Спасибо, отец, за науку!
Как же много надо, чтобы быть этим ведущим надолго.
Часто вспоминаю я своего отца. Он пользовался и у
взрослых и у детей непререкаемым авторитетом. Ему ни-
когда не приходилось дважды повторять просьбу или рас-
поряжение, его редкая похвала запоминалась очень надол-
го, а укоризненный взгляд переживался как серьезное на-
казание. Был он немногословен, суров на вид и вечно за-
нят: он начал учиться в 16 лет и прошел трудный путь от
неграмотного деревенского парнишки до военного инжене-
ра. Очень многое умел делать и любил работать красиво,
с душой и выдумкой, а халтуры и бессмысленного, как он
говаривал, "мартышкиного", труда не терпел. Был прямо-
линеен, не выносил никакой фальши и притворства в отно-
шении между людьми. Может быть, поэтому его побаивались
многие взрослые, но никогда не боялись дети.
Как мы, ребята, любили те редкие минуты, когда он играл
с нами, и как он сам преображался, отдаваясь игре! Са-
мым удивительным - и притягательными - для нас было то,
что он никогда не ставил себя над нами, не боялся пока-
заться смешным, не стеснялся признаться в собственной
ошибке, причем все это без специальных педагогических
намерений - просто он таким был.
Однажды в день моего рождения отец подарил мне томик
Лермонтова с надписью: "Дочке Лене в день одинадцатиле-
тия". Я смущенно поправила его:
- Пап, а здесь два "н" пишется...
Ручаюсь, что в такой щекотливой ситуации любой взрос-
лый, "спасая" свой престиж, нашел бы себе какое-нибудь
оправдание: мол, описка, зарапортовался, не заметил...
А то и нотацию прочитал бы: мала еще - взрослых учить.
А отец хмыкнул смущенно:
- Гм, да... Давай исправим, спасибо...
А один раз мы, ребята, целой ватагой прибежали к нему с
новой, модной тогда шуткой:
- Папа, расшифруй слово "ДУНЯ".
- Как это?
- А вот надо на каждую букву придумать слово, чтобы
вместе получилось предложение.
Отец задумался. А мы все повизгиваем от нетерпения и
торопим:
- Ну, ну... хочешь, скажем?
- Ладно, сдаюсь - говорите.
- Дураков У Нас Нет! - выпаливаем хором и замираем в
ожидании.
Отец, чувствуя какой-то подвох, старательно проверяет и
вдруг изумленно спрашивает:
- Позвольте, а как же Я?
Мы все оглушительно орем от восторга и буквально ката-
емся по террасе от смеха. Он сначала недоумевает, а по-
том, обнаружив скрытый смысл, не обижается, как все
взрослые, на эту "дурацкую шутку", а хохочет сам с нами
до слез... На фронт он ушел добровольцем. Мог бы ос-
таться - его посылали на Урал, предлагали пост началь-
ника военного училища в Златоусте (его щадили: перед
войной он долго лечился и еще не оправился после затяж-
ной болезни).
- Алеша, как хорошо-то... - робко обрадовалась мама, но
встретила суровое:
- Я отказался. Ты пойми меня и не проси о том, что не-
возможно. Не умею я прятаться за спины других, не прощу
себе этого, если сделаю...
Вот так и нам, детям, он умел не прощать ни одного, да-
же, казалось бы, мелкого проступка, в котором проявля-
лась хоть капелька лжи, трусости, хвастливости, захре-
бетничества. Помню, я однажды провинилась перед отцом:
он делал забор, я ему помогала. Понадобились срочно
гвозди, и я отправилась за ними, но, увидев играющих на
улице ребят, не выдержала соблазна и убежала к ним иг-
рать. Когда я вечером возвращалась домой, ноги не слу-
шались меня. Я не боялась, нет, это чувство было силь-
нее страха. Может быть, это был стыд и раскаяние? Когда
я появилась в комнате, отец взглянул на меня. Только
взглянул. И вот этот взгляд я помню до сих пор. В нем
не было ни упрека, ни осуждения, даже простого неудо-
вольствия не было, зато было какое-то горькое недоуме-
ние: мол, подвела ты меня, не ожидал... Меня словно ки-
пятком обожгло - я почувствовала, что совершила что-то
бесчестное, постыдное, словно маленькое предательство.
Да так оно и было, и отец дал мне это понять. Он никому
ничего не сказал, и мой проступок не был предметом се-
мейного разбирательства, но этот взгляд! Мне и сейчас
перед ним стыдно...
Я вспоминаю отца часто, особенно когда туго приходится,
представляю себе: а что сделал бы он, что он сказал бы?
И всегда я перед ним как девочка, которую он когда-то
сажал на колени и спрашивал ласково и заинтересованно.
- Ну, курносая, рассказывай, как дела?
Он погиб осенью сорок первого... Ему тогда было трид-
цать девять... Я сейчас уже старше его, но мне никогда
не перерасти отца. Он будет всегда впереди и выше меня,
но всегда рядом. Из своего немыслимого далека, из моего
детства, он и сейчас словно руководит моими мыслями,
поступками, как будто в нем, в его образе сосредоточи-
лась вся моя совесть.
К этому рассказу об отце я хотела добавить только одну
фразу: весь наш родительский авторитет - да и не только
родительский - зависит не от возраста, не от служебного
положения, не от каких-то там приемов, ухищрений, педа-
гогических (и буквальных!) "кнутов" и "пряников", а от
того, какие мы люди: справедливы ли? Честны ли? Умелы,
требовательны, добры? Благородна ли цель нашей жизни?
Чисты ли средства ее достижения?
Написала - и тотчас увидела знакомый прищур насмешливых
отцовских глаз: "Красиво, а неправда..." - "Почему?!" -
хочется крикнуть мне, но... отец никогда не любил подс-
казывать.
И вот думаю, думаю... Почему неправда? Разве уважение к
человеку, его авторитет не зависят от того, каков этот
человек? Зависят! Почему же неправда? Исподволь начина-
ет тревожить мысль: если бы все было так, как я сказа-
ла, тогда уважением и авторитетом пользовались бы лишь
самые лучшие люди земли. Но как часто можно увидеть
совсем другое. Иногда люди сотворяют себе кумира из то-
го, кто не всегда достоин даже простого уважения. Быва-
ет и так: люди, обладающие весьма невысокими нравствен-
ными качествами, но умеющие быть требовательными и иг-
рать на слабостях человеческих, подчиняют себе людей,
вызывая их неподдельное уважение. И здесь как раз су-
ществует множество способов, тех самых "кнутов" и "пря-
ников", с помощью которых "стадо" подчиняется "пасту-
ху". Разве главари банд или воровских шаек не пользуют-
ся авторитетом у своей братии? Еще каким! Причем необя-
зательно завоеванным с помощью запугивания и страха.
Все гораздо сложнее.
Ты прав, отец... Но как же в этом разобраться? А если
посмотреть с такой стороны: кто у кого пользуется ува-
жением? Ого, какое богатое поле для наблюдений и раз-
мышлений! Для одних важны: ум, честность, увлеченность,
глубина знаний, мастерство, доброта, бескорыстность,
верность, своеобразие личности. А для других: влиятель-
ность, связи, изворотливость, известность, обеспечен-
ность, соответствие моде и принятому стандарту... Раз-
деление это, разумеется, схематично и неполно, но не в
этом дело. Важно другое: почему одними ценится одно,
другими - другое? И заметно это уже с очень раннего
возраста - воспитатели и учителя это хорошо знают. Ну,
конечно, это зависит от того, что ценится в семье, в
которой растет ребенок. Именно семья ориентирует ребен-
ка в жизни с самого начала. Не словами, разумеется, а
общим настроем, семейным укладом, отношением к людям и
их делам, собственным участием в жизни окружающих.
Вот говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. А
с кем поведешься? Разве это не зависит от самого чело-
века? Читаю, например: "Мне посчастливилось встретиться
с замечательными людьми, они помогли мне стать челове-
ком". Думаю: не в счастливом случае тут дело, хорошие
люди встречаются всем, но не все их видят. Научить под-
растающего человека не пройти мимо настоящего, не ув-
лечься ложным, недостойным человека - вот задача необы-
чайной важности!
Мне всю жизнь везет на хороших людей - спасибо отцу за
науку.
И вот теперь, когда у меня самой растут дети, я вновь и
вновь вспоминаю его уроки простоты, искренности, безуп-
речной честности и высокой нравственной требовательнос-
ти к себе и к людям, даже самым маленьким. Не послуша-
ния он хотел от нас, своих детей, а понимания и верных
самостоятельных решений. Думаю, это во многом определи-
ло весь наш дальнейший жизненный путь.
Споры не ссоры
Б.П.: Иногда нас спрашивают, послушны ли наши дети, не
вступают ли с нами в пререкания, в споры. Надо сказать,
что мы не стремимся к послушанию, к беспрекословному
подчинению. Ребенок должен не бояться быть самим собой
и иметь право высказывать наравне со взрослыми свое
мнение.
Когда-то я прочитал о том, что дети в первобытном об-
ществе имели право присутствовать на общих собраниях
племени, и бывало, что по реплике десятилетнего вносили
изменения в какое-то решение. Какое доверие оказывали
там детям! Как это было для нас ни трудно, но мы стара-
лись избавляться от авторитарности и с самого начала
пытались строить жизнь семьи на демократических нача-
лах: все, что касается общих дел или проблем, обсуждаем
вместе с детьми, причем первое слово предоставляем
младшему, а затем - по старшинству - очередь доходит до
меня или до дедушки.
Иногда наши споры по наиболее острым вопросам мы запи-
сываем на магнитофонную ленту, а спустя какое-то время
возвращаемся к ним и продолжаем "скрещивать шпаги" до
тех пор, пока не придем к какому-нибудь общему мнению.
При этом можно доказывать, возражать друг другу, но ос-
корблять и "обзываться" считается недопустимым.
Л.А.: Однако это бывает, когда у спорщиков не хватает
других аргументов, и они как петухи начинают наскаки-
вать друг на друга. Тут очень помогает какая-нибудь
добрая шутка - она сразу снимает напряжение и разгораю-
щуюся неприязнь. Жаль, что не всегда хватает юмора на
такую добрую шутку. Иногда получается что-то столь не-
уклюжее, что больше напоминает насмешку, колкость, иро-
нию, а это только подливает масла в огонь. И страсти
разгораются еще больше. Приходится учиться и этому нуж-
нейшему в жизни искусству - шутить, находить смешное в
самых, казалось бы, грустных ситуациях и безвыходных
положениях. Для этого иногда бывает достаточно просто
взглянуть на себя со стороны: надулись друг на друга,
растрепались, раскраснелись - настоящие петухи. Скажешь
потихоньку: "Ку-ка-реку", - всем делается смешно, и
злости как не бывало!
Пока речь шла об обсуждении с детьми каких-то общих
проблем, касающихся семьи. Но ведь бывают и несогласия
между взрослыми. Обычно от детей их скрывают. А как де-
лали мы? Вопрос этот непростой и даже в какой-то степе-
ни больной для нас.
Дело в том, что мы волей-неволей с самого начала поста-
вили себя в положение спорящих чуть ли не со всем белым
светом: многое в нашей семье было непохоже на традици-
онное, привычное воспитание и воспринималось как вызов,
нарочитое пренебрежение общепринятыми нормами и воззре-
ниями. Сейчас я понимаю, что это отношение имело под
собой какое-то основание - увлеченные удивительнейшим
и, в общем-то, новым для нас миром детства, мы забыли
об окружающем нас мире взрослых и невольно пренебрегли
некоторыми законами этого мира.
С нами, наверное, происходило то же самое, что некогда
случилось с Архимедом, когда он с криком "Эврика!" бе-
жал нагишом по улице, возбуждая у добропорядочных граж-
дан желание поймать осквернителя благопристойности и...
Нам тоже хотелось скорее рассказать людям о том, как
много, оказывается, могут дети, как с ними интересно и
легко, если создать для них иные условия жизни и изме-
нить отношение к ним.
Мы не причесывали своих мыслей и поступков и забывали
одеть их в приличные - привычные? - одежды... Конечно,
это раздражало очень многих, конечно, вокруг нас и ре-
бят постоянно кипели страсти и споры. Спорили и мы меж-
ду собой, иногда и при детях.
- На что вы обрекаете ребят? - возмущалась бабушка, моя
мать. - Вы издергаете их нервную систему, они не будут
уважать ни вас, ни окружающих. Ты вспомни: знали ли вы,
дети, когда мы с отцом были не в ладу? Никогда! Мы пе-
ред вами выступали всегда единым фронтом: никаких раз-
ногласий при детях у нас не было и быть не могло. В
этом была наша сила.
Я, сколько ни старалась, действительно не могла вспом-
нить ни одной ссоры матери и отца и мучительно сомнева-
лась в правильности собственной беспокойной жизни. Но,
сомневаясь, все-таки никак не могла предотвратить того,
что уже накатывалось на нас как лавина: сенсация, шуми-
ха, вторжение в нашу семейную жизнь многих незнакомых и
не близких людей, которые тоже что-то предлагали, от-
вергали, оценивали и спорили, спорили, спорили...
Вспоминая сейчас это трудное для нас время, я с горечью
думаю о том, что спорящие взрослые подчас забывали о
том, что предмет спора - живые дети, и допускали, даже
педагоги, бестактные выводы, прогнозы и замечания по
поводу нынешней и будущей жизни наших ребятишек.
Мы поистине вызвали огонь не только на себя, но и - что
страшнее! - на своих детей. Но... сделать уже ничего не
могли. Спрятать детей от всего этого можно было только
ценой притворства, обмана, в лучшем случае утаивания
правды, но на это мы не могли пойти ни за что! Вот и
получилось так, что дети наши росли в обстановке далеко
не мирной, и опасений у меня самых разных до сих пор
предостаточно.
Но вот состоялся очень важный для меня разговор с моим
совершеннолетним сыном (я не называю ребят по именам не
случайно - они сами так захотели). Я спросила его,
правда не без смущения, но без всяких подвохов и подхо-
дов:
- Как ты думаешь, это было очень плохо, что мы всегда
спорили обо всем при вас?
Он ответил, чуть помедлив и с некоторым недоумением:
- Почему плохо? Я считаю, что это вообще хорошо - слу-
шать споры: интересно сравнивать доводы, самому нахо-
дить решение, независимо от того, кто как сказал. Ведь
вы же не заставляли меня и всех нас обязательно выска-
зываться, и мне не нужно было ни к кому подлаживаться -
вот это-то и было здорово. Это, наверное, хорошо учит
мыслить. Помнишь, в Древней Греции так учили молодых:
они присутствовали при спорах признанных мудрецов, но
сами не принимали в них участия, не обязаны были присо-
единяться ни к той, ни к другой стороне. И так учились
думать.
Это было замечательно! Я просто воспрянула духом. Ока-
зывается, дело было не в том, что мы спорили, а в том,
какое участие в этом принимали дети. Но ведь мы дейс-
твительно никогда не делали из них судей в наших спо-
рах, не тянули их каждый на свою сторону, не требовали
высказаться и не возражали против их участия в споре.
Словом, они были свободны в своих размышлениях и выска-
зываниях. Так продолжается и сейчас.
Кроме того, у нас это все-таки не ссоры, а споры, не
скандалы с явными или скрытыми оскорбительными нападка-
ми, а честные поединки с желанием непременно, самыми
неотразимыми аргументами переубедить и убедить против-
ника. Конечно, без эмоций такие споры не обходятся. Бы-
вает и прорвется: "Ты ничего не понимаешь и не хочешь
понять!" Бывают и слезы. Но все равно главным для нас
остается - найти истину, а не уязвить друг друга. Поэ-
тому мы и стараемся поскорее "отойти" и перестать сер-
диться друг на друга.
Забота о других
Эта задача посложнее, чем просто заботиться о детях. И
куда важнее. Я бы сказала, что главная родительская за-
бота и должна состоять в том, чтобы научить детей быть
заботливыми. Как? Много об этом приходится размышлять,
много огорчаться и радоваться. Итог всему можно было бы
подвести такой: чтобы дети росли внимательными и забот-
ливыми, необходимы, по крайней мере, три условия:
во-первых, самим взрослым всегда друг о друге заботить-
ся, только не напоказ, а всерьез, чтобы это было в
семье просто нормой отношений, как бы нравственной сре-
дой обитания ребенка; во-вторых, с самого начала не от-
вергать желания ребенка помочь, принимать его работу,
пусть даже неумелую, всегда с благодарностью ("Спасибо
тебе, доченька. Ну что бы я без тебя делала... Выручил
ты меня, помощник ты мой золотой..."), а в-третьих,
вместе с малышом заботиться о ком-то, делать что-то для
другого: папе, например, организовать с детьми уборку
дома в мамино отсутствие, а маме побеспокоиться о том,
чтобы к приходу папы с работы малыши вместе с нею при-
готовили для всех ужин и накрыли на стол.
Простые, кажется, вещи, а сколько понадобилось нам вре-
мени, чтобы разобраться в этом. Нас, правда, сильно вы-
ручало то, что мы в семье все очень расположены друг к
другу. Даже наши споры всегда доброжелательны, а дело
каждого обычно вызывает интерес у всех. Так у нас сло-
жилось с самого начала, когда и семьи-то еще никакой не
было, а были только двое: ОН и Я. Буквально в первый
день знакомства, обедая вместе во время перерыва одного
педагогического совещания, мы разделили пополам между
собой: он - яблоко, я - пирожное. Вот с тех пор у нас и
повелось: и горе, и радость, и работа, и забота - все
пополам.
Конечно, не обходится без ошибок и недоразумений, иног-
да комичных, а иногда больно ранящих нас обоих. Не муд-
рено: ведь любовь и забота реализуются в великом мно-
жестве разных поступков одного человека по отношению к
другому: как посмотрел; что сказал; как встретил и про-
водил; как слушает; почему молчит; заметил ли; понял
ли; когда улыбнулся, а когда нахмурился... - из всего
этого и многого другого складывается общий язык для по-
нимания друг друга, язык общения. А у каждого из нас
этот язык был свой, во многом непохожий на язык друго-
го.
Не сразу сложилась у нас общая песня. Тем более что к
дуэту нашему присоединялись новые - детские - голоса, и
наладить стройный хор из всего этого многоголосья ока-
залось трудно. Так получилось, наверное, еще и потому,
что опыта жизни в большой семье у нас не было, и нам
приходилось пробовать, изобретать, мучиться там, где
все должно бы получаться само собой.
Вот, допустим, одно время для нас было настоящей проб-
лемой собрать всех к столу. А все началось с... заботы
о занятиях и делах каждого: дескать, дело главнее еды.
И пошло: пора обедать, а у всех еще какие-то дела нео-
конченные. Обед стынет, я нервничаю... Так забота об
одних вылилась в неуважение к труду других. Вспомнили
мы, как уважительно относились к еде - результату ог-
ромного труда! - в больших крестьянских семьях, где по-
мыслить не могли опоздать к столу, и не только из-за
того, что есть хотелось, или потому, что за стол не
пустят: совестно было опаздывать, когда другие ждут.
Нам пришлось возвращаться к этому естественному и
единственно верному отношению к еде. Но это оказалось
потруднее, чем с самого начала организовать все, как
должно быть. Теперь надо было разъяснять, просить, не
пускать за стол опоздавших - морока, да и только.
Грустно, что подобные, в общем-то элементарные, правила
общения нам пришлось постигать методом проб и ошибок.
Бывало, что и безусловно хорошее доводили до своей про-
тивоположности.
Решили, например: никому никаких лучших кусков. Делили
на всех поровну: торты, дорогие фрукты, шоколадки и
т.д. Получилось вроде все правильно: никто не в обиде,
и никто в одиночку ничего вкусного не съест, обязатель-
но другим оставит.
Мы были довольны: справедливость и забота налицо. А
вышло как в песне: "Хорошо-то, хорошо, да ничего хоро-
шего". Стала я замечать, что уж слишком старательно на-
чали следить ребята за точностью дележа, чтоб никому не
досталось ни больше, ни меньше. Меня такая скрупулез-
ность покоробила раз-другой. Потом начала раздражать
все больше: запахло какой-то мелочностью, счетами...
Никому не приходило в голову, что дележ этот, по сути,
несправедлив: и маленьким и большим доставалось поров-
ну, но малыши могли и не справиться со своей порцией, а
старшим явно хотелось еще. Конечно, отдавали свое дру-
гому, но тогда, когда самому уже не хочется. Получа-
лось: "На тебе, боже, что нам негоже". Вот так забота!
Снова пришлось искать, как же от этого избавиться. Ста-
ли мы делать иначе: папа режет торт, например, на за-
метно неравные части:
- Кому самый большой?
- Дедушке, - предлагаю я.
- А с этой красивой розой?
- Маме? - полуспращивает кто-то из малышей.
- Конечно, молодец! - одобряет папа. - А вот эти, с шо-
коладками?
- Папе!
- Нет, - говорит папа, - давайте их девочкам отдадим.
Согласны, мужчины?
Сестренки смущены и обрадованы вниманием, а "мужчинам"
приятно проявить великодушие: они тоже довольны. Конеч-
но, сразу все гладко не получалось, но поворот к нужно-
му был сделан, и как радостно было услышать:
- Пусть Алеше три конфетки, а нам по две - он же боль-
шой. - Или: - Мам, отдай мое яблоко малышам - им нуж-
ней.
И надо было видеть глаза ребят при этом - радостные,
доброжелательные. Счеты сеяли рознь, а забота вызывала
расположение, протягивала ниточки дружбы.
Б.П.: Я думаю, что лучше всего, когда забота о других
проявляется в деле, а не в говорении. Потратить время,
силы, нервы ради того, чтобы реально помочь кому-то, -
вот что нужно прежде всего. Очень крепко нам всем надо
задуматься об этом, если мы хотим, чтобы росли наши де-
ти отзывчивыми и заботливыми не только на словах. Вот
что говорил по этому поводу Роберт Оуэн: "Дети должны
стараться сделать счастливыми своих товарищей. Это пра-
вило должно быть первым и последним словом всякого вос-
питания". "Сделать счастливыми", а не просто сочувство-
вать и говорить добрые слова.
Л.А.: Но одно другому не должно мешать! Плохо, если со-
чувствие только на словах, но иногда и доброе слово -
одно слово! - может человеку помочь. И непросто это -
найти его вовремя. Когда расстроишься, так хочется,
чтобы кто-то подошел, утешил, спел по-дружески: "Капи-
тан, капитан, улыбнитесь!" - это ведь тоже забота, де-
лающая людей счастливыми.
Хочется мне рассказать еще об одной нашей ошибке, кото-
рая добавила нам хлопот.
Старшим детям было уже лет по семь-восемь, когда я за-
метила, что все чаще в нашем доме слышится: "Но я же
занят!" - "У меня важное дело, а ты..." - "Мне так по-
читать хочется..." - Я, меня, мне... Это понемногу ста-
ло настораживать меня: почему такое заметное внимание к
самому себе, своим делам и своим заботам - как бы отс-
таивание себя среди других. Откуда это взялось? Каза-
лось бы, к детям мы всегда внимательны, и наша жизнь
для них тоже далеко не безразлична. Мы дружны, все лю-
бим друг друга, и вот такое... Почему?
Одну из причин этого я увидела вот в чем. Мы довольно
длительное время не догадывались о простом: каждый, да-
же самый крошечный, человек нуждается в таком времени,
когда он полностью предоставлен сам себе, его не дерга-
ют, к нему ни с чем не лезут, то есть ему не грозит
вторжение извне. И чем старше становится человек, тем
нужнее ему это неприкосновенное время. Мы были уверены,
что уж чего-чего, а свободы у наших детей хоть отбавляй
- сплошная самостоятельность. Так оно и было, но при
этом мы, взрослые, считали себя вправе в любое время, в
любой момент, например, позвать: "Оля, иди ко мне!" Или
что-то поручить: "Антон, сходи в магазин". Или просто:
"Ты мне нужен", - независимо от того, чем занят тот,
кого зовешь. Так же делали и ребята по отношению друг к
другу.
Да и сами мы, взрослые, тоже фактически не имели этого
необходимого неприкосновенного времени: ребята могли
прибежать к каждому из нас во время серьезной работы,
разговора, чтения, и мы считали нужным прервать свое
занятие и выслушивать их, исподволь испытывая при этом
некоторую досаду и раздражение: ведь прервали на самом
интересном месте.
Но мы терпели, ибо считали: это и есть свобода и рав-
ноправие. А получалась элементарная бесцеремонность и
неуважение к делу и времени друг друга. Это не могло не
привести к раздражительности, какой-то нервозности в
отношениях. В доме появилась еле уловимая, а потом все
более отчетливая тенденция защищаться, отстоять себя.
Вот и появилось: "Не мешайте, пожалуйста, у меня столь-
ко еще дел!", "Ну почему я7 Я и так не успеваю" и т.д.
и т.п.
Этого в значительной степени можно было бы избежать,
если бы с самого начала установить такой порядок: заня-
того человека отвлекать без крайней необходимости не
следует. Это тоже проявление той самой заботы, в кото-
рой нуждается и большой и маленький человек.
Да, забота может проявляться по-разному, но главное,
мне кажется, заключается в том, что надо очень хорошо
понимать того, кому хочешь помочь - словом ли, делом ли
- все равно. Иначе забота может обернуться обидой. Вот
я и вернулась к тому же, с чего начинала: важно пони-
мать друг друга, находить общий язык каждому со всеми:
сначала в семье, потом в школе, во дворе, на улице -
везде. Этому приходится учиться все время. И тем успеш-
нее постигаешь эту трудную науку жизни, чем неравнодуш-
ное и добрее относишься к людям, чем интереснее для те-
бя своеобразие каждого человека, его непохожесть на
других. В этом интересе и уважении к людям и состоит,
по-моему, секрет общительности, контактности - очень
нужного в жизни свойства.
Микроб тщеславия
Нас часто спрашивают: "Общительны ли ваши дети?", или
так: не заносчивы ли они, не считают ли себя выше ос-
тальных, поскольку растут эдакими знаменитостями чуть
ли не с пеленок?
Что говорить, опасность такая была. Вообще микроб тщес-
лавия и зазнайства очень силен: чуть зазеваешься, он
уже тут как тут - сидит и погоняет: ты должен быть впе-
реди... ты можешь быть лучше всех... ты самый, самый,
самый... Для этого надо просто несколько раз сказать э
т о себе и своему чаду. А дальше пойдет: "Алик, покажи
тетям и дядям...", "Вовочка знает уже пятнадцать букв,
а ты...", "Посмотрите, как он рисует, - талант!", "Что
вы, только в английскую школу!" "Ну, конечно, отлич-
ник..." - это голоса родителей. А вот и голос сына:
"Куда ты лезешь, медали не для таких, как ты" - так он
может сказать своему однокласснику, а может только по-
думать - такие дети вежливости как раз обучены наравне
с эгоизмом и бессердечием.
Если бы у нас был один ребенок, наверное, мы не справи-
лись бы с этой коварной болезнью. Я очень хорошо помню
это ощущение: мой ребенок особый, необыкновенный; все
остальные дети не то, совсем не то! И вот что страшно!
Все это на уровне подсознания, почти инстинкта, поэтому
с этим трудно бороться. Но вот родился второй, тре-
тий... ощущение чуда хоть и осталось, но перестало сос-
редоточиваться на одном, вошло в нормальные рамки мате-
ринской любви, конечно, пристрастной, но негипертрофи-
рованной. Тогда появилась другая опасность: звание
"вундеркиндов". Это словечко прилипло к нам надолго.
Наши дети стали казаться необыкновенными некоторым из
наших гостей, знакомых. Вот это было и вовсе ни к чему.
Мы стали замечать, что при гостях наши "звезды" (их
тогда было трое) и ходить начинают как-то не так, и
улыбаться слишком часто, и показывать свои физкультур-
ные упражнения, как бы оказывая снисхождение присутс-
твующим, - все это в степени пока небольшой, но все-та-
ки заметной. Ого! Когда я это обнаружила, решила твер-
до: никаких показов и демонстраций, надо прекратить
этот хоровод вокруг ребят.
Б.П.: Но было уже поздно! Как мама ни настаивала на
этом, мне не позволяла совесть отказать многим людям,
которые уже тогда приходили в наш дом посмотреть спорт-
снаряды, кубики, игры и, конечно, самих малышей. Ведь
это была не просто любопытствующая публика, а люди,
действительно очень нуждающиеся в совете и помощи.
Впрочем, мы и сами нуждались в доброжелательном взгляде
со стороны, в дружеской поддержке. Ну как им можно было
отказать?! Я не видел большой беды в том, что ребята
покажут свои достижения, - ведь все дети это очень лю-
бят. Тем более что это было нужно тем, кто у нас бывал,
нужно людям. Тогда мы договорились: никаких сверхпохвал
- дело обыкновенное - были бы у других детей те же ус-
ловия, они бы развивались так же или еще лучше. Гостей
мы просили не слишком восхищаться и воздерживаться от
эпитетов в превосходной степени. Не всегда получалось,
как хотелось бы, но все же профилактика эта не пропала
даром: ребятишки кривляться отучились. Это, конечно, не
сняло проблемы полностью, сложности остались, но мы бы-
ли теперь начеку.
Отчасти в целях этой профилактики я часто организовывал
и соревнования наших малышей с соседскими ребятишками:
по бегу, прыжкам, метанию, гимнастическим упражнениям.
Наши обычно были сильней в гимнастике, а в беге и прыж-
ках побеждали не всегда, в метании же и вовсе отстава-
ли. Не обходилось без слез, но зато ребята усваивали,
что они не "самые-самые-самые", что и другие тоже мо-
лодцы. Между прочим, эти соревнования и меня научили
быть посдержаннее в похвалах и объективнее в оценках:
секундомер, бесстрастен и одинаков по отношению ко
всем.
Ходили к нам окрестные ребятишки и без всяких соревно-
ваний: кто в мастерской повозиться, кто на турнике или
кольцах позаниматься, кто просто поиграть. Мы их не
стесняли и в их занятия старались не вмешиваться, но
наблюдали изредка: как там наши ребята среди остальных,
более старших? Удивляло нас то, что они себя ни младши-
ми, ни слабыми считать не хотели - играли, а если при-
ходилось, и ссорились на равных правах. Я говорю в про-
шедшем времени, потому что те, о ком речь, уже выросли.
Но то же повторяется сейчас и с младшими их сестренками
и братишкой, которые своих старших очень любят, но
внешней почтительности к ним не проявляют и никакой за-
висимости от них не испытывают. По-прежнему ходят к нам
ребята со всей округи, приезжают родители с детьми всех
возрастов. Контакты с ними налаживаются быстро, хотя
бывают, конечно, и конфликты и обиды. Кстати сказать, в
ссоры детей мы стараемся не вмешиваться, предпочла та-
ем, чтобы они сами могли во всем разобраться, а если
нужно, и за себя постоять, и другого защитить, и посто-
ять за правду и справедливость.
Честь смолоду
Л.А.: Некоторые могут сказать: да речь-то идет о дош-
кольниках, дети они еще, крошки - оберегать их надо от
всяких треволнений, какая там борьба за правду и спра-
ведливость? Возражение это не придумано - так или почти
так говорили нам неоднократно. Какое заблуждение! Если
этому не научиться до школы, каково же будет в классе,
где сталкиваются тридцать-сорок характеров, и никакому
учителю невозможно разобраться в сложности взаимоотно-
шений каждого с каждым. Трудно представить себе, сколь-
ко разных проблем сваливается на человека в первый же
день его пребывания в школе, проблем, которые он вынуж-
ден решать сам, без чьей-либо помощи.
Вот мальчишка на уроке дернул сзади за волосы. Стук-
нуть? Не заметить? Пожаловаться? А он опять дернул. Так
вот же тебе!
- Встань, как твоя фамилия?
- Ну Петрунин...
- Хи-хи, Петрушка... - Обидеться или засмеяться? Ну
вот, в носу защипало, слеза по носу поползла, и платка
нет... И чего эта девчонка смотрит и смотрит...
- Марьиванна, а Петрунин язык мне показал!.. Марьиван-
на, а Петрунин дерется!
- У-у, сама толкнула и жалуется! Еще стукнуть? Сказать
учительнице? Или потом задать ябеде как следует?
И все это в течение каких-нибудь двух минут. Вопрос
"Как поступить?" теперь будет одним из главных в жизни
ребенка. От него никуда не денешься, а ситуации все ус-
ложняются: старший мальчик в коридоре толкнул, а "боль-
шой дядя" в туалете заставляет поднять окурок и бросить
в урну. Как поступить? Покориться? Смолчать? Возмутить-
ся?
Нет, это очень важно, чтобы человек как можно раньше
узнал, как надо поступать в те или иные трудные моменты
жизни. И не просто знал, но и уже поступал, много раз
пробовал себя в разных ситуациях, чтобы уже до школы
выработал чувство собственного достоинства, гордость,
смелость - качества, совершенно необходимые для жизнес-
тойкости, самоутверждения и сохранения себя как личнос-
ти независимой и неподкупной. Как создать их в челове-
ке, чтобы берег он честь смолоду? Привычная фраза, а
что за ней?
Б.П.: Мы уже говорили, что отвергли послушание как цель
воспитания, потому что от послушания до покорности один
шаг. А покорный человек - игрушка в руках сильного. Мы
стремились, чтобы ребята, даже самые маленькие, имели
собственное мнение и не боялись его высказывать. Именно
поэтому в самых разных житейских ситуациях мы старались
предоставить ребенку право решать и поступать самому и
за ошибки свои расплачиваться тоже самому. Мы старались
не просто приказывать или отдавать распоряжения, требуя
немедленного выполнения, а объяснять, почему нужно
что-то выполнить.
Наши ребята любят выполнять все осмысленно, толково, а
бестолковой организации или самоуправства не переносят.
Помните: даже пятилетняя малышка взбунтовалась против
несправедливости. Ну, конечно, форму выбрала неподходя-
щую: маму обозвала, крик подняла, но возмутилась же!
Значит, есть чувство человеческого достоинства. Уж она
не будет терпеть унижения и оскорбления.
Помню один случай, когда в мастерскую, где я проводил
урок труда с восьмиклассниками, пришел Антоша, ему все-
го восемь лет было. Один из ребят - выше меня ростом -
решил над ним подшутить: провел по его волосам рукой
"против шерсти" - сзади наперед - и сказал что-то обид-
ное. Я стоял далеко и не сразу понял, что произошло.
Вижу только: мой Антоша вдруг как взъерепенится, как
подскочит к обидчику (а сам ему чуть не до пояса) - ку-
лаком его раз, другой, третий! Тот даже опешил: "Ну че-
го ты, я же пошутил..." - но больше к Антону уже никто
не приставал. Я не успел даже и слова в его защиту ска-
зать. Ну, думаю, молодец, в обиду себя не даст.
Л.А.: И не только себя - это, думаю, поважнее. Как-то
Оля вступилась за брата, когда мы все были настроены
против него, а она считала, что это несправедливо. И
ведь доказала, что все мы были не правы. Я хорошо пом-
ню, как ей было трудно говорить - ей ведь и десяти не
исполнилось, а кругом нее рассерженные взрослые, стар-
шие, младшие, возмущенные "безобразным поступком" Анто-
на. Но она видела, как все произошло, рассудила по-дру-
гому и стояла на своем, пока мы не разобрались во всех
тонкостях происшедшего конфликта и не признали ее пра-
воту.
Как сделать, чтобы в разного рода сложных ситуациях ре-
бенок научился действовать не из страха или какой-то
выгоды, не по принципу "Наших бьют!" и не потому, что
"Хочу, чтобы было по-моему!", а по справедливости! Ведь
тогда надо эту ситуацию оценить, решить, кто прав, кто
виноват, на чьей стороне выступить. Как сделать выбор?
Вот когда нужна правильная ориентация в нравственных
ценностях, твердое знание того, что такое хорошо, а что
такое плохо.
И вот тут неоценимую помощь оказывает литература, музы-
ка, живопись, театр - искусство, образный мир которого
доступен детишкам с самого нежного возраста.