Революция и новая экономическая политика 1917–1929 гг.

Производственная жизнь

Под шум молота и станков: (Один день в Вологодских железнодорожных мастерских) //Красный Север. – 1924. – 25 сентября.


Под шум молота и станков

* * *

Роем пчел весенних, веселых жужжат и поют 115 станков. Однотонно звенит по металлу стругало и падают мелкие железные опилки и стружки – блестящими змеями... Хлябают приводные ремни и чокает где-то мотор – сердце токарного цеха.
У станка ленинец – прилаживает к станку буферный стакан.
– Вот смотрите: бывает один материал, а бывает и другой. Этот, например, материал плохой, твердой: и резке плохо поддается, и в деле плохо стоит, – и добавляет тоном заботливого хозяина, – а струмент как портится – страсть!
– Скажите, как вы проводите после рабочее время?
– О, у вас горячая пора сейчас, и отдых ночью только. Строимся!
– Это как же?
– Дирекция, ТПО, да другие организации сложились, дали весь материал, а труды наши; и вот строим свой поселок – Октябрьский поселок, так и назвали. Пока на 75 семейств, 26 домиков, т.е. 34 процента уже построили, скоро и весь прикончим. Из-за чего и стараемся! Пока строим односемейные дома, а потом полагаем четырехсемейные ставить, потому выгода...
– Ну, а в театре бываете?
– Когда тут! До сумерек с постройки не уходим, а когда б свет был, и ночь бы нас не согнала... Лестно поскорей зимовки отстроить... А пока молодежь заместо нас бывает... И там постановки чуть не каждый день, а всегда народу – отбою нет...

* * *

Строй отремонтированных паровозов... Блестят как новенькие пятиалтынные.
Паровозный цех встречает гулкими ударами клепки.
Здесь лечатся больные гиганты. От некоторых только коляска, да и та без колес, держится на устоях... Куда-то убрали и будку машиниста, и котел. Одним словом – камня на камне, вернее шайбы на шайбе не оставили – и все разобрано, что на слом, что в ремонт.
Гулкими комками рвется ввысь воздух.
Вот почти готовый великан где-то внизу, у его колес, затерялся его слуга и хозяин – рабочий.
Приник к оси паровозной с циркулем – еще молодой комсомолец.
– Слышали, что новая расценка, а какова она – не знаем... К тому же бригадой работаем, учесть трудно свою работу...
Группа рабочих 5-б человек клепают балку.
Вот один щипцами подносит раскаленную шайбу – в два молота ударяют – летят искры, потом круглят головку вогнутым молотом – головка шайбы белеет и блестит серебром, но еще горяча, можно закурить папиросу. Минута отдыха.
– Да что же новая расценка, только слышали, а какая она есть, никто из нас не знает... Работаем, можно сказать, втемную...
– Что верно, то верно, – дополняет другой, ежели бы знал я – стоко-то, мол, за это, стоко-то, мол, за то... Али бы задание, скажем, вот, мол, на неделю, а которые часы останутся – те в приз!..
– Сумно малось... Прям не видишь работы... Скажем, жалованье я получаю почти довоенное, но время-то такое, что не мешало бы лишок малый заиметь... То ли в театр, то ли книжонку купить, али мяса фунт лишний…
– Нет, надо чтоб объяснила администрация, какая такая есть новая расценка...

* * *

Огнем и жаром встречает кузнечный цех. Пол почти сплошь завален продукцией. Вагонетки не успевают ее отвозить.
Мастер-конструктор т. Долгов говорит:
– Меньше 150 проц. задания цех не понижал своего ироизводства. Цех по интенсивности, не только выше остальных мастерских, но выше, чем интенсивность мастерских других районов СССР. Еще цифры:
– Мы добились выковки 10.000 пуд. в месяц. До войны в день на одного кузнеца приходилось выковка трех рессор, теперь 8 рессор – нормальная выработка.
И еще:
– Работаем в две смены. Если раньше 100 пуд. было максимум для работы одной печи, то теперь максимум 600 пуд.
– Чем объясняется?
– Печи у нас Долговской конструкции, с очень высокой продуктивностью, и на нефти, и на дровах работать могут, спайка внутрицеховая и, конечно, квалификация рабочих. Но работа у нас – одна из труднейших. Притом материал возьмите. В первую очередь кузнечный цех страдает от плохого качества материала; второе – сырого материала не хватает – приходится из свалки выбирать, что получше из худого и вырабатывать новое. К примеру – вот серьги рессорные; присылают распоряжение – изменить, размер – что же, заготовленные выбрасывать? Нет! Попробовал, подсчитал – и вот выковываем из заготовленных не хуже, чем новые. Или взять подвесы. Вот смотрите – эти подвесы каждый из двух старых составлены – испытание выдержали!
К печам не подойти – пышет адовым жаром – бандажи раскалялись добела, и под молотом как масло режутся.
У печи кочегар, в маске – это прозодежда, у одной рессорной печи даже заслонка до краев раскалилась.
Мастер тянет куда-то, открывает дверь цеха; тут же рядом в пяти шагах – уголок Ленина. Снят с колес и отремонтирован вагон, внутри окрашен, поставлены скамейки, в глубине витрина с книгами – подбор весьма удачен и показывает высокий уровень политзнания и запросы рабочих цеха. Направо большой портрет В.И. Ленина, налево – его же черная статуэтка на миниатюрной трибуне; позади – миниатюрные копии стола и кресла вождя.
Это цеховой культурный уголок.
Здесь устраиваются; цеховые лекции и доклады. Во время обеденных перерывов здесь бывали «летучие концерты»...
Кузнечный цех, имеющий неоспоримо первое место по интенсивности работы и вдруг… концерты в середине рабочего дня!
Может ли быть это на заводе у какого-либо западного капиталиста?
Что бы он завопил, если бы рабочие то же самое пожелали бы устроить на его заводе?
А СССР говорит: культура и производительность – родные сестры!
Не хотелось уходить из этого уголка – отдыхаешь or грохота молотов.
Но еще не все.
Рядом с культуголком – баня. Самая настоящая паровая баня с «горячей», т.е. с парильником.
– Цех у нас все же грязный, – оправдывается мастер, – ну и надумал.
Тоже, как видите, вагоны утилизированы. Баня – это, как и культуголок – продукт субботников и воскресников. И об уме позаботились, и о теле. Приходите париться!
Рабочие любят своего мастера Долгова, и только удивляются:
– Откуда он время берет? И в уголке первый работник, и в кооперации, и на работе?
Тысячи таких мастеров строят СССР и ведут ее к новой жизни, где должно все быть для рабочего ума и тела.

В.