|
Слесарь из Череповца вернул Всевышнему долг за исцеление от тяжелой болезни, в одиночку срубив церковь на своем приусадебном участке под Белозерском, после чего не один год пытался передать ее местной епархии.
Попытка передать храм епархии потребовала не меньших затрат, финансовых и душевных, чем само строительство. Юридическая «библия» с каждой новой страницей заставляла забывать о смирении и всепрощении. Местные церковные власти, призывавшие поначалу раскатить храм по бревнышку, сдались на уговоры настырного дачника, и его детище освятили, но принять его в дар отказались наотрез. Что-то в строении, которое вплоть до водружения купола соседи принимали за вычурную баню, определенно смущало. В конце концов и самому Александру Хлопотину, у которого неравнодушие отразилось даже в фамилии, наскучило искать шапку под свою жертвенную монетку. Его культовое бревенчатое учреждение, где крестят детей и принимают прихожан, работает хотя и по церковным канонам, но по хозяйскому разумению. Храм, конечно, божий, но будьте как дома. Вешалка в углу, тапочки у порога.
Во имя простоты
В храме у Хлопотина, что в селе Никиткине Белозерского района Вологодской области, не шикают за громкий разговор и телефонный писк, не одергивают детей за беготню на прилегающей к храму территории. Даже выставленную в «предбаннике» уменьшенную в десять раз копию церкви, которую для удобства строительства Хлопотин соорудил из пенопласта, можно трогать руками. К запаху навоза относятся с пониманием – крестьянство кругом. Сумерки и библиотечный шепот отсюда тоже изгнаны, а скамейки, напротив, имеются. В хорошую погоду приезжий батюшка запросто может по совету Хлопотина перенести крещение на улицу. Куда чаще церковного кагора и просфор здесь угощают чаем и печеным картофелем. А в случае с детишками, которые бывают здесь целыми классами иногда по 2-3 раза в день, в экскурсию входит катание на маленьком тракторе. Единственным строгим охранником правопорядка здесь смотрится лишь кричаще красный огнетушитель, которому отдан один из углов церкви. Кричит он об осторожности со свечками – повсюду дерево. К слову, свечи у Хлопотина, равно как и записочки за здравие и упокой, бесплатные. За что он был не раз руган руководством белозерских церквей, где берут за обращенное к Богу слово дороже, чем телеграфисты Почты России, – 4 рубля. «Меня одна группа из Сокола сдала, – вздыхает Александр Хлопотин. – Две бабы затеяли возле церковной лавки диалог. Одна кричит через улицу: “Пошли в лавку свечек купим”. А другая отвечает: “А нам в Никиткине за так дали”. На следующий день меня вызвали в Белозерск к главному. “Саша, так нельзя”, – говорит. А я ему объясняю, что кассового аппарата у меня нет, да и не могу я брать деньги за свечи – пожертвований хватает». Подобных историй в непродолжительной практике храмовладельца Хлопотина хватает – каждую можно воспринимать заповедью зреющего под Белозерском течения церковного одомашнивания. Или попросту прощизма, каковой черновой термин мы с Александром Хлопотиным изобрели во время беседы. Прощизм не от «прощать» – на прощении и традиционное православие держится, а от «проще». «Анну Каренину» мой собеседник читал в школе, но с аргументацией Стивы Облонского, который не любил ходить в церковь из-за боли в ногах – службы длинные, а присесть негде, согласился. Такие-то мелочи, в которых, как и в деталях, может прятаться черт, и отваживают большинство от полноценной веры.
Слезы да и только
Пару лет, с момента освящения, церковь жила почти без прихожан. Местных здесь немного, разве что дачники летом забредут со скуки или в дождь. Два крещения, одно отпевание, венчаний и вовсе не случалось.
Отпевание тоже получилось не совсем каноническим – без покойника. «Брат ко мне погостить приезжал с приятелем, – рассказывает Хлопотин. – И им сюда позвонили, что друг на мотоцикле разбился. Ребята попросили меня отпереть церковь. Они глубоко верующие люди. Провели короткую службу – мол, пусть земля будет пухом. Не знаю, правильно ли это было сделано по канону, но всем стало легче. А разве не в этом задача церкви?»
В это лето (даром, что жаркое) открывать замок, заводить трактор и раздувать самовар пришлось куда чаще, чем раньше, – каждый день, иногда и не по разу. О хлопотинской церквушке узнали по всему району и окрестным городам. В Никиткине перебывали почти все местные лагеря, школы и детские сады, которые смогли отыскать транспорт. Денег не берет, принимает радушно, рассказывает понятно. Самого Александра Хлопотина беспокоит лишь один-единственный расход – слезной жидкости. К счастью, восполнимый. «Как прощаться, ребятишки в рев,– рассказывает он.– Ну и я с ними – чувствую, течет по щекам. Так за 2-3 часа, пока они тут, сдружимся, что водой не разольешь. Знаете, этим летом я окончательно решил не передавать церковь епархии, даже если попросят. Сейчас люди сюда приезжают, да и уход с моей стороны постоянный. Пока в состоянии справиться. Точно знаю – как только отдам, здесь повесят замок, а лет через пять купол завалится».
Пассажир падающего самолета
Идея постройки церкви в родной деревне стала делом жизни Александра Хлопотина в начале 90-х годов. Уволившись с металлургического комбината после двух десятков лет безупречной работы, слесарь Хлопотин вспомнил старое увлечение фотографией и решил в 40 лет поменять профессию. Записался на курсы в фотостудию. С 400 рублей пришлось «упасть» за 40-рублевую стипендию. Впрочем, ненадолго. Как самого способного ученика, Хлопотина уже через два месяца поставили в павильон. Когда жизнь, казалось бы, снова начала налаживаться, разразилась настоящая беда – синдром Меньера. Странная болезнь, не имеющая ни причины, ни способов лечения. Нарушение работы вестибулярного аппарата, который неожиданно превращает своего хозяина в пассажира падающего самолета. Приступы, во время которых больному трудно не только встать, но и открыть глаза, могли длиться сутками. Сутки головокружения, тошноты и сплошного падения в пропасть. «Вдруг я начал замечать, что теряю ориентацию в пространстве, – с большой неохотой вспоминает Александр Хлопотин. – Полгода по больницам, врачи ничего не могли сделать. Что делать? На дворе лихие 90-е, дочки в институтах учатся, жена медсестрой работает – 80 рублей зарплата. Чем в городе сидеть, решил уехать в свою деревню – корову завел, поросенка, овец, кроликов, пчел. Кое-как кормил семью. Синдром строго делил неделю Александра Хлопотина надвое – после трех дней круглосуточной болтанки болезнь давала столько же дней отдыха. «Однажды после двух суток бессонницы взмолился: „Господи, если ты есть, дай умереть без мучений. А если можешь, помоги, тогда церковь построю". Не знаю, почему я решил обратиться к Богу – я тогда был некрещеный, да и в Бога не верил. После этого пошло улучшение – через четыре года был здоров».
Пенопластовый зодчий
Улучшения были настолько явные, что Хлопотин смог вернуться обратно за завод, где и доработал до пенсии. О церкви не забывал, но руки до нее дошли не скоро – прошло без малого 10 лет. На рубеже двух тысячелетий, когда обе дочки Хлопотиных окончили институт и вышли замуж, Александр Александрович решил – пора выполнять обещанное. «Никто не знал о моем обещании, даже жена,– говорит он.– Начав строительство, долгое время не рассказывал, что я задумал, сруб я делал рядом с прудом, а потому соседи думали, что баню строю. Догадались, только когда до шпиля дошел. Кто-нибудь из односельчан идет мимо, обязательно бросит: „Какая-то у тебя, Саныч, баня странная"». Место выбрал прямо под окнами своего деревенского домика, где во времена его детства стог метали. Недостаток строительно-архитектурных знаний устранился сам собой – взяв в руки топор, которым доселе лишь дрова рубил, обнаружил в себе плотницкие таланты, доставшиеся от деда, знаменитого на всю округу мастера. Эскиз церкви, который ему приглянулся, Александр Александрович нашел в одной из книг – попросил дочку, у которой чувство пропорций было развито многолетними занятиями в художественной школе, перерисовать картинку на бумагу. Из пенопластовой плитки, оставшейся от ремонта потолка, собрал макет в одну десятую от требуемого размера. Так работа началась и закончилась без единого чертежа – меряет школьной линейкой на макете, умножает на десять и вперед... пилить, рубить, строгать. Даже станок специальный для изготовления вагонки изобрел и соорудил – оказалось легче и дешевле, чем возить. «Огромное спасибо родным, что поняли меня и никогда не упрекали,– замечает мастер.– Лет пять моей зарплаты в семье не видали, все заработки на церковь шли».
Когда очертаниями строение стало напоминать церковь, в Никиткине проездом оказались две женщины из Белозерского краеведческого музея. Разговорились. «Вам, – сказали они, – надо обязательно благословение на строительство церкви получить, без этого строить нельзя». В тот же вечер Хлопотин отправился в Белозерск. Едет и думает, как же к священнику обращаться, в храмах-то и не бывал почти. Увидев человека в рясе, говорит ему: «Святой отец», как в фильмах, а тот в ответ: «Какой я тебе святой отец... насмотрятся американщины...» Просьбу о благословлении батюшка встретил в штыки – разбирай, говорит, немедленно, а не то греха не оберешься. «Нет, думаю, я пообещал, и должен выполнить», – сказал себе Александр Александрович и отправился в Вологду. Оттуда, прямо из епархии, связались с самим архиепископом Максимилианом. Тот дал согласие и команду белозерскому протоирею помочь мастеру. Два с половиной года назад церковь была освящена, и в ней состоялась первая служба. «Конечно, прежде чем рубить церковь, я много читал, чего и как там должно быть. Но все равно без ошибок не обошлось, – признается Александр Хлопотин. – К примеру, мне сказали, что престол обязательно должен стоять на земле, а у меня на полу стоял. Пришлось выпиливать дыру, переносить балки, носить туда землю, бетонировать. Или еще – сделал одни царские врата. Оказалось, что нужны и вторые, через которые священник будет входить». Науку по строительству церквей приходилось постигать из мертвых книг, потому что живые люди от любознательного Хлопотина отворачивались. «Посоветовали мне одного специалиста в череповецком музее, я ему позвонил, спросил совета, – с обидой вспоминает он. – А он в ответ: „Так вы под Белозерском строите? Ну так там и спрашивайте". Поинтересовался у белозерских мастеров, и тут та же петрушка: „А ты в Череповце живешь. Там и спрашивай"». Все старались напомнить Хлопотину, что это его частное дело, а он-то размечтался, что общее.
Церковь уже третий год стоит и работает, а статус ее до сих пор не ясен. В интернетовских списках она значится как «церковь в селе Никиткино. Архитектор неизвестен», в епархии до сих пор не могут определиться, церковью ей оставаться или переквалифицироваться в часовню. Зимой церковь по большей части закрыта – в деревне в это время года живут всего четыре человека, а летом наезжают дачники и гости. В прошлом году перед хлопотинской церковью развернулась новая сфера деятельности – туристический маршрут по местам съемок фильма «Калина красная» выбрал произведение череповецкого слесаря как финальную точку экскурсии. Дескать, Шукшин и его герой по прозвищу Горе всю жизнь искали свою дорогу к храму. И, если бы не ранняя смерть, наверняка оба со временем отправились бы строить церкви на Руси. |
