В конце 50-х годов, незадолго до демобилизации, Рубцов пишет стихотворение "Поэзия" (1959), выдержанное в духе его тогдашних представлений о жизни и о себе, о своем настоящем и будущем, в котором, несомненно, стихи займут достойное место. Таким он и видит себя по окончании морской службы:
Всю жизнь не забудется флот,
И вы, корабельные кубрики,
И море, где служба идет
Под флагом Советской Республики...
В попытках представить себе будущую жизнь немало наивного, идущего от юношеских фантазий ("Продолжится юность моя / В аллеях с цветами и танцами"), а также навеянного официальной пропагандой, насаждавшей упрощенное понимание счастья: "В труде и средь каменных груд, / В столовых, где цены уменьшены". И все же, несмотря на некий примитивный утопизм, этим стихам не откажешь в искренней вере в свое призвание, в преданности поэзии, уходящей корнями в жизнь:
Все в явь золотую войдет,
Чем ночи матросские грезили...
Корабль моей жизни плывет
По морю любви и поэзии.
Через десять лет Рубцов напишет стихи под тем же программным и обязывающим названием. Но насколько теперь изменились его взгляды и представления о поэтическом искусстве. Подобно природе сама поэзия в стихотворении 1969 года предстает живым, одушевленным существом, неотрывным от человеческой жизни и труда на земле, всемогущей, но и бессильной перед неумолимым вторжением цивилизации:
Теперь она, как в дымке, островками
Глядит на нас, покорная судьбе, —
Мелькнет порой лугами, ветряками —
И вновь закрыта дымными веками...
Но тем сильней влечет она к себе!
Размышляя о земных истоках своего поэтического мироощущения, всем своим существом понимая, что прежде всего именно эта — "покоя сельского страница", "вместе с чувством древности земли" — способна дать его душе чистую радость, необходимую для творчества, Рубцов восклицает: "Но я молю, чтоб этот вид безвестный / Хотя б вокзальный дым не заволок!" Железные пути и стремительные скорости XX века, по мысли поэта, вряд ли могут способствовать рождению истинных талантов и даже гениев, какими была столь богата русская литература в прошлом:
Пусть шепчет бор, серебряно-янтарный,
Что это здесь при звоне бубенцов
Расцвел душою Пушкин легендарный,
И снова мир дивился благодарный:
Пришел отсюда сказочный Кольцов!
Именно к середине 60-х годов относятся особенно напряженные раздумья Рубцова о самой природе поэтического творчества, о том, как рождаются стихи и какова при этом роль пишущего их, наконец, о судьбах крупнейших поэтов XIX и XX веков. "О чем писать? На то не наша воля!" — заметил он в одном из стихотворений той поры. Тема творческой свободы художника и его зависимости от призвания нашла наиболее полное художественное выражение в программном произведении 1965 года:
Стихи из дома гонят нас,
Как будто вьюга воет, воет
На отопленье паровое,
На электричество и газ!
Скажите, знаете ли вы
О вьюгах что-нибудь такое:
Кто может их заставить выть?
Кто может их остановить,
Когда захочется покоя?
Здесь изначально утверждается суверенность, независимость и всемогущество поэзии, которая в противовес цивилизации с ее бесспорными достижениями в сфере быта и домашнего комфорта ("отопленье паровое", "электричество и газ") приравнивается к природным, внебытовым, нередко стихийным силам ("Как будто вьюга воет, воет..."), которая, как всякая стихия, неуправляема, не подвластна никому, не зависит от воли и желания человека. Эта образная параллель развивается и в последующих строфах, где поэтический процесс, рождение, появление на свет стиха сопоставляется с восходом и закатом солнца, завершаясь в финале афористической концовкой, прозвучавшей в то время определенным вызовом по отношению к общепринятым, установившимся в сознании большинства представлениям о поэзии:
А утром солнышко взойдет, —
Кто может средство отыскать,
Чтоб задержать его восход?
Остановить его закат?
Вот так поэзия, она
Звенит — ее не остановишь!
А замолчит — напрасно стонешь!
Она незрима и вольна.
Прославит нас или унизит,
Но все равно возьмет свое!
И не она от нас зависит,
А мы зависим от нее...
В середине и второй половине 60-х годов Рубцов пишет ряд стихотворений, посвященных судьбам русских поэтов: "О Пушкине", "Дуэль" (о Лермонтове), "Приезд Тютчева", "Сергей Есенин", "Последняя ночь" (о Д. Кедрине), "Последний пароход. Памяти А. Яшина". В каждом из них приоткрывается какая-то грань человеческого облика и судьбы классика или современника и передана воплотившаяся в его творчестве самая суть представлений об истинной поэзии. Таково стихотворение "О Пушкине" (1965):
Словно зеркало русской стихии,
Отстояв назначенье свое,
Отразил он всю душу России!
И погиб, отражая ее...
Эти афористические строки несут в себе большое обобщение. Думается, речь в них идет не только о Пушкине и других классиках русской поэзии. Здесь сказалось и нечто, имеющее более широкий смысл, быть может, даже провидческое и пророческое относительно собственного предназначения и судьбы, да и трагических судеб других поэтов XX века. Не случайно эти слова Рубцова стали эпиграфом, своего рода эмблемой издаваемой в настоящее время поэтической серии "Зеркало XX век", в которой уже вышли книги А. Галича, Б. Окуджавы, В. Высоцкого.
В ином, не столь трагическом, а скорее чрезмерно высветленном, лишенном внутренней конфликтности и драматизма, сложности и противоречивости, отражающей трагизм бытия, предстает в стихотворении "Приезд Тютчева" (1965) далеко не простое в своей глубинной сути творчество этого поэта, показанного здесь Рубцовым, можно сказать, в роли какого-то заезжего путешественника:
А он блистал, как сын природы,
Играя взглядом и умом,
Блистал, как летом блещут воды,
Как месяц блещет за холмом!
И сны Венеции прекрасной,
И грустной родины привет —
Все отражалось в слове ясном
И поражало высший свет.
Два стихотворения о Есенине, напротив, глубоко передают самую суть его судьбы и творчества. Они пронизаны острым ощущением одиночества, оторванности от родных полей, трагических предчувствий ("Последняя осень", 1968). И хотя в них есть некоторые банальности и общие места, не раз встречавшиеся в стихах о поэте, однако есть и другое — предельно искренние, прочувствованные строки, свидетельствующие о том, какое значение имело есенинское творчество для определения собственного пути и признания Рубцова:
Версты все потрясенной земли,
Все земные святыни и узы
Словно б нервной системой вошли
В своенравность есенинской музы!
Это муза не прошлого дня.
С ней люблю, негодую и плачу.
Много значит она для меня,
Если сам я хоть что-нибудь значу.
("Сергей Есенин ", 1962)