А.В. Филиппович
ИДИОГРАФИЗМ - парадигмальная
установка культурной традиции на видение
реальности в качестве неунифицированной и,
соответственно, не подлежащей познанию
посредством поиска общих закономерностей и
осмыслению посредством общих понятий. Переход от
классической культуры к культуре
неклассического и особенно постне-классического
типов знаменуется радикальной переориентацией с
номотетического стиля мышления на методологию И.
Исходно данная терминология введена
В.Виндельбан-дом (см. Виндельбанд, Баденская
школа) в контексте неокантианского
дистанцирования естественнонаучного познания,
ориентированного на номотетику (греч. nomos - закон
и tetio - устанавливаю), и познания гуманитарного,
опирающегося на идиографику (греч. idios -
особенный, необычный и grapho - пишу). Если
естествознание, по Вин-дельбанду, имеет своей
целью выявление и формулировку общих законов как
выражающих устойчивые и повторяющиеся связи
между явлениями, т.е. фиксацию "неизменной
формы, реальных событий", то гуманитарное
познание (в первую очередь, история) видит свою
цель в фиксации "отдельных исторических
фактов", выявлении "их однократного, в самом
себе определенного содержания". На этой основе
Г.Риккерт (см. Риккерт, Баденская школа,
Историцизм) формулирует идею о двух методах
образования понятий - соответственно:
"генерализирующий" и
"индивидуализирующий". При рассмотрении
двух феноменов, характеризующихся такими
наборами признаков, как [а, Ь, с, т] и [а, Ь, с, q],
естествознание, пользуясь генерализирующим
методом, выработает для своих потребностей
(поиска общего закона) такое понятие, как [а, Ь, с],
в то время как гуманитарное познание будет
оперировать понятиями [т] и [q]. - Таким образом,
если идиографический метод, по Виндельбанду,
фокусирует внимание на "единичном и
однократном", то при применении
индивидуализирующего метода образования
понятий, по Риккерту, задается такое видение
реальности, когда "кроме индивидуальной
эмпирической действительности нет никакой
другой действительности". Подчеркивая
правомерность обоих способов рассмотрения
реальности, Виндельбанд говорит лишь о различных
Стилях мышления, отмечая, что, в принципе, один и
тот Же объект может стать предметом рассмотрения
как "но мотетического мышления", так и
"мышления идиографи-ческого", ибо разница
между последними выражает лишь "формальный
характер познавательных целей наук". - Риккерт
также полагает генерализирующий и
индивидуализирующий способы образования
понятий - в общем контексте развития познания -
принципиально взаимодополняющими. Однако он
отмечает, что по причинам исторического
характера (в частности, в силу обусловленного
установками последней сциентизма)
"генерализирующий метод" в европейской
культурной традиции воспринимается в качестве
"универсального метода", а применение его
выступает критерием "научной работы
вообще". Европейская классика в целом
конституирует и осознает себя как
ориентированную номотетически: номотетические
установки классической западной традиции
выпукло проявляются при ее сравнении по
указанному критерию с традицией восточной: как
отмечает Дж.Нидам, европейская идея о том, что
природа подчиняется универсальным познаваемым
законам, была воспринята в Китае 18 в. как
"непревзойденный пример антропоцентрической
глупости", - в то время как в Европе в свое время
устраивали показательные судилища над
аномальными животными и казнили последних как
нарушающих Божеский закон. Применительно к
естественнонаучному познанию но-мотетический
подход мыслился вообще как единственно
возможный. В этом отношении становление
классического естествознания связано с
формированием установки на поиск единого,
универсального закона бытия, обнимающего собой
частные закономерности и выражающего презумпцию
всеобщей гармонии. Формулировка закона
всемирного тяготения, легшего в основу
механистической картины мира, была воспринята
Европой именно как ответ на эту потребность
науки. Как писал в посвященных Ньютону стихах сын
Ампера, "...И нарекли человека Ньютоном. // Он
пришел и открыл высший закон, // Вечный,
универсальный и неповторимый, как сам Бог". По
оценке Пригожина и И.Стенгерс, "в глазах... XVIII в.
Ньютон был "новым Моисеем", которому Бог
явил свои законы, начертанные на скрижалях". -
Сама идея анализа единичного, индивидуального,
специфически неповторимого отвергается
классическим естествознанием, объявляясь
прерогативой гуманитарных дисциплин, которым -
именно в силу этого обстоятельства - практически
отказано в безусловном научном статусе. (Уже
Риккерт фиксировал современную ему культурную
установку на то, что история "не есть настоящая
наука", и, более того, глубокую укорененность в
европейской традиции "мысли о
противоположности науки и истории"). Таким
образом, дихотомия между универсальным и
уникальным в контексте европейской культуры
оказывается артикулированной не столько в
качестве дихотомии между естественнонаучным и
гуманитарным подходами, сколько в качестве
дихотомии между так называемыми научным (строго
научным) и якобы ненаучным подходами:
"специальное и уникальное или повторяющееся и
общее, универсальное; конкретное и абстрактное;
вечное движение или покой; внутреннее или
внешнее; качество или количество; зависимость от
культуры или вневременные принципы; борение духа
и самоизменение как постоянное состояние
человека или возможность (и желательность) покоя,
порядка, окончательной гармонии и
удовлетворения всех разумных человеческих
желаний - таковы некоторые аспекты этой
противоречивости" (И Берлин) Наиболее ярким
проявлением этой культурной установки явилось
формирование в самой гуманитарной сфере
(несмотря на то, что, казалось бы, именно для нее
были адресно сформули рованы идиографическая
методология и индивидуализиру ющий способ
образования понятий) сугубо номотстичес-кой
традиции - Речь идет о традиции социологизма в
философии истории - от Дюркгеима до современных
версий структурно-функционального анализа (см
Структурно-функциональный анализ) Оформляющийся
параллельно (во временном отношении)
историцизму, практикующему И , социологизм
радикально ему альтернативен в методологическом
отношении, ибо ориентирован на видение своего
предмета в качестве "социальной
реальности", открытой для аналитики
естественнонаучного толка, и на построение кон
цептуальной модели истории, предполагающей
экспликацию общих законов ее развития
(Номотетизм в данном случае - в отличие от
кантианского своего варианта - на уровне
самооценки претендует не столько на
спекулятивное конструирование общих законов
соответствующей предметной области, сколько на
выявление предполагаемо наличной имманентной
логики развития этой предметности, - уже a priori
мыслимой при таком подходе номотетично )
Фактически, практикуемый как классическим
естествознанием, так и социологизмом номотетизм
опирается на сформулированное Кантом условие
необходимости как модальности бытия (в данном
случае - необходимости проявления закона)
"схема необходимости есть существование
предмета во всякое время" Таким образом, в
основе номотетизма лежит фундаментальный отказ
от самой идеи времени, предполагающей динамику и
эволюционные изменения самих законов как
таковых, что не допускает формирования самой
идеи уникального события - "Концепция вечности
грешила тем, что в ней не оставалось места для
уникальных событий Материя, согласно этой
концепции, представляет собой вечно движущуюся
массу, лишенную каких бы то ни было событий и,
естественно, истории" (Пригожин) В этом
отношении "переоткрытие времени"
синергетикой и введение темпоральности в
постмодернистскую парадигму философствования
(см Генеалогия, Событийность, Зон) оказались
сопряженными и с переоткрытием уникальности, с
ренессансом и новым осмыслением идей И, - в
отличие от классических естественнонаучной и
гуманитарной традиций - Ибо, несмотря на то что
отдельными мыслителями высказывались
альтернативные идеи (например Ж А Агассисом в 19 в
бычо отмечено то обстоятельство что
"экстравагантность настолько глубоко
отражает са мую возможность существования, что
вряд ли найдется какая-нибудь концепция, которую
Природа не реализовала бы как слишком
экстраординарную"), в целом классическое
естествознание развивается под знаком
номотетики - По оценке Пригожина, "в прежней
идеологии науки уникальные события - будь то
зарождение жизни или зарождение мироздания -
представлялись почти антинаучно" Аналогично, -
несмотря на традицию историцизма и целый ряд
концепций, фокусирующих презумпцию единичности
в гуманитарных областях (например, Р Ковер
отмечает эксплицированное правовой практикой в
качестве необходимого сочетание обоих подходов
к субъекту и как к носителю универсальных
качеств - основание вменяемости по отношению к
общему закону, и как к уникально неповторимому
индивиду - основание поиска личного мотива и
несения личной ответственности), в оценке
мышления по вседневности идиографическая
история к середине 19 в все еще оставалась сродни
Клио как одной из муз - покровительниц искусств
Становление концепции нелинейных динамик
радикально изменило статус идиографического
подхода к действительности, - причем в равной
мере как в естественнонаучной, так и в
гуманитарной областях В этом отношении весьма
примечателен тот факт, что ради кальные
парадигмальные сдвиги, предшествующие сдвигам
современным, связанным со становлением
синергетики и постмодернизма, в свою очередь,
были связаны - как в естественном, так и в
гуманитарном направлении - с идеей уникального
события, отказом от универсализма Фактически
может быть зафиксирован параллелизм тех
концептуальных и парадигмальных предпосылок,
которые фундировали собой становление
синергетической парадиг мы в естествознании, с
одной стороны, и постмодернизма - с другой В
качестве таких синхронных предпосылок могут
быть выделены следующие 1) акцентировка идеи
уникального события (фиксация времени Т0 в
космологии интерпретация возникновения жизни
как "события, ис ключительность которого
необходимо сознавать" (Ж Мо но) в биологии, идеи
уникальной индивидуальности в эк зистенциализме
и персонализме, моделировании истории как
разворачивающейся через моменты "кайроса" у
Тил лиха), 2) поворот от центрации внимания на
статике к фокусировке его на динамике (понимание
элементарной час тицы в качестве процесса в
квантовой физике - идея отка за от традиционной
онтологии в неклассической филосо фии), 3)
акцентировка субъектного блока субъект-объект
ной оппозиции (идеи копенгагенской школы в
естествознд нии - выдвижение на передний план
фигуры субъекта вое приятия художественного
произведения в искусствоведе нии и эстетике,
начиная от Беньямииа М Дюффрена М Дессуара и др -
см "Смерть Автора", Скриптор, Язык
искусства), 4) снятие жесткой оппозиции между
субъект ным и объектным блоками
субъект-объектной оппозиции (трактовка
приборной ситуации как нахождения наблюла теля
внутри наблюдаемой реальности - понимание бытия
интерпретатора как жизни в мире текстов версия
герме невтической концепции, предложенная Э
Коретом, фило софия "новой телесности", идеи
структурного психоаналн за о вербальной
артикуляции бессознательного - см Лл кап,
Телесность, Постмодернистская чувствительность)
^) идея плюрализма языков описания объекта, отказ
от пот i ток поиска "единой формулы бытия'
(формулировки принципа дополнительности,
разрушение квантовой меха никой иллюзии о
возможности единого языка описания макро- и
микро-процессов - идея "заката больших нарра
ций" и стоящая за ней практика культурного
эклектизма -см Закат метанарраций), 6)
переориентация с идеи "точно го"
предвидения будущих состояний и форм поведении
объекта на идею вероятностного прогноза (феномен
двп жения без траектории в физике элементарных
частиц развитие статистических методов в
социологии, идеи Jk ви-Стросса о
"статистической антропологии" наряду и
"структурной" - см Неодетерминизм), 7)
внимание к фе номену контекста
(физико-математические аналитики значений
функций в конкретных суперпозициях - внимание
лингвистики к коннотативным смыслам и
семантикам кон текста - см Контекст, Складывание)
Как для естественнонаучной, так и для
гуманитарной сфер это означало, прежде всего,
конец презумпции универсализма (Следует
отметить, что на уровне мышления повседневности
эта презумпция не была столь долговечной, -
достаточно упомянуть ироничные стихи В Блейка
" От единого зренья нас, Боже, // Спаси, и от сна
Ньютонова тоже") В свете эволюции идеалов
описания и объяснения в науке финал презумпции
универсализма означал признание того
обстоятельства, что адекватное описание
нелинейного процесса возможно лишь как комплекс
взаимодополняющих описаний Как полагает Т
Нагель, современная культура фундирована
критикой самой идеи возможности создания
единого концептуального образа реальности Так,
для современной гуманитаристики характерна
презумпция, в свое время прекрасно выраженная в
программном тезисе Аренд "неосязаемые
идентичности ускользают от любых
генерализаций" В рамках номадологического
проекта постмодернизма исходные основания бытия
интерпретируются как сингулярности, т е
единичности, принципиально противящиеся любой
попытке универсализации Соответственно этому, и
понятийные средства мыслятся Делезом также вне
какой бы то ни было возможности выражения в них
так называемого "общего" или
"универсального" смысла "не следует
рассматривать слова как универсальные понятия,
поскольку они являются лишь формальными
сингу-лярностями [единичностями]" Эксплицируя
методологические основания альтернативной
традиционной дисциплинарной истории
"генеалогии" (см Генеалогия), Фуко, прежде
всего, фиксирует ее программный И "история,
генеалогически направляемая, имеет целью не
обнаружить корни нашей идентичности, но,
напротив, упорствовать в ее рассеивании, она
стремится не к тому, чтобы обнаружить единый
очаг, из которого мы вышли, эту прародину,
возвращение на которую сулят нам метафизики, но к
тому, чтобы выявить все разрывы, которые нас
пересекают" Современные концептуальные
версии философии истории, разрабатываемые в
рамках постмодернистского типа
философствования, фактически основаны на идее
отказа от сци-ентистски (а это значит -
номотетически) ориентированных методов
дисциплинарной истории, и центральный предмет их
анализа - "постистория" - мыслится, по
выражению Дж Ваттимо, как "событийный поток"
В этом же парадигмальном ключе Бодрийяр
выступает против использования понятия
"масса" в социальном контексте, ибо оно, по
его оценке, не фиксирует подлинного субъекта
социального действия, который всегда
индивидуален Более того, доминирующей и
практически исчерпывающей формой социальных
отношений становятся, как констатирует М Постер,
"не функциональные, но индивидуализированные
субъект-субъектные отношения" Однако и в
субъект-субъектном контексте постмодернизм
однозначно постулирует парадигму доминирования
"Я" над "Мы" (Лиотар) Само же это "Я"
в принципе единично и не подлежит дефи-нированию
через указание на ближайший род и видовые
отличия, ибо, согласно Делезу, "каждая личность
- это единственный член своего класса" Таким
образом, по оценке В Лсйча, ' постмодернистская
чувствительность", в целом, 'акцентирует
случайности, а не универсальные правила
различия, а не тождественности" Наиболее
операциональным и адекватным для описания
современных социальных практик понятийным
средством философия постмодернизма полагает
концепт "индивидуализация" Последняя
рассматривается теоретиками постмодернизма (М А
Роуз, К Кумар, С Лаш, А Б Зеликман и др ) не только
как программно прокламируемая основа
социального порядка (что, в сущности, было уже
провозглашено в рамках концепции
постиндустриального общества - в частности,
либеральной ее версии), но и в качестве актуально
работающего принципа организации наличной формы
социальности Собственно, культура постмодерна и
специфицируется исследователями (С Лаш и др ) на
основании такого критерия, как утверждение
установки на де-универсализа-цию, проявляющуюся
по всем своим возможным регистрам
де-стандартизация, де-унификация,
де-массификация и т п (что оценивается в качестве
единственной - необходимой и достаточной -
предпосылки нелицемерного гуманизма) - Как
отмечает А И Зеликман, в условиях постмодерна
"торжество индивидуальности" функционально
выступает единственным способом унификации
общественной жизни Как это ни парадоксально, но
единственным универсально общим правилом
культуры постмодерна является отказ от любых
универсально общих правил Соответственно этим
общим установкам культуры постмодерна
приоритетной методологией, культивируемой в
соответствующем этой культуре типе
философствования, выступает акцентирование
радикальный И , реализующий в своей практике,
согласно оценке В Лейча, высказанную культурой
"мечту об интеллектуале, который
ниспровергает универсалии" В сочетании с
идеей децентрированной среды (см Ацентризм,
Номадология) идея отказа от номотетики обретает
в постмодернизме исчерпывающе полную свою
реализацию По точной оценке М Сарупа, в
проблемном поле постмодернизма "больше
невозможно пользоваться общими понятиями они
табуированы Невозможно бороться с системой в
целом, поскольку фактически нет системы как
целого Нет также и никакой центральной власти,
власть повсюду Единственно приемлемыми фррмами
политической деятельности теперь признаются
формы локального, диффузного характера Самое
большое заблуждение - верить, что подобные
локальные проекты можно свести в единое целое"
Согласно программному положению Фуко,
"фундаментальные понятия, которые сейчас
необходимы, - это понятия события и серии с игрой
сопряженных с ними понятий регулярность,
непредвкушенная случайность, прерывная
зависимость, трансформация", - нетрудно
заметить, что перечисленный набор
категориальных средств фактически изоморфен
базовым понятийным структурам синергетики,
фокусирующимся вокруг феноменов уникального
события, случайной флуктуации,
равновесия/неравновесия, самоорганизации - Оба
приведенных категориальных ряда предназначены
для фиксации явлений, не могущих быть
схваченными и тем более исследованными в
терминологии жесткой номотетики Уже ранняя
версия постмодернизма выдвигает - в лице Батая -
программное требование отказа от
"идентичнос-тей", т е выраженных в
понятийном языке десигнатов неких общностей
якобы идентичных сущностей Согласно Батаю,
"существующее" осознает неповторимую
уникальность (свою не-идентичность) в так
называемых "суверенных моментах",
определяемых Батаем в качестве актов смеха,
эроса, жертвы, хмеля, смерти и т.п. Как отмечает по
этому поводу Клоссовски, "язык (понятийный)
делает бессмысленными учение и поиск моментов
суверенности", - в этой системе отсчета со всей
остротой встает вопрос: "каким образом
содержание опыта может устоять... под натиском
понятийного языка?". Единственным ответом на
него может, по Клоссовски, быть отказ от
понятийного универсализма, исход (аналогичный по
своей значимости библейскому) "из рабства
идентичностей", задаваемого посредством
понятийного языка, - для этого "каждый раз... ему
вновь надо будет, исходя из понятий,
идентичностей, прокладывать путь к раскрытию
понятий, к упразднению идентичностей", - "и
это раскрытие и упразднение может быть передано
только в симулякрах" (см. Симулякр). В
альтернативу языку понятийному, симулякры
конституируют "язык, предложения которого не
говорят уже от имени идентичностей"
(Клоссовски). Такой язык (язык симуля-кров) может
служить и служит средством фиксации
"суверенных моментов", ибо позволяет
выразить не только уникальность последних, но и
их сиюминутно-преходящий характер (не бытие как
константное, но вечное становление):
"упраздняя себя вместе с идентичностями, язык,
избавленный от всех понятий, отвечает уже не
бытию: в самом деле, уклоняясь от всякой
верховной идентификации (под именем Бога или
богов), бытие схватывается только как вечно
бегущее" (Клоссовски). По оценке Дерриды,
соответствующее отказу от универсализма письмо
("письмо суверенности") реализует себя "не
для того, чтобы что-то желать сказать, что-то
изложить или обозначить, но для того, чтобы
заставить смысл скользить". Оно, собственно, не
предполагает ни референции, ни денотации в их
определенности, - но перманентную игру смысла:
как пишет Деррида об экспрессивной
процессуальное(tm) такого письма, "что
произошло? В итоге ничего не было сказано. Не
остановились ни на одном слове; вся цепь ни на чем
ни держится; ни одна из концепций не подошла; все
они определяют друг друга и в то же самое время
разрушают или нейтрализуют себя. Но удалось
утвердить правило игры или, скорее, игру как
правило". Общая тенденция философской
эволюции в данном вопросе заключается, по мнению
Дерриды, в том, что "оппозиция между
постоянством и прерывностью неизменно
перемещается от Гегеля к Батаю", - т.е. от
номотетизма к И. Действительно, для зрелого
постмодернизма характерно выраженное
программно "недоверие" к метаязыку в любых
его вариантах, а в перспективе, как пишет Р.Барт,
предполагает и фундаментальное "разрушение
метаязыка как такового". - Ив процессе своего
создания ("письмо" - см. Скриптор), и в
процессе своего функционирования
("означивание" и интерпретация как
"экспериментация" - см. Означивание,
Экспериментация) всякий текст в каждом акте
своей семантической актуализации выступает в
качестве уникального и неповторимого события, ни
в коей мере не подчиненного универсальным
правилам письма или чтения. - Иными словами, по
Р.Барту, "всякий текст вечно пишется здесь и
сейчас". Сама сущность постмодернистского
типа философствования усматривается Лиотаром
именно в том, что постмодернистские тексты в
принципе не подчиняются заранее установленным
правилам, им нельзя вынести окончательный
приговор, применяя к ним общеизвестные критерии
оценки, ибо как правила, так и одиночные критерии
не предшествуют тексту, но, напротив, суть
предмет поисков, которые ведет само
произведение: текст создается не по правилам,
предшествующим ему в своем бытии, последние
вырабатываются одновременно с созданием текста.
Собственно, он и создастся с той целью, чтобы
сформулировать правила того, что еще только
должно быть сделано (именно этим Лиотар и
объясняется тот факт, что произведение и текст
обладают характером события). Более того, с
позиции постмодернизма, уже сам факт наличия
"универсального метаязыка" выступает
критерием системной организации феномена и,
следовательно, по оценке Лиотара, признаком
"террора". Что же касается нетекстовой
артикуляции философской парадигмы
постмодернизма, то ее ориентация на отказ от
номотетики выражена столь же эксплицитно по
форме и столь же радикально по содержанию. Уже в
раннем постмодернизме Мерло-Понти формулирует
тезис о необходимости для социального познания
ориентации на поиск не единой и выраженной в
универсальном законе "истины на все
времена", но - "истины в данной ситуации".
Основополагающим программным требованием
постмодернистской концепции науки становится
радикальный отказ от любых попыток построения
метаязыка Как пишет Лиотар, "наука не обладает
универсальным метаязыком, в терминах которого
могут быть интерпретированы и оценены другие
языки". Исходя из отмеченного,
постмодернистская интерпретация научного
познания постулирует сугубо нарративный
характер последнего: по мнению Лиотара,
"обращение к нарративности неизбежно, по
крайней мере, в той степени, в какой [языковые]
игры науки стремятся к тому, чтобы их
высказывания были истинными, но не располагают
соответственными средствами их легитимации".
Соответственно этому центральным понятием как
концепции исторического времени Де-леза (см.
Событийность, Зон), так и генеалогии Фуко (см.
Генеалогия), выступает понятие "события" как
принципиально единичного и не поддающегося
когнитивным процедурам генерализации без потери
своей сущностной специфичности (см. Событие). По
оценке Фуко, "действительная история
заставляет событие вновь раскрываться в том, что
в нем есть уникального и острого", в то время
как "силы, действующие в истории... всегда
проявляются в уникальной случайности
события". Делез трактует отдельное событие в
качестве "сингулярности", т.е.
"единичности", "оригинальности",
"неповторимости", "исключительности",
и, согласно Делезу, "сингулярная точка
противоположна обыкновенному", т.е.
поддающемуся номо-тетическому описанию.
Конкретизируя свою концепцию событийности,
Делез вводит понятие "идеального события" -
события в чистом виде, чья неповторимость (т.е
невписанность в общий закон, осмысленная
традиционным мышлением в качестве случайности)
абсолютна. Он пишет о нем следующее: "Что же
такое идеальное событие? Это - сингулярность, или,
скорее, совокупность сингу-лярностей,
сингулярных точек, характеризующих
математическую кривую, физическое положение
вещей, психологическую или нравственную
личность. Это - поворотные пункты и точки
сгибов". В данном отрывке - в автохтонной для
постмодернизма терминологии - находит свое
выражение та же глубинная идея, которая
составляет и пафос мировоззренческих выводов
синергетики: глобальные эволюционные сдвиги
инициируются не только глубоко случайными, но и
глубоко уникальными событиями (флуктуациями),
сопряженными с поворотными моментами в эволюции
системы (в терминологии Делеза - точками
"проблематизации" или версификации
событийного процесса, т.е. "разветвления
серии"), причем само событие существует лишь в
качестве облака вероятностных точек
("математической кривой"). В этом контексте в
постмодернистской философии (Бодрийяр,
П.Вирилио, Р.Вил-лиамс и др.) оформляется
эксплицитно выраженный критический вектор в
отношении понятий, претендующих на статус
максимальной общности: "история",
"общество" и т.п. (см. Постистория). Согласно
позиции постмодернизма, именно и только такой
подход позволяет увидеть в истории реально
сложный, богатый возможностями и принципиально
нелинейный процесс, а не заранее наложенную на
него спекулятивную схему однозначных
причинно-следственных цепочек, исключающих
любую случайность и любое выбивающееся из общего
правила явление как то, чем можно пренебречь. -
Именно радикальным отказом от подобного метода
фундирует Фуко свою генеалогию, в то время как
раньше, в традиционной дисциплинарной истории,
усилия, по его формулировке, "направлялись на
то, чтобы вытянуть... точную суть вещи, ее полную
чистую возможность, ее идентичность, тщательно
замкнутую форму, предшествующую всему внешнему,
случайному и последующему. Искать такое
происхождение - значит... считать случайными все
те перипетии, которые могут иметь место". Таким
образом, понятия "сингулярности",
"события", "идеального события"
позволяют фиксировать не константное состояние
как результат процесса, но сам процесс (не
ставшее бытие, но становление), что позволило
П.Вирилио определить постмодернистский стиль
мышления как "мышление интенсивностей".
Радикальный отказ от Номотетики характерен и для
постмодернистского понимания человека, - более
того, именно он лежит в основе пафосного
провозглашения постмодерном свободы как свободы
индивидуальности и независимости как
независимости от идентификаций, каждая из
которых мыслится как акт террора. Так, следующий
пассаж Фуко может быть признан просто
академическим образцом формулировки
идиографического подхода: "речь идет не
столько о том, чтобы обнаружить у индивида
чувства или мысли, позволяющие ассимилировать
его с другими и сказать: вот это - грек, или это -
англичанин; сколько о том, чтобы уловить все
хрупкие, единичные, субиндивидуальные метки,
которые могут в нем пересечься и образовать сеть,
недоступную для распутывания". Именно исходя
из этого, Фуко формулирует экзистенциальную и
социальную цель человека как "систематическое
растворение нашей идентичности". Синтезируя
идеи И. в текстологии, философии истории и
концепции личности, Делез пишет: "Эти три
измерения - знания, власть и самость - несводимы и,
тем не менее, постоянно подразумевают друг друга.
Это три "онтологии"... Они не ставят
универсальных условий" /подчеркнуто мною - M.M.I.
Исходя из сказанного, можно утверждать, что
современный постмодернизм основывается на
развитии идей И. Аналогичные тенденции могут
быть зафиксированы и применительно к
естественнонаучной сфере современной культуры.
Так, синергетическое видение мира (см.
Синергетика) также предполагает отказ от жесткой
номотетики: в отличие от классической
естественнонаучной парадигмы, базисным тезисом
синергетики выступает "конец
универсального" (Пригожий, И.Стен-герс).
Формулировка этого тезиса в качестве
фундаментального обусловлена тем, что специфика
анализируемых синергетикой неравновесных сред
как раз и "заключается в том, что при переходе
от равновесных условий к сильно неравновесным мы
переходим от повторяющегося и общего к
уникальному и специфическому" (Пригожин,
И.Стенгерс). И если в качестве "стержневого
момента" современного видения природы
Пригожин выделяет "представление о
неравновесности", то речь в данном случае идет
о "неравновесности, ведущей не только к
порядку и беспорядку, но открывающей также
возможность для возникновения уникальных
событий, ибо спектр возможных способов
существования объектов в этом случае
значительно расширяется (в сравнении с образом
равновесного мира)". В данном случае действует
механизм обратной связи: как показано
синергетикой на примере развития адаптационного
потенциала биологических популяций, в свою
очередь, рост k-crpa-тегии (т.е. стратегии
индивидуальных приспособительных реакций,
например мастерство охоты у хищника) - в отличие
от r-стратегии (т.е. экстенсивных форм
приспособления, например, за счет
количественного роста популяции) выводит
систему за пределы, могущие быть описанными
логистическим уравнением (К.Х.Ваддингтон). В
данном контексте Пригожин точно так же, как и
постмодернистские авторы, вводит понятие
"события" для фиксации феномена,
возникновение которого не подчинено
универсальному закону, а потому обладает всей
полнотой своеобразия и уникальным способом
возникновения, - ив этом обнаруживает себя еще
один аспект не только пара-дигмального, не только
методологического, но и подчас и
терминологического изоморфизма синергетической
и постмодернистской парадигм. Событие
рассматривается синергетикой не в качестве
непреложно необходимого и однозначно
предсказуемого этапа каузальной цепочки
(Tn_j-&;gt;ТП-&;gt;Tn+j), но - напротив - в качестве
непредсказуемого (иначе, нежели в рамках
вероятностного прогноза) и спонтанного процесса.
Как пишет Пригожин, "мы находим здесь
разновидность реализма, центр тяжести которого
лежит не на понятии детерминистского развития, а
на понятии события". Синергетика констатирует
индивидуальную неповторимость (событийность)
протекания процесса самоорганизации
применительно практически ко всем аспектам
последнего: возникновение флуктуации,
разрешение бифуркационного выбора,
осуществление кооперативного взаимодействия на
микроуровне системы, формирование диссипативных
структур. Так, флуктуация мыслится синергетикой
как феномен чистой событийности: она не вытекает
с необходимостью ни из наличного состояния
системы, ни из особенностей предшествующих
этапов ее эволюции, но являет собой случайный
всплеск в динамике того или иного параметра
системы. И если классическая наука оценивала
такую случайность как то, чем при анализе общих
тенденций развития можно прене бречь, то
синергетическое видение мира позволяет
зафиксировать ситуации, в которых (и механизмы,
благодаря которым) случайные флуктуации
"вместо того, чтобы оставаться маленькими
поправками к средним значениям существенно
изменяют средние значения", - 'амплитуды
флуктуации имеют такой же порядок величины, как и
средние макроскопические значения различие
между флуктуациями и средними значениями
стираются "Отзвуки" локальных событии
разносятся по всей системе', приводя к
возникновению новой макроскопической структуры
и радикально изменяя предшествующий ход
эволюции системы (Пригожин, И Стенгерс) Исходя из
этого, Пригожин делает общий вывод о том, что "в
не-равновеснои системе могут иметь место
уникальные события и флуктуации, способствующие
этим событиям, а также возникает историческая
перспектива, т е возможность появления других,
быть может, более совершенных, форм
организации" В когнитивном отношении это
означает, что "вдали от равновесия", т е
"за пределами линейной области", состояние
системы "уже не является следствием общих
законов Необходимо специально изучать, каким
образом стационарное состояние реагирует на
различные типы флуктуации" (Пригожин, И
Стенгерс) - Пренебречь в ходе анализа случайным
событием в данном случае означало бы обречь
избранную объяснительную стратегию на
несостоятельность, ибо в неравновесных условиях,
по выражению Пригожина, "сама дис-сипативная
деятельность определяет, что в описании фи
зико-химической системы существенно, а чем можно
пре небречь" Столь же далек от возможности
быть выраженным в универсальном законе и
механизм осуществления системой
бифуркационного перехода его разрешение (выбор
системой того или иного пути развития из веера
возможных является уникальным событием,
осуществляющимся "в индивидуальном режиме"
"система как бы колеблется" перед выбором
одного из нескольких путей эволюции, и
знаменитый закон больших чисел перестает
действовать", - ' роль того или иного
индивидуального режима становится решающей
Обобщая, можно утверждать, что поведение "в
среднем" не может доминировать" (Пригожин, И
Стенгерс) В контексте анализа феномена
кооперации Пригожин вводит для фиксации ее
результата специальный термин, уточняющий
понятие "события", а именно - понятие
"события локального" (ср с "сингулярным
событием" v Делеза), что подчеркивает его
сугубо индивидуальную природу, не подчиняющуюся
общим правилам возникновения "когерентная
деятельность дис-сипативной структуры сама по
себе история, материей которой является
взаимосочетание локальных событий и
возникновение глобальной когерентной логики,
интегрирующей многообразие этих локальных
истории" (Пригожин, И Стенгерс) При анализе
явления спонтанного возникновения процессов,
которые приводят к ярко выра женной
пространственной ориентации исследуемой
системы, было установлено, что "перескок к
упорядоченному состоянию является внутренним
свойством данной рас сматриваемой системы,
присущим только ей, а не является универсальным
свойством всех без исключения систем,
подвергнутым аналогичным воздействиям" (А
Баблоянц) - Таким образом, по интегрирующему
выводу Пригожина и И Стенгерс, "в сильно
неравновеснои области не существует
универсального закона, из которого можно было бы
вывести заключение относительно всех без
исключения систем Каждая сильно неравповесная
система требует особого рассмотрения Поведение
ее может быть качественно отличным от поведения
других систем" Соответственно, само понятие
закона оказывается в данном контексте
значительно трансформированным если "законы
равновесия обладают высокой общностью",
"они универсальны" (т е в равновесных
условиях "поведению материи", по оценке
Пригожина и И Стенгерс, "свойственна
повторяемость"), то "вдали от равновесия
начинают действовать различные механизмы,
соответствующие возможности возникновения
диссипативных структур различных типов"
(Пригожин, И Стенгерс) Как констатирует
синергетика, "и на макроскопическом, и на
микроскопическом уровнях естественные науки
отказались от такой концепции объективной
реальности, из которой следовала необходимость
отказа от новизны и многообразия во имя вечных и
неизменных универсальных законов" (Пригожин, И
Стенгерс) Подобный подход, фокусирующий внимание
на единичности события, в сочетании с
характерным для синергетики переосмыслением
детерминизма приводит к новой постановке
проблемы прогноза - В новой, синер-гетической
своей формулировке она артикулируется Г
Ни-колисом и Пригожиным следующим образом
"достаточен ли опыт прошлого для предсказания
будущего, или же вы сокая степень
непредсказуемости будущего составляет са му
суть Ответ скорее склонится ко второй альтерната
ве" Расхождение в данном вопросе новой
парадигмы с классической - диаметральное если, по
выражению При гожина, классическая наука брала
на себя в отношении природы роль "судьи,
заранее знающего, как она должна отвечать и каким
принципам оно подчиняется", то совре менное
естествознание приходит к признанию "невозмож
ности априорного суждения о том, чем является
рацио нальное описание ситуации, к необходимости
учиться у си туации тому, как мы можем ее
описать" В ситуации, дате кой от равновесия,
возможен лишь вероятностный вариант прогноза,
исходящий из допущения различных версий и
моделирующий возможные следствия по отношению к
каждому из открывающихся перед системой
вариантов вы бора пути эволюции "что
произойдет, если9 Что произо шло бы, если9 Эти
вопросы, - пишет Пригожин, - boj никают не только
перед историком, но и перед физиком перед лицом
системы, которую нельзя более представлят!
поддающейся манипуляции и контролю Эти вопросы
ш. указывают на случайное и преодолимое незнание,
а обо значают уникальность точек бифуркаций, в
которых со стояние системы теряет свою
стабильность и может разви ваться в сторону
многих различных режимов" Соответст венно
этому, на мета-уровне синергетического подхода к
миру конституируемая им система логических
средств предназначенных для фиксации процессов,
основанных h,i уникальных событиях и
реализующихся в индивидуальных режимах,
осмысливается как своего рода "повествователь
ная логика" - Как пишет Пригожин, "логика
описания процессов, далеких от равновесия, - это
уже не логика ба ланса, а повествовательная
логика (если то )" Очевид но, что такая
методологическая ориентация роднит синергетику
с гуманитарными методологиями, - причем в
наиболее специфичных, идиографически
ориентированных их вариантах - Эго
обстоятельство не только находит свое выражение
в конкретных моделях мировой динамики,
выполненных на основе синергетического подхода
и апеллирующих к естественнонаучному (С
Вейнберг, Дж М Т Томпсон и др ) или
социокультурному материалу (так, концептуальная
версия глобальной мировой динамики,
предложенная Н Н Моисеевым, моделирует
бифуркационные ветвления процесса, задаваясь
вопросами типа что было бы, если - например,
"если бы принципы Нагорной проповеди были
усвоены людьми и они действительно повлияли бы
на поведение людей, то "), но и рефлексивно
осмыслено классиками синергетики Так,
"Философия нестабильности" Пригожина
содержит специальный раздел ("Повествования в
науке"), где эксплицитно формулируется вывод о
том, что "современная наука в целом становится
все более нарративной" (см Нарратив) Как
отмечают Пригожин и И Стенгерс, "реальный урок,
который мы можем извлечь из принципа
дополнительности (урок важный и для других
областей знания)", заключается в понимании
того, что объективное "богатство и
разнообразие реальности" не может быть
исчерпывающе адекватно выражено средствами
какого-то одного языка ("предвосхищает
изобразительные возможности любого отдельно
взятого языка, любой отдельно взятой логической
структуры"), - и если для искусства давно стал
аксиомой тезис о том, что "ни одно направление
в исполнительском искусстве и музыкальной
композиции не исчерпает всей музыки", то
современная наука также приходит к осознанию
истинности этого тезиса. В этой ситуации субъект
научного познания - на этапе фиксации результата
своей деятельности - оказывается фактически в
роли рассказчика-нарратора (см Нарратив) Как
пишет Пригожин, конституированное
си-нергетической парадигмой "новое отношение
к миру предполагает сближение деятельности
ученого и литератора. Литературное произведение,
как правило, начинается с описания исходной
ситуации с помощью конечного числа слов, причем в
этой своей части повествование еще открыто для
многочисленных различных линий развития сюжета
Эта особенность литературного произведения как
раз и придает чтению занимательность - всегда
интересно, какой из возможных вариантов развития
исходной ситуации будет реализован Такой
универсум художественного творчества весьма
отличен от классического образа мира, но он легко
соотносим с современной физикой и космологией
Вырисовываются контуры новой рациональности, к
которой ведет идея нестабильности"
Показательна в этом контексте высказанная
внутри естествознания оценка познания
гуманитарного Поскольку социальные системы
всегда считались системами "сложными",
постольку, апплицируя основополагающие идеи
нового мировидения на социо-гуманитарную сферу,
Г.Николис и Пригожин выдвигают тезис о том, что
"наиболее адекватным для социальных систем
будут динамические модели, учитывающие эволюцию
и изменчивость Основной вопрос, который здесь
можно поставить, таков способна ли при таких
условиях эволюция в целом привести к глобальному
оптимизму, или же, напротив, каждая гуманитарная
система представляет собой уникальную
реализацию некого стохастического процесса, для
которого никоим образом невозможно установить
правила заранее9" Более того, в рамках этого
подхода, когда само естествознание осуществляет
переориентацию с номотетического (традиционно -
со времен Баденской школы неокантианства - за ним
закрепляемого) метода на метод идиографическии,
теоретики синергетики ставят под сомнение самую
возможность социологизма по мнению Пригожина,
невозможно "понять человеческую историю, если
понимание отождествляется с поиском закона,
сводящего любую историю к безличной
причинно-следственной цепи9" - Напротив,
идиографическии подход к социальной реальности,
по оценке Пригожина, весьма конструктивен, ибо -
"кладет конец претензиям на абсолютный
контроль над какой-либо сферой реальности,
кладет конец любым возможным мечтаниям об
абсолютно контролируемом обществе Реальность
вообще не контролируема в смысле, который был
провозглашен прежней наукой" Может быть
зафиксирован и встречный вектор оценки
методологического сближения синергетики и
постмодернистской философии на почве И ,
связанный с философским видением ситуации в
естествознании Так, например, по мысли Лиотара,
хотя и "общепринято считать, что в
естественных науках "природа" является
референтом - немым, но предсказуемым, как кость,
брошенная большое количество раз, - относительно
которого ученые обмениваются денотативными
высказываниями-ходами в игре против друг
друга", и именно "на этом основании
проводится различие между естественными науками
и науками о человеке", - однако естествознание
эпохи постмодерна, по оценке Лиотара, никак не
укладывается в рамки такого рассмотрения, ибо
"изменяет значение слова "знание",
объясняя, как это изменение может иметь место"
и предлагая "такую модель легитимации, которая
не имеет ничего общего с большой
производительностью, но является моделью
различия" Таким образом, если в контексте идеи
"заката больших нарраций" '(см Закат
метанарраций) постмодернизм постулирует
программную плюральность нарративных практик,
то и синергетика - исходя из анализа совершенно
иного материала - приходит к методологически
изоморфному выводу как пишут Пригожин и И
Стенгерс, "неустранимая множественность точек
зрения на одну и ту же реальность означает
невозможность существования божественной точки
зрения, с которой открывается "вид на всю
реальность", делающий возможным
"единственное" объективное "описание
системы, такой, как она есть" С позиции
современного естествознания поиски единой
концепции бытия, выражающей в общем законе
всеобъемлющую гармонию последнего, есть не более
чем, по выражению Пригожина и И Стенгерс,
"иллюзия универсального" (См также Различия
философия, Идентичность )
М.А. Можейко
ИЗМЕРЕНИЕ - процедура
присвоения рубрикаци-онных символов наблюдаемым
объектам в соответствии с некоторым правилом
Символы могут быть просто метками,
представляющими классы или категории объектов в
популяции, или числами, характеризующими степень
выраженности у объекта измеряемого свойства.
Символы-метки могут также представлять собой
числа, но при этом не обязательно нести в себе
характерную "числовую" информацию. Целью И.
является получение формальной модели,
исследование которой могло бы, в определенном
смысле, заменить исследование самого объекта.
Как всякая модель, И. приводит к потере части
информации об объекте и/или ее искажению, иногда
значительному. Потеря и искажение информации
приводит к возникновению ошибок И., величина
которых зависит от точности измерительного
инструмента, условий, при которых производится
И., квалификации наблюдателя. Различают
случайные и систематические ошибки И. При
исследовании отдельно взятого объекта ошибки
обоих типов представляют одинаковую опасность.
При статистическом обобщении информации о
некоторой совокупности измеренных объектов
случайные ошибки, в известной степени, взаимно
"погашаются", в то время как систематические
ошибки могут привести к значительному смещению
результатов. Алгоритм (правило) присвоения
символа объекту называется измерительной
шкалой. Как всякая модель, измерительные шкалы
должны правильно отражать изучаемые
характеристики объекта и, следовательно, иметь
те же свойства, что и измеряемые показатели.
Различают четыре основных типа измерительных
шкал, получившие следующие названия: шкала
наименований, шкала порядка, интервальная шкала
и шкала отношений. Шкала наименований или
номинальная шкала используется только для
обозначения принадлежности объекта к одному из
нескольких непересекающихся классов.
Приписываемые объектам символы, которые могут
быть цифрами, буквами, словами или некоторыми
специальными символами, представляют собой
только метки соответствующих классов.
Характерной особенностью номинальной шкалы
является принципиальная невозможность
упорядочить классы по измеряемому признаку - к
ним нельзя прилагать суждения типа "больше -
меньше", "лучше - хуже" и т.п. Примерами
номинальных шкал являются пол и национальность,
специальность по образованию, марка сигарет,
предпочитаемый цвет. Единственным отношением,
определенным на шкале наименований, является
отношение тождества: объекты, принадлежащие к
одному классу, считаются тождественными, к
разным классам - различными. Так, при И. пола, мы
относим каждого человека к одному из двух
классов - мужчин или женщин, и при этом всех
мужчин (и всех женщин) полагаем тождественными
друг другу. Если при этом классы обозначены
цифрами, что удобно при компьютерной обработке
(например, 1 - мужской пол, 2 - женский), то такие
цифры не являются числами в прямом смысле этого
слова и не обладают свойствами чисел. В
частности, к ним нельзя применять действия
арифметики. Частным случаем шкалы наименований
является дихотомическая шкала, с помощью которой
фиксируют наличие у объекта определенного
качества или его соответствие некоторому
требованию. По установившейся традиции, при
измерении дихотомических показателей применяют
следующие обозначения: 0 - если объект не обладает
требуемым свойством, 1 - если обладает. Шкалы
порядка позволяют не только разбивать объекты на
классы, но и упорядочивать классы по возрастанию
(убыванию) изучаемого признака. На шкале порядка,
кроме отношения тождества, определено также
отношение порядка' об объектах, отнесенных к
одному из классов, известно не только то, что они
тождественны друг другу, но также, что они
обладают измеряемым свойством в большей или
меньшей степени, чем объекты из других классов.
Но при этом порядковые шкалы не могут ответить на
вопрос, на сколько (во сколько раз) это свойство
выражено сильнее у объектов из одного класса, чем
у объектов из другого класса. Примерами шкал
порядка могут служить уровень образования,
военные и академические звания, тип поселения
(большой - средний - малый город - село), некоторые
естественно-научные шкалы (твердость минералов,
сила шторма, бонитет лесопосадок). Так, можно
сказать, что 6-балльный шторм заведомо сильнее,
чем 4-балльный, но нельзя определить на сколько он
сильнее; выпускник университета имеет более
высокий образовательный уровень, чем выпускник
средней школы, но разница в уровне образования не
поддается непосредственному И. Упорядоченные
классы достаточно часто нумеруют в порядке
возрастания (убывания) измеряемого признака.
Однако в силу того, что различия в значениях
признака точному И. не поддаются, к шкалам
порядка, так же как и к номинальным шкалам,
действия арифметики не применяют. Исключение
составляют оценочные шкалы, при использовании
которых объект получает (или сам выставляет)
оценки, исходя из определенного числа баллов. К
таким шкалам относятся, например, школьные
оценки, для которых считается вполне допустимым
рассчитывать, например, средний балл по
аттестату зрелости Строго говоря, подобные шкалы
являются частным случаем шкалы порядка, так как
нельзя определить, на сколько знания
"отличника" больше, чем знания
"троечника", но в силу некоторых
теоретических соображений с ними часто
обращаются, как со шкалами более высокого ранга -
шкалами интервалов. Другим частным случаем шкалы
порядка является ранговая шкала, применяемая
обычно в тех случаях, когда признак заведомо не
поддается объективному И. (например, красота или
степень неприязни), или когда порядок объектов
более важен, чем точная величина различий между
ними (места, занятые в спортивных соревнованиях).
В таких случаях эксперту иногда предлагают
проранжировать по определенному критерию некий
список объектов, качеств, мотивов, и т.п. В силу
того, что символы, присваиваемые объектам в
соответствии с порядковыми и номинальными
шкалами, не обладают числовыми свойствами, даже
если записываются с помощью цифр, эти два типа
шкал получили общее название качественных, и
отличие от количественных шкал интервалов и
отноше ний. Шкалы интервалов и отношений имеют
общее свой ство, отличающее их от качественных
шкал: они предпола гают не только определенный
порядок между объектами или их классами, но и
наличие некоторой единицы И., позволяющей
определять, на сколько значение признака у од
ного объекта больше или меньше, чем у другого.
Другими словами, на обеих количественных шкалах,
помимо отно шений тождества и порядка,
определено отношение разно сти, к ним можно
применять арифметические действия ело жения и
вычитания. Естественно, что символы, приписы
ваемые объектам в соответствии с
количественными измерительными шкалами, могут
быть только числами. Основное различие между
этими двумя шкалами состоит в том, что шкала
отношений имеет абсолютный нуль, не зависящий от
произвола наблюдателя и соответствующий полному
отсутствию измеряемого признака, а на шкале
интервалов нуль устанавливается произвольно или
в соответствии с некоторыми условными
договоренностями. Примерами шкалы интервалов
являются календарное время, температурные шкалы
Цельсия и Фаренгейта. Шкала оценок с заданным
количеством баллов часто рассматривается как
интервальная в предположении, что минимальное и
макси-'мальное положения на шкале соответствуют
некоторым крайним оценкам или позициям, и
интервалы между баллами шкапы имеют одинаковую
длину. К шкалам отношений относится абсолютное
большинство измерительных шкал, применяемых в
науке, технике и быту: рост и вес, возраст,
расстояние, сила тока, время (длительность
промежутка между двумя событиями), температура
по Кельвину (абсолютный нуль). Шкала отношений
является единственной шкалой, на которой
определено отношение отношения, то есть
разрешены арифметические действия умножения и
деления и, следовательно, возможен ответ на
вопрос, во сколько раз одно значение больше или
меньше другого. Количественные шкалы делятся на
дискретные и непрерывные. Дискретные показатели
измеряются в результате счета: число детей в
семье, количество решенных задач и т.п.
Непрерывные шкалы предполагают, что измеряемое
свойство изменяется непрерывно, и при наличии
соответствующих приборов и средств, могло бы
быть измерено с любой необходимой степенью
точности. Результаты И. непрерывных показателей
довольно часто выражаются целыми числами
(например, шкала IQ для И. интеллекта), но это
связано не с природой самих показателей, а с
характером измерительных процедур. Различают
первичные и вторичные И. Первичные получаются в
результате непосредственного И.: длина и ширина
прямоугольника, число родившихся и умерших за
год, ответ на вопрос теста, оценка на экзамене.
Вторичные являются результатом некоторых
манипуляций с первичными И., обычно с помощью
неких логико-математических конструкций:
площадь прямоугольника, демографические
коэффициенты смертности, рождаемости и
естественного прироста, результаты
тестирования, зачисление или незачисление в
институт по результатам вступительных
экзаменов. Для проведения И. в естественных и
точных науках, в быту применяются специальные
измерительные инструменты, которые во многих
случаях представляют собой довольно сложные
приборы. Качество И. определяется точностью,
чувствительностью и надежностью инструмента.
Точностью инструмента называется его
соответствие существующему в данной области
стандарту (эталону). Чувствительность
инструмента определяется величиной единицы И.,
например, в зависимости от природы объекта,
расстояние может измеряться в микронах,
сантиметрах или километрах. Надежностью
называется способность инструмента к
воспроизведению результатов И. в пределах
чувствительности шкалы. В гуманитарных и
общественных дисциплинах (за исключением
экономики и демографии) большинство показателей
не поддаются непосредственному И. с помощью
традиционных технических средств. Вместо них
применяются всевозможные анкеты, тесты,
стандартизированные интервью и т.п., получившие
общее название измерительного инструментария.
Кроме очевидных проблем точности,
чувствительности и надежности, для
гуманитарного инструментария существует также
достаточно острая проблема валидности -
способности измерять именно то свойство
личности, которое предполагается его автором.
О. В. Терещенко
ИИСУС ХРИСТОС (греч. lesous - калька
ивритск. Jesua, Jehosua - помощь Яхве, спасение; греч.
Christos - помазанник, эквивалент ивритск. Mashiah -
мессия, спаситель) - в традиции христианства -
богочеловек, обладающий всей содержательной
полнотой как бытия Абсолюта, так и человеческой
экзистенции (библейские "сын Божий" и "сын
человеческий"); второе лицо в структуре Троицы,
Бог-Сын, воплощающий в себе Логос слова Божьего;
посредник между Богом и людьми, устами которого
Господь возвещает истину откровения (ср. с
непосредственным явлением Бога Моисею в Ветхом
Завете); искупитель, чья крестная жертва спасает
человечество от проклятия первородного греха
(см. славян. Спас и греч. Soter - спаситель; отсюда
сотериология как теория спасения). (1) - В образе
И.Х. характерный для теизма вектор личностной
артикуляции персонифицированного Бога находит
свое максимальное проявление: Абсолют обретает
не просто персонифицированный облик, но подлинно
экзистенциальные человеческие черты, оказываясь
открытым не только для диалогического
откровения, но и для страдания, а значит, -
сострадания и милосердия, инспирируя
фундаментальный переход европейской культуры от
"религии страха" (по терминологии Фромма) к
"религии любви". За редкими - на грани ересей
- исключениями И.Х. является центральным
семантическим узлом вероучения практически для
всех христианских конфессий (феномен
христоцентризма), задавая остро
артикулированную интенцию понимания откровения
как личного и личностного контакта, что
порождает в христианстве богатейшую традицию
мистики. Идея искупительной жертвы И.Х.
обусловливает в христианстве интерпретацию
сотериологии как центрированной фигурой И.Х. в
качестве Спасителя (ср. с идеей Машиаха, которая,
будучи эксплицитно выраженной, тем не менее, не
фундирует собою иудаизм: "если ты садишь
дерево и услышал о приходе Машиаха, закончи
работу свою, а потом иди встречать Машиаха").
Христианский Символ веры, основанный на идее
вочеловечивания Бога, задает в европейской
культуре человекосоразмерную парадигму
божественного служения, понятого не в качестве
дискретного героико-экстатического подвига,
обращенного к Абсолюту, но в качестве
неизменного достоинства и перманентно
повседневного милосердия в отношении к ближнему
(не экстремум, но норма: с любовью, но не со
страстью), делая акцент не на человечестве, но на
человеке ("...Жаждал, и вы напоили меня... Истинно
говорю вам: так как вы сделали это одному из сих
братьев моих меньших, то сделали мне" - Мф, 25,
35-40). В образе И.Х., акцентирующем не громовую мощь,
но тихий глас Божий, в качестве основы и истока не
только вселенского могущества, но и подлинной
свободы выступает не внешняя (физическая или
социальная) сила, но душевный покой (мир) и
самообладание - парадигма силы духа, фундирующая
собою в качестве своеобычной сакральной
программной ценности всю европейскую культуру.
(2) - Центральная фигура европейской (и в целом -
западной) истории - вне зависимости от результата
многовековой полемики между исторической
[А.Луази, М.Гогель, Л.Дюшен, Тюбингенская школа
(Ф.К.Баур, А.Гингельфельд, К.Кестлин, Г.Пданк,
Г.Фолькмар, Э.Целлер), Д.Штраус, Ю.Вельхаузен,
В.Вреде, А.Гарнак, Э.Ренан, А.Ритчль, В.Вейс,
Р.Бультман и др.] и мифологической (от Ш.Дюпюи,
К.Вольнея, Б.Бауэра - до Дж.Робертсона,
Т.Уайттекера, А.Немоевского, Э.Мутье-Руссе, П.Кушу,
У.Б.Смита, А.Древса и др.) школами хри-стологии, -
семантически центрирующая и темпоралыю
структурирующая фундирующее западную культуру
видения исторического процесса (см. Социальное
время): от принятой системы летоисчисления (как
новой системы отсчета в истории человеческого
духа - от Рождества Христова) до
векторно-ориентированной в будущее (идея второго
пришествия и Царства Божьего - ср. с отнесенными в
прошлое дохристианскими мифологемами
сакрального времени как возводимого к
легендарному моменту имеющего креационную
семантику брака земли и неба или философскими
концепциями "золотого века") модели истории,
что задает в западной культуре ценностный
приоритет будущего перед прошлым и настоящим (см.
Надежда). История христианской церкви на
протяжении 2-18 вв. знала не менее 24 человек,
дерзнувших претендовать на имя И.Х. (все казнены).
(3) - Культурный символ высшего порядка,
центрирующий западну ю культурную традицию как в
смысложизнешю-аксиологическом, так и в
программно-парадигмальном планах: с одной
стороны, фундируя характерную для Европы систему
ценностей, с другой - задавая в контексте
европейской культуры поведенческие сценарии, во
многом альтернативные исходному западному
активизму (препоручение себя в руки Божьи и
делегирование Христу как Спасителю решения
собственной судьбы), индивидуализму (нормативная
максима любви к ближнему), рационализму
(концепция откровения) и волюнтаризму (парадигма
смирения), а также утверждая в контексте
доминирования универсально-логического типа
культурных программ острую артикуляцию
значимости личного прецедента. Именно
посредством образа И.Х. христианство сохраняет в
контексте европейского целерационального
технологиз-ма и интеллектуализма артикуляцию
любви как верховной ценности человеческой жизни
(см. нетипичное для Европы, но все же
присутствующее в ее тезаурусе: "Перед великим
умом я склоняю голову, перед великим сердцем -
преклоняю колени" - Л.ван Бетховен). Символ И.Х.
в предельно концентрированном виде выражает
генетическую амбивалентность, специфичную для
христианской Европы и генетически восходящую
как к рационализму античной, так и сакральной
мудрости ближневосточной традиций (по
формулировке Тертуллиана: "что общего между
Афинами и Иерусалимом? У Академии и Церкви?").
Аксиологически акцентированный культурный
статус И.Х. как воплощенного Слова (Иоанн, 1, 14)
актуализирует и наполняет сакральным смыслом
исконно присущие западной традиции
логико-вербальную ориентацию, когнитивный и
праксео-