Балашова, Ирина Борисовна. Этюды о вологодских художниках / И.Б.Балашова. - Вологда, 2000

ПО ПРАВДЕ, ПО СОВЕСТИ

Я родилась и живу на Земле,

и мне не все равно,

какая она и что с ней будет.

Джанна Тутунджан

Подобные слова услышать от горожанки удивительно, кажется так искренно выразиться может лишь человек, идущий непосредственно от земли. В 1974 году художник написала картину "Земля", в аллегорическом образе прекрасной женщины воплотив свое представление о Земле, надежду на ее вечное обновляющее начало.

Еще дома, в Москве, в конце 50 годов, она говорила своему жениху, вологодскому художнику Николаю Баскакову, с которым познакомилась в Суриковском институте: "Поедем на село". Так и сделали. Перебравшись в Вологду, стали полгода жить в далекой деревеньке Сергеевке Тарногского района. Джанна так пришлась там ко двору, так полюбилась, что оказалась ближе своих деревенских. Они ведали ей свои горести и радости, стали друзьями на всю жизнь. Приезжая туда каждую весну и находясь до самых холодов, она чувствует себя очень счастливой - будто летает. Поэтому, наверное, вот уже несколько десятилетий думает, живет и мерит все мудрой крестьянской мерой. Я спрашиваю Джанну Таджатовну: "Откуда эта тяга к земле, к людям деревни, может, среди предков были крестьяне?" "Кажется, нет, - отвечает она, - бабушка по материнской линии - из рода Снежковых, дворянка - напоминала аристократической непреклонностью старика Волконского из романа Л.Толстого "Война и мир". Правда, первая няня была настоящая русская деревенская женщина". Она, возможно, и заронила это бесценное зерно. Что касается отцовской линии, от которой ее восточная внешность, имя, то с Арменией, как и со своей родней, она познакомилась уже будучи замужней женщиной. "Отец, которого она очень любила, был военный и часто бывал в отъезде, - вспоминал Н.Баскаков, - поэтому о каких-либо армянских корнях, по крайней мере, традициях этой культуры, говорить трудно".

Как бы то ни было, но так понимать, сочувствовать крестьянину редкий человек способен. Сама Джанна Тутунджан говорит об этом следующее: "По-моему, Бог решает какой человек о ком или о чем будет болеть, переживать, заботиться". Поэтому ее изображения в рисунках и картинах северных жителей стало делом естественным, иначе, кажется, быть не могло. Для Джанни Тутунджан люди северного края, как явления природы. Чистые голубые озера, вековые кряжи, суровая, но благодарная земля. Глаза этих людей голубеют скромной прелестью северных цветов - незабудок. Незабудки - это и три женщины - персонажи ее знаменитой одноименной картины. Не забывшие, вечно помнящие, благодарные ушедшим, погибшим на войне.

Помню самое первое детское впечатление от искусства Тутунджан. На выставке начала 70 годов был показан ее графический триптих. Название стерлось за давностью лет, но чувства сохранили смысл изображенного: юность, зрелость, старость. Прекрасное женское лицо, как восходящее солнце, поднималось над деревней: ее улочкой, избами, березами. Черты его были, как предчувствие и обещание счастья. Лицо входило в зенит и медленно клонилось к закату...

Первую известность автору принесли замечательные рисунки. Сделанные углем, соусом, фломастером, они поражали неженской силой, обобщением, ведущим к символу. Знаменитый профиль скорбящей старухи в рисунке "День победы" был будто не на листе исполнен, а вырублен в камне. Художнику была доступна драма и лирика, ее линия творила чудеса, то лаская, то раня.

Но дар проповедника, учителя жизни мощно взывал к широкой аудитории. А графика - искусство слишком камерное для таких целей. Так произошло обращение в 60 годах к живописи. Она стала писать большие сюжетные полотна, никогда не разделяя творчество на виды, считая, что и в картине, и в рисунке выполняет одно дело. Графическое начало серьезно влияло на особенности ее холстов. Б них с особой силой проявилось отношение автора к творческим задачам: она никогда не тратит силы на суетные мелкие темы. Только важное, только вечное. И в этом плане Джанна Тутунджан близка к классике. Неслучайно в аскетичной, как и ее живопись, мастерской единственным украшением являются русская икона и репродукция картины Павла Корина. Чрезвычайная ответственность художника, проявляющаяся в выборе темы, героя произведения, обусловлена верой в воспитательную миссию искусства. Все герои, за редким исключением, простые, никому не известные люди, но это именно герои, а не персонажи. Удивительная способность автора прозревать за частным общее, типическое, умение мыслить метафорически, иносказательно, венчаются глубокой образностью названий: "Надёжа", "Незабудки", "Гори ясно", "Эхо", "Ясная", "Последний конь", "Пожар", "Вольному воля".

Работая в реалистической манере на основе натурных зарисовок, мастер часто помещает своих героев в особое, идеальное пространство мыслей, мечтаний, надежд, - вглядитесь в их лица! - прибегает и к условности отдельных художественных приемов. Это не должно удивлять, ведь всякое символическое искусство, а искусство Тутунджан символично, будь то в средневековье или во второй половине XIX века у французов (Пюви де Шаванн), швейцарцев (Ходлер), русских и советских художников (Петров-Водкин, Попков) применяло свой арсенал средств. Так в картине "Молодая" автор для усиления яркого, как яблочко, лица пишет избы ультрамарином, в "Последнем коне" голову животного делает ярко пламенеющего цвета, а в "Незабудках" придает коже старухи угольно-черный цвет. Интересен рассказ художницы о том, как это у нее получилось. Вначале она сделала тщательный рисунок углем, взялась за кисть и цветом прокрывала поверхность, но, когда осталось написать кожу старухи, вдруг поняла, что больше работать нельзя: холст буквально "не впускал" в себя - образ состоялся. Так возникло это необычное, но принципиально важное решение. Угольный цвет точно выражал замысел автора - показать женщину, душа которой словно обуглилась от перенесенных страданий. Черты стилизации, заострения отдельных форм наблюдаются во многих произведениях художника. Но важно всегда помнить, что все свои обобщения она делает на основе искреннего чувства, пережитого в действительности. Именно поэтому картины и рисунки Джанны Таджатовны остаются любимейшими в Вологодском крае. Никогда мне не забыть маленького, но важного эпизода в Кич-Городецком районе, когда во время лекции о творчестве Тутунджан я показывала ее картины с пожилыми крестьянками, одна старушка, заплакав, произнесла: "Вот и мы, старухи, пригодились".

Создавая монументальные полотна, мастер идет к звучанию фрески, ее величавым ритмам, разбелённости светоносного колорита, некой отстраненности героев. Линия - всегда главное средство, она выражает характер, а цвет несет не изобразительную, а символическую нагрузку. Рассмотрим эти качества в хрестоматийном произведении "Незабудки". В фигуре девочки линия пульсирует, подобно веселому ручейку, сама же фигурка, как цветок незабудки; в очертании женщины течение линий успокаивается, обретая определенность, и, наконец, в силуэте старухи ломается, уподобляясь корявому, ссохшемуся дереву. Цвет определяет сущность образа. Белый - чистота духа, красный - жизнь и материнство, черный скорбь. Все три героини в светлых одеждах - день праздничный: у девочки - чисто белый цвет, у женщины в него вливаются оттенки топленого молока, у старухи на белое ложатся сиренево-голубые тени. На персональной выставке художника 1991 года символика цвета зазвучала особенно убедительно, а когда в Русском музее в Санкт-Петербурге проходила выставка "Красный цвет в русском искусстве" Тутунджан это чрезвычайно заинтересовало.

С самого начала в ее картинах проявилась литературная основа. Собственно без ярко читаемой публицистической идеи не создавалось ни одно произведение ни прежде, ни теперь. Лирическая же окраска работ делала идею более жизненной. Эти качества, а также глубокое постижение народных характеров всегда привлекали к Джанне Тутунджан вологодских писателей. Она и сама наделена литературными способностями.

Интерес к слову, к звучащей речи, ощущение неполноты изобразительного воплощения человека привели автора в 1971 году к интересным графическим работам, вылившимся в большую серию "По правде, по совести. Диалоги", которая продолжается и сегодня. Джанна Тутунджан признавалось, что ее всегда волновала речь своих героев, она переживала, не зная, как сделать ее известной другим. Если издать сборник, так будет он пылиться на полочке в библиотеке. И вот пришло решение: натурные изображения крестьян сопровождать зафиксированными тут же, на рисунке разговорами. Прямая безыскусная речь деревенских жителей колоритна сама по себе, а графически закрепленная в изображении, позволила родиться новому, синтетическому явлению искусства: под каждым монологом могли бы подписаться сотни крестьян, - так емки, метафоричны эти размышления. Если просмотреть все прежние рисунки Джанны Тутунджан, то почувствуешь она шла к этому с самого начала - на устах ее героев стыли непроизнесенные слова. Так необычными произведениями мастер продолжает жизнь своих графических персонажей. Она говорит: "Я была бы так счастлива, если просто ходила по земле и рисовала крестьян, слушая их речи и записывая прямо на листе".

Зная искусство Джанны Тутунджан чуть не всю жизнь, лишь в последние годы, как кажется, открыла его. На выставке "Пленэр-95" потрясли ее крохотные пейзажные этюды. Эти маленькие работы, выполненные с натуры, были законченными произведениями, монументальными по внутреннему содержанию и форме. Они стали для меня волшебным ключиком, отворившим сюжетные полотна мастера. Просто, искренно говорила художница о самом главном. Говорила языком высокого, классического искусства. Никогда не забыть этих потоков света, льющихся с небес, тишины, беспредельности пространств.

С годами публицистическая заостренность творчества Тутунджан усиливается, что и не удивительно в наши смутные времена. Ее сердце болит о Родине, о России, и она в одиночку бьется с силами зла. Появляются картины "Птичий рынок", "Пожар", "Вольному воля", произведения призывные, символические.

Джанна Тутунджан, одна из немногих вологодских художников, в 60-70 годы сделавшая сложный в искусстве жанр тематической картины главным в творчестве, продолжает оставаться в нем и поныне.

2000 год.