Хрущёвская «оттепель» 1953–1964 гг.

Правосудие и охрана правопорядка

Левкоев В. Вырвался из тисков / В. Левкоев // Наука и жизнь. – 1991. – №8.


Вырвался из тисков

В 1950 году я закончил Ивановский мединститут, сдал последний экзамен и тут же получил из дома (г. Рыбинск) телеграмму: жена преподнесла мне подарок родив двойню, мальчика и девочку. Но радость сменилась горечью: меня распределили в Якутию. С двумя новорожденными ехать в такую дорогу?.. От назначения я отказался. Ну, а затем различные перипетии с администрацией института... Диплом мне не выдали.
Однажды во время моей вынужденной безработицы рано утром к дому подъехала эмка, в дверь постучали. Вошел рослый мужчина лет сорока и пригласил поехать с ним в горотдел милиции, мол, я не выписался из Иванова и незаконно проживаю в Рыбинске больше двух месяцев. Было это в сентябре 1950 года.
Там мне предложили подождать начальника, я ждал с шести до одиннадцати. Но появился тот же мужчина. Мы снова сели в эмку, окна были закрыты занавесками, и я ничего не увидел на улице. Как я узнал позже, мои братья дежурили около горотдела, ждали меня, ведь прошло уже пять часов! Дома жена, мать, все волнуются, у жены пропало молоко, дети плачут. Привезли меня в МГБ на улицу Дзержинского. Провели на второй этаж в кабинет майора, начался допрос. А затем Василий Слезкин, как он себя назвал, сказал, что я «нарушил паспортный режим и меня вышлют к черту на кулички». Я чуть не заплакал, на глаза навернулись слезы. И в этот момент (подлецы! играя на моих чувствах, семейном положении, не считаясь, что дальше будет с детьми) мне предложили работать скрытым агентом, помогать вылавливать «врагов народа». И я смалодушничал, согласился и дал подписку. Меня отпустили. Уже дорогой опомнился, что я сделал? Я стал сам себе мерзок. Как выйти из создавшегося положения? Бежать? Но куда? Бежать без семьи, без диплома. Я выехал в Иваново и обманным путем взял диплом без назначения.
Около двух месяцев я мотался, как чумной. Считал себя гадким человеком. Вот в это время меня вызвал Слезкин и велел среди моих друзей и знакомых выявлять «врагов народа». Я тянул время. Несколько раз приходил молодой парень, вызывал меня во двор и стращал за то, что я ничего не делаю.
И вот в конце октября я получил письмо о назначении в Вологду. Направили меня в местную больницу. Я был так рад, что стал свободным человеком, что отвязался от той «работы». Но так продолжалось только три месяца. Однажды меня вызвали в отдел кадров. В кабинете были кадровик и какой-то мужчина в элегантном черном плаще и в шляпе. Он вынул из папки мою подписку и сказал, что теперь я буду работать с ним. Через несколько дней мне позвонили на работу и велели придти по адресу на явочную квартиру.
Я пришел. Это был деревянный дом. Хозяин открыл дверь и провел меня в комнату, где не было ни одного окна, стол, два стула и лампочка под потолком. За столом сидел капитан в форме МГБ. Он сразу начал меня ругать нецензурными словами за мою «бездеятельность», стращал вплоть до заключения на десять лет, как человека, отказывающегося выполнять свой государственный долг. Затем вынул фотографию какой-то женщины, приказал познакомиться с ней и войти в круг ее знакомых. Она якобы руководила какой-то религиозной сектой. Была директором хлебозавода. Он предложил мне деньги для более близкого с ней знакомства. Ушел я с мерзким чувством, не зная что делать, какой найти выход и, наконец, пустил все на самотек.
Через некоторое время, когда я был на здравпункте паровозо-вагоноремонтного завода, опять появился тот капитан. Он привел меня в малярный цех, провел через железную дверь в стене в комнату без окон. За столом сидел уже полковник лет пятидесяти в форме МГБ. Теперь полковник стал меня отчитывать, сказал, что я отношусь плохо к больным. Этого не было. Я пользовался авторитетом у больных и у администрации завода. И тут мне предложили, чтобы я во время приема больных интересовался их взглядами по отношению к нашему правительству и т. п. Я ответил, что выполнять двойную функцию врача   гуманиста и «разведчика» не смогу.
В течение двух лет я жил в страхе и под наблюдением. Но вот однажды в 1952 году меня опять привели в тот же кабинет в цеху завода, где были полковник и капитан. Полковник беседовал со мной очень благосклонно, но капитан все время ввязывался в разговор, стращал, ругался. Полковник не раз его останавливал, капитан ушел. И вот после часового разговора полковник категорически спросил, буду я работать или нет! Я твердо ответил «нет!». Тогда он вынул из папки мою подписку, дал ее мне прочитать, я убедился, что она, действительно, мною подписана, и разорвал. Полковник предложил мне сжечь ее, и я сжег все кусочки.
С каким облегчением я вышел из этого страшного кабинета, все мне стало казаться в каком-то розовом свете, я будто вновь родился.
В том же году я был членом избирательной комиссии. Вечером, при подсчете бюллетеней, я увидел среди членов комиссии этого полковника, он был в штатском. Мы долго говорили с ним тогда. Он интересовался моей жизнью, родителями, семьей, рассказывал о себе. Больше я его не встречал. Вот такая была со мной история. Вспомнил я о ней, прочитав главу из книги «Эпилог» В.А. Каверина («Наука и жизнь» №10, 1989 г.).

В. Левкоев
(Ярославская область, Рыбинский район, п. Каменники).