Письмо Л.В.Верещагиной (Андреевской) от 25.07/06.08.1890 //Верещагин В. Избранные письма. – М., 1981
№132. Л.В. Верещагиной (Андреевской)
[25 июля/]6 августа [1890]
Дуду! В стихотворении – «Евангельский рассказ»1 припиши сбоку, перед замечанием о воскрешенье следующее:
Что девушку от летаргии
Он к жизни снова возвратил,
Понятно мне: ведь не впервые
Врач магнетизм употребил.
А совсем внизу исправь так:
Смущал меня всегда немало
Об этом фокусе рассказ.
Его б похерить не мешало
Как людям набожным соблазн.
Что ты, что ты, мать моя, побойся бога! Можно ли вычитать из жалованья за вещи, неизвестно как и когда пропавшие. Во-первых, я взял это зеркальце, ведь для того я и купил складное глухое, чтобы таскать его в дорогу. Во-вторых, имей в виду, что во Франции, как и в Швейцарии, если ты обвинишь кого-нибудь в краже и наверное не докажешь, то в лучшем случае заплатишь денежный штраф, а в худшем – поплатишься и днем кутузки. Первое движение мое было телеграфировать тебе, чтобы не делала этой глупости, не задержала бы деньги, но,– прочитавши в конце, что ты ждешь моего ответа, я успокоился и решил денег не бросать на депешу [•••]
Вот я и хорошо сделал, что заплатил тебе за зло добром. Ты меня наказала, не приславши вчера весточки о себе, а я все-таки так тебе дал знать о своем бытье. Мысленно слежу за всеми твоими покупками, мысленно перебираю и целую все рубашечки, пеленочки и проч[ее]. Какая жалость, что нет штанишек! Как капиталы твои, много ли денег еще осталось?
Посылаю еще стишки. Завтра пришлю новый «Евангельский рассказ» – переложение на ясный и понятный язык чуда воскресенья. Тоже прочитай маме, когда хорошо разберешь.
Чмок, чмок, чмок.
В.В.
Целую, целую и еще целую. У меня болит немного живот, впрочем, принял капли и, кажется, лучше. Это от воды!
ЧЕРТ И ВАНЬКА2
«Я старику служил ведь честно и примерно,
Не слышал от него ни брани, ни хулы,
Зато, как смерть пришла, узнал он,
Промолвил сыну: «Федора на волю отпусти».
Ну, вижу, барин молодой в таком-то горе!
От слез не видит и не слышит ничего.
Уж думаю, его не стану беспокоить боле,
Не надо мне покамест ничего.
Служу я год и два, а вольной все мне нету.
Что, думаю, за притча – аль сказать?
Спросил тут у знакомого у одного совету,
Он говорит: «Пожалуй, лучше подождать».
Прошло еще, не знаю, много ль, мало ль время,
Женился барин, что-то придираться стал.
Ведь устарел я, думаю, теперь ему уж в бремя,
Да тут об вольной к слову и сказал.
«Зачем? Чего ты там на старости не видел?
На воле, говорит, чего ты захотел?»
«Меня любил покойник, мол, при смерти не обидел,
Известно вам: ваш батюшка так повелел!»
«Что батюшка мне повелел, то я все знаю, –
Он говорит: – И ты мне в этом не указ;
Не можешь ты меня заставить, если не желаю;
Внеси за волю деньги – вот тебе мой сказ!»
Тут скоро эдак написал он отпускную,
Мне подает: «Ступай вот с этим ты листом
К директору О...скому, он спишет начистую,
Ты денежки внесешь – я подпишу потом».
Постой же, думаю, черт Ваньку не обидит,
Ведь Ванька и до губернатора дойдет!
Надует черта он, тогда тот хорошо увидит,
Что плутней с Ванькой ничего он не возьмет!
К директору сходил и лист ему оставил.
«Покамест, говорит, я справки наведу.
Недели через две зайди,– он тут прибавил:
– К тому уж времени я вольную перепишу.
Снесешь ты к барину, и он ее подпишет,
Сюда, смотри, обратно принесешь.
Здесь вот чиновник этот в шнуровую книгу впишет,
И ты ее себе потом в карман возьмешь».
Как только что в деревню барин мой уехал,
Сейчас к директору за вольной я пошел
И к брату баринову – он в Москву тогда приехал –
Так, без доклада, прямо в кабинет прошел.
«А! Федор! – говорит. – Аль есть какое дело?»
«Пожалуйте вот отпускную подмахнуть!»
А сам в глаза ему смотрю так прямо, смело,
Чтоб скрыть намеренье его надуть.
«Вам, говорю, давно доподлинно известно,
Что батюшка ваш вольную мне дать велел».
«Да, Федор,– говорит,– служил покойнику ты честно.
И если в чем грешил, так, видно, лучше не умел».
«Вот, говорю, давно уж братец ваш просил
О...ского бумагу эту написать,
Вам к подписи снести ее мне поручил,
Директор ждет, скорей велел он вам сказать».
«Хоть брат об этом деле не давал приказа, –
Он говорит, – но верю я во всем тебе;
Мне памятны слова покойного отца наказа
(Недавно он еще приснился мне во сне)».
И подписал! Я тем же мигом в департамент,
Свидетелей заставил прежде подмахнуть,
Схватил я в обе руки этот дорогой пергамент,
И, верите ли... даже ведь всплакнул!
Бранился барин, как в Москву назад приехал,
Да уж меня и след-то в городе простыл,
Опять скажу; что, видно, черт-то Ваньку не объехал,
А Ванька черта тут порядком угостил.
Нет слова – барин мой хитер, он плут известный.
Кто знал его, не может это не сказать.
Но и меня умом не обошел отец небесный,
Таких, как я, мошенников в Москве ведь поискать.
Вот, батюшка, у нас дела какие были,
Давно изволили просить вы рассказать,
Как в старину мы господам служили – не тужили
И как они умели нас за службу награждать».
Примечания
1 Как атеист, Верещагин пытался дать объяснение евангельским «чудесам», о чем и свидетельствует этот стихотворный набросок. Стихотворение целиком не сохранилось.
2 Стихи Верещагина «Черт и Ванька» были навеяны рассказом старого дворецкого (на севере России), хитростью освободившегося от крепостной зависимости. Портрет этого персонажа художник написал в 1888 г. («Отставной дворецкий», ГРМ).
|