Революция и новая экономическая политика 1917–1929 гг.

Религия

Кожевникова И. Опустошение церквей / И. Кожевникова // Лад. – 1994. – №11. – С. 54-58.


Опустошение церквей

В 1921 году наступил голод в Поволжье. Русская Православная Церковь не осталась в стороне от помощи голодающим. Патриарх Тихон создал Церковный комитет помощи голодающим, обратился с воззванием «К народам мира и православному человеку» с призывом поспешить на помощь бедствующим. Церковь начала сбор средств. Она пошла и на то, чтобы пожертвовать ценностями, не имеющими важного богослужебного значения.
Но руководители государства не могли допустить, чтобы инициативу перехватила церковь. То, что церковь хотела делать по доброй воле, постановлением ВЦИК было вменено в обязанность местных советов. Создавались специальные комиссии по изъятию церковных ценностей. В некоторых местах, как, например, в Шуе, они действовали силой и вызвали ответное сопротивление.
Вскоре губкомы партии и губисполкомы получили указания активизировать работу по изъятию церковных ценностей, а от них инструкции пошли в уезды. Этой работе придавался скрытый характер. В областном архиве новейшей политической истории хранится секретный документ Вологодского губкома РКП(б) от 3 апреля 1922 года (ф.1853, оп.6, д.21, л.2), направленный секретарям уездных комитетов РКП(б). В нем намечена линия поведения при изъятии церковных ценностей.
Тактика продумана достаточно тонко: связать изъятие имущества исключительно с помощью голодающим, вызвать раскол духовенства, всячески затягивать переговоры с верующими, если у них возникнут какие-либо вопросы. Подчеркивается абсолютная секретность работы. Вот текст этого документа (опущена вводная часть об образовании комиссий).
«Совершенно секретно.
Под личную ответственность секретарей укомов РКП.
... Подготовительная работа должна вестись в следующем направлении:
1. Укомы должны официально объявить неделю по изъятию церковных ценностей в уезде и развить широкую агитацию среди населения, в первую очередь среди городского. Лучше всего проводить эту кампанию вместе с двухнедельником помощи голодающим. Агитация ни в коем случае не должна носить характер борьбы с религией и церковью и [должна] базироваться исключительно на помощи голодающим, рисуя те ужасы, которые творятся в Поволжье. Проведя такую агитацию, выступающие товарищи ни в коем случае не должны солидаризироваться с выступающим духовенством в пользу отобрания ценностей и классовая линия должна быть соблюдена. В основном агитация должна заключаться в том, чтобы указать на то бедствие, которое постигло страну, а с другой стороны, на ту преступную жадность верхов духовенства, которые хотят сохранить блеск своих храмов тысячами умирающих от голода.
2. Если представится возможность привлечь на свою сторону часть городско го духовенства, то через посредничество их попытаться созвать представителей из уезда и устроить совещание по вопросу помощи голодающим. На этом совещании необходимо решительно взять инициативу в свои руки и во что бы то ни стало внести раскол в духовенство. Та часть, которая будет поддерживать нашу точку зрения, должна быть взята под наше покровительство со стороны высшего духовенства и противоположной группы. Через отколовшуюся группу должна получаться полная информация, что делается в противоположном лагере и в случае обнаружения агитации или подготовки к выступлению кулацких и др. злостных элементов, немедленно таковых арестовывать. Видных же попов, хотя и принимавших в этом участие, до конца кампании не трогать, но негласно, официально, под расписку предупредить, что в случае каких-либо эксцессов они будут отвечать первыми.
3. Везде, где имеется возможность, в церкви ли, на собраниях и прочее, необходимо выступать с требованием изъятия церковных ценностей в пользу голодающих.
4. Наряду с проведением вышеуказанного должна энергично вестись работа по организации самого аппарата по отобранию, с таким расчетом, чтобы он мог быстро и решительно произвести необходимую операцию. Отобрание необходимо начать в той церкви, где стоит лояльный к нам поп и в первую очередь, конечно, в городе. Начало изъятия должно быть обставлено со всеми предосторожностями и предусмотрено до мельчайших деталей, так, чтобы в случае угрозы вызвать эксцесс, последний безболезненно предотвратить. Для учета отобранных ценностей при помголах допустить представителей лояльного к нам духовенства, широко оповестив население, что ни одна крупица из отобранного не пропадет и не получит иного назначения, кроме как помощи голодающим.
5. В тех уездах, где по общим условиям и по совершенной подготовке изъятие началось или может быть без риска проведено, произвести изъятие до конца под руководством и за ответственностью укомов. Там, где подготовительной работы не проводилось и укомы, оценивая обстановку, придут к выводу, что могут воз никнуть какие-либо эксцессы, – изъятие не производить и немедленно, секретно или с нарочным сообщить губкому подробную суть дела, который и даст свои указания.
6. В случае предложения со стороны групп верующих выкупа отобранных ценностей заявить, что вопрос должен быть рассмотрен в Центре, т.е. в губ.комиссии помгол, причем ни в коем случае изъятие на месте не приостанавливать. Отступление в данном случае и колебания могут привести к срыву всей работы.
7. Губком еще раз подчеркивает абсолютную секретность всей подготовитель ной организационной работы. О ходе работы, сроках изъятия и принятых мерах – информировать губком регулярно.
Зам. секретаря губкома РКП (подпись).
Верно: зав. шифроперепиской (подпись)».

Подавляющее большинство населения губернии было верующим. Губернские власти не стали создавать волостные комиссии по изъятию церковных ценностей, объясняя это тем, что «работники местных органов не стоят на должной высоте и будучи в большинстве сами религиозными, не смогут ничего делать самостоятельно». (Здесь и далее использованы документы Вологодского областного государственного архива).
Нужно было сыграть на естественных чувствах сострадания к умирающим от голода людям. В обращении Вологодского губисполкома к населению говорилось, что «общественное мнение подсказало неизбежность воспользоваться церковными богатствами, лежащими втуне. Да и что значат эти ценности – изделия из золота, серебра и драгоценных камней перед лицом неумолимого бедствия... Ужели в самом деле во имя какой-то щепетильности об осквернении сосудов (так в тексте) и тому подобных ценностей не грешно погубить миллион творцов этих сосудов и ценностей?».
В губернии активно шел сбор пожертвований – сдавали муку. рожь, овес, ячмень, масло, грибы, картофель.. В фонд помощи постулат деньги, вещи, мануфактура. Церковь тоже организовывала помощь. Например, совет Павло-Обнорекой общины Грязовецкого уезда собрал среди своих членов тысячу пудов хлеба, деньги, картофель. От Иоанно-Предтеченской церкви в Вохтоге поступило 6500000 рублей. Из уездов сообщали о том, что население к изъятию церковных ценностей относится в основном спокойно. Не было серьезных выступлений и священнослужителей, хотя на них и завели несколько дел в ревтрибунале. Знакомство с одним из решений наводит на мысль, что дела создавались искусственно. 12 мая 1922 года особая сессия нарсуда рассматривала уголовное део членов совета кафедрального Вологодского собора о скрытии главных описей от городской комиссии по изъятию церковных ценностей. Тут было не «скрытие», а небольшая хитрость: членам комиссии предъявили то, что они и просили, то есть инвентарные книги, а спрашивать нужно было главные описи. Наказание – принудительные работы одному на год, другому на полгода условно, третьего лишили избирательных прав.
На заседаниях губернской комиссии по изъятию церковных ценностей рассматривалось много ходатайств церковных советов с просьбой оставить или возвратить те или иные предметы религиозного культа, необходимые для богослужения, например, кадило или особо чтимую икону. Как правило, эти просьбы отклонялись или, в крайнем случае, предоставлялся 1-2-месячный срок для замены изъятых вещей менее ценными. На заявлениях верующих появлялись, к примеру, такие резолюции: «Пусть возбуждают ходатайство о замене. Мы их будем направлять в центр».
Назначались дополнительные изъятия, и из церквей забрали не взятое ранее. Если местная комиссия шла навстречу и оставляла часть предметов, то на страже был аппарат ГПУ. Так, от него поступило сообщение, что в соборе г. Тотьмы оставлено десять крестов и несколько сосудов, которые необходимо было изъять.
Губкомиссия предоставляла и такую возможность: можно было заменить драгоценную реликвию предметом из того же металла, по весу в 1,5 раза большим. Но выкупленная вещь все равно оставалась собственностью государства.
Оправдывая жесткие действия, губком РКП(б) подготовил для населения листовку, где писал: «Советское правительство ради спасения голодающих от мучений смерти должно было прибегнуть к самой крайней мере – к изъятию церковных ценностей храмов и монастырей Российской Республики с тем, чтобы на эти ценности купить за границей хлеб для голодающих. Но злые языки нашептывают верующим рабочим и крестьянам, что будто бы ценности церковные пойдут не на голодающих, а на удовлетворение нужд самого правительства и его служащих. Не верьте злым шептунам, желающим на голоде свести свои счеты с рабоче-крестьянской властью, ибо ни один золотник собранный не пойдет мимо голодающих».
Слухи можно объяснить тем, что никто не видел, чтобы ценности действительно шли на голод. Они аккумулировались в хранилище губфинотдела. Сведения о количестве поступающих ценностей являлись секретными. Подозрительным казалось и то, что категорически не допускалось возмещение стоимости реликвий хлебом или другими продуктами, которые немедленно могли бы спасти кого-то из голодающих. Таким было распоряжение Москвы.
Кампания по сбору пожертвований была закончена к осени 1922 года. К этому времени из волостей в массовом порядке стали поступать известия, что крестьяне дальше отказываются платить налоги в фонд Поволжья, гак как они уже отдали все, что могли и сами остаются без хлеба. Директива об изъятии церковных ценностей тоже была выполнена. Однако б итоговом отчете губернской комиссии по борьбе с последствиями голода (помголы были преобразованы в последголы) значились только продукты и деньги, но не церковные ценности.
В августе 1922 года в Вологду из Москвы поступил циркуляр об отправке ценностей в Государственное хранилище. Сопровождающими назначались  работники губфинотдела, а оплачивать командировочные, работу по погрузке-выгрузке, перевозке, усиленной охране должна была комиссия последгола за счет пожертвованных средств. На это ушло почти сто тысяч рублей… Были заказаны три железнодорожных вагона и в них отправлено в Москву 95 тюков церковных ценностей – золота, серебра, изделий с драгоценными камнями, бриллиантов, изумрудов, алмазов, жемчуга и других украшений всего весом 500 пудов.
Чтобы как-то рассеять подозрения насчет истинного использования церковных ценностей, председатель комиссии губпомгол в газетной статье писал, что из трех источников помощи (добровольные пожертвования, отчисления, сборы; обязательное налогообложение; изъятие церковных ценностей) третий источник «очевидно, довольно продолжительное время... не даст более или менее реальных результатов, ибо собранные ценности необходимо... сгруппировать, рассортировать, и может быть, большую часть переработать, так как в хаотическом виде они не будут представлять той колоссальной ценности, которая в них заключается».
Так закончилась акция, которая опустошила храмы, привела к невосполнимой утрате многих святынь, бесценных художественных сокровищ, нанесла ощутимый удар по Русской Православной Церкви.

Ирина Кожевникова