Вологодское бытование

назад

 

 

Песни. Сказки. Пословицы. 
Поговорки и загадки
  // Песни, сказки, пословицы, поговорки и загадки, собранные Н. А. Иваницким в Вологодской губернии. – Вологда, 1960


<<< | СОДЕРЖАНИЕ | >>>

ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНЫЕ ПЕСНИ

570

Поехал, поехал князь Михайло,
Он поехал на сраженье воевать.
Провожали Михайла слуги, няньки,
Все его верные служанки.
Тут стоит его матушка родная,
Сестрица и княгиня молодая.
Наказывал Михайло своей мамке:
«Уж ты, матушка родная!
Сбереги, сбереги ты душу у княгини,
Что княгиню молодую
Вместо сестрицы, вместо матушки родныя».
Это слово мамке да не полюбилось.
Со пути со дорожки воротилась.
Всех служанок своих воротила.
Наказывала мамка своим нянькам,
Своим нянькам, верным служанкам:
«Истопите, истопите жарку баню,
Наколите, наколите горюч камень,
Положите, положите на утробу,
Положите на младеньческое сердце».
Что княгиня во первой-от раз взмолилась –
Со церквей со всех главы свалились.
Что второй-от раз княгинюшка взмолилась –
Сине море всколебалось, всколыхалось.
На третей-от раз она взмолилась –
Вся земля задрождяла.
Под Михайлом-то конь споткнулся,
Спотыкнулся, повалился.
Повалилась с Михайла пухова шляпа.
Тут Михайло-то вздогадался:
Видно, дома нездоровы?
Видно, матушка родная или сестрица милая,
Нет, так княгиня моя спородила».
Со пути он со дорожки воротился.
Что встречают Михайла слуги, няньки,
Все его верные служанки.
Тут его матушка родная,
Тут его сестрица милая,
Только нет души княгини молодыя.
Стал он спрашивать у мамки,
У мамки, у своей верной служанки:
«Уж ты, мамушка родная,
Где же моя книгяня молодая?»
Тут ему мамушка сказала:
«Твоя-то княгиня молодая
Вчера вечером долго прогуляла,
Короводы с молодцами проиграла.
Что теперь она во светлой светлице,
Бело она белится,
Бело белится да красно мажется.
Надевает она платье цветное,
Хочет идти тебя встречати».
Не поверил этому слову Михайло;
Стал он опрашивать у нянек,
У нянек, у своих верных служанок:
«Вы скажите, скажите, слуги-няньки,
Где моя душа княгиня молодая?»
Отвечали ему слуги-няньки,
Все его верные служанки:
«Что твоя княгиня молодая,
Лежит она во светлой светлице,
В гробовой лежит плащанице».
Тут Михайло-князь испугался,
На булатный он нож кидался.
Стал он опрашивать свою мамку:
«Уж ты, мамушка родная,
Много ли ты грехов согрешила?»
«Только три греха согрешила:
В утробе младенца задушила,
Второй я грех согрешила:
Княгиню молодую задушила,
Третий я грех согрешила:
Михайла с княгиней разлучила».

571

В каменной Москве у князя у Волконского
Тут живёт-поживает Ваня-ключничек,
Молодыя-то княгини полюбовничек.
Ваня год живёт, другой живёт, князь не ведает;
На третий-то на годочек князь доведался.
Через ту ли через девушку через сенную,
Через сенную да через самую последнюю!
Закричал же князь Волконский зычным голосом:
«Уж вы, слуги, мои слуги, слуги верные!
Вы сходите, приведите Ваню-ключника!»
И стал же князь Ванюшу да выспрашивати:
«Ты скажи, скажи, Ванюша, скажи правду всю:
Ты который год с княгиней во любви живёшь?»
На первой-от раз Ванюша не покаялся.
Он выспрашивал Ванюшу ровно три часа.
Что и тут-то наш Ванюша не покаялся.
Закричал же князь Волконский громким голосом:
«Вы, слуги ли, мои слуги, есть ли верные?
Вы ведите-ка Ванюшу на конюшный двор!»
Повели же ведь Ванюшу широким двором.
На Иванушке сибирочка пошумливает,
Александрийская рубашка ровно жар горит,
Козловы новы сапожки поскрипывают.
У Иванушки кудеречка рассыпаются,
А идёт-то сам Ванюша – усмехается.
Привели же ведь Ванюшу на конюшный двор,
Там и начали Ванюшеньку наказывати.
Александрийская рубашка с телом смешана,
Казиморова сибирочка вся изорвана,
Русые кудеречки прирастрёпаны,
Козловы новы сапожки крови полные.
Закричал же наш Ванюша громким голосом:
«Уж ты, барин ли наш, барин, ты,
Волконский князь!
Поставлено зелено вино – кто не пьёт его?
Приготовлены закусочки – кто не кушает?
Как у нас-то со княгиней было пожито,
Виноградных вин с княгиней было попито»
Приготовленных закусочек покушано!»
Закричал же князь Волконский громким голосом:
«Уж вы, слуги, мои слуги, слуги верные!
Вы копайте-ка две ямы, две глубокие,
Становите-ка вы два столба, два высокие,
Перекладинку кладите вы кленовую,
Привяжите-ка вы петельку шелковую.
И повесьте тут Иванушка изменника,
Молодыя-то княгини полюбовника!»
Что Иванушка во петельке качается,
А княгиня-то во тереме кончается.

572

Уж ты, крапива ли, крапивушка жегучая;
У тебя семечка, крапивушка, стрекучие.
Жил я, был я, молодец, у короля в Литве;
Загулял я, молодец, к королю во дворец.
Королева дочь с молодцем во любве жила.
И стал тут добрый молодец упиватися,
Во хмелю-то стал молодой похвалятся:
«Что вечор-то я, братцы, на сенях был,
Целовал я, миловал королеву дочь».
Тут лиха была на молодца своя братья,
Доносили эти речи королю в уши.
Что на эти-то на речи он прогневался.
Закричал же наш король громким голосом:
«Вы, слуги ли, мои слуги, слуги верные!
Вы копайте-ка две ямы, две глубокие,
Становите-ка вы два столба, два высокие,
Перекладинку кладите вы дубовую,
Повесьте-ка вы петельку шелковую,
Истребите вы Ванюшу-прелестника!»

573

У купца у богатого
Были три дочки милые,
Что первую дочь просватали
Во город за боярина,
А другую просватали
Во Москву за купечество,
А третью дочь просватали
Во Литву за татарина.
Перва дочь челобитье шлёт
На родиму сторонушку
Государю свет батюшке,
Государыне матушке –
Не тужили бы, не плакали.
Не томили очи ясные:
Сидят ночи тёмные,
Шьют платье цветное
На мое тело белое.
Друга дочь челобитье шлёт
На родиму сторонушку
Государю свет батюшке,
Государыне матушке –
Не тужили бы, не плакали,
Не томили очи ясные:
Что строят новы горницы
По семи окон на сторону,
Как большое окошечко
На родиму сторонушку.
Третья дочь челобитье шлёт
На родиму сторонушку
Государю свет батюшке,
Государыне матушке –
Потужили бы, поплакали:
Сидят ночи тёмные,
Плетут плети ремянные
На моё тело белое.

574

В городе то было во Киеве.
И жила-была честна вдовушка.
У вдовы-то было девять сынов
И десятая дочка милая.
Первы три братца в короли пошли,
Други три братца в цари белые,
Третьи три братца во разбойнички.
Дочку милую замуж выдали,
Замуж выдали за морянина.
Она год жила и не плакала,
На второй год и не подумала,
А на третий год порасплакалась.
И стала вдорянина в гости звать.
Они день едут и другой едут,
А на третий день отдыхать сели,
Отдыхать сели во темном лесу.
И затеплили теплу теплину,
Наварили же каши пшенный.
Тут нигде взялись три разбойничка.
И морянина-то зарезали,
Моревьёночка в огонь бросили,
Моревьихоньку во полон взяли,
Во полон взяли в нову горницу.

575

В Сольвычегодском уезде в песне того же содержания героиня–крестьянка, выданная за боярина. Когда разбойники убили ее мужа и сына –

А боярыню во полон взяли,
Все разбойнички спать полегли.
Как один-от разбойничек
Он богу помолился,
Стал боярыню выспрашивати:
«Ты чьего роду-племени?»
«Я роду-племени хресьянского.
Во славном было городе во Киеве
У хресьянина богатого
Было девять сынов, дочь десятая.
еня вспоили, вскормили,
Возлелеяли братья родные,
Сами в лес ушли за охотою.
Без их меня замуж отдали
Не за купчика, не за барина,
А в Москву за боярина.
Я год жила и другой жила,
На третий год стосковалася.
Поехала в гости к маменьке.
Уж мы день едем, другой едем,
А на третий напали разбойнички».
Тут воскликнул разбойничек:
«Вы вставайте, братья родные!
Мы не боярина смерти предали,
Смерти предали зятя родного.
Не боярышка в воду бросили,
Своего бросили племянничка,
Не боярыню во полон взяли,
А сестрицу родимую!»

576

Середи-то поля чистого,
Середи лугу зелёного,
Тут стояла нова башенка,
Высоким-то высокошенька.
Что на этой было башенке
Взнесена-то пушка медная.
Что у этой было пушечки
Молодой был пушкатёрщичек.
Заряжает пушкарь пушечку,
Насыпает черна пороху,
Чугунно ядро закатывает,
Сам к ядру-то приговаривает:
«Полети ты, моё ядрышко,
Высоким-то высокошенько,
Далеким-то далекошенько,
Выше лесу по поднебесью,
Ты во слободы немецкие,
Во полки-то королевские».
Сейчас пушечка и грянула;
Просвистело туда ядрышко.
Что убило ядро школьничка –
Королевского полковничка.
Тут король стоит, задумался,
Королева дочь заплакала.
«Говорила я милу дружку:
Не ходи, милой, во слободы,
Ты во слободы немецкие,
Во полки-то королевские!
Меня милый не послушался,
Нагонил тоску смертельную.
Я со той тоски во гроб пойду».

577

Уж ты, батюшка, Ярослав-город!
Ты хорош, пригож, на горе стоишь,
На горе стоишь, на всей красоте,
Между двум рекам, между быстрыми.
Между Волгой да между Которостью.
Как по Волге-реке, по реченьке
Тут плыла же ведь легка шлюпочка.
Ужо всем-то шлюпочка изукрашена,
Добрым молодцам испосажена.
Во корме шлюпки генерал сидит,
Перед ним-то ведь офицер стоит,
Посередь шлюпки бел-шелков шатёр,
Во шатре стоит дубовый стол,
Во столе лежит золота казна,
Золота казна государева.
За столом сидит красна девица,
Генералова родна сестрица,
Офицерова полюбовница.
Красной девице сон привиделся:
Генералу-то быть убитому,
Офицеру-то быть расстреляну,
А мне, девице, во тюрьме сидеть
За казну-то государеву.

578

Что не пыль-то во поле запыляетея,
Не туман-то с моря подымается, –
Ярослав-город загорается.
Одна лавочка оставается.
В этой лавочке молодой купец,
Молодой купец – добрый молодец.
Он вскричал своим друзьям-приятелям
«Вы друзья мои, приятели!
Не оставьте меня при несчастьице,
Приотстойте-ка мою лавочку,
Всё со мелкима со товарыма:
Дорогой товар: мелкой злат жемчуг,
Мелкой злат жемчуг, алы ленточки.
Первая-то ленточка – сто рублей,
Другая-то ленточка – пятьсот рублей,
Третью-то ленточку платил тысячу,
Мелкотной товар – за злат жемчуг,
Злат жемчуг – деньгам счёту нет».

579

Как по морю, морю синему,
По синему морю, по Хвалынскому,
Плыли, выплывали три корабличка.
На первом корабле всё солдаты сидят,
На втором корабле генералы плывут,
На третьем корабле император сидит.
Плыли, подплывали под крутой бережок,
Сходеньки бросали на крутой бережок,
Подкопы копали на крутом бережку,
Бочки закатали с чёрным порохом,
Свечки зажигали воскояровые.
Догорали свечи до самого до края,
Разорвало бочки с чёрным порохом;
Закричали тут солдаты зычным голосом:
«Поздравляем императора с победою!
Будет здравствовать государыня
Со всем домом, с малым детушкам!»

580

Что за реченькою было за Небрагою,
За быстрой речкой было Перебрагою,
Не полынь-то ли травонька в поле качается,
Что качается, шатается добрый молодец.
Добрый, молодец да душа моя.
Он не сам пошёл, не своей охотою,
Повели его барскою большою неволею.
Ты, неволя, неволя, жизнь господская,
Жизнь господская, служба государева!
Государя-то царя белого,
Царя белого да Петра первого.
Что со вечера было, со полуночи,
Не частые звезды с неба сыпались,
Рассыпались звезды по чисту полю,
По чисту полю да зеленым лужкам.
То солдатики во поход пошли,
Во поход пошли да во Полтавушку,
Они бить, губить неприятеля,
Неприятеля – царя шведского,
Царя шведского, короля немецкого.

581

Во Париже было славном городе,
Во парижской было крепости,
Тут сидит, сидит невольничек –
Российский князь Пётр Николаевич.
Он по темнице похаживает,
Табаку трубку раскуривает,
Сам печальну песню сказывает.
Про свою ли участь горе-горькую:
«Ты, талан ли, мой талан такой,
Уж ты, участь моя горе-горькая!
Ты надолго мне досталася,
Ото младости до старости,
До седой моей бородушки,
До старой моей головушки».

582

Уж никто про то не знает и не ведает,
Что куда наш государь собирается.
Собирался государь во Бендёр-город.
Отдаёт же он приказ по всем своим полкам;
Чтобы все наши солдаты во исправности были,
Чтобы ружья и штыки были вычищены,
Чтобы порох был на полках, кремни были востры.
Отправлялись все солдаты под Бендёр-город.
Уж мы первый раз палили–не видали ничего,
Во второй-от раз палили – только дым идёт.
Уж мы в третий раз палили – загорался наш Бендёр.
Выходили за ворота обыватели,
Выносили золоты ключи на блюдечке.
«Пощадите наших жен и малых детушек!»

583

Не бушуйте, ветры холодные,
Не спеши, зима, с морозами,
Не защита вы Очакову,
Не спасенье вы врагам нашим!
Сыны храбрые российские
Презирают ваши лютости.
В них сердца горят любовию
Ко прехраброму начальнику,
Ко премудрой нашей матери.
Как возговорит Потёмкин князь:
«Уж вы гой еси, солдатушки!
Нам пришло время воевать идти.
Час приблизился луну сорвать».
Тут возговорили солдатушки:
«Уж ты, гой еси, Потёмкин князь!
Ты рукой махнёшь–Очаков наш,
Слово вымолвишь – луну сорвём.
Мы пойдём с тобой в огонь, в полымя,
Мы пройдём подземны пропасти
Что за матушку государыню,
Что за землю нашу русскую».

584

Из-за лесу-перелесу, лесу тёмного
Выходила, выступала сила войская.
Сила войская, гусары царя белого.
Тридцать три полка снаряжены,
Чисто убраны, в поход посланы.
Наперёд идут гусары, в барабаны бьют.
Барабанщики пропели по-весёлому,
Газетики прочитали по-печальному:
Во втором полку гусаров урон сделался.
Урон сделался – генерал помер.
Генеральское седельце на возах везут,
Самого-то генерала на главах несут,
Самоё-то генеральшу шестерней везут.
Говорила генеральша со гусарами:
«Становитеся, гусары, против трёх дорог.
Уж как первая дорога петербургская,
А другая-то дорога московская,
Что третья-то дорога – ярославская.
Уж вы ройте-ка могилу против трёх дорог.
На могиле-то поставьте крест серебряный,
А слова-то напишите позолочены.
Кто ни пройдет, ни проедет– всяк читать будет,
Всяк читать будет, поминать станет».

585

Как у нас то было на святой Руси,
В славном городе было Питере,
В Петропавловской было крепости.
Тут сидят удалы добры молодцы.
За одно они думу думали,
Одни речи они говорили:
«Вы подуйте-ка, ветры буйные,
Вы снесите-ка с гор желты пески,
С гор желты пески, с гробовой доски.
Ты восстань-ка, восстань, наша матушка,
Благоверная государыня,
Катерина свет Алексеевна!
Осмотри-ка ты свою армию,
Осмотри-ка ты свою гвардию
И любимый полк Семёновский.
У нас служба-то переменена;
Все начальнички стали грозные,
А полковнички бестолковые,
Государь-от стал прогневанный,
Мы, солдатушки, в крепости сидим».

586

Закатало, заваляло
Полтораста кораблей.
На каждом на кораблике
По пяти сот молодцов,
По сту песенников.
Они едут и гребут,
Весело песни поют,
Промеж себя говорят,
Все Ракчеева бранят:
«Экой шельма, экой плут,
Как сумел народ надуть!
Ты, разбестия, каналья,
Отдай жалованье:
Харчевое, медовое,
Третье денежное.
Страшну бездну денег нажил,
Да владеть ими не мог.
Что на наши-то на деньги
Ты палаты, шельма, склал,
Что не хуже и не лучше
Государева дворца.
Разве тем они похуже –
Золотого орла нет.
В белокаменных палатах
Все хрустальный потолок
Позолоченный конёк.
Как под эти под палаты
Быстра речка протекла;
Не сама собой прошла –
По фонталам ведена.
Что во эту быстру речку
Была рыба спущена,
Золотая голова,
Серебряна чешуя».

587

Собирался император
Свою армию смотреть.
Обещался император
К рождеству домой прибыть.
Все-то празднички проходят,
Александра домой нет.
Его матушка родная
Стосковалася по нём.
Его жёнка молодая
День тоскует, ночь не спит.
Я пойду на ту на башню,
Которая выше всех,
Посмотрю я в ту сторонку,
Александр где живёт.
Между питерской, московской
Молодой курьер бежит.
Я пойду, спрошу курьера:
«Ты куда, курьер, бежишь?»
«Я бегу и тороплюся
Во матушку во Москву.
Нашей матушке царице
Весть нерадошну несу.
Скидавайте цветны платья,
Надевайте траура,
Я вам всю правду скажу:
Помер, помер император,
Помер белый русский царь!
На Азовском славном море,
В Таганроге жизнь сканчал.
Что двенадцать генералов
На главах царя несут,
Что четыре офицера
Ордена его несут.
На груди его высоко
Востра сабелька лежит».

<<< | СОДЕРЖАНИЕ | >>>