«События, люди, явления, определившие образ жизни». Чей?

Ретроспектива

В минувшую субботу Леонид Парфенов попрощался со зрителем, пообещав «обязательно увидеться»... Парфенов оставил тем самым зрителя в недоумении, когда же снова ждать сладкой встречи со своей юностью, снова отдаться слезоточивому ветерку ностальгии? Зритель не понял, то ли причина расставания в низком рейтинге программы, то ли в производственно-технических проблемах, то ли в занятости ведущего, ставшего теперь еще и главным продюсером НТВ. Воспользуемся неожиданной паузой и подведем промежуточные итоги.

Трудно сказать, какие чувства испытывал один из героев первых программ Леонида Парфенова писатель Василий Белов, смотря последние программы своего бывшего интервьюера. Скорее всего не слишком приятные. В тех первых, в «портретах на фоне», фоном герою интервью служили: вековая грязь вологодских дорог, вологодские березки, голубоглазые вологдчане. В последних, в «Намедни. Наша эра. 1961-1991. События, люди, явления, определившие образ жизни», – и фон, и герой, и автор совместились в одно неделимое целое – в самого Парфенова.

А между тем начиналось все очень пристойно и даже очень хорошо. В прославившем Парфенова цикле «портрет на фоне» ведущего не было. Была необычная по тем временам форма подачи материала – чуть отстраненная, чуть ироничная. И иронию удачно перебивал и дополнял неторопливый рассказ героя. Парфенов был вне конкуренции. Он не лез в кадр со своими рассуждениями, не задавал чудовищно нелепых а lа караулов вопросов, не мельтешил, соблюдал дистанцию, передачи были не о нем. И это главное.

В какой-то мере это главное удавалось сохранить в первых выпусках культурно-информационного «Намедни», хотя тогда уже в душу закрадывались некие нехорошие подозрения. Взяв на себя благородную миссию по ознакомлению телемасс с образчиками неофициального искусства, Парфенов, чем дальше, тем больше уделял внимания и времени искусству маргинальному. Но и здесь, надо отдать ему должное, он еще не слишком выпячивал себя. А в самой удачной из рубрик, в «Постскриптуме» оставлял героя наедине с самим собой, как и в «Портрете на фоне». Но уже в «Намедни» появились, мягко говоря, нескромные заставки типа: «Парфенов, надевающий очки.» «Парфенов, протирающий очки»... Заметим попутно, что примерно в то же время в заставках «Итогов» появился и Евгений Киселев, шагающий по Красной площади.

Возможно, осознав, что маргинальное искусство так и осталось по краям, Парфенов бросил его. Он очень точно угадал два года назад общественный психологический откат к прошлому. И принялся за новые проекты. Сначала эстрадные «звезды» пели чужие хиты при встрече 1995 года, потом – «Старые песни от главном» в 1996 и «Старые песни о главном – 2» в 1997 году.

Но история – это уже не песни. Собственно, идея проекта Леонида Парфенова «Наша эра» позаимствована (как водится) скорее всего из американского сериала «Вспомним те годы». Но пафос Парфенова не сводится к воспоминанию и пониманию того, что же действительно в «те годы» произошло. Он скорей сводится к практике постмодернистской деконструкции в ее постсоветском изводе. То есть к разрушению старых иерархий смыслов и ценностей. И возведению на их месте новых, своих. В применении к истории это – до боли знакомое советское «переписывание истории».

Деконструкция в «Намедни» производится самым простым методом: берутся события, люди, явления, которые просияли в таком-то году, и из них выстраивается как бы случайная последовательность. К каждому присовокупляется небольшой иронический комментарий. Добродушный, впрочем.

Вот, например, последовательность из 67-го года: «Литгазета», Вечный огонь у могилы неизвестного солдата, Сергей Юрский и его «Новая интонация» («современная»), «Комсомольская гвардия» (железный Шурик), Андропов – председатель КГБ, фильм «Кавказская пленница», гибель космонавта Комарова, госпремия Ираклию Андроникову («тамаде культурного процесса»), ЭКСПО-67 в Монреале, «Мастер и Маргарита» в «Москве», шестидневная война и разрыв дипотношений с Израилем, «Неуловимые мстители» (политкорректность) и так далее.

Конечно, само по себе каждое из этих событий весьма значимо, но никакой существенной связи между этими событиями в проекте Парфенова не просматривается, они даются буквально как однородные члены, через запятую. Разная значимость этих событий для разных людей и разных социальных групп, живших в то время, как бы намеренно игнорируется. А в результате премия Андроникова, полеты в космос, пятидневная рабочая неделя, разрыв дипотношений с Израилем и так далее оказываются равнозначными, стоящими на одном смысловом уровне. Такой подход, конечно, не новость. Историческая наука давным-давно занимается выстраиванием событий из различных областей человеческого бытия в единые смысловые ряды. Но обычно такая процедура используется для извлечения неких общих смыслов, для понимания процессов истории. Либо – для навязывания истории предвзятых идеологем.

В случае парфеновского «Намедни» ничего подобного вроде бы нет. А что же есть? Разнообразные фото-, кино- и теледокументы, которые приятно (или неприятно) еще раз увидеть, но в которых нет объединяющего смысла, той идеи, которая позволила бы зрителю хоть как-то осмыслить и понять «нашу эру».

Впрочем – наверное, именно для того, чтоб хоть извне привнести этот смысл, – в проекте фигурируют некие комментаторы. Их четверо. Рената Литвинова, Егор Гайдар, Сергей Караганов и Анатолий Стреляный. Но, бедные, в каком виде они появляются у Парфенова – то раздвоенные, а то и растроенные. Это, конечно, тоже элемент постмодернистской игры: люди пытаются говорить какие-то разумные, с их точки зрения, вещи, а мы их серьезность немножечко снимем, опустим ее путем перемещения камеры. И вот камера изучает живот и щеки Гайдара, лысину и галстук Караганова, косенькие глазки и коленку Литвиновой, шевелюру и руки Стреляного. Что бишь они там сказали, эти комментаторы? Да ничего. Что они могут сказать – все ту же бодягу. Ну так нечего их и слушать, лучше следить за перемещением камеры, тем более что все они так забавно (каждый на свой лад) жестикулируют. В общем четверка комментаторов нужна Парфенову только для галочки – чтобы создать впечатление осмысленности и обозначить многообразие приемов подачи исторического материала, а на деле они совсем не нужны.

И тем не менее какая-то целостность и даже идея в каждой серии проекта Парфенова все-таки есть. Что-то скрепляет эти разрозненные сюжеты, вынутые из в свое время сложившихся известных иерархий (различных для разных групп населения) и брошенные на телеэкран вроде бы совершенно произвольно. Что же их объединяет помимо единого в каждой серии года? Только субъективность автора, его внутренние предпочтения, сложившиеся, когда он подрастал (год рождения парфенова – 1960) и внимательно прислушивался к разговорам старших (место рождения – Вологодская область). Как это ни смешно, теперь в его «Нашей эре» эти разговоры отражаются в виде групп событий, стоящих рядом во временном течении передачи и образующих комплексы ассоциаций типа: «французские духи», «Марина Влади», «жена иностранка», «Париж» (представление о шике 12-летнего мальчишки).

Такое виденье мира весьма интересно, поскольку отражает структуру ценностей определенной группы определенного поколения (сложившейся там-то и в такое-то время), но, разумеется, оно не имеет непосредственного отношения к тому, что действительно происходило между 1961 и 1972 годами (проект остановлен на 13-м году жизни автора). В «нашей эре» мы видим лишь сегодняшнюю попытку утверждения и тиражирования через ТВ той самой системы ценностей, которая присуща группе, представителем которой Парфенов является. Это очень сужает парфеновскую историю. Мы, пожалуй, еще можем согласиться с тем, что «Наша эра» – это «наша эра», но, увы, слишком многие скажут: «Это их эра». Но хуже всего то, что в разбираемом «проекте» (словечко с экспансионистским душком) много такого, что относится главным образом только к лично Парфеновской, и притом неотфлектированной, системе ценностей. Так уж получается: если ты, разрушая, не заменяешь разрушенное чем-то продуманным и определенным, на месте разрушенного из твоего бессознательного прорастает нечто тобой неконтролируемое. Твой и (или) твоих близких портрет.

Этим зримым портретом в проекте Парфенова являются, например, кадры, повторяющиеся из серии в серию как заставки: Парфенов помогает Хрущеву умываться, Парфенов подает патроны Хрущеву, Парфенов затесался в кадр между Хрущевым и Насером, и его (Парфенова) прогоняют, Парфенов маячит позади Горбачева и Рейгана. Тут очевидно вполне простительное желание маленького человека встать рядом с великими (этой страстью обычно пользуются уличные фотографы, предлагающие прохожим сняться с фанерным горби). Но вот что забавно: Парфенов играет в этих вставных и не всегда уместных сценках какую-то уж слишком служебную роль, иногда даже прямо лакейскую – побыть рядом с Хрущевым во что бы то ни стало, хоть в роли прислужника при умывании. Разве это не символ, кое-что проясняющий в иерархии ценностей, которую предлагает зрителю Парфенов?..

Символ, конечно. И притом – весьма многогранный. На одну из его сторон стоит обратить внимание. Дело в том, что поскольку ни Хрущева, ни Горбачева нет в большинстве из «тех лет», которые показаны в «нашей эре», а Парфенов тем не менее с этими руководителями аккуратно появляется в кадре во всякой серии, постольку можно понять, что речь здесь идет о службе властям (впрочем, кажется, только либеральным). В общем, это довольно верная характеристика телевизионщика, который по сути и есть слуга властей (сегодня – демократических). Это особый тип. Не всякий способен быть успешным телеведущим, но лишь тот, в ком счастливо совпадают талант развязности (посмотрите-ка, как Парфенов подает полотенце Хрущеву) и вкус к услужливости. Но именно такой слуга (в самом возвышенном смысле – нечто вроде греческого Гермеса со всеми его многообразными функциями) оказывается в центре трактуемых им событий. И таким образом навязывает зрителям (бессознательно, ничего плохого не имея в виду) свою иерархию ценностей. Именно таков парфенов. Именно такой гермесоприслужнический взгляд на историю навязывает он телезрителям в своей «Нашей эре».