- Богиня охоты и трехдорог. И еще - олицетворение Луны. Люблю ее изменчивый, призрачный свет, очарование теней и скрытых страстей.
      - И как же тебя сдавать, такую дуреху?
      - Молча, стиснув зубы и думая о чем-нибудь приятном. Точно так же, как если бы ты закапывал человека живьем.
      - Не смогу, - признался Георгий. - В самый последний момент рука не поднимется.
      - Жаль.
      - Жаль, что не смогу?
      - Да нет, жаль, что ты слабый человек. И робкий, не уверенный в себе мужчина, - она продолжала ласкать себя его рукой. - Я вас всех презираю. Вы не способны уже ни к чему, пресные, рафинированные люди. И чувства у вас точно такие же. Вообще вы потеряли право на жизнь и обязаны освободить жизненное пространство для людей, сильных духом, для молодой, дерзкой и азартной нации. Я устала жить среди вас. Каждую минуту ощущаю, будто пачкаюсь в вашей слюне. Обтираюсь и снова пачкаюсь, потому что вы бесконечно пускаете пузыри, думая, что спасаете и храните духовность, благородство, честь. Какая честь, если нет силы и смелости гунна?.. Вы умерли! Вы - скелеты...
      - Кто это - вы? Или мы перешли на официальный-тон?
      - Вы - это вы все. Вся эта никчемная страна, которая еще мнит себя государством.
      И потому я - против вас.
      - Тоже любопытный образ. Диана, вскормленная волчицей, перегрызает волчице горло. И строит свой Рим. Занимательный город, должно быть, похож на Содом или Гоморру. Жаль, не могу тебя сдать. Ты сейчас как писаная торба, а я - дурак.
      - Ты не дурак, Георгий. Поэтому тобой заинтересовались, особенно после того, когда ты ушел от засады на болоте. Помнишь, когда я попросила с тобой экстренной встречи?
      - Это незабываемо, Маша! А заинтересовался твой резидент?
      - Разумеется! Просто пришел в восторг. Хотел сначала убрать, чтобы не мешал, а потом приказал... стеречь тебя от всяких случайностей.
      - Значит, сначала ты заманила меня в ловушку, а потом охраняла?
      - Но что делать? Такова наша служба, - наигранно вздохнула и смирилась Маша.
      - И у твоего резидента не пропал интерес до сих пор, насколько я понял?
      - Напротив, усилился. Если бы ты прекратил еще пускать слюни...
      - Неужели я кажусь тебе интеллигентом?
      - Какой вопрос? Ты и есть современный интеллигент в чистом виде, - заключила она. - Самое мерзкое и отвратительное качество, искусственно привитое в этой стране мыслящим людям. Оно-то и уничтожило дух нации, оно сделало вас неспособными к сопротивлению. А мне очень хочется, чтобы ты уяснил наконец, что поистине святым можно стать, зарыв в землю врагов своих живыми, как это сделала княгиня Ольга. Вот это был дух! Вот тогда вы имели право на существование.
      Поспелов встал, стряхнул с одежды мучную пыль, шагнул к двери.
      - Я подумаю... И попробую!
      - Не забывай, тебе надо поторопиться, чтобы не стать вместо святого - крайним.
      Увы, катастрофа уже произошла...
      - Да-да! Я помню... Обязательно попробую. Только в любом случае сначала принесу теплую одежду и постель. Никогда не смогу спокойно смотреть на зябнущую женщину.
      - Это голос мужа, - вслед проронила Маша. - Я этого не забуду.
      Уходя наверх за постелью, он не запирал темницу, но она даже не сделала попытки побега - а удрать было просто: открыв окно. Теперь Поспелов окончательно уверился: начни выгонять - не уйдет...
      А пришельцы, тем не менее, продолжали затягивать удавку: едва Поспелов поднялся наверх, как в доме отключился свет.
      Он проверил пробки - все в порядке, значит, повреждение на линии. Пришлось стиснуть зубы и переключиться на аварийное питание, но аккумуляторный блок оказался посаженным до нуля - где-то поблизости подняли в воздух "ромашку" - систему "Ореол". Когда же Георгий запустил движок электростанции и все-таки включил радиостанцию, выяснилось, что эфир забит помехами на всех диапазонах и радиопроходимость нулевая...
      Оставался единственный способ связи с Москвой: по космическому телефону выйти на коммутатор погранотряда и, назвав особый пароль, попросить соединить с Зарембой по домашнему или рабочемутелефону. Это проходило в любом случае - "ромашка" не действовала на спутник связи, однако сообщение, пришлось бы шифровать и передавать голосом набор цифр. Времени на шифрование не оставалось: следовало послушать ясновидящую из темницы и поторопиться доложить о катастрофе. "Чтобы быть первым, а не крайним".
      Заремба оказался в своем кабинете...
      - Здравствуй, брат, здравствуй дорогой, - сразу же затрещал Георгий, задавая тон и ключ к разговору. - Все ли живы-здоровы в твоем таборе? Как повозки дошли, как лошади?
      - Да слава Богу, рома! - подхватил Заремба. - А что ты так заволновался?
      - Я же больного крестника с другим табором отправил, в кибитку с добром посадил, а с тобой надо было послать. С тобой бы он не пропал.
      - А, рома, куда твой крестник денется? Довезут, напоят-накормят, в самый лучший шатер определят.
      - Сон я дурной видел, - сказал Поспелов. - Будто кони в дороге пали, а кибитка опрокинулась все добро прахом пошло, и крестник мой убился.
      - Худой сон, - Заремба сделал паузу. - Да в руку ли?
      - В руку, брат, в руку. Мои сны сбываются. И в твоем таборе беда: черный человек прибился. Весь табор сглазит!
      - Тоже во сне видел?
      - Видел да смутно, лица не разглядел, но голос слышал. Будто шепчет тебе на ухо: посади, мол, крестника в кибитку с добром и золото туда же спрячь. Пошли мне весточку, брат, а то нет мне тут покоя и весь табор на ноги поднял. Люди обиженные, мстить будут.
      - Да уж чувствую, не до сна тебе, - посочувствовал Заремба и отключился.
      Поспелов добрел до своей комнаты, однако там не оказалось постели, а в окна без единого стекла тянуло холодным, преддождевым ветром, суконное одеяло, которым был завешен пустой проем, вздувалось парусом. И все-таки он лег, но, засыпая, подумал, что не сможет проснуться сам через два часа, чтобы поставить Татьяне укол..
      Но вышло, спал ровно два часа. Ветер на улице не улегся и дождь не пролился, значит пойдет с утра... Поспелов осторожно пробрался в спальню "жены" - во сне она тяжело дышала, яблоки глаз двигались под прикрытыми веками: вероятно, был температурный кошмар. Он приготовил шприц и тихонько растолкал Татьяну.
      - Подставляй, пора.
      Едва он сделал укол, как на пульте связи замигала лампочка: Москва требо,вала срочной связи. Пришельцы сняли блокаду...
      Поспелов открыл потайную комнату, не включая света, почти наугад ткнул кнопку и взял трубку радиостанции.
      Голос Зарембы звучал, будто из могилы.
      - Спишь что ли, хрен моржовый! Опять вещие сны смотришь?
      - Сплю, - сказал Георгий. - Едва голову оторвал...
      - Транспортник гробанулся в семидесяти километрах от Петрозаводска, - сообщил полковник. - Дозаправился в гражданском аэропорту, взлетел и через шесть минут взорвался.
      - Да я знаю...
      - Откуда знаешь, Гоша? Откуда?!
      - Во сне видел.
      - Я тебя понял. Я твой сон начальству пересказывать не буду. Давай объективную причину и происхождение информации.
      - Анонимка, - мгновенно ответил Поспелов. - Предупредили по оперативной радиостанции.
      - Чудеса...
      - Не чудеса, а "бермудский треугольник".
      - Что намерен-делать? Запомни, руководство вернулось в полном удовлетворении.
      Тебе посулили героя России, всем остальным - ордена. Празднуют в конторе победу.
      Требуют побыстрее сворачивать разведоперацию, а всю агентуру - в отпуска.
      - Это можно, - отозвался Поспелов. - Только мне агент Рем еще потребуется на некоторое время.
      - Что ты там придумал?
      - Да так, ничего особенного, хочу сходить в разведку. Есть одно заманчивое предложение, точнее, тонкий намек на сотрудничество.
      - Без обеспечения и поддержки - никаких разведок! Они выманят тебя и прикончат.
      - Захотели бы - давно прикончили вместе с агентурной сетью, женами и любовницами.
      А не кончают - значит я им нужен.
      - Ладно придуриваться! - чуть ли не закричал Заремба. - Ты же представляешь, с какой силой мы столкнулись. Видел, как четко проводят свои операции? Как ловко тебе аэродром подсунули!
      - Нам подсунули, Александр Васильевич, нам!
      - Да, нам. А теперь попробуй докажи в конторе, что это подставка? Что все они обмишурились?..
      - Все равно, пока есть возможность занырнуть к "драконам", надо ее использовать.
      Иначе так и будешь подставные головы рубить.
      - Ты все продумал? Все взвесил?
      - В общем, все. Осталось только выспаться.
      - Ну, гляди, я тебе разрешения не давал, а ты не спрашивал.
      - Понял! - с удовольствием сказал Поспелов и отключился.
      Он посидел за столом потайной комнаты - "песок" резал глаза, хотелось положить голову на свободный краешек столешницы и поспать хотя бы еще час: откорректированное усталостью сознание почти не воспринимало остроты реального положения. Почти наугад Георгий набрал код Ромула по местной связи и, ожидая ответа, прикрыл глаза. Когда же встрепенулся - прошел час, а вызов все шел и шел в безмолвный эфир. Это заставило проснуться окончательно. Он еще раз и теперь аккуратно надавил сенсорйые кнопки - Ромул не отвечала...
      Вдруг стало холодно! Агент не имела права уходить куда-либо без согласования с резидентом, особенно после самовольного вояжа по "треугольнику" во время "Грозы". В голове проскакивали оправдательные, обнадежибающие мысли: крепко заснула, потеряла пульт контроля за связью - маленький брелок в виде летучей мыши (такое случалось), наконец, вышла во двор - все благоустройство на улице...
      Тишина в Верхних Сволочах казалась могильной.
      Причина была иная, и другой можно было не искать и не придумывать. Поспелов переключил диапазон и набрал код Рима - надо предупредить, чтобы приняла меры по собственной безопасности! Хотя и так состояние "Грозы" для агентов не отменялось. Лучше всего, пусть уйдет с метеостанции и сидит до утра где-нибудь в лесу. Если еще не поздно!
      Спустя четверть часа он отключил вызов Рима - этот агент не уснет крепко и не потеряет пульт... Он вернулся в комнату к Татьяне, осторожно присел на край постели: не хотелось будить - "жена" наконец уснула спокойно и разгладилась на лице болезненная гримаса.
      - Таня! - потряс безвольную руку. - Танюша...
      - Да, слышу, - не открывая глаз, проронила она. - Чувствую, что-то случилось...
      Опасность...
      - Когда в последний раз Ромул и Рим выходили на связь?
      - По графику... В двадцать тридцать пять и в двадцать пятьдесят.
      - Все было нормально? Тревоги никто не высказывал?
      Татьяна открыла глаза, облизнула сухие, воспаленные губы.
      - Неужели и их взяли?.. Неужели обнаглели до такой степени... что идут на поединок со спецслужбой? На нашей территории?..
      Поспелов молчал, потому что она сейчас озвучивала его мысли. Только он считал, что не обнаглели, а по какому-то неведомому сценарию начали раскрутку своей новой операции с непредсказуемыми действиями. Методично и хладнокровно. С расчетом на то, что контора после взятия аэродрома успокоилась и потеряла стремительность наступления. Это был ответный удар за срыв диверсии на Ленинградской АЭС.
      Пришельцы жертвовали своей перевалочной базой, специалистами, фанатами и "драконами", но выигрывали главное - собственную неуязвимость и невероятную волю к действию. Именно такое впечатление произведут они завтра в конторе, когда станет известно о катастрофе военно-транспортного самолета и ликвидации агентуры в "бермудском треугольнике". Пока победители летели из Карелии в Москву, стали побежденными...
      - Мне нужно немедленно переправить тебя в Москву, - сообщил Поспелов. - Хотя бы незаметно вывезти на станцию... Впрочем, вряд ли получится незаметно.
      - Понимаю... Связываю тебе руки?
      - Нет, не хочу, чтобы и ты отправилась в космический полет, на планету Гомос.
      - Не забывай, я старший лейтенант! Младший оперуполномоченный.
      - Не в этом дело, - он подыскивал слова, чтобы не нагружать ее лишней секретной информацией. - Понимаешь... Операция закончилась. Ее первая часть... Сейчас будет другая стадия... В общем, я тебе даю развод.
      - И это понимаю, - смиренно проговорила "жена". - Я давно чувствовала: пришельцы подбираются к тебе. Ты им нужен. Как только я заметила странное поведение Рема, сразу подумала... Рема подбросили на ферму, чтобы обработать тебя.
      Окончательно... Поэтому не нужно увозить меня незаметно. Наоборот с шумом, со скандалом... Я его утром устрою. Ты же помнишь, я умею это делать. Как, я продавщицу из Верхних Сволочей селедкой!..
      Она мечтательно замолчала, - погладила его руку. Затем посмурнела, будто солнце зашло.
      - Конечно, для пришельцев скандалить бессмысленно, - подумала Татьяна. - Для Рема - можно. Она поверит... Только нужно придумать причину скандала. Серьезную... А потом я уеду сама.
      - Нет, не поверит! - Георгий стряхнул задумчивость. - Она великолепная актриса, играет авантюристку, романтическую авантюристку! Этакую Диану, богиню охоты.
      - Ну, я тоже кое-что могу! - самозабвенно прошептала она. - Давай так: под утро ты пойдешь к ней в темницу. И проявишь к ней... сексуальный интерес. Только чтобы все натурально. Я уверена, она будет не против...
      - Не годится! - отрезал он. - Глупо, шито белыми нитками. Она будет не против, сыграет. И ты сыграешь... И все будет игра, дурь, в которую никто не поверит.
      - Тогда пойди и изнасилуй ее. Кажется, у тебя это получалось?.. А я приду на шум и для верности постреляю в тебя.
      - Знаешь что? У тебя температура и бред! Надо все сделать естественно и просто.
      А все эти бабские страсти!..
      - У меня не хватает фантазии, - вдруг пожаловалась Татьяна. - И если откровенно... Мне так хочется поскандалить!
      - Рем знает, что ты заболела?
      - Знает. Павел ей воду относил, вместо меня, и сказал...
      - Вот и все, - заключил Поспелов. - Сейчас я вызову вертолет из Петрозаводска. Под видом санрейса. И пусть они думают что хотят.
      - Пришельцы все время будут проверять тебя... Не ведешь ли ты двойной игры.
      - Давай не будем об этом, - попросил он. - Не хочу сейчас и думать.
      - Нет, я просто совет тебе даю... Из женского опыта. Для того чтобы скрыть истину, надо все делать откровенно. И двойную игру тоже...
     
     
      На улице залаяли собаки - сначала редко и гулко, словно опробывали голоса, потом уже без перерыва, с закипающей яростной злостью. Чуть позже на пульте замерцала лампочка - охранный видеоглаз кого-то узрел, но никак не мог справиться с сильным ветром, качающим деревья, кусты и высокие травы, и беспомощно метался по тревожному ночному полю...
     
     
      Адам и Ева сидели в следственном изоляторе, задержанные на основании указа президента, и можно было оставить их здесь сроком на тридцать суток, не более.
      Получить ордер на арест и производство обыска оказалось невозможно - вдруг заупрямился и возмутился спецпрокурор, Приехавший из Карелии раздраженным и злым.
      - Вы готовы покидать в тюрьмы полстраны! - отчего-то кричал он Зарембе и чуть ли ногами не топал. - Мало того, что теперь и вы начали оставлять трупы, так еще и требуете арестов! На каком основании? Почему я должен верить вам на слово? Где доказательство, что это они заказали на вас покушение? Почему не взяли живым хотя бы одного?
      Он ничего не хотел слышать ни о сложнейшей ситуации, когда пришлось вырываться из рук наемных убийц, ни о разгуле и наглости преступников, когда средь бела дня покушаются на полковника спецслужбы, ни о том, что Адам и Ева связаны со всем, что происходит в Карелии.
      Мало того, оба киллера оказались работниками госавтоинспекции и теперь, вероятно, шли разборки и давление со стороны МВД. Надо было отстаивать честь мундира...
      Конечно, одного из них можно было взять живым, - однако в ту минуту Заремба был почти уверен, что команда на его устранение поступила от кого-то сверху, ибо нападение совершилось почти сразу же, как он был выдворен с совещания в правительстве и когда ему не отдали его оружие...
      - Не позволю, чтобы снова повторился тридцать седьмой! - закончил тогда свою речь законник. - Будут доказательства - арестую.
      Однако неожиданно он позвонил сам и попросил приехать, забрать уже подписанные ордера на аресты и обыски. Без требований каких-либо дополнительных доказательств.
      В спецпрокуратуре щел летний ремонт, стучали молотки, скребли мастерки и воняло краской. Законник сидел в своем кабинете и хватался за голову, надышавшись, как токсикоман.
      - Башка раскалывается, - пожаловался он. - Поехали отсюда куда-нибудь... на природу.
      Заремба, как старый притворщик, уловил в этом предложении фальшь: голова, возможно, и в самом деле болела, да только не от краски. Они сели в личную машину спецпрокурора - пожухлый, с дырявыми крыльями "москвич" - и поехали из центра в сторону Строгино. Спрашивать, куда везут и почему именно в этом направлении, не имело смысла, ибо события разворачивались самым неожиданным образом. По дороге законник остановился возле супермаркета и озабоченно посмотрел на Зарембу.
      - А не взять ли нам бутылочку? Чтото голова не проходит...
      - Почему не взять-то? - полковник полез за кошельком. - Можно еще и пива прихватить, холодненького. А то и у меня язва расшалилась.
      За спецпрокурором не было славы тихого алкоголика, и такой оборот дела означал, что предстоит какой-то крупный и серьезный разговор. Он вернулся с полным звенящим пакетом, сел за руль и привез Зарембу на берег озера в десятом микрорайоне Строгино. За редким сквером поднимались скалы многоэтажек, а здесь, у воды, было тихо и не жарко. Законник на правах хозяина снял с заднего сидения и расстелил на земле чехол, разложил закуску и налил водки в разовые пластмассовые стаканчики.
      - Кажется, ты в Карелии на меня обиделся? - спросил он, по условиям ситуации переходя на "ты".
      Если он позвал пить "мировую", то это выглядело по крайней мере странно со стороны спецпрокурора. Подобных обид в их жизни было не счесть, и если каждую таким образом "замачивать", то круглый год не будешь просыхать. Да и не принято как-то обижаться на законы...
      - За десантуру, что ли? - между прочим поинтересовался Заремба. - А что обижаться, все как положено. И так стволов у населения больше, чем после войны.
      - Лукавишь! - погрозил пальцем законник и поднял стакан. - Ладно, давай, пока не нагрелась. Чтоб не было между нами обид.
      Едва закусив, он тут же налил снова.
      - Не часто? - Заремба открыл пиво. - Жара-то еще не спала...
      Спецпрокурор достал колоду карт - подвернулась в кармане под руку, - профессионально, как фокусник, распустил в воздухе и мгновенно собрал в тугую пачку.
      - Эх, нам бы третьего да пульку расписать! - помечтал он, бросая колоду на чехол. - Давай кликнем любого прохожего?
      - Давай, - согласился Заремба, внутренне восхищаясь непосредственностью законника. - Только я не очень-то в преферанс...
      - Дело поправимое, - хмыкнул тот. - Главное, чтобы судьба послала нам сегодня третьего! Пошлет или нет?
      Он по-прежнему оставался фаталистом... И Заремба вдруг проникся его состоянием - все сегодня свершалось по воле судьбы! Знал ли он, проснувшись утром, что вечером будет сидеть на берегу озера в Строгино, пить водку и играть в преферанс с несгибаемым и недоступным специальным прокурором?
      - Ну что, замахнем еще по одной? - законник вскинул стакан. - Между первой и второй, говорят, пуля не должна успеть пролететь.
      Выпил со вкусом, закусил нарезной ветчиной - Заремба диву давался.
      - Ты там был, где транспортник гробанулбя? - спросил прокурор.
      - Был... Печальное зрелище. Обломки разнесло на несколько километров. Самый крупный - хвостовое оперение...
      - Хорошо зарядили.
      - Сами и зарядили. Груз толком не проверили...
      - А сами ли? - посеял сомнения фаталист.
      - Ну не по воле же рока!
      - Как знать... По чьей воле? В тот же вечер, как я из Карелии вернулся, пришел ко мне... человек. Черный человек, понимаешь? Высокопоставленное лицо. Так высоко поставленное - имя назвать страшно. Потому и не назову... И предложил он возбудить уголовное дело.
      - Против меня? - угадал Заремба.
      - На воре и шапка горит... Против тебя, твоего стрелка Поспелова и всей десантуры. И пожелал он, чтоб я немедленно арестовал всех и заключил, скажем, в Лефортово. Остальное - не мое дело.
      - На основании чего?
      - Были бы люди, основание найдется, - вздохнул законник. - Так хотелось пульку расписать, да, видно, не судьба... Ну что, с картами не везет, давай водку пить... Слушай, Саня, у тебя знакомого издателя нет? Кто бы взялся напечатать мои мемуары?
      - Что-то не припомню, кажется, нет.
      - А жалко... - он вдруг зашептал, заулыбался с мальчишеской восхищенностью: - Я им такую бомбу приготовил! Такой заряд - хвостового оперения не останется!
      Только бы успеть напечатать!С фактами, банковскими счетами, а какие цифры!..
      Кстати, знаешь, какой гонорар мне предложил за услугу?
      - Кто предложил? - переспросил Заремба, чувствуя легкий страх: спецпрокурор напоминал сейчас блаженного...
      - Высоко поставленное лицо!.. Сто тысяч долларов сразу и столько же после того, как ты со своей командой сядешь в Лефортово. Какие деньги! Можно уйти со службы, купить виллу где-нибудь в Эквадоре и положить на все во-от такой! С прибором!..
      Да, самое любопытное: знает все, даже о количестве трупов, которых навалил твой Пострел. И о твоих... тайных договоренностях. Относительно десантуры, оружия и прочего. На память кроет, сколько ты автоматов отдал, боеприпасов, взрывчатки. В общем, срок вам натягивает. Приличный, скажу тебе, срок. А может, вы в Лефортово долго и не протянете. У кого острая сердечная недостаточность, у кого инсульт, кого уголовнички приласкают заднищей о бетонный пол... Ты бы должен знать, откуда у него информация.
      - Не знаю, - откровенно признался Заремба и выпил. - Если бы ты имя назвал... этого высокопоставленного, можно было бы вычислить. А так гадать я не привык.
      Сказал бы фамилию?
      - Пока не скажу. Знаю: тебе только скажи - ты сразу же начнешь отстрел.
      Всех подряд. Ты же партизан... Всех не отстреляешь, а дело погубишь.
      - Какое дело?
      - Карельское! Ты его правильно начал, а я идиот полный! Прости меня, Саня.
      Теперь бы я этим мужикам... этой десантуре сам по пулемету выдал. Если увидишь их, скажи: этот придурок обмороженный был... не прав и теперь кается... Хорошо ты начал, только с хвоста. В Карелии, брат, хвост у этого дракона, а все головы тут, в столице. Но ничего, бей в хвост. Больно станет - хоть одну голову, но завернет назад.
      - Мне бы не мемуары твои, а информацию, - посожалел полковник. - А то все вокруг да около...
      - Меньше знаешь - крепче спишь. Могу сказать одно: твой помощник Выхристюк - тварь. Это он трупы считал, оружие, что ты отдал десантуре... Считал и мне на ушко нашептывал. Так что змею ты на груди пригрел.
      - Что же ты раньше молчал? Слушал его и молчал?
      - А мне раньше по двести тысяч баксов не предлагали, чтоб я своих в тюрьму сдавал, - отпарировал законник. - Мне положено следить за вами, стрелками.
      Впрочем, что там... Знаешь, я же в прошлом военный летчик. Кстати, до сих пор еще снится... Но не в этом дело, плевать. В авиации есть такое понятие - точка возврата. Точка, откуда можно вернуться на базу без дозаправки топливом. Иначе - запасной аэродром или вынужденная. Я свою точку проглядел, и теперь просто не хватит горючего. Запасных аэродромов нет, идти на вынужденную - горы и тайга внизу. Остается ручку дергать. Ручка такая есть, красная, между ног торчит...
      Он засмеялся и Заремба решил, что спецпрокурор опьянел и раскис на жаре и хорошо бы сейчас уговорить его искупаться и освежиться, однако тот и слушать не стал: перепады в его настроении были почти моментальными и неожиданными.
      - Это судьба, брат, - вдруг отрешенно и горько вымолвил он. - Скажи Поспелову, пусть он их мочит, сволочей! И не берет живьем. Передай ему, я велел! Нет, не велел, а просил - мочить!
      Спецпрокурор опрокинул стаканчик водки, хотел закусить хлебом, но вдруг с жалостью посмотрел на кусок и бережно положил на газету.
      - И есть уже не хочется... Эх, в преферанс не сыграли! А мне всегда в карты везло. Веришь - нет, когда летал - всегда выигрывал. У меня было так: либо козыри, либо мизер неловленный... Да что теперь вспоминать.
      Не прощаясь, он внезапно вскочил и, словно обиженный, пошел через сквер к высокой стене дома. Заремба окликал его, хотел вернуть, однако спецпрокурор лишь отмахивался и уходил без оглядки твердым и решительным шагом.
      Ошеломленный таким поведением всегда разумного законника, Заремба около получаса еще торчал на берегу, надеясь, что раздосадованный "собутыльник" еще вернется.
      Потом спрятал в машину все мужские забавы - выпивку, закуску, карты, - запер ее на ключ и поехал домой на метро со странным ощущением пустоты и разочарования. А дома разыскал квартирный телефон спецпрокурора и часа два бесполезно набирал номер: на другом конце срабатывал автоответчик...
      Наутро же в конторе стало известно, что законник застрелился у себя дома из револьвера 1906 года выпуска. В барабане оказалась единственная гильза - вероятно, фаталист сыграл в офицерскую рулетку...
      Так было доложено на оперативке. Но когда полковник Луговой вернулся с места происшествия и заявился в кабинет Зарембы, открылись совершенно иные обстоятельства. Все было так: спецпрокурор сидел на кухонном табурете, откинувшись в угол, правая рука вытянута вдоль тела, под ее кистью лежал револьвер, голова опущена на грудь, в правом виске возле уха пулевая рана с черным пятном порохового ожога. Внешне - никаких следов насилия...
      Однако после тщательного осмотра обнаружилось, что в квартире неизвестными лицами произведен обыск, в результате которого исчезли бумаги из встроенного и замаскированного под картиной металлического шкафа, а также из ящиков письменного стола. Дочь, приглашенная оперативниками на место происшествия, подтвердила, что отец хранил там чистовую рукопись и черновики своих мемуаров, над которыми работал три последних года, и что никогда не выносил их из дома.
      Кроме того, наряду со звонками Зарембы - он всякий раз называл себя и просил отозваться, - на пленке автоответчика зафиксировался еще один, бессловесный: абонент пожелал остаться неизвестным...
     
     
      Собаки лаяли не зря: и эта ночь не обошлась без гостей.
      Правда, на сей раз явился блюститель порядка, майор Солодянкин с тремя милицейскими оперработниками. Во двор войти не рискнули и несколько минут, сидя в машине, сигналили, пока Георгий не вышел к ним за ворота. Солодянкин попросил отойти в сторону для конфиденциальной беседы: по сравнению с прошлыми встречами, поведение его резко изменилось - разговаривал уважительно, тоном и видом своим подчеркивая, что он знает, с кем имеет дело.
      Пожалуй, в "бермудском треугольнике" только самый ленивый не знал, что за фермер поселился в Горячем Урочище... Ушли в клеверное поле, присели на траву.
      - Я немного в курсе, - сказал милиционер. - Но в вашу службу не суюсь, предупрежден... А дело вот какое. Вчера утром подняли труп Ворожцова, бывшего хозяина. Вы же знакомы?
      Поспелов сориентировался мгновенно.
      - Нет, мы так и не познакомились. Приезжал он несколько раз, но меня не было дома. Жена его знает.
      - Думал, вы знакомы...
      - Увы!.. А что с ним? Кто это его?..
      - Непонятно, - угрюмо бросил Солодянкин. - Убит тремя выстрелами в упор, стреляли из ТТ. А потом еще за ноги повесили прямо на проселке. Согнули дерево и повесили. В Долине Смерти.
      - Сурово...
      - Да уж!.. В последнее время он с бизнесом связался, купи-продай. Может, прокатил кого?
      - Может и прокатил.
      Солодянкин умолк, искал подхода, чтото хотел спросить и не решался.
      - Перед этим он куда-то пропадал, на несколько дней, - осторожно сообщил он. - Как раз ваши... люди работали на военном аэродроме. Самолеты летали, вертолеты... Я подумал, не завязан ли он был с вашими делами? Конечно, хотелось поговорить с ним, пусть и не начистоту, но более определенно. По поводу Васени из Нижних Сволочей, его связей, да и о Ворожцове бы не мешало потолковать: кто-то же был приставлен к нему, кроме Васени, кто-то же шептал ему на ухо, подталкивал, подсказывал...
      Однако Поспелов давно уже потерял доверие к местной милиции - живут рядом с диверсионно-разведывательным формированием несколько лет, имеют "глаза и уши" в виде своей агентуры и хоть бы какую-нибудь информацию дали по пришельцам!
      Подозревать сговор с ними нельзя, но близорукость потрясающая. Не исключено, что милицию тоже используют втемную...
      - Ворожцова видели на тракторе, ехал в сторону Горячего Урочища, - продолжал Солодянкин. - А потом как в воду... Где был? Вот я и подумал...
      - Неправильно подумал, - односложно проронил Георгий. - Жена говорила: заезжал.
      Меня не захватил дома, так уехал.
      - Любопытно то, что он вернулся домой... когда у вас на аэродроме все закончилось.
      - Совпадение...
      - Жена Ворожцова говорит, приехал осунувшийся, страшный и напился до потери пульса. На утро похмелился и поехал куда-то. Вчера нашли.
      - Ничем помочь не могу, - развел руками Георгий. - Своих забот...
      - Понимаю, - многозначительно согласился милиционер. - Скелеты-то все еще пляшут?
      - Пляшут, что им не плясать? Скелеты у нас по всей стране пляшут.
      - Да, жалко. А была надежда...
      - Васеню из Нижних Сволочей еще не задержали? - прощаясь, поинтересовался Поспелов.
      - По агентурным данным, находится в банде, - доверительно сказал Солодянкйн. - У мародеров... А как поживает... завклубом?
      - Хорошо поживает. Все в порядке.
      - Надеюсь, и бывшая жена тоже? Или нет?
      - Кто? - насторожился Поспелов, ощутив, как лицо опахнул горячий ветер.
      - Бывшая жена, Нина Соломина.
      Он что-то знал! И говорил сейчас не для того, чтобы блеснуть своей информированностью - с Ниной что-то произошло...
      Георгий охватил его за грудки, притянул к себе.
      - Не крути. Говори прямо. Что тебе известно? - - Пока ничего особенного, - Солодянкин высвободился из рук Поспелова, поправил рубашку. - Знаю, что она ехала к вам. И не доехала.
      - Ко мне?.. Этого не может быть!
      - Может, - угрюмо вымолвил милиционер. - Мои люди работают в Нижних Сволочах по убийству коммивояжера. Нина Соломина появилась в селе три дня назад, тебя спрашивала, искала попутный транспорт в Горячее Урочище. Сказала, что на ферме живет ее муж... Бывший.
      - Да, а я не поверил, - самому себе сказал Георгий. - Посчитал за провокацию...
      - Что?
      - Это так... Нашла она транспорт?
      - Нет... Пошла пешком. И если не добралась до фермы, значит...
      - Значит, скоро полетит в космос, на планету Гомос. Слыхал о такой планете?
      - Ей советовали не ходить в одиночку, - оправдываясь, проговорил Солодянкин. - Не послушала... Говорят, не в себе была. Не то что больная, а какая-то задумчивая... восхищенная, что ли. Или блаженная...
      - Искать пробовали?
      - Понимаешь... Вроде бы причины нет искать. Заявления ни от кого не поступало...
      А потом, у нас бесполезно людей искать. Если пропал человек - с концами. Если, конечно, сам не объявится. Но ты можешь написать, мы зарегистрируем и... Ну, в общем, все равно гиблый номер. Ты-то лучше меня знаешь, куда исчезают люди в наших краях. Нет, мои опера, конечно, проехали по дороге от Нижних Сволочей до фермы - никаких следов. Моя агентура наблюдает за бандой, я ориентировал, если появится...
      - Не появится, - прервал Поспелов. - Это не банда. Это организация, серьезная.
      - Мне запрещено вмешиваться, - развел руками милиционер. - Не моя епархия... Все эти потусторонние силы, призраки, скелеты по твоей части.
      - Ну, бывай здоров, - буркнул Георгий.
      Милиционер ушел к машине, посовещался со своими подчиненными и скоро укатил в сторону Долины Смерти.
     
     
      "Санрейс" из Петрозаводска прибыл в Горячее Урочище в половине седьмого утра, хотя Поспелов, выйдя на связь с конторой в столице Карелии, совершенно не надеялся, что дадут вертолет. И все-таки машина спецслужбы еще работала, нашлись пилоты, свободный санитарный борт и керосин. Машина опустилась на луг за изгородью, обряженные в белые халаты "врачи" смело прошли сквозь собачий коридор и поднялись на крыльцо. Татьяну вынесли на носилках и вовсе не для прикрытия: температура была невысокой, но от слабости она не держалась на ногах, окончательно расклеившись, едва послышался звук турбин.
      - Я вернусь, - шептала она. - Не оставлю тебя одного... Ты без меня пропадешь.
      - Возвращаться не нужно, - пробовал отговорить ее Георгий, чувствуя бесполезность своих слов. - Полежишь в больнице, в полной безопасности. Потом уедешь в Новгородскую область, к сыну и матери.
      С Зарембой согласую твой отпуск... А я вас там найду.
      Он заранее знал, что эту "упертую" женщину не своротить, что она обязательно вернется на ферму, независимо от приказов. И чувствовал, что если это произойдет, ему будет хлопотно, накладно и одновременно приятно. "Врачи" внесли носилки в вертолет, установили их на специальной подвеске. На прощание оставалось несколько секунд: пилоты раскручивали винты, а техник приготовился убрать лестницу. Татьяна притянула Георгия, зашептала, напрягая голос:
      - Знала бы, заболею - не полезла в озеро. Утопила бы эту стерву и ты бы никогда ничего не узнал. И сейчас бы не уходил с ней...
      Поспелов выскочил из машины, пригнулся под стригущими винтами и побежал прочь.
      Напором ветра из щели калитки вырвало бумажку и понесло по лугу. Сначала он не обратил внимания, глядя на вздымающийся вертолет, однако белый лоскут непроизвольно приковал внимание. Проследив, когда машина взмоет над бором, он отыскал в траве сложенный вчетверо листок...
      Это оказалось еще одним посланием пришельцев. Поспелову сообщали, что вчера две знакомые ему женщины, фельдшер медпункта из Верхних Сволочей и начальник метеостанции с Одинозера, тоже изъявили желание совершить космический полет на планету Гомос и сейчас проходят предполетную подготовку в специальном центре. Он посидел на земле, в проеме растворенной калитки, и странное дело: овчарки, не успевшие признать его за хозяина, сейчас бодали в спину, ласкались и терлись о плечи.
      - Ладно, - согласился он со своими тоскливыми размышлениями. - Хорошо смеется тот, кто стреляет последним.
      Только сейчас он вспомнил, что забыл отправить с Татьяной папку с совершенно секретными бумагами - в основном, инструкциями на случай нештатных ситуаций.
      Там было кое-что, указывающее на его действия в нынешнем состоянии. Например, в случае неоспоримых фактов перевербовки агента противной стороной и если это в данный момент связано с провалом агентурной сети или резидента. Поспелов обязан был ликвидировать предателя без дополнительных проверок и условий. Рема следовало отстрелять сразу же после того, когда возникло самое первое подозрение, что на болоте за Нижними Сволочами его, с подачи агента, загнали в ловушку. Он в точности не знал, есть ли такая инструкция - документ подлежал вскрытию лишь в экстренном случае, однако предполагал его существование.
      Поэтому, вернувшись в дом, он даже не стал смотреть, что ему заготовлено и припасено; просто включил на папке самоликвидатор, отчего специальные пластиковые карточки с инструкциями превратились в жидкий, студнеобразный клей.
      Поспелов сейчас знал точно одно: подобной нештатной ситуации в конторе не прорабатывалось и не имелось никаких указаний, как действовать, если противная сторона приступила к перевербовке самого резидента. Поэтому-то Заремба, согласившись с доводами Георгия, официально отмежевался от его замыслов. Всю ответственность за любые операции в "бермудском треугольнике" нес он, и по нему в первую очередь будет нанесен самый мощный удар. Тем более что пришельцы уже могли контролировать некоторые направления деятельности спецслужб даже в государственном аппарате, с помощью тайных советников, каковым являлся Кевин Абраме.
      А для того чтобы продолжать борьбу, следовало создавать такие разведструктуры, которыми невозможно управлять привычными методами, заранее составленными инструкциями и, значит, полностью избежать какого бы то ни было контроля со стороны противника. Другими словами, это можно было назвать партизанским методом - не единожды проверенным и неуязвимым. Сила такой разведструктуры была в отсутствии самой структуры, когда противник вместо отлаженного, а значит, и предсказуемого механизма, станет ощущать абсолютную пустоту.
      Перед тем как спуститься вниз и вызволить Рема, Поспелов несколько минут простоял у зеркала, как бы снимая с лица остатки всех тревожащих душу чувств.
      В доме было непривычно тихо и пыльно от солнечных лучей, бьющих в окна. Потом он открыл темницу, широко распахнул дверь и встал возле нее, давая тем самым понять, что узник свободен.
      Рем встала со своей импровизированной постели, несколько секунд длилась изучающая пауза.
      - Умница, - одобрила она и ступила через порог. - Я слышала, прилетал вертолет...
      Ты сделал все правильно.
      Она по-хозяйски включила водонагреватель в ванной комнате и пошла осматривать дом, словно была здесь впервые.
      - Нам придется пожить здесь... довольно длительное время, - на ходу говорила Рем. - Надо бы навести здесь порядок... Кое-что переставить...
      Шла и говорила, как новосел, только что получивший квартиру, или воин, в бою захвативший чужую территорию. В зале остановилась, растворила балконную дверь, с удовольствием вдохнула легкий, солнечный ветер, несомый с озера.
      - А сюда бы я перенесла нашу спальню, - с определенным намеком проговорила Маша. - Хорошо засыпать под плеск волн... И утром выходить обнаженной под солнце!
      Все-таки она была романтической авантюристкой, а не играла ее, как показалось сначала.
      - Надеюсь, мы будем жить здесь одни? - между прочим поинтересовался он.
      - Сейчас я приму ванну и мы поговорим, - она брезгливо встряхнула перепачканное мучной пылью платьице. - Боже, в каком я виде!..
      Рем ушла в ванную, оставив дверь приоткрытой, чтобы слышно было голос, а Поспелов снова встал к зеркалу - заниматься аутотренингом. Он вспоминал миг, когда, распяв между деревом и машиной одного пришельца, пытал второго, наступая ему на глотку. Следовало возбудить сейчас то состояние воинского духа и оставить на лице его печать.
      - Приготовь нам, пожалуйста, кофе! - попросила она через несколько минут. - И бутерброды с сыром. Я сейчас приду.
      Ему уже было почти приятно служить ей и выполнять все требования и капризы.
      Достичь этого оказалось несложно: Маша всегда оставляла впечатление милой и нежной женщины, которой не грех и угодить. Правда, в доме не было ни хлеба, ни сыра, и Поспелов сварил только кофе. А еще через пару минут она попросила принести ей из комнаты красно-белый спортивный костюм, оставшийся там на спинке стула.
      - Могу дать халат, - предложил он. - Остался от бывшей жены... Ты же не побрезгуешь?
      - Разумеется, нет, - отозвалась Маша. - Но сейчас мне нужен костюм. Это знак того, что я свободна, в доме кроме нас с тобой больше никого нет. Ведь нет же никого?
      - Ты ждешь гостей? - спросил он, подавая костюм, и оценивающим взглядом скользнул по ее обнаженной фигурке.
      - Да, - и очень скоро, - подтвердила она, надевая золотой крестик на шею. - Так что кофе будем пить на балконе. Но мы успеем поговорить... Помоги застегнуть. Только осторожнее, сильно не нажимай на дужку замка. Там яд...
      - Суровая у вас служба...
      - Совсем нет! - засмеялась она и, опершись на его плечи, стала ждать, когда он застегнет цепочку. - Но это дисциплинирует, не дает расслабляться, впадать в состояние эйфории.
      - А хочется?
      - Сегодня хочется!.. Только я вижу твое состояние и не хочу усугублять его. Ты же расстроен? Мои предсказания сбылись?
      - Поразительно, но факт...
      - Прошу заметить: эксперимент был чистый. Я находилась в твоей жуткой камере, без единого окошка, - она погладила Георгия по голове влажной рукой. - Ты должен к этому привыкнуть. Ты же умница?.. Мои предсказания сбываются всегда, можешь больше не испытывать меня. Например, часа через три ты получишь шифровку, что санитарный вертолет бесследно исчез в "бермудском треугольнике".
      Поспелов чуть не раздавил дужку замка с ядом.
      - Вот как?.. Неожиданный ход.
      - Но ты не переживай, - успокоила Рем. - Катастрофы на сей раз не было. Просто он совершил вынужденную посадку и потом пропал. А все находящиеся на борту люди живы.
      - Иначе... было нельзя? Ты отняла у меня всех моих женщин!
      - Как в этих случаях говорят: они слишком много знали!.. Ты расстроился?
      - Нет, я потрясен твоими возможностями! - усмехнулся Поспелов. - Ты одерживаешь одну победу за другой.
      - Это не я, - скромно призналась Маша. - Истинного победителя ты сегодня увидишь.
      У него даже на лбу написано - Виктория! Божий знак, - она склонилась к уху и зашептала, щекоча дыханием: - Не расстраивайся, я одна заменю всех!..
      Ее рот оказался совсем рядом - и одним мгновенным движением можно было всунуть в приоткрытые влажные губы ядовитую дужку замка...
     
     

К титульной странице
Вперед
Назад