С. Н.ТРУБЕЦКОЙ
Человеческое сознание предполагает чувствен-
ную, телесную организации), и вместе оно имеет самобыт-
ное, идеальное начало. Оно предполагает бессознательную
природу, которая организуется и постепенно возвышается
до него, ибо оно есть конечный продукт космического
развития. И в то же время оно предполагает абсолютное
вселенское сознание, точно так же, как и самая чувс-
твенная вселенная во времени и пространстве предполага-
ет такое сознание и всеобщую чувственность. Отсюда за-
висит внутреннее противоречие и двойственность всей ду-
шевной жизни человека. Полуживотное, полубожественное,
сознание человека вечно двоится между сном и бдением,
знанием и неведением, чувственностью и разумом. Оно об-
ладает универсальными формами, вырабатывает себе общие
понятия, общие идеалы, и вместе оно всегда ограничено
по своему действительному эмпирическому содержанию. Оно
всегда ограничено и вместе не допускает никаких опреде-
ленных границ, непрестанно выходя за их пределы. Оно
отчасти универсально, отчасти индивидуально, отчасти
действительно, отчасти только возможно (потенциально).
Оно заключает в себе постоянное противоречие, которое
присуще всем его понятиям, представлениям, восприятиям,
и вместе оно сознает свое собственное идеальное тож-
дество, идеальное единство истины. Таким образом, про-
тиворечия отдельных философов относительно природы че-
ловеческого сознания имеют действительное основание в
самом этом сознании. Одни рассматривают его физиологи-
ческие условия, другие - его метафизическое, идеальное
начало; одни признают познание чувственным, всецело эм-
пирическим, ограниченным; другие раскрывают его логи-
ческую, универсальную природу, его априорные элементы.
И до сих пор никому не удалось достигнуть окончательно-
го примирения этих противоположностей, так что возника-
ет вопрос, может ли оно вообще быть достигнуто. Ибо ес-
ли противоречие заключается в самой действительности,
то всякое исключительно теоретическое его решение или
упразднение будет поневоле недостаточным или ложным.
Одна из главнейших заслуг новейшей философии состоит,
может быть, именно в том, что она, отказавшись от дог-
матического разрешения антиномий, противоречий метафи-
зики, стремится указать их корень в самом разуме и соз-
нании человека или в самой природе вещей (скептики и
пессимисты). Иначе самые противоречия философов были бы
непостижимы. Если рассматривать развитие сознания внеш-
ним, эмпирическим образом, то зависимость его от физио-
логических условий, от нервов и мозга не подлежит ника-
кому сомнению. И тем не менее физиолог навсегда, безус-
ловно, лишен возможности чем-либо заполнить бездну,
разделяющую явления материального, физического порядка
от самых простых явлений психического порядка. Пусть
утверждают, что оба порядка, физический и психический,
суть две стороны, два аспекта одного и того же процес-
са. Стороны эти столь существенно различествуют между
собою, что подобное утверждение либо ровно ничего собою
не выражает, либо же является неосновательным, ибо соз-
нание и вещество или сознание и движение - величины со-
вершенно разнородные. При всей несомненности той интим-
ной причинной связи, которая существует меж-
ду мозговыми отправлениями и психическими явлениями,
сознание, как таковое, не может быть объяснено из че-
го-либо материального. С другой стороны, рассматривая
сознание в нем самом, в его логических функциях, в его
духовной природе, мы несомненно приходим к предположе-
нию абсолютных, идеальных норм, универсальных начал,-
словом, к идее вселенского сознания. Но между таким ко-
нечным идеалом, который является в одно и то же время и
образующим началом, и высшею нормой действительного
сознания, и между этим последним существует не только
различие, но и противоречие, о котором достаточно сви-
детельствуют ум и совесть каждого человека. Как бы ни
было скудно наше представление об идеале, мы не можем
считать его осуществленным в действительности, достиг-
нутым в настоящем сознании. Мы не можем познать его из
действительности и не можем познать, дедуцировать из
него эту действительность до тех пор, пока он не будет
достигнут нами и осуществлен. Поэтому высшие философс-
кие умозрения наши имеют лишь приблизительное значение
и чисто спекулятивный характер, ибо они заключают в се-
бе лишь предвосхищаемое решение. В известном смысле фи-
лософ спекулирует лишь за счет будущего, и он одинаково
ошибается, когда принимает свои сокровища за наличный
капитал или когда он поступается ими, не понимая их
действительной ценности. Познание наше безусловно толь-
ко по своей идее, по своему идеалу полной, абсолютной
истины. В действительности оно обладает возможной, фор-
мальной общностью, чисто логической универсальностью,
которой противолежит всегда ограниченное, эмпирическое
содержание. Чтобы стать абсолютным и полным, всеобъем-
лющим не по форме только, но по существу, по содержа-
нию,- сознание должно обнять в себе все, стать сознани-
ем всего и всех, сделаться воистину вселенским и собор-
ным сознанием. Достижима ли эта цель или нет, она во
всяком случае не может быть задачей чисто теоретичес-
кой. Сознать себя во всем и все в себе, вместить полно-
ту истины в реальном, абсолютном союзе со всеми - это
конечный религиозный идеал жизни, а не знания только.
Задача философии состоит в возможно конкретном познании
идеала и указании пути к его осуществлению. Мы не можем
ожидать от нее конечного разрешения противоречий, имею-
щих корень в самых условиях нашего временного бытия, и
мы не можем ждать от нее полного откровения истины.
Много уже то, если она может сознать противоречия бытия
и усмотреть ту внутреннюю гармонию, которая в них скры-
вается и обусловливает собою самое относительное су-
ществование вселенной, ее сохранение, жизнь и развитие.
В своих различных концепциях, в своих противоположных
системах философия выражает, с одной стороны, многораз-
личные противоречия бытия и постигает коренное, онтоло-
гическое, реальное значение этих противоречий, с другой
стороны, в своем идеализме, в своем стремлении к конеч-
ному единству она постигает, что противоречия эти не
могут быть безусловны,- иначе и относительное бытие и
познание не были бы возможны; она сознает всеобщую при-
роду разума и предвосхищает тот идеал, в котором проти-
воречия примирены. И чем глубже сознает философия про-
тиворечия вселенной, тем глубже познает она превозмога-
ющую силу идеала. Ибо сознать реальные противоположнос-
ти, как противоречия, значит признать и внутреннюю ло-
гику бытия, тот скрытый, идеальный разум вещей, то Сло-
во Гераклита, которым все вертится, в котором разгадка
вселенной. Итак, познавая природу нашего сознания, мы
приходим к некоторым основным противоречиям, не допус-
кающим отвлеченного разрешения,- противоречиям между
индивидуальным и родовым, частным и общим содержанием и
формой, реальным и идеальным. Но самые эти антиномии
предполагают некоторое скрытое от нас примирение, без
которого сознание и познание - даже относительное - не
было бы осуществимо, они заключают постулат, требование
такого примирения и указывают, в каком направлении, где
следует его искать. Прежде всего нам важно выяснить ро-
довые и универсальные элементы сознания, не смущаясь их
противоречием с тем, что кажется нам в нем индивидуаль-
ным, личным: вслед за Аристотелем, мы должны признать
подобное противоречие задачей, объективным затруднением
(апорией), зависящим от действительной противоположнос-
ти. В своей идеальной деятельности живое сознание при-
миряет эти противоречия, обобщает частное, индивидуали-
зирует общее, осуществляет идеальное, идеализирует
действительное, и хотя такое примирение лишь относи-
тельно, хотя анализ раскрывает противоречия, присущие
всему нашему теоретическому сознанию, всякий положи-
тельный прогресс его в сознании истины и добра предс-
тавляется нам конкретным осуществлением его идеала,
частным выражением конечного всеединства. В своей поло-
жительной истинной деятельности, а следовательно и в
своем истинном существе, сознание обладает конкретною,
живою универсальностью. Как ни противоположны отвлечен-
ные начала "общего" и "частного", "рода" и "индивида",
в действительности одно не существует без другого. Нет
сознания без сознающих индивидуальностей, и нет созна-
ния абсолютно субъективного, нет абсолютно изолирован-
ных сфер сознания. Рассматривая сознание внешним обра-
зом в связи с прогрессивно развивающимися явлениями
жизни, или изнутри, при свете психологического анализа,
мы убедимся в его органической универсальности, в иде-
альной соборности сознания. Сознание есть существенное
проявление жизни. Первоначально оно как бы сливается с
прочими ее отправлениями; затем оно дифференцируется и
развивается в связи с общей организацией физиологичес-
кой и социальной жизни. Оно дифференцируется и развива-
ется вместе с нервной системой и вместе с прогрессом
социальных отношений, с организацией общения между су-
ществами. Как известно, высший организм есть общество,
агрегат бесчисленного множества элементарных организмов
или анатомических
элементов, которые группируются в ткани, органы, аппа-
раты или сложные системы органов. Всеобщее, органичес-
кое согласие этих элементов при развитой специализации
их отправлений обусловливает единство жизни в ее разно-
образии. Между индивидуальностью целого и частей,
единством жизни и распределением функций существует
постоянно возрастающее соответствие. Чем выше стоит ор-
ганизм в лестнице живых существ, тем большую степень
различия, специализации функций, автономии проявляют
отдельные его органы; чем выше организм, тем более все
эти элементы, органы, аппараты согласованы между собою,
восполняют и предполагают друг друга в своем различии,
подчиняясь индивидуальному единству живого целого. Но с
другой стороны, всякий организм сам является живым чле-
ном своего вида и состоит в постоянном или временном,
физиологическом или психологическом общении с другими
индивидами своего вида,-общении, которое органически
необходимо. Сознание в своей элементарной форме - чувс-
твенности - предшествует не только дифференциации нерв-
ной системы, но и первичным организмам - клеточкам. Уже
первичные амебы, лишенные всякой организации, обнаружи-
вают чувствительность и некоторые признаки сознатель-
ности. Как показывают точные наблюдения, раздражитель-
ность и чувствительность суть всеобщие, первоначальные
и, так сказать, стихийные свойства живой протоплазмы,
этой первоматерии всего органического мира. С возникно-
вением и развитием органической индивидуальности возни-
кают и развиваются элементарные органические союзы, те
вначале бессвязные физиологические группы, из которых в
течение беспредельно зоогенического процесса образова-
лись сложные организмы растений и животных. Вместе с
тем, параллельно этому общему развитию, неопределенная
органическая чувствительность также растет, развивает-
ся, усложняется; но первичный базис ее - общая психоло-
гическая материя - не имеет в себе ничего индивидуаль-
ного. Это стихийный родовой процесс, на почве которого
возможны индивидуальные образования, точно так же как и
сложные сочетания, ассоциации обособляющихся элементов.
И как всякий организм есть продолжение другого организ-
ма, всякая жизнь продолжение предшествовавшей жизни,
так точно и сознание, чувственность индивидуального су-
щества: она не есть нечто абсолютно новое, но является
также продолжением предшествовавшей, общеорганической
чувственности в той специальной ее разновидности, кото-
рая присуща виду данного организма. Чувственность не
рождается, а продолжается, как жизнь протоплазмы. Соз-
нание, как и жизнь, есть от начала родовой, наследс-
твенный процесс. Поэтому от низших ступеней зарождающе-
гося сознания до высших социальных, этических его про-
явлений мы находим в нем общую основу, родовые формы и
функции. От низших ступеней сознающей жизни до высших
ее проявлений мы наблюдаем постепенное развитие этого
универсализма сознания, постепенный переход от естест-
венного, стихийного безразличия, от непосредственной
стихийной общности, психических отправлений к конкрет-
ному и свободному, универсальному единству, к связному
многообразию, к живой соборности. И этот прогресс идет
вместе с развитием индивидуального начала. Низшие орга-
низмы обладают столь незначительной степенью индивидуа-
лизации, что между родом и индивидом, точнее, между от-
дельными индивидами не существует определенной границы.
Индивидуальность организма и его частей также развита
чрезвычайно слабо. Отдельные части низших животных сла-
бо обособлены, переходят друг в друга, заменяют или
повторяют друг друга; жизнь целого не обладает устойчи-
вым единством. Мы можем рвать и резать на части иных
полипов, моллюсков, червей, глистов, не убивая индиви-
дуальной жизни и чувствительности этих отдельных час-
тей; они живут самостоятельной жизнью, иногда сами вос-
полняя себе недостающее целое. Таким образом, отдельные
органы обладают такою же индивидуальностью, как и це-
лое, или, точнее, целое лишено развитой, центральной
индивидуальности. Поэтому, рассматривая составные части
низших организмов, исследователь часто не в состоянии
определить, имеет пион дело с индивидом, состоящим из
многих органов, или с колонией индивидов, с цепью инди-
видов или с одним индивидом, состоящим из последова-
тельных частей. В некоторых случаях, как, например, у
иных полипов, у губок, мы наблюдаем мириады органичес-
ких единиц, проявляющих .вполне ясно каждая свою осо-
бенную жизнь, которые возникают из одного и того же за-
родыша, сохраняют прочную материальную связь друг с
другом и в своей совокупной деятельности обусловливают
жизнь собирательного тела. Если сблизить две губки так,
чтоб они соприкасались, они срастутся; если резать их,
части будут жить вполне самостоятельно. В развитом выс-
шем животном, наоборот, все отдельные части и органы
координированы между собою и в значительной степени
подчинены контролю центральных органов. Все элементар-
ные жизни, элементарные сознания впадают в одну общую
жизнь и сознание, в одну общую индивидуальность. И
нервная система высшего животного, заключающая в себе
сложную совокупность органов сознания, подобно целому
организму, представляет в своем развитии ту же картину
постепенно возрастающей дифференциации и интеграции,
усложнения и централизации. Подобно целому организму,
она состоит из многосложного соединения миллиардов ор-
ганических элементов, клеточек и волокон, которые не-
когда стояли особняком в низших животных или составляли
простые, относительно слабо координированные группы.
Нервные волокна соединяются системою местных и цент-
ральных узлов, связанных между собою в сложном иерархи-
ческом порядке, причем функции отдельных центров, уз-
лов, нервов строго разграничены. Сознательное восприя-
тие сосредоточивается в высших центрах - в головном
мозгу у человека; но его сфера может простираться на
спинной мозг уже у птиц, на совокупность нервных цент-
ров у менее
совершенных животных, и, наконец, все более и более те-
ряя в ясности и напряжении, оно может рассеиваться по
всему телу низших животных, не обладающих организован-
ной нервною системой, ибо и такие животные проявляют
признаки не только чувствительности, но даже инстинкта.
На низшей ступени своего развития сознание животного,
подобно его жизни и организации, многоединично. У коль-
чатых, например, каждый нервный узел соответствует сег-
менту тела, который состоит иногда из нескольких колец.
Всякий сегмент, кроме своего нервного узла, обладает
еще сходственною частью главных аппаратов, иногда даже
аппаратами чувств. Поэтому когда мы отрезаем эти сег-
менты, каждый из них остается при своей индивидуальной
жизни и сознании, и если перерезать или перевязать спе-
реди и сзади нервного узла те спайки, которые соединяют
его с узлами соседних сегментов, то уколы, причиняемые
сегменту этого изолированного узла, будут ощущаться им
одним. Подобные опыты, произведенные над множеством
беспозвоночных, моллюскообразных, насекомых, приводят к
одинаковым результатам: каждый сустав, каждый узловой
центр этих животных имеет свое сознание, из совокупнос-
ти которых слагается сознание целого организма. Рассе-
янное, раздробленное многоединичное сознание предшест-
вует в природе сознанию собранному, сосредоточенному,
неделимому... Таким образом, уже физиологически жизнь и
сознание индивида представляются нам коллективными
функциями. Но индивид высшего порядка не только обнима-
ет в себе бесконечное множество индивидуальностей низ-
шего порядка,- он сам является органическим членом не-
которого собирательного целого, образуемого его видом
или родом. Во всем животном царстве род деспотически
властвует в индивидах, повторяя неизменные формы в бес-
численном ряде поколений. Его господство имеет физиоло-
гическую основу и в животном царстве сохраняет почти
исключительно физиологический характер. Самые психоло-
гические, нравственные и эстетические связи, которые
соединяют в половые, семейные и общественные союзы жи-
вотных отдельных видов, развиваются на почве физиологи-
ческих инстинктов. Каждый индивид так или иначе возни-
кает из другого индивида и некоторое время составляет
часть другого организма, другой жизни. Затем он либо
остается навсегда связанным со своим родичем материаль-
ною связью, либо отделяется от него. В первом случае,
при полном отсутствии всяких психических связей, иногда
даже всякого сосудистого сообщения, индивиды связаны
своими тканями и питаются одной и той же питательной
жидкостью. Во втором - индивиды связываются более слож-
ными психофизическими узами, половыми, родительскими,
социальными инстинктами; но тем не менее восстановление
физиологического единства и физиологического общения
(чрез посредство питательных жидкостей и заполнение по-
лостей) необходимо и между такими индивидами для сохра-
нения и размножения рода. Когда физиологическое назна-
чение животного исполнено, когда новое, свежее поколе-
ние вполне обеспечено в своем развитии или вырастает в
достаточном количестве зрелых индивидов, это последнее,
в свою очередь, вытесняет своих предшественников, сме-
няя их в служении роду. За кратким расцветом половой
зрелости наступают старость и смерть. Жизнь индивида,
как такового, сама по себе случайна и безразлична. По-
тому и в сознании животного преобладает родовое начало
инстинкта. Весь индивидуальный ум животного является
простой вариацией на общие инстинктивные темы. Инстинк-
ты, управляющие наиболее сложными и целесообразными
действиями животных, их спариванием, устройством жилищ,
иногда столь изящных и сложных, инстинкты охоты и само-
защиты, семейные, стадные инстинкты во всех своих мно-
госложных проявлениях не могут быть результатом личного
опыта или размышления. Это прежде всего безотчетные
внушения, которым животное повинуется как бы автомати-
чески. "Инстинкт,- говорит Гарт- манн,- есть то, что
побуждает к действию в виду некоторой цели, но без соз-
нания этой цели". "При этом,- прибавляет Роменс *,- не-
обходимо иметь в виду наиболее существенную черту инс-
тинктивного действия - его единообразие у различных ин-
дивидов одного и того же вида... Инстинкт есть у чело-
века и животных умственная операция, которая имеет
целью особое приспособленное движение, но предшествует
индивидуальному опыту, не нуждается в знании соотноше-
ний между средствами и целью и совершается однообразно
при одинаковых условиях у всех индивидов данного рода".
Умственные операции, из которых вытекает инстинкт, со-
вершенно независимы от личного сознания животного. "Оно
не может ни вызвать, ни задержать их; они побуждают его
к действиям, цели которых оно не сознает и которые пов-
торяются из поколения в поколение без заметного измене-
ния... Психическая деятельность животного не имеет ни-
чего личного,- она передается неизменно, от поколения к
поколению. Таким образом, инстинкт в высокой степени
наследствен и видоизменяется столь медленно, что он ка-
жется неизменным" ** Столь же непроизвольный, как орга-
нические отправления, инстинкт, несомненно, предполага-
ет некоторые установившиеся физиологические особенности
в самой нервно-мозговой организации животного. Беско-
нечно усложненный рефлекс - инстинктивное действие -
вытекает из ряда нервно-психических движений, интегри-
ровавшихся в связную и постоянную группу, в одно слож-
ное действие, установившееся неизменно в наследственной
передаче многих поколений. Но это еще нисколько не объ-
ясняет инстинкта психологически, т. е. не объясняет
инстинкта как особую форму сознательности. Ибо очевид-
но, что инстинктивное действие, совершаемое в виду оп-
ределенной цели, не может быть абсолютно * См.: Рамок.
Ум животных. М., 1890. Гл. 1. ** Perrier Е. Anatomic et
physiologic animates. 1882. Р. 216.
бессознательным. Под наитием некоторых инстинктов жи-
вотные живут удвоенной жизнью, и мы усматриваем в их
поступках не прекращение сознания, а как бы его расши-
рение за пределы животной индивидуальности. Мы не будем
приводить здесь бесчисленных примеров, которыми ярко
освещается эта форма родовой безличной разумности жи-
вотных, это их общее, атавическое сознание * Мы не ста-
нем также рассматривать здесь различные гипотезы о про-
исхождении инстинктов. Многие из них признаются непос-
тижимыми большинством естествоиспытателей, как, напри-
мер, отеческий инстинкт некоторых рыб или другие формы
инстинкта, которые никогда ни при каких условиях не
могли выработаться из личного опыта,- те формы, в. ко-
торых явственно выражается предвидение, приспособление
к будущим обстоятельствам. Посредством учения об изме-
няемости видов происхождение подобных инстинктов объяс-
нялось в отдельных случаях с большим или меньшим вероя-
тием. Но психологически самые основные, общие инстинк-
ты, самая форма инстинктивной разумности, наследствен-
ного сознания совершенно непонятны, если рассматривать
сознание животного как нечто индивидуальное. С точки
зрения такой индивидуалистической психологии непонятен
никакой инстинкт. Непонятно, например, почему самец уз-
нает самку, почему вообще животное узнает других предс-
тавителей своего вида, заботится о своем потомстве, яй-
цах, личинках? Очевидно, что представление, которое оно
имеет о других особях своего вида, существенно отлича-
ется от прочих его представлений. Ибо оно не только
весьма часто вызывает в животном сильные и сложные вол-
нения, но нередко заключает в себе расширение его соз-
нания. Границы индивидуальности, времени и пространства
как бы отодвигаются, животное отождествляет свои инте-
ресы с интересами вида, узнает свое в других существах,
в своей самке, в семье, в своем виде. И оно действует,
ввиду будущего, как бы в силу ясного сознания предшест-
вовавшей судьбы своего рода. Каждый индивид воспроизво-
дит, представляет свой род в своем собственном лице.
Поэтому и самое сознание его, как сложный продукт его
организации, как ее психическое отражение, заключает в
себе потенциально смутный, общий образ его рода, его
психологическое представление. Такое представление,
строго говоря, не сознательно, хотя в известном смысле
оно окрашивает собою все явления животного сознания.
Столь же врожденное, как и самая организация животного,
оно не усматривается им, не "апперципируется", по выра-
жению Лейбница. Ибо животное чуждо самосознания. И тем
не менее это общее представление, эта органическая ро-
довая идея заключает в себе смутное определение ума,
чувства, влечений животного и есть скрытый мотив всей
его жизни. Это как бы псимлогический коррелат наследс-
твенности, * читатель найдет примеры этому у Гартманна
и в специальных сочинениях Брема, Роменса и др. ее ин-
тимная тайна. В силу этой инстинктивной идеи, которая
пробуждается в животном по поводу каких-либо впечатле-
ний или физиологических возбуждений, в силу этого родо-
вого сознания животное узнает членов своего вида, как
незрелых, так и взрослых, понимает их, ищет физиологи-
ческого и социального общения с ними, чувствует свое
единство с ними, сознавая себя с другими и в других. В
общем подъеме жизненной энергии, в минуту полового воз-
буждения или сильного страдания и страха, в потрясенном
организме животного пробуждаются унаследованные органи-
ческие воспоминания, наслоявшиеся и обобщавшиеся в те-
чение беспредельного ряда поколений; предшествовавшая
жизнь рода как бы воскресает в душе животного, навязы-
вает ему общие итоги своей мудрости, своего вековечного
опыта,- и животное обнаруживает свое инстинктивное яс-
новидение, ту загадочную прозорливость, которая нас
изумляет. Такой взгляд на природу инстинктов, на родо-
вое преемство сознания бросает свет и на те явления
коллективного, собирательного сознания, которые мы наб-
людаем столь часто в половой и социальной жизни живот-
ных. Таковы все те сложные действия, которые выполняют-
ся стадными животными сообща, при видимом разделении
труда и взаимном содействии и понимании; таковы явления
высокоразвитого альтруизма у млекопитающих, птиц и даже
рыб; таковы общества насекомых, ульи и муравейники,
представляющие несомненно единство сознания во множест-
ве индивидов,- "одну, хотя и раздробленную, действующую
мысль, наподобие клеточек и волокон мозга млекопитаю-
щих" *. То же безличное, родовое, инстинктивное созна-
ние составляет базис человеческого сознания, его нижний
слой. Как высшее-животное, человек подчинен общим зоо-
логическим законам и является наследником предшество-
вавших организаций. После всех явившихся на свет, он
обладает наиболее древними традициями. Как разумное су-
щество, имеющее за собою целые эры культуры, человек
освобождается от неограниченного господства среды, а
постольку и от тех специальных и сложных в своей однос-
торонности инстинктов, которые выработались у некоторых
видов в течение целых тысячелетий и отвечают некоторым
специальным и неизменным условиям среды, постоянным ус-
тановившимся соотношениям. Тем не менее и в человеке
общие животные инстинкты сохраняются и получают своеоб-
разное развитие. Трудно оценить достаточно их значение
в человеческой жизни, ибо если никто не живет одними
инстинктами, то все же большинство живет преимуществен-
но ими и тем, что к ним привилось. Большинство челове-
ческих действий и характеров определяется врожденными
свойствами, воспитанием и влиянием общественной среды -
унаследованным и внушенным сознанием. С эмпирической
точки зрения два фактора определяют сте
* Эспинас. Социальная жизнь животных. Пб., 1882 С. 446.
В этой интересной и остроумной книге собрано много примеров
по занимающему нас вопросу.
пень психического развития человека: его мозг и его об-
щество. Первый носит в себе совокупность унаследованных
способностей предрасположений, органов сознания; второе
вмещает в себе совокупность актуального сознания, к ко-
торому человек должен приобщиться. Эти два фактора зак-
лючают в себе естественную норму индивидуального разви-
тия, в пределах которой личная самодеятельность имеет
более или менее широкую сферу. Социальная организация
восполняет неизбежные недостатки и ограниченности инди-
видуальной физиологической организации. Коллективная
память, общечеловеческое знание, воплощаясь в слове,
закрепляясь письмом, безгранично возрастает, обобщается
и вместе безгранично расширяет сферу, доступную отдель-
ным умам. Коллективная мысль обобщает и объединяет со-
вокупность знаний, создает науки и системы наук, в ко-
торых отдельные умы могут охватить сразу общие итоги
предшествовавшего знания. И, усвоив себе общую науку,
человек способен дать ей в себе дальнейшее развитие. У
человека, как и у высших животных, воспитание является
органическим продолжением наследственности. Только при
помощи воспитательных внушений человек овладевает свои-
ми органами и способностями, элементарными и общими
знаниями, распространенными в его среде. Его врожденные
способности должны сами быть воспитаны другими людьми,
чтоб он сам мог себе их усвоить. Язык, которым он гово-
рит, знания и понятия, которым он учится, закон, кото-
рому он подчинен, понятие о Боге, которому он служит и
поклоняется,- все содержание его сознания дано ему
людьми или через посредство людей. Самая внешняя среда,
природа, действует на него через посредство человечес-
кой среды, определяя его антропологический тип в нас-
ледственной передаче медленно образовавшейся организа-
ции, .его культурный тип - в преемстве местных тради-
ций, обычаев и понятий, сложившихся под общим и продол-
жительным влиянием данных естественных условий. Соци-
альная среда, социальная жизнь человечества предполага-
ет физиологические и психологические связи - особую ре-
альную организацию общественных союзов. Поскольку вся-
кое племя, народ, государство предполагает семью как
элементарную ячейку - общественный организм предполага-
ет физиологические узы между отдельными индивидами. И
вместе с тем уже семейный союз, не говоря уже о более
сложных общественных образованиях, скрепляется реальны-
ми психологическими связями, органическою коллектив-
ностью сознаний, их родовым единством. Все формы соци-
альной жизни и общения являются как органические обра-
зования, возникшие на почве наследственных инстинктов,
родового сознания, общего безличного творчества. Слово
есть органическая способность человека, обусловленная
специальным устройством его мозга и нервов. Отдельные
языки живут и развиваются, как роды и виды, по некото-
рым общим, постоянным законам, имеют свою органическую
морфологию. Нравственные чувства и понятия не суть ре-
зультат личного опыта или утилитарных соображений, но
плод развития того непосредственного альтруизма, без
которого род не может существовать. Наконец самые боги,
которым служит человек, не простые выдумки жрецов и
правителей, но плод действительного теогонического про-
цесса в общем сознании отдельных племен и народностей,
соединяемых в религиозные общины. В этом - реальное,
позитивное значение исторических богов для отдельных
народов, в этом - объяснение тех коллективных галлюци-
наций, в которые народы воплощают свои религиозные
идеи, тех чудес и теофаний, которые составляют нормаль-
ное явление в истории религий. Трубецкой С. Н. О приро-
де человеческого сознания // Вопросы философии и психо-
логии. 1891. С. 132-149