На собрания ячейки
Шум и гул не умолкают,
Там сегодня ведь вопросы
Очень важные решают.

Все доказывают, спорят,
То и дело просят слова,
В доказательствах и спорах
Ищут мысли Ильичевы.

А вопросов на повестке
Очень много, между прочим,
Не молчит никто упорно,
Каждый высказаться хочет.

Каждый здесь считает долгом
И всего, всего дороже
В речь нехитрую кусочек
Ильичевой мысли вложить.

Но не то в уме сегодня
У котельщика Петрова,
Сел в сторонке виновато
И сурово сдвинул брови.

На сегодняшнем собраньи
Он отрады не находит,
Мысль тяжелая сегодня
В голове, как туча, бродит.

Знает он, что на повестке
И об нем вопрос поставлен,
И такой вопрос не будет
Ни отложен, ни оставлен.

Знает он, что в пьяном– виде
Званье ленинца позорил,
И теперь в мозгах Петрова
И раскаянье и горе.

Вспомнил он денек январский,
Клуб был полон до отказа,
Что-то грустное до боли
В тот день чувствовалось сразу.

Пару слов по телефону
Из райкома сообщили...
«Ленин умер»... замолчали...
Стало тихо, как в могиле.

– Нет, товарищи, родного!..
Пусть мы ныне сиротливы, –
Но дела его и мысли
Мы заменим коллективом!

Помнит – встал к столу «в затылок»,
– Запиши меня пожалста!
Значит в ленинский набор-то...
Петр Петров, котельный мастер!

– Только бросьте, Петр Иваныч,
Больше пьянкой заниматься!..
– Хорошо, товарищ, буду
Всеми силами стараться!

Не пил месяц, два, пожалуй,
Воздержаньем тяготился,
И с приятелем однажды
До «зела» опять напился.

Увидали в пьяном виде,
И в бюро предупредили,
Извинялся долго, долго,
И молил, чтобы простили.

Ухватился за работу,
День в котельном, вечер – в клубе,
Трезвый, тихий, никому-то
Не промолвит слова грубо.

Но опять, опять прорвало,
Влез с приятелем в пивнушку,
Незаметно хмель подкрался
За проклятой пива кружкой.

О политике соввласти
С кулачком затеял споры,
Не понравились Петрову
Кулачковы разговоры.

Слово за слово – скандалец,
Стол разбит, хозяин стонет,
В результате протоколом
Дело кончилось в районе.

Думы длинные, как нити,
Он не слышит рокового:
«О скандале и о пьянке
Дело ленинца Петрова!»

– Здесь он самый... пусть расскажет
Все как есть теперь подробно!
Встал трясущийся и бледный...
Стыдно, больно, неудобно.

Мысли узлом завязались,
Связно молвить – нету силы...
– Как... я значит... обманул вас...
Исключить меня просил бы!..

Как я, значит... не исполнил
Ильичевых-то заветов...
Потому за все поступки
Мне пощады вовсе нету.

Я в разрез пошел со всеми...
Память Ленина обидел!..
Сел обратно. Каждый понял –
Что себя он ненавидел.

Сел обратно и... заплакал,
Наклонивши лоб суровый.
Все почувствовали как-то
Боль сердечную Петрова.

Горячо вопрос тяжелый
На собраньи обсуждался,
С пролетарской точки мненье
Каждый высказать старался.

– Всем хорош, в семье, в работе,
Дело честно выполняет,
Отрицательность одна лишь –
Слаб немного... зашибает!

– Здесь, товарищи, скажу я,
Не поможет исключенье!
Несознательности надо
Не суровость, а леченье!

– Правда, правильно, товарищ!
Парня надобно оставить,
Но в последний раз сегодня
Все – на вид ему поставить!

Так на том и порешили.
Шел обратно тихий ясный,
И теперь вот только понял
Свой поступок безобразный.

Дома долго любовался
Ильича немым портретом;
– Ты прости, что я обидел...
Пренебрег твоим заветом!

В жизнь подобного урока
Я отныне но забуду,
О едином партбилете
Денно, нощно помнить буду!

Ночью лег. В подушку ткнулся,
Плакал тихими слезами,
Но мучительные думы
Ум и сердце не терзали.

Засыпая, будто слышал
Голос твердый и спокойный:
– Ничего, работай только
Будь коммуны сын достойный!

Но того вперед не делай,
В чем клянешься, зарекаясь!
Если партия простила,
То и я не обижаюсь!

Я и партия – едины,
Дух стальной живет в обоих
Без ее, указки, помни, –

Новой жизни не построить!

Дядя Саша