Марков С. Первый аэроплан
// Вологда в воспоминаниях и путевых записках. – Вологда, 1997

[…] В Вологде я впервые столкнулся с авиацией.

По городу были расклеены большие афиши, в которых сообщалось о том, что будет произведен Полет авиатора.

И вот в один из летних дней моя бабушка, приказав мне надеть новую матроску, долго искала свой знаменитый лиловый зонт. Перебрав все, она нашла его, наконец, под комодом, выбила пыль, раскрыла. Потом осмотрела меня и стала торопить моих родителей.

– Матушка, богородица-владычица, а вдруг опоздаем, – причитала она.

И мы пошли по деревянным мосткам мимо палисадников с пыльной сиренью, пересекли пустырь с желтыми одуванчиками и очутились у края городского ипподрома.

Шумела и толкалась толпа, сторожащая вход на ипподром. На моем отце был белый китель с золотыми пуговицами с изображением герба Вологодской губернии, и полицейские беспрепятственно пропустили нас.

Где-то ближе к краю ипподрома стояло непонятное для меня сооружение, прикрытое брезентом. Его охраняли двое полицейских с красными револьверными шнурами на груди. Вслед за этим мы увидели высокого худощавого человека в куртке и гетрах, в кепке с козырьком, повернутым почему-то к затылку.

Подходя к сооружению, он взмахнул рукой. Полицейские и подбежавшие откуда-то пехотные солдаты стащили брезент. Так я впервые увидел аэроплан.

В это время бабушка стала оглядываться в сторону моих родителей и даже грозить кому-то из них зонтом. Мать взяла отца под руку, но он, не слушая ее, шагнул вперед, подошел к человеку в гетрах и в чем-то с ним заговорил. В конце разговора авиатор отрицательно покачал головой. Когда отец вернулся к нам, бабушка в упор укоризненно посмотрела на него.

Знаменитый авиатор сел в свой суставчатый, как бы прозрачный аэроплан. Через несколько мгновений раздался стук мотора, аэроплан отделился от земли, толпа замахала шапками и мы стали свидетелем чуда.

Не помню, сколько мгновений аэроплан пробыл в воздухе, но, пролетев над головами людей, он внезапно завыл и с глухим ударом упал на землю. Все было как во сне. Двое полицейских, тех самых, что охраняли аэроплан, вели фон Лерхе под руки. Струйка крови текла по его бледному лицу, он прихрамывал. Авиатора посадили на извозчика и куда– то повезли. Рядом с ним уселся врач с желтым саквояжем в руках.

– Вот что и с вами могло случиться, – громко сказала бабушка отцу.

У выхода с ипподрома мы встретили красивого моложавого старика в котелке. Он поздоровался с бабушкой, как со старой знакомой, и представился моим родителям. Это был никто иной, как легендарный, непостижимый для меня в то время Юлий Зубов.

– Какая неудача, – сказал он. – В полете что-то не рассчитали. Я этим займусь, попробую выяснить, в чем дело.

Потом Юлий Зубов завел с моим отцом разговор о каких-то землевладениях в Кадниковском уезде, поговорил с бабушкой об очень далеких для меня временах, которые они хорошо знали, и мы отправились домой.

Всю дорогу отец молчал, видимо, ожидая упреков, а я успел расспросить бабушку об авиаторе фон Лерхе, которого мы видели сегодня.

– А ты заметил, какой у Зубова значок? – спросила меня бабушка.

– Да, – ответил я. – А что это?

– Это ему подарил в Париже сам Блерио, который изобретал аэропланы.

Сейчас это кажется сказкой. Я, шестилетним мальчиком проходя с бабушкой мимо книжной лавки, помещавшейся где-то возле вологодской гимназии, видел в витрине тонкую брошюру Юлия Зубова, посвященную тогдашней авиации. И в который раз бабушка рассказывала мне, как Юлий Зубов путешествовал по дальним странам, побывав даже на Канарских островах. Он был еще где-то на островах Океании и якобы оттуда привез таитянку, и был страшный скандал, когда губернатор пригласил его на бал. Когда в швейцарской с таитянки сняли плащ, то она оказалась в первозданной красоте и ее пришлось вместе с Зубовым удалять с бала. […]