АЛЕКСЕЙ КОНСТАНТИНОВ БАНДИТСКИЙ ПЕТЕРБУРГ
      Авторское предисловие
      Книга, которую Вы, Уважаемый читатель, сейчас держите в руках - это продолжение работы над темой "Бандитский Петербург", которую я начал еще несколько лет назад. Эта книга нс гимн организованной преступности, а лишь попытка осознать то, что современная организованная преступность не может рассматриваться как чисто криминальное, уголовное явление. Она уже давно влияет на экономику и, следовательно, на политику.
      "Таковы реалии", - как любил говаривать Михаил Горбачев.
      Осознать же эти реалии необходимо прежде всего активно действующим в новых экономических условиях людям. Для того, чтобы принять грамотное решение по тому или иному вопросу, необходимо сначала грамотно изучить обстановку, а потом грамотно се оценить. В противном случае решения будут приниматься вслепую...
      Чтобы попытаться вместе с вами, уважаемый читатель, понять, как мы дожили до сегодняшнего состояния дел, я решил дополнить издавшиеся ранее части двумя историческими - "Изнанка столицы Империи" и "Рожденные Революцией". Эти части не претендуют на полную историю уголовной преступности Питера, однако многие сюжеты, рассказанные в них, были до сих пор не известны широким читательским кругам. Я хочу выразить огромную признательность Марине Владимировне Ольховской, которая помогая мне, смогла собрать в библиотеках и архивах поистине бесценный материал (кстати, любопытно, что некоторые интереснейшие документы, касающиеся истории отечественной преступности", по словам работников архивов до сих пор не изучал никто, за исключением нескольких иностранцев...) Я благодарю заведующего музеем Ленинградской милиции Ростислава Любвина, чьи материалы и консультации очень помогли в работе. Отдельную благодарность я: хочу выразить Николаю Сафронову, уже знакомому многим читателям по нашей совместной работе над романом "Адвокат".
      Анализ состояния дел в современной питерской организованной преступности я попытался продолжить в неиздававшихся ранее частях "Время великой легализации" и "Питерская Кунсткамера". Часть "Хроника Питерского беспредела" является статистическо-фактологической иллюстрацией к очеркам о питерском бандитизме в 1993 - 1995 годах.
      Я благодарен абсолютно всем экспертам, помогавшим мне в работе. Наверно, назвать всех по-
      именно просто невозможно, - а кто-то, наверно, и не хотел бы, чтобы это произошло. Кому-то, наверное, это будет уже безразлично, потому что не все из них дожили до дня выхода книги. Но я благодарен и живым и мертвым.
      Мне хотелось бы, чтобы чтение "Бандитского Петербурга" не было бы для вас, уважаемый читатель, только развлечением, а принесло бы и какуюто практическую пользу. Я надеюсь, что моя работа над "Бандитским Петербургом" еще будет продолжена.
      Февраль 1996 г. Андрей Константинов, Санкт-Петербург Часть первая ИЗНАНКА СТОЛИЦЫ ИМПЕРИИ
      ...Много легенд ходит о том, как был основан Петербург. Говорят, например, что когда 16 мая 1703 года Петр 1 начал копать первый ров - появился в небе над государем орел, которого сумел подранить выстрелом из ружья некий ефрейтор Одинцов. Петр развеселился, счел поимку орла добрым предзнаменованием, перевязал птице лапы платком и посадил себе на руку... Хорошее настроение не покидало царя до вечера, когда началось большое гуляние, сопровождаемое пушечной пальбой...
      Веселился царь, веселилось его "кумпанство", а по всей России известие о строительстве нового города вызывало проклятья и слезы. Уже к осени 1703 года на строительство Петербурга было согнано около двадцати тысяч "подкопщиков" - так в те времена называли землекопов. Однако через год Петр, недовольный темпами строительства, велел каждый год сгонять на работы не менее сорока тысяч человек. Землекопы приходили к берегам Новы минимум на два месяца, работая от рассвета до заката. Учитывая длинные летние дни - работали они почта без отдыха и умирали сотнями от переутомления и недоедания. Цифры погибших при строительстве Петербурга называют разные - 60, 80 и даже 100 тысяч человек, на самом деле в то время умерших просто не считали. Естественно, люди бежали и с самого строительства, и по дороге на него. Иногда в бегах числилась чуть ли не третья часть всей рабочей силы. Поэтому решено было вести рабочих людей (как правило, это были крестьяне - со всей матушки-России) в Петербург закованными в кандалы. Кроме того, на строительстве активно использовались солдаты-дезертиры и пленные шведы. Из-за всего этого, наверное, и ходят до нашего времени по Питеру мрачные легенды о том, что стоит он на костях каторжников, бандитов и разбойников, чьи неуспокоившиеся души продолжают творить в городе злые дела. Некоторые из этих старых легенд были упомянуты в свое время Алексеем Толстым в романс "Хождение по мукам": "Еще во времена Петра 1 дьячок из Троицкой церкви, что и сейчас стоит близ Троицкого моста, спускаясь с колокольни, впотьмах, увидел кикимору - худую бабу и простоволосую, - сильно испугался и затем кричал в кабаке: "Петербургу, мол, быть пусту", - за что был схвачен, пытан в Тайной канцелярии и бит кнутом нещадно.
      Так с тех пор, должно быть, и повелось думать, что с Петербургом нечисто. То видели очевидцы, как по улице Васильевского острова ехал на извозчике черт. То в полночь, в бурю и высокую воду, сорвался с гранитной скалы и скакал по камням медный император. То к проезжающему в карете тайному советнику липнул к стеклу и приставал мертвец - мертвый чиновник. Много таких россказней ходило по городу".
      Между тем реальных разбойников и бандитов в России периода строительства Петербурга было предостаточно. Причем, вопреки часто бытующему мнению, разбоем и воровством занимались отнюдь не только беглые крестьяне. Еще в 1694 году в Москве была раскрыта и ликвидирована, выражаясь современным языком, "бригада" братьев Шереметьевых, которые вместе с князем Иваном Ухтомским, Львом и Григорием Ползиковым, Леонтием Шеншиным и другими благородными господами приезжали "...средь бела дня к посадским мужикам и дома их грабили, смертное убийство чинили". Кстати, благородных бандитов наказывали совсем не так жестоко, как "подлый люд" - те же Шереметьевы были освобождены на поруки и переданы "для бережения" боярину Петру Шереметьеву - правда с "казненными" (т. с. подрезанными) языками. Как все это напоминает день сегодняшний, не правда ли, Читатель? Россия меняется, а вот повадки российские... М-да... Чиновники конца XVII века были коррумпированными и жадными не менее нынешних - в том же 1694 году некий Федор Дашков совершил акт государственной измены и попытался бежать к королю Польши, однако на границе его взяли, допросили и послали в кандалах в Москву - в Посольский приказ по подследственности, так сказать. В столице, однако, Дашков был... освобожден, поскольку догадался дать думскому дьяку Емельяну Украинцеву 200 золотых... (В те времена это были деньги. А в конце 1995 года один знакомый адвокат сказал мне по секрету: "Знаешь, сколько стоит освободить невиновного человека из тюрьмы? 8 тысяч долларов. Это при том, что судье даже не нужно закон нарушать"). Коррупция и казнокрадство процветали на фоне волны грабежей и разбоев, захлестнувших страну. В 1705 году знаменитый прибыльщик Курбатов писал Петру 1: "В городах от бургомистров премногие явились кражи вашей казны. Да повелит мне Ваше Величество в страх прочим о самых воровству производителях учинить указ, да воспримут смерть, без страха же исправить трудно". Обострение криминогенной ситуации одновременно снизу и сверху, естественно, вынудило Петра лично озаботиться "лучшим устройством" полиции. Считается, что петербургская полиция получила свое начало одновременно с основанием города. Поскольку Петербург был заложен на территории Ингерманландской провинции (местечко, кстати говоря, было совсем не тихое. В то время, около берегов Балтийского моря шатались многочисленные шайки карелов, совершавших разбой, грабежи и убийства. И творя при этом бесчисленные злодейства. Эти банды не щадили ни пола, ни состояния, ни возраста. По некоторым свидетельствам, они сдирали кожу с живых людей, вырезали внутренности, забивали в пятки гвозди. Их шайки достигали численности 50 - 100 и даже 200 человек. Они состояли в основном из беглых холопов, бездомных горожан и обнищавших крестьян. Но попадались среди них и преступные потомки некогда славных родов), которой управлял князь Меньшиков, то он и сосредоточил первоначально в своих руках всю полицейскую власть. Светлейший был обязан: "и по городу и по острогу в воротах, и по башням, и по стенам караулы держать неоплошно; чтобы караулы были в указанных местах во дни и ночи беспристанно, чтобы в городе нигде разбою и татьбы, и душегубства и иного никакого воровства и корчмы, и зерни и табаку не было. А буде какие люди учинут красть и разбивать и иным каким воровством воровать, велеть таких людей имать и расспрашивать, и по них сыскивать; и учинить им по соборному уложению, кто чего доведется".
      Петербург строился по образцу благоустроенных европейский городов, предполагалось, что значительная масса населения будет жить на сравнительно небольшом пространстве. Притом большая часть этого населения состояла из людей неблагонадежных, потенциально криминогенных слоев, поэтому новому городу нужна была сильная, энергичная, хорошо дисциплинированная полиция, какой в русской традиции не было. В древние времена на Руси община оберегала сама себя, позже князья наделили полицейской, судебной и фискальной властью воевод и тиунов, которые объективно были не в состоянии защитить путников и купцов от разбоев и грабежей на дорогах - как больших, так и проселочных. Потом судебно-административными центрами в России стали "Разбойный приказ", которому подчинялись губные старосты и целовалышки. Земские дворы и избы. Судебный приказ и Съезжие избы. Поэтому Петр Великий учредил Петербургскую полицию по образцу немецких городов. Во главе полицейского управления он поставил Генерал-Полицмейстера, подчиненного сенату. Первым Генерал-Полицмейстером Петербурга стал зять князя Меньшикова генерал-адъютант португальского происхождения Антон Девиер. От Петра Девиер получил инструкцию из 13 пунктов, в которых царь сформулировал особо беспокоившие его проблемы - в частности, Девиеру предписывалось пресечь разбои и грабежи, которые случались среди бела дня даже на главных улицах. В город на Неве со всех концов государства хлынули воры и разбойники, которые растворялись в бесчисленных притонах и игорных домах. Их ловили, казнили, клеймили, бросали в тюрьмы, высылали, но меньше их почему-то не становилось, что сильно озадачивало Петра. Для "фильтрации" городских жителей царь затеял перепись населения столицы, надзор же за горожанами был поручен старостам и десятским. Десятские обязаны были также выявить подозрительные дома, где много пили, играли в азартные игры, а также занимались "другими похабствами". О таких притонах десятские обязаны были доносить в Полицмейстерскую канцелярию. Однако вместо одного закрытого притона через несколько дней появлялась пара новых. По свидетельству очевидца, в Петербурге тогда по улицам и площадям постоянно слонялись "гулящие люди", основными занятиями которых были воровство, пьянство и разгул. Положение стало настолько серьезным, что в конце концов на всех улицах были установлены рогатки или шлагбаумы, которые опускались с одиннадцати часов вечера и поднимались лишь на рассвете. В этот период времени беспрепятственно пропускались лишь знатные персоны, команды солдат и врачи. "Подлые люди" могли ходить ночью лишь в случае крайней нужды и не более 3-х раз, в противном случае их брали под стражу. Фактически такое положение очень напоминало современный комендантский час. Однако несмотря на все принимаемые меры криминогенная обстановка оставалась крайне серьезной. 22 февраля 1711 года был учрежден правительственный Сенат, который почти сразу же издал указ против воров и разбойников, которых рекомендовалось вешать на том месте, где их поймали. (Сегодня подобные меры борьбы с преступностью предлагает возродить господин Жириновский, претендуя, видимо, на лавры Петра. Лидер ЛДПР, правда, упускает из вида одно обстоятельство - как ни странно, несмотря на всю жестокость полицейских мер, преступность при Петре неуклонно росла...) Для выявления злодеев Петр учредил государственную фискальную службу, а в августе 1711 года некто старик Зотов взял на себя звание государственного фискала. Так закладывались в Петербурге традиции агентурной работы - именно в этой сфере русская полиция очень скоро стала одной из самых сильных в мире... Но все это еще впереди, а тогда, при Петре, в России настала эпоха настоящего уголовного "беспредела". В 1710 году появилась шайка некого Гаврилы Старченка, численность этой банды доходила до 60 - 70 человек. Прекрасно вооруженные, эти разбойники грабили монастыри, забирали лошадей у крестьян, предавая людей мучительной смерти - известны случаи, когда шайка Старченка сжигала крестьян в печах, словно это были не живые люди, а дрова... Часто банды сколачивались из беглых солдат, хорошо обученных и вооруженных, бороться с такими формированиями было чрезвычайно тяжело даже регулярным войскам. (И снова вспоминается день сегодняшний, - почти в каждой серьезной питерской группировке или банде есть бывшие сотрудники спецслужб, консультирующие "братков" или даже непосредственно участвующие в совершении преступлений. На банды также работают и действующие сотрудники правоприменительной системы - стоит ли тогда удивляться столь малой эффективности так называемой борьбы с организованной преступностью). В 1719 году в окрестностях Петербурга, под Новгородом, в Можайском и Мещовском уездах действовали шайки по 100 - 200 человек. Эти банды отличались прекрасной дисциплиной, почти все разбойники имели верховых лошадей и умели действовать в конном строю. Такие банды могли уже захватывать не только села, но и города - в том же 1719 году разбойники ворвались среди бела дня в город Мещовск и освободили из тамошней тюрьмы своих "братков". Чем же было вызвано такое резкое обострение криминогенной ситуации в Петровскую эпоху? Говорят, что в древнем Китае существовало проклятие: "Чтоб ты жил в эпоху перемен!" Любые перемены в обществе, а тем более перемены кардинальные, революционные способствуют криминализации страны: люди теряют уверенность в сегодняшнем, а тем более завтрашнем дне, рушатся планы, судьбы, меняются уклады жизни. Часто теряются привычные источники доходов, но обязательно возникают новые расходы. Время становится динамичным, авантюрным, оно выбирает себе новых героев... Исторические параллели - вещь, безусловно, опасная, часто ими злоупотребляют и спекулируют - но, уважаемый Читатель может судить сам - разгул преступности в России, и в Петербурге в частности, повторится и после революции 17-го года и после перестроечно-демократических преобразований 80- 90-х годов уходящего столетия. Вывод получается любопытным - для расцвета уголовщины важен сам факт серьезных перемен в обществе, само их наличие, а не политическая направленность этих перемен. Кстати, и прогрессивные и регрессивные перемены способствуют установлению атмосферы чиновничье-административного "беспредела" - когда мы дойдем до времен более поздних, я надеюсь, что читатель сможет сам в этом убедиться...
      А пока вернемся в эпоху Петра. Чуть ли не самой большой проблемой на пути реформ и нормального функционирования государственного управления стало "ни с чем не сравнимое закоренелое и безграничное лихоимство и мздоимство". Размах взяточничества и коррупции был таков, что в 1714 году Петр 1 был вынужден издать специальный указ: "А кто дерзнет сие (лихоимство) учинить, тог весьма жестоко на теле наказан, всего имения лишен, шельмаван, или и смертию казнен будет" (Я далек от того, чтобы сравнивать Петра 1 с Ельциным, однако в этом месте нельзя не вспомнить знаменитый указ Бориса Николаевича "О борьбе с коррупцией" - вызвавший в момент издания много шума, этот указ был успешно "забыт" уже спустя год с небольшим).
      Если уж сравнивать прилагаемые усилия по борьбе с коррупцией в эпоху Петра и во времена нынешние, то нельзя не признать, что Петр 1 действовал гораздо решительнее, чем первый российский президент. Царь-преобразователь не побоялся казнить подловленного на взятке князя Гагарина и некоторых других весьма высокопоставленных чиновников, при Ельцине же возникла традиция не "сдавать" людей из элиты. Однако, несмотря на казни, каторгу и прочие ужасы правоприменительной системы начала XVIII века Петр так и не смог ни искоренить лихоимство, ни обуздать преступность... Ну а после смерти великого царя - само собой разумеется, еще долгие годы воры и разбойники в новой столице и ее окрестностях творили свои черные дела без особой опаски. В начале тридцатых годов XVIII века, в царствование Анны Иоановны ситуация настолько обострилась, что для розыска воров и убийц была создана специальная войсковая группа под командованием подполковника Реткина. Этот бравый подполковник только в 1732 году задержал 440 человек по подозрению в совершении различных преступлений. Из этих задержанных двадцать были признаны убийцами и казнены, пятнадцать - ушли на вечную каторгу и сгинули там, восемьдесят пять воров получили кнут и батоги, после чего их отпустили с миром, шестеро, идентифицированных как дезертиры, были отконвоированы в родные части. 14 человек умерло под караулом, не дождавшись разбирательства - что свидетельствует о том, что условия предварительного заключения в те веселые времена были, прямо скажем, не слишком комфортными... (Еще 10 из этой компании были "отосланы к суду", их дальнейшая судьба неясна). Но двести девяносто задержанных были оправданы и отпущены, не понеся никакого наказания (кроме, естественно, предварительной отсидки). Эту цифру - двести девяносто из четырехсот сорока, можно воспринимать двояко: с одной стороны она свидетельствует о низкой эффективности усилий "специального отряда быстрого реагирования" того времени, а с другой - опровергает бытовавший миф о том, что в России, мал, спокон веков - попал в тюрьму - значит преступник... (Кстати, об эффективности СОБРов... После того, как в начале апреля 1995 года членами "казанского" преступного сообщества был убит сотрудник РУОПа старший лейтенант Троценко, СОБР и РУОП, поставив на уши весь город, задержали несколько сотен (!!!) подозрительных личностей. Сколько народу было "отметелено" при задержаниях, сколько побито посуды в кабаках, сколько раздавлено пейджеров и радиотелефонов! А уже через несколько дней почти все (!) задержанные оказались на свободе). Ну, а что касается отряда подполковника Реткина, то судя по всему, результаты его деятельности удовлетворяли высшие власти империи. Бравый рубака гонялся за ворами и разбойниками еще несколько лет, неуклонно повышая свои показатели: в 1736 году его почтенные схватили уже восемьсот тридцать пять человек, из которых два были казнены, сосланы - 37, выпороты и отпущены -157,21 дезертир убыли обратно в свои части, ну а в "предвариловке" скончалось 26... Четыреста девяносто два человека были отпущены со словами "ошибка вышла, браток". А может быть и вовсе безо всяких слов - и то ладно, что отпустили... Правда, возникает еще одна мысль, когда читаешь замечательные показатели подполковника Реткина: а не дутые ли цифры задержанных? Статистика во все времена служила благой цели успокоения власть имущих. Сомнения такие возникают вот по какой причине - несмотря на рейды Реткина от разбойничьих шаек в окрестностях Петербурга настолько житья не стало, что в 1735 году Сенат, заслушав леденящий душу доклад Полицмейстерской канцелярии, постановил начать вырубку леса от Петербурга до Соснинской пристани. (Любопытный, кстати, факт из того времени: дикие лесные разбойники... послали три письма фельдмаршалу Брюсу с требованиями денег и обещаниями самых мрачных перспектив в случае отказа платить... Вот оно как было-то, на фельдмаршалов "наезжали"). На тридцать сажен по обе стороны дороги на Новгород лес также подлежал вырубке, потому что чуть ли не на каждой версте поджидали путников угрюмые воровские компании. Против разбойничьих шаек, как правило, посылались войска, которые вовсе не всегда выходили победителями из кровавых жестоких стычек. Наглость питерских воров дошла до того, что в 1740 году они убили часового в Петропавловской крепости и украли несколько сот рублей (это была большая сумма в то время) казенных денег.
      В 1741 году на престол взошла императрица Елизавета - "дщерь Петрова". Впрочем "взошла", пожалуй, термин не совсем точный, скорее она силой была возведена на трон гвардией. Ну, а поскольку за все на этом свете надо платить, пришлось Елизавете во время своего правления закрывать глаза на художества своей гвардии. Офицеры, сержанты и солдаты при Елизавете вытворяли такое, что оторопь" берет. Видно, твердо уверены были служивые в своей неподсудности и безнаказанности. Сведения о "беспределе" армии в то время дает Соловьев: "Чаще всего заводителями беспорядков, виновниками преступлений в царствование Елизаветы являлись люди из войска. Сила, даваемая оружием, вела грубых людей к тому, чтобы пользоваться этой силой против безоружных сограждан". Многое стоит за этими скупыми строками. Бесчинства военных, решивших, что пришло время насладиться плодами совершенного ими дворцового переворота, как правило, не доходило до суда - по крайней мере в тех случаях, когда преступления совершались офицерами. Военные грабили прямо на улицах, а в некоторых ситуациях не стеснялись и вламываться в дома богатых купцов, вырезая целые семьи... Дай не только купцы страдали - в самом начале царствования Елизаветы в Петербурге караул, которому было положено охранять дом графа Чернышева, разграбил этот самый дом и убил малороссийского шляхтича Лешинского, пытавшегося остановить солдат... В те времена трактирщики и хозяева постоялых дворов часто вынуждены были бесплатно давать кров, пищу и вино людям со шпагами - такое вот "мушкетерское" время наступило в России. Взамен постояльцы из военных давали трактирщикам своеобразную "крышу" - т.е. защищали от произвола других вооруженных групп. Часто офицеры и солдаты, оставив службу, целиком посвящали себя преступному промыслу. В 1750 году была разгромлена крупная шайка воров и разбойников, за которыми числились чудовищные преступления и злодейства. Когда захваченные преступники начали давать показания, выяснилось, что всей организацией руководил отставной прапорщик Сабельников, который основал настоящую разбойничью базу со своей пристанью, с избами и тайниками, со складами оружия. Отставной офицер Сабельников лично разрабатывал все операции по разбойным нападениям, подробно инструктировал своих подчиненных, отправлял их на дело, с каждой акции брал себе долю, а иногда и сам ездил - размяться, так сказать. (Ну как тут не вспомнить день сегодняшний, когда большинство "крестных отцов" современной организованной преступности давно ухе не совершают преступления своими руками, а лишь "разрабатывают" их и руководят процессом - получая, естественно, свою долю. Правда, время от времени "понятия" требуют от некоторых из них что-то сделать и лично. Говорят, что некоторые воры в законе, разъезжая на "Мерседесах" и проживая в многоэтажных особняках, раз в месяц спускаются в метро и на глазах у своей "пристяжи" тащат кошельки с грошами из кармана какого-нибудь работяги. Такое "личное участие" сильно повышает авторитет в глазах окружения и свидетельствует о верности традициям).
      И вот что любопытно: несмотря на то, что Россия с одной стороны была охвачена криминальным "беспределом", - а с другой - произволом властей на всех уровнях - в нашу страну "на ловлю счастья и чинов" ехали иностранцы чуть ли не со всей Европы. И ни разбойники, на бандитствующая гвардия, ни коррумпированные власти их не останавливали. Они приезжали в Россию XVIII века по тем же причинам, что и в 90-х годах XX столетия. Страх пред ужасами беспредельной непонятной страны отступал пред величиной возможного выигрыша. Те иностранцы, которым повезло, становились в России генералами, адмиралами, губернаторами... И никто не знает, сколько искателей счастья навсегда сгинуло в нашей стране. Нет такой статистики. Остались только слухи и страшные легенды. Говорят, что многие корчмы и постоялые дворы на дорогах, идущих от Петербурга, стояли в буквальном смысле на костях убитых иностранцев. Как правило, их грабили и убивали не тогда, когда они только ехали в Россию - что возьмешь с голодранцев? - а тогда, когда они, разбогатев, возвращались домой. Такие "хитрые" постоялые дворы иногда работали, как настоящие "фабрики смерти" - в газете "Санкт-Петербургские ведомости" от И июля 1730 года встречаем такую вот информацию: "Некоторый Швеции капитан с женою и четырьмя детьми и служанкою из России в свое отечество ехавший недалеко от Санкт-Петербурга на границе от некоторого корчемщика, который может у него какие деньги усмотрел, со всеми при нем бывшими убит и под избу в яму брошен..."
      Кстати - такие разбойные трактиры и корчмы - достаточно давняя традиция в России, еще в былинах об Илье Муромце встречаются похожие сюжеты...
      Вообще в России середины XVIII века "уголовной" столицей все-таки была Москва, а не Петербург - во-первых, Питер был "моложе", не успели сложиться традиции, во-вторых - сами преступники старались не очень "беспредельничать" в Санкт-Петербурге, где по причине близости центральной власти проще было "попасть под замес". Была даже такая тенденция - совершив преступления в Питере - немедленно бежать в Москву, там было и спрятаться легче и краденное сбыть. В "златоглавой" же криминогенная обстановка была просто кошмарной - только знаменитый вор - сыщик Ванька-Каин с 28 декабря 1741 года по ноябрь 1743 года сумел поймать 510 разбойников, воров, скупщиков краденного, фальшивомонетчиков и убийц, среди которых, кстати, было и несколько питерских "гастролеров".
      В 1748 году в Москве началась настоящая вакханалия поджогов, убийств, разбоев и грабежей, это настолько испугало Елизавету Петровну в Петербурге (она полагала, что поветрие может перекинуться и в столицу), что вокруг императорских дворцов на площадях выставлялись пикеты из гвардейских полков, которые должны были вылавливать разных злодеев и разбойников, впрочем, сама Елизаветинская гвардия, как уже упоминалось выше, могла бы многим разбойникам и злодеям дать фору...
      В самом Питере, как уже говорилось, было все же поспокойнее, зато вот в его близких и дальних окрестностях разбойники "шуровали" вовсю - в Олонецкий уезд специально для наведения порядка был послан отряд поручика Глотова, которому удалось изловить немало лихих людей. От захваченных в плен разбойников удалось узнать, что в глухом Каргопольском лесу есть у них своеобразная база - настоящий разбойный стан. Глотов направил было туда людей, чтобы выжечь преступное гнездо, но оказалось, что его уже опередили - два молодых местных охотника, одному из которых было 17 лет, а другому 20 случайно натолкнулись в лесу на избушку, из которой вышли три человека и пригласили на огонек, пообещав убить, если не примут охотники вежливого приглашения. Войдя в избу, звероловы увидели целый арсенал - ружья, рогатины и поняли, куда попали. Разбойники меж тем тихонько совещались, как бы им половчее убить охотников, чтобы те не донесли на них - и решили они провернуть все дело в бане, куда двое и отправились. На третьего же, оставшегося в избе, прыгнул один из юношей и заколол ножом. Схватив ружья, звероловы побежали к бане, застрелили одного злодея через окно, а другого - когда тот в дверь выскочил. Уходя, молодые охотники спалили разбойный стан дотла - чтоб другим злодеям приюта не было... Сенат с удовольствием заслушал это "приключенческое" дело и постановил отпустить смелых юношей без наказания...
      В Петербурге между тем начинали понемногу расцветать более "интеллигентные" виды преступлений - аферы, мошенничества, карточное шулерство, подделка официальных документов. К 1761 году тайных игорных приютов, в которых орудовали шулера, стало настолько много, что потребовался специальный высочайший указ о запрете играть в частных домах "... во всякие азартные игры, в карты, то есть в фаро, в квинтич и им подобные на деньги и вещи". Лишь в самых знатных дворянских домах можно было играть на маленькие суммы в ломбер, кадрилию и пикет, в контру и памфиль. Если полиция узнавала, что где-то идет большая игра и хватала игроков на месте, то хозяева дома и все игроки обязаны были заплатить штраф в размере двух годовых жалований. Деньги, на которые шла игра, конфисковывались, половина этой суммы отдавалась доносчику, четверть - в доход полиции, четверть - на благоустройство больниц и госпиталей. Однако эти жесткие меры были малоэффективны. (Шулерство и карточные "разводки" продолжали развиваться ив XIX веке русская карточная шулерская школа становится одной из самых авторитетных и уважаемых в Европе - многие питерские картежники стали настоящими преступными аристократами, разъезжая по многим странам. Впрочем, об этом будет рассказываться немного ниже - А.К.)
      В 1763 году на престол взошла Екатерина II, которой досталось трудное наследство. Вокруг Петербурга опять было неспокойно - в основном разбойничали беглые крестьяне, пробиравшиеся вместе с семьями в Лифляндию и Эстляндию, где надеялись получить волю и укрытие. Но по постановлению Сената на немецкий и финский язык был срочно переведен Указ от 1754 года, запрещавший укрывательство беглых, а затем этот документ был направлен в балтийские провинции.
      Петербург уже прочно становился "мошенническим центром" империи в отличие от более грубой разбойно-воровской Москвы. Доходило до того, что мошеннические "разводки" стали проворачиваться на самом высоком уровне - в вышедшей в 1871 году книге юриста Файницкого "Мошенничество по русскому праву" приводится такой забавный пример: "...Когда депутаты ото всех мест России съехались в Петербург для составления уложения законов, некто Корольков, подделав пригласительные от комиссии повестки на 25 июля 1767 года разносил их депутатам и собирал за то деньги..." Надо сказать, что этот Корольков был фруктом достаточно ранним - лет ему в ту пору было всегото восемнадцать. Приняв во внимание его молодость, шокированный Сенат приговорил головастого юношу к наказанию плетьми и ссылке в дальний гарнизон солдатом... (К вопросу о депутатах - нынешние наши законотворцы сами "кинут" кого угодно - и в первой "двухгодичной" Думе и в избранной 17 декабря 1995 года народ подобрался, мягко говоря, пестрый. Характерно другое - уже тогда, - в далеком 1767 году нашелся в Питере парень, который смекнул, что на депутатах можно делать неплохие деньги)...
      XIX век начался в Петербурге довольно мрачно - 11 марта 1801 года в Михайловском замке был убит император Павел 1. Он был, безусловно, трагической фигурой в российской истории, его не любили - и он остался в нашей памяти курносой карикатурой. Между тем он вовсе не был законченным идиотом - просто тяжелое детство и нелюбовь матери (Екатерины II), не могли не наложить на его личность своеобразного отпечатка. О нем говорили, что он был вполне разумным человеком в больших делах и смешным и страшным самодуром в малых... Он делал все как бы наперекор своей матери, и жуткая смерть его была предопределена.
      Если рассмотреть чисто, так сказать, уголовный аспект его гибели - то это было обычное заказное убийство. В заговор был вовлечен наследник - будущий император Александр 1, который неоднократно обсуждал с графом Паниным возможность отречения Павла еще в ноябре 1800 года. Панин, правда, предлагал не убивать императора, Александр с пониманием слушал его проекты регентства... Но - и Панин и Александр не могли не предполагать и убийства. Они были внутренне к нему готовы - об этом свидетельствует то, что впоследствии никто из убийц не был предан суду, они попали лишь в довольно мягкую опалу: руководители заговора князь Зубов и граф Пален всего навсего были высланы в свои имения в Курляндии. У клана Зубовых были личные причины ненавидеть Павла - Платон Александрович, как известно, был фаворитом Екатерины, и поэтому не мог не впасть в немилость у Павла, у братьев Платона Валерьяна и Николая карьера также складывалась не самым блестящим образом. Графа Палена Павел также неоднократно оскорблял. Бурлило и офицерство, хорошо помнившее золотой век Екатерины... В общем, весь заговор был нормальным корыстным убийством, в котором все участники решали свои более или менее крупные проблемы...
      Показательно другое. Для того, чтобы убить Павла 1, заговорщики не смогли найти толковых профессиональных исполнителей, им пришлось все делать самим, делать неумело и суетливо - это свидетельствует о том, что в те времена специальность профессионального киллера была чрезвычайно дефицитной.
      О предстоящем убийстве и перевороте знал чуть ли не весь Петербург - по различным оценкам число заговорщиков колебалось от 30 до 70 человек, заговор чуть было даже не раскрыла полиция... Сначала Павла хотели ликвидировать после Пасхи, которая в том году выпадала на 24 марта, потом срок был перенесен на 15 марта - день, когда был убит Юлий Цезарь. Но все случилось ночью 11 марта. В этот вечер примерно 40 заговорщиков ужинали у генерала Талызина. После 11 вечера Пален уехал в условленное место, где его ждал князь Зубов, остальные офицеры начали стягиваться к Михайловскому замку. Убийц вызвался провести флигель-адъютант Аргамаков - толпа, человек в 30- 40, ринулась по винтовой лестнице замка к покоям императора. Один гусар, охранявший двери в спальню, был зарублен князем Яшвилем, другой сбежал... Странно, что сам Павел не последовал его примеру - он вполне мог уйти тайным ходом, ведущим в покои его любовницы, княгини Гагариной. Вместо этого Павел спрятался за ширму и когда заговорщики ворвались, они не нашли Павла в спальне, но в этот момент из-за облаков вышла луна и генерал Бенингсен увидел на ширме тень - курносый профиль императора... Платон Зубов выступил вперед и потребовал отречься - Павел отказался. Тогда генерал Николай Зубов сильно толкнул его, а Аргамаков ударил императора рукояткой пистолета в висок. Яшвиль и Мансуров (оба бывшие гвардейские офицеры, выгнанные Павлом со службы) накинули жертве шарф на шею и стали душить его. Павел, якобы, засунул руку под шарф и чтобы заставить его вытащить ее оттуда, кому-то пришлось даже стиснуть руками мужское достоинство императора. Когда все кончилось, в спальню вошел граф Пален, который, якобы, подслушивал у дверей. (По другой версии Николай Зубов ударил императора в висок золотой табакеркой, камердинер Зубова прыгнул ногами на живот упавшего Павла, а офицер Измайловского полка Скарятин задушил уже бесчувственного царя его же собственным шарфом). Любопытно, что во Дворце тогда дежурил батальон великого князя Александра Павловича, что дало ему повод лицемерно воскликнуть: "Все взвалят на меня..." Поговаривали, правда, что к этому убийству были причастны и англичане. Версия эта базировалась на том, что некая мадам Жеребцова (урожденная Зубова), якобы предсказала убийство II марта в Берлине, а сразу после того, как о ликвидации стало достоверно известно, отправилась в Англию и навестила там своего старого друга лорда Уитворда, который в течение многих лет был английским послом в Петербурге. Якобы даже англичане передали в свое время Жеребцовой миллион золотом, а она "забыла" отдать его заговорщикам. А англичане, как джентльмены, не стали спрашивать о дальнейшей судьбе денег. Но эта версия больше похожа на легенду...
      Как бы там ни было, ликвидация Павла прошла успешно, убийцы наказаны не были, но сам факт этого жуткого преступления поверг весь высший свет России на долгие годы в шок...
      (Мне приходилось не раз слышать от серьезных людей - научных работников - о том, что в Михайловском замке до сих пор гуляет привидение убиенного Павла. Говорят, это привидение мирное и зла людям, работающим сегодня в Инженерном замке, не делает).
      ...Отечественная война 1812 года несколько ослабила накал криминальной обстановки и в России в целом и в Петербурге, в частности. Правда, партизанские крестьянские отряды, героически громившие французов, промышляли иногда - "по совместительству" и разбоями, но это уже общие издержки партизанских движений всех времен и народов. В целом, после победоносной войны ситуация в Питере долгое время остается довольно спокойной - есть, правда, упоминание о поимке в 1822 году в окрестностях Питера шайки дезертиров-рекрутов, возглавляемой неким крестьянином Иваном Ивановым, который, по его собственному признанию, разбойничал с 13 лет, переходя из деревни в деревню и отбирая у селян последнее, но назвать этого Ваню выдающимся или даже сколько-нибудь значительным разбойником просто язык не поворачивается. Его шайка занималась мелким сельским, если так можно выразиться, "бытовым" бандитизмом - в одном селе с кого-нибудь тулуп снимут, в другой - провиант украдут, "холста да сукна аршин на 15-ть.." Самым большим "кушем" шайки стало ограбление зажиточного крестьянина Акима Яковлева, у которого Иванов с тремя подельниками угрозами и побоями "выдоили" 500 рублей - а "засыпалась" вся эта компания дезертиров как раз пропивая награбленное.
      Настоящий же расцвет преступного подполья Петербурга начался где-то в пятидесятых годах прошлого века, когда в уголовной среде совершенно четко уже прослеживается специализация и своеобразная иерархия. (И опять же - расцвет преступности совпадает с эпохой перемен - Александр II Освободитель, по злой иронии судьбы убитый в конце концов народовольцами, не только дал крестьянам волю в 1861 Году, но и провел целый ряд других реформ - административную, судебную, военную. Некоторые историки сравнивают реформаторские заслуги Александра II с заслугами Петра 1-по степени их воздействия на Россию).
      1855 в Петербурге начала свою кровавую деятельность "банда душителей", которые за год с небольшим совершили несколько десятков жутких преступлений. Поздним пешеходам сзади на горло набрасывали веревочные петли, душили, а потом раздевали догола уже бесчувственные тела. Несмотря на то, что некоторых из жертв злодеи "недодушивали" до конца - нарисовать словесный портрет преступников никто не мог - душители всегда незаметно подкрадывались сзади, а потом жертва моментально теряла сознание. Поначалу шайка эта действовала преимущественно на окраинах Петербурга (и даже в Кронштадте), но в конце 1856- начале 1857 года душители уже вовсю работали в самом сердце Питера - на Семеновском плацу, у Обводного канала, на набережной Таракановки.
      Начальнику петербургской сыскной полиции Ивану Дмитриевичу Путалину пришлось прибегнуть к своему излюбленному приему - "подставе" с переодеваниями. Один чрезвычайно сильный полицейский был переодет в женское платье и изображал из себя торговку-чухонку, разъезжая вечером по мрачным питерским улицам, под рогожами в телеге прятались вооруженные Путилин и унтерофицер. И бандиты в конце концов клюнули. Шайка, как впоследствии оказалось, состояла из бывших солдат, уволенных в запас и просто деклассированных элементов, история донесла до нас их имена - Александр Перфильев, Федор Иванов, Калина Еремеев, Михаил Поянен. Такие зверские преступления, конечно, случались все-таки довольно редко. В те времена практически каждое убийство, даже "бытовое", становилось газетной сенсацией и повергало общество в шок. Поэтому, в основном, процветало все-таки воровство и разного рода мошенничество. Причем, как ни странно, женщины-преступницы, возможно, оставили в криминальной истории Петербурга даже более заметный след, чем мужчины. Может быть такой казус связан с тем, что в то время женщинам было намного труднее реализовать себя - в основном общество отводило им роль домохозяек. Не удовлетворяясь исполнением этих ролей, барышни с "активной жизненной позицией" пытались найти себе дело по душе - становились проститутками, мошенницами и воровками. (Кстати, о проституции - во второй половине XIX века Петербург был довольнотаки развратным городом: в 1847 году при министерстве внутренних дел была учреждена комиссия по надзору за бродячими женщинами. В 1852 году в списках этой комиссии по Петербургу значилось 5381 женщина. В те времена основные притоны и публичные дома располагались на Сенной площади, около Егерских казарм у кабака "Веселые острова", на Песках, на Болотной улице, в Коломне, на Покровской улице и на Петербургской стороне. В 1853 году в Петербурге числилась 1378 проституток - притом, что население в Питере составляло в тот год 534 тысячи 721 человек. Итого, на 381 жителя приходилась одна проститутка. К 1 января 1853 года в Питере было зарегистрировано 148 публичных домов. В 1868 году публичных домов было 145 и 16 тайных притонов. Только поднадзорных проституток числилось 2081. В 80-е годы проституток в Питере было зарегистрировано более шести тысяч. К 1900 году число зарегистрированных проституток сократилось вдвое, зато масштабы уличной проституции достигли головокружительного размаха. По некоторым оценкам на улицы СанктПетербурга - первого города миллионщика в северной Европе выплеснулось тогда до 50 тысяч проституток).
      Безусловной королевой преступного мира тех времен была знаменитая Сонька - Золотая ручка. Она родилась не в Петербурге, а в местечке Повонзки Варшавского уезда, но именно в Питере произошло ее "становление", здесь она судилась, совершала преступления, а стало быть внесла свой заметный след в историю Бандитского Петербурга. Ее настоящее имя, полученное при рождении, было Шейндля-Сура Лейбова Соломониак. Семейка у Шейндли была, прямо скажем, не особо законопослушной - Золотая Ручка росла в среде, где скупка краденного, контрабанда, сбыт фальшивых денег было обычным делом. Ее старшая сестра Фейга тоже была воровкой, сменившей трех мужей, но до Соньки ей, конечно, было далеко. В 1864 году Шейндля вышла замуж в Варшаве за некоего Розенбада, родила от него дочь Суру-Ривку и тут же бросила мужа, обокрав его на прощание. С неким рекрутом Рубинштейном она бежит в Россию, где и начинаются ее головокружительные сексуальноуголовные похождения. В январе 1866 года ее первый раз хватает полиция города Клина по обвинению в краже чемодана у юнкера Горожанского, с которым она познакомилась в поезде. Сонька выкрутилась, сказав, что чемодан прихватила по ошибке, и направилась в Петербург, где обчищала дачи аристократов вместе со своим любовником Михелем Бренером. Именно в это время Золотая Ручка делает первые попытки создать целую бригаду воров, для чего привозит в Питер известного вора Левита Сандановича. Судя по всему, именно в Петербурге был изобретен знаменитый способ гостиничных краж, получивший название "с добрым утром". Метод был прост - красиво одетая, элегантная Сонька останавливалась в лучших отелях города, тщательно изучала планы номеров, присматривалась к постояльцам... Наметив жертву, она проникала в его номер ранним утром, надев войлочные туфли, начинала искать деньги и драгоценности. Если постоялец просыпался, Шейндля делала вид, что ошиблась номером, смущалась, краснела, пускала в ход свои сексуальные чары - для дела могла и переспать с жертвой, причем делала это искренне и естественно, что называется с выдумкой и огоньком... Украденные драгоценности сбывались ювелиру Михайловскому, который переделывал их и сбывал. (Впоследствии в Питере широко распространится способ воровства с отвлечением жертвы на секс - этот метод получит название "хипеса" - "хипесники" обычно работали парами - женщина приводила клиента к себе в комнату и ублажала его в кровати, а ее партнер ("кот", следящий за интересами своей "кошки") шарил по карманам оставленной где-нибудь в прихожей одежды. "Кошки" - хипесницы часто наживали большие деньги. Знаменитая питерская хипесница Марфушка сумела к началу XX века скопить солидный капитал в 90.000 рублей, ее коллега Сонька-Синичка, "работавшая" примерно в то же время, остановилась на сумме 25000 и открыла модную мастерскую. Красавица-хипесница Петрушкина внесла свежую струю в метод - использовала дрессированных собачек для подачи лаем сигналов своему "коту". Попадались "хипесники" обычно из-за ссор во время дележа добычи - обиженные на своих партнеров "кошки" с чисто женской логикой часто "стучали" на своих подельщиков в полицию).
      Однако, вернемся к Соньке. В 1868 году она ненадолго уезжает в Динабург, где выходит замуж за старого богатого еврея Шелома Школьника, однако вскоре бросает его ради своего любовника Михеля Бренера и его брата Абрама (похоже, что Золотая Ручка спала одновременно с обоими братьями). Вообще, иной раз просто непонятно, как ведя такую активную (чтоб не сказать сильнее) половую жизнь, Сонька еще и находила в себе силы воровать - крепкая, судя по всему была дама... В 1870 году Шейндля крупно "засыпалась" в Петербурге и еле успела сбежать из приемного покоя Литейной части, оставив полицейским изъятые вещи и деньги - кстати, с полицией она "решала вопросы" часто опять-таки "чисто по-женски". Поняв, что в столице она уже несколько примелькалась, Золотая Ручка отправляется в большое "международное турне". Она посещает чуть ли не все самые крупные города Европы, выдавая себя за русскую аристократку - ей это не сложно было сделать - она прекрасно одевалась и свободно владела немецким, французским, польским языками (не считая, естественно, русского и идиша). В своих похождениях она напропалую знакомилась с разными богатыми дураками и обворовывала их, усыпляя либо изнурительным сексом, либо (если клиент попадался очень крепкий или очень страшный) специальными порошками. В 1871 году она выходит замуж за известного железнодорожного вора Михеля Блювштейна - румынского подданного, чьи родители жили в Одессе (кстати, одесситкой Сонька никогда не была, но в этом солнечном городе бывала часто. Как, впрочем, и в других крупных городах). От этого замужества у Золотой Ручки родилась дочка Табба, а сам брак вскоре распался, потому что Блювштейн постоянно застукивал жену то с каким-то бароном, то с графом, а то и просто с приглянувшимся нищим офицериком, с которого и взять-то было нечего, что особо раздражало супруга.
      Странно, что при всей интенсивности своих похождений Сонька все время уходила от полиции - позже, когда ее судили в конце 1880 года в Москве мелькнули на процессе показания одного свидетеля, из которых можно было понять, что в свое время Шейндля была завербована в осведомители, откупаясь от полиции тем, что "сдавала" своих конкурентов по ремеслу. В 1871 году ее ловит полиция в Лейпциге и передает под надзор Российскому посольству, но России такое "счастье" тоже даром не нужно и скорее ее высылают за границу. В 1876 году она попадается в Вене вместе со своим тамошним любовником Элиасом Венигером, ее обвиняют в краже 20 тысяч таллеров в Лейпциге, но Сонька опять, очаровывая полицейских, ускользает, заложив в столице Австро-Венгрии четыре краденных бриллианта... Попав вскоре в Краковскую тюрьму, она ухитряется обокрасть собственного адвоката, но срок все-таки получает смехотворный - 12 дней лишения свободы... Она вновь возвращается в Россию и "бомбит" лучшие отели Москвы, Питера, Нижнего Новгорода, Одессы, Астрахани, Витебска, Харькова, Саратова, Екатеринбурга, Киева, Таганрога, Ростова-на-Дону, Риги... Всюду она выходит сухой из воды. Сонька понемногу становится сентиментальной - однажды войдя ранним утром в гостиничный номер, чтобы обобрать постояльца, она увидела спящего в одежде молодого человека, рядом с которым лежал револьвер и письмо к матери, в котором он сообщал, что кончает с собой, так как вскрылось похищение им казенных 300 рублей, направленных семье для лечения больной сестры. Золотая Ручка тихонько вынула 500-рублевую ассигнацию, положила ее на револьвер и выскользнула из номера... В другой раз она вернула 5000 рублей обокраденной ею же вдове бедного чиновника, у которой остались сиротами дети... Сонька сама очень любила своих дочек и тратила бешеные деньги на их образование сначала в России, а потом во Франции...
      Понемногу она старела, удача начинала ей изменять, к тому же ее очередной роман с восемнадцатилетним красавцем вором-марвихером Володей Кочубчиком (в миру - Вольф Бромберг, известный тем, что воровскую карьеру начал с 8 лет, ухитряясь обворовывать собратьев по профессии) был не очень удачным - сам Кочубчик бросил воровать, но нещадно эксплуатировал влюбившуюся в него без памяти Соньку, требовал от нее деньги, став капризным и раздражительным альфонсом, проигрывавшим все "заработанное" Сонькой в карты. Она вынуждена была все больше рисковать, нервничала, а расшатанные нервы всегда очень быстро сказываются на успехах людей творческих профессий... К тому же она стала слишком известной, ее уже просто узнавали на улице, в магазинах, в театрах, сначала такая популярность даже помогала ей - несколько раз восторженная публика оттесняла от нее полицию, давая возможность скрыться, но долго так продолжаться не могло - в 1880 году она вместе с Кочубчиком попадается в Одессе, и в конце концов ее вместе с многочисленными бывшими мужьями и любовниками судят в Москве (компания попала на скамью подсудимых довольно колоритная - чего стоил один только "временно отпускной рядовой Шмуль Боберман"). Вот как она выглядела тогда по словам очевидца: "...Шейндля Блювштейн - женщина невысокого роста, лет 30. Она, если не красива теперь, а только миловидна, симпатична, все-таки надо полагать была прехорошенькой пикантной женщиной несколько лет назад. Округленные формы лица с немного вздернутым, несколько широким носом, тонкие ровные брови, искрящиеся веселые глаза темного цвета, пряди темных волос, опущенные на ровный, кругловатый лоб, невольно подкупают каждого в ее пользу. Это лицо немного притертое косметикой, румянами и белилами изобличают в ней женщину вполне знакомую с туалетным делом. В костюме тоже проглядывается вкус и умение одеваться. На ней серый арестантский халат, но прекрасно, кокетливо скроенный. Из-под рукавов халата выглядывают рукава черной шелковой кофточки, из-под которой в свою очередь белеются манжеты безукоризненной белизны, отороченные кружевцами. На руках черные лайковые перчатки, щегольски застегнутые на нескольких пуговицах. Когда халат распахивается, виден тончайший передник, с карманами, гофренный на груди и внизу. На голове белый, обшитый кружевами платок, кокетливо сложенный и заколотый у подбородка. Держит она себя чрезвычайно покойно, уверенно и смело. Видно, что ее совсем не смущает обстановка суда, она уже видала виды и знает все это прекрасно. Поэтому говорит бойко, смело и не смущается нисколько. Произношение довольно чистое и полное знакомство с русским языком..."


К титульной странице
Вперед