Карохин, Л. Ф. Алексей Ганин - друг Сергея Есенина - СПб.: Облик, 1999

ЛЕВ КАРОХИН

Алексей Ганин - друг Сергея Есенина

"ОБЛИК"

Санкт-Петербург

1999

Поэт Алексей Ганин прожил всего 32 года. Оставил замечательное творческое наследие, которое постепенно, хотя и очень медленно, возвращается к читателям Многое из написанного им безвозвратно утрачено, а некоторые произведения ещё ждут своего переиздания.

Алексей Ганин входил в группу так называемых "крестьянских поэтов" - поэтов "есенинского круга", тех, которые в 1920-х - 1930-х годах были насильственно отлучены от литературы и почти все физически уничтожены сталинщиной.

Дружба Ганина и Есенина продолжалась с конца 1915 года до начала 1925 года. Это были сложные, противоречивые годы, но, вместе с тем, интересные, наполненные неустанным трудом и радостью творчества. Литературоведы и краеведы буквально по крупицам воссоздают картину жизни и творчества Алексея Ганина. Одним из первых розыском материалов о жизни Ганина и о судьбе его произведений начал заниматься в конце 1960-х годов ленинградский журналист Николай Николаевич Парфёнов. После многолетних изысканий он нашёл редкие материалы и опубликовал их в статье "Алексей Ганин и его литературная судьба" в журнале "Север" № 9 за 1973 год. С начала 1990-х годов появились публикации о Ганине в центральной печати и вологодских газетах. Имя поэта становится известным.

В настоящей книжке сделана попытка собрать воедино разрозненные материалы и дать более или менее полную картину жизни Алексея Ганина и рассказать о его творчестве и взаимоотношениях с Сергеем Есениным.

Автор благодарит петербургского библиофила и книговеда Ю.В. Васильева за помощь в подборе материалов для этой книги.

Стихи А.А. Ганина цитируются по изданиям: День поэзии 1985 г. М., Советский писатель. 1986; Алексей Ганин. Стихотворения. Поэмы. Роман. Архангельск. Западное книжное издательство. 1991.

Стихи С.А. Есенина цитируются по изданию: Сергей Есенин. Полное собрание сочинении. В 7 томах. М, "Наука" - "Голос". 1995-1998.

Моим дочерям Марианне и Элине посвящаю.

Автор.

ГЛАВА I

Родина Алексея Ганина - деревня Коншино бывшего Кадниковского уезда Вологодской губернии (ныне Сокольский район Вологодской области).

Алексей Алексеевич Ганин родился 28 июля (9 августа по новому стилю) 1893 года в многодетной крестьянской семье. У него был брат Фёдор и пятеро сестер: Шура, Августа, Аня, Маша и Лена. Отец будущего поэта Алексей Степанович едва-едва владел грамотой; он был великим тружеником, мастером на все руки: клал печи, вил верёвки, сеял коноплю, выделывал кожу, шил сапоги, выдалбливал корыта. Временами надолго уходил из дома на заработки.

Сохранились воспоминания сестры Алексея Марии:

"Было у нас земли три четверти надела. Лошади не было. Своего хлеба хватало лишь до Михайлова дня - до двадцать первого ноября. Остальное отец зарабатывал - печи клал на Белявском заводе. Художественно работал..."1

Мать Алексея Евлампия Семёновна хорошо плела кружева (была "плетея"). Она продавала свои работы, помогая мужу содержать многочисленное семейство. Её кружевные изделия можно было встретить в домах многих жителей Коншина и близлежащих деревень.

В Коншино было всего 18 домов, около ста жителей. На самом видном месте возвышалась церковь - Центр духовной жизни сельчан. В деревне жили и богатые купцы. Один из них, по фамилии Ярков, был умным и справедливым человеком. По праздникам он раздавал бедным крестьянским ребятишкам пряники, изюм и другие сласти.

Ганины жили не очень бедно, но и не богато. Дом - большой, добротный, обшитый строганными досками, с резными наличниками, был известен далеко за пределами Коншина. Алексей Степанович и Евлампия Семёнова славились добротой и отзывчивостью. Нищие, бездомные и юродивые всегда находили в их доме приют и еду. Всем находилось место, всех кормили и поили, хотя и самим хозяевам временами приходилось трудновато. От родителей воспринял Алексей скромность и отзывчивость к чужому горю. Был он дружен не только со своим младшим братом Федей, сестрами, но и со многими деревенскими ребятишками. Рос любознательным мальчиком, интересовался всем, что его окружало - жизнью крестьян, природой, животными.

Алексей облюбовал мезонин родительского дома, оборудовал там библиотеку. Вместе с Федей смастерил полки, которые укрепил по стенам от пола до потолка. Из мебели там имелись только стол, стул и кровать.

В Коншино своей школы не было и Алексей учился в трехклассном земском училище в соседнем селе Мочалово, а после его окончания - в двухклассном земском училище в селе Устье Кубенское. Учился он неплохо, вот только с Законом Божьим были затруднения. Вёл этот предмет грубоватый, суровый, неприветливый священник. Очень тяжело переживал Алексей последствия одного из таких "уроков", когда священник сурово наказал слабого здоровьем ученика. Мальчик не выдержал издевательств и вскоре умер. Алексей на похоронах, над раскрытой могилой, прочитал сочинённое им стихотворение, где прямо обвинил священника в смерти мальчика. Это не прошло бесследно - Алексея долго "прорабатывали" и угрожали исключить из школы. К счастью, этого не произошло. Но случившееся печальное событие показало силу характера Алексея Ганина, бескомпромиссность, присущую ему уже в ранние годы жизни. И ещё - стало известно, что уже тогда он писал стихи. В отличие от Есенина, чьи ученические стихотворения найдены и опубликованы, ранние стихи Алексея Ганина погибли, вероятно, навсегда. Алексей заинтересовался поэзией с 4 - 5 лет. Он очень любил сказки, которые ему рассказывала бабушка Феоклиста. Фольклор глухой вологодчины впоследствии органично вошёл в поэтическую ткань произведений Ганина.

Где только можно он доставал и покупал книги, особенно сборники стихов. Полки мезонина довольно быстро заполнялись самой разнообразной литературой. Предпочтение он отдавал классикам русской литературы.

Окончив земское училище в Устье Кубенском, Ганин едет в Вологду, где поступает в медицинское училище. В свободное время, упорно работая над словом, он много пишет, посылает стихи в столицу и радуется, узнав, что некоторые из них напечатаны.

По окончании вологодского училища Ганин получает квалификацию фельдшера. Это важное для него событие совпало с началом Первой мировой войны. Вскоре он был мобилизован и отправлен в Петроград, в Николаевский военный госпиталь. Это военное лечебное заведение размещалось в нескольких мрачных кирпичных зданиях, похожих на казармы (здания сохранились), на Суворовском (в прошлом Слоновом) проспекте, 63. В состав госпиталя входила клиника и даже арестантское отделение. В этом госпитале 16 марта 1881 года скончался великий русский композитор М.П. Мусоргский. В 1908 году в Николаевском военном госпитале служил поэт Николай Клюев. Анна Ахматова в 1952-1961 годах жила на Кавалергардской улице (в то время улица Красной конницы), в доме № 4. Из окон её комнаты были хорошо видны здания бывшего Николаевского госпиталя и однажды, глядя на них, она сказала: "Страшное место".2 И вот в этом "страшном" месте служил Алексей Ганин.

Война была кровопролитной, каждый день в госпиталь поступали десятки раненых, изувеченных солдат. Алексей видит кровь и смерть, страдания и ужас, и все это настраивает его против войны. Он пишет стихотворения "Война" и "Далекий век, от колыбели...", которые были опубликованы значительно позднее из-за их антивоенной направленности. Стихотворение "Война" было напечатано впервые 14 февраля 1918 года в петроградской газете "Знамя труда".

Война

Ты подумай, как страшно теперь...

Мы молиться и плакать устали.

Всюду грозные призраки встали

На путях твоих в горнюю дверь.

Каждый вечер зловещий огонь,

Вместо зорь на небесной пустыне.

В травах кровью дымящийся иней,

Смертоносная, лютая вонь.

Умерла на колосьях пчела.

Высох мёд на губах человека.

И дремавшая в камнях от века

Стальнозубая гибель пришла.

Обезумел испуганный мир,

Поклонился незримому зверю,

И с проклятьем в спасенье не веря,

Глохнет в лязге и звоне секир.

Больше нету весёлых детей,

Всюду когти железа и смерти.

И взывают к грохочущей тверди

Только трупы да горы костей.

Все проглочено пастью литой...

Рыщут ветры по мёртвым дорогам,

Стёрто имя всезрящего Бога,

Снова царствует в мире "Никто".

Тёмной ночью окутана дверь...

Где-то плачется звёздная вьюга...

Мы блуждаем средь мёртвого круга;

Ты подумай, как страшно теперь...

1915 год.

А стихотворение "Далёкий век, от колыбели..." было опубликовано чуть раньше - 17 сентября 1917 года в петроградской газете "Дело народа".

В то время в Петрограде было создано множество небольших издательств, которые возглавляли В.С. Миролюбов, М.В. Аверьянов (в издательстве которого в 1916 году вышла первая книга стихов Есенина "Радуница"), А.Д. Барановская, Я.Л. Сакер и другие. С которыми из них Ганин был хорошо знаком. Чудом сохранилось его письмо петроградскому издателю Ферапонту Ивановичу Витязеву (Седенкову), написанное летом 1915 года:

"До того досидел у Вас, что голова превратилась

в кружащуюся карусель.

Сегодня у меня целый день свободен.

Зашёл, думал поболтать, да увы.

Кажется, Вы совсем высохнете от Вашей работы.

Вчера ездил в Озерки и

Снова увидел зелёное поле, зелёные дали,

безбрежную ширь и леса молодые...

Снова душа загрустила о Волге, о тихой печали,

о детских молитвах, поверила в сны золотые...

Снова хотелось

играть и резвиться,

Свободным, могучим и гордым идти по земле...

Снова хотелось

В душистую травку к далёкой, родимой

земле преклониться,

Поплакать о солнце, угасшем во мгле.

Раздольное поле, зелёные шири,

безбрежная, синяя даль.

Надежды о счастье в душе воскресили,

Мечты всколыхнули,

И снова о воле, о солнце, о песне

родили печаль...

Что у Вас нового?

Ваш Ганин.

Дай Вам, господи, всего доброго!

1915 год.

Петроград".3

В том же году в редакции петроградского журнала "Северные записки" Алексей Ганин познакомился с Сергеем Есениным. Знакомство переросло в дружбу, продолжавшуюся девять лет. Тогда же Ганин сблизился и с другими поэтами, друзьями Есенина - Николаем Клюевым и Пименом Карповым.

С ноября 1915 года по апрель 1916-го (до отъезда в Царское Село на военную службу) Сергей Есенин жил у родной сестры Николая Клюева К.А. Расщепериной по адресу: Набережная реки Фонтанки, дом 149, квартира 9. В дни увольнений, приезжая в Петроград, он чаще всего останавливался там.

После одного из таких приездов, Есенин пишет письмо Николаю Клюеву, где сообщает, что был на Фонтанке и там встретил отца Клюева, беседовал с ним. И ещё на квартире Расщепериной Есенин встретил Алексея Ганина. О своих впечатлениях Есенин сообщил Клюеву:

"Только вот вчера был для меня день, очень много доставивший. Приехал твой отец, и то, что я вынес от него, прямо-таки передать тебе не могу. Вот натура - разве не богаче всех наших книг и прений? Всё, на чём ты и твоя сестра ставили дымку, он старается еще ясней подчеркнуть, и для того только, чтоб выдвинуть помимо себя и своих желаний мудрость приемлемого. Есть в нём, конечно, и много от дел мирских с поползновением на выгоду, но это отпадает, это и незаметно ему самому, жизнь его с первых шагов научила, чтоб не упасть, искать видимой опоры. Он знает интуитивно, что когда у старого волка выпадут зубы, бороться ему будет нечем, и он должен помереть с голоду... Нравится он мне.

Сидел тут еще Ганин, у него, знаешь, и рот перекосился совсем от заевшей его пустой и ненужной правды. Жаль его очень, жаль потому, что делает-то он все так, как надо, а объясняем себе по другому..."4

Это письмо было отправлено Есениным из Царского Села в конце июля - начале августа 1916 года и оно свидетельствует, что к этому времени Сергей Есенин уже хорошо знал Алексея Ганина. Слова Есенина о Ганине прокомментировал литературовед В. Белков:

"Судя по тексту письма в целом, Есенин имеет в виду привычку Ганина идеализировать события и людей, некоторый его максимализм, умозрительность. Но Есенин был не во всем прав, и вообще его письмо никак не может ронять Ганина в наших глазах. Во-первых, горячая преданность идее и идеалу - это совсем неплохо, Во-вторых...в жизни и стихах Алексей Ганин не раз бывал трезвее и жёстче Есенина..."5

В 1914 году Сергей Есенин написал поэму "Галки". В ней рассказано о военных действиях в Пруссии, о горе матерей и жён, потерявших детей и мужей на фронтах Первой мировой войны. Есенин предлагал поэму к публикации в Москве, но цензура запретила и конфисковала рукопись. Есенин восстановил текст по памяти и привёз в Петроград, но и здесь напечатать поэму не удалось. По журналу регистрации рукописей "Ежемесячного журнала" известно, что поэму "Галки" он сдал 12 марта 1915 года, то-есть на четвертый день после приезда в Петроград. Однако и здесь публикация не состоялась.

Считая это произведение важным этапом в своём творчестве тех лет, Есенин рассказал Ганину о своих неудачах. И тогда Алексей предложил поехать вместе в Вологду - на свою родину, где, как он надеялся, легче будет "пробить" поэму в печать. Есенин принял это предложение, и поездка состоялась в июле 1916 года. 18 июля Ганин и Есенин побывали в одной из вологодских типографий. Об этом рассказал в своих воспоминаниях старший наборщик Сергей Васильевич Клыпин:

"Ганин пришёл в типографию с молодым солдатом, который держался как-то не по-военному.

- Есенин...Поэт. - представил Ганин своего товарища.

Есенин вынул из кармана рукопись и сказал:

- Поэма "Галки"...Хочу издать в Вологде.

- Почему не в Петрограде?

- Стихи антивоенные. Такие столичная цензура не пропустит...

Условились, что поэт пришлет в типографию машинописную копию поэмы..."6

С.В. Клыпин в то время увлекался фотографией. "На прощанье я сфотографировал Есенина, благо попался новый человек",7 - сказал Клыпин.

Начальство вологодской типографии не решилось напечатать поэму без цензурной проверки и отправило её в Москву.

Обратно поэма не вернулась, - она вторично была конфискована. Клыпин, узнав через много лет, что она пропала и нигде не была напечатана, горько сожалел, что не оставил у себя хотя бы копию. Да, поэма пока не найдена, но сохраняется надежда, что рано или поздно она отыщется в каком-либо архиве.

Алексей Ганик служил в Николаевском военном госпитале до ноября 1916 года, а Есенин проходил службу в Царском Селе до 20 марта 1917-го. Они встречались в Петрограде, когда Есенин приезжал во время увольнений, и в Царском Селе, куда приезжал Ганин в свободное от дежурств время. Друзья побывали на богослужениях в Феодоровском Государевом соборе. Сохранился "Журнал нисходящим бумагам" Феодоровского собора, из которого мы узнаем, что Есенину, санитару Наумову, Клюеву и Алексею Ганину были выписаны пропуска на посещение богослужений в соборе 22 и 23 октября 1916 года.

Примерно в эти же дни Есенин и Клюев отказались писать стихи, прославляющие царя и "аромат храмины государевой". Стихи просил написать непосредственный начальник Есенина полковник Д.Н. Ломан, исполнявший обязанности ктитора (церковного старосты) Феодоровского собора.

Величественный Феодоровский собор, где часто бывал Есенин и один, и с приезжавшими к нему друзьями, в том числе с Ганиным, построенный в 1909-1912 годах по проекту академика архитектуры В.А. Покровского, по внешнему виду напоминает Благовещенский собор в Москве на территории Кремля. А многочисленные крытые паперти, переходы с шатровыми завершениями, приближают его к церквям Пскова и Новгорода. Высота собора 43 метра. В его подвальном помещении оборудован "пещерный храм во имя преподобного Серафима Саровского чудотворца".

В конце 1916 года по состоянию здоровья Алексей Ганин был демобилизован. Он возвращается в родную деревню и включается в нелёгкий крестьянский труд. Одновременно пишет стихи. В начала 1917 года Ганян устраивается на работу по своей основной специальности в волостной фельдшерский пункт. На этой работе полностью раскрылась его человечность, способность разделить чужое горе. По воспоминаниям односельчан, Алексей в любое время дня и ночи ходил по вызовам, поддерживал семьи, лишившиеся кормильца.

Отсутствие гуманитарного образования Алексей восполнял чтением. Мезонин отцовского дома пополнялся новинками литературы. Из поездок в Вологду и Петроград он всегда возвращался с книгами. В его библиотеке становится тесно от произведений классиков русской и мировой литературы. Он собирает также труды отечественных и зарубежных философов и экономистов. По воспоминаниям М.А. Кондаковой, сестры Ганина - "у него были собраны сочинения Л.Н. Толстого, Н.В. Гоголя, А.С. Пушкина, И.С. Тургенева, М.Ю. Лермонтова, А.В. Кольцова, В.Шекспира, В. Гюго и много книг других русских и зарубежных авторов"8. Были у него и труды К. Маркса, Ф. Энгельса, Г. Гегеля, Л. Фейербаха.

Алексея Ганина волновали заботы и чаяния русского крестьянина, он пытался найти истоки его трудолюбия и долготерпения. Все это нашло отражение в творчестве. И ещё - в его произведениях явственно слышны мотивы отрешённости, созерцания и одновременно любви ко всему живому.

Очень любил Алексей пору сенокоса, ждал с нетерпением это благодатное время. Косил с удовольствием, причём всегда в компании с односельчанами, около деревни и на дальних участках. Впечатления об этих днях остались у него навсегда. В романе "Завтра", написанном Ганиным в начале 1920-х годов, впервые опубликованном в отрывках в 1924 году, зримо отражены реальные картины жизни крестьян в придуманной им деревне Загнетико:

"Травенка худая: на приболотках - резун-осока да заяшник, на мягком - шабурка, да травка вроде ласточкина хвоста, да крикливые жёлтые лютики, а больше всего суходола с лишаями, где множество белоперых, с жёлтыми сердечками, попиков. Если бы высчитать трату сил на дорогу, да принять во внимание попутное болото и два-три дня работы, то вышло бы и ходить не пошто, в травенке - мышь за версту видно, но загнетинские и этому рады, а ноне особенно. Кстати сказать, у загнетинских лучше этого и покосов нету. Пожалуй, сиди, а "кто сидит без дела в рабочую пору"? К тому же ноги не купленные, времени хватит. Зима, она все подберёт."9

Отец Алексея Ганина, как впрочем и отец Сергея Есенина, не поощрял увлечение сына литературой, считая это пустой тратой времени. Но у Алексея было иное мнение. Он выбрал свой путь. Правда, в отличие от Есенина, который целиком отдался поэзии, у Ганина времени на сочинение стихов было совсем немного. В родном доме он мог писать только тогда, когда на дворе стояла ненастная погода. Об этом вспоминала М.А. Кондакова:

"Писать и читать Алеше часто приходилось лишь в дождливую погоду и ночами, днём нужны были его рабочие руки отцу. Из мезонина он выходил на балкончик полюбоваться вечерним небом. Иногда забирался на верхушку большой ветвистой ивы возле дома. Там он оборудовал крошечную беседку, откуда вёл наблюдение окрестностей...Часами бродил в живописном лесочке около деревни"10.

Вот как Ганин описывает свое настроение весной:

Сегодня целый день я пил твоё дыханье,

Я, радостный гусляр таинственного сна.

И дивно мне в бреду очарованья

Твердить священное: Весна!

В редкие минуты отдыха, оглядывая огромные, во всю ширь горизонта поля и луга родного края, у него родились такие строки:

По скатам и холмам

горбатые деревни,

Впивая тишину,

уходят в глубь веков.

А вот как молодой поэт воспринимает осень:

В нагих полях бредёт в сермяге день.

Обрывки зорь за полы неба прячет,

Из мутных глаз течёт унынья тень,

Седая борода дождями плачет...

ГЛАВА 2

Февральскую революцию Есенин и Ганин встретили в Петрограде. О напряженной обстановке в столице в те дни рассказал Илья Эренбург в воспоминаниях "Люди, годы, жизнь" :

"Я получил в "Биржевке" причитавшийся мне гонорар и поселился в меблированных комнатах на Мойке. С утра я шёл на улицу и смотрел. Архитектура города, его проспекты, казались мне необычайно ясными, величественными, но понять что-либо было невозможно. Я пошёл на митинг в цирк Чинизелли. Народу было много, но я сразу почувствовал, что речи всем надоели: энтузиазм первых месяцев, видимо, успел иссякнуть, даже болтуны выговорились. Выступали люди случайные. Седая дама доказывала, что революцию спасёт эсперанто; её не слушали. Потом выступал анархист, он говорил, что необходимо сейчас же отменить государство, все на него кричали; тогда он начал отчаянно свистеть - его стащили с подмостков. Элегантно одетый молодой человек умолял не отдавать Россию Кайзеру. На него наседали два солдата: " - А ты сукин сын, в окопе сидел?" <...>. В "Биржевке" мне посоветовали пойти в ресторан "Вена" - там по вечерам собираются поэты и художники... За столиками сидели обыватели, офицеры, спекулянты. Один кричал: "- Что же вы на карточке пишете, если этого нет? Вы еще Николая повесьте!" Дама визжала: "- Почему они прозевали Ленина?" На улицах ловили дезертиров..."11

В упомянутой Эренбургом "Биржевке" - газете "Биржевые ведомости" печатались произведения Есенина и Ганина. Они много раз бывали в доме № 40 по Галерной улице в редакции газеты.

В альманахе "Минувшее" № 7 за 1989 год, издававшемся в Париже на русском языке, были опупликованы воспоминания бывшей эсерки Мины Львовны Свирской, где рассказывается о её встречах с Сергеем Есениным и Алексеем Ганиным весной, летом и осенью 1917 года. Это было время легальной деятельности партии эсеров, и в Петрограде одно за другим возникали эсеровские издания. К участию в них были привлечены "крестьянские поэты" - Есенин, Клюев, Орешин, Ганин, Ширяевец.

Мина Свирская вспоминает, как весной 1917 года она познакомилась с Сергеем Есениным на квартире издателей АЛ. и Ф.И. Сакеров:

"Я знала Абрама Львовича и Фаню Исаковну, они выпускали и редактировали толстый журнал "Северные записки". Как я к ним попала в первый раз, не помню. Но бывала я у них несколько раз. Милые, очаровательные люди. Всегда, уходя от них, я уносила тепло, с которым они относились ко мне. Иначе, наверное, они и не умели относиться к людям. Они меня приглашали приходить к ним, не помню в какой день недели, когда у них собирались писатели. Мне хотелось пойти, но из-за своей застенчивости я ни разу в такой день не пришла. Теперь же вечером я зашла к ним за Германом Александровичем (известный народоволец Лопатин. - Л.К.). Фаня Исаковна ввела меня в столовую. За длинным столом сидели Абрам Львович, Герман Александрович и какой-то юноша с золотистыми вьющимися волосами, в солдатской гимнастёрке. - Вот и Мина, знакомьтесь, сказала хозяйка. Знакомиться мне нужно было только с этим юношей. Он встал, назвал себя - Серёжа. Мы обменялись рукопожатием. Меня посадили возле него. После ужина Фаня Исаковна сказала: - А теперь, Сережа, Вы нам споёте частушки... Этот Серёжа показался мне почти одного возраста со мной... Принесли гармошку, и он стал петь частушки..."12

Далее Мина Свирская вспоминает о встречах и с Алексеем Ганиным:

"Я его (Есенина. - Л.К. ) позвала к нам в Общество распространения эсеровской литературы. Несколько раз он приходил в Общество один; один или два раза с Клюевым.

В то время у нас толпилось много народу. Времени, чтобы поговорить, не было. Есенин, если приходил один, брал из шкафа книгу и усаживался читать. В шкафу этом мы собирали книги для будущей библиотеки, которую надеялись когда-нибудь открыть. Потом он исчез на какое-то время. И появился у нас в Обществе с Алексеем Ганиным. Рассказывал, что уезжал куда-то (не помню куда) (в родное село Константинове - Л.К.), что жить им негде. Они пришли на Галерную (в дом № 27. - Л. К.), где помещался ЦКП С-Р (Центральный комитет партии социалистов-революционеров. - Л. К.) и к тому времени - уже редакция газеты "Дело народа". Иванов-Разумник их познакомил с Зинаидой Николаевной Райх. Она их устроила на ночь на стульях в большом зале.<...>

На этот раз она сказала: - Вот ж знаю, куда твоего воображалу с Алёшей устроить. Эти великокняжеские стулья, обитые шёлком, под ними разъезжаются.

Мы вернулись к Зинаиде и стали говорить о делах Общества. Какие-то представительские дела Зинаида брала на себя. И Ганин сказал:

- Так Вы, оказывается, Зинаида Николаевна, нищая меценатка.

Это прозвище за ней так и осталось.

В Общество распространения эсеровской литературы Есенин стал приходить почти каждый день. Он приходил всегда во второй половине дня. В лёгком пальтишке, в фетровой, несколько помятой чёрной шляпе, молча протягивал нам руку, доставал из шкафа толстый том Щапова "История раскольнического движения" и усаживался читать...

Позже приходил Ганин и тоже усаживался читать. Приходила Зинаида Николаевна. Обсудив текущие дела Общества, мы четверо отправлялись бродить по Петрограду. Получалось так, что обычно мы с Сергеем шли впереди, а Зинаида с Алексеем сзади. Есенин всегда читал стихи, и свои, и чужие. Читал свои новые стихи, которые ещё не были опубликованы.

Иногда раньше, чем начать читать какое-нибудь своё новое стихотворение, он шёл долго молча. Бывало, Ганин нас окликал. Он называл Сергея - Сергунька. Мы останавливались, ждали, пока они подходили к нам. Ганин прочитывал строчки своих стихотворений в разных вариантах, советуясь о Есениным. Между ними начинался спор.<...>

Иногда мы уходили далеко от них, и они нас не догоняли. Мы возвращались и заставали их на том же месте - Ганин, опершись на палку, Есенин, глубоко засунув руки в карманы и подняв плечи. В наши прогулки мы отправлялись в любую погоду..."13

Мы привели столь большой отрывок из воспоминаний Мины Свирской, чтобы читатель имел возможность, что называется, из первых рук узнать об отношениях между Есениным и Ганиным в 1917 году.

Поездка Сергея Есенина в Константинове, о которой вспоминает Мина Свирская, состоялась в конце мая - начале июля 1917 года.

На родине Есенин написал поэму "Отчарь", где отразил свои впечатления от февральских событий:

Тучи - как озера,

Месяц - рыжий гусь.

Пляшет перед взором

Буйственная Русь.

Дрогнул лес зелёный,

Закипел родник.

Здравствуй, обновлённый

Отчарь мой, мужик!

Голубые воды -

Твой покой и свет,

Гибельной свободы

В этом мире нет...

28 июня 1917 года в левоэсеровской газете "Дело народа" была опубликована ещё одна поэма Есенина - "Певущий зов".

Радуйтесь! Земля предстала

Новой купели!

Догорели

Синие метели,

И змея потеряла

Жало.

О Родина,

Моё русское поле,

И вы, сыновья её,

Остановившие

На частоколе

Луну и солнце,

-Хвалите бога!

В мужичьих яслях

Родилось пламя

К миру всего мира!

Новый Назарет

Перед вами.

Уже славят пастыри

Его утро. Свет за горами...

Алексей Ганин тоже живо откликнулся на события Февральской революции:

Вялые ночи бросайте дровами в костры,

Душно от Вашего блага в долинах зелёных.

Только крылатые, с поступью бури,

с походкой Кометы

Шествуют Млечной дорогой,

вечной дорогой влюблённых,

В радостный Город

Всепетого Света.

За мною, за мною сквозь Хаос!

Нам Звёздные светят костры.

И Есенин, и Ганин в своих произведениях, написанных в 1917 и 1918 годах, широко используют христианские мотивы. Находясь в Константинове, 24 июня Есенин пишет письмо А.В Ширяевцу, в котором рассказывает о своих отношениях с петроградскими литераторами, а в конце письма сообщает: "Мой план: обязательно этой осенью сделать несколько вечеров, а потом я выпускаю книгу в одном издательстве с платой по процентам и выпущу сборник "пятерых" - тебя, меня, Ганина, Клюева и Клычкова..."14

Забегая немного вперед, скажем, что этот план воплотился в жизнь: в 1918 году в Петрограде, в издательстве "Революционная мысль" вышел сборник "Красный звон". В нем опубликованы стихи и поэмы Александра Ширяевца, Петра Орешина, Николая Клюева и Сергея Есенина, а произведения Алексея Ганина и Сергея Клычкова по неизвестным причинам в сборник не вошли.

Из воспоминаний Мины Свирской мы впервые узнаём о её поездке вместе с Есениным, Ганиным и Райх в Павловск - пригород Петрограда летом 1917 года.

"Летом мы поехали в Павловск на концерт. Мы опоздали. С трудом протискивались в зал, где яблоку упасть было негде. Есенин прокладывал нам в толпе дорогу, и мы, в конце концов, оказались у самой сцены. После выступления Каракаша и Петренко, мы больше оставаться не хотели и направились к выходу. Обратный путь из зала был легче. Мы гуляли по парку. Возвращались в почти пустом вагоне. Или мы уехали до концерта, или много времени после концерта. Ганин читал стихи. Прочёл своё стихотворение "Русалка", которое посвятил "З.Р" (Зинаиде Райх. - Л.К.) Мне это стихотворение очень понравилось, и он нам читал его несколько раз. Есенин достал листок бумаги и стал быстро писать карандашом. Потом прочёл написанное. Было оно посвящено "М.С." (Мине Свирской. - Л.К. ). В нем было два четверостишия Павловский парк превратился в берёзовую рощу, мои коротко остриженные и всегда растрёпанные волосы сравнивались с веточками берёз. Тогда он мне это стихотворение не дал; положил его себе в карман. Зинаида же сказала: "Будешь причёсываться". У Зинаиды Николаевны были тогда две косы, уложенные вокруг головы. В стихотворении (Ганина. - Л.К) были "русалочьи" косы". Очень потёртый, пожелтевший листок бумаги со стихотворением "Русалка" Зинаида показала мне много лет спустя Стихотворение же, которое написал Есенин, он принёс мне через несколько дней в Общество. В нём были отдельные слова перечёркнуты и написаны по-новому."15

Четыре стихотворения, объединённых посвящением "З.Р.", Алексей Ганин опубликовал в 1920 году в своём литографическом сборнике "Кибураба".

З.Р.

1

Русалка - зелёные косы,

Не бойся испуганных глаз,

На сером оглохшем утёсе

Продли нецелованный час.

Я понял, - мне сердце пророчит,

Что сгинут за сказками сны,

Пройдут синеглазые ночи,

Уснут златокудрые дни.

И снова уйдёшь ты далече,

В лазурное море уйдёшь,

И память о северной встрече

По белой волне расплеснёшь.

Одежды из солнечной пряжи

Истлеют на крыльях зари,

И солнце лица не покажет

За горбом щербатой горы.

2

Косматым лесным чудотворцем

С печальной луной в бороде

Пойду я и звездные кольца

Рассыплю по чёрной воде.

Из сердца свирель золотую

Я выкую в синей тоске,

И песнь про тебя, забытую,

Сплету на холодном песке.

И буду пред небом и морем

Сосновые руки вздымать,

Зажгу маяком моё горе,

И бурями-песнями звать.

Замутится небо, играя,

И песню повторит вода,

Но ветер шепнет умирая:

"Она не придёт никогда!"

3

Она далеко, - не услышит.

Услышит, - забудет скорей,

Ей сказками на сердце дышит

Разбойник с кудрявых полей.

Он чешет ей влажные косы,

И в море стихает гроза,

И негой из синего плёса,

Как солнце, заискрят глаза.

Лицо его тихо и ясно,

И друг её, ласковей струй,

Он песней о вечере красном

Сжигает в губах поцелуй.

Ей снятся в заоблачном дыме

Поля и расцвеченный луг,

И рыбы смыкают над ними

Серебряный, песенный круг.

4

И снова горящие звуки

Я брошу на бездны морей,

И в камень от боли и муки

Моя превратится свирель.

Луна упадёт, разобьётся,

Смешаются дни и года,

И тихо над морем качнётся

Туманом седым борода.

Над небом мой радужный пояс

Взовьётся с полярных снегов,

И снова, от холода кроясь,

Я лягу у диких холмов.

Шумя, протечёт по дорогам

Последним потоком слеза,

Корнями врастут мои ноги,

Покроются мхами глаза.

Не вспенится звёздное эхо

Над мёртвого зыбью пустынь,

И вечно без песен и смеха

Я буду один и один.

1917

Татьяна Сергеевна Есенина (дочь Сергея Есенина) отмечает, что в конце этого стихотворения "выражено бескрайнее, прямо-таки космических масштабов горе. Не всякий увидит, что в стихотворении прячется дружеская шутка, в которой есть доля правды".16 Вероятно, действительно Ганин любил Зинаиду Райх, но не нашёл взаимности. В стихотворении он грустит о том, что ему не суждено разделить с ней свою судьбу. И, вероятно, нет смысла объяснять, кто такой "разбойник с кудрявых полей", который "ей сказками на сердце дышит..." И ещё, к этому надо добавить, что Алексей Ганин мужественно перенес свою неудачу...

Как вспоминает Т.С. Есенина, - ее мать Зинаида Николаевна долгие годы хранила стихотворение Гани-на "Русалка-зеленые косы".., "которое ей очень нравилось, - в красивой деревянной инкрустированной шкатулке вместе с нужными ей повседневно документами и бумагами".11

К воспоминаниям Мины Свирской о поездке в Павловск можно добавить следующее. Четверо друзей побывали на концерте, который прошёл в помещении великолепного здания - Павловского музыкального вокзала, построенного в 1836-1838 годах на территории павловского парка по проекту видного архитектора А.И. Щтакеншнейдера. Одновременно со строительством вокзала к нему была подведена железнодорожная ветка от Петербурга. (И ветка и вокзал были разрушены фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны).

Вот что нам удалось разыскать о концертной деятельности вокзала летом 1917 года. В статье "Открытие Павловского вокзала" за подписью "Ал-вий", опубликованной в журнале "Театр и искусство" (№ 20 за 1917 год), говорится:

"Павловский вокзал, бывший всегда центром музыкальной жизни Петрограда, начал 80-й сезон... Заметно изменился состав публики, принявшей значительно больший демократический характер - знамение переживаемого нами исторического времени! Столичной публики совсем немного, преобладают местные жители и царско-сёлы..."

Сложная политическая обстановка того времени сказалась на концертной жизни Павловского вокзала и внесла в нее новые черты.

Наиболее вероятно, что Есенин, Ганин, Райх и Свирская были в Павловске 17 июля 1917 года, когда там, в помещении вокзала, состоялся концерт, организованный Павловским Советом рабочих и крестьянских депутатов.

В воспоминаниях Свирской упоминаются имена Каракаша и Петренко. Это ведущие солисты оперы Мариинского театра тех лет. М.Н. Каракаш был, как тогда говорили, "самым красивым" исполнителем партии Онегина в опере Чайковского "Евгений Онегин". Обладая прекрасным баритоном, он с блестящим артистизмом и великолепной пластикой создал на сцене Мариинского театра образ Фигаро в опере Россини "Севильский цирюльник" А Елизавету Петровну Петренко А.В. Луначарский назвал "прекрасной певицей". За границей она пела вместе с Ф.И. Шаляпиным и Энрике Карузо. В Мариинском театре ее партнером был выдающийся русский певец Иван Ершов.

МЛ. Свирская пишет, что она с друзьями гуляла по Павловскому парку, но не сообщает, где именно они побывали и что видели. Но это нетрудно представить. Прогулка по Павловскому парку, одному из лучших пейзажных парков Европы - уже событие. А совсем неподалёку от Музыкального вокзала можно было полюбоваться Дворцом, колоннадой Аполлона, Холодной ванной и Храмом дружбы...

В своих воспоминаниях Мина Свирская упоминает о поездке Есенина, Райх и Ганина на Север. Алексей Ганин пригласил друзей побывать на его родине, посмотреть на северные края. Мина не смогла поехать ввиду большой занятости в Обществе по распространению эсеровской литературы, да и, наверное, из-за своего юного возраста, - ведь в 1917 году ей было всего лишь 16 лет. Свирская вспоминает:

"Летом 17-го года вбежал в Общество Есенин:

- Мина, едемте с нами на Соловки. Мы с Алешей едем.

Это было очень неожиданно и в обстановке, в которой я жила, похоже на шутку. В Обществе работала старая эсерка Софья Карклеазовна Макаева, Женщина резкая, но относившаяся к нам - молодёжи - хорошо, любившая и подшутить над нами. И тут не упустила случая, чтобы не посмеяться над "фантастическими глупостями", которые во время подготовки к выборам в Учредительное собрание могут прийти в голову только бездельникам. Как и очень часто мне нужно было на Галерную. Есенин пошёл со мной. Придя к Зинаиде, я ей тут же рассказала, что Сергей с Алёшей собрались ехать на Соловки и Сергей пришёл звать меня. Она вскочила, захлопала в ладоши:

- Ох, как интересно! Я поеду. Сейчас пойду отпрашиваться к Серёженьке! Так мы называли за глаза Сергея Порфиръевича Постникова, секретаря газеты "Дело народа" (вероятно-ответственного секретаря - Л.К.), непосредственного начальника Зинаиды. (Райх в те дни работала секретарём-машинисткой в редакции газеты - Л.К.). Она убежала, быстро вернулась очень довольная, завертелась по комнате, приговаривая: "Серёженька меня отпустил". Вдвоем они стали меня уговаривать ехать с ними. Возбуждение Зинаиды Николаевны, может быть, на какое-то мгновение передалось мне. Но я не могла себе представить, что имею право бросить работу в Обществе, которой в то время, в связи с выборами в Учредительное собрание, было много.

Сергей и Зинаида начали обсуждать подробности поездки. Помню, что Сергей с Алёшей должны были выехать раньше, а Зинаида где-то к ним присоединится.

Как оказалось, ни у Сергея, ни у Алёши почти не было денег. У Зинаиды была какая-то заветная сумма, которую она предложила на поездку.

Я ушла. Сергей остался на Галерной. Больше ничего об их отъезде вспомнить не могу..."18

В воспоминания Мины Свирской вкралась неточность. Она далее пишет, что по приезде в Петроград, Зинаида Райх ей якобы сказала: "Знаешь, нас с Сергеем на Соловках попик обвенчал"...Мне не было еще и семнадцати лет, сосредоточиться на этом событии я не умела, и не задавала никаких вопросов. Зинаида сама стала рассказывать. Ей казалось, что если она выйдет замуж, то выйдет за Алексея. Что с Сергеем её связывают чисто дружеские отношения.

Для неё было до некоторой степени неожиданностью, когда на пароходе Сергей сказал, что любит её и жить без нее не сможет, что они должны обвенчаться. На Соловках они набрели па часовенку, в которой шла служба, и там их обвенчали... "19

На самом деле всё было не совсем так. Действительно, Есенин сделал Райх предложение, но не на пароходе, а в поезде, и не на Соловках, а неподалёку от Вологды. Они сошли на первой попавшейся станции и были обвенчаны в небольшой Кирико-Улитовской церкви (названной по именам двух святых Кирика и Улиты).

В Центральном государственном архиве литературы и искусства хранится "Выпись по метрической книге" Кирико-Улитовской церкви Осановского сельсовета Вологодского уезда Вологодской губернии. Часть вторая, о бракосочетающихся за 1917 год", где брак Есенина с Райх датирован 22 июля. Но эта дата оказалась неточной. На "Выписи" сверху написано: "Копия с копии". Краеведу Н.Н. Парфенову удалось отыскать в вологодском бюро ЗАГС "Метрическую книгу" и установить точную дату венчания - 30 июля 1917 года (старый стиль, 12 августа по новому стилю). Историю поиска Парфёнов рассказал в статье "По следам одной записи в церковной книге", опубликованной 3 апреля 1969 года в вологодской газете "Красный Север".

Отчасти М.Л. Свирская права. Друг Есенина В.С. Чернявский отмечал, что Сергею доставляло большое удовольствие повторять рассказ о своем сватовстве - о том, как он "окрутился" на лоне северного пейзажа. Венчание произошло в присутствии Алексея Гани-на, который по просьбе Райх был поручителем с её стороны. Кто был поручителем со стороны Есенина, - неизвестно. В воспоминаниях Т.С. Есениной говорится, что кроме Есенина, Райх и Ганина в поездке на Север участвовал ещё один молодой человек. Татьяна Сергеевна пишет:

"Так и не могла ни вспомнить, ни догадаться, ни "вычислить", кто же был третий спутник (Райх. - Л.К.). Может, его не было вовсе? Нет, слишком уж отчётливо я помню такие слова матери - "все трое были ко мне немного неравнодушны", или такие - "мы все четверо вышли в Вологде"20.

Вот что ещё запомнила Татьяна Сергеевна Есенина из рассказа матери:

"Путешествие началось с того, что "все четверо" сели в поезд и двинулись к Белому морю. А выйдя из поезда, куда направились? Я слушала рассказ матери в 1933 году, когда всем от мала до велика было известно, что Соловки стали очень страшным местом ссылки, если бы она их назвала, я бы этого, пожалуй, не забыла, а то, что ей не захотелось это слово произносить - тоже вероятно. Смутно помню, что какие-то другие места она называла, но это уж точно вылетело из головы, включая некую станцию в Лапландии... "21

От себя Т.С. Есенина добавила:

"Вообще-то поездка на Север была и остаётся маленьким белым пятном в биографии Есенина. Где был, когда был, с кем, зачем - на этот счет надёжных документальных свидетельств нет. Единственный след в творчестве - стихотворение "Небо ли такое белое...", датированное 17-м годом. Там есть строки:

Все равно - Архангельском иль Умбою

Проплывать тебе на Соловки".22

Есть загадка и в стихотворении Алексея Ганина "Русалка - зелёные косы...", которое мы привели выше полностью. Мина Свирская утверждает, что его Ганин прочёл во время поездки в Павловск, т. е. примерно за месяц до путешествия по Северу. Однако, содержание этого стихотворения вполне можно отнести ко времени путешествия или после него. Фразы "На сером оглохшем утесе", "По белой волне", "лазурное море", "память о северной встрече" свидетельствуют о впечатлениях от поездки по Белому морю. Да и "разбойник с кудрявых полей" - Есенин, "отбивший" Зинаиду Райх у Ганина, - образ, который мог возникнуть только во время поездки по северным краям, либо после неё.

Большую работу по розыску материалов о поездке Есенина с друзьями на Северу провели школьники посёлка Росляково Мурманской области под руководством преподавателя литературы Валентины Евгеньевны Кузнецовой. На их запросы прислали ответы многие есениноведы и научные сотрудники музеев Соловков, Орла, Вологды, Архангельска и ЦГАЛИ. В результате в их распоряжении оказалось большое количество материалов, связанных с поездкой Есенина, Ганина и Райх на Север.

В библиографический список "Сергей Есенин на Севере" входят свыше 60 публикаций. Отправной точкой начала поиска послужила статья С.А. Красовского "Зинаида Райх о Сергее Есенине", опубликованная в сборнике "Встречи с прошлым" (М.,1976). Красовский пишет, что он обнаружил в архиве В.Э. Мейерхольда небольшой лист жёлтой бумаги, с обеих сторон "исписанный тонким женским почерком. Это почерк Зинаиды Николаевны Райх, жены Мейерхольда, ведущей актрисы его театра".

Красовский далее сообщает:

"На листе отдельные строчки, какие-то незаконченные наброски. Нет ни даты, ни заглавия. Однако, если внимательно прочесть их от начала до конца, становится ясно, что это черновой набросок какого-то плана, возможно плана книги мемуарного характера, но в своеобразной литературной форме. Об этом говорит первая же строка: "Форма - письма. В беспорядке хронологич(еском) к лицам". Слово "письма" подчеркнуто самим автором. Далее следует перечисление этих "писем" или глав будущей книги, причём каждая из них имеет порядковый номер. Всего таких номеров - 33. По-видимому, З.Н. Райх была задумана книга о своей жизни, о встречах с интересными людьми, о событиях первых бурных революционных лет. И при этом действительно хронология автором не соблюдена. Как автор предполагал построить свою "эпистолярную" книгу..., сказать сейчас невозможно".23

Своё сообщение Красовский заканчивает словами: "Небольшой жёлтый листок бумаги остался единственным свидетельством её (Райх) интересного, но неосуществлённого замысла".24

Вот что рассказала В.Е. Кузнецова о своих исследованиях, связанных с планом Зинаиды Николаевны Райх:

"Многие пункты этого плана связаны с именем Есенина. (Добавим - и с именем Ганина. - Л.К.) Так, третий пункт называется "Белое море - Соловки, рыбачка, чайка..."

Он касается поездки на Север. Видимо, Зинаида Николаевна думала рассказать о ней в книге своих воспоминаний.

Из письма к нам Т.С. Есениной - (дочери СА. Есенина и ЗЛ. Райх) мы узнали, что этот план воспоминаний Райх хранится в архиве В.Э. Мейерхольда, что в пункте № 3 значится: "Белое море - Соловки, рыбачка, чайка, стихи Ганина". В сообщении Ю.А. Красовского фраза обрывалась на слове "чайка"... Значит, в публикации могли быть и другие сокращения. Не было ли ещё какого-нибудь пункта, связанного с поездкой Есенина по Северу? Нужно это выяснить в ЦГАЛИ. Мы написали запрос в Москву. Ответ подтвердил: "Пункт № 3: "Белое море - Соловки, рыбачка, чайка, стихи Ганина". Пункт № 32: "Эпизоды со странницей в Лапландии и в деревне с крещением девочки (Зинаиды)". Других пунктов, касающихся поездки Сергея Есенина и З.Н. Райх на Север, в наброске плана нет..."25

Однако и то, что есть в плане Райх и в других публикациях на эту тему, позволило приоткрыть малоизвестную страницу из жизни не только Есенина, но и Зинаиды Райх и Алексея Ганина.

Вот один из эпизодов их путешествия:

Трое друзей побывали на родине Ганина - в деревне Коншино. Приехали они после Петрова дня, когда там отмечали престольный праздник. Столичных гостей сразу же пригласили к столу. По просьбе хозяев Есенин и Ганин, перебивая друг друга, рассказали о жизни в Петрограде. Тут же стали сочинять частушки об отрёкшемся от престола царе:

По России слух прошел:

Николай с ума сошёл!

Есенин с удовольствием слушал местные песни, всматривался в лица крестьян, вспоминая, наверное, односельчан из Константинова. И гости и хозяева вместе спели популярные тогда песни - "Варяг", "Варшавянку", "Славное море, священный Байкал" и другие. Гармонист Фёдор - брат Алексея играл на "рязанской" "хромке", которую ему подарил Есенин несколькими месяцами раньше в Петрограде. В круг вошла и Зинаида Райх. А Фёдор шел тут же переделанную им частушку:

Ах вы сени, мои сени,

Не сплясать ли трепака?

Может быть, Сергей Есенин

Даст нам кружку молока.

По воспоминаниям М. А. Кондаковой, "Зинаида Райх была в белой блестящей кофте, в чёрной широкой, шуршащей юбке..."26. После пляски все отправились в поле. Любовались разнотравьем, полосами сочной ржи. Снова пели. Есенин с Ганиным к всеобщему удовольствию, спели "Вечерний звон". А по просьбе Сергея Есенина младшая сестра Алексея Леночка спела несколько озорных частушек.

Всего два дня провели в Коншине Есенин, Райх и Ганин. На второй день в доме родителей Алексея справили свадьбу Райх и Есенина. Конечно, Алексей показал им своё собрание книг. В мезонине они провели несколько часов. Просматривали книги, журналы, говорили и спорили о современной литературе, строили планы на будущее. Есенин и Ганин читали свои стихи... А на утро третьего дня отец Ганина на телеге отвёз гостей на станцию Моршаны, откуда ходили поезда на Архангельск. Друзья отправились дальше - на Север. Побывали они в Архангельске, поехали оттуда на Соловецкие острова.

Долгие годы не было точно известно, да и сейчас ещё нет достоверных сведений о пребывании Есенина, Ганина и Райх на Соловках. В "Литературной хронике" Есенина (М, 1969), составленной В.Г. Белоусовым, значится: "В конце июля (1917 года) выехал в Мурманск. Жил в Архангельске, на Соловках и на Новой Земле (?), скрываясь от отправки в армию Керенского". И дана ссылка на воспоминания петроградскго литератора М.П. Мурашёва: "В июле Есенин вернулся из деревни (Константинова. - Л.К.) и вскоре уехал с поэтом Ганиным на Север, побывал на Соловках". Далее приводятся слова знакомой Есенина С.С. Виноградской: "На Новую Землю он бежал дезертиром во времена Керенского" и "Есенин выезжал на Север вместе с Райх". А ещё Белоусов ссылается на автобиографию Есенина (1924 год), где поэт пишет:

"Я был... на Мурманском побережье, в Архангельске и на Соловках".27

Соловки Есенин упоминает и в автобиографии, датированной 1923-м годом...

В.Е. Кузнецова предприняла попытку найти документальные подтверждения пребывания Есенина, Ганина и Райх на Соловках:

"Сотрудник музея на Соловках Ю.М. Критецкий в 1981 году писал нам так: "Непосредственных достоверных и точных свидетельств пребывания СА. Есенина здесь (на Соловках) в 1917 году ни у нас в музее, ни в литературе - нет. Но в своих лекциях по теме "Деятели культуры на Соловках" мы (экскурсоводы) говорим о приезде Есенина в августе 1917 года после венчания, вместе с Райх. Наиболее убедительным основанием представляется датируемая этим месяцем запись в дневнике: "Белое море...Соловки...рыбачка... чайка..."

Далее Критецкий пишет, что сохранилась пароходная книга паломников на Соловки, датируемая августом 1917 года. Там есть запись о задержке парохода на 2-3 дня из-за непогоды, и продолжает:

"Мы даже не знаем точно маршрута (существовали три: из Архангельска, из Сумского посада, и из Кеми). Но так как они ехали с Вологодчины, то, по-видимому, на пароход садились в Архангельске, а там, в том году (август 1917) было только два теплохода на Соловки: "Соловецкий" и "Михаил Архангел". Опоздавших по разным причинам "туристов" (не паломников) на Соловках в 1917 году не регистрировали. Поэтому нет и записи о прибытии в монастырь паломников Есенина и Райх".28 (Добавим - и Ганина. - Л.К.).

Художник А. Ступак выполнил схему предполагаемого маршрута поездки на Соловки. Схема опубликована в статье В.Е. Кузнецовой.

Валентина Евгеньевна дала такое пояснение:

"Предположительно 13 августа поздно вечером они выехали по Кандалакшской линии. В Ковде 15 августа пересели на пароход Кемской линии, посетили Соловки 1б-го,а 17-го августа были в Архангельске. 18-го по Мурманской линии поехали в Печенгу (северо-западнее Мурманска - тогда Романова-на-Мурмане).

Осмотрев Печенгский монастырь, 25 августа они сели на обратный рейс этого парохода на Архангельск. Но это всё, разумеется, лишь предположительно".29

Итак, Есенин, Ганин и Райх побывали на Севере. Что же осталось в литературе об этом путешествии? Стихотворение Алексея Ганина "Русалка - зеленые косы..." мы привели выше. И у Сергея Есенина есть стихотворение, навеянное пребыванием на Севере:

Небо ли такое белое

Или солью выцвела вода?

Ты поёшь, и песня оголтелая

Бреговые вяжет повода.

Синим жёрновом развеяны и смолоты

Водяные зёрна на муку.

Голубой простор и золото

Опоясали твою тоску.

Не встревожен ласкою угрюмою

Загорелый взмах твоей руки.

Всё равно - Архангельском иль Умбою

Проплывать тебе на Соловки.

Всё равно под стоптанною палубой

Видишь ты погорбившийся скит.

Подпевает тебе жалоба

Об изгибах тамошних ракит.

Так и хочется под песню свеситься

Над водою, спихивая день...

Но спокойно светит вместо месяца

Отразившийся на облаке тюлень.

1917

Много лет спустя на Вологодчине побывал известный ленинградский поэт Сергей Орлов.

Церковь, где венчались Есенин и Райх в присутствии Алексея Ганина, к тому времени была разрушена до основания.

Щемящее чувство чего-то светлого, утраченного навсегда, Сергей Орлов выразил в стихотворении, написанном под впечатлением увиденного:

Церковь Кирики - Улиты,

Рыжий красный березняк.

Почему-то не забыты,

Не забудутся никак.

Вспоминаются нежданно

Без причины и тоски

Небеса, в лесу поляны,

Под ногами рыжики.

А от церкви следу нету,

Только этот березняк

Льётся, льётся белым светом,

Продувает, как сквозняк...

Церковь Кирики-Улиты...

Всё рассыпано давно,

И ищи ты, не ищи ты -

Не отыщешь...Все равно.

Почему-то не забыты,

И звучат, плывут слова:

Церковь Кирики-Улиты -

Словно в небе острова.30

В плане воспоминаний З.Н. Райх есть, на наш взгляд, еще одна запись, относящаяся к поездке на Север. Это - два первых пункта плана с довольно загадочными словами:

1. В деревне - пруд - рыбы не поймали тема.

2. Горелки - за то, что девочкой неловкой предстала.31

Татьяна Сергеевна Есенина в своих воспоминаниях "Дом на Новинском бульваре", пишет:

"Вижу, что Зинаида Николаевна собиралась начать воспоминания с описания загородной поездки, состоявшейся в один из весенних дней 1917 года. В компании молодежи мои будущие родители провели воскресный день где-то поблизости от Питера (название деревни мама не упомянула). Это был не день знакомства, первая встреча произошла несколько раньше, когда Есенин пришёл в редакцию петроградской газеты "Дело народа", где он иногда печатался, и, в ожидании редактора, разговорился с секретарем-машинисткой. Девушка любила поэзию, знала его стихи, от таких строк, как "Но я кого-нибудь зарежу под осенний свист", у неё дыхание перехватывало. Он неохотно оторвался от разговора, когда наконец пришёл редактор. Потом были ещё две-три встречи на людях, они закрепили знакомство, но не больше. Поворотным, определяющим будущие отношения, был день в деревне. После того, как они поженились, отец подарил матери свою фотографию (вернее, это половина снимка 1916 года, где отец сидит за столом вместе со своим приятелем Мурашёвым) с надписью: "За то, что девочкой неловкой предстала ты мне на пути моём." Мама объяснила мне, что девочкой неловкой она "предстала" в деревне, когда играла в горелки.

- Не знаю, что со мною тогда было - я всё время спотыкалась и падала, надо мной смеялись."

Нам с Костей (Константин Сергеевич Есенин - сын С.А Есенина и З.Н. Райх, брат Т.С.Есениной - Л.К. ) ещё доводилось играть в эту забытую игру. Впереди становится тот, кто "водит", сзади, держась за руки, выстраиваются пары. Сначала хором пели: "Гори, гори ясно, чтобы не погасло, глянь на небо - птички летят, колокольчики звенят". После этого последняя пара разъединяла руки, оба бежали, стремясь снова соединиться впереди ведущего. Если он успевал схватить одного из них, "водить" приходилось уже оставшемуся в одиночестве.

О подробностях рыбной ловли в деревне мне не говорилось. Почему в первом пункте отдельно от других стоит слово "тема", догадываться не пытаюсь."32

Да, конечно, напрашивается мысль, что Райх собиралась начать свои воспоминания с первых дней знакомства с Есениным. Однако, это совсем не обязательно. Ведь сама же она написала, что воспоминания будут "в беспорядке хронологическом к лицам."

В связи с этим, по нашему мнению, Татьяна Сергеевна не во всём права. Тем более, по её же признанию, она "многое забыла из рассказа матери". Её предположение о том, что Есенин и Райх провели один из дней в деревне "поблизости от Питера", маловероятно. Описываемый ею период (весна и лето 1917 года) довольно подробно отражён в воспоминаниях их друзей Владимира Чернявского, Мины Свирской, Петра Орешина и других. И ни в одном из этих воспоминаний нет ни слова о поездке "в компании молодежи" в какую-то деревню неподалёку от Петрограда.

Вероятнее всего, в первых двух пунктах плана воспоминаний З.Н. Райх речь идёт о родине Ганина - деревне Коншино, где побывали трое друзей. По воспоминаниям младшей сестры Алексея - Елены, они приехали в Коншино "после Петрова дня - на престольный праздник". Было весело, молодежь танцевала, пела песни под гармошку, и, конечно, были весёлые игры, в том числе и "горелки". А на зорьке, вероятно, была и рыбная ловля...

Как пишет Т.С. Есенина, слово "тема" для нее необъяснимо. Рискуем предположить, что ведущей, "стержневой" темой своих воспоминаний Зинаида Николаевна считала несбывшиеся мечты о счастье в семейной жизни с Сергеем Есениным {"рыбы не поймали" - в прямом и переносном смысле этих слов).

Поездка на север длилась до конца августа 1917 года. На обратном пути Ганин заехал к себе домой. Но ненадолго. Как вспоминала его сестра, "после Соловков брат опять заехал к нам в новой домотканой рубахе - сшил в Вологде. Бывало, с Федей придут на посиделки и берут играть с собой самую какую-нибудь худую и бедную девушку. А потом о ней в деревне говорят: из города, мол, приехали с ней играть, один писатель в шляпе!"33

В середине сентября Есенин, Райх, а чуть позже и Ганин, вернулись в Петроград.

Продолжим воспоминания Мины Свирской:

"В Общество пришёл Гаврила Андреевич Белима-Пастернак и рассказал, что ездил в Архангельскую область по выборам в Учредительное собрание и на пароходе в Белом море встретил их троих. Сколько времени продолжалась их поездка, не помню. Но помню, что кто-то пришёл и сказал, что был на Галерной и что Зинаида Николаевна вернулась. Я тут же пошла туда. Она писала какую-то служебную бумагу и сказала: "Сейчас допишу". Она дописала и повернула в мою сторону написанную бумагу, указывая на подпись: Райх-Есенина.<...>

Алёша стал приходить в Общество часто. Сергей реже, чем раньше. Зинаида стала приходить совсем редко. Она говорила, что собирается оставить работу в "Деле народа" и будет издавать стихи Есенина. Поселилась она на Литейном. <...> Зинаида с Сергеем заняли в этой квартире небольшую светлую комнату. Где-то в квартире устроился Ганин. Жили они коммуной. Хозяйством заправляла Зинаида."34

Здесь требуются уточнения. Когда Есенин и Райх приехали в Петроград, то некоторое время жили порознь: он - в доме № 49 по Литейному проспекту (где, вероятно, жил и Ганин), а она в доме № 35 по 8-й Рождественской улице. И только к концу осени Есенин и Райх стали жить вместе, сняв две смежные комнаты в квартире № 11 (позднее № 2) на втором этаже дома № 33 по Литейному проспекту. В одну из комнат вскоре переехал и Алексей Ганин...

Одними из лучших и достоверных воспоминаний о Сергее Есенине справедливо считаются мемуары его петроградского друга Владимира Степановича Чернявского. Приведём отрывок из них, относящийся к осени 1917 года:

"В доме № 33 по Литейному проспекту молодые Есенины наняли во втором этаже две комнаты с мебелью, окнами во двор. С ноября по март я был у них частым, а то и ежедневным гостем. Жили они без особенного комфорта (тогда не до того было), но со своего рода домашним укладом и не очень бедно. Сергей много печатался, и ему платили как поэту большого масштаба. И он, и Зинаида Николаевна умели быть, несмотря на начавшуюся голодовку, приветливыми хлебосолами. По всей повадке они были настоящими "молодыми". Сергею доставляло большое удовольствие повторять рассказ о своём сватовстве, связанном с поездкой на пароходе, о том, как он "окрутился" на лоне северного пейзажа. Его, тогда еще не очень избалованного чудесами, восхищала эта неприхотливая романтика и тешило право на простые слова: "У меня есть жена." < ..>

В требующей, бегучей атмосфере послеоктябръских дней, этот временный кров Сергея и его нежная дружба были притягательны своей несхожестью ни с чем и ни с кем другим..." 35

Владимир Чернявский не называет имени Алексея Ганина, однако он здесь как бы незримо присутствует. Дело в том, что воспоминания Чернявский писал в мае 1926 года, т.е. всего лишь спустя полгода после расстрела Ганина, и его имя упоминать было весьма опасно...

21 сентября (3 октября по новому стилю) 1917 года Есенину исполнилось 22 года... День рождения поэт отмечал в Петрограде, в доме на Литейном проспекте. В числе приглашенных был и Алексей Ганин.

Вспоминает Мина Свирская:

"Приближался день рождения Сергея, Зинаида просила меня прийти. Сказала, что будет только несколько человек - закуски ведь будет очень мало. Я пришла. Электричество не горело. На столе стояла маленькая керосиновая лампа, несколько свечей. Несколько бутылок и какая-то закуска. По тем временам стол выглядел празднично. Были Раиса Павловна, Савелий Павлович (Брат и сестра, - знакомые З.К Райх с юношеских лет. - Л.К.), Ганин, Иванов-Разумник, Петр Орешин и ещё кто-то, но не вспомню. Было оживлённо и весело.

Есенин настоял, чтобы я с ним и Алёшей выпила на брудершафт. Мы выпили. Ганин стал придумывать для меня штраф, если я буду сбиваться на "ты" и "вы"...36

С одним из гостей - Разумником Васильевичем Ивановым-Разумником - литературным критиком и публицистом, неоднократно встречался Алексей Ганин. Встречи были в редакциях левоэсеровских изданий, где работал Иванов-Разумник и где печатались произведения Есенина и Ганина. Встречались они и в Царском Селе, где жил Иванов-Разумник. Алексей Ганин посвятил ему поэму, написанную в 1918 году:

ОБЛАЧНЫЕ КОНИ

1.

Р.В. Иванову

Земля и небо в тихом звоне.

В гробах поют уста живых.

И вышли облачные кони

На склоны пастбищ голубых.

Ушами прядают игриво

На сладкий зов вторых небес,

И льются золотые гривы

На землю в задремавший лес.

И оживают в тёмных прядях

Слепые лапы хвойных рук.

Встают кресты в цветных нарядах

На холмах человечьих мук.

И вдаль на солнечные горы

Восходят белые кресты.

И сыплют на луга в просторы

Живые, певчие цветы.

2.

Почуял смерть дракон двуглавый,

Из бездн исторг последний крик

И поднял факелом кровавым

Над миром огненный язык.

Из моря бездны многоликий

Змеящийся раскинул хвост.

И заскрипел от злобы дикой

Железной чешуёй хребёт.

Вздынулся хвост до храмов горних,

Свернулся у хвостов в браслет.

Помчались кони стадом чёрным,

Зажёгся пламецветный след...

И Сергей Есенин посвятил Р.В. Иванову-Разумнику стихотворение:

ОСЕНЬ

Р.В. Иванову

Тихо в чаще можжевеля по обрыву.

Осень - рыжая кобыла - чешет гриву.

Над речным покровом берегов

Слышен синий лязг её подков.

Схимник-ветер шагом осторожным

Мнёт листву по выступам дорожным

И целует на рябиновом кусту

Язвы красные незримому Христу.

Это стихотворение было написано в 1914 году, а посвящение Есенин добавил в 1916 году. Обращает на себя внимание сходство образов в обоих стихотворениях, но в стихотворении Ганина, написанном позже, чувствуется ещё и драматизм событий 1917-I918 годов.

В своих воспоминаниях Мина Свирская рассказывает ещё об одной встрече с Есениным и Ганиньм:

"В вечер дня рождения Есенина, когда мы все уже собирались уходить, Ганин сказал, что пойдёт меня провожать. Он уже снял пальто с вешалки. Сергей подошёл к нему, взял у него из рук пальто и быстро надел его на себя. Погода была прескверная. Моросил мелкий дождь. По мере того, как мы приближались к Неве, туман усиливался. Мы шли молча. Мне это молчание было тягостно. Хотелось его нарушить, но я не знала, как это сделать. На мосту я остановилась и сказала: "Давай смотреть на воду, интересно, что мы увидим сегодня в день твоего рождения". - "Ничего не получится", - ответил он и потянул меня за руку. И молча мы дошли до моего дома.

Через день или два пришёл в Общество Ганин:

- Если бы ты знала, как Сергуньке попало.

- Алёша, за что?

- Нет, не за то, что он пошёл тебя провожать. Зина упрекала его, что он не подарил ей ни одного стихотворения. Он слушал её, надувшись, ничего ей не ответил, потом быстро оделся и ушёл. Я думал, он у вас.

- Нет, к нам он не приходил.

Уже после ухода Ганина очень мрачный пришёл Есенин. Я ему сказала, что приходил Ганин, искал его. Он мне ничего не ответил, уселся читать и быстро ушел".37

Возможно, Зинаида Райх обиделась на Есенина, что он в тот самый день рождения подарил свое стихотворение не ей, а Мине Свирской:

"Вдруг Есенин встал, взял со стола одну свечу и потянул меня за руку: "Идём со мной, мы сейчас вернёмся". Я встала и пошла за ним в их комнату. Есенин сел за стол и показал мне рукой на второй стул у стола. Я села. Он стал писать.

- Серёжа, я пойду.

- Нет, нет, посиди, я сейчас, сейчас.

Дописав он прочёл мне следующее стихотворение. Хорошо помню, что в нём было пять четверостиший, но пятое вспомнить не могу.

МИНЕ

От берегов, где просинь

Душистей, чем вода,

Я двадцать третью осень

Пришёл встречать сюда.

Я вижу сонмы ликов

И смех их за вином,

Но журавлиных криков

Не слышу за окном.

О, радостная Мина,

Я так же, как и ты,

Влюблен в мои долины (?)

Как в детские мечты.

Но тяжелее чарку

Я подношу к губам

Как нищий злато в сумку,

С слезою пополам."38

Литературовед Сергей Тхоржевский, анализируя это стихотворение, пишет: "Авторство Есенина вызывает сомнение... может быть, на самом деле это стихотворение звучало иначе".39

Н.Н. Парфенов рассказывает об эпизоде дружбы двух поэтов, относящемся, вероятно, к 1916 году, когда они ездили в Вологду:

"Вторая сестра Ганина - Маша уехала в Вологду... Она, по настоянию родных, хотела поступить в третью женскую гимназию. В городе ей всё казалось новым и каким-то далёким, чужим. И вдруг - о, радость! - к ней зашёл старший брат. Позвал обедать.

На улице их ждал симпатичный молодой человек, весёлый и разговорчивый. В ресторане "Север" друзья заняли столик недалеко от входа. <...> За обедом друзья больше всего говорили о стихах, вспоминали Александра Блока и Андрея Белого, рассуждали о творческих планах писательского объединения "Скифы".40

Парфёнов рассказывает еще об одном эпизоде более позднего времени:

"А однажды Маша увидела на стене в комнате брата фотокарточку... Рядом с Алексеем сидел тот, что был с ними в ресторане. Оба были в белых рубашках с галстуками. Маша узнала незнакомца и по серому в клеточку костюму. На оборотной стороне снимка она прочла: "Другу Алёше. Сергей Есенин." Эта карточка потом бесследно исчезла. И тогда Алексей сделал фотомонтаж из других снимков".41

Возможно речь идёт о фотографии, где радом с Есениным в форме санитара царскосельского военно-полевого поезда - Алексей Ганин.

Широко известны произведения Сергея Есенина, написанные в 1917-1918 годах. К ним относятся так называемые "богоборческие" поэмы: "Октоих", "Инония", "Пришествие", "Преображение" и другие. Все они были опубликованы в 1917-1918 годах в Петрограде в левоэсеровских изданиях. А о творчестве Алексея Ганина в тот период известно мало. В одном из стихотворений, под названием "Предутрие", ярко проявились его лиричность и философское восприятие мира:

ПРЕДУТРИЕ

С полей уходит ночь. А день уже в далёком.

Задумалась пора. Минуты не спешат...

Заря чуть брезжит в муть. Ярка звезда востока...

Кого в белесой мгле погосты сторожат?

С небес из чьих-то глаз роса пахучей мёда

струится в синь травы, чтоб грезил мотылек.

Цветы ведут молву про красный час Восхода,

целуется во ржи с колосьем василёк.

По скатам и холмам горбатые деревни,

впивая тишину, уходят в глубь веков.

Разросся тёмный лес, стоит как витязь древний -

В бровях седые мхи

и клочья облаков.

Раскрылись под землёй заклятые ворота.

Пропел из глубины предсолнечный петух,

И лебедем туман поднялся от болота,

чтоб в красное гнездо

снести белесый пух.

И будто жизни нет - но песня жизни всюду,

Распался крут времён,

и сны времен сбылись,

Рождается рассвет, и близко, близко чудо -

когда падет звезда

и Солнцем станет лист.

1917

Несколько стихотворений Ганина, а также стихи Сергея Есенина, Андрея Белого, Валерия Брюсова, Николая Клюева, Петра Орешина были опубликованы в петроградском альманахе "Скифы", который редактировал Р.В. Иванов-Разумник.

В гостях у Разумника Васильевича Есенин и Ганин побывали в конце 1917 года. Адрес: Царское Село, Колпинская (позднее Пушкинская) улица, дом 20, квартира 2 был хорошо знаком Сергею Есенину. Здесь он бывал неоднократно в дни своей военной службы в Феодоровском городке Царского Села, да и позднее. Несколько раз он приезжал с Алексеем Ганиным. Один из приездов, датированный декабрем 1917 года, описан в воспоминаниях литератора Е.Г Лундберга:

"Познакомился у Иванова-Разумника с С. Есениным и А. Ганиным. Поэты. Оба молодые. В Есенине сочетание озорства с большой утончённостью... Есть строки, приближающиеся по спокойной силе к классикам. Иванов-Разумник балует Есенина, не напортил бы. Хорошо читает Есенин, поёт, сжав брови, опустив долу глаза. Тогда - совсем мальчик... И поёт, как ветер, тонко, слегка однообразно, стихийно. Вкус к мифу... Революция для молодых - другое, чем для нас. Они не видят ранящих частностей и легче отдаются стихии." 42

20 февраля 1918 года в газете "Знамя труда" было опубликовано стихотворение Александра Блока "Скифы". Вечером того же дня состоялось чествование Блока в связи с этим примечательным событием в помещении столовой Технологического института. Придя домой, Александр Блок отметил в записной книжке: "Меня выпили". Вечер продолжался три с половиной часа. Среди присутствовавших была жена Блока Любовь Дмитриевна Блок-Менделеева, а также Сергей Есенин и Алексей Ганин. Их присутствие особо отметил Блок в дневнике.

О некоторых подробностях этого вечера рассказал в своих воспоминаниях литератор П.А. Кузько:

"Блок был восторженно встречен многочисленной аудиторией. Он читал любимые публикой - "Незнакомку", "На железной дороге", "Прошли года", "Соловьиный сад", "В ресторане". Во время чтения Блок стоял, слегка прислонившись к колонне, с высоко поднятой головой, в военном френче. Читал он спокойным голосом, выразительно, но без всяких выкриков отдельных слов. Он был бледен и, по-видимому, утомлён. Сидевший рядом со мной в одном из первых рядов Есенин любовно поглядывал на Блока, иногда пытливо посматривал и на меня, желая узнать мое впечатление. Один раз он не выдержал и шепнул мне на ухо:

- Хорош Блок!"43

А был ли знаком Блок с Ганиным? К сожалению, ни в одном из известных нам литературных источников об этом нет никаких сведений, но то, что он записал фамилию Ганина в дневнике в числе немногих, говорит о том, что, скорее всего, они были знакомы. Встречаться они могли в редакциях левоэсеровских изданий, где часто бывали.

Место, где прошло чествование Александра Блока, на первый взгляд кажется случайным, не заслуживающим отдельного разговора, но это не так. Вот что свидетельствует любительница поэзии Д.Ф. Слепян:

"Эти вечера проводились ежесубботно в столовке Технологического института, куда очень охотно приходили читать свои стихи приглашаемые поэты, начиная от буквально обожаемого "самого" Александры Блока.

Читали там свои стихи (из тех, кого сохранила память) чёрненький, грассирующий Георгий Иванов, громадный Владимир Пяст, похожий на гнома, жеманный Михаил Кузмин, красивый и подчёркнуто элегантный Николай Оцуп и, конечно, пользовавшийся огромной популярностью и успехом Николай Степанович Гумилёв... Я почти не пропускала эти вечера в Технологическом институте. Мне вообще нравилась простота и незатейливость этих вечеров. Они проводились во дворе института, с "очень чёрного входа", в узком и длинном помещении столовой, уставленном столами, обитыми чёрной клеёнкой и дощатыми скамейками. В конце столовой был построен помост, на котором и происходили обычно выступления. Зрители тесно рассаживались на столах и скамейках...

В соседнем помещении стоял рояль, под музыку которого, после программы, танцевали. В особо торжественных случаях зал украшался гирляндами цветных лампочек, фонариков. Часто вывешивались юмористические объявления, карикатуры.

Многие участники после выступления охотно оставались с весёлой молодёжью, тем более, что в такие дни студенческая столовая комиссия выдавала по тарелке каши, хлеб и кусок настоящего сахара к обжигающей кружке чая, что в голодное время в Петрограде имело свою дополнительную притягательную силу..."44

Вот в такое время и в такой обстановке состоялось чествование Блока 20 февраля 1918 года в Петрограде в столовой Технологического института. После окончания вечера несколько студентов, группа писателей и поэтов, в числе которых были Сергей Есенин и Алексей Ганин, отправились провожать Блока и его жену домой. Шли пешком, ведь было далеко за полночь и транспорт не ходил. Путь был неблизким: Забалканский (Московский) проспект, мост через Фонтанку, Сенная площадь, Театральная площадь, Офицерская (Декабристов) улица. Офицерскую надо было пройти почти от начала до конца - до дома № 57 у реки Пряжки. По дороге шла оживленная беседа на живо интересовавшую всех тогда тему "Интеллигенция и революция". Статью с этим названием Блок написал в том же 1918 году.

В середине 1918 года Алексей Ганин написал стихотворение "Взманила мечтами дорога..." Несмотря на сложное, противоречивое время, стихотворение наполнено оптимизмом, верой в то, что настанут лучшие времена. Алексей Ганин надеется, что его творчество будет нужно людям ещё многие годы.

Взманила мечтами дорога,

Шагать по полям и лугам.

На сердце распелась тревога -

К твоим ли приду берегам?

Струится небесное море...

Воздушный глубок океан.

И тонут леса и сугоры

В засолнечный, светлый туман.

Сияют церковные крыши,

Тепла тишина деревень...

Уснула и ласково дышит

Из рощи медовая тень.

На самой меже задремали

Черёмухи в белых мечтах.

И птицы от счастья устали,

Развесивши песни в кустах.

Повсюду любовь и отрада...

И солнце - небесный жених

Овец златорогое стадо

Пасёт на горах золотых...

Рябит колосистое поле

И молится каждый цветок...

Мне выпала сладкая доля:

Разлиться в предвечный Исток.

В конце апреля 1918 года Зинаида Райх, а затем и Сергей Есенин выехали из Петрограда в Москву на постоянное место жительства. Алексей Ганин на некоторое время остался в Петрограде, а в середине того же года вступил добровольцем в Красную Армию. Он служил по своей основной специальности - фельдшером в Красноборском военном госпитале на Северной Двине. Бывший начальник госпиталя А.В. Фалин вспоминал:

"А.А. Ганина я впервые встретил на Северном фронте в 1918 году. Он служил в тех госпиталях, где мне пришлось быть начальником. А потом вместе работали в военно-санитарном управлении Котласского района в 1919 году. Условия работы в госпиталях были нелегкими, порою - очень тяжёлыми, особенно на Пинежском участке, который находился далеко от руководящего медицинского центра в Котласе. Военный фельдшер Ганин во время операций безукоризненно выполнял свои обязанности. Нередко ему приходилось самостоятельно решать много других задач. Он налаживал санитарный транспорт, эвакуировал раненых и больных, следил за бесперебойным снабжением медикаментами и перевязочными материалами своего госпиталя и ближайших воинских частей... Не будет преувеличением сказать, что он работал, не считаясь со временем, не покладая рук. И поэтому заслуженно пользовался большим авторитетом. Среди своих коллег он выделялся общим образованием, известной широтой взглядов. Но то, что он был поэтом, мы узнали не сразу. Хотя замечали, как в редкие свободные минуты отдыха он писал в толстой самодельной тетради. Хорошо рисовал. Иногда читал свои стихи и рассказывал о встречах с Есениным. О произведениях Панина профессионально судить мы, конечно, не могли. Но некоторые стихотворения нам очень нравились. Незаметно для себя скоро стили знать наизусть отдельные строфы и целые стихотворения."45

ГЛАВА 3

1918 год стал годом начала борьбы большевистской власти против своего народа. И в первую очередь широким фронтом развернулась кампания по истреблению крестьянства, чьё мировоззрение, понимание жизни, религиозность, любовь ко всему живому в своей основе противоречили идеологии тоталитаризма и атеизма. Впрочем не только с крестьянами, но и с недовольными новым порядком рабочими, большевистская власть также беспощадно расправлялась. В книге С.П. Мельгунова "Красный террор в России", изданной на западе в 1933 году и переизданной в нашей стране в 1990-м, приводятся леденящие душу факты уничтожения многих тысяч ни в чём не повинных людей. Вот лишь несколько примеров.

В Астрахани десятитысячный митинг мирно обсуждавших свое тяжелое материальное положение рабочих был расстрелян из винтовок и пулемётов матросами и гранатомётчиками. В Чернигове за убийство комиссара расстреляны все члены семьи студента, совершившего этот акт. В Петрограде и Москве после убийства Урицкого и покушения на Ленина было расстреляно свыше тысячи заложников. И все-таки особенно люто власть большевиков расправлялась с крестьянами и служителями культа.

В начале 1920-х годов в результате раскулачивания, продразверстки и других карательных мер, по стране прокатилась волна крестьянских восстаний - Тамбовское, Северо-Кавказское, Ишимское, которые были жестоко подавлены. Началось так называемое "раскрестьянивание" России. Наступление велось широким фронтом, захватывая все слои крестьянства, включая писателей и поэтов - выходцев из деревни. Кампания по отстранению "крестьянских" поэтов и писателей началась в Москве в начале 1918 года. В январе был создан небезызвестный Пролеткульт. Согласно положению по его организации, вся литература должна находиться "на службе" у рабочего класса. В декларации указывалось, что эта организация создается как "чисто классовая", призванная объединить усилия по проведению культурно-просветительской работы среди пролетариев.

В "Положении о Московском Пролеткульте" ни слова не сказано о крестьянстве, что вызвало недоумение и обиду у группы "крестьянских" поэтов и писателей, и, в первую очередь, у Сергея Есенина. Он стал одним из авторов "Заявления инициативной группы", которое было направлено в Пролеткульт 5 октября 1918 года. Первым в этой группе был назван Алексей Ганин. В заявлении говорится:

"Мы, поэты и писатели, вышедшие из крестьянских сёл и деревень, отражающие их внешний и внутренний мир, не можем спокойно примириться с тем обстоятельством, что мы до сей поры остаемся совершенно в тех же самых условиях, что и во вчерашний буржуазный день, то eсть в полной крепостной зависимости от различных частно-издательских фирм, в руках которых и находится подчас судьба почти каждого из нас. <...> Такая ненормальность материальных, а в связи с этим и духовных условий жизни и творчества поэтов, вышедших из крестьянской среды, ставят перед нами неотложную задачу об организации особой крестьянской секции при Московском Пролеткульте. <...> Инициативная группа предлагает... следующих лиц на должностные роли этой секции."46

Далее в тексте пробел, вероятно, для вписывания фамилий. Представляет большой интерес состав "Инициативной группы крестьянских писателей" (фамилии были вписаны рукой Есенина): Алексей Ганин, Сергей Есенин, Сергей Клычков, Семен Подьячев, Николай Клюев, Алексей Чапыгин, Иван Касаткин, Дм. Семеновский, Георг. Гребенщиков, Вячесл. Шишков, Александр Ширяевец, Пётр Орешин, Кондр. Худыков, Пимен Карпов, Филипп Радин.

"Обращение" осталось без ответа, крестьянская секция при московском Пролеткульте не была организована.

В дни службы на Северной Двине, как мы знаем из воспоминаний А.В. Фалина, Алексей Ганин писал стихи. Кроме лиричных и философских стихотворений, он - вероятно под влиянием происходящих событий и большевистской пропаганды - пишет стихи и революционного плана, к примеру - "Братья, плотнее смыкайте ряды". Но это, пожалуй, исключение из правил. Ганин не стал, да и никогда не был революционным поэтом, хотя в некоторых его произведениях слышны отголоски бурного времени, в которое он жил.

После демобилизации Алексей Ганин некоторое время работал в культпросветотделе 6-й Армии. Затем поступил в Вологодский пединститут, где активно участвовал в работе студенческого комитета. Он был в составе комиссии по улучшению быта студентов и организации их культурного досуга.

Алексей дружил с писателями Вологды А.А. Субботиным и И.В. Евдокимовым. Одно из стихотворений он посвятил Анатолию Субботину:

И я, и солнышко - мой светлолицый друг -

Встаем к труду улыбчивые рано;

Разбудим день, оно возьмёт туманы,

И я начну косить цветной широкий луг.

Мужичий гам, румяный бабий говор

Польют от сёл, качая сон тропы,

А впереди: - и синь, и косогоры,

Ромашки и росистый смех травы...

И весел труд, коса остро и звонко

По шёлку трав хрустит до полудня.

И не понять, где песня жаворонка:

Там, в синеве, иль в сердце у меня...

В 1920 году Алексей Ганин женился. Об этом вспоминала его младшая сестра Елена Алексеевна:

"Жена Алеши была эстонка. В Пинеге он её нашёл, их выселили из Эстонии во время гражданской войны. Когда он уехал из деревни в Москву, она ждала, ждала его и решила, что бросил... Возвратилась в Эстонию вместе с дочерью Валей. <...>

Гилъда-Галей мы её звали - умерла в 1937 году в Тарту. Но всё это мы через много лет узнали. Решили Галю и племянницу свою Валю разыскать после войны. Сначала писать боялись, а потом написали в Таллин... Вскоре пришло письмо от Гильдиной соседки - через почтальона нашли. Узнали, что и дочка Алеши Валечка умерла в 1941 году под оккупацией. Вот какая была красавица, с косами!"47

Одно из своих стихотворений, написанное в 1917 году, Алексей Ганин посвятил жене:

Жене Гале

Честь, богатство, и слава, и впасть -

всё случайно на горестном свете.

Жить легко,

еще легче пропасть...

Только есть золотая примета,

что из сердца любовь

Даже смерть не умеет украсть.

В том краю,

где тайгу извалял дровосечный топор,

где немало цветов попримяла холодная осень,

от седых, незапамятных пор

кличут путника древние куполы сосен...

А у сосен - могильный бугор.

И на том на могильном бугре

всем, кто счастье в пути потеряет,

будь он молод и свеж,

иль с кудрями белее пурги,

три волшебных цветка расцветают

и поют о минувшей поре.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И вовек те цветы не умрут,

Их ни бури, ни гром не колышут.

И никто не минует тот путь.

Но довольные песен не слышат,

а счастливые спешно пройдут.

В конце 1918 года в Москве возникла новая литературная группа - "Имажинисты". В ее создании самую активную роль сыграли поэты Вадим Шершеневич и Анатолий Мариенгоф. В группу вошёл и Сергей Есенин. В "Декларации", опубликованной в январе 1919 года, имажинисты провозгласили:

"Нам смешно, когда говорят о содержании искусства... Тема, содержание - это слепая кишка искусства - не должна выпирать, как грыжа, из произведений... Всякое содержание в художественном произведении так же глупо и бессмысленно, как наклейки из газет на картины."48

Под "Декларацией" стояли подписи С. Есенина, Р.Ивнева, Б. Эрдмана, Г. Якулова.

Имажинисты развернули бурную деятельность. Они учредили "Ассоциацию вольнодумцев" и кооперативную артель. В условиях трудностей с полиграфией и бумагой, они сумели организовать собственное издательство. Издали около десятка книг, которыми бойко торговали в собственной книжной лавке на Тверской улице.

Какие стихи писали имажинисты? Вот лишь одно из стихотворений Анатолия Мариенгофа той поры:

Опять вино

И нескончаемая лета

Немеркнущих стихов.

Есенин с навыком степного пастуха

Пасёт столетья звонкой хворостиной.

Чуть опаляя кровь и мозг,

Жонглирует словами Шершеневич,

И чудится, что меркнут канделябровые свечи,

Когда взвивается ракетой парадокс.

Стихи глаголет Ивнев,

Как псалмы,

Псалмы поёт как богохульства...

Есенин на какое-то время подпал под влияние имажинистских образов, но ни на йоту не отрекся от "деревянной Руси". Не изменил своим принципам и Алексей Ганин, не входивший ни в какие литературные группы. Издательство "Имажинисты" выпустило сборники стихотворений с характерными названиями: "Золотой кипяток", "Имажинисты", "Звездный бык". В один из имажинистских сборников "Конница бурь" вошли и стихи Алексея Ганина. Произошло это исключение из правил благодаря Сергею Есенину, способствовавшему публикации, ведь на страницах сборников печатались исключительно произведения поэтов-имажинистов. Испытывая большие трудности с изданием своих произведений, Ганин решает наладить выпуск сборников стихов собственными силами. Он изготовлял макеты, оформлял обложки и занялся титаническим трудом: на досках вырезал буквы, иллюстрации и затем печатал книжки литографическим способом. Тиражи сборников были небольшими, и сейчас все эти маленькие книжечки по 12-14 страниц каждая, являются библиографической редкостью. Они датированы 1920 - 1921 гг. и имеют марку издательства "Глина", которое придумал Ганин. Все десять сборников вышли в Вологде. Вот лишь некоторые их названья: "В огне и славе", "Красный час", "Вечер", "Золотое безлюдье", "Кибураба" и другие. Сборник "Красный час" вышел с посвящением Есенину: "Другу, что в сердце мёд, а на губах золотые пчёлы - песни - Сергею Есенину!"49

Почти все стихотворения из литографических сборников Ганин включил в состав книги "Мешок алмазов" (издана в Вологде, с пометой "М", издательство "Глина", 1921 год). На страницах сборника опубликовано одно из самых замечательных стихотворений Алексея Ганина, в котором явственно звучит грустный, щемящий мотив прощания с молодостью.

Мне гребень нашептал, что волосы редеют,

Что скоро заблестят, как иней, седины,-

И тише за окном, на старых сучьях рдея,

Тоскует Солнцепёк о радостях Весны.

В холодной синеве природа онемела,

Поднялся белый сон над стынущим ручьём.

И где-то далеко за рощей прозвенела

Осенняя печаль отлётным журавлём.

По скошенным лугам блуждает жёлтый ветер,

Взмахнёт седым крылом, поплачет у куста, -

И роем золотым от сгорбившихся ветел

Взовьется к облакам засохшая листва.

И чудится Душе, встревоженной мечтами, -

Безглазый лик времён дохнул из прошлых бурь,

Ветлою гнётся жизнь, и мчатся дни за днями

Певучей желтизной в предвечную лазурь.

По выцветшим холмам, в туманном синем поле

И юность и мечты с ватагами страстей

Летят куда-то прочь в последней буйной воле

На огненных хребтах взбесившихся коней.

Клубятся в небесах пылающие гривы,

Все дальше звон копыт, все дальше красный скач, -

И синяя печаль в природе молчаливой

И в сердце, как любовь, таится тихий плач.

Бледнеет Солнцепёк. Лучом опавший волос

Сквозь гребень проскользнул с открытого чела,

И где-то за спиной понятней шепчет Голос,

Что нет уже Весны и Юность отошла.

1919- 1920.

Литературовед Наталья Солнцева высоко оценила стихи Алексея Ганина:

"Его цикл "Мешок алмазов" - это действительно царский подарок, алмазная россыпь. Каждое четверостишие отшлифовано мастером, его грани поглотили в себя свет Вселенной:

Весь мир велик, как я, а я, как мир, ничтожен.

В ничтожности миров я стал, как мир, велик.

Открыта дверь моя, иди скорей, кто может, -

Я всех светлее солнц, к чему скрывать свой лик.

Лирический герой Алексея Ганина вместил в свой мир бури и кометы, богов и гармонию космоса."50

А вот что пишет Солнцева о поэме Ганина "Сарай", изданной в том же 1920 году литографическим способом:

"Поэма "Сарай" - достаточный по тем временам криминал. Написана она была как бы ради одной фразы - "В кумире дьявол обнаружился". Это произведение Ганина - об обмане: добро обернулась злом, храм - грязным сараем, Ангел-хранитель - Сатаной... Дьявол пожирает "званых и незваных".

И слышу - дети в рваных лапотках

Хрустят у Дьявола в зубах.

Ганин указал дату написания поэмы - 1917 год. Вот как он смог уже в семнадцатом расслышать хруст мужичьих детей в зубах явившегося обманутому миру Дьявола?"51

Видный московский литературный критик тех лет Н.Я. Абрамович одним из первых обратил внимание на талант молодого поэта. И это стало большим событием в жизни Ганина. В мае 1921 года Алексей подарил Н.Я. Абрамовичу книгу "Мешок алмазов" с дарственной надписью: "Николаю Яковлевичу Абрамовичу, первому, кто с восторгом и любовью заглянул в мою песенную душу и окрылил её новой силой".52

В начале 1923 года в вологодском журнале "Кооперация Севера" Ганин публикует свои прозаические произведения - рассказ "Иван и корова" и отрывки из романа "Завтра". В № 12 за 1922 год в этом же журнале были напечатаны его стихи. Рассказ "Иван и корова" был перепечатан лишь в 1978 году, а роман "Завтра" переиздан ещё через 11 лет - в 1989 году в книге "Последний Лель". Проза поэтов есенинского круга".

В предисловии к этой книге, где опубликованы прозаические произведения "крестьянских поэтов" Николая Клюева, Пимена Карпова, Сергея Клыкова и Сергея Есенина, литературовед Сергей Куняев отмечает:

"Роман "Завтра" интересен не столько своими художественными достоинствами, сколько подробностями быта глухого угла российской провинции, затерявшегося меж лесов Вологодской губернии. Ганин остро передает ощущение российской глухомани, по-своему прекрасной и устрашающей. <...> О происходящем в сердце русского государства местные мужики и бабы беседуют, словно о событиях на другой планете. Обмениваясь будоражащими и фантастическими новостями, они отправляются на болото за клюквой, которое их манит все дальше и дальше. Безмолвная глушь уводит от родных домов, завлекает, навевает страх. Исторические события отдалённым эхом доносятся до этих глухих мест, выразительно обрисованных Ганиным, и родная природа этой глуши сама становится некоей угрожающей силой, готовой поглотитъ человека..."53

ГЛАВА 4

Осенью 1923 года, после тяжёлой травмы головы, Алексей Ганин переезжает в Москву. Он надеется подлечиться, преодолевая недуг много пишет, собирается выпускать новые книги... Но всё оказалось сложнее, чем он предполагал. Болезнь постепенно прогрессировала, и, тем не менее, поэт не сдавался. По свидетельству Я.Н Парфёнова, "в 1923 году начался новый этап в творчестве Ганина. Поэт полон интересных замыслов: кропотливо собирает материалы по истории эллинов и Древнего мира, мечтая написать художественно-драматическую хронику "Освобождение рабов", вынашивает план романа о России в период с 1905 по 1925 годы, намереваясь развернуть действие на социально-экономической основе..."

В Москве Ганин часто встречается с Есениным, общается с Клычковым, Орешиным, Карповым. Современники отмечали, что на литературных вечерах "новокрестьянских" поэтов Алексей Ганин выступал страстно, темпераментно, напористо. Он был среднего роста, коренастый, крепко сбитый и очень подвижный.

25 октября 1923 года в Москве на Кропоткинской улице (Пречистенке) в помещении Дома ученых состоялся литературный "Вечер русского стиля". Сергей Есенин прочел стихи из цикла "Москва кабацкая", Николай Клюев исполнил "Песни на крови", Алексей Ганин прочитал свою поэму "Памяти деда". Об этом вечере была помещена заметка в газете "Известия". О нём вспоминали поэты В. Пяст и И. Фомин. В своих воспоминаниях Владимир Пяст (Пестовский) пишет:

"Осенью 1923 года я жил в Москве и под Москвой и, когда прочёл о выступлении в ЦЕКУБУ на Пречистенке группы крестьянских поэтов (Есенин, Клюев и Ганин), решил пойти на этот вечер. Всех троих исполнителей своих стихотворений слышал я тогда впервые, о Ганине же и вообще ничего не слыхал. От этого вечера в памяти остались: колоритная фигура в длинном зипуне (Клюев), - и ещё ярче - кудрявая есенинская голова, с выражением несколько сонным, и его правая рука, в двух пальцах которой была зажата папироска и которой он как бы дирижировал своему музыкально моделирующему инстрменту (голосу)..."54

К сожалению, Пяст ни слова не сказал о выступлении Ганина. Алексей остался как бы в тени двух своих колоритных друзей - Есенина и Клюева.

К этому же времени относится неосуществлённое намерение Сергея Есенина учредить и издавать новый журнал. Об этом вспоминает И.В. Грузинов:

"Осень. Ранним утром я встречаю Есенина на Тверской: он несет целую охапку книг: издания "Круга". Так и несёт, как охапку дров. На груди. Обеими руками. Без перчаток. Холодно.

Вечером того же дня в "Стойле Пегаса" он говорит мне: - Я занимаюсь просмотром новейшей литературы. Хочу организовать журнал. Буду издавать журнал. Буду работать, как Некрасов."55

Журнал Есенин намеревался назвать "Россияне". Среди предполагаемых авторов он наметил себя, Николая Клюева и Алексея Ганина. Сергей Есенин сделал две попытки по организация издания нового журнала. Но оба раза неудачно. В Москве он не смог это осуществить из-за разногласий с поэтом Сергеем Клычковым, и в Петрограде, куда Есенин ездил в середине октября 1923 года, - ввиду организационных трудностей.

Примерно через месяц после "Вечера русского стиля" произошло довольно заурядное событие, которое, впрочем имело громкий резонанс. Четыре друга - Сергей Есенин, Сергей Клычков, Петр Орешин н Алексей Ганин сидели в столовой на Мясницкой улице, 28, разговаривали, спорили, выпивали. Все происходило довольно шумно, - да это и понятно: собрались хорошие знакомые, молодые люди в расцвете творческих и физических сил. К тому же они отмечали праздник - пятилетие Всероссийского союза поэтов. А за соседним столиком сидел какой-то незнакомец в кожаной куртке, который внимательно прислушивался к их разговору. И вдруг этот человек поднял крик. Обвиняя молодых людей в том, что они пьяницы, дебоширы и ярые антисемиты, он потребовал немедленно перепроводить их в милицию. Скорее всего, - это была провокация, так как тут же, откуда ни возьмись, появились бравые стражи порядка и вскоре четверо поэтов действительно оказались в ближайшем отделении милиции.

Как по команде об инциденте были оповещены редакции московских газет. Моментально, одним из первых, откликнулся известный своими скандальными статьями Л. Сосновский (по определению Есенина - "картофельный журналистик").

Уже через день(!) после инцидента - 22 ноября в "Рабочей газете" была напечатана его статейка. А чуть позже её перепечатал журнал "Жизнь искусства" (№ 48 за 1923 год). Статья Сосновского стала первым звеном в цепи целого ряда событий вокруг так называемого "Дела четырёх поэтов". В статье говорится:

"Лично меня саморазоблачение наших поэтических "попутчиков" очень мало поразило. Я думаю, что если поскрести ещё кое-кого из "попутчиков", то под советской шкурой обнаружится далеко не советское естество. Очень интересно узнать, какие же литературные двери откроются перед этими советскими альфонсиками после их выхода из милиции и как велико долготерпение тех, кто с "попутчиками" этого сорта безуспешно возится в стремлении их переделать".

Литератор Родион Акульшин (Берегов) вспоминает:

"Поэтов продержали под замком всю ночь. Утром их освободили благодаря хлопотам Гали Бениславской (Подруги Есенина. - Л.К), с авторитетом которой считались все следственные органы, как с первоклассной стенографисткой. А в тот же день вечером в Литературном институте был объявлен экстренный митинг по случаю "антисемитского буйства группы поэтов", как гласила тема митинга. Главная аудитория была переполнена. Все лекции были отменены, как будто решалось дело огромной государственной важности. Руководил митингом Борис Фридман, который так торжественно объявлял Сергея Есенина (На литературном вечере. - Л.К.) две недели тому назад.

- Мы должны обсудить поведение поэтов...и вынести резолюцию, оправдывающую или осуждающую наших старших братьев по перу.

Тон голоса у Фридмана был спокойный. Все знали, что он очень любит Есенина, но руководить митингом ему, вероятно, поручила комсомольская организация. <...> Борис Фридман предложил записываться всем, кто желает принять участие в прениях по щекотливому вопросу. Поднялся лес рук."56

И тут началось. Выступивший первым студент лет восемнадцати, вероятно прочитавший статью Сосновского, сказал, что "выходку оголтелых поэтов" надо квалифицировать как "хулиганство" и "махровый антисемитизм" и потребовал "строжайших санкций над распоясавшимися головорезами". Как отмечает Акульшин, речи остальных ораторов были похожи одна на другую, как горошины в кульке. Последней выступила студентка Зельда Гельман. Ее выступление стоит того, чтобы привести его целиком:

"- Товарищи, мне трудно говорить, потому что душевная боль сжимает грудь. Я терпеливо выслушала одиннадцать человек, хотя для этого нужны были нечеловеческие усилия. Мне казалось, что я не в Институте поэзии и литературы, а на псарне, где дрессируют породистых собак, тренируя их в жестокости. Неужели все выступающие считают себя людьми? Неужели это будущие писатели, поэты, критики, преподаватели литературы, редакторы художественных журналов? Нет, нет, это разбойники с большой дороги, это жестокие палачи, это инквизиторы средних веков, это чудовища, которым чуждо все человеческое! Против кого они ополчились? Против тончайших лириков, в которых заговорило чувство национальной гордости. Которые старались убедить своих оппонентов, что русский народ дал величайших гениев во всех областях науки, искусства, литературы. Противники доказывали обратное. Под влиянием винных паров языки не знали удержу, а на помощь языкам в таких случаях спешат кулаки. Все это понятно и всё это извинительно. В ссоре поэтов с нэпманами не было крупицы антисемитизма. Как может быть антисемитом Есенин, возглавляющий школу имажинистов, в которой половина eвреев? В чём угодно можно обвинить Есенина и его друзей - в пристрастии к алкоголю, в легкомыслии, может быть, в честолюбии, но только не в антисемитизме! Талантами таких людей надо гордиться, а когда они оступаются и падают, к ним надо спешить на помощь, чтобы поднять, приласкать, чтобы скорее залечить больные от ушибов места. Если бы я была судьёй, я бы вынесла оправдательный приговор поэтам, и, в первую очередь Сергею Есенину"...57

По словам Акулыпина, на собрании присутствовал Валерий Брюсов, который поддержал Зельду Гельман. Резолюция была вынесена благожелательная для поэтов, просидевших ночь под замком в районном отделении милиции.

Но таких резолюций и выступлений в пользу поэтов, было, к сожалению, мало. Вероятно, нет смысла пересказывать то, что выплеснулось тогда на страницы московских газет. Тут было и "мнение народа", и "политическая оценка"... Поэты попытались защититься.

30 ноября в газете "Правда" появилось их "Открытое письмо", следующего содержания: "Ввиду появившихся статей в "Рабочей газете" и "Рабочей Москве", мы просим напечатать следующее наше заявление: Всякие выражения в оправдании впредь до разбора дела третейским судом считаем бесполезным и преднамеренным.

Дело передано в Центральное бюро работников печати. Петр Орешин, Сергей Клычков, А. Ганин, С. Есенин."59

Травля поэтов имела серьезные последствия.

2 декабря в помещении Союза писателей на собрании представителей различных литературных rpyпп и московских изданий все четверо поэтов давали объяснения случившемуся. Петр Орешин сказал: "- Как всё это произошло, не знаю, а теперь нас бойкотируют, отовсюду нам возвращают наши произведения, денег не платят, и жить нам не на что". Примерно то же говорили другие поэты, считая, что их оклеветали, а инцидент "не стоит выеденного яйца, он пустяшный, раздутый..."

Тем не менее, был дан ход товарищескому суду писателей. 11 декабря газета "Вечерняя Москва" в статье "Дело четырех поэтов" информировала, что накануне, т.е. 10 декабря, в Доме печати "при переполненном зале" состоялся товарищеский суд. Поэты Есенин, Клычков, Орешин и Ганин обвинялись в "антиобщественном, хулиганском и черносотенном поведении".

На другой день газета "Известия" сообщила о товарищеском суде. Обвинительными материалами явились статьи Сосновского, "беседа с представителем милиции т. Ардаровым" и письмо четырех поэтов. Затем состоялся допрос свидетелей. В защиту поэтов выступили литераторы Львов-Рогачевский и Эфрос. Товарищеский суд затянулся до трех часов ночи. За поздним временем приговор не был вынесен и отложен до четверга

На другой день заседание товарищеского суда продолжилось, и на этот раз решение было принято. О нём сообщила газета "Известия" в номере от 15 декабря. Поэтам было объявлено "общественное порицание". В заключение постановления записано: "Суд считает, что инцидент с четырьмя поэтами ликвидируется ...и не должен служить в дальнейшем поводом или аргументом для сведения литературных счётов, и что поэты Есенин, Клычков, Орешин и Ганин, ставшие в советские ряды в тяжёлый период революции, должны иметь полную возможность по-прежнему продолжать свою литературную работу".

Казалось бы, на этом можно было поставить точку. Но не тут то было. В московских газетах появились статьи, в которых решение товарищеского суда ставилось под сомнение. "Прав ли суд?" - вопрошала "Рабочая газета" 18 декабря. В тот же день "Вечерняя Москва", а другие газеты несколькими днями позже, напечатали "мнение народа", в котором "народ" требует: "Поэтов под народный суд!", "Им нет места в нашей семье!", "Сосновский прав, суд не прав!"

По сути, это был один из этапов травли "попутчиков". К этой категории были отнесены не только "крестьянские поэты", но и многие выдающиеся писатели и поэты. Среди них Осип Мандельштам, Борис Пильняк, Всеволод Иванов, Николай Тихонов, Алексей Толстой, Михаил Зощенко, Михаил Пришвин. А Алексею Ганину, Сергею Есенину и их друзьям пришлось выслушивать обвинения и в антисемитизме, и в мистицизме, и в идеализме и еще бог знает в чём.

В своей последней книжке "Былинное поле" Алексей Ганин дал ответ на эти и подобные обвинения:

"К слову сказать.

Многие при встрече называют меня: "Мистик". Это неверно. Это желание от серьезных вещей отделаться недомыслием.

Я родился в стране, где пашут еще косулями и боронят суковатками, но где задолго до Эйнштейна вся теория относительности высказана в коротком "Авось". Это не шутка. Потому, если люди всё ещё не умеют уважать одиноких и от каждого требуют стадной клички, я был бы более прав, если бы рекомендовал себя:

"А.Ганин - романтик начала XX века".60

Более жёсткий ответ готовил Сергей Есенин, В конце 1923 года он написал статью "Россияне". По каким-то причинам статья не была закончена, и впервые опубликована лишь в 1990 году. Приводим начало этой незавершенной статьи Есенина:

"Не было паскуднее и омерзительнее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живём. Тяжёлое за эти годы состояние государства в международной схватке за свою независимость случайными обстоятельствами выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей, которые имеют заслуги перед пролетариатом, но ничуть не перед искусством. Выработав себе точку зрения общего фронта, где всякий туман может казаться для близоруких глаз за опасное войско, эти типы развили и укрепили в литературе пришибеевские нравы. <...>

Бездарнейшая группа мелких интриганов и репортёрских карьеристов выдвинула журнал, который наз(ывается) "На Посту..."61

Действительно, "напостовцы", которых поддерживали официальные власти, травили "попутчиков". Среди "напостовцев" не было ни одного более или менее талантливого писателя, но они присвоили себе право командовать в литературе и считать своё мнение единственно правильным. В творчестве тех лет ни Есенин, ни Ганин не изменяли своим принципам. Лирика и философское восприятие жизни как были, так и остались в их поэзии основными, ведущими мотивами.

Вот какое замечательное стихотворение включил Алексей Ганин в сборник "Былинное поле":

ОТХОД

Багряное крыло раскинула заря,

Роняя в тучи золотые перья.

Вот так всегда бы, как иду теперь я,

Без устали идти, идти без цели, зря...

У мудрых цели нет, у мудрых нет беды.

Мой путь ещё высок. Лицо ещё

в играющем румянце.

Пускай к закату склон. Певуче

льются с пальцев

В нехоженный песок весёлые следы.

Был страшен долгий век. И вот спокоен час:

Дано мне каждый миг изжить

тысячелетья.

Я прожил тридцать лет.

О чём ещё жалеть? Печаль моя нежна, как крик

вечерней чайки.

Душе легко. Растаяли года,

Как едкий чад, как стон любви

докучной...

Из волчьих ям не выпрыгнет беда,

Не изгрызёт серебряные будни,

Что виснет над рекой

туманом голубым...

Пусть снова вороном хлестнётся ночь

в поля,

И в добрых снах меня забудут люди,

Мой голос в ветре, в звёздах слышен будет...

Я в вечность отхожу с тропинки бытия.

Да, Алексей Ганин чувствовал, что недолго ему осталось жить, творить, мечтать. Трудно было и его друзьям - "крестьянским поэтам". Почти все они, включая Ганина и относительно благополучного Сергея Есенина, бедствовали, крохотных гонораров на жизнь не хватало. Алексей Ганин, не имея возможности печататься, работает где придётся, живёт на случайные заработки. Сергей Есенин помогал Ганину в публикации его произведений. В воспоминаниях литератора И.В. Евдокимова есть такой эпизод:

"Помню, в домораживающие последними морозами дни зимы 1924 года, с небольшим скупым солнцем на полу, вдруг в комнату вошёл человек в зимнем пальто... Никогда раньше не видав его, я узнал по прежде попадавшимся портретам Есенина. И мне сразу запомнились - мягкая, лёгкая и стремительная походка, не похожая ни на какую другую, своеобразный наклон головы вперёд, будто она устала держаться прямо на белой и тонкой шее и чуть-чуть свисала к груди, белое негладкое лицо, синеющие небольшие глаза, слегка прищуренные, и улыбка, необычайно тонкая, почти неуловимая...

За Есениным вошел поэт А. Ганин. Последнего я знал давно: мы земляки. Ганин меня и познакомил с Есениным.

Бывший тут поэт Козин стал показывать Есенину какую-то рукопись. Ганин сея к моему столу и спросил о судьбе его стихотворений, находившихся в отделе на просмотре. Я не успел ответить, как Есенин повернулся от Козина:

- Надо, надо взять. У него хорошие стихи, очень хорошие стихи..."62

К этому отрывку из воспоминаний И.В. Евдокимова можно добавить, что Есенин и Ганин заходили в литературный отдел Госиздата, где Евдокимов работал много лет. Иван Васильевич редактировал первый сборник воспоминаний о Есенине, вышедший в Москве в 1926 году. Евдокимов является также издательским редактором трёхтомного "Собрания стихотворений" Есенина, составленного при жизни поэта и при его участии.

После гибели Есенина Евдокимов составил четвертый, дополнительный том, в котором напечатаны есенинские произведения, не вошедшие в первые тома.

И.В. Евдокимов помогал и в опубликовании произведений Алексея Ганина, в частности, в издании его последней книги "Былинное поле".

Есенин, как впрочем и Ганин, ведёт в Москве бесприютный образ жизни. После того, как он расстался с Дункан, жить ему было негде. Его близкая подруга Галина Бениславская пригласила жить у себя в Брюсовском переулке (позднее улица Нежданова). Многих родных и знакомых Есенина она тогда приютила.

Некоторое время в 1924 году там же жил Алексей Ганин и сестры Сергея Есенина - Екатерина и Александра. Об этом написала в своих воспоминаниях Галина Бениславская:

"Нам пришлось жить втроём (я, Катя и Сергей Александрович) в одной маленькой комнате, а с ocени 1924 года прибавилась четвёртая - Шурка. А ночёвки у нас в квартире - это вообще нечто непередаваемое. В моей комнате - я, Сергей Александрович, Клюев, Ганин и ещё кто-нибудь, в соседней маленькой холодной комнатёнке на изломанной походной кровати - кто-либо ещё из спутников Сергея Александровича или Катя".63

Об этом времени вспоминала и младшая сестра Есенина - Александра Александровна (Шурка, как ее называла Г.А. Бениславская):

"Вокруг Сергея всегда царило оживление. Все жили с ним одними интересами. Если это поход в театр или кино, то идут все, кто в этот момент присутствует, если это вечеринка, то все веселятся, если это деловой разговор, то в нём принимают участие все кто есть. Вечерами у нас было шумно и весело. Читали стихи, рассуждали о литературе, пели песни, чаще всего русские народные, которые Сергей очень любил".64

Многие произведения Сергея Есенина и Алексея Ганина как бы перекликаются друг с другом. В них - грусть расставания с молодостью и светлые мечты о вечности бытия.

Стихотворение Есенина:

Мы теперь уходим понемногу

В ту страну, где тишь и благодать.

Может быть, и скоро мне в дорогу

Бренные пожитки собирать.

Милые березовые чащи!

Ты, земля! И вы, равнин пески!

Перед этим сонмом уходящих

Я не в силах скрыть моей тоски.

Слишком я любил на этом свете

Всё, что душу облекает в плоть.

Мир осинам, что, раскинув ветви, -

Загляделись в розовую водь!

Много дум я в тишине продумал,

Много песен про себя сложил,

И на этой на земле угрюмой

Счастлив тем, что я дышал и жил...

Стихотворение Ганина:

Зубастый серп прошёл по ниве зрелой,

Растаял звон колосьев золотых

И дольше с каждым днём туман, как саван белый,

Лежит в вересняке, на пастбищах пустых.

Захожий отдых странствует по сёлам.

Коса и серп не помнят о страде.

Порой пропляшет в гумнах цеп весёлый,

И поздний грач вспугнётся на гряде.

И вновь покой. В стогах, на мягком сене

Пастуший рог тоскует о весне,

И от полей заплаканные тени

Плывут к избе и бродят по стене.

Уж в поле холодно. На рваной туче

Присядет солнце, бросит сноп лучей.

Встряхнётся ветер в ивняке плакучем,

И тонким льдом заискрится ручей.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И грустно мне, - но грусть, как синь, прозрачна.

Что вытекла с небес над рощей золотой.

И ткётся жизнь, как сон в певучие зачатья,

А в сердце листопад и ласковый покой.

ГЛАВА 5

Алексей Алексеевич Ганин стал первым в ряду безвинно погибших "крестьянских поэтов". Он был арестован чекистами и расстрелян в Бутырской тюрьме 30 марта 1925 года. По словам О.Н. Вышеславцевой, накануне своего исчезновения, Ганин пришёл к ней домой и сообщил: "Ну, охота за мной хорошая идет, други. Пожалуй, что мы не увидимся больше".65

Как известно, чекисты производили аресты ночью, не афишируя своих зловещих дел. По словам Вышеславцевой, вскоре после того, как Ганина арестовали, прошел слух о его расстреле. Увы, слух подтвердился. Об этом вспоминала М.А. Кондакова:

"Отец наш - Ганин Алексей Степанович. Мать - Ганина Евлампия Семёновна. Был ещё брат, работал в "Гагаринской правде" и в "Правде Севера". Журналист. В 1937 году арестован, а в 1941 году "умер в местах заключения". Об Алексее была точно такая же формулировка официального письма: "Умер 30 марта в местах заключения".

Как погиб брат? Я была в 1925 году у прокурора Кудрявцева Пимена Васильевича в Вологде. Он сказал, что Алексей якобы написал поэму, порочащую Троцкого, и напечатал её в "Московском альманахе" в 1924 году. Их забрали несколько человек. Его судил военный трибунал".66 1

Вероятно, прокурор Кудрявцев имел в виду поэму Ганина "Былинное поле":

Нежить лесная пошла наобум,

Забирается в брови и бороды,

Забирается в уши, за гашники,

Чтобы силу по капельке высосать,

Чтобы веру по крошечке выжевать.

Знает поганая мелочь секрет:

Силу мирскую не свалит гора,

Да тля незаметная гору подточит...-

Знает поганая и другой секрет:

В думах мужичьих просторно,

как в поле,

Гуляй, кому надо, что хочешь, топчи, -

Только про счастье мужичье шепчи,

Да жалобней вякай про горькую долю.

Будут покорны тогда силачи,

Красные речи замажутся сажей.

Сами друг другу могилы укажут,

И сами себе панихиду споют...

По воспоминаниям младшей сестры А. Ганина Елены Алексеевны - "Фёдор-то в Алексее души не чаял. Приехал из Вологды, где узнал о расстреле Алексея. Никому ничего не сказал, боялся за мать - думал - с ума сойдёт. Она каждый день фотографии перебирала. В мезонин поднималась - сидит и плачет. И я с нею..."67

На смерть Ганина его друг - поэт Пимен Карпов написал страстное, горестное, раздирающее душу стихотворение:

В ЗАСТЕНКЕ

Памяти А.Г.

Ты был прикован к приполярной глыбе,

Как Прометей, растоптанный в снегах,

Рванулся ты за грань и встретил гибель,

И рвал твоё живое сердце ад.

За то, что в сердце поднял ты, как знамя,

Божественный огонь - родной язык,

За то, что и в застенке это пламя

Пылало под придушенный твой крик!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

От света замурованный дневного,

В когтях железных погибая сам,

Ты сознавал, что племени родного

Нельзя отдать на растерзанье псам.

И ты к себе на помощь звал светила,

Чтоб звездами душителя убить,

Чтобы в России дьявольская сила

Мужицкую не доконала выть.

Нет, не напрасно ты огонь свой плавил,

Поэт - великомученик! Твою

В застенке замурованную славу

Потомки воскресят в родном краю.

И пусть светильник твой погас под спудом,

Пусть вытравлена память о тебе, -

Исчезнет тьма, и в восхищенья будут

Века твоей завидовать судьбе...

В 1991 году, наконец, раскрылись двери зловещих архивов ОГПУ-НКВД. Почти семьдесят лет там хранилось нетронутым "Дело центра" (№228980) с грифом "Совершенно секретно". Начато оно было 13 ноября 1924 года.

Ордер на арест Ганина от 1 ноября того же года подписан палачом №1 тех лет Генрихом Ягодой.

В анкете, составленной следователем, записано, что до этого задержания Алексей Ганин арестовывался два раза. В первый раз это произошло "по недоразумению, Ганин был принят за контрреволюционера". Допросив, его отпустили. Вторично поэт был арестован 21 ноября 1923 года по "обвинению в антисемитской деятельности". Это было то самое "Дело четырёх поэтов", о котором мы подробно рассказали. Тогда Алексей Ганин был "освобожден под подписку о невыезде". И, наконец, третий, ставший последним, арест.

Из протоколов допросов мы узнаём, что Ганина допрашивали известные своими кровавыми злодеяниями Словутинский и Агранов.

15 ноября запротоколировано признание Алексея Ганина:

"Читал выдержки из тезисов, которые обнаружены у меня при аресте ("Мир и свободный труд народам"). Эти тезисы я подготовил для своего романа".

"Тезисы" Алексея Ганина были обнародованы впервые в январе 1992 года. Это документ буквально исторической важности. В нём Ганин предстаёт перед нами как мужественный борец с большевистской диктатурой, виновной в геноциде своего народа, виновной в гибели миллионов людей.

1. При существующей государственной системе в России, Россия - это могущественное государство, обладающее неизбывными естественными богатствами и творческими силами народа, - вот уже несколько лет находится в состоянии смертельной агонии. Ясный дух русского народа предательски умерщвлён. Святыни его растоптаны, богатства разграблены. Всякий, кто не потерял ещё голову и сохранил человеческую совесть, с ужасом ведёт счёт великим бедствиям и страданиям народа. <...>

Россия.., на протяжении столетий великими трудами и подвигами дедов и пращуров завоевавшая себе славу и независимость среди народов земного шара, ныне по милости пройдох и авантюристов повержена в прах и бесславие, превратилась в колонию всех паразитов и жуликов, тайно и явно распродающих наше великое достояние.

2. Вполне отвечая за свои слова перед судом всех честно мыслящих людей и перед судом истории, мы категорически утверждаем, что в лице господствующей в России РКП мы имеем не столько политическую партию, сколько воинствующую секту изуверов-человеконенавистников, напоминающую, если не по форме своих ритуалов, то по сути своей этики и губительной деятельности, средневековые секты сатанистов и дьяволопоклонников. За всеми словами о коммунизме, о свободе, равенстве и братстве народов таится смерть и разрушения,.. <...>

5.....Для того, чтобы раз и навсегда поконьчить с так называемой РКП-сектой изуверов-человеконенавистников.., необходимо:

1) Путём повседневных систематических разоблачений (речи, воззвания и прокламации) дискредитировать в глазах рабочих масс не только России, ной всего мира деятельность современного Советского правительства...

2) Необходимо: ...выдвинуть новые принципы государственности, общественности, личных прав человека. В противовес коммунистической ереси мы должны рассматривать историю не как борьбу классов, а как постоянное самоусовершенствование в борьбе за культурные блага. <...>

3) Признать право собственности как единственную гарантию роста культуры и экономического благосостояния государства... Россия, сельскохозяйственная страна, за время существования советской коммунистической власти терпит голод и всякие бесконечные кризисы.<...>

б) Не предвещая заранее, какой общественный строй должен быть в государстве Российском, а выдвигая со своей стороны идею Великого Земского Собора, мы всё же должны зорко смотреть, чтобы тайные враждебные силы раз и навсегда потеряли охоту грабежа и бесчинства народа в целом и не помешали бы в дальнейшем развернуть в России её ещё не исчатые силы на путь духовного и экономического творчества... <...>"68

Изучавший эти "Тезисы" в чекистских архивах литератор Ст. Куняев пишет:

"Внешний вид обнаруженных при аресте Ганина тезисов -19 страниц жёлтой бумаги, оборванной по краям, исписанных химическим карандашам. Текст ясный, грамотный, почерк красивый, несколько листов заляпаны бурыми пятнами несомненно кровью. Думаю, что Ганину показывали тезисы после побоев и пыток, и кровь поэта осталась на пожелтевших страницах навеки. В деле обозначено, что копия с тезисов, послуживших причиной смертного приговора поэту, снята для палача ЧК Агранова. <...> Дело Ганина было групповым. ЧК арестовала тринадцать человек, не партийных функционеров, не эсеров, не широко известных писателей, а никому не ведомых маленьких людей эпохи, вчерашних крестьян, начинающих поэтов, мелких служащих, объединённых одной идеей - борьбы с коммунистическим режимом... Группа Ганина получила название "Орден русских фашистов". Ганина объявили главой "Ордена", и после подобных ярлыков участь подсудимых была решена. "Главу" "Ордена" - с шестью товарищами расстреляли 30 марта 1925 года. Остальные семеро пошли на Соловки, откуда вернулись лишь трое..."69

Полковник милиции в отставке Э.А. Хлысталов пишет об участниках "Ордена" следующее:

"Почти все они были друзьями Есенина. Вот их имена: талантливые художники братья Пётр и Николай Чекрыгины, литераторы Виктор Дворянский, Владимир Галанов, Григорий Никитин и другие. Их обвиняли в том, что с августа 1924 года они сорганизовались и ставили своей целью путём террора и диверсий свергнуть советскую власть..."70

Хлысталов утверждает, что "не попали в этот "союз злодеев" Иван Приблудный, Николай Клюев, Петр Орешин, Сергей Клычков и другие "крестьянские поэты" только потому, что их, как и Есенина, не оказалось в Москве. Кто подсказал Есенину срочно уехать в Баку, пока остается тайной <...>

"Дело" Ганина и других чекисты вели неоправданно долго. Но и Есенин не возвращался с Кавказа. 1 марта 1925 года он неожиданно появился в столице. У него скопилось много издательских дел, однако "27 марта Сергей укатил в Баку", - написала Г.Бениславская В .Эрлиху. Почему опять Кавказ и так срочно?

Теперь многое становятся понятным. 27 марта в ГПУ состоялось слушание "Дела" Ганина и его друзей из "Ордена русских фашистов", и Есенин, видимо, каким-то образом об этом узнал и, опасаясь привлечения к "Делу", срочно уехал в Баку..."71

Конечно, вывод Хлысталова довольно наивен, - ведь Есенина и его друзей могли арестовать и в Баку, и в любом другом городе, - руки у ГПУ были "длинными", но факты именно таковы.

В апреле 1992 года впервые был опубликован протокол допроса Алексея Ганина, датированный 17 ноября 1924 года. И хотя этот текст назван "Протоколом", его скорее можно считать исповедью поэта, правдивым описанием трудной жизни после бурных событий "Дела четырёх поэтов" до момента ареста. Из горестной исповеди мы узнаем много нового о мыслях и чаяниях Ганина. Приводим текст "Протокола допроса гражданина Ганина Алексея Алексеевича" с небольшими сокращениями.

"На вопросы, заданные мне, отвечаю. Собственно, к политической работе я никогда себя не готовил. Я хотел исключительно работать в художественно-литературной области. Мной не написано ни одной социально-политической книги. Ни к какой политической партии я никогда не принадлежал. Но гражданином я был всегда, или, по крайней мере, стремился им быть, ибо стремился всегда по мере моих сил и способностей помогать трудовому народу, крестьянам и рабочим вырваться из того социально-экономического гнёта, в котором они находились, в котором находился и я. Я приехал сюда, в Москву, как в центр научной и литературной работы. <...> Но приезд мой оказался роковым. Я оказался в крайне отчаянном положении: без работы, без комнаты, без денег. И так продолжалось до ареста. Питался я большей частью в кафе Союза поэтов "Домино". Позднее - "Альказар" и "Стойло Пегаса", ночевал - где застанет ночь.

Таким образом, моя конспиративность есть не более как хроническое безденежье и отсутствие комнаты. <...> Я окончательно остался на мели, во власти всяких случайностей. Вечера до глубокой ночи проводил в кафе, пивных, а ночевать уходил к моему бывшему другу поэту Есенину, в дом "Правды" по Брюсовскому переулку, где познакомился с его тогдашней женой Гялей (Галиной Артуровной Бениславской. - Л.К.). <...>

В доме "Правды" после процесса ("Дело четырех поэтов") ночевать было нельзя. <...> В это же время, а может быть несколько раньше, меня познакомил Есенин с Айседорой Дункан, как со своей бывшей женой... из всех знакомств у Айседоры у меня осталось одно - скульптор Конёнков, у которого я был однажды с Есениным и Рабиновичем. Осматривали мастерскую Конёнкова, эту необычную сокровищницу. Разговоры - исключительно были о скульптуре. <...>

В день ареста я ... уходил покупать пальто на Смоленский рынок, т.к. накануне получил семьдесят рублей в Хлебопродукте (жалованье).<...>

Тут вы спрашиваете и о фашизме, и о Национальном комитете, и о заговоре к вооруженному восстанию, захвату власти, и о терроре и просто об агитации...

Объединяя случайный материал, повторяя собранный мной из официальных изданий, из случайных фраз и белогвардейских листовок для моей работы "Тезисы", я полагал, что не делаю особых преступлений. В этих "Тезисах" я не выразил никакой государственной тайны, потому, что никакой тайны я не знаю. Это то, что изо дня в день обсуждается и официальной прессой, и то, что повторяет и образованная, и необразованная чернь России и Европы. <...>

О существовании национального комитета, о существовании типографского шрифта или оружия или взрывчатых веществ я не знаю. И никто мне об этом не говорил. Что касается лично меня, то в этом направлении я не предпринял ни одного делово-конкретного и вообще никакого шага.<...>

Примите мое раскаяние и, если можно, оставьте мне жизнь.

17 ноября, А.Ганин."72.

Но суд был неправым. Он не внял словам Алексея Ганина. Его расстреляли. И только через 41 год "Дело центра" было пересмотрено. 12 октября 1966 года Военный трибунал московского военного округа отменил постановление от 27 марта 1925 года ввиду "отсутствия в его действиях состава преступления. Ганин А.А. реабилитирован посмертно".73

Дом Ганиных сгорел. В огне погибла уникальная библиотека поэта, многие его рукописи, письма. Как вспоминала М.А. Кондакова - спасли только "Евангелие", которое ему подарил священник с надписью.

Творчество Ганина ныне глубоко изучается литературоведами. Доктор филологических наук Наталья Солнцева пишет:

"Ганин, его поэтический мир, его образное восприятие Вселенной, космизм его ощущений, созвучие его чувств музыке космоса, абсолютная гармония и абсолютное взаимопроникновение человека и Вселенной в поэзии Ганина - всё это, конечно, импонировало Есенину, его взгляду на тайну мира, тайну творчества, тайну человека. Ганин - это феномен русской поэзии, пока еще не только недооценённый соотечественниками, но и непознанный историками литературы. Ганин - явление поразительное настолько, насколько вообще может быть поразительна, странна, неожиданна философская лирика самого интеллектуального уровня и совершенного вкуса в пору воцарения материализма, идеологической ортодоксальности и физической расправы за инакомыслие. Да он и обращался в своей поэзии к кругу избранному, кругу единоверцев, единомышленников:

Да светят крылья слов,

пусть речь моя бессвязна,

Но тот, кто знает связь метели и огня,

Я знаю, не уйдёт от светлого соблазна

И мудрости венец оденет на меня.

Его философские миниатюры изысканны по глубине и отточенности мысли, рафинированы по форме..."74

Расправа над Алексеем Ганиным положила начало физическому и нравственному уничтожению "крестьянских поэтов".

Прошло менее года. В ночь с 27 на 28 декабря 1925 года в ленинградской гостинице "Англетер" трагически погиб Сергей Есенин. Утром 28-го он был обнаружен висящим в петле под потолком гостиничного номера. Долгие годы официальная версия самоубийства была единственной и практически никем не оспаривалась. Однако, в конце 1980-х годов в прессе одна за другой появились статьи, а чуть позже и книги, в которых утверждается, что Есенин был убит.

Кто прав? При Всероссийском есенинском комитете была создана комиссия, призванная пролить свет на этот, волнующий многих вопрос. Результаты работы комиссии опубликованы.

Мы не будем касаться всех научных исследований, которые провели ученые самых разных специальностей. Отсылаем всех желающих прочитать сборник "Смерть Сергея Есенина. Документы. Факты. Версии. Материалы комиссии Всероссийского писательского есенинского комитета по выяснению обстоятельств смерти поэта", выпущенный в Москве в 1996 году. В официальном заключении "Комиссии" констатируется: "Весь ход обсуждения, все официальные документы, материалы, которыми в настоящее время располагает комиссия..., не дают каких-либо оснований для подтверждения "версий" об убийстве Есенина СА."75

Известный есениновед Ю.Л. Прокушев пишет по этому поводу:

"Для меня все более очевидно, что Есенин был убит дважды. Его довели до петли или действительно убили: с каждым разом всё яростнее становились критические выпады против поэта в печати, плотнее сжималось кольцо убийственной клеветы, разорвать которое ему становилось все труднее, а вернее - было почти невозможно...

Второй раз Есенина убили уже после смерти - убили на десятилетия его поэзию..."76

Добавим, что то же самое произошло и с поэзией Алексея Ганина и других "крестьянских поэтов".

А скорбный список замученных и уничтоженных поэтов, близких к Есенину, был продолжен в 1937-1938 годах.

8 октября 1937 года расстрелян Сергей Клычков. Есенин в статье "Ключи Марии" назвал Клычкова "истинно прекрасным народным поэтом".77 В серии "Поэтическая Россия" в 1991 году была выпущена книга "Сергей Клычков. Стихотворения", куда вошли почти все стихи, написанные поэтом в 1909-1937 годах.

В один из дней, либо ночей 23-25 октября 1937 года расстрелян Николай Клюев. Замечательный русский поэт, написавший сотни великолепных стихотворений и поэм, в середине 1934 года был выслан в Сибирь, в посёлок Колпашево, где ему было предъявлено обвинение в причастности к никогда не существовавшему "Союзу спасения России".

15 марта 1938 года был расстрелян Пётр Орешин, поэт, с которым Есенин и Ганин познакомились в Петрограде в 1917 году. В книге "Последний год Есенина" В.Ф. Наседкин констатировал: "Пожалуй, наибольшее дружеское расположение Есенин питал к Петру Орешину"78 (Запись относится к осени 1925 года).

В начале 1990-х годов стали известны точные даты гибели еще двух поэтов - друзей Сергея Есенина (не входивших в круг "крестьянских поэтов"):

Вольф Эрлих расстрелян 24 ноября 1937 года. Имя этого поэта было широко известно в 1920-1930-х годах. Его перу принадлежат семь сборников стихов, а также мемуарная книга прозы "Право на песнь" (Л., 1930), которая является одной из лучших, освещающих последние дни жизни Сергея Есенина. В некоторых публикациях 1990-х годов бездоказательно утверждается, что, якобы, будучи агентом НКВД, Эрлих был одним из организаторов убийства Есенина. Однако, по словам близко знавшего его Николая Тихонова, - "это был честный и мужественный, открытый человек".79

В апреле 1924 года Есенин подарил Эрлиху книгу "Радуница" с дарственной надписью: "Милому Вове и поэту Эрлиху с любовью и очень большой. С. Есенин".80

Поэт Василий Наседкин был расстрелян в день расстрела Орешина - 15 марта 1938 года. Старшая сестра Есенина - Екатерина Александровна вспоминала, "Смерть Есенина была тяжёлой утратой для Наседкина. Он всегда верил, что поэзия Есенина будет жить долго... "81

Так трагично закончили свой жизненный и творческий путь поэты, близкие друзья Сергея Есенина и Алексея Ганина. Только у Сергея Есенина и Александра Ширяевца сохранились могилы (оба похоронены на Ваганьковском кладбище в Москве).

Прах Николая Клюева, Сергея Клычкова, Петра Орешина, Вольфа Эрлиха, Василия Наседкина и Алексея Ганина покоится в неизвестных ямах, среди праха миллионов жертв сталинизма.

На долгие годы поэзия и проза поэтов есенинского круга и даже их имена были вычеркнуты из обращения. Но не из памяти народа.

ПРИЖИЗНЕННЫЕ ИЗДАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ А.А. ГАНИНА

1. В огне и славе. М., "Глина". 1920.

2. Вечер. М., "Глина". 1920.

3. Звёздный корабль. Стихи. Вологда, 1920.

4. Золотое безлюдье. М., "Глина". 1920.

5. Кибураба. М., "Глина". 1920.

6. Красный час. М., "Глина". 1920.

7. Священный клич. Коншино, "Глина". 1920.

8. Певучий берег. М., "Глина". 1920.

9. Раскованный мир. М., "Глина". 1920.

10. Сарай. Поэма в стихах. М., "Глина". 1920.

11. Стихи. М., 1920.

12. Памяти моего деда Степана. М, "Глина". 1921.

13. Мешок алмазов. М., "Глина". 1921.

14. Завтра. Роман. Журнал "Кооперация Севера". Вологда, 1923. № 16-17; 18-19.

15. Былинное поле. М., 1924.

В соавторстве

1. СКИФЫ. Сборник 2. (СПб)., 1918.

2. Конница бурь. Второй сборник имажинистов. Ганин Алексей, Есенин Сергей, Мариенгоф Анатолий. М., "Див", 1920.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Куняев Ст. Жизнь и смерть поэта. // Алексей Ганин. Стихотвореняя. Поэмы. Роман. Архангельск, 1991. С.7-8.

2 Любимова А.В. Записи о встречах. // Об Анне Ахматовой. Эссе. Воспоминания. Письма. Л., 1990. С.253.

3 Куняев Ст., Куняев Серг. "Товарищи по чувствам, по перу..." // Прометей. 1987. № 14. С.127.

4 Есенин С.А. Собрание сочинений. В 6 томах. Т. 6. М.,1980. С.71-72.

5 Белков В. Грани таланта. //Красный Север. Вологда,1988. 9 августа. С.З.

6 Парфенов Н. Сергей Есенин в Вологде. // Нева. 1967. №2. С.218.

7 Там же.

8 Кондакова М.А. Таков мой старший брат. // Знамя.Вологда,1972. 14 ноября. С.З.

9 Ганин А. Завтра. Роман. // "Последний Лель". Проза поэтов есенинского круга. М., 1989. С.431.

10 Кондакова М.А. Таков мой старший брат. Указ. изд.

11 Эренбург И. Люди, годы, жизнь. Кн.1. М.,1961. С.574.

12 Свирская М. Знакомство с Есениным. // Русское зарубежье о Есенине. Воспоминания, эссе, очерки, рецензии, статьи. В 2 томах. Т.1.М., 1993. С.143

13 Там же. С 144-145.

14 Есенин С. А. Собрание сочинений в 6 томах. Т.6. М., 1980. С.83-84.

15 Свирская М. Знакомство с Есениным. Указ изд. С. 145-146.

16 Есенина Т. Дом на Новинском бульваре. // Согласие. 1991. №4. С. 185.

17 Там же. С. 184.

18 Свирская М. Знакомство с Есениным. Указ. изд. С. 146-147.

19 Там же. С. 147.

20 Есенина Т. Дом на Новинском бульваре. Указ. изд. С. 185.

21 Там же.

22 Там же.

23 Красовский Ю.А. Зинаида Райх о Сергее Есенине. // Встречи с прошлым, М., 1976. С. 168.

24 Там же. С. 171.

25 Кузнецова В.Е. "Потому, что я с Севера, что ли..." // Ленинградская милиция. 1990. 14 июля. С.7.

26 Васильев Ю. "К тебе пришёл я, край родимый..." // Ленинградская милиция. 1991. Октябрь. С.8.

27 Белоусов В. Сергей Есенин. Литературная хроника. В 2 частях.Ч.1. М" 1969, С. 113, 252.

28 Кузнецова В.Е. "Потому, что я с Севера, что ли..." Указ. изд.

29 Там же.

30 Романов А. Думы о Сергее Орлове. // Сергей Орлов. Воспоминания современиков. Неопубликованное. Л.,1980. С. 193.

31 Есенина Т. Дом на Новинском бульваре. Указ. изд. С. 183.

32 Там же.

33 Куняев Ст. Жизнь и смерть поэта. // Красный Север. Вологда, 1989. 16 августа, С.З.

34 Свирепая М Знакомство с Есениным. Указ. изд. С. 147.

35 Чернявский B.C. Три эпохи встреч. (1915-1925). // СА Есенин в воспоминаниях современников. В 2 томах. Т. 1.М, 1986.С. 218-219.

36 Свирская М. Знакомство с Есениным. Указ. изд. С. 148.

37 Там же. С. 149.

38 Там же. С. 148.

39 Тхоржевский С. Голос "Минувшего". // Звезда. 1989. № 8. С. 200.

40 Парфенов Н.Н. Есенин в Коншине у Ганина. // Красный Север. Вологда, 1968.3 августа. С.З.

41 Там же.

42 Лундберг Е. Записки писателя. Берлин, 1922. С. 175.

43 Кузько П. А. Есенин, каким я его знал. // СА Есенин в воспоминаниях современников. Указ.изд. T.I. C.278.

44 Слепян Д.Ф. "В один всепобеждающий звук..." // Добрый день. СПб.,1991. Декабрь. С.4.

45 Фалин А.В. Встреча на фронте. // Красный Север. Вологда, 1968. 3 августа. С.З.

46 Есенин С.А. Собрание сочинений. В 6 томах. Т.6. С.212, 378.

47 Куняев Ст. Жизнь и смерть поэта. // Красный Север. 1989.16 августа. С.З.

48 Прокушев Ю. Сергей Есенин. Образ. Стихи. Эпоха, М.Д979.С.198.

49 Куняев Ст., Куняев Серг. "Товарищи по чувствам, по перу..." Указ.изд. С.326.

50 Солнцева Н. Китежский павлин. М, 1992. С. 227-228.

51 Там же. С.229.

52 Парфенов Н. Алексей Ганин и его литературная судьба. // СеверЛ973.№9. С.10Ч.

53 Куняев Серг. "Последний Лель". // Указ. изд. С. 6-7.

54 Пяст В. Встречи с Есениным. // СА Есенин в воспоминаниях современников. Указ.изд. Т.2. С.93.

55 Белоусов В. Сергей Есенин. Литературная хроника Указ.изд.Ч.2. С.88.

56 Березов Р. Лебединая песня. М.,1991. С.66-57.

57 Там же. С.69-70.

58 Там же. С.71.

59 Хлысталов Э. Неизвестный Есенин. // Москва. 1990. № 8. С. 199.

60 Куняев Ст., Куняев Серг. "Товарищи по чувствам, по перу..." Указ.изд. С.327.

61 Есенин С. Россияне. // Наш современник. 1990. № 10. С.176-177.

62 Евдокимов И.В. Сергей Александрович Есенин. // СА Есенин в воспоминаниях современников. Указ.изд. Т.2. С.282-283.

63 Бениславская ГА Воспоминания о Есенине. // СА Есенин в воспоминаниях современников. Указ.изд. Т.2. С.55.

64 Есенин А А Родное и близкое. // СА Есенин в воспоминаниях современников. Указ.изд. Т.1. С.110.

65 Солнцева Н. Китежский павлин. Указ изд. С.225.

66 Куняев Ст. Жизнь и смерть поэта. // Алексей Ганин. Указ. изд. С.7.

67 Там же. С.29-30.

68 Ганин А. "Мир и свободный труд народам" (Тезисы). // Наш современник. 1992. №. 1. С.168-170.

69 Там же. С.171.

70 Хлысталов Э.А. Тайна гостиницы "Англетер". М..1991.С.75.

71 Там же. С.76.

72 "Протокол допроса гражданина Ганина Алексея Алексеевича". // Наш современник. 1992. № 4. С. 160-168.

73 Куняев Ст. Жизнь и смерть поэта. // Алексей Ганин. Указ. изд. С. 7.

74 Солнцева Н. Китежский павлин. Указ.изд. С.227.

75 "От комиссии Есенинского комитета Союза писателей по выяснению обстоятельств смерти С.А.Есенина". // Есенинский вестник. Рязань, 1993. Вып. 2. С.ЗО.

76 Прокушев Ю. "Есенин сегодня, завтра и всегда". // Есенинский вестник. Рязань, 1992. Вып.1. С.5.

77 Есенин С.А. Ключи Марии. // САЕсенин. Собрание сочинений. В 6т Т.5. С.189.

78 Наседкин В. Последний год Есенина. М.,1927. С.40.

79 Хренков Д. Николай Тихонов в Ленинграде. Л., 1984. С. 168.

80 Юсов Н.Г. "С добротой и щедротами духа..." Челябинск, 1996. С.244.

81 Чванов М. "То, что соединяет людей..." // В.Ф.Наседкин. Ветер с поля. Уфа, 1978. С. 13.