бесплатно дано от Москвы до Архангельска 20 подвод [42] [Новомбергский Н.Я. Врачебное строение... С. 204-205.].

Через год, в 1627 г., доктор Дий возвратился в Москву и вновь стал трудиться в Аптекарском приказе. Он по-прежнему пользовался благорасположением царя. В архиве Аптекарского приказа сохранилась челобитная, в которой Артемий Дий в 1631 г. просил у царя Михаила Федоровича разрешения послать в «научение дохтурству за море двух сынишков своих» [43] [Материалы для истории медицины... Вып. 1. С. 15.]. Такое разрешение было ему, по всей вероятности, дано.

В течение более чем 12 лет (в общей сложности) доктор Дий, оставаясь в высо кой чести у царя, лечил и его, и его отца – патриарха Филарета. Как старший врач царя, он многое делал и в Аптекарском приказе. Известно, например, что он тесно взаимодействовал с трудившимися в Москве аптекарями, прежде всего английскими (Рандольф Вардлей и др.). Он экзаменовал вновь прибывавших медиков, проверял их знания и профессиональную компетенцию. Именно он содействовал тому, что родившийся в России сын переводчика Посольского приказа Эльмстон получил медицинское образование в Кембриджском университете (впоследствии он стал доктором медицины и возвратился на родину). Кроме того, он писал трактаты по алхимии (химии), которыми, как говорят, интересовался царь Михаил Федорович. Занимался он помимо медицины и торговыми делами царя, например, когда был в отпуске в Англии в 1626–1627 гг.: и это тоже подтверждает то огромное доверие, которым пользовался доктор Дий у российского самодержца.

По мнению английского историка Д.Эпплби (1983), в этой разнообразной деятельности доктор Дий, подобно другим английским медикам, оказывал влияние и на дела, не связанные с медицинской сферой. К тому же он знал несколько языков, много путешествовал; его опыт и знания, умение воспитывать и обучать оказались совершенно необходимыми и способствовали росту и развитию Аптекарского приказа. Важной была и его энергичная деятельность по пополнению аптек Аптекарского приказа лекарствами, в первую очередь, конечно, для использования в российском царствующем доме.

Интересно, что в 1629 г. доктор Дий написал на латинском языке научный труд. Вот его полное название:

Fasciculus chemicus abstrusae hermeticae scientiae ingressum, progressum, coronidem, verbis apertissimis explicans, ex selectissimis et celeberrimis authoribus, tali serie collectus, et dispositus, ut поп modo huius arti tyronibus, sed candidates, summo emolumento, instar speculi Philosophiae habeatur, a nomine hac methodo distributus. Opera et studio Arthuri Dee, Archiatri Magni Imperatoris totius Russiae.

Ex Musaeo nostro, Moscuae Kalend. Martii 629.

Труд этот был напечатан в том же 1629 г. в Базеле и потом в 1631 г. в Париже, а Элиса Ашмоль перевел его на английский язык и издал в 1650 г. с анаграммой своего имени: James Hasolle.

Трудно сказать, как сложилась бы дальнейшая жизнь доктора Дия, покинул ли бы он полюбившуюся ему, судя по всему, Россию, если бы не трагическое событие в его жизни: в 1634 г. умерла его жена. Доктор Дий решил возвратиться на родину. В Англии он удостоился похвалы короля Карла I и стал одним из его лейб-медиков. Обосновался доктор Дий в Норвиче, недалеко от Лондона, и с успехом продолжал там свою медицинскую практику. Умер доктор Дий в 1651 г.

В качестве замены доктору Дию был избран видный врач Питер Чемберлен, который смог бы заботиться о здоровье и царя, и царицы.

Питер Чемберлен (Peter Chamberlen), представитель известной английской врачебной династии, сын знаменитого хирурга, родился в 1601 г. Он обучался сначала в Кембридже, а потом в Падуе, где в 1619 г. получил степень доктора медицины и был затем признан в этой степени в центрах английской науки – Оксфорде и Кембридже. В 1628 г. Чемберлен был избран членом Королевского колледжа врачей. Его репутация как практического врача стала известной в странах Европы, в том числе и в России.

Царь Михаил Федорович обратился к королю Англии Карлу 1 с просьбой направить этого врача в Россию, если он не возражает. По-видимому, царь предлагал доктору Чемберлену большое вознаграждение, так как был уверен в том, что его приглашение будет принято. Более того, в Архангельске, куда он должен был приплыть морем, и в Москве уже готовились с почетом встретить нового царского врача.

Однако неожиданно от короля Карла пришло письмо с извинениями: он писал, что доктор Чемберлен очень занят и приехать не сможет; вместо него английский король предлагал доктора Эльмстона, который, по его мнению, как прирожденный россиянин, получивший образование в Англии и возвращающийся в свою страну, сможет заменить английского врача. Так доктор Чемберлен, врач, особенно известный своими акушерско-гинекологическими работами, в Россию и не приехал, хотя его очень ждали здесь.

Между тем здоровье многолетнего пациента доктора Дия – царя Михаила Федоровича – продолжало ухудшаться. В апреле 1645 г. он заболел какой-то желудочной болезнью. Лечение не давало результата. Доктора поставили диагноз: «желудок, печень и селезенка бессильны от многого сидения, холодных напитков и меланхолии». На всенощной по случаю дня св. Михаила, в именины царя 12 июля 1645 г., с ним случился припадок, и его отнесли во дворец. Поскольку болезнь усиливалась, царь приказал позвать жену и сына Алексея, а также патриарха: он простился с женой, благословил сына на царство, поговорил с боярами и патриархом и скончался «яко неким сладким сном усне» [44] [Верх В. Царствование царя Михаила Федоровича. СПб., 1832.].

В XVII в. в России трудилось много иноземных медиков. Как свидетельствуют архивные документы Аптекарского приказа, в 1631 г. англичанин Ульян Иванов Смит «по Государеву указу послан был в английскую землю для обтекарских лекарств и дохтуров и иных мастеровых людей». Возвратившись, он привез с собой и медиков: это были «обтекарь Роман Ульянов с женою... да два лекаря Матвей Килфин, Елизарей Ролонт да с ними два человека» [45] [Материалы для истории медицины... Вып. 1. С. 17.].

Интересна последующая судьба этих медиков. Лекарей Матвея Килфина и Елизария Ролонта по указу царя Аптекарский приказ направил в войска. В архивных документах указано, что в октябре 1632 г. под Смоленск был командирован лекарь Елизарий Ролонт, а в феврале 1633 г. врач Матвей Килфин был послан в Пермь великую. Кстати, доктор Ролонт прослужил в России 20 лет, жил в Туле, Переяславле, других городах.

Что касается аптекаря Романа Ульянова, то он прослужил в России почти 25 лет и только в 1655 г. уехал в Англию. Как сказано в архивных документах, ему наказывалось «в своей земле в свое место призвать аптекаря доброго и аптекарскому делу навычного, такова же, каков он Роман». В 1656 г. Роман Ульянов прислал из Англии другого аптекаря – Романа Бениана.

Достойно и уважительно относился к медицине царь Алексей Михайлович. Это был умный и образованный человек, натура впечатлительная и чуткая, хотя и отличавшаяся безволием и временами малодушием. Продолжая своеобразную традицию русских царей, он из иноземных докторов отдавал предпочтение англичанам, считая их преимущественными кандидатами на должности придворных медиков. Например, в марте 1658 г. царь Алексей Михайлович, по данным архивных документов Аптекарского приказа, «указал торговому иноземцу Ивану Гебдону в английской земле призвать дохтура доброва и навычного, да ему Ивану указал Государь призвать прежнего аптекаря Романа Тиу» [46] [Материалы для истории медицины... Вып. 4. СПб., 1885. С. 700.]. Поручение это было исполнено. Позднее, в 1663 г., царского величества резидент Иван Гебдон прислал из английской земли, как сказано в архивных документах, «во шти сундуках да в дву боченках да в тючке за Ивановым клеймом Гебдона» покупных аптекарских запасов.

Большим авторитетом пользовался доктор Сэмюэль Коллинс.

Сэмюэль Коллинс (Samuel Collins) родился в 1619 г. Изучение медицины он начал на родине, в Кембридже, а закончил в Италии, в Падуе, где получил степень доктора медицины, в 1659 г. был инкорпорирован в этой степени в Оксфорде. Будучи в Голландии, он в 1660 г. познакомился с Иваном Гебдоном, который занимался подбором талантливых специалистов для работы в России и для обслуживания царского двора. Наведя, очевидно, справки об английском докторе и убедившись в его профессиональной компетентности, Гебдон пригласил доктора Коллинса работать в Москве: тот принял это приглашение и вскоре прибыл в столицу России. Он стал получать здесь большое жалованье и щедрые подарки. Но и работал он здесь отлично – в короткий срок его репутация превзошла репутацию его предшественников в Аптекарском приказе.

Впрочем, занимался он не только медициной. Доктор Коллинс, как и доктор Дий, считает английский историк Д.Эпплби, вел самые различные дела – коммерческие, технические, политические и дипломатические, причем вел их для русских так же хорошо, как и для англичан.

В апреле 1662 г. он получил официальное разрешение поехать в Англию в отпуск и отправился на корабле с двумя российскими послами, направленными для восстановления дружеских связей с этой страной после реставрации. Он использовал свой отпуск как удобный случай для того, чтобы купить лекарства и книги для царя – эти покупки он делал и в Лондоне, и в разных городах Европы [47] [Appleby I. H. Medical History. 1983. Vol. 27. P. 296.].

В Москве доктор Коллинс переводил царю газеты, которые регулярно присылали ему друзья из Англии. Его предложение переписываться из России с Королевским обществом, к которому побудила его встреча с известным ученым Робертом Бойлем, было принято, и серия писем из России поступала от доктора Коллинса в это высшее научное учреждение Англии в течение нескольких лет. Эта направляемая Бойлю информация содержала массу совершенно необходимых сведений о действии холода, о замораживании, о естествознании России.

Почти весь этот материал был плодом долгих наблюдений и опытов доктора Коллинса: многие из них были использованы, с указанием о благодарности Коллинсу, в научных сочинениях Роберта Бойля, например в его работе «Новые наблюдения и эксперименты относительно холода» (1683).

В своих письмах в Королевское общество, адресованных Роберту Бойлю, доктор Коллинс писал и о медицинских проблемах, например о некоторых «типично российских болезнях» и средствах, которые он использовал при их лечении. Среди вопросов, которые он задавал Бойлю, спрашивая у него совета как у специалиста-химика, был, например, и такой, как приготовление препаратов мышьяка наиболее дешевым способом.

Некто Смарт, писал Коллинс, который живет в Дорчестер хаус и выполняет тяжелую работу механика, брал с него плату 10 пенсов за унцию, но зато хорошо готовил такие препараты, которые можно было использовать тотчас же. Коллинс писал, что этот механик Смарт продал ему дурно пахнувший бальзам, который он с удивительным успехом использовал при лечении болезней глаз. Но я забыл, добавлял Коллинс, как он называет его: это знает мистер Батерсби, который делает красную серу. И он просил Бойля помочь ему, написать мистеру Батерсби, который снабжает нас лекарствами и является очень честным и способным аптекарем [48] [Appleby I. H. Medical History. 1983. Vol. 27. P. 297.].

Многое из того, о чем писал доктор Коллинс в своих письмах, вошло в его книгу о России: эта книга, как и книга Коллинса об анатомии и болезнях людей и животных, была опубликована уже после его смерти (соответственно в 1671 г. и 1685 г.).

Доктор Коллинс, образованный и знающий врач с задатками настоящего ученого, провел в нашей стране 10 лет и многое сделал для улучшения деятельности Аптекарского приказа. Когда он уезжал на родину, на прощание, как показывают архивные документы, царь подарил ему серебряный кубок с кровлею весом две гривенки 19 золотников, 10 аршин бархату, 10 аршин атласу, 10 аршин камки куфтеру, два сукна по 4 аршина, 40 соболей по 45 руб., 70 руб. денег [49] [Рихтер В. История медицины... Прибавления. С. 113.].

В 1669 г. доктор Коллинс возвратился на родину; в следующем, 1670 г., во время поездки в Париж он умер на 51 году жизни.

Иван Гебдон пригласил в Москву и доктора Вильсона. Томас Вильсон родился в 1624 г. в Шотландии, а медицинское образование получил в Лейденском университете. Врачебной практикой занимался, по-видимому, на родине, и занимался успешно: об этом говорит то, что в 1664 г. он стал членом Королевского колледжа врачей. Правда, в России доктор Вильсон пробыл лишь около двух лет, с 1665 по 1667 г., но при отъезде тоже получил щедрые подарки.

Впрочем, были среди врачей Аптекарского приказа выходцы не только из Англии и Шотландии, но и из других стран Европы, например из Голландии или Германии. Так, в российской медицине оставил свой след Лаврентий Алферович Блюментрост (1619–1705). Был он родом из Мюльгаузена (Саксония), изучал медицину в университетах Гельмштадта, Иены и Лейпцига. В 1648 г., защитив в Иенском университете диссертацию «De scorbuto», Блюментрост стал доктором медицины. В родной Саксонии он в течение нескольких лет был штадт-физиком и ланд-физиком, а потом даже лейб-медиком саксонского курфюрста.

Стараниями своего пасынка, пастора кирхи немецкой слободы в Москве Грегори, Блюментрост в 1668 г. был приглашен на должность лейб-медика царя Алексея Михайловича. Он принял приглашение и прибыл в Россию. Но поскольку эту должность занял приехавший ранее шведский врач И.А. фон Розенбург, некоторое время Блюментросту пришлось находиться не у дел. Правда, потом он все же стал лейб-медиком Алексея Михайловича и других царствующих особ: говорят, что его особенно ценила царевна Софья, которая во время стрелецкого бунта (1682) спасла ему жизнь. Он умер на 86 году жизни: его дела продолжили сыновья – известные российские врачи Иван и Лаврентий Блюментросты.

Служили в России и венгр Христофор Рейтлингер, чех Эразмус Венский, немцы Генрих Шредер, Каспар Фидлер и др.

В то время одной из высших царских наград продолжала оставаться его личная аудиенция, которой удостаивались очень немногие. Из медиков только наиболее выдающиеся врачи были допущены на аудиенцию к царю. Этой чести удостоились, например, Артемий Дий (1621) и Томас Вильсон (1666): как свидетельствовали очевидцы, это были очень торжественные приемы.

Царь Алексей Михайлович с доверием относился к своим докторам, следовал их советам. Страдая тучностью, и, по-видимому, повышенным давлением крови, он получал облегчение, когда врачи ему «открывали кровь». Сохранилось предание, что после одного из таких кровопусканий, почувствовав себя лучше, царь, как человек добрый и привыкший делиться всяким удовольствием с другими, предложил и своим вельможам сделать ту же операцию. А когда боярин Стрешнев, родственник царя по матери, единственный отказался от операции, ссылаясь на свою старость, царь вспылил и прибил его. «Открывал кровь» Алексею Михайловичу и его вельможам «немецкий дохтур», скорее всего, доктор Андрей Энгельгардт.

Вместе с тем к детям и женщинам из царской семьи придворных врачей допускали лишь в самых исключительных случаях. «Особенно недоступны для врачей были царевны. Но даже и призванный для консультации врач, как правило, не допускался к больной; ему предоставлялось лишь расспрашивать мамок, боярынь, давать советы состоявшим при каждой царевне особым бабкам-лекаркам. Подлинной бытовой революцией казалось, когда царица Наталья Кирилловна (жена Алексея Михайловича) начала при болезни горла допускать «на свои очи» врача – «гортанного мастера» [50] [Конюс Э. М. Истоки русской педиатрии. М., 1946. С. 44.].

Как правило, в XVII в. у царей было уже обычно несколько докторов. Но иногда их число уменьшалось. Так, в 1662 г. доктор Андрей Энгельгардт писал царю Алексею Михайловичу: «В прежние Государь времена было твоих Государевых дохтуров на Москве человека по два и по три, а ныне я холоп твой служу тебе Великому Государю дохтурскую службу один» [51] [Материалы для истории медицины... Вып. 1. С. 227.]

Действительно, в списке чинов Аптекарского приказа в 1663 г. числились: дохтур Андрей Энгельгардт, аптекари Роман Тиу, Крестьянус Энглер, Ондрей Гезениос, Роман Биниан. Алхимисты Фрянс Слатюр, Марко Юрьев. Часовой мастер Иван Яковлев. Лекари Симон Зоммер, Иван Албанус, Иван Островский, Артемий Назарьев, Василий Улф, Данило Фунгадонов, Юрья Яганов, Флор Дияклер, Кирьян Кутешев, лекарского дела учеников – 21 человек [52] [Материалы для истории медицины... Вып. 1. С. С. 232-233.]. Однако следить за здоровьем царя обязан был лишь «высший чин» – доктор, который при надобности обращался к аптекарям или лекарям.

Среди иноземных докторов русских царей все-таки выделялись, особенно в первые две трети XVII в., выходцы из Англии. Деятельность английских врачей в Аптекарском приказе способствовала укреплению и их личного авторитета, и авторитета английской медицины. Об этом свидетельствует такой, например, факт. В 1629 г. царь Михаил Федорович отправил уроженца России Ивана Эльмстона – сына переводчика Посольского приказа Ивана Фомича Эльмстона, изучать медицину именно в Англию, в Кембриджский университет; через 13 лет он возвратился в Россию доктором медицины.

Впрочем, еще Борис Годунов, ценивший и поддерживавший традиционные российско-английские связи, «отправил с послом Мерриком четверо русских, но они впоследствии отказались вернуться обратно: двое уехали в Индию, один даже сделался английским проповедником, и все, говорят, благословляли английских купцов, увезших их с родины (переписка о их возвращении велась впоследствии между царем Михаилом и королем Иаковом). Однако не вполне ясно, были ли это настоящие русские» [53] [Любименко И. Русский исторический журнал. 1917. № 3 – 4. С. 12-13.].

Не секрет, что из России ездили учиться медицине не только в Англию, но и в Голландию. Еще в 1616 г. царь Михаил Федорович послал сына московского аптекаря Якова Аренсена в Амстердам; правда о дальнейшей его судьбе сведений нет.

В 1627 г., как указывалось выше, уехали учиться медицине сыновья доктора Дия. И еще Валентин Бильс – сын московского доктора, отправленный в 1635 г. учиться в Лейденский университет, получил там диплом доктора медицины и вернулся в Россию.

Все это свидетельствует, во-первых, о том, что существовало стремление подготовить для страны собственных врачей, не выписывая их из-за рубежа, и, во-вторых, что осуществить такое стремление оказывалось непросто из-за малого числа достойных кандидатов, имевших соответствующее образование и знавших иностранные языки: недаром все эти будущие медики хотя и родились, очевидно, в России, но все-таки были сыновьями иностранцев, приехавших на службу к русскому царю.

<<<  | СОДЕРЖАНИЕ>>>