Жизнь в Кузнецове 

 Жизнь в Кузнецове // Н.Лукина. Вологодские дворяне Зубовы. – Ч.II. – кн.4. – М., 2009

Жизнь в Кузнецове. Осенью 1921 года Михаил Юльевич продал рояль, с третьей попытки сел в поезд, но поехал не в Москву и не в Вологду, а прямо в Кузнецово – родителям нужна была помощь, т. к. с ними остались теперь только две дочери Мария и Ольга Юльевны. Здесь он был совершенно убит разорением усадьбы. У Зубовых, благодаря заступничеству Максима Горького, остался дом с огородом и садом: земля и все остальное имущество, кроме национализированной библиотеки, было реквизировано. Большинство построек продали за хлеб. Чтобы выжить, сами пахали, сеяли, жали, косили и убирали на выделенных нескольких десятинах, а также возили воду, заготавливали дрова, молотили, мололи, сушили и сохраняли урожай на зиму, рассчитав на всех «пайки», т. к. приходилось платить и продналог, и продразверстку. Семья жила в двух комнатах нижнего этажа, рядом с «судебной» камерой, в которой теперь хранились овощи и находились оставшиеся куры. Остальные помещения, по распоряжению местного начальства, были отданы под жилье геодезистам и военным, солдатской школе и красноармейским собраниям, а также другим службам. 

М.Ю. Зубов включился в заботы о семье: зимой расчищал от снега дороги; обряжал лошадь; прорубал несколько раз в день замерзшую прорубь на пруду, откуда возил воду; пилил, колол, носил дрова и пр. Несмотря на разруху и неустроенность быта, он много занимался в своей бывшей не топленной комнате наверху, где чудом сохранился рояль, и каждый вечер все писал и писал ноты: «Я обследовал все мазурки Шопена с 28 сторон. Теперь принялся за полонезы. Надеюсь, что общение с таким духом, как Шопен, повысит мое критическое чутье».

Весной 1922 года скончался отец Юлий Михайлович, его похоронили у церкви Св. Троицы в селе Поповском. Мария Юльевна надорвалась на мельнице и была вынуждена уехать из Кузнецова; ее заменила приехавшая на некоторое время из Москвы Елизавета Юльевна. Михаил Юльевич «месил грязь» по деревням, устраивая передвижные библиотеки, занимался заготовкой дров, поправкой заборов. От тяжелой работы у него открылась астма. Все же по вечерам он всегда играл на рояле, приводя в порядок и переделывая некоторые свои сочинения, или переписывая их начисто. Он очень заботился о матери. Она писала дочери Нине: он, «кажется, любит меня. Я тоже стараюсь быть с ним внимательной, он одинок и не умеет сойтись с людьми, я думаю оттого, что жил далеко от семьи».

Летом М.Ю. Зубов начал хлопотать о концерте в Кадникове из вещей своего сочинения: собирался играть сам и надеялся привлечь сестру-скрипачку Нину Юльевну с мужем-виолончелистом Владимиром Казимировичем. Для этого специально сочинил несколько вещей для скрипки и виолончели. «Жаль, – писал он, – что у меня нет виолончели и скрипки, я попробовал бы сам наигрывать на них, чтобы не промахнуться по части звучности... Жаль, что нет певцов и нельзя пустить в ход свои романсы... Если бы можно было достать еще танцовщицу, то прямо поезжай куда хочешь и загребай деньги лопатой». А раз певцов для исполнения написанных романсов не нашлось, то Михаил Юльевич начал посылать их различным исполнителям в Москву и Петроград. «Жаль, что уничтожил несколько десятков их и несколько фортепьянных пьес, найдя музыку слабой», - писал он сестре Нине.

В августе 1923 года Михаилу Юльевичу удалось найти работу (в Кадникове или Соколе, где он, возможно, играл за кулисами каких-то спектаклей), и свободного времени для сочинения музыки и занятий на фортепьяно почти не стало. Выручала гимнастика (пальцев, кистей, рук от локтя, рук от плеча), которая позволяла сохранять технику. «Не так давно разыгрался вечером, – написал он в одном из писем сестре Нине Юльевне, - «жарил» на память разные вещи, убедился в отличной помощи моей гимнастики: руки в самом идеальном, так сказать, повиновении». И в сочельник 1924 года он устроил для родных у елки «прелестный концерт», который все слушали с большим вниманием. Но жалования на жизнь не хватало, и весной 1924 года Михаил Юльевич даже написал сестре: «Нина, я не могу звать вас на лето в Кузнецово, т. к. самому нечем жить. Надеюсь, что ты не сомневаешься, что я (о мамочке и говорить нечего) буду рад видеть тебя и других родных и знакомых, кто заглянет к мне».

В июле 1924 года губернский земельный отдел произвел в кузнецовском доме обыск и опись всего оставшегося «до последней худой табуретки», нашел семью нетрудоспособной и постановил: землю отобрать. «Если бы одну землю, – писала Софья Петровна в одном из писем, – то бы ничего: оставили бы дом, сад, огород, двор, но и дом, и все тоже решили отобрать. Мы были очень огорчены. Миша ничего не может делать, все из рук валится, да и зачем делать что-нибудь, т. к. отберут... Земли не жаль, а жаль дому, сада, огорода; жаль каждой вещицы в доме и каждого дерева и куста... Библиотеку увезли в школу, и, говорят, что половина книг растащена». Тем не менее, убрали урожай, Михаил Юльевич «ездил в Вологду, подал заявление или какую-то другую бумагу, которая нужна была», и до конца 1924 года судьба Кузнецова не прояснилась.

В апреле 1925 года дом в Кузнецове (с огородом, садом и двором) был отобран, и Михаил Юльевич с Ольгой Юльевной и Софьей Петровной переехали в Кадников, остановившись у знакомых ждать, когда пойдут пароходы, чтобы добраться до Вологды. Там все они поселились в «маленьком зубовском домике» на Большой Архангельской улице (д. 14), где жила семья Лариссы Юльевны: она сама, ее старшая дочь Милица Николаевна с мужем Сахаровым и младшая дочь Нина Николаевна.