Тема смерти всегда присутствует в жизни общества, но, пожалуй, "ни одна эпоха не навязывает человеку мысль о смерти с такой настойчивостью, как 15-е столетие"31. Именно в это время восприятие смерти становится особо острым и поражает воображение, ее образ получает неведомую ранее трактовку, а в быту происходит модификация старых и создание новых ритуалов. Эта тема становится одной из ведущих как в духовной культуре, искусстве, так и в повседневной жизни. "Смерть стала спутницей Ренессанса", - писал Ж. Делюмо32.
В 14 в. появляется странное понятие "макабр", происхождение которого не совсем ясно. Возможно, оно было принесено из крестовых походов. По некоторым версиям, оно происходит от арабского слова, означающего гробницу, могилу. Понятие материализуется, превращается в культурную форму, переживающую подлинный расцвет в 15 в. Макабрическая культура вбирает в себя идеи, образы, атрибутику смерти. Этот феномен стал настолько емким и значимым, что в нем
30 Таков был въезд Людовика XI в Париж в 1461 г., Карла V - в Антверпен в 1520 г.
31 Хейзинга Й. Цит. соч.
32 Delumeau J. La Civilization de la Renaissance. P., 1967.
нашла свое выражение метафизика смерти, с ним нераздельно соединилось ее позднесредневековое воплощение. В нем сочетается несколько идей. Старая, хорошо знакомая еще античному миру мысль о бренности всего живого постоянно присутствует в христианской и светской литературе, церковных проповедях. Мотив об утрате былого великолепия слышится, например, в латинских стихах 12 в.:
- Где Вавилонское царство вселенское?..
- Где доблесть Регула? Рема иль Ромула?
Что с ними сталось?..
Имя порожнее нам лишь осталось...33
В той же тональности звучит рефрен вийоновской "Баллады о дамах былых времен": "Увы, где прошлогодний снег?" (перев. В. Брюсова. - М.К.). Элегические вздохи дополняются картиной угасания жизни, ее распада, представленных архаично и традиционно. До 14 в. это - прах и пыль, идея природного круговорота, явственно звучащая в литургиях, поскольку человек выходит из праха и вновь в него обращается. Но теперь на авансцене появляется новый образ - разлагающаяся плоть, гниющая масса, кишащая червями. Воплощение смерти - отвратительные тела, охваченные тленом, с неестественно вывернутыми членами, с открытыми ртами, зияющими глазницами, вываленными внутренностями. Однако люди той эпохи, как будто загипнотизированные подобным зрелищем, возвращаются к нему вновь и вновь. Вот отсюда, с появления данного образа и ведет отсчет времени феномен макабра: "Средневековье заканчивается трагическими интонациями, драматической жестикуляцией, неотступным напоминанием о боли, страданиях, тлении плоти", - писал Ж. Дюби34.
Потрясающую картину разложения дополняют два не менее значимых сюжета: Танец смерти и Триумф смерти, "Танец смерти - это нескончаемый хоровод, где сменяются мертвые и живые. Мертвые ведут игру, и только они пляшут. Каждая пара состоит из обнаженной мумии, сгнившей, бесполой, но весьма оживленной, и мужчины или женщины в одеяниях, подобающих их социальному статусу, с выражением ошеломленности на лице. Смерть протягивает руку к живому, желая увести его за собой, но он еще не покорился ее воле", - так описывает макабрический танец Ф. Арьес35. Своей пляской смерть
33 Стихи принадлежат Бернарду Морландскому.
34 Дюби Ж. Цит. соч.
35 Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1992.
преподает урок всеобщего равенства: все сословия, все возрасты проходят в ней в неком иерархическом порядке - папа и император, рыцарь и монах, купец и пахарь, малое дитя, шут... Она всем напоминает о грядущем смертном часе. "Так будешь танцевать ты сам, помни об этом", - говорит зрителям этот хоровод.
Еще один распространенный сюжет - Триумф смерти. Она предстает в облике скелета или мумии, правящей колесницей. Повозка, изображенная даже в виде жалкой тележки, как у П. Брейгеля Старшего, - это терминатор, мощная боевая машина, уничтожающая все живое на своем пути. Здесь смерть торжествует, демонстрируя собственное могущество, она движется вперед как слепая безжалостная сила, не разбирая дороги, не замечая, кого давит ее колесница. Она фатальна и абсурдна и оттого еще более жестока.
В 15-16 вв. макабрическая тематика составляла бытовой фон повседневной жизни человека. Это фрески в церквах и на кладбищах, надгробная скульптура, иллюстрации к часословам, предназначенным для благочестивых мирян, гравюра на дереве, получившая широкое распространение. Это представления: Пляску смерти играли на сцене актеры. (Так, в 1449 г. ее исполнили при дворе герцога Бургундского.) Макабрические видения широко используются в церковной проповеди, особенно нищенствующими монахами, которые стараются поразить воображение мирян чрезвычайно сильными образами.
Появление подобной культуры ставит важный вопрос о причинах возникновения этого феномена. Почему тема смерти приобретает столь пронзительное звучание именно на исходе Средневековья? Существует несколько гипотез. Позднее Средневековье - переломный период, время великих эпидемий чумы, серьезных демографических кризисов. Они, конечно же, оставили сильное впечатление в памяти современников. Возникновение макабрической темы связывают с так называемым ренессансным индивидуализмом, новым мировосприятием, проникнутым страстной любовью к жизни, ощущением полноты бытия. Подобное мироощущение заставляет коллективное сознание переосмыслить явление смерти, по-новому прочувствовать его. На протяжении последних столетий у наиболее могущественных, богатых, образованных людей формируется иной менталитет, а именно: чувство самоценности, понимание собственной индивидуальности. Осознание уникальности своей личности, неповторимости судьбы делает чрезвычайно болезненным расставание с этим миром. Смерть не воспринимается более как утешение, как окончание земных страданий, но лишь как безвозвратная потеря земной, горячо любимой жизни. Весь этот ужас сконцентрирован в последнем часе, в моменте умирания. Его преодолевали с помощью особого ритуала, названного современниками "искусством умирать" (artes moriende).
"Искусство умирать"
"Искусство умирать" возникает в 15 в. Смерть не должна наступать неожиданно, внезапная смерть - величайшее несчастье. К ней надо готовиться сознательно и заблаговременно. И потому были разработаны особые правила и способы подготовки к благой, праведной кончине. Трактаты по этому "искусству" издаются в большом количестве. Благодаря книгопечатанию и гравюрам им обеспечена широкая аудитория. Даже неграмотный мирянин мог понять, о чем идет речь, рассматривая картинки в книге. Каким должен быть ритуал? Смерть в одиночестве свидетельствовала о крайней нищете и отверженности. Публичность - одна из основных характеристик "правильной" смерти36. На смертном одре разыгрывалась великая драма. Умирающему предстоит испытание, которое определит смысл прожитой жизни: человек становится собственным судьей. Страшный суд переносится из конца времен в комнату умирающего, он происходит здесь и сейчас. В такой своеобразной "гусарской рулетке" ставка больше, чем жизнь, - речь идет о спасении или гибели души. Небесное воинство и армия бесов присутствуют на этом мистическом спектакле. Действо мыслится в категориях игры, о чем, в частности, свидетельствуют слова из проповеди Савонаролы: "Человек, дьявол играет с тобой в шахматы и пытается овладеть тобой и поставить тебе шах и мат в этот момент. Будь же наготове, подумай хорошенько об этом моменте, потому что, если ты выиграешь в этот момент, ты выиграешь и все остальное, но если проиграешь, то все, что ты сделал, не будет иметь никакой ценности"37.
Перед лицом смерти дьявол подвергает умирающего двоякого рода искушениям. Он разворачивает перед ним картину грехов, совершенных на протяжении жизни, чтобы лишить надежды на спасение, ввергнуть в отчаяние. Другое искушение не менее опасно. Окидывая взглядом всю свою жизнь и совершенные добрые дела, человек может возгордиться. Он может пожалеть о накопленном добре, о стоящих
36 Этот обычай сохраняется вплоть до нашего времени.
37 Савонарола Дж. Трактат "Искусство благой смерти", 1497. Цит. по: Арьес Ф. цит. соч.
рядом близких. Любовь к материальным вещам и к своей семье равно заслуживала осуждения, так как свидетельствовала о греховной любви к жизни. Интересно, что привязанность к близким людям и накопленным богатствам ставится на одну доску, что непривычно для современной морали. Но в ту эпоху вещи обладали особой притягательной силой. На них смотрели, их запоминали, о них мечтали. Эта любовь подобна страсти мольеровского или пушкинского Скупого к своим сокровищам. (Такого рода любовь, любование, привязанность к вещам и предметам лежали у истоков зарождения искусства натюрморта.) В последний момент перед умирающим вставал выбор: "бренное, либо вечное", власть над людьми и вещами или отказ от них и обретение вечного спасения. Спасти душу могли исповедь, отпущение грехов, соборование, покупка индульгенций, распоряжение о возможно более пышных похоронах. Особую роль здесь играло завещание, давая определенные гарантии в жизни вечной. Благочестивое распоряжение имуществом, будь то завещание в пользу церкви либо пожертвование на какие-либо богоугодные дела, служило реабилитацией земных благ и "паспортом" на небо.
С 16 в. "искусство умирать" претерпевает существенную эволюцию. Теперь под ним подразумевается умение жить праведной жизнью, быть всегда готовым покинуть сей мир. "Чтоб умереть блаженно - научитесь жить, чтобы блаженно жить - учитесь умирать", - согласно провозглашают как католическая, так и реформаторская церковь. Эразм Роттердамский иронически описывает ту "модель смерти", которую век назад предлагали благочестивые трактаты. Последний час - слишком поздно. Надо постоянно направлять свои помыслы к крайним пределам бытия, тем, что в христианской традиции называются "четыре последняя человеков": смерть, Страшный суд, рай, ад. Протестантизм выдвигает тезис земного призвания, внутреннего осознания долга, особой этики мотивов. Протестантская этика в определенной мере возрождает традиции стоицизма; ответственность людей за свои поступки и речи: именно в философии стоицизма был сформулирован принцип memento mori (помни о смерти). Он возрождается во второй половине 16 в. в теории и практике реформаторской и католической церкви, в философии - например, в максиме Мишеля Монтеня: "Жить и умирать - это одно и то же". "И как бы внезапно ни пришла ко мне смерть, в ее приходе не будет для меня ничего нового"38. В унисон звучат призывы Монтеня и Кальвина не бояться смерти: "Мы обращаемся в бегство перед ней, потому что не даем се-
38 Монтень М. Опыты. М., 1991.
бе досуга рассмотреть ее". "Остановимся, пребудем тверды, посмотрим ей в глаза..." "Лишим ее загадочности, присмотримся к ней, приучимся к ней..." и т.п.
Траур
Новые тенденции еще только развиваются, а пока господствует страх даже не перед потусторонним миром, а перед самой смертью. Его выражением становятся новые обычаи похорон и траура. Вид мертвого тела и особенно лица делается невыносимым, и их начинают прятать, отвергнув раннесредневековую традицию выставлять тело на всеобщее обозрение. Теперь покойника одевают в саван, закрывают лицо, а с 14 в. хоронят, укладывая в гроб. Позднее гроб тоже начинает возбуждать неприятные чувства, и его стараются скрыть от глаз, драпируя тканью (черной материей, украшенной гербами и другими символами). Для заупокойной мессы в церкви сооружают особый балдахин, который с подачи иезуитов превращается в 17 в. в пышный катафалк. Бедняков могли нести на кладбище в "наемном" гробу, специально предназначенном для этого, там тело вынимали и хоронили в общей могиле.
Отказ от созерцания лица и тела не означал анонимности - наоборот. Со второй половины 14 в. делают надгробные изображения богатых людей, которые имеют портретное сходство39. Позднее довольно широко распространяется практика снятия посмертных масок. Их используют скульпторы для создания надгробных памятников. В 17 в. они снимаются уже заранее, т.е. прижизненно. (Обычай снимать посмертные маски с великих людей сохранился вплоть до наших дней.) Все это свидетельствует о желании "быть", таком важном для людей эпохи Возрождения, о стремлении оставить для потомков нечто нетленное, выражающее индивидуальность человека и хранящее память о нем.
Символом похорон становится торжественная траурная процессия. Распоряжение о ее составе и маршруте движения содержались в завещании. Престижным считалось собрать как можно большее число участников шествия. Несение тела возлагалось на монахов и священников. Кроме них приглашали бедняков и нищих, а также детей-сирот или учеников благотворительных школ. В завещании оговаривались расходы на похороны, скрупулезно перечислялись даже самые незначительные статьи, вплоть до того, сколько факелов и свечей предстоит
39 Считается, что одним из первых надгробий-портретов стала статуя Карла V, умершего в 1380 г.
нести, какую милостыню подать каждому бедняку. Конечно, пышные и дорогие похороны устраивались для сильных мира сего, и их великолепие свидетельствовало о статусе человека в обществе.
Важное значение приобретают траурные ритуалы. Скорбь (возможно, нередко она бывала искренней) демонстративно выставляется напоказ. Культурная ценность траурных обрядов, отмечает Й. Хейзинга, состояла в том, что "они облекали несчастье в форму, которая преобразовывала страдания в нечто прекрасное и возвышенное"40. Великолепие и пышность зрелища показывали, насколько родственники убиты горем. Соблюдение траура превращалось в спектакль, в котором степень проявления скорби зависела от места на социальной лестницы. Королева Франции в течение года не должна была покидать покоев, где ей сообщили о смерти супруга, а принцессы - всего шесть недель. Им полагалось находиться в постели, будучи полностью одетыми. Знатные дамы не вставали с постели в течение шести недель из-за траура по мужу и всего девять дней по отцу или матери. Естественно, что соблюдался только официальный протокол. Затворничество не означало, что дамы действительно пребывали исключительно в одном и том же помещении. Для вдов из более простых слоев был предусмотрен годовой траур по мужу (ношение закрытого платья, запрет на повторное вступление в брак). На практике, однако, эти требования часто нарушались. "Вдовство вдовы продолжается только один день" - гласила испанская поговорка.
В эпоху Возрождения в Европе возникает новая символика цвета. Еще в 12 в. испанцы одевались в черное по случаю смерти кого-нибудь из близких, но в других странах вплоть до 14 в. похоронная процессия блистала всеми цветами радуги. Чтобы почтить память усопшего, надевали самые яркие и красивые одежды (и саван также мог быть цветным, златотканым). Лишь постепенно знаком скорби становится черный цвет (на протяжении 14-15 вв. встречались и многочисленные отступления - траурное платье могло быть ослепительно белым, красным, фиолетовым41). В 16 в. черный цвет окончательно утвердился как символ траура. Черной была не только одежда, ношение которой по европейскому этикету является обязательным и в наше время. В этот же цвет могли быть выкрашены мебель, дорожные кареты, попоны, флажки, знамена и штандарты, в черную материю драпировались покои и т.д. Этот цвет создавал прекрасный фон, подчеркивавший мрачный и аскетический характер смерти и в то же время демонстрировавший патетику происходящего действа.
41 Хейзинга Й. Цит. соч.
42 В первую очередь это касалось траура в королевских семьях.
Кладбище
Повышенная чувствительность и наивные суеверия отступают перед острой притягательностью того, что внушает страх. Все, воплощенное в макабрических представлениях, собрано на кладбище, и потому людей эпохи Возрождения тянуло туда с неудержимой силой. Эти места являлись очагами общественной жизни, аналогичными античным форумам. Еще в Средние века кладбища получают статус убежища. Сфера деятельности мирских властей ограничивалась церковной оградой, поэтому там поселялись те, кто искал защиты. Иногда дело доходило до абсурда: так, есть сведения о кладбищах, на которых никого не хоронили, так как они были созданы специально "для укрытия живых, а не для погребения мертвых". Укрывавшиеся устраивались в уже существовавших помещениях типа склепов, погребальных галереях, или самостоятельно возводили жилые постройки. Здесь могли селиться отшельники мужского и женского пола, прятаться преступники.
На кладбищах, объединенных с церковью, проводились различные религиозные мероприятия: к примеру, отсюда шли процессии, собирался народ в дни паломничеств и проводились массовые причащения горожан, выступали странствующие проповедники. Здесь, на открытом воздухе проходило отправление правосудия - судебные заседания, испытания, ордалии и судебные поединки42. Жанну д'Арк, например, судили в Руане на кладбище Сент-Уан. Кладбища являлись информационными центрами: население оповещалось о решениях городских властей, новых законах и указах; тут же совершали и оглашали всевозможные сделки - обмены, дарения, продажи и т.п. Кроме того, вдоль погребальных галерей устанавливались лавчонки, а в дни паломничеств они превращались в ярмарку. Здесь же устраивали всевозможные празднества, танцевали, назначали свидания, прогуливались, занимались проституцией. Сюда стекался разный сброд. Церковные соборы 15 в. неоднократно запрещали это, однако тщетно. Иногда удавалось вывести за ограду рынок или суд, но, как правило, такие запреты не прекращали бурной кладбищенской жизни. (Некоторые особенно популярные кладбища продолжали оставаться и в 17-18 вв. эдаким пассажем, где гуляла праздная публика.)
Столь шумная и активная деятельность развертывалась на фоне поистине макабрических декораций: все происходило среди могил, а
42 В Позднее Средневековье место Божьего суда заняла инквизиционная процедура, пытали и допрашивали в закрытом помещении, но оглашение приговора производилось публично.
кладбищенские фрески изображали Пляску и Триумф смерти, как Кампо Санто в Пизе. Кости и черепа валялись повсюду, образуя "живописный" пейзаж, служа наглядным напоминанием о бренности жизни43. Участков на кладбищах обычно не хватало, так как новые захоронения все желали делать на старых, хорошо известных святых местах. Поэтому могилы время от времени перекапывали, а кости доставали и складывали в особые места - оссуарии, где они выставлялись напоказ. Такая практика существовала на протяжении столетий. Еще Людовик Святой (13 в.), изображенный на одном из витражей, совершает милосердное деяние, собирая в мешок кости на кладбище, а его придворные, держащие мешок, затыкают носы и рты от мерзкого запаха. Также и во времена Рабле перекапывание могил остается обычной процедурой и пребудет таковой до начала 18 столетия, когда распространятся новые идеи века Просвещения, связанные с осознанием таких пока еще новых ценностей, как чистота, общественная гигиена и т.д. В этом направлении будет действовать и секуляризация мира мертвых, становившихся объектом гражданских, а не религиозных институтов.
Брутальность
Людей Позднего Средневековья влекут к себе острые, пугающие ощущения, как будто ситуация "пира во время чумы" многократно воспроизводится повседневностью, и "все, что гибелью грозит", в реальности сулит смертным "неизъяснимы наслажденья". Привлекает все чрезмерное, как будто больная, перевозбужденная психика уже не воспринимает сигналы в нормальном диапазоне.
Огромной популярностью пользуются публичные казни и пытки, представляя развлечение, своеобразный "театр тела". Публичные казни существовали вплоть до 20 в., но начиная с эпохи Просвещения они воспринимались гуманистами как варварство, как кровавый аморализм. Жестокая обыденность Возрождения включала не только публичные казни, но и пытки, избиения политических и религиозных противников (Варфоломеевская ночь и др.), самоизбиение - флагелляцию (бичевание), чрезвычайно распространенную в то время. Брутальная повседневность причудливым образом сочеталась с суевериями эпохи, ее сентиментальностью. Так, особо почитаемым становится праздник невинноубиенных младенцев в Вифлееме - поразить
43 На картинах Карпаччо кладбище усеяно остатками скелетов, наполовину прикрытых землей.
сердца в это страшное время может только гекатомба - кровавая жертва. Его дата считалась несчастливой. Он распространял свое вредоносное влияние на аналогичные дни недели и календарные даты каждого месяца. Люди не хотели в эти дни отправляться в путешествия, начинать какие-либо дела, а солдаты отказывались идти в бой.
Страх смерти и одновременно желание ощутить ее близость смешиваются в культе так называемых суетностей. Человек хочет окружить себя предметами, напоминающими о быстротекущем времени, приблизить к себе атрибуты смерти. Элементы макабрического культа из религиозной сферы и области искусства перемещаются в интерьеры домов, становятся предметами быта. Правда, место гниющего, изъеденного червями трупа занимает "сухая смерть" - чистый, сияющий белизной скелет, не обязательно целый. Даже присутствие какой-либо его части, черепа или кости, создавало иллюзию уходящего времени. К тому же ряду аллегорий принадлежали песочные часы, лопата могильщика, ржавые доспехи. Они могли изображаться на портрете или в натюрморте, украшать шляпы и драгоценности. Савонарола, чтобы подвигнуть своих последователей больше думать о вечности, призывал свою паству всегда иметь с собой макабрические атрибуты - маленькие черепа и кости. Например, в Англии 16 - начала 17 в. было принято носить перстни с изображением костей и черепов, броши в виде гробов. Мебель и часы также зачастую декорировались скелетами или черепами, выполненными инкрустацией или гравировкой, изображения дополнялись меланхолическими надписями в духе времени. Эта традиция, постепенно ослабевая, существовала на протяжении нескольких столетий. Еще в 19 в. фарфоровую посуду украшали скелетами и другими подобными знаками.
С 16 в. макабрический жанр претерпевает изменения. Прямой и грубый натурализм отходит на задний план, сменяясь более тонкой символической интерпретацией. Смерть как бы отступает в глубину вещей, растворяется в предметном мире. Обнаруживая себя только на краткий миг и тут же исчезая из виду, она становится неуловимой, загадочной, как на полотнах X. Хольбейна Младшего.