Н. В. Лукина. Вологодские дворяне Зубовы

      Детство и учеба в Санкт-Петербурге. Елизавета родилась в семье Юлия Михайловича и Софьи Петровны Зубовых 31 января 1867 года и росла в имении Кузнецово, что в 12 км от города Кадникова. Родные ее ласково звали Лисичкой.

      1 августа 1978 года Лизу отдали в Училище Св. Елены, позднее Екатерининский институт благородных девиц в Петербурге. Привыкнуть к казенной жизни после домашнего уюта было очень трудно, и 11-летняя девочка писала родителям слезные письма: «...мне ужасно скучно в институте, так что я все плачу. Пожалуйста, приезжайте поскорее ко мне. У нас уроки начались, и я учусь хорошо, только у нас классная дама строгая. Нас кормят там очень голодно. Тетя [Ольга Владимировна, жена Эраста Михайловича Зубова – Н.В.Л.] очень добрая и хочет брать меня каждое воскресенье, а мне все-таки очень скучно, так скучно, просто ужас, и по ночам я плачу. Пожалуйста, приезжайте; мамаша, я не могу жить без Вас... Я жду Вас с нетерпеньем». И хотя Лиза благоразумно замечала: «Я знаю, что я должна учиться, чтобы быть образованной», далее опять-таки писала: «Оторвали меня от Вас и унесли далеко, далеко. О! Милые папочка и мамочка! Скоро ли каникулы?... Я мочу письмо это слезами, потому, что не могу удержаться. Так хочется плакать и выплакать свое горе. Но не беспокойтесь обо мне. Это иногда только приходят такие тяжелые минуты. Я не могу от вас скрывать это. Я вас так люблю и так хочу вас поскорее увидеть» [1].

      Только через три года письма Лизы стали более спокойными: «Я уже начинаю понемногу привыкать к институтской жизни. Обещаю всегда хорошо учиться... Пишите мне почаще – ваши письма мне будут доставлять большую радость среди моего одиночества» [1]. Помогло то, что в этот же институт вскоре были приняты младшая сестра Екатерина и двоюродная сестра Нина Ярышкина. Жили девочки дружно.

      В 15 лет Лизу еще не покидают детские фантазии: «Можно ли мне копить деньги для того, чтобы купить жеребеночка? Я буду сама его поить и кормить, обучать. Он будет у меня отлично скакать», – пишет она. «...я хотела уехать в пустыню, построить себе домик и носиться каждый день на лошади, да думать горькие думы. Я так люблю кататься верхом, что лучше жеребеночка я себе не могу ничего представить..., я непременно куплю..., и сама буду его объезжать. Майн Рид совсем вскружил мне голову, а также «Двенадцатый год». Эта Дурова мне очень понравилась, а особенно ее Алкид. Я хочу назвать и свою будущую лошадку Алкидом. Позвольте мне на каникулах ездить верхом, только в мужском платье... Я ужасно мечтательна». И когда родители выполнили просьбу Лизы, она написала: «...очень, очень благодарю за жеребеночка. Я так обрадовалась, что даже плакала. Напишите мне, как его назвали, какого цвета. Я бы хотела назвать «Казак»... Мы с Катей уже мечтаем о каникулах, и я говорю, что буду говорить с папашей по-немецки, а с мамашей по-французски. Прощайте, дорогие мои папочка и мамочка! Целую вас и всех детей и остаюсь навеки нежно любящая вас дочь ваша Е. Зубова» [1].

      В марте 1881 года Лиза, в числе других учащихся, прощалась в Петропавловской крепости с телом Александра II. Из письма Владимира Юльевича Зубова узнаем, что «Лиза написала хорошие стихи на смерть Государя... У нее есть еще несколько стихотворений, и между ними «Отшельник». В этом «Отшельнике» какой-то «юноша прекрасный на белом коне» все скакал мимо избушки и потом закололся на какой-то


Елизавета Зубова в детстве (фото из семейного архива автора)

      могиле. Потом одна девица нашла эту могилу и увидела у него на груди свой медальон. Тем и кончается» [2].

      Кроме изучения различных предметов, по которым Лиза была второй ученицей в классе, она успешно занималась также рисованием, рукоделием, игрой на фортепьяно и хоровым пением. Она купила себе еще и скрипку за 3 руб. 50 коп. со смычком и просила родителей позволить ей учится играть на ней вместе со старшим братом Володей. «В музыке я сделала успехи, – писала она, – но не могу играть пока скоро. Хочу купить пьеску и буду играть на каникулах. ... Мне очень хочется купить гитару ... и учиться во время Пасхи и каникул». Но главные способности Елизаветы проявились в рисовании: «Мы рисуем по четвергам, а некоторые, в том числе и я, у которых есть способности к рисованию, рисуют по понедельникам вечером с гипса. Я уже нарисовала лилию» [1]. Пять учениц, которые неплохо рисовали, в том числе и Лизу, водили в Академию наук на передвижную выставку [2].

      Семья Юлия Михайловича Зубова испытывала большие материальные затруднения, и Лиза писала родителям за себя и сестру Катю: «Я нашла, что очень глупо с моей стороны просить меня и Катю взять на Рождество. Рассчитав, что пойдет слишком много денег на поездку 5-ти человек, я прошу вас оставить нас и не думать, что мы будем скучать или обижаться» [1]. Один раз плату за обучение Лизы и Кати по 150 руб. внесли дядя Эраст Михайлович Зубов и его жена Ольга Владимировна. Юлий Михайлович приезжал в Петербург на прием к великой княгине Екатерине Михайловне просить, чтобы Лизу перевели на казенный счет. Его просьба была удовлетворена, и на радостях отец с дочерьми обегали весь Петербург и съездили даже в гости к знакомым в Финляндию, где девочки правили лошадьми и катались на весельной и парусной лодках [2]. А за обучение Лизы музыкой заплатил дядя Эраст. Елизавета писала родителям: «Я всю жизнь не забуду вашей доброты ко мне и, как возможно, постараюсь отблагодарить впоследствии» [1].

      Институт Елизавета окончила 26 мая 1884 года, «при отличной нравственности», практически с отличием (имела только одну четверку по немецкому языку) и была «награждена аттестатом первого разряда», дававшего ей «право на получение, не подвергаясь испытанию, свидетельства звания домашней учительницы [3].

      Школа живописи и замужество. Осенью этого же года, поселившись в Петербурге в семье дяди Эраста и его жены Ольги Владимировны, Елизавета Юльевна поступила в Школу живописи. «...учиться живописи – это была моя давнишняя мечта, – писала она в одном из писем домой, – и, понятно, я счастлива, что она исполняется. Я перешла в 1-ый класс из приготовительного и очень бы хотелось к лету перейти во 2-ой, для этого надо нарисовать вазу очень фасонистую. Рисование меня очень увлекает; ...очень хочется в деревню, здесь воздуха чистого нет, но все же раньше окончания уроков не уеду, ведь тут каждый час дорог» [1]. От знакомой автора Ольги Ивановны Шафрановой стало известно, что ее бабушка, курсистка Бестужевских курсов Мария Александровна Межакова, была петербургской подругой Елизаветы Недович; у О.И. Шафрановой сохранилось их совместное фото (сейчас в РГАЛИ).

      В 20-летнем возрасте Елизавета Юльевна познакомилась в Петербурге с сербом по происхождению, 40-летним надворным советником Саввой Ивановичем Недовичем. «Дед Недовича был турок, принявший русское подданство и переселившийся в Бесарабию, где у них есть земли. Отец Недовича уже русский, православный, а мать коренная русская. У них было 4 брата и 8 или 9 сестер, но изо всей семьи, кроме него, жива только мать (в Севастополе) и три сестры (в Москве, Киеве и Одессе). Он бойко говорит по-французски и по-румынски. Веселый, живой, откровенный и прямой человек, по-видимому, без всякой хитрости, любит танцевать (...показывал нам румынскую и болгарскую пляску), учится петь (баритон), немножко играет на фортепьяно. ... Собой он молодец: черные волосы, бородка, большие черные глаза, довольно смуглый. Кончил он в Горном институте одним из первых, служит на Монетном дворе по хозяйственной части (полицмейстер, 120-130 руб. в месяц) и частно у Мещерина, заведуя приемом материалов для Закаспийской дороги (150 руб. в месяц).


Елизавета Зубова в Училище Св. Елены в Петербурге (фото из семейных архивов Н.В. Лукиной и Л.П. Васильевой)

      Служил в Польше и в Крыму по горной части, получал меньше, но приобрел репутацию» [2].

      25 апреля 1888 года, на Пасху, на квартире Ольги Владимировны Савва Иванович сделал предложение Елизавете Юльевне и получил ее согласие. Послали за шампанским. Все «пили и целовались, и у Ольги от восторга даже слезы на глазах». Пили здоровье Софьи Петровны, «дяди Миши и матери Недовича. Ольга дала Михайле бутылку венгерского, и вся прислуга явилась в залу с бокалами в руках и поздравила Лизу с нареченным женихом... Только бутылка с шампанским оказалась так велика, что все... пятеро не могли выпить больше половины – отсюда одно ясно, что и в этом отношении Недович тоже подходит нашей семье» [2]. За разрешением жениться на Елизавете Юльевне Савва Иванович обратился с письмом к Юлию Михайловичу. Тот счел препятствием отсутствие приданого, но Недовича это не смутило. Елизавета писала домой: «Дорогое сокровище, милая мамочка, я – невеста... Я его люблю недавно, а он с первой встречи... Надеюсь, что Саввушка Вам понравится, человек он простой, русский. Он удовлетворяет моим условиям: в Бога верит, царя чтит, меня обожает и учиться живописи позволит» [1].

      17 июня 1888 года в Вологде, в церкви Дмитрия Прилуцкого на Наволоке, священник Иоанн Костров обвенчал влюбленных [4]. Поселились в Петербурге в 3-х маленьких комнатках, с одной прислугой, так что Елизавете Юльевне пришлось много времени уделять домашнему хозяйству, готовить и даже «бегать по лавкам». Это ее явно удручало, т. к. отнимало время от «единственной прелести ее жизни» – рисования [1].

      К сожалению, жизнь с мужем не сложилась. Уже через четыре месяца, 20 ноября 1888 года, Елизавета Юльевна писала домой: «...не знаю ничего, что будет. Пусть папаша решит, куда меня деть – я и в монастырь в послушницы рада идти от любезного мужа, но папаша несерьезно смотрит на мой семейный ад, ...и придется, может быть, скоро его разубедить, чего бы не хотелось, потому что и без того много неприятностей. Очень меня оживил приезд наших [брата Володи и сестры Нины – Н.В.Л.], так я рада, что теперь есть хоть родные около, а то совсем было одиноко... Прощайте, дорогая и милая мамочка, крепко целую Ваши ручки; спасибо, что в горе меня не покидаете и не осуждаете за то, что с мужем не могу ужиться» [1].

      Юлий Михайлович смотрел на это несколько иначе: «Жена в семье должна, понятно, прежде всего подчиниться мужу, исполнять его волю. Нет такого грубого, неблаговоспитанного, сурового и дикого человека, из которого уступчивостью, любовью и лаской нельзя было бы сделать ягненка. Разве можно требовать от мужа того, в чем отказывала сама, т. е. уступчивости, нежности, снисходительности» [5].

      Рождение сына, служба и вологодская жизнь. Через полгода после свадьбы Елизавета Юльевна вернулась в Вологду. А 25 мая 1889 года родился сын Дмитрий (Дмитрий Саввич Недович) (XXII-18). При его крещении 5 июня в Дмитровской церкви восприемниками были дядя Михаил Михайлович и мама [6]. На лето уехали с сыном в Кузнецово. В родном имении Елизавета Юльевна, любившая природу, много возилась в саду: сажала деревья и цветы, ухаживала за ними, устроила две модные в то время горки с винтовыми тропинками на верхние площадки, которые так и назывались – «Лизины горки». Рисовала пейзажи любимых мест, на фотографии мы видим ее с зонтиком и мольбертом, направляющуюся на этюды. Елизавета Юльевна писала портрет девочки Анютки, но та секунды не могла посидеть на месте, все вертелась; сделала также несколько иллюстраций к стихотворной поэме отца «На юг!» [2].

      Зимой Елизавета Юльевна переехала с сыном Митей в Вологду; здесь учились ее младшие братья Петя и Миша и сестра Ларя. Елизавета Юльевна заботилась о них также, как и о родном сыне, т. к. по словам матери, было "очень добрая". Однако нужно было зарабатывать на жизнь, и в 1891 году губернатор взял Елизавету Юльевну на службу в Воспитательный дом (приют), где она начала давать уроки грамоты по 4 часа в день за 10 рублей в месяц. В 1892 году ей удалось получить место машинистки в Губернской земской управе с жалованием 20-25 рублей в месяц; затем она работала у прокурора [2]


Савва Иванович Недович и Елизавета Юльевна (рожд. Зубова) (Фото из семейного архива)

Елизавета Юльевна в Кузнецово и в Вологде перед переездом в Москву (фото из семейного архива автора)

      Скучную работу Елизаветы Юльевны скрашивали занятия на досуге: вместе с Катей она собиралась издавать журнал, кое-что для него писала, изучала английский язык, но, главное, увлеклась постановкой домашних спектаклей. Под ее руководством в доме Зубовых постоянно репетировались и разыгрывались спектакли, в которых принимали участие брат Петя, дочь Ольги Михайловны Зубовой Нина Корсакова, Сережа Волконский, Володя Брянчанинов, Ольга Балова, Ольга Караулова, Шура Богословская, какие-то Павлик с Надей, Шелков, Черняев и другие. Екатерина Юльевна чаще всего выступала в роли суфлера, а сестра Маша была «мужик на занавесе». Маленький Митя начал петь [2].

      Как вспоминала Екатерина Юльевна: «В «Сократе» недостает актрис, и Лиза сегодня уже поехала к Верочке Комаровской просить сыграть одну роль гречанки, костюм сшит; сегодня для папаши будет генеральная репетиция, а спектакль, кажется, в следующее воскресенье. ...в городе узнали, что у нас устраивается спектакль и идет пьеса из греческой жизни, и все интересуются и напрашиваются, между прочим, губернаторша, которую Лиза должна пригласить, т. к. она каждый раз говорит Павлику то: «Неужели меня не пригласят?», то: «Я бы заплатила 10 руб., только чтобы увидеть греческие костюмы», то: «Отчего не устроят этот спектакль за плату с благотворительной целью?» и все в этом роде. ... Со спектаклем нашим много хлопот, трат, только бы сошло порядочно; репетиции идут чуть не месяц» [2].

      Елизавета Юльевна играла также в Вологодском (народном?) театре в спектакле «Каширская старина» и, возможно, «Девичий переполох» . Лето 1892 года она, вместе с сыном Митей, провела в Заломаихе, 1893 года - в Порозове. Рисовала «чудные виды», но, к сожалению, они не сохранились [2].

      Но такая, казалось бы, интересная жизнь не могла принести удовлетворения: «У нас такая скука, - писала Елизавета в одном из писем, - что если бы не моя живопись, музыка и книги, то можно умереть... Я делаю переводы (с ключом), чтобы не забыть язык». Но, главное, очень хотелось продолжить обучение рисованию: «Я в восторге. Может быть получу место на Северных жел.[езных] дорогах... Воспользуюсь предстоящей свободой, чтобы приготовить несколько этюдов для выставки, опять хочу попробовать себя на поприще искусства... Я также много думала о себе последнее время: как мне устроиться, чтобы кончить курс рисования? И пришла к тому заключению, что нужно накопить 800 руб., чтобы обеспечить 2 года существования в Москве или Петербурге, а пока рисовать с гипса и для этого попрошу, чтобы дядя Миша мне послал из Петербурга хороший бюст. Надеюсь выйти в отставку..., поселюсь в Кузнецове, но не хочу задаром - а то будет мне неловко. И еще прошу, пожалуйста, оштукатурить северную комнату и выбелить на мой счет, потому что для рисования нужен такой фон» [1].

      В Москве. Но самостоятельные занятия, конечно, не могли принести много пользы, и Елизавета Юльевна, оставив пятилетнего Митю в Кузнецове на попечение матери, уезжает учиться в Москву. «Живу хорошо, - пишет она домой, - спустила лишний жир от бегания и рисования, ничего не читаю - некогда, зато пользуюсь обществом художников и вообще всяких артистов... Успехи - перешла на анатомическую голову, красками рисую на вытянутой руке» [1].

      Однако обрушилось несчастье - внезапно пришло известие о смерти Саввы Ивановича Недовича: 13 октября 1894 года он скончался в Петербурге от рака печени [4], не дожив до пенсионного возраста 9 месяцев. Елизавета Юльевна, заняв где можно денег, срочно выехала в Петербург хлопотать о пенсии. Однако хлопоты оказались безрезультатными, т. к. у СИ. Недовича была другая семья и воспитанник, которым он оставил половину своей дачи, а другую половину - сестре. В Министерстве сказали, что пенсии СИ. Недович не выслужил, и вдова имеет право просить только единовременное пособие. Получив «вдовий вид» и отслужив панихиду, Елизавета Юльевна вернулась в Вологду; средств для обучения рисованию опять не стало [2].

      Снова дома. В Вологде Елизавета Юльевна, помимо службы, получила еще два урока: у Габовских и Дебали два раза в неделю по 1 руб. [2]. Скуку провинциальной 11
жизни скрашивали семейное музицирование и увлечение театром. Елизавета Юльевна просит сестру Нину прислать ей из Петербурга мандолину или банджо, плюс школу: «Посылаю 8 р., чтобы заплатить за отправку. Заработала 30 р. и хочу себя понежить» [1]. В апреле 1895 года, на Пасху, она уже играет в любительском спектакле и даже организовала «свой художественный театр» [7], где дают пьесы Шиллера. ...главное и первое сходство с Художественным театром - это то, что занавес раздвигается на две половинки». «Я вся в хлопотах, - пишет она. Спектакль мой обставлен не так хорошо, как бы мне этого хотелось, но, надеюсь, будет приличен. Хотела, чтобы Ларя [сестра -Н.В.Л.] произвела фурор, и я внимательно слежу за ней на репетициях; она играет «Из-за Мышонка» - Щепкинскую роль. Я играю простушку, и могу сыграть хорошо, потому что со Свентицкой очень легко, да и роль подходящая... Ждем губернаторов...» [1].

      В это время Елизавета Юльевна сама начинает писать пьесы для театра: в апреле 1895 г. сочиняет шутку в одном действии «Пари», в январе 1897 г. шутку в одном действии «Поцелуй» и фарс «О! Жизнь антрепренера!», в ноябре 1897 г. комедию в трех действиях «На заре» и в январе 1898 г. комедию в двух действиях «Вслед за балом» [8].

      То в Москве, то в Вологде. В 1896 г. Елизавета Юльевна снова поехала в Москву учиться живописи, на этот раз взяв с собой Митю и наняв ему гувернантку. Поступила в Строгановское центральное училище технического рисования [3]. Домой писала: «успехи делаю и уже перешла на анатомическую голову - это очень трудно; масляными красками тоже пишу, но очень мало, некогда; технику учитель мне преподает, и я рисую красками на вытянутой руке» [1]. В это время Елизавета Юльевна посещала студии разных художников, по воспоминаниям родных, Коровина и Серова, а также брала уроки у ученицы Левитана СП. Кувшинниковой и, конечно, значительно продвинулась вперед в мастерстве [2].

      Однако не получив в Москве обещанного заработка, Елизавета Юльевна 19 сентября 1896 года вынуждена была забрать свои документы из Строгановского училища [3] и вернуться в Вологду. Зиму 1896-97 годов и лето 1897 года провели в Кузнецове, где Елизавета Юльевна много хлопотала по хозяйству, посадила в усадьбе около 70 лип, создав целый «бульвар». Принимала участие в спектаклях, которые ставились в городе Кадникове и ставила живые картины в имении [2]. Живопись не бросала. Уверенной рукой уже зрелой художницы Елизавета Юльевна запечатлела пейзажи имения: мостик через круглый пруд на остров уединения (даже два мостика, один из которых у автора книги, другой - передан ей в дар Кадниковскому районному историческому музею), Аносовский лес (у автора) и другие. Рисует она и окрестности Кубина Бора. После поездки автора в 2000 году на место этой бывшей усадьбы В.Ю. Зубова [9] удалось понять - с каких точек были сделаны Елизаветой Юльевной картины этих мест [7]: излучины реки Кубины и вид с левого берега реки (хранятся у автора), восход солнца на Кубене (передан в дар Кадниковскому районному историческому музею), сосновый бор (в семье Р.В. Зубова), и другие.

      В 1899 году Елизавета Юльевна снова уехала в Москву, жила в Екатерининском приюте кн. Юсупова на углу Козловского и Харитоньевского переулков. Домой писала: «Жизнь моя идет однообразно, с утра пишу масляными красками, отдыхаю до обеда, а после обеда четыре вечера в неделю рисую с натурщицы у Крюковской. (Это моя новая знакомая барышня-художница.) Устаю ужасно. Изредка попадаю в театр, потому что трудно достать дешевые места. Немножко скучаю без Мити, но очень рада, что он не со мной, мне бы некогда было с ним слова сказать. [В это время Митя учился в Вологодской гимназии - Н.В.Л.] ...занимаюсь, стараюсь не пропускать ни одного дня... Научилась уже многому новому, живопись очень интересна, но и ученье обходится дороже, чем я думала (потому что не считала натурщиц и материала). Опять придется занимать... Дорогая мамочка, хоть бы выиграли и дали мне рублей 100, на живописи совсем разорилась... Нине Крюковской очень хочется к нам в Кузнецово, а мне бы хотелось вместе с ней порисовать, это бы меня далеко продвинуло, она такая талантливая...». Крюковская с матерью «зовут меня... к ним жить, чтобы всегда вместе


Митя Недович с мамой (Фото из семейного архива автора)	Митя Недович

Митя Недович с мамой (Фото из семейного архива автора)	Митя Недович

      заниматься..., она, вероятно, появится экспоненткой на Периодической выставке; и я мечтаю... Я приеду, вероятно, к масленице, Риффесталь меня зовет играть, и я очень хочу отвести душу на подмостках» [1]. Весной 1900 года в костюме, усыпанном брильянтами, Елизавета Юльевна играла на сцене в Вологде роль царицы Анны в пьесе «Василиса Милентьева» [2].

      Лето Елизавета Юльевна с сыном провели в имении дяди Михаила Михайловича Заломаиха. «Я очень рада, что гощу у дяди Миши, – писала Елизавета матери, – очень люблю здешние места, не успеваю рисовать всего, чтобы хотелось. Здесь тихо и покойно». Елизавета купалась, ездила верхом, рисовала, сажала деревья в новом саду, гуляла с дядей в лесу и вместе со всеми сенокосила. Столяр Тяпин заказал ей свой портрет масляными красками, и «дядя Миша пожертвовал одну из рож своей картинной галереи на сей предмет». Было много ягод, так что «сварили пуд клубники и ананасной земляники», потом принялись за малину [1].

      Это было последнее лето безмятежной жизни Елизаветы Юльевны. В Вологде в 1901 году, как и прежде, заработка не было, удалось получить только один урок у товарища председателя Окружного суда – учить дочку рисованию два раза в неделю по 1 рублю за час. Родители помочь не могли. Брат Володя, стараясь как-то поддержать сестру, сделал хороший заказ – срисовать портреты дедушки и бабушки [Михаила Алексеевича и Лариссы Алексеевны Зубовых с овальных портретов работы художника Платона Тюрина 1880 г. – Н.В.Л.]. Но из-за плохого питания сильно болел и очень похудел Митя. Елизавета Юльевна изнервничалась. После смерти дяди Михаила Михайловича большой зубовский дом (№ 10 по Бол. Архангельской ул.) перешел по наследству Николаю Михайловичу, и семья Юлия Михайловича перебралась в маленький холодный флигель (вероятно, № 14 по той же улице). В результате сильно осложнились отношения с сестрами Марией и Ольгой. «Многое больно отзывается на моих нервах», – писала Е.Ю. Недович. Жить вместе стало тяжело, необходимо было уехать из Вологды. Да и подросшему способному сыну нужно было учиться в более серьезном учебном заведении, чем Вологодская гимназия [1].

      Переезд в Москву. Елизавета Юльевна с Митей переехали в Москву. Оттуда она вскоре написала матери: «...ничего еще нет хорошего в моих делах, я еще ничего не нашла определенного, имею только обещания; а пока езжу по конкам по всей Москве, то в присутственное место, то к какой-нибудь даме (влиятельной), то по объявлениям газетным: напр.[имер], читаю в газетах: «нужна приходящая учительница», или что-нибудь в этом роде. Сейчас у меня лежат два позитива, чтобы раскрашивать для волшебного фонаря, но я не имею понятия как это делается? Завтра поеду к Браиловским (муж и жена художники) и попрошу меня научить или дать совет – куда обратиться за указанием по этого рода живописи. А это может быть постоянным заработком, хотя дешево очень оплачивается. Но и то хлеб. Я уже сейчас в очень затруднительном денежном положении, придется завтра же занимать где-нибудь, так что я попросила бы папашу разрешить мне не высылать в октябре 10 рублей; но если он будет недоволен этой моей просьбой, то я займу и пошлю непременно» [1]. Но где занять?

      Переехавшая в этом же году в Москву сестра-скрипачка Нина Юльевна, работая в оркестре оперного театра, получала совсем небольшой заработок, которого едва хватало на оплату комнаты и пропитания, так что и она не могла помочь Лизе. Немного помогли родители. «Сердечно благодарю за деньги, – писала Елизавета Юльевна матери и отцу. Я уже опять сделала заем в 50 р. до осени. Теперь надо работать вовсю, чтобы выплатить и туда, и сюда. На днях напишу вам о моем вступлении в спиритический кружок. Сегодня очень счастлива, ...нашла еще заработок: французские переводы – четыре раза в неделю ездить в Марьину рощу (25 р. минус 5 р. на конки). Это – гипнотизер, френолог и графолог, который сразу по моему лицу прочел, что может мне доверить тайны науки; он переписывается с американским каким-то обществом, но, не зная французского, должен нанимать переводчицу. Я очень рада, потому что все это интересно, и, Бог даст, не придется больше занимать. Постараюсь хоть по 2 рубля в месяц откладывать, но сперва надо одеться – все истрепано: ни башмаков, ни галош, ни шубы, – вроде француза в 12 году путешествую по Москве, крючась от холода». Переводы «по 40 к. с листа очень мелко налинованного. Очень жалко, что нет машины, скорее бы печатать, руки не немели бы. ... Больше 4-х листов немыслимо, обыкновенно перевожу по 3... В час я могу заработать только 20 коп. ... Дорогие мамочка и папочка, не посылайте мне своих денег, у вас тоже всегда нужда, и мне стыдно обирать вас. Если будет крайность, то надеюсь опять здесь же займу» [1].

      И хотя в Москве Елизавете Юльевне приходилось зарабатывать на жизнь большей частью случайными заработками, она не оставляет надежду посвятить себя целиком любимому делу – живописи и делает попытку сдать экзамен на звание учительницы рисования в Академии Художеств: «Завтра начнется мой экзамен, – пишет она, – а сегодня мне надо купить материалы, т. е. бумаги, холста, некоторые краски... При экзамене оказалось еще осложнение: надо своего натурщика или натурщицу – это для меня непредвиденный расход. Таня [Татьяна Викторовна Петрова (Бол. Дмитровка, д. Бахрушина, кв. 44) – Н.В.Л.] очень мила и даст нарисовать свою голову на экзамене, т. е. идет ко мне в натурщицы... » [1]. К сожалению, не ясно – удалось ли Елизавете Юльевне сдать этот экзамен и получить свидетельство учительницы рисования или нет.

      Лето 1902 года Елизавета Юльевна с сыном провели в Кузнецове, где она много рисовала, в том числе и портреты [2].

      Осенью уехали в Москву, где Митя начал заниматься за 260 руб. в год в частной Поливановской гимназии, которая после Вологды ему «ужасно» нравилась. В ноябре 1903 года он уже первый ученик в классе. Из писем видно, что он был смел и принципиален и пользовался большим уважением товарищей. Несколько гимназистов с его участием организовали литературный кружок, в котором по воскресеньям и праздникам читались вслух произведения «хороших писателей»»; иногда кружковцы ходили вместе на лыжах или катались на коньках. А Митя с удовольствием посещал оперу по контрамаркам игравшей в оркестре тети Нины Юльевны. В 1904 году, правда, он опять был сильно болен, и из-за сердца пришлось даже нанять сиделку. Но летом, после поездки в Кузнецово, все прошло [1, 2].

      Зато заболела Елизавета Юльевна. «Если слягу, то, надеюсь, не встану, – писала она. Лечиться не по карману, а пока я на ногах буду служить..., набрала три заказа: рисование, печатанье и вышивку, которую сама же должна и сочинить рисунок». Но в конце концов она все-таки попала в больницу, где «плакала от слабости, шума, крика больных и умирающих» [1]. Ее навещала сестра Нина, знакомые, и, немного поправившись, Елизавета Юльевна выписалась. Все как будто стало налаживаться, кроме одного обстоятельства – хронического безденежья, хотя родители периодически продолжали поддерживать ее деньгами [2].

      «Мне хотелось пойти в гувернантки, – пишет в это время Е.Ю. Недович, – с тем, чтобы у меня была комната, в которой мог бы жить Митя, а я спала бы с детьми, – это нам было бы выгодно, оба были бы сыты и угол есть, но комнаты то мне и не дали». И Елизавета Юльевна «наняла квартиру, целый домик, особняк в четыре комнаты» в Казачьем переулке, д. 5/2 у Большой Полянки, чтобы сдавать по одной комнате квартирантам. «Если Нина [сетра], – пишет она, – захочет жить с нами, то для нее есть комната, с удовольствием дам ей за 10 р. в месяц; если же она не захочет, то поищу кого-нибудь; мне как раз будет нехватать на квартиру 10 рублей, так что надо сдавать... Иметь вторую службу, кажется, мне не под силу, устаю и от этой, но поищу уроков. Была у директора гимназии насчет освобождения Мити от платы. Директор, очень деликатный и добрый человек, говорил, что за хорошее ученье [все 5, кроме поведения и Закона Божия] с удовольствием освободил бы, но Митя все время относится враждебно к гимназии, и этой враждебностью заразил весь класс... Я просила так: не отказывать решительно, а дать время до Рождества на испытание Мити, теперь он поздоровел, и отношение к гимназии и учителям будет здоровое» [1].

      Тем не менее, у Мити после грудной жабы сохранялся кашель, самой Елизавете Юльевне после больницы нужно было еще лечиться. «Я в ужасной меланхолии, – пишет она в одном из писем. Поправляюсь сама не очень-то; вечером, если немного устану, то делается дурно, дольше 10 часов не могу сидеть, а сегодня и утром было нехорошо... Летом поправлюсь, если возьму 40 горячих морских ванн. Я и сейчас едва существую, перебиваюсь кое-как, куда же мне ехать на море, на какие средства? А долги не уменьшаются, приходится занимать каждый почти месяц. Конечно, все это действует еще более удручающе. У Кувшинниковой еще ни разу не была, тяжело все, да и денег жаль. Сижу дома... Браиловская удивляется – откуда берутся у меня силы на такую отчаянную борьбу за существование» [1]. Она же и пытается помочь Елизавете Юльевне: позирует ей для портрета, дарит раму для картины, которую можно представить на выставку. Но картину и два этюда на Московскую выставку не приняли, а посылать их в Петербург, куда везет свои работы Браиловская, не было средств. «Не знаю, до чего доведет меня бедность и неудачи», – восклицает Елизавета Юльевна, но духа не теряет. Позднее она писала об этом времени: «Когда я уставала в Москве в борьбе за существование (с Митей на руках) до болезни, то шла в хороший концерт или в оперу, и на другой день совершенно оздоровленная продолжала бодро свою лямку тянуть. Музыка кормит душу» [1].

      В 1907 и 1910 гг. Елизавета Юльевна побывала в Крыму, жила в Мисхоре, и здоровье ее немного поправилось. Великолепные виды Крыма, написанные маслом акварелью сохранились у автора и украшают ее интерьер в Москве.

      В 1910 году Елизавета Юльевна служила сразу в двух местах: секретарем у графини Бобринской за 30 рублей в месяц и у Урусовых за 20. «Сейчас каждый день (будни), -пишет Елизавета домой, – я ношусь по присутственным местам с устройством концерта в пользу хитровских детей; устроить концерт – это мучение здесь даже при протекции и знакомстве графини со всеми власть имеющими; из одной канцелярии в другую. Надоели мне эти канцелярии, а главное, очень плохая у меня одежда, а ведь по платью встречают, я уж и так везде рекомендуюсь: «Личный секретарь графини Бобринской». ... Я еще брала вышивку и работала по вечерам, мне за нее заплатят что-нибудь, но все же еще не могу свести концы с концами, все не выхожу из долгов, и когда это только кончится? ... Хорошо, что мне некогда думать, а то, наверное, очень тосковала бы о живописи. ... Сейчас я вроде ломовой лошади» [1].

      Участие в выставке, увлечение теософией. Но были и отдушины. Во-первых, как любезно сообщила автору ведущий научный сотрудник Вологодского музея-заповедника М.Е. Даен, в 1914 году Елизавета Юльевна представила несколько своих работ на 5-ую выставку Северного кружка любителей изящных искусств [10]. Одним из организаторов этого кружка в Вологде в 1905 году была хорошо знакомая семье Зубовых Анна Николаевна Каринская (1871-1931). СКЛИИ ставил своими целями: устройство периодических художественных выставок, основание Вологодского публичного музея и общедоступной рисовальной школы, сближение любителей между собой и профессиональными художниками [11]. На 5-ой выставке СКЛИИ в Вологде было представлено 259 экспонатов известных художников: Е.С. Кругликовой, Е.Е. Лансере, В.М. Кустодиева, З.Е. Серебрякова, Л.О. Пастернак и многих других. Е.Ю. Недович выставила три свои картины: «Море», «Головка» и «Лес» [10]. «Выставки эти собирали большое количество зрителей: их посещала не только местная интеллигенция и учащаяся молодежь, но нередко приходилось перед картинами видеть и крестьян с котомкой за плечами» [12]. Две картины Елизаветы Юльевны с этой выставки, «Море» и «Лес», сейчас находятся в собрании автора.

      Во-вторых, в Москве Е.Ю. Недович стала членом «Союза равноправных женщин», цель которого «содействовать общему политическому освобождению и добиваться уравнения прав женщин с правами мужчин (например, в образовании и равенстве перед законом)» [1].

      В третьих, она начала слушать лекции по теософии. По ее мнению, «это душа религии, искусства, философии и науки», и для нее «очень много значит и очень много


Митя Недович с бабушкой Софьей Петровной Зубовой	Елизавета Юльевна Недович

Елизавета Юльевна Недович с мамой (Фото из семейного архива автора)

      дает ценного для понимания жизни и искусства (что самое главное и есть!)». Спиритизм, которым она какое-то время увлекалась, был как бы переходной ступенью к теософии. «В живописи сказывается то, чем живет художник, – пишет Елизавета в одном из писем, – а так как я теперь больше интересуюсь внутренней жизнью, чем внешней, то и это сказывается в моих работах. Конечно, я не прочь и даже очень рада была бы порисовать с натуры красивые леса, интересных людей и т. д., но зимой и в полутемной комнате, где видна в окно грязная стена и никогда не видно солнца, естественно замкнуться в себя, в свой внутренний мир. Например, когда я очень страдаю физическими болями [у Елизаветы Юльевны возникли опухоли на голове, от которых ее лечили массажем, а потом сдвинулись обе почки, когда она без бандажа проехалась на извозчике, и пришлось отказаться от службы и три недели лежать, лишь иногда выползая на солнышко перед квартирой в палисадник. – Н.В.Л.], то, встав с постели, я рисую «Страдание» или «Печаль»; когда радуюсь, что поздоровела, то рисую «Радость». Благодаря теософии – и краски мне понятны. Вообще могу сказать, что теософия дала мне громадный смысл моей жизни, она как бы осветила все кругом, уяснила все, и это очень уже отразилось на моем характере. Теософия – это тайное учение тайных оккультных школ, которые сохранились в разных тайных обществах... Это очень высокое учение о Боге, мире и человеке. Оно может только укрепить религию человека, но ничего не нарушает» [1]. Сестра-скрипачка Нина Юльевна с мужем-виолончелистом Владимиром Казимировичем Германом иногда давали бесплатные концерты в теософском обществе, которые организовывала Елизавета Юльевна [2].

      Возможно, именно занятия теософией привели Елизавету Юльевну к философскому осмыслению жизни, умению стойко переносить невзгоды и к вере в высокое предназначение человека на Земле. Это отразилось, прежде всего, в ее стихах, которые она писала с детства до конца своих дней.

      Дмитрий, его учеба, женитьба и служба. Сын Дмитрий тоже посещал лекции в обществе теософов. В это время он уже стал студентом историко-филологического факультета Московского университета, куда поступил в 1908 году [13]. Немного подрабатывал уроками и однажды получил урок на 5 руб. в месяц по подготовке Владимира Казимировича к экзаменам по общим предметам в Московскую консерваторию [2].

      Главной своей специальностью Д.С. Недович избрал античное искусство, ваяние древних мастеров Греции и Рима и на старших курсах параллельно слушал лекции в Московском археологическом институте. В университете лекции по многим специальным предметам читали профессора В.К. Мальмберг и основатель Музея изящных искусств (позднее Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина) И. В. Цветаев, и Дмитрий Саввич по праву считал себя их учеником [13].

      В 1911 году вологодская подруга детства Дмитрия Наташа Эндаурова стала невестой Д. С. Недовича. Она родилась 23 декабря 1883 года во втором браке коллежского секретаря и мирового судьи Николая Ивановича Эндаурова (1839-1900) с Софьей Всеволодовной Лукиной (1881-1925) [14]. Николай Иванович был сыном владельца имения Братково Вологодской губернии Ивана Николаевича Эндаурова, который имел 1260 десятин и 150 душ крестьян в Вологодском уезде и 7 десятин при селе Никольском (Райское тож) в Городецком уезде Пензенской губернии [15]. У его матери Любови Васильевны (?-29.05.1825), жены Николая Ивановича Эндаурова (?-ранее 1825) [16], в том же уезде, было 6468 десятин и 600 душ крестьян [15]. От этого брака у Ивана Николаевича Эндаурова было три брата (Петр, Платон и Меркурий) и четыре сестры (Мария, Александра, Любовь и Елизавета) [16]. Дочь Елизаветы Николаевны Эндауровой, в замужестве Кузьминой (~1820-?), Любовь Дмитриевна Кузьмина (1843-18.01.1866) стала женой известного изобретателя и создателя первого самолета Александра Александровича Можайского (21.03.1825-1890) [17] и, таким образом, приходилась двоюродной сестрой отцу Наташи. Точно также его двоюродной сестрой


Наташа Эндаурова	Родители Наташи: Софья Всеволодовна Лукина и Николай Иванович Эндауров (Фото из семейного архива Н.Д. Недовича)

Елизавета Николаевна Эндаурова (в замужестве Кузьмина)	Любовь Дмитриевна Кузьмина, жена А.Ф. Можайского

Любовь Дмитриевна Кузьмина, жена А.Ф. Можайского	Александр Александрович Можайский
(Из кн.: Никулин Ю.А. Александр Федорович Можайский. Вологда, 2006 г.)

      была дочь Меркулия Николаевича Эндаурова, известная художница сцен детского мира [16], неоднократная серебряная медалистка Елизавета Бём (1843-?) [18].Отец Наташи, Николай Иванович Эндауров, «воспитывался в школе Гвардейских подпрапорщиков и Кавалерийских юнкеров», откуда в 1855 году был определен в «Лейб

      Гвардейский Эриванский (Ереванский) Его Величества полк. За отличие по службе» был награжден орденом Св. Анны 4 ст. с надписью «За храбрость» и темно-бронзовой медалью в память войны 1853-56 гг. В 1856 году был «переведен в Лейб Гвардии Преображенский полк» и сентябре 1858 года «уволен от службы по болезни». Согласно прошению, он в 1866 году был определен «канцелярским чиновником Канцелярии начальника Вологодской губернии». Родового или благоприобретенного имения у него не было [15].

      Все знали Наташу как хорошую девушку, окончившую Вологодскую Мариинскую гимназию в 1901 г. с золотой медалью, а с 1907 г. учившуюся на словесно-историческом отделении Высших женских Бестужевских курсов в Петербурге [19], единственного высшего женского учебного заведения в России того времени. Ее влияние на Дмитрия Саввича было очень заметно; он стал гораздо мягче, чему несомненно радовалась Елизавета Юльевна: «Жаль только, что у жениха нет порядочных брюк! Одна пара, да и та изрядно лоснится... Наташа простая сама и не взыщет» [1]. А Дмитрий Саввич в это же время писал бабушке Софье Петровне: «Мы любим друг друга совсем особенно и оказываемся подходящими людьми. Я даже не делал формального предложения, все это вышло само собой. Наше чувство очень духовно и (как это ни смешно) – разумно. Даже для нас с Наташей это настолько ново, непривычно и необыкновенно, что нам не хочется говорить этого никому... Разумеется до окончания университета я жениться не буду, и несчастные примеры женатых студентов помогут нашему терпению. Моя невеста ... благоразумна не менее, чем я, хотя очень меня любит. Теперь я охотно верю в сродство душ... Этот год был для меня действительно совершенно «новый» [2].

      31 мая 1912 года студент Д.С. Недович, как ученик заведующего кафедрой теории и истории искусств Московского университета, создателя Музея изящных искусств (позднее Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина) профессора Ивана Владимировича Цветаева, имел честь быть приглашенным на торжество открытия музея, приуроченного к 100-летию Отечественной войны 1812 года и приближающемуся в 1913 году 300-летию дома Романовых и ознаменованного присутствием членов царской семьи [20].

      Через год Дмитрий Саввич вспоминал: «...когда Музей открыл свои двери для изучающих художественные памятники древности, – оба наши профессора перенесли как свои лекции, так и практические занятия из однообразной аудитории в залы, где мы уже не принуждены были более прибегать к паллиативу волшебного фонаря, но могли взглядом и прикосновением исследовать точные слепки с тех статуй, которые служили темой данной лекции. Памятник, воспроизведенный уже не в двух измерениях, а представленный пластически, так, что его можно было обозреть со всех точек зрения, воодушевлял и окрылял лектора. Иван Владимирович водил нас по всему музею и с такой любовью описывал историю приобретения каждого рельефа, каждой головы... Весна 1913 года – ...года второго (и последнего) выпуска группы истории искусства и археологии. Группа выпускала пять своих питомцев. ... И когда сессия прошла – обнаружились блестящие результаты: все историки искусства на всех экзаменах получили высший балл... Успех же обуславливался тем, что наши руководители сумели создать дружную школу, которая и проявила себя с должной отчетливостью» [20].

      Сразу же после окончания Д.С. Недовичем Московского университета с дипломом первой степени состоялась его свадьба с Натальей Николаевной Эндауровой. Венчание проходило 26 мая 1913 года в церкви Св. Архангела Михаила при учебно-воспитательном заведении Великого князя Михаила Николаевича в Санкт-Петербурге. Поручителями были: со стороны жениха воспитанники Императорского Александровского лицея Иван Иванович и Михаил Михайлович Хрущевы, со стороны невесты надворный советник Николай Николаевич Бурлейн и отставной капитан 2-го ранга Александр Александрович Можайский [21], сын Александра Федоровича Можайского [17], приходившийся Наталье Николаевне троюродным братом.

      В этом же году Дмитрий Саввич Недович был оставлен при Московском университете для научной работы и подготовки к профессуре [14]. Темой исследования им была избрана древнегреческая архитектурная пластика, и уже тогда молодой ученый стал пробовать свои силы в чтении лекций в Музее изящных искусств [13]. Об этом периоде он писал: «...я не могу не вспомнить, ...когда выбрав тему для кандидатского сочинения, тему весьма специальную, – я затруднялся в работе недостатком необходимейших книг, которых нельзя было найти ни в одной библиотеке Москвы; Цветаев, как директор музея, пошел навстречу моим нуждам, – и с его санкции требуемые пособия были выписаны в библиотеку музея..., где я мог их получить» [20].

      После сдачи магистерских экзаменов и защиты диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук Дмитрий Саавич Недович получил звание приват-доцента и стал сотрудником (с 1919 года профессором) кафедры античного искусства и кафедры теории и истории искусствоведения факультета общественных наук Московского университета. В это же время он также начал преподавать в Училище живописи, ваяния и зодчества и вскоре получил звание члена-корреспондента Московского археологического общества. В 1916 году Д.С. Недович занял должность младшего хранителя Античного отдела Музея изящных искусств, а через два года стал заведующим этого отдела [13]. Многие копии античных скульптур музея теперь имеют невероятную ценность, т. к. подлинники, с которых они были сделаны в свое время, либо повреждены, либо даже утрачены во время войн XX века.

      Первый сын и внук. Дальнейшая жизнь. 28 марта 1916 года, к великой радости Елизаветы Юльевны, у Недовичей родился первенец Леонид (XXIII-4). Бабушка посвятила малышу несколько стихотворений и написала маслом его портрет – годовалого румяного карапуза (хранится у второго сына и внука Н.Д. Недовича) [2].

      Лето 1917 года и зиму 1920-21 годов Елизавета Юльевна провела в Крыму, в Кореизе, где она давала уроки двум мальчикам за питание. «Морской воздух меня очень живит, – писала она сестре Нине Юльевне, – так что я целый день могу как ломовик везти воз: уроки до 12 час., библиотека Народного Дома с 2-х до 5,5, стирка, уборка и т. д. Все делаю сама. Износилась вдребезги, комната моя вся в плесени, холодно, впроголодь, боль в легких, припадки в сердце, – и все-таки живу, и живу! Так Богу угодно. Очень истосковалась о Мите, мамочке, об выставке тоже. Писать этюды некогда, да и материалы недоступны. Бедствую, конечно, но молюсь Богу, – и это единственное утешение» [1]. У автора сохранились прекрасные живописные и акварельные крымские работы Е.Ю. Недович, но. видимо, более раннего периода.

      Из Крыма Елизавета Юльевна привезла семян тыкв, дынь, мечтая посадить их в Кузнецове: «Если бы мне удалось попасть домой! Хочется помочь мамочке работой по полям, огороду и саду». Но здоровье не позволяло ей поехать туда: «почки не выдержат тряски». В это время Елизавета Юльевна писала матери: «Я все по-прежнему работаю, содержу себя, но летом тяжело, душно. Сердце плохое. Иногда думаю пробраться к вам на недельку (если довезут даром), но боюсь быть в тягость, не перенесу дороги, слягу, а надо быть здоровой и работать. ... Я посадила в горшках дыни, и семена взошли, а дождусь ли плодов? Неизвестно, но у меня все старые привычки – садить цветы, деревья, все, что возможно и где возможно» [1].

      Дмитрий Саввич в 1919 году получил звание профессора Московского археологического института по кафедре греко-скифской археологии и профессора искусствоведения филологического факультета Московского государственного университета [13], став также председателем литературно-художественного отделения ФОН МГУ [14]. В этом же году он прислал Владимиру Юльевичу Зубову открытку о том, что его командируют в Вологду читать лекции, и он очень хотел бы съездить в Кузнецово. Но, видимо, эта мечта так и не осуществилась, хотя, кажется одно лето Дмитрий Саввич провел вместе с семьей где-то недалеко от Вологды [2].


Наталья Николаевна Недович (рожд. Эндаурова) Фото из семейного архива Н.Д. Недовича	Дмитрий Саввич Недович (сидит второй слева) с профессорами В.К. Мальмбергом, И.В. Цветаевым и выпускниками кафедры теории истории искусств Московского университета в 1913 г. (Из кн.: «И.В. Цветаев создает музей. М.: Галарт, 1995 г. С 372)

Музей изящных искусств (Музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина) (открытка)	Дмитрий Саввич Недович (фото из семейного архива Н.Д. Недовича)

Дмитрий Саввич Недович (фото из семейного архива Н.Д. Недовича)

      В 1922 году Д.С. Недович, вместе с В. Кандинским, стал одним из инициаторов создания Государственной Академии художественных наук (ГАХН) и, став действительным членом Ассоциации художественных наук ГАХН, возглавил скульптурную группу, а затем и секцию пространственных искусств организованного им Физико-психологического отделения этой Академии [13, 14]. В этом же году он был избран Председателем Предметной комиссии Искусствознания ФОН МГУ [22].

      Елизавета Юльевна в эти годы часто посещала Марфо-Марьинскую обитель (благо, жили недалеко), где еще существовало Покровское религиозное православное общество, в которое вступил и Дмитрий Саввич; как член этого общества он числился под № 68 [23]. Сюда же, в сад возле обители, водили гулять маленького Леонида. В 40-ой день со дня смерти Юлия Михайловича Зубова в обители состоялась заупокойная обедня и панихида [2].

      Снова в Кузнецове. В 1923 году, в годовщину со дня смерти отца, Елизавета Юльевна все-таки добралась до Кузнецова: «18 верст до Кадникова шла пешком с мешком, ноги истерла в кровь, плечи распухли...». Тем не менее, она сразу же энергично взялась за хозяйство. 2/15 июня 1923 г. писала: «Мы здесь работаем вовсю – насадили капусты, картофелю, свеклы, огурцов, луку, моркови, кабачков, укропу, редьки, томатов, редиски... Надеюсь, что к зиме будут овощи... Ульи теперь поставлены около пихт... Ношу траву на ночь коровам и лошади... Дела выше головы! Но все же успеваю читать Евангелие, жития, английский журнал (привезла четыре номера) и Платона» [1]. Прожила Елизавета в родной усадьбе всю зиму: вела дом, рубила и колола дрова, топила печи, рисовала. В 1924 году она сделала карандашный портрет матери Софьи Петровны Зубовой, который сохранился у автора до наших дней. Елизавета Юльевна «изобихаживала» и лечила мать, приехавшего брата Мишу, а также местных жителей. Софья Петровна писала: «Лиза вылечила одного крестьянина из дер. Добрынино, которому доктора не помогли, и теперь он здоров; вообще у нее есть пациенты, и всем она помогает» [2].

      В начале 1924 года в Кузнецово дошли слухи, что «Митя Недович находится в большой нужде, без дров, за квартиру нечем платить, и его письма очень грустные... У Наташи мало заказов [шляп], т. к. они живут далеко, и она просила Лизу рекомендовать ее своим знакомым.... Лиза, конечно, страшно встревожена этим», – писала Софья Петровна. А Дмитрий Саввич в это время писал ей же: «... теперь время такое, что умершим иной раз и позавидуешь: светлых сторон жизни как будто не осталось, все время и все внимание занимают работа и забота, эти два кита нашего существования, ...на днях минуло мне 33 года, но при моей трате сил и выветривании энергии, какая сейчас идет, наверное, уже две трети моей жизни позади; я совсем не чувствую себя молодым, ничто не увлекает меня, ко всему какое-то снисходительное (или презрительное) отношение человека, который не ожидает никакого будущего и ни на что особенно не надеется. Есть у меня семья, но житье семьи невеселое, все распыленное на мелочи; карьеру я сделал, если хотите, но деятельность моя не доставляет никакого морального удовлетворения: наука мне скучна, искусство мне утомительно, и ни одна тема мне неинтересна» [2].

      Как ни странно, это писал действительный член Российской академии художественных наук, с 1923 г. профессор кафедры истории и теории скульптуры ВХУТЕМАС, с 1924 года заведующий отделом общей методологии Секции пространственных искусств ГАХН, гордость русской науки [13]. Именно о нем в 1923 году писала РАХН в Главнауку СССР о командировании в Германию для установки связей с западно-европейскими искусствоведами и подготовки к Венецианской выставке [23]. Объяснить это можно тем, что Д.С. Недович не мог всего себя отдавать любимому делу и был страшно переутомлен, т. к. с 1918 года работал еще и по совместительству в Моссовете на весьма неинтересных должностях: помощника контролера Контрольной комиссии финансового отдела, заведующего административно-финансовым отделом, управляющим делами производственного участка, контролером-инструктором, заместителем председателя Моссовета, фининспектором ФБО ЦУГПРОМ ВСНХ [14].

      Второй сын и внук. Кончина. 9 мая 1924 года Елизавета Юльевна вернулась из Кузнецова в Москву, «теперь она с сыном и его семьей, работа – шитье все же легче и приятнее..., она веселая и радостная» [2]. Зиму 1925 года Е.Ю. Недович провела в Киеве у знакомых, а летом снова недолго жила в Вологде со старенькой матерью. После ее смерти осенью вернулась в Москву к сыну, у которого 28 мая 1925 года родился второй сын Николай (XXIII-5). Елизавета Юльевна посвятила ему замечательные стихи [2].

      В начале 1926 года Елизавета Юльевна создала два замечательных карандашных портрета (в профиль и в фас) Ольги Павловны Шафрановой (1903-1976), дочери своей подруги молодости Марии Александровны Межаковой. Автору посчастливилось видеть эти портреты 80-летней давности 7 ноября 2006 г. в Москве у дочери Ольги Павловны, Ольги Ивановны Шафрановой, которая через несколько дней сдала эти две последние прекрасные работы Е.Ю. Недович в Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ).

      Умерла Елизавета Юльевна Недович в марте 1926 года. Одной из главных ее жизненных ценностей была живопись. Об этом свидетельствуют ее воспоминания «Памяти К.К. Первухина», написанные в 1916 году: « Я одна из тех, кто сохраняет вечную память об этом милом добром человеке – не шаблонном, интересном художнике. ... К.К. всю душу вкладывал в свои произведения. На выставке картины К.К., большею частью миниатюрные, терялись среди громадных холстов. Надо было подойти вплотную, чтобы рассмотреть его «интимную» живопись (если можно так выразиться). Но чем больше смотришь, тем больше проникаешься красотой его письма. Не помню, в каком году, между его изящными вещами меня поразила «Улица города». Я долго не могла отойти...Выросши в деревенском просторе садов и лугов, я никогда не любила города; он меня давил, теснил... И, вдруг, в этой «Улице» я впервые почувствовала душу города, впервые поняла его красоту. Может быть, мне передалась любовь художника, вложенная в его творчество, – не знаю, но я стояла, любовалась и мечтала приобрести эту небольшую вещь... Она жила, эта улица, она дышала, это, действительно, была душа города. И написано так тонко, красиво, изящно... мало одной техники в картине, – ведь это только внешность, от которой иногда, да простят мне товарищи, скучно становится. Необходимо давать сущность, – то, что живет, дышит на полотне, на чем можно отдохнуть усталому глазу, нужен смысл в живописи. Научится «живописать» может всякий, право. Но только художник имеет дар одухотворять свою технику. Если бы побольше было таких, имеющих право на это название – «художник». Им был К.К., он никогда не принадлежал к категории ремесленников в живописи. Красота души отражалась в красоте его произведений. Он горел священным огнем. Он недаром жил, не даром работал! Вечная память вечному духу!» [24].

      Дмитрий Саввич к этому времени имел уже многочисленные труды по искусству, но в силу советской формалистики в 1930 году был отчислен из Академии по сокращению штатов с формулировкой: «...проявил себя на научном поприще как идеалист, а на общественном – как лицо, чуждое социалистическому строительству» [14]. На протяжении последующих десяти лет Д.С. Недовичу пришлось зарабатывать случайной педагогической и переводческой практикой [13]. Он читал лекции по архитектуре, преподавал историю пространственных искусств на студии при мастерской Г. Рошаля на Мосфильме, переводил научные статьи и т. д. При этом он продолжал работать в должности экономиста финансового отдела Главного экономического управления Всесоюзного совета народного хозяйства СССР, планово-экономического отдела Соэлеса, организационно-планового управления Узбекторга, ответственного исполнителя плановой секции сектора снабжения Горнаркомснаба СССР, старшего экономиста-консультанта кустового кооперативного сектора Моссовета и промышленной группы Мособлисполкома, а также исполнял обязанности ученого секретаря НТК асбообрабатывающей промышленности [14].

      В 1941 году Д.С. Недович стал профессором кафедры истории искусств Московского архитектурного института [13, 14]. С семьей он был эвакуирован в Ташкент, где проработал несколько лет. Вернувшись в Москву в 1945 году, стал преподавать иностранные языки и философию в Военно-политической академии, но в 1946 году был внезапно арестован по ложному обвинению и 19 августа 1947 года умер от истощения в Бутырской тюремной больнице [13, 14]. Наталья Николаевна Недович скончалась раньше мужа, 4 ноября 1942 года.

      Потомки. Уже взрослые к тому времени сыновья Леонид и Николай Дмитриевичи Недовичи почувствовали себя осиротевшими.

      Леонид Дмитриевич был актером, работал в Центральном театре Красной (теперь Советской) Армии. Играл Дона Розарио в спектакле «Ринальдо идет в бой», белоэмигранта Пржедецкого в пьесе «На той стороне», отца в «Двух товарищах» и «Океане», Теборга в комедии «Учитель танцев», фотографа в пьесе «Надежда Милованова», Гарабурда в спектакле «Смерть Иоанна Грозного», слугу в пьесе «Всеми забытый», атташе в спектакле «Господин Пунтиллой и его слуга Матти». Был он также занят в спектаклях «Юстина», «Яков Богомолов», «Человек со стороны», «Давным давно», «Неизвестный солдат» и других [25]. Скончался 20 февраля 1985 года.

      Николай Дмитриевич – архитектор-реставратор, очень много сил и высочайшего профессионализма вложил в восстановление старинных памятников России. В частности, по его проекту воссоздана усадьба Натальи Ивановны Гончаровой Ярополец, в которой бывал А.С. Пушкин. Жена Николая Дмитриевича Валентина Павловна Рябчикова (рожд. 24 сентября 1938 года) по специальности экономист. Их сын Всеволод Николаевич Недович (XXIV-2) женат, у него растет сын Павел ( XXV-12).

      Источники:

      1. Письма Елизаветы Юльевны Зубовой родителям и сестре Нине Юльевне (из семейного архива Н.В. Лукиной).

      2. Сведения из воспоминаний, дневников и писем членов семьи Зубовых (там же).

      3. РГАЛИ. Ф. 677, оп. 1, ед. хр. 6080. Строгановское Центральное училище Технического рисования. Дело о помещении в число учеников училища Елизаветы Юльевны Недович. 1896 г. Л. 2. Копия Училища Св. Елены (из семейного архива Н.Д. Недовича).

      4. Метрическое свидетельство Вологодской градской Димитриевской церкви 1890 года, января 25, № 3 и № 155 (из семейного архива Н.Д. Недовича).

      5. Письма Юлия Михайловича жене и дочери Нине Юльевне (из семейного архива Н.В. Лукиной).

      6. Свидетельство Вологодской духовной консистории № 2914 (из семейного архива Н.Д. Недовича).

      7. Касьяненко Т.В., Лукина Н.В. «Душа живет извечно...» // Информационно- искусствоведческий журнал «Хронограф», № 1 (5). Вологда, 2003. С. 86-91.

      8. Театральная библиотека в Санкт-Петербурге. Рукописный отдел.

      9. Лукина Н.В. Вологодские дворяне Зубовы. Ч. I, кн. I. М.: «Потомки Зубовых», 2006 (рук.).

      10. Отчет о деятельности СКЛИИ с 1 октября 1913 по 1 октября 1914 года. Вологда, 1916. С. 35.

      11. Воронова О.П. Художники Вологды. Л., 1979 г. С. 9, 64.

      12. Мунин А. Художники-вологжане. Вологда, Вологодское книжное изд-во, 1959. С. 126.

      13. Михайлов Б. Юбилей ученого. К 100-летию со дня рождения Д. Недовича // Журнал «Искусство». 1989. № 12. С. 34-36.

      14. По сведениям, любезно предоставленным автору Николаем Дмитриевичем Недовичем.

      15. Паспорт Городищенского Мирового судьи Пензенской губернии от 4 января 1881 г. (из
семейного архива Н.Д. Недовича).

      16. По сведениям, любезно предоставленным автору заведующей Вологодским музеем «Мир забытых вещей» Т.В. Касьяненко.

      17. Никулин Ю.А. Александр Федорович Можайский. Вологда: ООО ПФ «Полиграфист», 2006. 18. с.

      18. Брокгауз Ф.А. и Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. Бём Елизавета Меркульевна.

      19. Ленинградское областное архивное управление, № 6987 от 16.08.1936 г. (из семейного
архива Н.Д. Недовича).

      20. Недович Д.С. Цветаев – профессор. Воспоминая ученика // И.В. Цветаев создает музей. М.: «Галарт», 1995. С. 365-369, 372 (Впервые опубликовано в «Известиях общества преподавателей графических искусств в Москве», 1913. № 10. С.386-390).

      21. Выписка из метрической книги, часть вторая о бракосочетавшихся за 1913 год (из семейного архива Н.Д. Недовича).

      22. ЦГАОРиСС. Ф. 1215, оп. 4, ед. хр. 12. Административный отдел НКВД Моссовета (из семейного архива Н.Д. Недовича).

      23. РГАЛИ. Недович Д.С. Личное дело 1924-1931 гг.

      24. РГАЛИ. Ф. 826, оп. 1. ед. хр. 42. Недович Е.Ю. «Памяти К.К. Первухина». Воспоминания (автограф). 1916 г.

      25 Центральный Академический театр Советской Армии. М.: «Искусство», 1980. 192 с.


В детстве

Актер Центрального Академического театра Советской Армии	В роли Тебако в спектакле «Учитель танцев»
Леонид Дмитриевич Недович (Фото из семейного архива Н. В. Лукиной и Н.Д. Недовича)


Николай Дмитриевич Недович, его жена Валентина Павловна и сын Всеволод (фото из семейного архива Н.В. Лукиной и Н.Д. Недовича)

      * * *

      Летом 2002 года, при поддержке Департамента культуры Вологодской области, Вологодской областной картинной галереи и лично ее директора Владимира Валентиновича Воропанова, Вологодского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника и лично его директора Людмилы Дмитриевны Коротаевой, в его музее-филиале «Мир забытых вещей», при активном содействии его заведующей Татьяны Владимировны Касьяненко, автором книги была открыта выставка «Елизавета Юльевна Недович, рожд. Зубова (1867-1926). «Душа живет извечно...».

      На выставке были представлены 19 работ художницы (масло, акварель, карандаш) из собрания потомков Зубовых; фрагмент ее генеалогического древа; подлинные фотографии (в том числе с сыном Митей), стихи, письма, альбом и другие вещи из семейного архива Н.В. Лукиной, а также фотоэкспозиция об имении Кузнецово, где многие годы жизни провели Елизавета Юльевна и Дмитрий Саввич Недовичи. К открытию выставки был выпущен небольшой буклет с короткими заметками о Е.Ю. Недович, ее сыне, ученом в области античной скульптурной пластики, Д.С. Недовиче и о музее «Мир забытых вещей».

      Открытие выставки состоялось в начале июня в присутствии множества гостей, сотрудников Музея-заповедника, фотографов, радио- и телекорреспондентов. Приехали Николай Дмитриевич Недович с женой Валентиной Павловной; дальние родственники по линии Межаковых, в том числе Валентина Яковлевна Данильченко из Москвы и Инна Рау из Германии; директор Кадниковского районного исторического музея Любовь Геннадьевна Путникова с научной сотрудницей Мариной Николаевной Давитчук, пришел потомок Величковских Валерий Алексеевич Дмитриев и др.

      С приветственным словом выступили Т.В. Касьяненко и представители вологодской администрации. Н.В. Лукина, получив от Вологодского отдела культуры роскошный букет цветов, положила его к портрету Е.Ю. Недович и в благодарность за открытие выставки своей двоюродной бабушки преподнесла памятные подарки устроителям выставки. Звучал «Бабушкин вальс» Софьи Петровны Зубовой и даже романс Николая Зубова «Не уходи, побудь со мною...». Рассказ о выставке взяли на себя потомки Нина Владимировна Лукина и Николай Дмитриевич Недович. Закрытие выставки в Вологде тоже прошло в торжественной обстановке.

      А в сентябре эта же выставка открылась в Кадниковском районном историческом музее, где с рассказом о художнице Е.Ю. Недович, ее родителях, братьях, сестрах и семье перед представителями Сокольского отдела культуры и музея, администрации Кадникова и жителями города выступила Нина Владимировна Лукина. Закрытие выставки в Кадникове произошло уже зимой. В этот раз гостей, кроме выступления Н.В. Лукиной, порадовала исполнением романсов композиторов Зубовых (Николая Владимировича, Михаила Михайловича и Михаила Юльевича) вологодская певица Елена Никитина. Кадниковкому районному историческому музею Н.В. Лукиной были переданы в дар подлинные работы Е.Ю. Недович: «Восход солнца на реке Кубене», «Круглый пруд в имении Кузнецово» и рельеф «Кузнецовская деревня».

      Вот некоторые отзывы посетителей этих двух выставок: «Мы окунулись в мир благородных дел и мыслей...»; «От всей души благодарим за путешествие в далекое прошлое... Как мало мы знаем о своих земляках, так много сделавших для своей малой родины»; «Огромное спасибо... за то, что мы... можем прикоснуться к поэзии и живописи, к очарованию ушедших веков»; «Материалы выставки помогут школьникам понять и почувствовать духовные ценности интеллигенции, дворянства начала XX века»; «Мы прикоснулись к замечательному духовному наследию... и почувствовали за их духовность и благородство огромную гордость».

      О выставках «Елизавета Юльевна Недович, рожд. Зубова (1867-1926). «Душа живет извечно...» в Вологде и Кадникове были опубликованы статьи: Т.В. Касьяненко и Н.В. Лукиной в журнале «Хронограф» [7], Л. Г. Путниковой «Душа живет извечно...» и М.Н. Давитчук «О выставке и не только...» в газете «Сокольская правда».