Отношения с местными властями обострились еще больше, когда корабль "Суворов" доставил в Калифорнию так называемую "прокламацию" главного правления Российско-американской компании. Это было уже второе обращение компании и, как и в первый раз, оно было адресовано не к местным властям, а непосредственно к "благородным и высокопочтеннейшим господам гишпанцам, живущим в Калифорнии". [Первая "прокламация", пересланная в Калифорнию в 1810 году через Баранова, приведена полностью в статье В. Потехина "Колония Росс" напечатанной в "Журнале мануфактур и торговли", 1859 г., т. VIII.]
Компания призывала местное испанское население Калифорнии вести торговлю с русскими, несмотря на категорическое запрещение со стороны центрального испанского правительства. Правление откровенно намекало, что при беспомощности испанских властей их противодействия опасаться нечего. "Имели мы честь писать к вам от 15 марта 1810 года, - ссылалось правление на свою первую прокламацию, - и в надежде, что по ходу тогдашних обстоятельств Европы и самой Гишпании, вы не встретите уже затруднений иметь с россиянами торговые связи, тем паче, что они взаимно полезны". [ГАФКЭ, фонд министерства иностранных дел, П-3, 1816 г., д. № 24, "Прокламация" Российско-американской компании, 1813 г., на лл. 18 - 21.]
Отношения с местной испанской администрацией становились все более неприязненными. В 1815 году в С.-Франциско были задержаны комиссионеры компании. Алеуты, занимавшиеся промыслом пушного зверя вблизи испанской территории, были захвачены в плен. Начавшие было налаживаться торговые отношения окончательно прервались. Компания, однако, продолжала оборудовать колонии. К 1814 соду было закончено строительство кожевенного завода, мельницы, мастерских, кладовых, скотного двора, жилых помещений и пр.
Наконец, в 1817 году впервые запротестовало и испанское правительство. В ноте от 27 апреля (5 мая) 1817 года министр иностранных дел Испании де Зеа Бермудес потребовал от имени короля уничтожения русского заселения в Калифорнии.
Поскольку до того времени вопрос о захвате Россией Калифорнии испанским правительством не поднимался, а возникал лишь при сношении с представителями, других стран и в частности с англичанами, компания обычно ссылалась на незаселенность занятой ею территории. Намекая на обычную практику самих англичан, правление писало, что "компания воспользовалась тем же народным правом, которым и все европейские нации пользовались при водворении своих в обеих Индиях". [АНХ, фонд департамента мануфактур и внутренней торговли, 2 отд., 2 ст., 1819 г., д. № 442, донесение главного правления Российско-американской компании министру иностранных дел, 13 августа 1817 г., на лл. 87 - 93.]
Когда же пришлось отвечать испанскому правительству, компания вначале попыталась представить дело таким образом, что все изложенное в испанской ноте не соответствует действительности и что никакого русского укрепления в Калифорнии, по существу, не имеется. Компания уверяла, что "селение то, названное гишпанцами крепостью", загорожено деревянным тыном исключительно "для предохранения от нечаянных нападений индейцев, без чего нельзя было бы спокойно предаться сну... Равным образом и пушки, там имеющиеся, помещены в селении для того, чтобы сохранить к себе почтение". [Там же] Чувствуя, однако, всю неубедительность подобных доводов, Российско-американская компания пыталась также утверждать, что территория, занятая Россом, ранее никому, кроме индейцев, не принадлежала. Индейцы же добровольно уступили эту территорию русским, опасаясь, что она может быть захвачена или другими индейскими племенами, враждующими с местным населением, или ненавистными испанцами.
К юридическому оформлению "уступки" индейцами территории Росса компания приступила еще до получения протеста со стороны испанского правительства, предвидя его неизбежность. В 1817 году Гагемейстер составил акт, подписанный индейскими старшинами Чу-гу-ан, Амат-тин, Гем-ле-ле и др., подтверждавшими, что они "очень довольны занятием сего места русскими, что они живут теперь в безопасности от других индейцев, кои прежде делывали нападения, что безопасность та началась только от времени заселения"., В этом же акте как бы невзначай вновь подтверждалось, что эта территория прежде принадлежала вышеупомянутым индейцам и была ими добровольно уступлена русским. "Капитан-лейтенант Гагемейстер, - гласит акт, - приносил им [индейским старшинам. - С. О.] от имени Российско-американской компании благодарность за уступку компании земли на крепость, устроения и заведения, которые на местах, принадлежавших Чу-гу-ану". [АВП, фонд министерства иностранных дел, канцелярия, 1823 г д. № 3646, л. 24]
Заключенный с индейцами "договор" был единственным документом, устанавливавшим права компании на территорию Росс, и рассчитывать на этот "договор" особенно не приходилось. Права Российско-американской компании на исключительное владение территорией Росс, как справедливо указывал в письме министру иностранных дел русский посол в Соединенных Штатах Полетика, - "далеки от очевидности". "Достаточно взглянуть на карту, - писал Полетика, - чтобы увидеть, что эта колония вклинилась в испанские владения в Калифорнии и соседние местности. Одна, довольно давняя испанская колония находится в 30 милях на юг от Росса. Город Монтерей, главный город новой Калифорнии, отстоит только на 1° широты от Росса". [АВП. Фонд министерства иностранных дел, канцелярия, 1823 г., д. № 8735, л. 5. Перевод с французского]
По мнению Полетики, компания, аргументируя свое право на эту территорию отсутствием непосредственно на данном участке испанских заселений, упускает из виду, что "дает оружие в руки против самой себя англичанам и американцам, которые в свою очередь могут ей заметить, что на всем протяжении северо-восточного побережья Америки, на которое она предъявляет исключительные права, начиная от 57° широты, существует только одна колония Новоархангельск". [Там же] И к этому аргументу в переговорах, касавшихся дел компании, по словам Полетики, американцы уже неоднократно прибегали.
Соединенные Штаты как раз в это время активизировали свою колониальную политику и выступили в свою очередь с притязаниями на испанские владения. Флорида уже перешла к Соединенным Штатам. Кроме того договор, подписанный в феврале 1819 года между Испанией и Соединенными Штатами, признавал 42° северной широты границею испанских владений. Таким образом, русским заселениям в Калифорнии с севера угрожали Соединенные Штаты.
В этих условиях правовое оформление калифорнийского поселения превратилось в серьезную проблему для царского правительства. По существу, это был вопрос о подведении базиса под всю дальнейшую экспансию России на американском материке.
После получения в 1817 году ноты Испании с протестом против захвата ее колоний русское министерство иностранных дел решило выяснить условия, на которых возможно было бы достигнуть соглашения с испанским правительством. Выясняли осторожно и не спеша. В начале 1820 года был выдвинут даже проект ликвидации русского заселения в Калифорнии. Не возражая против этого проекта, Российско-американская компания потребовала соответствующих компенсаций. Испанское правительство должно было предоставить компании право свободной торговли с Калифорнией. "При сем порядке вещей, - писало правление министру иностранных дел Нессельроде, - Российско-американская компания охотно желала бы уничтожить оную оседлость, зависть или боязнь в гишпанцах порождающую, и никогда бы более не мыслила искать другого места на берегах альбионских, ежели бы она могла потерю той оседлости заменить постоянною торговлею с Новою Калифорниею, в которую допуск иностранцам, по колониальному праву, а более, чтоб не выказать удивительной беспечности и слабости управления, недозволен". [Цитирую по Тихмепеву, ч. I, стр. 222]
Это было тонко рассчитанным ходом компании. Заявляя о согласии ликвидировать Росс, правление хотело возложить ответственность за сохранение колонии на правительство, чтобы при случае потребовать от него активной помощи и поддержки. Компания была прекрасно осведомлена о том, что выдвинутый министерством иностранных дел проект был не более, как дипломатической уверткой. Расставаться со своими колониями в Калифорнии царское правительство и не думало, ибо русский император Александр был еще всемогущ в Священном союзе, и мадридский двор искал его помощи и содействия. Именно при помощи купленных у России судов Фердинанд мыслил "снова даровать Европе выгоды, которых она уже давно лишена благодаря волнениям в Новом Свете", т. е. расправиться с революцией в американских колониях. Правда, купленная у России "могущественная" эскадра из пяти линейных 74-пушечных кораблей и трех 44-пушечных фрегатов, призванная возродить славу Испании времен непобедимой Армады, оказалась годною лишь на слом. Однако все же Россия была для правительства Испании единственной надеждой в борьбе с восставшими американскими колониями, которые вдобавок еще поддерживались Англией.
Царское правительство недаром оттягивало переговоры о Калифорнии. Наконец, оно дождалось такого момента, когда не могло быть и речи о невыполнении его требований. Русский посол в Мадриде Татищев, узнав о желании компании отказаться от заселения в Калифорнии взамен предоставления ей права свободной торговли с испанскими колониями, поспешил уверить Нессельроде, что одно отнюдь не исключает другого.
"Будет целесообразнее, - писал он министру 4(16) февраля 1820 года, - начать обсуждение вопроса об установлении торговых отношений, чтобы тем самым закрепить приобретение, которое здесь имеет место. Право владения будет таким образом санкционировано". [АВП, фонд министерства иностранных дел, канцелярия, 1820 г., д. № 7562, л. 54 - 55. Перевод с французского]
Начав с переговоров о разрешении Российско-американской компании вести торговлю с калифорнийскими колониями, Татищев намеревался затем добиться и санкции на сохранение Росса хотя бы под видом торгового заселения или складочного места.
Согласие испанского правительства на уступку России колоний в Калифорнии в это время имело, правда, лишь формальное значение, ибо американские колонии власти метрополии над собою уже не признавали. Однако, заручившись хотя бы и такой санкцией, можно было впоследствии доказывать свои права на эту территорию. Во всяком случае, согласие потерявшего свои владения испанского короля в международно-правовом обиходе котировалось выше, чем уступка этой территории двумя индейскими старшинами, некогда ею владевшими.
Посол в Соединенных Штатах Полетика в том же 1820 году весьма резонно указывал Нессельроде, что "Испания, которая держит Мексику только моральными узами, готовыми разорваться, если только это уже не произошло безвозвратно, не заставит себя упрашивать, чтобы уступить нам местность, занятую колонией Росс. Обеспечив себя таким образом согласием правительства, можно будет попробовать получить таковое от правительства действительного, которое существует в Мексике, как только императорское правительство окончательно примет решение по этому вопросу". [АВП, фонд министерства иностранных дел, канцелярия, 1823 г., д. № 8735, л. 6. Перевод с французского] Однако переговоры с испанским правительством так и не удалось довести до конца. В том же 1820 году в Испании снова началась революция.
После реставрации надежды Российско-американской компании воскресли вновь. Часть членов совета компании уже не соглашалась ограничиться закреплением за Россией фактически занятой территории в Калифорнии. От испанского правительства, настаивали они, необходимо добиться санкции на расширение русской территории, в которую должен быть включен и порт Сан-Франциско. Другая, более осторожная часть членов совета, не отрицая необходимости овладения Сан-Франциско, считала; однако, опасным пока добиваться от Испании каких-либо санкций. Подобная политика, по мнению этих членов совета, могла лишь вызвать озлобление у мексиканского правительства, оставшегося фактическим хозяином в Калифорнии.
Первую группу возглавлял знаменитый мореплаватель И. Ф. Крузенштерн, вторую - не менее знаменитый мореплаватель В. М. Головнин. В представленной в министерство иностранных дел записке Крузенштерн утверждал, что Испания "при нынешнем положении" уступит России как территорию Росс, так и порт Сан-Франциско. "Оставление порта Росс во владении РАКО не подлежит значительным препятствиям или сомнению, но другое место, коим овладение было бы несравненно выгоднее для России, есть самый порт Сан-Франциско, который поныне еще неоспоримо принадлежит Гишпании. Посему теперь, доколе не переменились еще обстоятельства, гишпанское правительство вправе уступить сей порт России". [ГАФКЭ, фонд министерства иностранных дел, разр, XXIV, 1825 г., д. № 68, лл. 11 - 12]
Основанием для подобной уступки Крузенштерн считал то обстоятельство, что испанское правительство за предоставленную ему Россией эскадру должно было уплатить значительную сумму. Крузенштерн не отрицал возможности протеста со стороны мексиканского правительства. Однако в тот момент, когда встанет вопрос о призвании европейскими государствами самостоятельности Мексики, можно ожидать, по мнению Крузенштерна, что она согласится санкционировать уступку калифорнийской территории.
Головнин, наоборот, находил, что "уступка испанского короля, наверное можно сказать, республиканцами признана не будет и, хотя бы мы ее получили, но все же употреблять капиталы на улучшение Росса было бы опасно, ибо республиканцы, узнав об оной, вероятно захотят нарочно поддержать свои права, прервут с нами всякое сношение и будут настаивать об уничтожении наших заведений, а может быть и силу употребят". Головнин рекомендовал предварительно связаться с местным калифорнийским начальством и "выведать расположение оного, как на счет селения нашего Росса, так и будущей уступки залива св. Франциска". [ГАФКЭ, фонд министерства иностранных дел, разр. XXIV, 1825 г., д. № 68, л. 10]
Однако и сам Александр I понимал, что уступка Фердинандом России колоний в Калифорнии имела бы такое же значение, как уступка любой другой, ему не принадлежащей территории. В октябре 1824 года министр финансов Канкрин по настоянию правления Российско-американской компании обратился к министру иностранных дел Нессельроде с предложением возобновить переговоры с испанским правительством по поводу Росса. Нессельроде ответил ему, что он уже сам после восстановления "прежнего порядка" в Испании докладывал об этом деле царю, и "его величество изволил даже признать бесполезным заводить об оном ныне новые прения с гишпанским правительством, поелику власть его, при настоящих смутных обстоятельствах в американских его владениях, не простирает на оные своего действия". Что же касается до революционного мексиканского правительства, то "мы ни в какие сношения с ним не вступаем, - писал Нессельроде, - и, следовательно, не можем обратиться к нему и по делам, относящимся до прав наших над селением Росс и над землею, оным занимаемой". [АНХ, фонд департамента мануфактур и внутренней торговли, 2 отд., 2 ст., 1823 г., д. № 582]
Между тем, положение русского заселения в Калифорнии становилось все более затруднительным. Притязания Соединенных Штатов на испанское "колониальное наследство" с каждым годом все усиливались. В Калифорнию в большом количестве устремились американские колонизаторы-торговцы. Деятельность американских купцов подрывала и ту слабую экономическую связь, которая была у местного испанского населения с русской колонией, снабжавшей его рядом необходимых товаров. Американские купцы, нередко являвшиеся агентами своего правительства, к тому же всячески восстанавливали местное население против русских. Они искусно пользовались при этом тем обстоятельством, что царское правительство на другом материке поддерживало столь ненавистный жителям Калифорнии испанский абсолютизм.
Несмотря на усиление притязаний Соединенных Штатов на испанские колонии, послание Монро конгрессу, которое имело впоследствии такое огромное влияние на весь процесс европейской колонизации на американском материке и уже в 1824 году заставило Россию при заключении американо-русской конвенции пойти на ряд уступок, в то время в колониях еще не оказывало своего действия. Положения, изложенные в послании Монро конгрессу, не подкрепленные в колониях штыками, были доктриной, а реальной опасностью оставалось в Калифорнии противодействие мексиканского правительства.
Еще в 1822 году, когда в Мексике был провозглашен императором Итурбиде, в Росс от его имени явился дон Августин Фернандес де Винцент и потребовал от правителя колонии документов, доказывавших право русских на занимаемую ими в Калифорнии территорию. Не получив требуемых доказательств, ибо таковых, конечно, не имелось, мексиканский посланник заявил, что эта территория принадлежит Мексике, а потому русские должны ее оставить. При свидании с поверенным Российско-американской компании Хлебниковым в Монтерее Винцент вновь заявил, что "правительство Мексиканской империи настоятельно требует, чтобы селение Росс было снято в продолжении 6 месяцев и что в противном случае оно примет меры принуждения". [АВП, фонд министерства иностранных дел, канцелярия, 1823 г., д № 3646, л. 19]
Непрекращавшиеся угрозы мексиканского правительства одновременно с настойчивым и последовательным проникновением в Калифорнию американцев с еще большей остротой поставили вопрос о необходимости юридического оформления русской колонии. И вот в 1824 году местное колониальное начальство, не надеясь уже дождаться урегулирования этого вопроса через Петербург, предпринимает решительные меры, в результате которых должно было упрочиться русское господство в Калифорнии. Инициатором нового плана закрепления и дальнейшего расширения русских колоний в Калифорнии был декабрист Д. И. Завалишин, приехавший в это время в колонию Росс.
Хотя литературное наследство, оставленное Завалишиным, в количественном отношении далеко оставляет позади написанное другими декабристами, исследователи большей частью игнорируют все, вышедшее из-под его пера. Заслуженная им слава мелкого политикана и враля, писания которого наполнены безудержным самовосхвалением, привела, однако, к тому, что до сих пор не обследовано и то ценное, что имеется в литературном наследстве Завалишина. В этом отношении наибольший интерес представляют сохранившиеся в фонде Следственной комиссии материалы, вскрывающие участие и роль Завалишина в деятельности Российско-американской компании.
В начале 1824 года Завалишин прибыл на совершавшем кругосветное плавание фрегате "Крейсер" в колонию Росс. Здесь он мог убедиться воочию, какие огромные возможности таились в эксплуатации этого края и какие ничтожные результаты были достигнуты пока Российско-американской компанией.
Колония Росс представляла собой в этот период небольшую деревянную крепость, вооруженную 17 орудиями малого калибра. Помимо поселенных для производства пушного промысла алеут там было около 50 человек русских. Эта "житница" русских колоний, которая призвана была снабжать хлебом не только русские колонии в Америке, но и Камчатку, засевала всего около 200 пудов пшеницы и 40 пудов ячменя. Вести торговлю с местным населением в сколько-нибудь значительных размерах колония не могла из-за категорического запрещения калифорнийских властей. Плохо обстояло дело и с пушным промыслом. К 20-м годам звери, дававшие ценную пушнину, в районе колонии уже были уничтожены. В заливе Сан-Франциско, правда, еще водились бобры, но вследствие противодействия испанцев русским там не удавалось охотиться. Колония приносила компании одни лишь убытки. К тому же Росс находился под постоянной угрозой уничтожения как со стороны испанцев, так и туземного населения. Было очевидно, что в подобных условиях сохранить колонию Росс было очень трудно, и лишь надежда, что революция в Испании и движение, охватившее Мексику, сделают Росс форпостом для дальнейшей русской экспансии в Калифорнии, удерживала компанию от его ликвидации.
Уже сразу после объявления независимости испанских колоний в 1818 году Российско-американская компания сделала попытку расширения своих владений в Калифорнии. Однако эта попытка встретила столь резкое противодействие местных властей, что о дальнейшем продвижении нельзя было и думать. Для того чтобы предотвратить возможность захвата русскими новой территории, местные власти решили окружить Росс цепью испанских заселений. В 1819 году было основано ранчо Сан-Пабло, в 1822 году - Солано, Сономи и др. Для полного окружения русских поселений у испанцев, однако, не хватило ни средств, ни людей. Таково в общих чертах было в 20-х годах незавидное положение колонии Росс, сила которой заключалась лишь в слабости испанских властей.
Как пишет Завалишин, вскоре же по прибытии в колонию Росс ему стали очевидными: "1) невыгодность места, 2) слабость колонии и 3) нерешительность наша, поощрявшая притязания испанцев и такие действия со стороны калифорнского начальства, о которых они иначе не решились бы и подумать". Суммируя все это, Завалишин пришел к выводу, что "возможность развития колонии "Росс" обусловливалась главным образом занятием более выгодного места, нежели то, которое было занято первоначально". [Д. Завалишин, Дело о колонии Росс, "Русский вестник", 1866 г., т. 62, стр. 55.]
Завалишин прекрасно отдавал себе отчет в чрезвычайно важном стратегическом положении Калифорнии. Впоследствии, давая объяснения о своих действиях в Калифорнии, Завалишин высказал эту мысль в письме Николаю I от 24 января 1826 года: "Калифорния, поддавшаяся России и заселенная русскими, осталась бы навсегда в ее власти. Приобретение ее гаваней и дешевизна содержания позволяли иметь там наблюдательный флот, который доставил бы России владычество над Тихим океаном и китайскою торговлею, упрочили бы владение другими колониями, ограничили бы влияние Соединенных Штатов и Англии". [ГАФКЭ, фонд Следственной комиссии, д. № 358, л. об.]
Завалишин имел в виду довольно значительное расширение территории русской колонии в Калифорнии. В северном направлении колония должна была быть доведена до границ Соединенных Штатов, к востоку - до р. Сакраменто или Сиерры-Невады, а с юга - до залива Сан-Франциско. Эти границы намечались еще до Завалишина, - это были те именно границы, к которым все время стремилась компания. Однако особенность завалишинского плана заключалась в том, что он предполагал действовать иными методами.
Прежде чем перейти к рассмотрению плана Завалишина, остановимся на политической ситуации, сложившейся в это время в Калифорнии. Созданная в 1822 году Мексиканская империя раздиралась гражданской войною. Генерал Итурбиде (дон Августин I) был свергнут. Калифорния не подчинялась Мексике, но самостоятельности официально не провозгласила. В Калифорнии боролись две партии - мексиканская и испанская, называвшаяся еще королевской. Главенствующее положение в мексиканской партии принадлежало военной и чиновничьей верхушке, в испанской - миссионерам. Базою мексиканской партии были городские поселения, испанской - миссии.
Мексиканская партия была несколько сильнее испанской, ибо все же опиралась на те незначительные военные силы, которые имелись в Калифорнии, в то время как единственной силой миссионеров были крещеные индейцы, на которых серьезно рассчитывать не приходилось. Впрочем, и вооруженную силу мексиканской партии надо понимать весьма относительно, ибо солдаты давно не получали жалованья и не имели ни ружей, ни пороха. Состояние боевых припасов в Калифорнии характеризует факт, имевший место во время прибытия в Калифорнию русского фрегата "Крейсер". Войдя в порт Сан-Франциско, "Крейсер" салютовал семью выстрелами. Ответа на салют не последовало. Для выяснения причин подобного отношения к русскому флагу был послан офицер, которому комендант порта заявил, что охотно отсалютует, если с "Крейсера" будет прислано семь зарядов, ибо у него таковых не имеется.
В этот период, в 1824 году, и прибыл в Калифорнию Завалишин с честолюбивыми замыслами о присоединении ее к Российской империи. "То настоящее положение, в коем я нашел провинцию, - сообщал впоследствии Завалишин Следственной комиссии, - было бы, конечно, выгодно, если бы присоединение сие должно было быть сделано вооруженной рукою. Но как политика держав, в особенности Англии, не допустила бы нас до сего, то единственное средство, против коего бы никто не мог возражать и самое при том надежнейшее, было добровольное поддание Калифорнии под зависимость России. К сей-то цели и устремились все мои действия". [ГАФКЭ, фонд Следственной комиссии, д. № 47, лл. 17 об. - 18 об.]
"Калифорния должна бы была, - пишет Завалишин, - объявить себя независимою от Мексики под предлогом, что там еще не установилось правление и что (для успокоения партии мексиканской) независимость сия только будет до того времени, когда оно установится. Засим следовала свобода селиться иностранцам, чем преднамеривалось вводить русских, ибо им легче других приезжать в Калифорнию и проч." [Там же.]
Попытки Завалишина связаться с мексиканской партией ни к чему не привели. Тогда он берет ориентацию на испанскую партию. Завалишин заводит знакомство с миссионерами и в первую очередь связывается с Иосифом Альтимирой, настоятелем миссии св. Франциска, человеком умным и, что особенно было важно, честолюбивым. Завалишин использует все средства для привлечения монахов на сторону России - "иных по фанатизму, других по корыстолюбию, иных по ненависти к республиканскому правлению, остальных - внуша опасение со стороны Англии". [Там же.]
Вот здесь и именно в этот момент и должна была быть реализована заветная идея Завалишина о создании "Ордена восстановления", возникшая еще раньше. "Орден восстановления" призван был способствовать присоединению Калифорнии к Российской империи.
Генерал-адъютант Левашев в своем резюме по делу Завалишина отмечает, что "Калифорния в таком положении [он имеет в виду анархию, царившую в Калифорнии. - С. О.] легко могла сделаться театром действий человека, одаренного умом и предприимчивостью. Завалишин имел и то и другое. В самом ордене восстановления видел он средство к тому". [ГАФКЭ, фонд Следственной комиссии, д. № 47, л. 171. Разрядка моя. - С. О.]
В записной книжке Завалишина сохранилась запись, названная им "Предначертание о населении, образовании и укреплении земли военного ордена восстановления", которая весьма недвусмысленно раскрывает задачи этой организации.
Завалишин считал необходимым "укрепить северный берег пролива в порте Сан-Франциско, помня возможность высадки на оный. Должно лес обнести стеною со скрытыми батареями, отыскать камень в проливе, иметь на обоих берегах маяки, построить гавань для гребных судов; учредить телеграфы, почту, водою запрудить каналы и построить мельницы и испытать, годна ли земля морского дна для обработки; обнести низменные места стенами, прорыть каналы и сделать шлюзы для нагрузки судов. В Бодеге построить крепость и основать верфь. Осмотреть порт Тринидат и утвердиться в нем". [ГАФКЭ, фонд Следственной комиссии, д. № 48, л. 22.]
Завалишин представлял испанской партии дело таким образом, что орден, имеющий своею целью "престол и поход и истребление масонов" (так монахи именовали всех революционеров), уже организован, и во главе его находится сам русский император, позиция которого на Веронском конгрессе была монахам известна, и все это должно было импонировать этим сторонникам реставрации испанской монархии.
В первой же беседе с Альтимирой Завалишин постарался нарисовать картину деятельности мифического ордена так, чтобы она вполне отвечала настроениям и задачам испанских миссионеров в Калифорнии. "Соединяя политические причины с видами религии, я начал ему говорить о учрежденном мною ордене, - рассказывает Завалишин в своих показаниях, - о сходстве видов его с целью, для которой они приезжают в Калифорнию, о будущей силе его, когда он приобретет покровительство монархов, наконец, о помощи, которую сам орден будет подать им в состоянии. Он все слушал внимательно и по всякому моему почти слову восклицал: oxala fuese asi (хорошо когда бы так)". [ГАФКЭ, фонд Следственной комиссии, д. № 47, лл. 84 - 85.]
Опытный политик Альтимира с первых же слов понял, какую выгоду он сможет извлечь для привлечения сторонников из одних только слухов о поддерживающей его международной тайной организации. Прекрасно зная, что "Орден восстановления" существует лишь в воображении Завалишина, Альтимира поспешил его "признать". "Альтимире известно было все, что касается до ордена, т. е. что он еще учреждается", [ГАФКЭ, фонд Следственной комиссии, д. № 47, лл. 17 об. - 18 об.]- пишет Завалишин.
После беседы с Альтимирой Завалишин почувствовал уже почву под ногами. С того момента он стал себя именовать великим магистром "Ордена восстановления".
Завалишин попытался привлечь на свою сторону и президента Калифорнии, ибо его роль в принятии конституции, декларирующей отделение Калифорнии от Мексики, была бы решающей. Однако все попытки как-либо воздействовать на тогдашнего президента дона Аргуельо, бывшего сторонником мексиканской партии, окончились неудачей. Тогда было решено воспользоваться приближающимся собранием совещательной юнты и сменить президента. Кандидатом был намечен дон Нориега, сторонник испанской партии. Из четырех членов юнты - троих Завалишину удалось при помощи Альтимиры привлечь на свою сторону. Избрание Нориеги, а вслед за этим объявление Калифорнии независимой казалось делом самого ближайшего будущего.
Внезапный вызов Завалишина по приказу Александра I в Россию лишил его возможности продолжать работу по выполнению этого плана. Но даже после отъезда в письмах, адресованных юнте и лично Альтимире, Завалишин пытается рассуждениями о могуществе ордена склонить испанскую партию к решительным действиям. В письмах "великого магистра" Завалишина к "великому восстановителю" Альтимире за туманными фразами об ордене следуют весьма ясные предложения: "означенное судно привезет порох для вас и на продажу, пушки, ружья и другие снаряды". [ГАФКЭ, фонд Следственной комиссии, д. № 48, л. 88.]Очень скоро, однако, стало очевидным, что испанской партии, если она будет придерживаться русской ориентации, придется бороться не только с мексиканской партией, но и с противодействием Англии и Соединенных Штатов. Ни Англия, ни Соединенные Штаты не могли, конечно, допустить закрепления России на этом участке, который обеспечивал его обладателю гегемонию над всей северной частью Тихого океана. Тонко задуманный план Завалишина потерпел полную неудачу.
Более двадцати лет прошло с того времени, как состоялось торжественное открытие колонии Росс, а Российско-американской компании так и не удалось добиться даже формального признания своих прав на территорию, занятую русским поселением. Колония посещалась иностранными кораблями, производила торговые операции, компания несла значительные расходы по ее содержанию, однако, де юре колония эта не существовала. Не стал Росс и плацдармом для продвижения внутрь страны. Будущность русского заселения в Калифорнии не сулила каких-либо благоприятных перспектив. Наоборот, с каждым годом, с усилением мощи Соединенных Штатов и ослаблением русского влияния на американском континенте, положение Росса делалось все более затруднительным.
Итоги были плачевны во всех отношениях. Росс не стал за это время "житницей" американских колоний, ибо ни размеры принадлежавшей России территории, ни ее местоположение не давали возможности широко развить сельское хозяйство. В самые хорошие годы, по свидетельству правителя колонии Хлебникова, в Россе засевалось "пространство земли в 88 десятин или 211 600 квадратных сажен". [Записки К. Хлебникова о Америке, "Материалы для истории русских заселений по берегам Восточного океана", вып. III, СПб., 1861, стр. 152]
Близость поселения к морю отрицательно влияла на посевы. Злаки, как доносила колониальная администрация, из-за чрезвычайной влажности климата покрывались налетом, называемым "ржавчиной", что плохо отражалось на урожае. [Удаленные от моря участки давали урожай в 10 - 20 раз больше по сравнению с участками, принадлежавшими России]
Воспользуемся подробным донесением главного правителя русских колоний в Америке барона Врангеля, посетившего в середине 1833 года колонию Росс, чтобы нарисовать картину экономического состояния колонии через двадцать лет после ее основания, именно в тот период, когда компания делала последние усилия вывести Росс из тупика, в котором это заселение очутилось.
Сама крепость по-прежнему представляла собою четырехугольник, окруженный со всех сторон деревянным тыном. На углах укрепления находились деревянные башни, вооруженные пушками. Эта крепость, по сообщению правителя колоний, все еще "в глазах индейцев и здешних испанцев кажется весьма сильною, а может быть и непобедимою". [Архив Государственного Географического общества, фонд Весе-лаго, д. № 58, донесение главного правителя колоний главному правлению, апрель 1834 г., на лл. 1 - 20.]Впрочем, тут же правитель добавляет, что "все почти строения и самый тын с будками столь стары и ветхи", что требуют починки или должны быть заменены новыми.
Взрослое население Росса насчитывало 199 человек, из них 128 мужчин, русских было 41 человек, алеут 42, остальные были креолы и индейцы. К 30-м годам земледелие в колонии по сравнению с серединой 20-х годов значительно выросло, однако, продуктов хватало, в сущности, лишь для прокормления самого Росса. С 1826 по 1833 год включительно, т. е. за 8 лет, в Ситху из Росса было доставлено всего около 6000 пудов пшеницы и ячменя, т. е. в среднем не более 750 пудов в год. Кроме недостатка плодородной земли положение ухудшалось и чрезвычайно экстенсивными методами ведения хозяйства. Земля не удобрялась, а так как годной для посева земли было недостаточно, то она не оставлялась и под паром. В результате наиболее плодородные участки очень быстро истощались. За недостатком рабочей силы молотьба производилась лошадьми, которые выпускались в так называемый "цирк", устланный снопами. 40 лошадей при 8 погонщиках обмолачивали в сутки до 900 снопов, но потеря зерна при таком методе была весьма значительна.
Другая отрасль хозяйства в Россе - скотоводство, которое по первоначальному плану должно было снабжать солониной и молочными продуктами все русские колонии в Америке, - также не дала ожидаемых результатов. Для снабжения Ситхи нужным количеством солонины (400 пудов в год), при рациональном ведении хозяйства, требовалось не менее полуторы тысяч голов рогатого скота. В Россе же имелось всего 700 голов. Увеличить это поголовье невозможно было из-за отсутствия пастбищ. С июля по ноябрь, когда выгорала трава, русские колонисты вынуждены были отпускать свой скот за пределы поселений.
Пушной промысел в Калифорнии к этому времени почти окончательно прекратился. В районах, занятых русскими, зверь был истреблен, а в испанских охота запрещалась местными властями. Еще в 1826 году алеуты у промысли ли в Калифорнии 287 морских бобров и 455 морских котов, а через 7 лет, в 1832 году, были упромышлены лишь 1 морской бобр и 188 морских котов.
Некоторый доход колонии доставляли вначале заказы калифорнийских испанцев на изготовление колес, баркасов, посуды. Эти работы давали до 6 тысяч руб. ежегодного дохода, однако, в 30-х годах таких доходов уже почти не было. Правитель колоний писал: "Теперь подобные сделки редки и ничтожны, потому что иностранцы, овладевшие торговлею в Калифорнии, навезли всевозможные потребности жителей и снабжают их ими за столь низкие цены, что нам невозможно состязаться с ними". [Архив Государственного Географического общества, фонд Весе-лаго, д. № 58, донесение главного правителя колоний главному правлению, апрель 1834 г., на лл. 1 - 20]
За все время существования поселения в Калифорнии так и не смогли разрешить важнейшего вопроса о рабочей силе. Комплектовалась рабочая сила или из контингента законтрактованных промысловых рабочих, привозившихся из метрополии и из других русских колоний, или же из состава местного населения - индейцев. Связанные кабальными договорами, потерявшие надежду когда-либо вернуться на родину, русские промысловые рабочие, пользуясь близостью иностранной территории, систематически дезертировали из Росса. Уже в 1817 году капитан-лейтенант Гагемейстер во время кругосветного путешествия фрегатов "Кутузов" и "Суворов" вел с испанскими властями длительную переписку о выдаче ему дезертиров из Росса, среди которых были и креолы. Испанские власти согласились вернуть лишь тех беглецов, которые находились в Сан-Франциско. Свой отказ в выдаче всех остальных дезертиров губернатор мотивировал разными причинами. Тут фигурировала и невозможность в ближайшее время доставить их в Сан-Франциско и даже необходимость оставления этих дезертиров для упрочения дружбы с русскими, так как они, владея как испанским, так и русским языком, могут служить переводчиками.
"Мне кажется совершенно невозможным, чтобы вы не возвратили всех их без всякого исключения, - писал по этому же вопросу Гагемейстер губернатору, - принимая в уважение как дружество, существующее между нашими монархами, так и то, что Россия есть может быть единственная империя, которая по примеру других наций не делает никакого вспоможения американским инсургентам". [АНХ, фонд департамента мануфактур и внутренней торговли, 2 отд., 2 ст., 1819 г., д. № 409, л. 35.]
Испанские власти препятствовали возвращению беглецов в Росс главным образом потому, что испанские колонии сами чрезвычайно нуждались в рабочей силе. При этих условиях не было смысла концентрировать в Россе значительное число русских промысловых рабочих.
Ненадежен был и второй источник рабочей силы - индейцы. Ввиду того, что компания очень низко оплачивала труд индейцев, они очень скоро перестали добровольно наниматься на работу в Росс. Между тем, даже при незначительных размерах посевов колонии требовалось в период уборки урожая не менее полутораста человек. Так, по сведениям 1833 года, в летнее время всего было занято на различных работах 210 человек, из них 49 русских и креолов (алеуты были на пушных промыслах) и 161 индеец. Русские и креолы использовались по преимуществу в качестве часовых и мастеровых, непосредственно же на сельскохозяйственных работах были заняты индейцы.
Каким же образом все-таки компания собирала такое количество индейцев? Правитель колоний в Америке барон Врангель сообщает об этом следующее: "К тому времени, когда снимают хлеб и собираются из ближайших тундр индейцы за соразмерную плату в селения, или же по необходимости, когда охотников мало, то силою пригоняются индейцы, сколько удастся, иногда до 150 человек, кои месяца 17г заняты без отдыха полевыми компанейскими работами". Индейцам отпускалась в пищу "одна мука для кашицы". От этой скудной пищи при усиленных работах, - замечает правитель колонии, - "индейцы приходят под конец в крайнее истощение". [Архив Государственного Географического общества, фонд Веселаго, д. № 58, донесение главного правителя колоний главному правлению, апрель 1834 г., на лл. 1 - 20.]
Местная администрация прекрасно учитывала, к каким результатам могут привести подобные методы эксплоатации индейцев. Правитель колонии указывал главному правлению, "что не токмо человеколюбие, но и самое благоразумие требует, чтобы индейцев приласкать более. От худой пищи и ничтожного платежа индейцы перестали сами приходить в селение для работы, отчего контора нашлась принужденной отыскивать их в тундрах, врасплох нападать, связывать руки и пригонять в селение как скот на работу. Таковая партия в 75 человек мужчин, жен и детей приведена была при мне в селение с расстояния около 65 верст отсюда, где должны были оставить скарб свой без всякого присмотру месяца на два. Само собой разумеется, каковы со временем должны быть последствия подобных поступков с индейцами, и друзей ли мы в них себе наживаем". [Там же.]
Опасения правителя колоний барона Врангеля имели под собою весьма веские основания. В окрестностях Росса неоднократно поднимались восстания индейцев. В восстаниях принимали участие и беглые русские промышленники. Подобные случаи, как вообще все действия, направленные против компании и вызывавшиеся ее безудержной эксплоатацией, правление предпочитало не предавать огласке и не сообщало о них даже правительству. Однако кое-какие сведения все же в документах компании имеются. Так, в извлечении из колониальных депеш за 1825 год, составленном правителем дел компании Рылеевым, мы находим следующее сообщение: "В прошлом году в окрестностях Росса в нескольких испанских миссиях возмутились индейцы. Миссия св. Инессы разорена до основания. По уверениям калифорнийского губернатора, возмутившимися индейцами начальствовал бежавший из Росса промышленник Прохор Егоров; но стараниями правительства и духовенства сие возмущение было прекращено. Причем начальство колоний наших имело случай оказать калифорнийскому правительству важную услугу, снабдив оное довольно значительным числом пороха и ружей. Этот благоразумный поступок г. Муравьева [Правитель колоний Российско-американской компании.] укрепил наши дружественные связи с Калифорнией, а неприязненные действия Прохора Егорова (наконец, индейцами же убитого) заставили тамошнее правительство более уже не покровительствовать наших беглых, а, выдавать нам, что они начали уже исполнять". [АНХ, фонд департамента мануфактур и внутренней торговли,. 2 отд., 2 ст., 1825 г., д. № 692, л. 3 об.]
В итоге колония Росс в 30-х годах приносила компании ежегодно убытка до 10 тысяч руб. В 1832 году, наиболее урожайном за все последние годы, убыток равнялся 7599 руб. "Можно утвердительно сказать, - писал правитель колоний барон Врангель, - что от содержания Росского отдела и в лучшие урожайные годы компания всегда будет претерпевать убыток, если останется селение на теперь занимаемых местах,, не допускающих значительных улучшений по части сельского хозяйства". [Архив Государственного Географического общества, фонд Веселаго, д. № 58, донесение главного правителя колоний главному правлению, апрель 1834 г., на лл. 1 - 20]
Врангель резко ставит вопрос о необходимости занятия-равнин р. Славянки, расположенных между заливом Румянцева и Россом, с тем, чтобы ликвидировать имеющееся селение и полностью перевести его на вновь занятые места. Препятствием к такому продвижению и теперь, как и раньше, при возникновении предшествующих проектов подобного рода, было опасение "таковым предприятием возбудить зависть иностранцев, живущих в Калифорнии, и чрез их пронырства поставить и самое правительство Мексики против нас, или даже подвергнуться неудовольствиям нашего правительства за самопроизвольные занятия мест, столь отдаленных от утвержденных границ российских владений в Америке". [Там же]
Если основою планов Завалишина было достижение самостоятельности Калифорнии путем отделения ее от Мексики,, которое, естественно, должно было поставить слабую Калифорнию всецело в зависимость от России, то врангелевский проект строился на договоре России с Мексикой, а следовательно, на сохранении зависимости Калифорнии от последней. Мексиканское правительство было в это время заинтересовано в признании его де юре со стороны России. Это укрепляло, во-первых, его внутреннее политическое положение, а, во-вторых, давало некоторую страховку от возможной интервенции Англии и Соединенных Штатов. Именно на это рассчитывал Врангель, выдвигая в своем проекте признание мексиканского правительства взамен территориальных уступок в Калифорнии а пользу России. "Там хорошо поймут, - писал правлению компании Врангель, - что соседство горсти русских мужиков, так сказать, оторванных от своей родины, никогда не может "быть опасным целости владений Мексики, а, напротив, русское поселение на этом месте может остановить, или, по крайней мере, затруднить гораздо опаснейшие для Мексики покушения англичан и Соединенных Штатов". [Архив Государственного Географического общества, фонд Веселаго, д. № 58, донесение главного правителя колоний главному правлению, апрель 1834 г, на лл. 1 - 20.]
Для того чтобы не возбуждать претензий других держав, вопрос мог быть поставлен даже не о передаче новой территории в собственность России, а о более или менее долгосрочной аренде ее компанией. Подобная форма была бы даже более удобной. Пятидесятилетняя аренда залива Бодего и равнин, прилегающих к р. Славянке, вполне устраивала компанию. Само мексиканское правительство, добиваясь признания, также стремилось к соглашению с Россией. 11 апреля 1833 года вновь назначенный мексиканским правительством начальник над гражданскими и военными делами Калифорнии бригадный генерал Фигероа обратился с письмом к правителю русских колоний Врангелю. В письме он сообщал о желании мексиканского правительства войти при его посредничестве "в дружеские сношения с императорским С.-Петербургским кабинетом и объявить оному, что мексиканская нация, утвердив свою независимость, следует правилам благоразумной политики и вознамерилась поддержать со всеми прочими народами союз и согласие, коих непременно требуют политика и обоюдные выгоды соседственных держав". [АВП, фонд министерства иностранных дел, канцелярия, 1834 г., Л. № 61, лл. 161 - 162]
Врангель понимал, что если момент будет упущен и Россию опередят другие державы, признав мексиканское правительство, то пропадет последняя надежда на закрепление русских в Калифорнии.
"Нужно спешить начатием переговоров с правительством Мексики об упомянутом предмете, - торопит Врангель правление компании, - медлительностью можно повредить успеху, допустить англичан или граждан Соединенных Штатов не токмо помешать нам, но и самим занять те места и лишить Российско-американскую компанию одного из прекраснейших приобретений в здешнем крае". [АНХ, фонд департамента мануфактур и внутренней торговли, 2 отд., 2 ст., 1834 г., д. № 1116, л. 13.]
Компании, однако, не удалось добиться согласия царского правительства на немедленное признание Мексики, и официальных полномочий Врангель не получил. Управляющий министерством иностранных дел через министра финансов уведомил правление компании, что, "рассмотрев вопрос о признании нового порядка вещей, введенного в прежних испанских владениях, в связи с настоящими важнейшими политическими соображениями, государь император не изволил признать еще возможным решиться теперь на такое признание". [АНХ, фонд департамента мануфактур и внутренней торговли, 2 отд., 2 ст., 1834 г., д. № 1116, л. 15 об.]
Врангелю разрешалось посетить Мексику лишь в качестве представителя Российско-американской компании, "вменив ему между прочим в обязанность удостовериться на месте, до какой степени акт признания русским правительством независимости республики мог бы склонить мексиканское правительство к формальной уступке занятых русскими в Калифорнии земель". В неофициальной инструкции, посланной Врангелю, министерство иностранных дел писало, что "вопрос о признании нового порядка вещей, введенного в прежних испанских колониях, слишком щекотлив и слишком тесно связан с важнейшими политическими соображениями, чтобы ныне возможно было кабинету нашему приступить к какому-либо окончательному по оному заключению". [Там же, л. 17 об]
Все внимание международного жандарма, Николая I, было сосредоточено в этот период на французских и польских событиях. В то же время политика царизма в восточном вопросе реально угрожала столкновением с Англией. Выступить в этот момент с признанием Мексики для царского правительства было небезопасно. Этот шаг мог еще больше обострить отношения с Англией, и без того уже обеспокоенной русским проникновением в Азию и создавшейся угрозой ее индийским владениям. Самым же существенным в позиции русского правительства было то, что признание Мексики шло вразрез с политикой безоговорочной поддержки легитимизма в Испании, которой придерживался Николай. В противовес Александру он не терял надежды, что Испания в самом ближайшем времени сама справится со своими колониями, и тем самым Россия получит все ей необходимое в Калифорнии.
Этой мыслью проникнута и цитированная выше инструкция министерства иностранных дел Врангелю. "Впрочем, может быть, в скором времени, - читаем в инструкции, - России представится возможность приступить касательно Мексики к окончательному решению, не уклоняясь от правил, коими доселе руководствовалась она во всем, что относится до испанских колоний вообще". [Там же, л. 18]
Не получив официальных дипломатических полномочий, Врангель очутился в Мексике в весьма затруднительном положении. Время было упущено. Англия уже признала Мексику, и мексиканское правительство не удовлетворялось предложением России о заключении торгового соглашения без формального признания. К тому же, по словам Врангеля, "министры Англии и Франции употребили свое влияние не допустить министров или вице-президента Мексики вступить в какое-либо со мной сношение". [АВП, фонд министерства иностранных дел, канцелярия, 1836 г., д. №71, л. 98]
В конце концов Врангель все же добился того, что мексиканскому послу в Лондоне было поручено вести переговоры с русским представителем о заключении торгового договора с Россией без признания Мексики де юре.
Компания пытается воспользоваться хотя бы этой возможностью для того, чтобы не потерять связи с Мексикой и при случае воспользоваться теми осложнениями, которые неизбежно должны были возникнуть в отношениях мексиканского правительства и Соединенных Штатов. "Отношение Мексики к северным Соединенным штатам весьма много способствует к сближению с Россией, - писал Врангель по возвращении из Мексики, - особенно, если провинция Техас перейдет к северной конфедерации". Американский посол в Мексике Бутлер в разговоре с Врангелем об интересах Соединенных Штатов в заливе Сан-Франциско откровенно ему заявил: "Эту часть Калифорнии мы не упускаем из виду, у нас есть там люди, которые сообщают и доставляют нам всевозможные сведения оттуда, и недалеко то время, когда северная Калифорния перейдет к нашей Северной конфедерации". [Там же, л. 101]
Однако напрасно компания всячески доказывала царскому правительству, что угроза со стороны Соединенных Штатов толкает Мексику на уступки России и что в этом случае даже наличие торгового договора сослужит известную службу. Николай I "не признал удобным дать этому делу дальнейший ход", наотрез отказавшись вступить в какое-либо соглашение с мексиканским правительством. А вскоре необходимость в переговорах с Мексикой о калифорнийских делах вообще отпала.
В октябре 1836 года Калифорния объявила себя самостоятельной и изгнала всех мексиканских чиновников. Если в начале 20-х годов, когда Российско-американская компания добивалась отделения Калифорнии от Мексики, провозглашение ее самостоятельности означало подпадение под полную зависимость от России, то теперь положение уже было иное. Выросла новая держава - Соединенные Штаты, которые ждали только момента, чтобы подчинить себе Калифорнию и затем превратить ее в свою территорию. "Американцы употребляют все меры, чтобы разжигать ненависть калифорнийцев против мексиканцев, и, кажется, надеются, - доносил правитель колонии Росс, - что Калифорния, отложась от Мексики, вступит есть ли не в подданство, то по крайней мере под покровительство Соединенных Штатов". [Архив Государственного Географического общества, фонд Веселаго, д. № 62, л. 1] Компания всячески стремится в этот период, чтобы Калифорния осталась под властью Мексики, ибо это единственное, что могло затруднить внедрение Соединенных Штатов в Калифорнию.
Итоги переворота быстро сказались. В тридцати верстах от селения Росс американец Купер устроил ранчо. Еще одно американское ранчо предполагалось создать на мысе Драко. Было очевидно, что Росс будет очень скоро окружен со всех сторон американскими поселениями. Компания, не испросив даже санкции правительства, делает решительную попытку закрепить за собой ближайшие участки. Правителю Росса было предписано "занять под пашни по крайней мере места, близь самого залива находящиеся... дабы сим самым, дав возможные средства для успешного хода земледелия, упрочить за собою самый залив Бодего, ибо в настоящих обстоятельствах, - писал главный правитель колоний, - должно опасаться излишней скромности с нашей стороны". [Там же, л. 7.] Но и эта попытка воспользоваться гражданской войною в Калифорнии не дала ощутительных результатов. Кольцо американских поселений вокруг Росса сжималось все сильнее.
Колония Росс всегда приносила компании одни только убытки. Ее сохраняли лишь в надежде на благоприятные обстоятельства в будущем. Теперь и эта последняя надежда была потеряна. В составленной правлением Российско-американской компании в этот период сводной записке отмечается, что влияние Соединенных Штатов, усиливаясь в Калифорнии из года в год, привело к массовому заселению американскими гражданами Монтерея, С.-Франциско и прилегающих к ним районов. "По мере того, как промышленная деятельность сих опытных в спекуляциях пришельцев находила способы извлекать новые выгоды, - отмечалось в заключительной части записки, - маленькое, бесплодное заселение Росс должно было лишиться оных и даже терять надежды на будущее улучшение изменившихся обстоятельств". [АНХ, фонд департамента мануфактур и внутренней торговли, 2 отд., 2 ст., 1839 г., д. № 1305, л. 11]
В первое время по получении в Петербурге известий о событиях в Калифорнии, когда роль в них Соединенных Штатов не была еще вполне ясна, у директоров компании и в правительственных кругах мелькнула даже надежда на возможность воспользоваться гражданской войной и округлить территорию русского заселения. Однако с получением подробных сведений о положении в Калифорнии правление компании обратилось 31 марта 1839 года в министерство финансов с ходатайством о разрешении упразднить колонию Росс.
Отмечая, что компания все время не теряла надежды на расширение занимаемой ею в Калифорнии территории, дабы иметь возможность широко поставить там хлебопашество и скотоводство, правление констатирует, что "при настоящих же обстоятельствах надежда сия совершенно рушилась", и потому оно "не находит никакого основания и не усматривает уважительной цели для дальнейшего занятия селения Росс". [АНХ, фонд департамента мануфактур и внутренней торговли,. 2 отд., 2 ст., 1839 г., д. № 1305, доношение главного правления Российско-американской компании министру финансов, 31 марта 1839 г., на лл. 1 - 6.] В политическом же отношении сохранение Росса ничего кроме неприятностей не сулит, так как до сих пор обладание им не закреплено никаким актом международно-правового характера. Наконец, и в стратегическом отношении потеря Росса, по мнению компании, несущественна для русских колоний в Америке, ибо все равно "англичане имеют свои гавани вплоть у наших границ; мексиканцы или калифор-нийцы владеют превосходным заливом св. Франциска возле Росса, граждане Соединенных Штатов толпами заселяют берега этого залива и не имеют надобности в недоступной скале Росс". [Там же.]
К этим весьма веским доводам правление компании присоединяло и чисто коммерческие соображения. Если раньше содержание колонии Росс ежегодно обходилось в 45 тысяч руб., то в 1839 году оно уже достигало 72 тысяч руб. Было время, когда пушной промысел в Калифорнии давал 29 тысяч руб. ежегодного дохода, теперь же, в 1837 году, пушные промыслы не производятся вовсе. Остались лишь доходы от сельского хозяйства, которые исчислялись в 8 - 9 тысяч, и мелкое ремесло (производство кирпича, дубление кож и пр.), которое в последние годы также доходов уже почти не давало.
Русский посол в Вашингтоне Бодиско, получив сведения о предполагаемой ликвидации колонии, поспешил уведомить министерство иностранных дел о том, как будет расценено в дипломатическом мире подобное мероприятие. "Позволю себе заметить, - писал Бодиско 10 (22) августа 1839 года, - что оставление Бодего и Росса произведет неблагоприятное впечатление на умы". [АВП, фонд министерства иностранных дел, канцелярия, 1839 г.,. Д. № 217, переписка с Вашингтоном, на лл. 238 - 239. Перевод с французского] И действительно, сразу же после ликвидации Росса компания на северо-американском побережье начинает терять под видом аренды один свой участок за, другим.
Калифорнийские колонии теперь для царизма были потеряны. Правда, несколько лет спустя, в начале 1848 года, когда Калифорния уже была занята американскими войсками,, но официально присоединение ее к федерации еще объявлено не было, тот же Бодиско пытался внушить статс-секретарю Соединенных Штатов Бьюканену, что при желании Россия еще может вернуться назад в Калифорнию. Заявление это, сделанное в полушутливой форме, вызвано было тем обстоятельством, что за семь лет от американского подданного Суттера, которому было продано имущество Росса, не удалось еще получить ни одного гроша. До появления в Калифорнии американских войск компания успела заручиться обещанием мексиканских властей гарантировать ей уплату Суттером долга, что было зафиксировано даже в специальном соглашении. После оккупации Калифорнии пришлось обратиться к содействию американских властей или пытаться перепродать им имущество колонии.
"В продолжении моего разговора с г-ном Бьюканеном, - писал Бодиско 12 февраля 1848 года министру иностранных дел Нессельроде, - я вскользь указал на крайность, до которой может быть доведена Российско-американская компания,, чтобы спасти свой капитал, - возвратиться в Росс и возобновить там свои сельскохозяйственные и торговые операции". "Я, - продолжает Бодиско, - прибавил смеясь: Вы когда-то завидовали немного этой маленькой колонии, и вот является случай заплатить 30 тысяч долларов, чтобы лишить компанию всякого повода для возвращения". Впрочем, Бьюканен, так же мало верил этой возможности, как и сам Бодиско. "Конечно, ответил мне, - пишет Бодиско, - г-н Бьюканен тем же тоном, но начнем с получения объяснений и после этого мы можем решить, на каких условиях мы можем договориться". [АВП, фонд министерства иностранных дел, канцелярия, 1848 г.,. д. № 184, переписка с Вашингтоном, на л. 54. Перевод с французского]
Открытие золота в Калифорнии заставило царское правительство пожалеть о том, что оно отказалось от калифорнийских колоний. Николай I распорядился даже в 1849 г. объявить Российско-американской компании, что "полезно было бы оной заняться по примеру других частных лиц добыванием золота в Калифорнии". [АНХ, фонд департамента мануфактур и внутренней торговли отд., 2 ст., 1849 г., д. № 1727, л. 23]
Однако компания, ссылаясь на отсутствие надежных людей, и не пыталась выполнить это распоряжение. Служащих компании, как доносило правление, "при существующем обычае предоставлять золото в собственность каждого добывателя, с трудом можно удержать от побегов". По существу же, от открытия золота в Калифорнии компания понесла лишь одни убытки. Участие компании в торговле, широко развернувшейся в Калифорнии благодаря колоссальной иммиграции, было незначительным. В то же время возросшие в Калифорнии цены на хлеб лишили компанию возможности, закупать там продукты для других колоний. Как отмечал в своем докладе генерал-губернатор Восточной Сибири, "компания в затруднительном положении ... потому что при сделавшейся чрезмерной дороговизне в Калифорнии, колонии лишились средства приобретать хлеб для продовольствия выгодными ценами и заготовляют оный в Балтийском море". [Там нее, л. 51.]
