Хрущёвская «оттепель» 1953–1964 гг.

Религия

Прохоров А. К иеромонаху приехала… жена / А.Прохоров // Красный Север. – 1961. – 28 февраля.


К иеромонаху приехала… жена

Ну и что в этом особенного? – скажет читатель. В жизни «духовных отцов» не такие случаи бывают, да и то с рук сходят. Им ведь не привыкать: залез в церковный карман – покайся, завел двух жен – снова покайся, во хмелю нехорош – еще раз покайся... И так можно без конца. Бот милостив – он все простит.
Хуже, конечно, иметь дело с прихожанами. Тут, как ни крутись, а если «святые шалости» им известны, авторитет «отца» поплывет по водичке. Здесь уж выбирай одно из двух: или утони в своих пакостях, или уложи рясу в чемодан и отправляйся на поиски подходящего климата.
Впрочем, учить «слуг божьих» не приходится. Они и сами неплохо разумеют что к чему. Вспомните небезызвестного отца Феодосия – бывшего священника Богородской церкви. «Добрый» был человек. Уж чего-чего, а денег прихожан не жалел. Для молодежи – тем более: и водочкой бывало, напоит, и костюм купит, и на карманные расходы не откажет. А иногда и «побалуется», да так, что не напишешь и не скажешь об этом.
Долго вилась его темная веревочка, но конец все же нашелся. С тех пор и перестал звучать голос отца Феодосия с амвонов вологодских церквей. Неприятно, да что поделаешь, тут бог не помощник – подавайся в другую епархию.
Отец Феодосий ушел. Да только ли он. Вологжане, очевидно, и сейчас не забыли, как однажды негаданно – нежданно появился в нашем крае «мученик христовый» Василий Ефимович Колесниченко. Каким его ветром сюда занесло – знает только бог. Доподлинно известно лишь одно: вологодская епархия приняла «странника» на редкость тепло и душевно. Квартирой не обидела, деньгами обеспечила. Что еще надо – живи и здравствуй в свое удовольствие.
Да и как было не помочь человеку. Ведь только вдумайтесь, сколько он невзгод перенес за свои несчастные 50 лет. В детстве не нашел дружбы с наукой. Решил было испытать счастье на подделке документов – не вышло. Получил три года. Попробовал бежать. Поймали. Дали еще пять. Потом еще два срока. В итоге получилось довольно солидно – 18 лет тюремного заключения.
Вышел Василий Ефимович на свободу и растерялся. В самом деле: куда податься, за что взяться? Не идти же работать. И созрела у него мысль облачиться в сан священника. Тут уж наверняка будешь и сыт, и пьян, и нос в табаке. Но на сей раз церковные власти оказались несговорчивыми: не можем, дескать, помочь, нет у вас духовного образования.
Неудача не обескуражила Колесниченко. Отпустив пышную бородку, подался «мученик» в Усть-Лягу по делам коммерческим, Здесь он бойко торговал крестиками и свечками, посещал собрания верующих, а на одном из них даже прочитал сорокауст. И что бы вы думали, с успехом.
Так или иначе, а счастье ему улыбнулось. «Вечный мученик» стал «отцом Василием». Поселился он по всем правилам, в трехкомнатной квартире, завел уйму всякой живности, и жизнь потекла без горя и забот. Может быть и сейчас «духовный отец» сидел бы на теплом местечке в Усть-Ляге, да попутал бес: не выдержал и по пьянке надел на своего собутыльника ведро с помоями. Пришлось сбежать в Троицк, а оттуда – прямым ходом в Вологду.
Нет, что ни говори, а «добрые дяди» руководят вологодской епархией. Правда, «отец Василий» уже сменил и этот адрес, но его собратья и по сей день продолжают тот нести в среду верующих «слово божье», спокойно помахивая кадилом.

«Писатель»… в рясе

Верующие были ошеломлены: к иеромонаху Иннокентию приехала жена. История, ясно, не из приятных. И, пожалуй, не избежать бы Владимиру Ивановичу беды, не обладай он нужной находчивостью. А находчивости, к счастью, Коржеву – Трапину не было нужды занимать. Что для него присяга. Разве из таких переплетов в свое время приходилось выкручиваться?..
В этом, бесспорно, ему надо отдать должное. Весь его жизненный путь был связан с опасностями и риском. В прошлом, как-никак, Владимир Иванович завоевал себе славу одного из активнейших иерофеевцев. Дважды, а это уже порядочно, судим за государственные преступления: в 1930 году получил восемь лет, а в 1950 году -25.
Особенно не по душе пришелся ему первый срок. И он сбежал. Ловко укрываясь от преследований, он тихо – мирно поселился в Костромской области под крылышком некой Коржевой. С ней беглец полюбовно оформил брак, нажил дочь, а главное – прикрылся новой фамилией. Так, конечно, безопасней.
1956 год для Коржева был особенно радостным. Покинув местечко, обнесенное колючей проволокой, он впервые свободно и непринужденно вздохнул. Но, не подумайте, работать не стал. Да и зачем ему было себя утруждать: прежние-то друзья – иерофеевцы еще не перевелись. И он стал гулять, а попросту – бродить по Никольскому и Велико-Устюгскому районам.
Скоро надоела Коржеву бродячая жизнь. Куда оставалось податься – в священники. Тем более, человек он опытный, прошел, как говорят, огни и воды, а с ними и медные трубы. И Коржев предстал перед своим благодетелем – бывшим епископом вологодским и череповецким Гавриилом. Как у них сложилась беседа, неизвестно. Можно лишь предполагать: о женитьбе Коржев-Тропин, вероятнее всего, умолчал. Иначе бы не носить ему монашеского сана.
Не будем гадать. Что бы там ни было, а его звезда загорелась. Поднимаясь со ступеньки на ступеньку, уже через два года иеромонах Иннокентий стал не просто иереем, а настоятелем Николо-Ламанской церкви Кубено-Озерского района.
Перекочевав в деревню, Владимир Иванович не забывает и о Вологде. Да и как можно: здесь    он впервые стал иеромонахом Иннокентием, много или мало, работал священником Лазаревской церкви, а главное, конечно, – привлекает его давнишняя дружба с 22-летней Маргаритой Сергеевной Чуприс. Правда, одно время с нею были у «духовного отца» неприятности, да что вспоминать – все прошло.
Сейчас совсем другое дело. С Маргаритой Сергеевной Владимир Иванович стал заметно любезней, в подарках, больших и малых, не скупится, а в декабре прошлого года настолько расщедрился, что и уму непостижимо: преподнес ей половину кирпичного домика в Октябрьском поселке стоимостью тысяч в тридцать! Не удивляйтесь: у отца Иннокентия денег хватит. На его целый приход работает.
И вот с неких пор поползли по поселку слухи: объявился неизвестный писатель с пышной бородкой и необычно длинными волосами. Ходит он, замечают соседи, в белый домик под номером 74, на Майской улице, потихоньку, большей частью – по вечерам. Не хочет показываться на глаза любопытным (так может узнать и церковное начальство). Для того и пустил о себе версию, что писатель. Но хитрость оказалась шитой белыми нитками. Люди узнали иеромонаха Иннокентия. Шило в мешке не утаишь.

Исповедь отца Михаила

Заранее оговоримся; эта исповедь еще не состоялась, да, вероятнее всего, и не состоится. «Святые отцы» не настолько наивны, чтобы открывать свои сокровенные тайны и мысли кому угодно, в том числе и самому господу богу. В таком случае нам ничего не остается, как предположить, что невозможное стало возможным.
Отец Михаил медленно опустился на колени.
Грешен, батюшка, – сказал он, – ой как, грешен.
– В чем? Говори, сын мой, да ниспошлет господь тебе прощение.
– Попутал меня нечистый. Обманул Советское государство. На его деньги и при его повседневных заботах получил я вначале одно, а потом – второе высшее образование. Стал было инженером – теплотехником, кандидатом технических наук, доцентом Ленинградского горного института. Но, каюсь, никогда у меня не лежала душа к труду.
Поведал бы отец Михаил в своей исповеди и о многом другом. Но мы не будем его затруднять, расскажем, что знаем. И, прежде всего, о делах мирских. Что греха таить, нелегко они ему давались. В первые годы Советской власти Михаил Николаевич Мудьюгин попытал свои силы на подпольной работе в организации лютеранской молодежи. Провалился. Судили. Получил три года условно. Пришлось на время сделать «добрый» вид и заняться трудом праведным.
Несколько лет Мудьюгцн работал и учился. В разговоре с друзьями не откровенничал. Только однажды, это было в 1955 году, не выдержал: зашел в канцелярию митрополита ленинградского Григория и выложил все начистоту. Здесь уж, не таясь, он мог пожаловаться и на «тяготы гражданской работы», на ее «бессмысленность» и «безыдейность». Не забыл, разумеется, сказать и о самом важном – давнишнем стремлении стать проповедником божьим.
И быть бы ему священником, если бы... Впрочем, кто его знает, что тогда произошло. То ли не понравилась его личность руководителям ленинградской епархии, или что другое, во всяком случае, сана он не получил. Вероятнее всего, Михаил Николаевич «излишне» разоткровенничался и сделал небольшой просчет. Иначе кто бы мог узнать, что еще в 1947 году, в тайне от жены, не говоря уже об общественности, он ловко наладил «любовные» связи с Натальей Яковлевной Бражниковой, оставил ей дочь Татьяну и... был таков.
Неудача, конечно, огорчила, но не лишила развратника надежды. На какое-то время он «притих», завел бородку клинышком и стал усердно приучать свое холеное лицо к слащаво – приторной улыбке. С ней в 1958 году он и переступил порог вологодской епархии, представ перед бывшим епископом Гавриилом во всей своей «ангельской красе». Здесь, надо полагать, он уж маху не дал. С редкой изворотливостью опытного дельца, Мудьюгин легко прикрыл свою темную личность крылышком «мученика божьего», а потом и саном «священного отца». С тех пор и началась его новая «служебная» карьера.
Одно время новоявленный «отец» поработал в Вологде. Хорошее это было для него время! О нем он и сейчас не может забыть. Тихие вечера. Ясное звездное небо. Добродушная Ольга Леонидовна (фамилию, пусть простит читатель, мы на этот раз умолчим). Да разве все перечислишь. Не она у него первая, очевидно, не она будет и последняя. Не случайно же «ученый» проходимец спрятался от суда общественности под поповскую рясу и церковные своды.
Усердие отца Михаила было замечено и оценено по достоинству. Руководство епархии направило его в Устюжну священником Казанской церкви. Ничего, прижился. Правда, не покидает его думка о Ленинграде, только, кто ее знает, осуществится ли? Время, конечно, покажет. А пока (жена об этом может и не знать) Мудьюгин старается не терять прежней «дружбы» ни с Натальей Яковлевной, ни с Ольгой Леонидовной.

Кирилловский «весельчак».

У иеромонаха Стефана, сиречь Александра Шмелева, не в пример своим собратьям, в биографии нет ничего «выдающегося». За 30 лет своей жизни и два года работы настоятелем Покровской церкви в Кирилловском районе он прослыл всего-навсего горьким пьяницей и резвым дебоширом. В этом деле Александр Шмелев может за пояс заткнуть даже священника Лысогорской церкви Сокольского района Николая Антоновича Антонова. Если уж кто и может потягаться с ним по части зелья, то это Алексей Васильевич Бобров, недавно произведенный за «усердие» в настоятели Богородской церкви. Да и то сомнительно, хотя он и считается в Вологде солидным пьяницей.
Особенно же отличается Шмелев по «великим» праздникам христовым. В «Михайлов день», рассказывают очевидцы, так «развеселился» святой «отец», что колхозники всерьез подумали утихомирить его поворотом головы градусов на 180. Так бы и сделали, не выручи молодые ноги.
Есть у отца Стефана и еще одна слабость: страсть любит музыку. Не меньше водки. А по сему завел себе на денежки прихожан (других-то у него нет) новенький баян. С того дня и льются пьяные вопли проповедника божьего в вперемежку с мелодиями «барыни» и «комаринской».
Факты – упрямая вещь. Они еще и еще раз наглядно показывают настоящее, а не парадное лицо представителей так называемого «духовного мира», с их «особой нравственной чистотой» и «истинностью» прогнившей религиозной морали. И как бы они ни изворачивались, как бы искусно ни прикрывались проповедями и приторно – слащавыми улыбками, высокими заборами и плотно закрытыми ставнями, от правды уйти невозможно.
Свет ее обнажил и впредь будет обнажать все то, что грязным пятном ложится на чистую советскую действительность, что мешает нашим людям спокойно жить, работать и созидать. Они никогда не смирятся с нравами дмитриевых и коржевых, мудьюгиных и колесниченко, шмелевых, антоновых и бобровых, со всеми, кто возрождает и разносит такие отвратительные пережитки прошлого, как разврат, пьянство, обман и хулиганство.

А.Прохоров