Д. Юм                                              
Слово                                          
отношение обычно употребляется в двух  смыслах,  значи-
тельно различающихся друг от друга. Им обозначается или
то качество,  посредством которого две идеи связываются
в воображении,  причем одна из них естественно вызывает
за собой другую,  как это было объяснено выше,  или  то
особое  обстоятельство,  в  связи  с которым мы находим
нужным сравнивать две идеи даже при их произвольном со-
единении в воображении.  В обыденной речи слово отноше-
ние всегда употребляется нами в первом смысле;  лишь  в
философии мы расширяем смысл этого слова,  обозначая им
любой предмет сравнения и при  отсутствии  связывающего
принципа.  Так,  расстояние  философы признают истинным
отношением,  потому что мы приобретаем идею о нем путем
сравнения объектов.  Но обычно мы говорим: ничто не мо-
жет быть дальше друг от друга, ничто не может находить-
ся в меньшем отношении друг к другу, чем такие-то и та-
кие-то вещи,- как будто расстояние и  отношение  несов-
местимы.  Перечисление всех тех качеств, которые допус-
кают сравнение объектов и с помощью которых  образуются
идеи философского отношения, может, пожалуй, показаться
неисполнимой задачей.  Но если мы тщательно  рассмотрим
эти качества, то обнаружим, что они могут быть без вся-
кого труда подведены под  семь  общих  рубрик,  которые
можно  рассматривать как источники всякого философского
отношениям 1. Первое из них - сходство. Это такое отно-
шение, без которого не может существовать ни одно фило-
софское отношение, ибо сравнение допускают лишь те объ-
екты,  между  которыми есть хоть какое-нибудь сходство.
Но хотя сходство необходимо  для  всякого  философского
отношения, отсюда еще не следует, что оно всегда произ-
водит связь,  или ассоциацию, идей. Когда какое- нибудь
качество  становится  весьма общим и оказывается свойс-
твенным очень большому числу  отдельных  объектов,  оно
непосредственно  не ведет ум ни к одному из этих объек-
тов, но, сразу предоставляя воображению слишком большой
выбор,  тем самым не дает ему остановиться на каком-ни-
будь одном объекте.  2.  Вторым видом  отношения  можно
считать  тождество.  Я рассматриваю здесь это отношение
как применяемое в самом точном его смысле к постоянными
неизменяющимся объектам,  не исследуя природы и основа-
ния личного тождества,  которому будет  отведено  впос-
ледствии  надлежащее место.  Из всех отношений наиболее
всеобщим является тождество  как  свойственное  всякому
бытию, существование которого обладает какой- либо дли-
тельностью. 3. После тождества наиболее всеобщими и ши-
рокими по объему являются отношения пространства и вре-
мени, которые суть источники бесконечного числа сравне-
ний, например, таких, как отдаленное, смежное, наверху,
внизу, прежде, после и т. д. 4. Все объекты, причастные
количеству,  или числу, могут быть сравниваемы в данном
отношении.  Итак,  вот еще один очень богатый  источник
отношений.  5.  Когда какие-нибудь два объекта обладают
одним и тем же общим качеством,  то степени,  в которых
они обладают последним, составляют пятый вид отношения.
Так, из двух тяжелых объектов один может обладать боль-
шим или меньшим весом,  чем другой.  Два цвета,  будучи
однородными, тем не менее могут быть различных оттенков
и в данном отношении допускают сравнение.  6. Отношение
противоположности на  первый  взгляд  может  показаться
исключением из того правила,  что ни одно отношение ка-
кого-либо рода не может существовать без некоторой сте-
пени сходства.  Но примем во внимание,  что никакие две
идеи не являются сами по себе противоположными, за иск-
лючением идей существования и несуществования,  но пос-
ледние явно сходны,  так как обе заключают в себе неко-
торую  идею  объекта,  хотя  вторая исключает объект из
всех времен и мест,  в которых, как полагают, он не су-
ществует. 7. Все остальные объекты, как-то: огонь и во-
да, тепло и холод - признают противоположными только на
основании опыта,  исходя из противоположности их причин
или действий. Это отношение причины и действия является
седьмым  философским отношением и в то же время отноше-
нием естественным. Сходство, заключающееся в этом отно-
шении, будет выяснено впоследствии. Естественно было бы
ожидать,  что я присоединю к перечисленным отношениям и
различие.  Но я рассматриваю последнее скорее как отри-
цание отношения, чем как нечто реальное или положитель-
ное.  Различие бывает двух родов в зависимости от того,
противополагают ли его тождеству или  сходству.  Первое
называется различием числа,  второе - различием рода...
Мы без труда допускаем,  что  объект  может  оставаться
тождественным в своей единичности, хотя бы он несколько
раз исчезал и (снова) был дан чувствам,  и, несмотря на
перерыв в восприятии,  приписываем ему тождество каждый
раз, когда                                             
заключаем, что он давал бы нам неизменное и непрерывное
восприятие,  если  бы  мы  все время не спускали с него
глаз или не отнимали от него рук.  Но  это  заключение,
выходящее за пределы впечатлений наших .  чувств, может
быть основано только на связи причины, и действия: ина-
че  мы не можем быть уверены в том,  что объект не сме-
нился другим,  как бы похож ни был новый объект на тот,
который раньше был дан нашим чувствам.  Каждый раз, как
мы открываем такое полное сходство,  мы  рассматриваем,
свойственно ли оно вообще такого рода объектам, возмож-
но ли и вероятно ли,  чтобы какая-нибудь причина  своим
действием  произвела  изменение и сходство (объектов) в
зависимости же от решения, к которому мы приходим отно-
сительно таких причин и действий, находится и наше суж-
дение относительно тождества  объекта.  ...Относительно
принципа индивидуации мы можем заметить, что рассмотре-
ние какого-либо одного объекта недостаточно, чтобы дать
нам идею тождества. Ведь если бы в суждении объект тож-
дествен себе самому идея, выраженная словом объект, ни-
чем не отличалась от идеи,  выраженной словами себе са-
мому,  мы в действительности ничего бы не  высказали  и
это суждение не заключало бы в себе сказуемого и подле-
жащего,  каковые, однако, содержатся в данном утвержде-
нии.  Единичный  объект  дает нам идею единства,  но не
тождества.  С другой стороны,  и множественность объек-
тов, какими бы сходными мы, их ни предположили, никогда
не может дать нам этой идеи.  Наш ум  всегда  признает,
что  один  из этих объектов не есть другой,  и считает,
что они составляют два, три или вообще какое-нибудь оп-
ределенное число объектов, существующих совершенно раз-
дельно и независимо.  Таким образом,  если ни число, ни
единство несовместимы с отношением тождества, последнее
должно заключаться в чем-то отличном от  обоих.  Но  по
правде сказать, на первый взгляд это кажется совершенно
невозможным. Между единством и числом не может быть ни-
чего среднего,  так же как между существованием и несу-
ществованием.  Предположив, что какой-нибудь объект су-
ществует,  мы  должны или предположить,  что существует
еще другой объект - и в таком случае  у  нас  получится
идея числа, или предположить, что его не существует - и
в таком случае первый объект останется единством. Чтобы
устранить  это  затруднение,  обратимся к идее времени,
или длительности.  Я уже отметил, что время, строго го-
воря,  подразумевает последовательность и что мы приме-
няем эту идею к неизменяющимся  объектам  тальков  силу
фикции нашего воображения, с помощью которой неизменяю-
щийся объект считается причастным изменениям  сосущест-
вующих с ним объектов, в частности же наших восприятий.
Эта фикция нашего воображения имеет место почти всегда,
и благодаря ей находящийся перед нами единичный объект,
в котором при рассмотрении  его  в  течение  некоторого
времени мы не замечаем ни перерыва, ни изменения, может
дать нам представление  тождества.  Ведь,  рассматривая
два любых момента времени,  мы можем делать это различ-
ным образом:  или рассматривать их в одно и то же мгно-
вение  - и в этом случае они дают нам идею числа и сами
по себе, и с помощью объекта, который должен быть удво-
ен, чтобы мы могли мгновенно представить его существую-
щим в эти два различных момента времени; или, с другой,
стороны,  прослеживать последовательность времени с по-
мощью такой же последовательности  идей  и,  представив
сперва один момент с существующим в нем объектом, вооб-
ражать затем изменение во времени без всякого изменения
или  перерыва  в объекте - и в таком случае мы получаем
идею единства.  Итак,  у нас есть  идея,  оказывающаяся
чем-то средним между единством и числом или,  выражаясь
точнее,  оказывающаяся и тем и другим сообразно тому, с
какой точки зрения мы ее рассматриваем. Идею эту мы на-
зываем тождеством.  Мы не выразимся правильно,  сказав,
что объект тождествен самому себе, если не будем подра-
зумевать под этим,  что объект, существующий в один мо-
мент времени,  тождествен самому себе как существующему
в другой момент времени.  Таким  образом,  мы  проводим
различие между идеей,  выражаемой словом объект, и иде-
ей, выражаемой словами самому себе, не прибегая к числу
и  в то же время не ограничивая себя строгим и абсолют-
ным единством.  Итак,  принцип индивидуации есть не что
иное,  как неизменяемость и непрерывность какого-нибудь
объекта при предположении изменения во времени,  с  по-
мощью  которых наш ум может проследить объект в различ-
ные моменты его существования,  не делая перерыва в его
представлении и не прибегая к образованию идей множест-
ва,  или числа...  Приступая к рассмотрению вопроса  об
источнике  той ошибки,  того заблуждения,  в которые мы
впадаем,  когда  приписываем  тождество  своим  сходным
восприятиям,  несмотря на перерыв между ними,  я должен
напомнить одно наблюдение, которое уже было удостовере-
но и объяснено мной. Ничто так не заставляет нас смеши-
вать одну идею с другой,  как некоторое отношение между
ними,  ассоциирующее  их  в  воображении и заставляющее
последнее легко переходить от одной идеи к  другой.  Но
из всех отношений наиболее действительным в данном слу-
чае оказывается отношение сходства,  ибо  оно  вызывает
ассоциацию не только между идеями, но и между состояни-
ями ума, принуждая нас представлять одну идею при помо-
щи  некоторого  акта,  или же некоторой операции нашего
ума, имеющей сходство с той операцией, при помощи кото-
рой мы представляем другую идею. Я уже заметил, что это
обстоятельство весьма важно;  и мы можем  установить  в
качестве общего правила,  что все идеи, приводящие ум в
одинаковое или сходное  состояние,  очень  легко  могут
быть смешаны.  Наш ум без труда переходит от одной идеи
к другой,  замечая перемену лишь при крайней вниматель-
ности,  на которую он,  вообще говоря, совсем не спосо-
бен.                                                   
Чтобы применить это общее правило на практике, мы долж-
ны  прежде  всего  исследовать состояние нашего ума при
рассмотрении любого объекта,  сохраняющего полное  тож-
дество, а затем найти какой-нибудь другой объект, кото-
рый мы смешиваем с первым потому,  что он вызывает  по-
добное  же состояние ума.  Сосредоточивая свою мысль на
каком-нибудь объекте и предполагая, что он остается не-
которое время тождественным, мы, очевидно, считаем, что
изменение [его] происходит только во времени, и не ста-
раемся образовать новый образ или новую идею этого объ-
екта.  Способности нашего ума как бы предаются отдыху и
действуют лишь постольку, поскольку это нужно для того,
чтобы продлить ту идею, которой мы уже обладаем и кото-
рая продолжает существовать без изменения,  без переры-
ва.  Переход от одного момента к другому  едва  заметен
для  нас  и  не отмечен каким-нибудь новым восприятием,
или же новой идеей,  для представления которой могло бы
потребоваться  иное направление нашей душевной деятель-
ности.  Но какие объекты, кроме тождественных, способны
в тот момент,  когда мы рассматриваем их, привести ум в
такое же состояние и заставить воображение так  же  без
всякого  перерыва  переходить  от  одной идеи к другой?
Вопрос этот чрезвычайно важен.  Ибо, если мы найдем по-
добные объекты, мы, конечно, можем заключить на основа-
нии вышеизложенного правила, что они естественно смеши-
ваются  с тождественными объектами и принимаются за та-
ковые почти во всех наших рассуждениях. Но, несмотря на
всю  свою  важность,  вопрос этот не так уж труден и не
вызывает особых сомнений.  Ибо я тотчас же  могу  отве-
тить,  что ум приводится в такое состояние под влиянием
последовательности соотносительных объектов, причем ход
воображения  бывает таким же плавным и непрерывным тог-
да, когда оно рассматривает эту последовательность, как
и  тогда,  когда  оно  представляет один неизменяющийся
объект.  Сама природа и сущность  отношения  состоят  в
том,  чтобы  устанавливать взаимосвязь наших идей и об-
легчать при появлении одной идеи переход к идее соотно-
сительной. Поэтому переход от какой-либо идеи к соотно-
сительной (с ней) так плавен и  легок,  что  производит
мало  изменении  в уме и кажется похожим на продолжение
прежнего акта;  а так как продолжение прежнего акта яв-
ляется  следствием  непрерывного  рассмотрения  того же
объекта,  т.о мы и приписываем на этом  основании  тож-
дество всякой последовательности соотносительных объек-
тов. Мысль так же легко скользит вдоль такой последова-
тельности, как если бы она рассматривала лишь один объ-
ект;  в силу этого она и смешивает последовательность с
тождеством.  Впоследствии мы увидим много примеров этой
тенденции приписывать тождество различным объектам, ко-
торую вызывает отношение,  но пока мы ограничимся расс-
матриваемым предметом.  Опыт учит нас следующему: почти
все  впечатления  наших чувств обладают таким постоянс-
твом,  что перерыв их не производит в них перемены и не
мешает  им  сохранять при новом появлении прежний вид и
прежнее положение. Я рассматриваю мебель в своей комна-
те,  затем закрываю глаза,  снова открываю их и нахожу,
что новые восприятия  вполне  сходны  с  теми,  которые
раньше  поражали мои чувства.  Сходство это наблюдается
нами на тысячах примеров и,  естественно,  ставит  наши
идеи  этих прерывистых восприятий в теснейшее отношение
друг к другу,  заставляя наш ум легко переходить от од-
ной из них к другой. Но когда воображение легко перехо-
дит или пробегает  ряд  идей  различных  и  прерывистых
восприятий, состояние нашего ума бывает почти одинаково
с тем,  когда мы рассматриваем одно постоянное и  неиз-
менное  восприятие.  Поэтому очень естественно,  что мы
смешиваем одно состояние с другим. ...Я решаюсь утверж-
дать относительно остальных людей,  что они суть не что
иное,  как связка или пучок (bundle or collection) раз-
личных восприятий,  следующих друг за другом с непости-
жимой быстротой и находящихся в постоянном  течении,  в
постоянном движении.  Наши глаза не могут повернуться в
глазницах без того,  чтобы не изменились наши  восприя-
тия.  Наша мысль еще более изменчива, чем зрение, а все
остальные наши чувства и способности вносят свою долю в
эти изменения, и нет такой душевной силы, которая оста-
валась бы неизменно тождественной, разве только на одно
мгновение. Дух - нечто вроде театра, в котором выступа-
ют друг за другом различные восприятия;  они  проходят,
возвращаются,  исчезают  и  смешиваются друг с другом в
бесконечно разнообразных положениях и сочетаниях. Собс-
твенно  говоря,  в духе нет простоты в любой данный мо-
мент и нет тождества в различные моменты, как бы велика
ни  была наша естественная склонность воображать подоб-
ную простоту и подобное тождество.  Сравнение с театром
не должно вводить нас в заблуждение: дух состоит из од-
них только восприятий,  следующих друг за другом,  и  у
нас нет ни малейшего представления о том месте, в кото-
ром разыгрываются эти сцены,  и о том материале, из ко-
торого этот театр состоит. Но что же вызывает в нас та-
кую сильную склонность приписывать тождество этим  сме-
няющим  друг  друга восприятиям и предполагать,  что мы
обладаем неизменным и непрерывным существованием в  те-
чение  всей  своей  жизни?  Прежде чем ответить на этот
вопрос,  мы должны провести различение между тождеством
личности,  поскольку  оно  касается нашего мышления или
воображения, и тождеством личности, поскольку оно каса-
ется  наших аффектов или нашего отношения к самим себе.
В настоящее время предметом нашего рассмотрения являет-
ся первое; чтобы в совершенстве объяснить его, мы долж-
ны очень глубоко вникнуть в дело и выяснить то тождест-
во,  которое  мы приписываем растениям и животным,  так
как между ним и тождеством я,  или личности, существует
значительная аналогия. Мы можем составить себе отчетли-
вую идею .объекта, существующего неизменно и непрерывно
при предполагаемом изме-                               
ненки времени,  и эту идею мы называем идеей тождества,
или одинаковости. У нас есть также отчетливая идея нес-
кольких различных объектов,  следующих друг за другом и
связанных тесным отношением,  а это при точном рассмот-
рении  дает  нам такое же полное представление о разли-
чии, как если бы между указанными объектами не было ни-
какого отношения. Но хотя эти две идеи тождества и пос-
ледовательности соотносительных объектов сами  по  себе
совершенно  раздельны и даже противоположны друг другу,
однако несомненно,  что в своем обыденном  мышлении  мы
обычно  смешиваем их.  Тот акт нашего воображения,  при
помощи которого мы рассматриваем непрерывный и  неизме-
няющийся объект, и тот, при помощи которого мы созерца-
ем последовательность соотносительных объектов, пережи-
ваются нами почти одинаково,  и во втором случае требу-
ется не больше усилий мысли по сравнению с первым.  От-
ношение  облегчает нашему уму переход от одного объекта
к другому и делает этот переход столь  же  легким,  как
если бы ум созерцал один непрерывный объекта Это сходс-
тво и является причиной смешения  и  ошибки,  заставляя
нас  заменять  представление  соотносительных  объектов
представлением тождества.  Если даже в данную минуту мы
рассматриваем последовательность соотносительных объек-
тов как нечто изменчивое и прерывистое,  то в следующее
мгновение мы,  несомненно, припишем ей полное тождество
и будем рассматривать ее как-нечто неизменное и  непре-
рывное. В силу вышеупомянутого сходства наша склонность
к этой ошибке так сильна,  что мы впадаем в нее прежде,
чем успеваем ее заметить, и хотя мы постоянно поправля-
ем себя при помощи размышления и возвращаемся  к  более
точному методу мышления,  однако не можем ни долго при-
держиваться своего философского взгляда,  ни искоренить
из своего воображения упомянутую склонность.  Последнее
средство,  остающееся у нас,  состоит в том, чтобы под-
даться  ей и смело утверждать,  что различные соотноси-
тельные объекты в действительности тождественны, как бы
прерывисты или изменчивы они ни были.  А для того чтобы
оправдать в своих глазах эту нелепость, мы часто приду-
мываем какой-нибудь новый и непредставимый принцип, со-
единяющий объекты и препятствующий их перерыву или  из-
менению.  Так,  с целью устранить перерыв мы воображаем
непрерывное существование наших чувственных восприятий,
а  для того,  чтобы скрыть изменения,  прибегаем к идее
души, я и субстанции. Следует далее заметить, что когда
мы даже не образуем подобной фикции,  наша склонность к
смешению тождества и отношения так велика, что мы гото-
вы  воображать  кроме отношения между частями еще нечто
неизвестное и таинственное, связывающее последние; так,
по моему мнению, обстоит дело с тем тождеством, которое
мы приписываем растениям и животным.  Если же мы  и  не
делаем этого,  то тем не менее чувствуем сильную склон-
ность к смешению указанных идей,  хотя и оказываемся не
в  состоянии вполне удовлетворить себя в данном отноше-
нии и не находим ничего неизменного и непрерывного, что
оправдывало бы нашу идею тождества.  Итак, полемика от-
носительно тождества не,  простой спор о  словах.  Ведь
когда  мы ошибочно приписываем тождество изменчивым или
прерывистым объектам,  то наша ошибка не ограничивается
одним  способом выражения:  мы обычно присоединяем сюда
фикцию чего-то неизменного и непрерывного, чего- то та-
инственного  и  необъяснимого или по крайней мере чувс-
твуем склонность к подобным фикциям.  Наша гипотеза бу-
дет  доказана  настолько,  чтобы  удовлетворить всякого
серьезного исследователя,  если мы покажем на основании
ежедневного опыта и наблюдения,  что объектами, которые
сами по себе изменчивы и прерывисты,  но считаются  тем
не менее тождественными, бывают лишь объекты, состоящие
из последовательности частей,  связанных друг с  другом
посредством сходства,  смежности и причинности. Так как
подобная последовательность отвечает,  очевидно, нашему
представлению  о  различии,  то мы лишь по ошибке можем
приписывать ей тождество;  а так как отношение  частей,
вводящее  нас в заблуждение,  в действительности не что
иное,  как качество, порождающее ассоциацию идей и лег-
кий  переход  воображения  от одной идеи к другим,  то,
следовательно,  данная ошибка может возникнуть  лишь  в
силу сходства,  существующего между описанным актом на-
шего ума и тем,  при помощи которого  мы  рассматриваем
единый непрерывный объект.  Итак, нашей главной задачей
должно быть доказательство того, что все объекты, кото-
рым  мы приписываем тождество,  не наблюдая в них неиз-
менности и непрерывности, состоят из последовательности
соотносительных  объектов.  Предположим  для этой цели,
что перед нами налицо некоторая масса  материи,  масса,
части которой смежны и связаны друг с другом; очевидно,
что раз все части этой массы остаются непрерывно и  не-
изменно тождественными,  то мы должны приписать ей пол-
ное тождество,  какое бы движение или перемену места мы
ни наблюдали в целом или в любой его части.  Но предпо-
ложим,  что к этой массе будет прибавлена или же от нее
будет убавлена очень малая,  или незначительная,  часть
материи: строго говоря, это безусловно нарушит тождест-
во целого; однако, редко придерживаясь такой точности в
своем мышлении,  мы обычно не колеблясь  признаем  тож-
дественную массу,  в которой находим такое незначитель-
ное изменение. Переход мысли от объекта, еще не подвер-
гавшегося изменению, к объекту, уже претерпевшему изме-
нение, совершается так беспрепятственно и легко, что мы
едва  замечаем  его и бываем склонны воображать,  будто
продолжаем непрерывно рассматривать один и тот же  объ-
ект. Этот опыт связан с одним весьма замечательным обс-
тоятельством,  а именно хотя изменение любой значитель-
ной части массы нарушает тождество целого, однако изме-
рять величину этой части надо не абсолютно, а пропорци-
онально  целому.  Прибавление или убавление горы оказа-
лось бы недостаточным для того, чтобы                  
произвести изменение в планетен тогда как тождество не-
которых  тел  могло  бы  быть нарушено прибавлением или
убавлением всего нескольких дюймов. Объяснить это можно
только посредством того соображения,  что объекты дейс-
твуют на ум, нарушая или прерывая непрерывность его ак-
тов,  не пропорционально своей действительной величине,
а в зависимости от своих взаимных  пропорций.  Если  же
объект  в  силу такого перерыва перестает казаться тож-
дественным,  то,  значит,  непрерывное течение мысли  и
составляет  это тождество.  В подтверждение этого можно
привести еще одно явление. Изменение значительной части
какого-нибудь  тела нарушает его тождество,  но замеча-
тельно,  что, когда это изменение происходит постепенно
и  незаметно,  мы  менее  склонны приписывать ему такое
действие.  Причина этого явления,  очевидно, может быть
лишь такова: следя за последовательными изменениями те-
ла, наш ум чувствует, что ему легко переходить от расс-
мотрения  состояния  тела  в один момент к рассмотрению
его состояния в другой момент,  и совсем не сознает пе-
рерыва в своих актах. В силу непрерывности своего восп-
риятия ум приписывает непрерывное существование и  тож-
дество самому объекту.  Но какие бы предосторожности мы
ни соблюдали,  стараясь вводить изменения постепенно  и
делать их пропорциональными целому, очевидно, что, ког-
да они становятся наконец значительными,  мы уже не ре-
шаемся  приписывать тождество столь различным объектам.
Существует, однако, еще один искусственный прием, с по-
мощью  которого  мы можем заставить воображение продви-
нуться на шаг дальше:  для этого надо поставить части в
известное  отношение  друг  к другу и скомбинировать их
применительно к какой-нибудь общей цели,  общему назна-
чению.  Корабль,  значительная часть которого подверга-
лась изменениям из-за частого  ремонта,  тем  не  менее
считается тождественным,  и отличие материала, из кото-
рого он теперь состоит,  от прежнего не мешает нам при-
писывать ему тождество. Общая цель, к которой приноров-
лены части,  при всех изменениях остается одинаковой  и
позволяет воображению легко переходить от одного состо-
яния объекта к другому.  Этот результат станет еще  за-
метнее,  если  к  общему назначению частей прибавить их
гармоническое сочетание (sympathy) и предположить,  что
во всех своих действиях операциях они находятся во вза-
имном отношении причины и действия. Так обстоит дело со
всеми  животными и растениями,  составные части которых
не только приноровлены к одной общей цели,  но и  нахо-
дятся во взаимной зависимости,  . взаимной связи. Дейс-
твие столь тесного отношения между ними таково, что хо-
тя,  как  всякий  согласится,  по прошествии нескольких
очень немногих лет и растения,  и  животные  изменяются
полностью,  однако  мы все же приписываем им тождество,
несмотря на то что их форма,  размеры и вещество совер-
шенно меняются.  Дуб вырастает из маленького растения в
большое дерево,  но остается все тем же дубом,  хотя ни
одна его материальная частица, ни одна форма его частей
не остаются тождественными. Ребенок становится мужчиной
и то полнеет, то худеет, не утрачивая своего тождества.
Можно упомянуть еще два следующих явления,  замечатель-
ных в своем роде.  Первое из них таково: хотя мы обычно
можем довольно точно отличить нумерическое тождество от
родового,  однако  нам  часто  случается смешивать их и
пользоваться одним вместо другого в своем  мышлении,  в
своих  рассуждениях.  Так,  слыша часто прерывающийся и
опять возобновляющийся шум,  человек  говорите-что  это
один и тот же шум, хотя очевидно, что слышимые им звуки
лишь по роду тождественны или сходны,  а численно  тож-
дественной является лишь порождающая их причина.  Точно
так же можно сказать,  не  греша  против  общепринятого
способа  выражения,  что такая-то церковь,  сооруженная
сперва из кирпича, пришла в ветхость и была вновь пост-
роена  приходом  из  камня в соответствии с современным
архитектурным стилем.  В этом случае ни форма, ни мате-
риал не остаются тождественными,  а между обоими объек-
тами нет ничего общего,  кроме их отношения к  прихожа-
нам,  тем  не  менее одного этого достаточно,  чтобы мы
назвали указанные объекты тождественными.  Нужно, одна-
ко,  заметить, что в подобных случаях первый объект не-
которым образом уничтожается, прежде чем второй начина-
ет  существовать,  в силу чего идея различия и множест-
венности совсем не приходит нам на ум,  а потому  мы  с
меньшими колебаниями признаем эти объекты тождественны-
ми.  Во-вторых, легко заметить, что хотя для сохранения
тождества в последовательности соотносительных объектов
до некоторой степени требуется,  чтобы изменение частей
этой  последовательности  было  невнезапным и неполным,
однако в тех случаях,  когда объекты по  природе  своей
изменчивы  и непостоянны,  мы допускаем более внезапный
переход, чем тот, который вообще был бы согласуем с от-
ношением тождества. Так, в силу самой природы реки час-
ти последней подвижны и изменчивы,  и,  несмотря на  то
что  они  совершенно меняются менее чем за сутки,  река
все же остается тождественной в течение нескольких  ве-
ков.  Все,  что свойственно какой-нибудь вещи и сущест-
венно для нее,  мы всегда до некоторой степени ожидаем,
а все,  что мы ожидаем,  производит на нас меньшее впе-
чатление и кажется нам менее важным,  чем  необычное  и
исключительное.  Значительная,  но ожидаемая перемена в
действительности  представляется  воображению  меньшей,
чем самое маленькое, но необычное изменение, меньше на-
рушая непрерывное течение мысли, первая перемена меньше
способствует уничтожению тождества. Теперь мы переходим
к выяснению природы личного тождества,  вопроса, приоб-
ретшего  такое большое значение в философии,  а за пос-
леднее время занимавшего по  преимуществу  Англию,  где
все наиболее туманные научные проблемы изучаются с осо-
бым рвением и вниманием.  Очевидно, что и в данном слу-
чае нужно                                              
продолжать пользоваться  тем самым методом рассуждения,
при помощи которого мы так удачно  объяснили  тождество
растений, животных, кораблей, домов и вообще всех слож-
ных,  изменчивых произведений как искусства, так и при-
роды.  Тождество, приписываемое нами человеческому уму,
фиктивно и однородно с тем, которое мы приписываем рас-
тениям и животным,  стало быть,  и по происхождению оно
не может быть иным, но должно порождаться сходным актом
воображения,  производимым  по  отношению  к сходным же
объектам. Но если этот аргумент, на мой взгляд, впрочем
вполне доказательный, не убедит читателя, то пусть пос-
ледний примет во внимание  следующее  рассуждение,  еще
ближе и непосредственнее касающееся сути дела.  Очевид-
но, что, каким бы совершенным мы ни воображали тождест-
во,  приписываемое нами человеческому уму,  оно не спо-
собно слить несколько различных  восприятий  в  одно  и
заставить  их  утратить существенные для них черты раз-
дельности и различия. Далее, верно и то, что каждое от-
дельное восприятие, входящее в состав ума, есть отдель-
ное существование,  отличное,  отличимое и отделимое от
всякого другого восприятия, одновременного ему или сле-
дующего за ним.  Но так как, несмотря на это различие и
эту отделимость, мы тем не менее предполагаем, что весь
ход восприятий объединяется посредством некоторого тож-
дества, то по поводу этого отношения тождества, естест-
венно,  возникает следующий вопрос:  есть ли оно  нечто
реально  объединяющее  наши отдельные восприятия или же
нечто лишь ассоциирующее их идеи в воображении,  т. е.,
иными  словами,  когда мы говорим о тождестве некоторой
личности, наблюдаем ли мы некоторую реальную связь меж-
ду восприятиями или же чувствуем эту связь только между
образуемыми нами идеями последних? Мы легко можем отве-
тить  на  этот вопрос,  если вспомним то,  что уже было
обстоятельно доказано нами, а именно в познании никогда
не  наблюдается  реальной  связи между объектами и даже
связь причины и действия при внимательном  рассмотрении
сводится к привычной ассоциации между идеями..  Ибо от-
сюда с очевидностью следует, что тождество не есть неч-
то реальное, принадлежащее этим различным восприятиям и
объединяющее их,  но что оно лишь качество,  которое мы
приписываем восприятиям,  в силу того что,  наблюдая их
идеи,  находим последние связанными в  воображении.  Но
единственными  качествами,  которые могут придать идеям
связь в воображении,  являются три вышеупомянутых отно-
шения.  Они  играют  роль объединяющих принципов в мире
идей; без них же каждый отдельный объект может быть вы-
делен умом, может быть рассматриваем отдельно и кажется
имеющим столь же мало связи с  любым  другим  объектом,
как если бы их разъединяло самое большое различие,  са-
мое большое расстояние.  Следовательно, тождество зави-
сит от одного из трех отношений:  сходства, смежности и
причинности;  а так как сама  сущность  этих  отношений
состоит  в  порождении легкого перехода от одной идеи к
другой,  то отсюда следует,  что наши  представления  о
личном  тождестве целиком порождаются беспрепятственным
и непрерывным продвижением мысли вдоль  ряда  связанных
друг  с другом идей,  что соответствует вышеобъясненным
принципам. Юм Д. Трактат о человеческой природе и Сочи-
нения.  В 2 т.  М.,  1965.  Т.  1. С. 102-104, 169-170,
310-3/2, 313- 315. 367-375                             
 Г. В. Ф. ГЕГЕЛЬ                                      
 1. Тождество                                      
причины  с собой в ее действии-это снятие ее мощи и от-
рицательности и потому безразличное к  различиям  формы
единство, содержание.- Вот почему содержание лишь в се-
бе соотнесено с формой,  в данном случае  -  с  причин-
ностью.  Тем самым они положены как разные,  и форма по
отношению к содержанию есть лишь непосредственно  дейс-
твительная форма,  случайная причинность. Далее, содер-
жание,  взятое таким образом как  нечто  определенное,-
это  разное содержание в самом себе;  и причина,  а тем
самым и действие определены по своему содержанию.-  Так
как  рефлектированность есть здесь также непосредствен-
ная действительность,  то содержание есть  действитель-
ная,  но  конечная субстанция.  Таково теперь отношение
причинности в своей реальности и конечности.  Как  фор-
мальное оно бесконечное отношение абсолютной мощи,  со-
держанием которой служит чистое  обнаружение  себя  или
необходимость.  Напротив,  как конечная причинность оно
имеет то или иное данное содержание и  развивается  как
внешнее различие в тождественном, которое в своих опре-
делениях есть одна и та же субстанция. Благодаря такому
тождеству содержания эта причинность есть аналитическое
положение.  Одна и та же вещь выступает в одном  случае
как причина, а в другом - как действие, там - как собс-
твенная ее устойчивость,  здесь - как положенность  или
определение в чем-то ином. Так как эти определения фор-
мы суть внешняя рефлексия,  то, когда определяют то или
иное явление как действие и восходят от него к его при-
чине,  для того чтобы постичь и объяснить его,  это  по
существу дела - тавтологическое рассмотрение,  осущест-
вляемое субъективным рассудком; дважды повторяется лишь
одно  и то же содержание;  в причине не имеется ничего,
чего нет в действии.- Например,  дождь - причина сырос-
ти,  которая есть его действие; "дождь дает влагу", это
- аналитическое предложение;  та же вода,  которая сос-
тавляет дождь, и есть влага; как дождь эта вода имеется
в форме отдельной вещи, а как сырость или влажность она
прилагательное,  нечто положенное, которое, как предпо-
лагают, уже не имеет своей устойчивости в самом себе; и
то  и другое определение одинаково внешни воде.- Подоб-
ным же образом причина вот этого цвета -               
нечто окрашивающее,  пигмент, который есть одна и та же
действительность, выступающая в одном случае во внешней
ей форме чего- то действующего,  т.  е. как внешне свя-
занная с отличным от нее действующим,  а во втором слу-
чае - в столь же  внешнем  для  нее  определении  дейс-
твия.-Причина того или иного поступка- внутреннее убеж-
дение действующего субъекта, которая как внешнее налич-
ное  бытие,  приобретаемое  этим  убеждением  благодаря
действованию,  есть то же содержание и та же  ценность.
Если  движение  какого-либо  тела  рассматривается  как
действие, то причина его - некоторая толкающая сила; но
и  до  и  после  толчка имеется одно и то же количество
движения,  одно и то же существование,  содержавшееся в
толкающем  теле  и  сообщенное  им  толкаемому телу,  и
сколько оно сообщает,  столько же оно  само  и  теряет.
Причина,  например живописец или толкающее тело, имеет,
правда,  еще и другое содержание:  живописец  -  помимо
красок  и  их формы,  соединяющей краски для (создания)
картины,  а толкающее тело - помимо движения определен-
ной силы и определенного направления. Но это другое со-
держание - случайный придаток,  не касающийся  причины;
какие  бы  другие качества живописец ни имел независимо
от того, что он живописец данной картины, это не входит
в картину, лишь те из его свойств, которые представлены
в действии,  присущи ему как,  причине; по остальным же
своим  свойствам он не причина.  Точно так же,  есть ли
толкающее тело камень или дерево,  зеленое ли оно, жел-
тое и т. п., это не входит в его толчок, и в этом смыс-
ле оно не причина. По поводу этой тавтологичности отно-
шения причинности следует отметить,  что оно не кажется
содержащим тавтологию в тех случаях,  когда указываются
не ближайшие,  а отдаленные причины действия. Изменение
формы,  претерпеваемое лежащей в основании вещью в этом
прохождении через многие промежуточные звенья, скрывает
тождество,  сохраняющееся при этом самой вещью. В то же
время в этом умножении причин, вклинивающихся между ней
и последним действием, она связывается с другими вещами
и обстоятельствами,  так что не то первое, которое объ-
является причиной, а лишь все эти многие причины, вмес-
те  взятые,  содержат полное действие.- Так,  например,
если для человека сложились такие  обстоятельства,  при
которых развился его талант вследствие того, что он по-
терял своего отца,  убитого пулей в сражении,  то можно
указать на этот выстрел (или,  если идти еще дальше на-
зад, на войну или на причину войны и т. д. до бесконеч-
ности) как на причину искусности этого человека. Но яс-
но,  что,  например,  не этот выстрел сам по себе  есть
причина, а причиной служит лишь сочетание его с другими
действующими определениями.  Или,  вернее, выстрел этот
вообще не причина, а лишь отдельный момент, относящийся
к обстоятельствам возможности (действия). Затем следует
главным  образом  обратить  еще внимание .на неуместное
применение отношения причинности к отношениям (в сфере)
физико-органической и духовной жизни. То, что называет-
ся причиной, оказывается здесь, конечно, имеющим другое
содержание,  чем действие,  но это потому,  что то, что
действует на живое, определяется, изменяется и преобра-
зуется  этим  живым  самостоятельно,  ибо живое не дает
причине вызвать ее действие,  т. е. снимает ее как при-
чину. Так, недозволительно говорить, что пища есть при-
чина крови или что такие-то кушанья или холод,  сырость
- причины лихорадки и т.  п.; так же недопустимо указы-
вать на климат Ионии как на причину творений Гомера или
на  честолюбие  Цезаря как на причину падения республи-
канского строя в Риме. Вообще в истории действуют и оп-
ределяют друг друга духовные массы и индивиды;  природе
же духа еще в более высоком смысле, чем характеру живо-
го вообще,  свойственно скорее не принимать в себя дру-
гого первоначального, иначе говоря, не допускать в себе
продолжения какой-либо причины,  а прерывать и преобра-
зовывать ее.- Но такого рода отношения принадлежат идее
и  должны  быть рассмотрены лишь при анализе ее.- Здесь
же можно еще отметить, что, поскольку допускается отно-
шение  причины  и  действия  хотя бы и не в собственном
смысле, действие не может быть больше, чем причина, ибо
действие есть не более как обнаружение себя причины.  В
истории стало обычным остроумное изречение,  что из ма-
лых  причин происходят большие действия,  и поэтому для
объяснения значительного и серьезного события  приводят
какой-нибудь анекдот как первую причину.  Такая так на-
зываемая причина должна рассматриваться лишь как повод,
лишь как внешнее возбуждение,  в котором внутренний дух
события мог бы и не нуждаться или  вместо  которого  он
мог  бы  воспользоваться бесчисленным множеством других
поводов,  чтобы начать с них в  явлении,  пробить  себе
путь и обнаружить себя.  Скорее наоборот,  только самим
этим внутренним духом события нечто само по себе мелкое
и случайное было определено как его повод. Эта живопись
истории в стиле арабесок,  создающая из тонкого  стебля
большой  образ,  есть  поэтому хотя и остроумная,  но в
высшей степени поверхностная трактовка.  Правда, в этом
возникновении великого из малого имеет место вообще пе-
реворачивание внешнего,  совершаемое духом,  но  именно
поэтому внешнее не есть причина внутри духа,  иначе го-
воря,  само это переворачивание снимает отношение  при-
чинности.  Гегель.  Наука логики.  М.,  1971.  Т. 2. С.
210-214                                                
 И. В. ГЕТЕ                                           
При рассмотрении  явлений  природы
возникают два требования:  в совершенстве познакомиться
с самими явлениями и путем раздумий овладеть ими. К со-
вершенству ведет порядок, порядок требует метода, а ме-
тод облегчает представления.  Если  мы  можем  охватить
взглядом объект во всех его деталях, правильно понять и
мысленно его воспроизвести,  то мы имеем право сказать,
что                                                    
рассматриваем его в собственном и в более высоком смыс-
ле,  что он нам принадлежит,  что мы приобретаем  некое
господство  над  ним.  И так частное всегда ведет нас к
общему, общее - к частному. Оба взаимодействуют при лю-
бом  рассмотрении,  при любом изложении.  Здесь следует
предпослать некоторые общие  положения.  Двойственность
явления  как противоположность:  Мы и предметы,  Свет и
тьма,  Тело и душа, Две души, Дух и материя, Бог и мир,
Мысль и протяженность,  Идеальное и реальное, Чувствен-
ность и рассудок, Фантазия и разум, Бытие и стремление,
Две половины тела,  Правое и левое. Дыхание. Физический
опыт: Магнит. Гете И. В. Избранные философские произве-
дения.  М., 1964. С. 123                               

К титульной странице
Вперед
Назад