Гонцы весны. 
9.

      Самые различные люди, различные по возрасту и внешности, по внутренней сущности, устремлениям и увлечениям, привычкам и интересам, приходили к радушному хозяину Столешников. Приходили сюда изобретатели каких-то перпетуум-мобилей, летчики, фантазеры и мечтатели, намеревавшиеся дополнить своими изобретениями и открытиями «фантазии» романтика из Калуги — Константина Эдуардовича Циолковского. Но чаще всего бывала в Столешниках молодежь, наполнявшая квартиру дяди Гиляя светлым, живым, радостным, говорливым хороводом. Эта молодежь была полна энергии и настойчивости первооткрывателей, ее переполняли мечты и планы, которые она стремилась осуществить, использовав свои знания и способности. Все они были жизнерадостны и веселы, уверены в себе и порой озорны в поступках, не боялись трудностей и препятствий.
      Это были гонцы весны, вернее, постоянной, вечной молодости жизни, и они приносили эту молодость в Столешники.
      Приходила сюда литературная молодежь, продолжавшая по мере сил и способностей дело Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, И. С. Тургенева, И. А. Гончарова, Н. С. Лескова, А. П. Чехова, А. М. Горького и других крупных русских писателей. Среди них был мужиковатый А. И. Куприн, элегантный И. А. Бунин, подчеркнуто сдержанный, не заботившийся о своей внешности Н. Д. Телешов, Леонид Андреев.
      Из большой плеяды молодых живописцев, начинавших выставляться в новых художественных объединениях, бывали художники-волгари Павел Варфоломеевич Кузнецов, Петр Саввич Уткин, Александр Иванович Савинов, Кузьма Сергеевич Петров-Водкин, Александр Терентьевич Матвеев, ходившие под элегантно-интригующим названием членов общества «Голубая роза»; уроженец донских степей Илья Иванович Машков; «ловкий увалень» из Пензы Аристарх Васильевич Лентулов; легкой, уверенной поступью входивший в искусство москвич Петр Петрович Кончаловский; неистовый, темпераментный представитель солнечной Армении Георгий Богданович Якулов; молодые живописцы из Союза русских художников, негласным покровителем которых был М. А. Врубель, и в том числе Абрам Архипов, Станислав Жуковский, Петр Петровичев, Леонард Туржанский.
      Художественный «пульс» Столешников во многом определяли артистизм Константина Коровина, суровая сдержанность Валентина Серова, тонкость, даже с оттенком лощености, гостей из Петербурга — А. Н. Бенуа, С. П. Дягилева, С. К. Маковского, индивидуальность волгаря Б. М. Кустодиева, талант И. Э. Грабаря и других.
      Но наиболее близкими из молодежи были в Столешниках трое — Александр Михайлович Герасимов, Николай Иванович Морозов и Олег Леонидович Леонидов. Их молодые годы, расцвет их дарований во многом связаны со Столешниками, с Владимиром Алексеевичем Гиляровским.
      Во всех русских степях — донских, новороссийских, крымских, сибирских, заволжских, тамбовских, козловских — есть неповторимые особенности. По-разному эти степи цветут, благоухают, по-своему переливаются вешними цветовыми оттенками, даже по-разному, кажется, звенят над ними жаворонки. Есть у каждой степи особенности, позволяющие безошибочно угадать, в какой части родной земли она вольготно раскинулась. Так и люди, родившиеся или живущие в степях, обладают чертами, по которым можно быстро и безошибочно угадать, из каких они краев.
      Александр Герасимов, кажется, до корней волос был насыщен своеобразием козловских, ныне мичуринских, степей, где он родился и вырос. Уже будучи воспитанником московского Училища живописи, он проводил летние месяцы на родной ему и близкой Козловщине.
      До старости колесил Александр Герасимов по родным местам, усиленно писал там хорошо знакомые ему дороги, большаки, поля с волнами пшеницы или ржи, веселые подсолнухи.
      Появившись в Столешниках как-то неожиданно, Александр Герасимов сразу стал здесь своим человеком.
      В этом коренастом юноше с кудрями темных густых волос, в быстрых его движениях, уверенном голосе, громком, раскатистом смехе было много от родных степей Козловщины, от его полей, волнами колышущихся под летним ветром, от пылающих золотом цветущих подсолнухов, от аромата весенних яблоневых садов, от бесконечных, на десятки верст тянущихся вдоль дорог бахчей. От «Сашка», как звали его дома, и «Саша», как звали его в московском Училище живописи и одно время в Столешниках, веяло ароматом родных степей.
      Александр Герасимов, сын исконного Козловского прасола Михаила Семеновича Герасимова, бережно сохранял в своих повадках и манерах этот козловский привкус, щеголяя в первые годы пребывания в московском Училище живописи красочной кумачовой рубашкой и голенищами кожаных сапожков «бутылками».
      Веселый и улыбчивый, остроумный и наблюдательный Александр Михайлович Герасимов приносил в Столешники много простоты, обаяния и очарования.
      Гиляровский привел Герасимова в Столешники к обеду прямо с очередной предрождественской ученической выставки. На ней он поразил Гиляровского великолепно переданной красотой козловских мест, убедительностью и силой яркого мазка, приобретенного от любимого учителя — Константина Коровина.
      В то время когда началось сближение Герасимова с Гиляровским, вскоре перешедшее в большую дружбу, молодой художник был уже постоянным участником ученических выставок, воспитанником не только К. А. Коровина, но и В. А. Серова.
      С момента своего первого посещения и до самых последних лет жизни Герасимов сохранил к Столешникам любовь. Неизменные крепкие дружеские чувства связывали его с Гиляровским, который гордился его успехами и не раз повторял при встречах:
      — Ты, Саша,— так до конца своих дней называл Гиляровский Герасимова,— пейзажист, и никогда не забывай этого. Валентин Александрович (Серов) многое тебе приоткрыл в мастерстве портрета, но помни, что ты настоящий пейзажист.
      Русский пейзаж — это огромнейшая сила в мировом пейзажном мастерстве, и забывать об этом не имеет права ни один даровитый русский живописец. Ты, Саша, большим даром пейзажиста обладаешь, и ты сохраняй в себе это качество, гордись этим.
      И художник, даже в сумятице своих многочисленных дел и обязанностей по Союзу художников, а затем по Академии художеств, старался найти время, чтобы побывать в родных местах, пописать пейзажи.
      Герасимов постоянно приносил в Столешники свои работы — и когда был учеником Училища живописи, и когда во время первой мировой войны был начальником санитарного поезда и мог работать как художник лишь в редкие свободные минуты.
      Крепко запечатлелись в памяти летние месяцы, прожитые художником на даче у дяди Гиляя в Малеевке и около станции Тучково, где он много и увлеченно работал над пейзажем. По вечерам, после чая, Герасимов весело и оживленно сражался с хозяином в «карточные короли», заразительно шутил, перекидывался остроумными замечаниями. Вместе с В. А. Гиляровским, О. Л. Леонидовым, Н. И. Морозовым он совершал прогулки по поэтическим окрестностям Малеевки в летние погожие дни.
      Шутки, экспромты, остроты лились рекой. Бессознательно происходили какие-то импровизированные состязания в меткости, остроумии, знании родного языка. Первое место в этих непринужденных состязаниях часто оставалось за Герасимовым, который поражал окружающих неистощимой жизнерадостностью.
      С неугасавшим жаром тянулся Герасимов к Столешникам.
      — Пришел к вам за душевной ванной, — нередко говорил Герасимов, входя в столовую или усаживаясь на стул в кабинете хозяина.
      А что было наиболее привлекательно в облике Олега Леонидовича Шиманского — «Олегушки», как его сразу прозвали в Столешниках, Леонидова, как он стал подписывать свои статьи? Он пришел сюда еще гимназистом последнего класса, чтобы прочесть сочиненные им стихи, которые захватили всех необычайной сердечностью, теплотой и чеканкой отдельных строчек.
      В Леонидове поражала какая-то внутренняя обаятельность, мягкость, привлекательность. Общение с ним отличалось простотой и легкостью. Столешники стали для Леонидова родным домом, и он там был всегда свой, близкий.
      В начальный период газетной деятельности Леонидова большое участие принимал в ней Гиляровский, всегда горячо ратовавший за четкость и предельную точность печатного слова, за оперативность материалов. Работу Леонидова как журналиста всегда отличала качественность материалов, большая осведомленность, хорошее знание и понимание того, о чем надо говорить с читателем.
      Олег Леонидович с большой любовью и благодарностью относился к Владимиру Алексеевичу, чутко прислушивался к его советам.
      Олег Леонидович и дочь Гиляровского Надежда Владимировна были почти одногодками. Оба любили в часы досуга отдаться стихии лирических вдохновений. С удивительной легкостью создавал Олег Леонидович поэтические строчки своих стихотворений. Только незначительная часть их увидела свет в небольших стихотворных сборниках, а также на полосах еженедельных журналов типа «Вестник Европы». Редактор литературного отдела «Вестника Европы» Д. Н. Овсянико-Куликовский очень поощрял молодого поэта и охотно печатал его произведения. Однако главное внимание молодого литератора было уделено газетной работе.
      Чего бы ни касалось перо Леонидова, оно всегда отличалось поэтической взволнованностью и трепетностью. Описывал ли он утро в Малеевке, где прожил не одно лето, или переводил давно забытого французского поэта прошлого века, в его работе чувствовалась лирическая сущность, легко и свободно выливались строчки, насыщенные подлинным вдохновением, со звонкими и полновесными образными строфами.
      Было интересно наблюдать, с какой легкостью и непринужденностью создавал этот даровитый молодой журналист свои статьи для газет, его удивительное умение останавливать внимание читателя на наиболее злободневных событиях и явлениях. Владимир Алексеевич внимательно следил за работой «Олегушки». Вернувшись в Столешники с какого-нибудь заседания, усаживался в уголке столовой и начинал быстро писать в блокноте своим четким, размашистым почерком.
      — Только так и надо работать, только так и пишет настоящий журналист, — не раз приходилось слышать от Гиляровского.
      Много незабываемых, не тускнеющих от времени подробностей осталось в памяти о том, как Леонидов бывал в Столешниках, как вместе с Морозовым и Гиляровским жил летом на даче. Там они играли в теннис, крокет, купались в Москве-реке, ходили по грибы и на этюды с А. М. Герасимовым, страстно любившим подмосковные места. Они любили посидеть на ступеньках террасы, часами разговаривали, забавлялись с очередной Жучкой, Полканом или Шариком — дворовыми псами, каждое лето появлявшимися здесь.
      Довольно часто на бегу заглядывал Леонидов в Столешники и после смерти Владимира Алексеевича. Сидя около его опустевшего рабочего стола, он вспоминал дни своей литературной молодости, вспоминал, как они читали вместе Гоголя, Пушкина, Алексея Толстого, как писались первые газетные статьи и заметки.
      — Удивительнейший человек был дядя Гиляй!.. Много он мне, да и многим другим, дал от щедрот своего сердца, много в нем было теплоты! — не раз приходилось слышать от Леонидова.
      — Умнющий рязанец, на три аршина под собой сквозь землю видит, — говорила о Николае Ивановиче Морозове Екатерина Яковлевна Суркова. Этот молодой парнишка, попросту Коля, как его называли в Столешниках, ловкий на все руки, готовый всегда помочь, приехал в Москву из Рязанской губернии и был случайно найден Гиляровским в каком-то захудалом третьеразрядном трактирчике в районе Сретенки, где его приучали «к делу», заставляя мыть грязную посуду, разносить чайники с кипятком и т. д. Гиляровский ввел Морозова в круг семьи, усиленно начал таскать с собой по разнообразным газетным делам.
      Светловолосый шатен с умными глазами, Морозов быстро освоился в Столешниках, которые стали для него родным домом, начал жадно поглощать книги. Он фанатически, неотступно следовал за Гиляровским, был крепко к нему привязан, выполнял его поручения и очень скоро стал числиться его «личным секретарем».
      Николай Иванович Морозов быстро сдружился с членами семьи Гиляровского, особенно с дочерью писателя Надюшей, тогда гимназисткой первой женской гимназии на Страстной площади. Он стал в семье нужнейшим, необходимейшим человеком. Стремительный, точный, собранный, он выполнял самые различные поручения Владимира Алексеевича. Николай Иванович всегда был готов сделать то, что нужно было в данный момент Гиляровскому,— ехал по делам в редакции, отправлялся на окраину Москвы для расследования какого-нибудь запутанного события, помогал в беседе с неожиданно вторгшимся посетителем.
      Коля Морозов всегда был готов сопровождать Гиляровского. Он никогда не спрашивал: «Куда?», а только говорил: «Я готов!» — и отправлялся с Владимиром Алексеевичем в любую поездку: в подмосковные места для изучения легендарных похождений разбойника Чуркина или для обследования мест, где пронесся страшный ураган 1904 года, на «мокрое» дело на Хитровом рынке, на репетицию в Художественный театр, на беседу с Вл. И. Немировичем-Данченко или с К. С. Станиславским.
      Характерной чертой Николая Ивановича Морозова было врожденное уменье подойти к людям, завязать с ними дружеские отношения, понять наиболее определяющие стороны их характера.
      Владимир Алексеевич разглядел в Николае Ивановиче Морозове литературное дарование, и тот вскоре после появления в Столешниках начал писать стихи, очерки.
      Литературное дарование Морозова особенно окрепло, когда он был призван для отбывания военной службы. Впоследствии впечатления военной службы дали ему материал для целой книги. Морозов много печатался, подписываясь псевдонимом «Н. Столешников», преимущественно в периодике, и быстро стал на самостоятельные «литературные ноги». Гиляровский всячески поощрял и благословлял своего молодого друга, искренне радовался расцвету его способностей. Владимир Алексеевич горячо привязался к Николаю Ивановичу Морозову, который был ему необходим во всякое время дня и даже ночи.
      Война 1914 года оторвала Морозова от Столешников, и эта разлука глубоко переживалась обоими. Морозов часто писал с фронта. Владимир Алексеевич внимательно следил за его заметками во фронтовой печати.
      — Это мне лишь немного восполняет отсутствие Коли,— говорил часто Гиляровский.
      Последние годы, проведенные Морозовым в Москве, около Гиляровского, были годами теснейшей близости этих людей.
      В своей небольшой книжечке «Сорок лет с Гиляровским» Морозов рассказал о дружбе с Владимиром Алексеевичем.

     


К титульной странице
Вперед
Назад