"Осенняя песня"

      Осень — явно предпочтительное время года в элегической лирике с неизбежными мотивами увядания природы, вызывающими грустные размышления и переживания, естественные ассоциации с краткими сроками человеческой жизни. Поэзия Рубцова в таком плане не исключение. Более того, в ней, особенно в 60-е годы, осенние пейзажи и настроения, наряду с ночными ощущениями занимают, пожалуй, даже приоритетное место.
      Об этом можно судить уже по названиям целого ряда очень разных в жанровом отношении произведений: "Осенняя песня", "По мокрым скверам проходит осень...", "Осенние этюды", "А между прочим, осень на дворе...", "Осенняя луна", "Последняя осень", "Листья осенние", "По холодной осенней реке...", "Осень! Летит по дорогам..." и др. В самом характере образных мотивов, развиваемых в них на протяжении десятилетия, можно отметить определенную эволюцию.
      Так, в первом из названных стихотворений — "Осенняя песня" (1962) — мотивы и образы природы, осенней мглы, увядания и распада ("Потонула во тьме отдаленная пристань"; "На меня надвигалась темнота переулков") непосредственно переплетаются с остро социальными мотивами, выраженными достаточно смело для того времени (не случайно эта строфа долгие годы не публиковалась в сборниках поэта):

      Я в ту ночь позабыл
      Все хорошие вести,
      Все призывы и звоны
      Из Кремлевских ворот.
      Я в ту ночь полюбил
      Все тюремные песни,
      Все запретные мысли,
      Весь гонимый народ.

      В этом сочетании и контексте, в сопоставлении природных и социальных мотивов, именно в атмосфере 60-х годов на излете хрущевской "оттепели", по-иному воспринимаются и кажущиеся поначалу чисто пейзажными атрибуты осени и приметы близкой зимы, приближения "заморозков".
      Кстати, в относящемся к тому же 1962 году стихотворении "Оттепель", в названии которого, на первый взгляд, как бы отозвались иллюзии уже, можно сказать, отшумевшего десятилетия надежд, превалируют образы, связанные не с весенним пробуждением и потеплением, а, напротив, с ощущением и веяниями приближающегося осенне-зимнего похолодания: "Асфальт и воздух / Пахнут мокрым снегом / И веет мокрым холодом зима". Этот мотив приближения зимы (а ее образ в народно-поэтическом творчестве нередко ассоциируется с обреченностью, гибельностью, умиранием) проходит через все стихотворение, в полную меру раскрываясь в его заключительных строках:

      И будет вечно веять той зимою,
      Как повторяться будет средь зимы
      И эта ночь со слякотью и тьмою,
      И горький запах слякоти и тьмы...

      Однако вернемся к "Осенней песне". Комментируя это произведение, В. Кожинов пишет: «Николай Рубцов с поражавшей слушателей "выразительностью и энергией" исполнял эту "песню" на свой собственный мотив» [2] [ 2. Рубцов Н. Стихотворения. М, 1998. С. 337]. Эта "выразительность и энергия", находившая отклик у слушателей, очевидно, была связана с целостным восприятием жизни — от общественной атмосферы конца 50-х — начала 60-х годов до природных явлений ("И архангельский дождик на меня моросил..."), а также, можно сказать, бытия в целом. В этом смысле "оттепельная" символика "похолодания", "заморозков" для Рубцова, несомненно, вторична, а основное — глубоко личностное ощущение неостановимого хода жизни, торжества в ней гуманных начал, которые каждый носит в себе.

      Ну так что же? Пускай
      Рассыпаются листья!
      Пусть на город нагрянет
      Затаившийся снег!
      На тревожной земле
      В этом городе мглистом
      Я по-прежнему добрый,
      Неплохой человек.

      А в написанном через год стихотворении "По мокрым скверам проходит осень..." герой, идущий "в обнимку с ветром... в потемках ночи", не находит, куда спрятаться "от бури, от непогоды", и в стихах появляется тревожный мотив, который будет возникать и впоследствии, хотя пока он звучит не так зловеще: "Кто там стучится / в мое жилище? / Покоя нету. / Ах, это злая старуха осень..."
      В середине 60-х годов Рубцов пишет большое, в основе пейзажное и одновременно лирико-философское стихотворение, даже цикл, состоящий из трех частей, — "Осенние этюды" (1965). Сам поэт так охарактеризовал его: "Стихотворение это лирическое, картинное, с кое-какими мыслями на, так сказать, общечеловеческие темы" [3] [3. Рубцов Н. Звезда полей. М., 1999. С. 535]. Обратим внимание на грустную и в то же время просветленную концовку, жизнеутверждающее — несмотря ни на какие обстоятельства — звучание финальных строк:

      ... И одного сильней всего желаю —
      Чтоб в этот день осеннего распада
      И в близкий день ревущей снежной бури
      Всегда светила нам, не унывая,
      Звезда труда, поэзии, покоя,
      Чтоб и тогда она торжествовала,
      Когда не будет памяти о нас...

      В стихах второй половины 60-х годов усиливаются и порой даже нагнетаются мотивы расставания, прощания с прошлым, приобретающие характер некоей всеобщности. Окружающее воспринимается далеко не в лучшем свете ("Кругом шумит холодная вода, / И все кругом расплывчато и мглисто"; "По холодной осенней реке / Пароход последний плывет..."). Ощущение гибельности, близкого конца переносится, распространяется поэтом на всю одухотворяемую им природу и — шире — на всю вселенную:

      Листья осенние
      Где-то во мгле мирозданья
      Видели, бедные,
      Сон золотой увяданья...

      Очевидно, Рубцов мог бы тогда сказать и о себе словами, адресованными им Есенину в стихотворении "Последняя осень" (1968): "Он жил в предчувствии осеннем / Уж далеко не лучших перемен". Что это действительно, так, подтверждают строки, написанные двумя годами раньше и звучащие от первого лица: "Я жил в предчувствии осеннем / Уже не лучших перемен" ("Прекрасно небо голубое!..", 1966).
      Для элегической лирики Рубцова этого позднего периода, быть может, особенно характерно стихотворение "Осенняя луна" (1966), основанное на тесном переплетении природных и социальных мотивов, на контрастном сопоставлении образов света и тьмы, сегодняшней грусти и — воспоминаний о счастье весенних дней. Стихи построены на сочетании пластической изобразительности, звуковых и зрительно-живописных образов, глубоко психологизированы, проникнуты настроением и чувством лирического героя:

      Грустно, грустно, последние листья,
      Не играя уже, не горя,
      Под гнетущей погаснувшей высью,
      Над заслеженной грязью и слизью
      Осыпались в конце октября!
      Люди жили тревожней и тише,
      И смотрели в окно иногда, —
      Был на улице говор не слышен,
      Было слышно, как воют над крышей
      Ветер, ливень, труба, провода...

      Заглавный образ стихотворения как будто бы и вносит в него обнадеживающее, просветляющее начало. На общем фоне увядания и запустения, ливня и грязи именно луна одиноко светится "во мраке ненастья, / Словно отблеск весеннего счастья, / В красоте неизменной..." Однако —

      Под луной этой светлой и быстрой
      Мне еще становилось грустней
      Видеть табор под бурею мглистой,
      Видеть ливень и грязь, и со свистом
      Ворох листьев, летящих над ней.

      А в написанном в последний год жизни небольшом и в основе своей тоже пейзажном стихотворении "Осень! Летит по дорогам..." (1970) на этот раз предельно выразительно воспроизводится какое-то особо тоскливое, гнетущее состояние и ощущение — непогоды, знобящего холода, промозглой сырости:

      Осень! Летит по дорогам
      Осени стужа и стон!
      Каркает около стога
      Стая озябших ворон.
      Мелкий, дремотный, без меры,
      Словно из множества сит,
      Дождик знобящий и серый
      Все моросит, моросит...

      И все же элегические переживания, даже в самых поздних стихах Рубцова, не сводятся только к мотивам грусти, тем более — безнадежной тоски и уныния. В них всегда ощутимо и некое просветление, преодоление кажущейся безысходности, питаемое верой и надеждой на перемены к лучшему. При этом сам переход от осени к зиме, вопреки обычным традиционным представлениям, связан у поэта не с мотивами обреченности, умирания, а, напротив, — пробуждения к новой жизни:

      Жнивы, деревья и стены
      В мокрых сетях полутьмы
      Словно бы ждут перемены —
      Чистой, веселой зимы!


К титульной странице
Вперед
Назад