Примитивный и остроумный способ небольшого возвышения поблескивающего золотого шва придает вышивке своеобразный пластический характер, выгодно выделяя ее по цвету и по технике из других смежных красочных и вышитых элементов головного убора. Вышивка золотом обладает характерными приметами растительно-геометрического узора в виде побегов, звездчатых цветов, спиралей, лучистых кругов и стилизованного дерева; небольшой круг этих мотивов разработан в прекрасных, несколько суровых, орнаментальных построениях. Даже и приведенный здесь, сравнительно небольшой и далеко неполный обзор нескольких характерных художественных направлений в русской крестьянской вышивке дает представление о том огромном стилистическом богатстве, которое заключено в этой совершенно необследованной и неизученной области. Не будет преувеличением сказать, что часто, даже в пределах одной губернии, мы встречаем значительное количество разнообразных художественных и технических приемов этого широко распространенного в крестьянском быту искусства. Детальные и интереснейшие исследования могли бы быть сделаны по вопросу одного только формального изучения тех многосторонних и остроумных технических приемов и навыков, которыми владело это веками культивируемое народное искусство. Оно показывает характерную способность и мастерское умение всестороннего пользования материалом как художественным элементом и техникой как стилем; в этом искусстве вскрывается та завидная и редкая стройность и уравновешенность художественного процесса, в котором все отдельные начала, его составляющие, органически слиты и соединены в стройный и мудрый труд искусства, облекающего невзрачный быт в художественные формы.
Характеризуя колористические выражения крестьянского искусства и условно относя к области живописи народную вышивку, рядом с ней, с теми же оговорками, поставим и крестьянскую набойку, также представляющую одно из своеобразных бытовых направлений крестьянского красочного творчества. Одновременно с этим набойка будет характеризовать и графические, линейные достижения этого искусства в области рисунка. В производстве набойки окраска играла существенную роль и являлась главным художественным элементом набивного искусства; передача красок производилась в этом случае уже не от руки, как в бытовой живописи, а посредством старинного простого технического приема - оттиска (набивания) красочного узора на ткань с резных деревянных досок-манер.
Набивные узорчатые холщовые ткани имели широкое распространение в старой русской деревне в изготовлении различных (мужских и женских) одежд, главным образом будничных, а также и других предметов домашнего обихода - пологов, настольников и прочего. Набойка ярко характеризует постоянное тяготение крестьянского вкуса к красочной узорчатости. Узор всегда служил главным стилистическим признаком крестьянской эстетики. Он как бы выражал собой главную примету художественно исполненного бытового предмета. Ровная плоскость на ткани давала возможность наиболее чистого выражения и применения этой сильной эстетической склонности. Отсутствие трехмерной конструкции позволяло с наибольшей полнотой развить плоскостной узор. Благодаря этим внешним особенностям крестьянская набойка содержит в себе весьма обширный и разносторонний репертуар народной орнаментики во всей ее исторически-бытовой сложности. В набойке мы встречаем как узоры древненародные, проистекающие из далеких исторических глубин, так и большое разнообразие производных узоров, заимствованных и наслоившихся от различных иностранных и русских внешних технических влияний, имевших в набойке значительное место. Для чисто плоскостного узора набойки в быту встречалось всегда достаточно много орнаментальных источников в других материалах и близких техниках. Западная гравюра, восточные золотные ткани, венецианские бархаты, русские изразцы, народные лубочные картинки - из всех этих областей бытового искусства набойка заимствовала разнообразные орнаментальные мотивы. Все они, попадая в крестьянскую набойку, видоизменялись, упрощались, получали своеобразную фразировку, приобретали объединяющий их стилистический налет, характеризуемый некоторой выразительной грубоватостью очертаний и яркой декоративностью. Большинство крестьянских набоек выполнялось в одну краску - черную, синюю или красную. Главный художественный эффект рисунка набойки заключается в расположении и взаимном сочетании двух цветовых элементов: узора и фона. Равновесие этих двух начал достигает в набойных рисунках предельной художественной точности. Мастерство орнаментальных композиций находится на высокой ступени, и немалое количество крестьянских набоек, от наиболее примитивных шашечных, рябчатых и дорожчатых узоров до развитых и сложных мотивов растительного и архитектурного характера, могут служить совершенными художественными примерами исключительно чуткого и артистического умения графически сочетать элементы фона и узора в их равномерном распределении. Обычная и ясная художественная и производственная логика крестьянского бытового искусства находит в этой области яркое выражение. Ею проникнуты и старая архаика узоров и новые орнаментальные достижения. Все они равно освещены этой простой и трезвой художественной мудростью: в них нет никаких следов болезненности, искусственности и извращенности.
Сравнительно небольшое количество бытовавших набоек имеет расцветку в два-три тона. Многоцветная набойка делается с нескольких досок или же имеет дополнительную расцветку, наносимую посредством особых штампов, или же просто раскрашена от руки. Ее красочность обычно не выходит за границы нескольких основных и интенсивных цветов (черный, зеленый, синий, коричневый, желтый, красный), придающих набойной ткани яркую и жизнерадостную звучную пестроту.
Старые рисунки сохраняют много типичных мотивов зверей и птиц, неизменно кочующих по всем предметам бытового крестьянского искусства. Мотивы птицы-сирин, льва и единорога, птицы с поворотом головы характеризуют традиции XVII века. Сцены с всадниками близки к сказочному репертуару лубка петровского времени. Здесь мы зачастую встречаем рисунки совершенно неожиданной экспрессии. Изображения коней, собак и зверей далеки от статуарности и проникнуты острым напряженным движением, переданным выразительной синтетической линией. В позднейших рисунках отмечаются влияния городского и помещичьего быта (архитектурные мотивы) и богатая растительная орнаментика с птицами и двуглавыми орлами. Особенное богатство и разнообразие получает узор набоек в XIX веке, когда набивное производство усложнилось введением в технику набивания досок с металлическим рельефом, дающим более дробный, четкий и тонкий узор. Орнаментика этих набоек уже выходит из круга чисто крестьянской иконографии, так как характеризует не мелкое натуральное хозяйство крестьянина, а обширные кустарные ремесла XIX века.
Крестьянская набойка в целом характеризуется широкой декоративной простотой орнамента, присутствием в нем типичных древних зоографических мотивов и малокрасочностью. Набойки эти оттискивались исключительно с деревянных досок.
На предшествующих страницах была сделана попытка дать общую формальную характеристику пластического и живописного (и попутно графического) направлений крестьянского бытового искусства. Для установления общих типичных признаков и ряда детальных черт этих направлений имелась возможность привлечь к рассмотрению и анализу значительное количество необходимых материалов. Иначе стоит вопрос по отношению к обширной и глубоко интересной области старокрестьянской деревенской архитектуры. Если русские музейные собрания еще обладают памятниками народной архитектурной резьбы (она была рассмотрена в соответствующем месте), то сторона конструктивная крестьянской архитектуры совершенно отсутствует среди памятников наших музеев. Полных и цельных архитектурных организмов крестьянских построек не имеется ни в одном русском музее; последние, к сожалению, отразили исключительно внешнее декоративное резное убранство крестьянских строений.
Редкие любительские снимки, случайные планы и произвольные реконструкции да беглые личные впечатления тех, кому доводилось бывать в деревенских недрах России, служат единственными - скудными и малонадежными - источниками для изучения русской деревенской архитектуры. Мы имеем лишь самые общие схематические черты для характеристики этой богатой области крестьянского деревянного зодчества, где художественный гений народный проявился со значительной силой. Крестьянская изба, представляющая собой чрезвычайно строгий, замкнутый и малоподвижный на протяжении многих веков организм, еще не служила объектом всестороннего наблюдения и изучения, несмотря на то, что в ней, как в чистом и верном зеркале, отразились художественные способности русского крестьянина-плотника. Если всякая мелкая бытовая деталь крестьянского обихода неизменно несет на себе признаки художественного внимания со стороны ее производителя, то совершенно естественно, что жилище, объединяющее и замыкающее в себе своеобразную бытовую обстановку, в своем построении и формальном облике содержит много основных черт и особенностей крестьянского художественного творчества. Архитектурный организм, в котором протекает жизнь крестьянина, несомненно, проявляет с особенной углубленностью и чистотой присущие крестьянскому искусству качества. Конечно, они выражаются в этом случае с меньшей внешней наглядностью, пребывают скрытыми в конструкциях и пропорциях, в планировке и сочетании всех архитектурных частей постройки. Нам известно народное церковное деревянное зодчество; мы знаем, что северная изба, как и церковь, принадлежит к одному стилю художественного творчества, что между ними есть много общего. Все это заставляет думать, что гражданская постройка деревни, будучи изучена, значительно расширит и обогатит наше представление и понимание крестьянского зодчества. Типы крестьянских изб поволжского и северного районов служат ручательством богатого художественного содержания деревенской архитектуры.
Она неотложно нуждается в специальном исследовании3.
От высоко взлетевшего древнего конька на гребне крыши до последней, ушедшей в землю ступеньки крылечка, от ритмичного частокола до дверцы погреба, должен быть собран материал по изучению крестьянского многовекового жилища. Фотографии, зарисовки, чертежи, обмеры, установление терминологии, составление архитектурного и плотничьего словаря, собирание всех декоративных и конструктивных деталей, определение главных вариантов русской крестьянской избы в разнообразных областях громадной территории - все это является неотложной, глубоко интересной и важной задачей научных экспедиций по изучению крестьянского архитектурного творчества. Лишь исполнив хоть некоторую часть этой задачи, возможно будет приступить к составлению полной и надежной характеристики крестьянского деревянного зодчества.
Можно сказать наперед по тем беглым сведениям и фрагментарным памятникам, которые имеются в распоряжении современного изучения, что всестороннее и детальное освещение архитектурного крестьянского творчества даст многоинтересную картину того, как вековое ремесло и традиции, напитавшись художественным вкусом народа, отразив на себе дух и потребности крестьянской среды, являют крупные и своеобразные художественно-материальные достижения, насквозь реалистические, везде логические, во всех формах проникнутые спокойствием, силой и мудростью трудового искусства.
Сделанный здесь нами общий обзор крестьянского искусства, конечно, не исчерпывает всего многообразия его бытовых и материальных выражений и с этой стороны нисколько не претендует на полноту, равновесие и законченность. Многие характерные его проявления остались совершенно в стороне или были отмечены в самых общих, кратких и беглых чертах. Так, например, при характеристике скульптурных выражений крестьянского бытового творчества не были указаны разнообразные виды народных фигурных пряников, представляющих в рассматриваемом искусстве своеобразный уголок. В отделе живописных направлений обойдены молчанием расписные куриные яйца, так называемые «писанки» или «крашенки», отражающие своеобразные красочные вкусы народных художников, оставлено в стороне народное низанье цветным бисером, не упомянуто тканье. Графическая сторона крестьянского искусства отмечена вообще более бегло, чем пластика и колорит, и категории бытовых предметов, ее выражающих, не были сосредоточены и объединены; благодаря этому, не получила, например, освещения такая любопытная отрасль бытового искусства крестьянства, как домашнее изделие кружев. В этот обзор не была также включена весьма своеобразная и любопытная северная резьба на кости, чрезвычайно ограниченно, правда, бытовавшая в крестьянском обиходе, но тесно связанная в своем происхождении и развитии с характерными художественно-ремесленными навыками и привычками крестьянского искусства резьбы. То же можно сказать и о народном гончарстве, весьма интересном и богатом как в своей формальной стороне, так и в технической, но затронутом здесь лишь слегка и неполно, в той его части, где оно представлено главным образом детской игрушкой. Не затронут также вопрос о народной одежде, которая является в этом исключительно бытовом искусстве значительным и видным фактором, сосредоточивающим на себе - особенно в ряде женских одежд и головных уборов - огромную долю творчества и фантазии, техники и мастерства крестьянских художников. Можно указать и еще целый ряд художественно-технических разновидностей крестьянского искусства, как, например, плетение, обработка бересты, изделия из луба, точение, которые не были привлечены к рассмотрению. Крестьянское бытовое искусство, как это видно было из приведенных примеров, отличается большим многообразием в своих выражениях; его разнохарактерное мастерство слагается из разнообразных технических приемов обработки значительного ряда материалов. Но в настоящий момент приходится с сожалением констатировать, что все эти отрасли народного художественного труда совершенно почти не затронуты изучением и вводить их в общий обзор, утверждаемый на проработанных памятниках, не представляется возможным, дабы не загружать этот обзор недостаточно ясными и малоубедительными подробностями. Многие отрасли крестьянского искусства, широко развитые в живом народном быту, столь незначительно и так убого представлены в музеях, что высказываться на основании этих бедных собраний о полной художественной ценности их совершенно невозможно. Это заставляет во многих случаях сознательно суживать круг обзора, сохраняя в нем лишь наиболее значительные, первостепенные и основные грани крестьянского творчества. Преследуя же известную законченность и стройность всего данного обзора, здесь можно лишь еще раз подтвердить, что художественные качества и техническое мастерство всех вообще отраслей крестьянского искусства, равно как и мало-освещенных здесь, обычно стоят, как органические детали целого, на одинаково высоком уровне и нисколько не нарушают и не понижают устанавливаемой здесь общей оценки декоративной силы, формального мастерства и художественной глубины русского крестьянского бытового искусства.
Крестьянское искусство за долгие века своего существования переживало довольно сложный эволюционный процесс своего развития. Ряд очень характерных следов этого движения отчетливо сохранился на его иконографической поверхности за период последних двух веков. Все эти явные и живые следы являются, при современном положении изучения крестьянского творчества, главными и самыми значительными признаками, по которым можно намечать и угадывать долгий путь, совершенный этим безымянным и бездокументным искусством. Как уже выше было указано, собрания русских хранилищ и музеев отнюдь не представляют, как это, быть может, многим кажется, широкой и полной картины крестьянского художественного быта на протяжении всей его многовековой истории. Собранные за последнее полстолетие, эти памятники довольно полно характеризуют крестьянское бытовое искусство главным образом эпохи XVIII и XIX веков. Крестьянское искусство этих последних веков и является тем реальным материалом, на котором сосредоточиваются наши изыскания; его иконографический и формальный склад и должен послужить сейчас главным источником всех исторических построений, догадок и заключений. Учитывая в этом творчестве исключительную силу и живучесть формальных традиций, многократно доказываемую сравнительным изучением памятников на протяжении двух столетий, в течение которых мы констатируем очень медленную изменяемость форм, конструкций, орнаментики, техники и материала бытового искусства, можно, с известной долей основания, намечать и проводить преемственные связи и далеко вглубь, за пределы XVIII века.
Прежде чем перейти к рассмотрению иконографии этого искусства, которая раскроет нам некоторые пути его исторического прошлого, необходимо в общих чертах охарактеризовать ту социальную среду, в которой искусство в эту эпоху развивалось и бытовало. При попытках определить понятие «крестьянского искусства», естественно, возникает вопрос о том, кого следует считать основной и главенствующей группой непосредственных производителей предметов этого искусства. Отсутствие резкой расслоенности нижних социальных групп населения и общность бытовых условий жизни весьма осложняет и запутывает этот вопрос. Понятия «народный» и «крестьянский» не вполне покрываются друг другом, хотя и близко схожи и часто равнозначащи. Значительный ряд бытовых предметов, составляющих реальное содержание этого искусства, ясно говорит о том, что они являлись принадлежностью преимущественно деревенского быта (прялки, донца, рубеля, вальки, кузовки, лукошки, деревянная посуда, светцы, одежда и т. д.); другой ряд предметов вполне допускает их бытование и в других, смежных и близких, социальных группах (укладки, коробьи, поставцы, ткацкие станы, пряничные доски, игрушки и пр.). Эта раздвоенность бытового материала говорит о том, что в данном искусстве соединялись и пересекались художественные течения, направляющиеся от двух в корне противоположных бытовых укладов: города и деревни; оба эти направления как раз в рассматриваемую эпоху находились между собой в состоянии некоторого противоборства; - то одно, то другое влияние получало преобладание и господство или же они порождали, в результате своего мирного слияния и сочетания, новые формы и новые образы. На основе древнейших художественных традиций, постепенно выветривающихся и отступающих перед новыми влияниями и новыми вкусами, происходило художественное новообразование стиля, который и является характерным для этой эпохи крестьянского искусства; последнее, постепенно допуская в свой когда-то замкнутый круг бытовое творчество пригородов, посадов, слобод, захолустных поместий, малых, едва отличимых от деревни провинциальных городков, крупнейших торговых сел, в течение XVIII и XIX веков является переходным от деревни к городу, заключая в себе то типично городские, то чисто крестьянские иконографические преобладания и художественные вкусы. Крестьянское искусство этого времени несет на себе, вместе со своими старыми формами и темами, явные формальные наслоения привходящих и видоизменяющих его художественных течений и вкусов; последние накопляются уже не в глубине деревень, а идут от тех верхних слоев коренного крестьянства, которые имеют тяготение к городу, к новой жизни, расшатывающей и подтачивающей устои деревенского малоподвижного быта. Частично для XVIII века и уже полностью для XIX века производителем главной предметной массы бытового искусства (за исключением, быть может, вышивки) было не рядовое земледельческое крестьянство, а лишь некоторые его поздние формации, осколки основной толщи, отбившиеся от землепашества и изыскивающие себе средства к жизни подсобными ремеслами и занятиями. Этот период жизни крестьянского искусства характеризуется начинающейся специализацией художественного ремесла. Мелкое производство зарождается в деревенских художественных артелях, живших в крестьянской среде и подчиненных всем влияниям окружающего быта. Распространение изделий начинает совершаться путем сбыта на базарах и ярмарках. Многочисленные областные художественные течения, углубленные в коллективной разработке и мастерстве, характеризуют этот период. Иконографические и формальные традиции древности еще очень сильны и ярки в этих первоначально самозарождающихся кустарных художественных промыслах; но старые мотивы и темы постепенно теряют свой идеологический характер; наряду с этим они сохраняют и, быть может, обогащают свою чисто декоративную трактовку.
Вместе с тем появляются и новые прогрессивные элементы иконографии народного творчества (новые темы, мотивы, наблюдения) и новшества технического порядка, которые вносятся выходцами из земледельческого уклада и быта, стремящимися в своих материальных желаниях и идейных побуждениях выйти из-под гнета своей среды и труда. Эти первичные индивидуальности, более наблюдала тельные, сметливые и внутренне мятущиеся, нарушают долгую преданность и верность деревенским идеалам, расширяют круг старых иконографических тем и вводят в художественный оборот новые элементы. Так, например, появляется и развивается в области крестьянских старых узоров и символических изображений новый мотив - народный бытовой жанр. Иконографическое содержание крестьянского искусства XVIII и XIX веков довольно богато и сложно. По внешнему своему выражению вся иконография представляет одно художественное целое, так как объединяется едиными приемами декоративной трактовки и оформляется под воздействием однородного художественного вкуса, но в своем внутреннем содержании она достаточно ясно и отчетливо выражает то взаимное соревнование, которое определило встречу на этом пути двух противоположных - городских и деревенских - эстетических течений. В музейных собраниях памятников крестьянского искусства имеется немало материалов для суждения о новых мотивах и темах, усвоенных рассматриваемым искусством в течение последних двух веков. Эта поздняя система наслоений, проявляющаяся преимущественно в бытовой росписи, может быть выделена более легко. Влияния помещичьего и городского быта на крестьянскую иконографию - эти яровые посевы народных узоров - могут быть констатированы в первую очередь как наиболее резкие и заметные. Под этими многочисленными наслоениями городских и помещичьих влияний находятся иконографические элементы, художественное бытие которых уже исчисляется долгими веками; развертывается многообразная и богатая символика, первоначальные семена которой заложены в древнюю языческую пору. Это озими народного орнамента. Они характеризуют те, совершенно неизвестные нам в конкретных и цельных памятниках, первоначальные стадии крестьянского искусства в его наиболее ярком и чистом виде, когда оно еще не подвергалось различным внешним влияниям, не переживало длинного ряда деформаций, было замкнуто в кругу первых мотивов и простейших технических приемов. Корни его происхождения покоились в личном творчестве дилетанта-художника, земледельца-хозяина, отдающего свой досуг изготовлению необходимых бытовых предметов; долгий и плодотворный художественный труд коллектива еще не успел оказать на него своего формирующего влияния.
Музеи не имеют этих древнейших памятников. Незначительное их количество возможно предполагать лишь в области материала раскопок (керамика, металл), совершенно еще не просмотренного и не проанализированного с точки зрения его родства с позднейшими выражениями крестьянского искусства4. Художественное обличье этих древнейших памятников можно лишь проблематически восстанавливать, выделяя из позднейших видов крестьянского искусства целостно или фрагментарно сохраненные им многочисленные иконографические отблески давних культов, обрядов, верований. Иконографическое содержание этих отдаленных ступеней развития, недоступных нашему непосредственному наблюдению, по-видимому, в значительной мере, судя по сохранившимся следам, определялось побуждениями и требованиями духовного порядка. Изобразительная сторона народного искусства была постоянно связана с древними языческими культами и верованиями. Орнаменты и формы - иные явно, другие глухо - говорят об этом. Можно утверждать, что почти все орнаментальное содержание русского крестьянского искусства, за вычетом позднейших, путем внешнего воздействия отложившихся наслоений, может быть сведено к символической иллюстрации древних религиозных начал народной жизни. Эта своеобразная символика, выраженная в типичном зоографическом (вышивка) и геометрическом (бытовое дерево) орнаменте, надолго заворожила художественный стиль этого искусства и служит первичной основой почти всех его последующих, уже чисто декоративных, формаций.
Если мы выделим из иконографической области непосредственно нам известных памятников крестьянского искусства все те его мотивы, которые явно и несомненно принадлежат XVIII веку, и очень небольшую долю принадлежащих XVII веку, то оставшийся иконографический мир сразу перенесет нас в века, очень далеко отстоящие от того времени, когда непосредственно создавались сохранившиеся до нашего времени и интересующие нас памятники. Между временем их создания и временем первоначального образования тех мотивов, которыми это искусство наследственно пользуется, откроется огромный хронологический прорыв, никак не заполненный и ничем не запечатленный в этом искусстве. Если мы отнесем за счет XVII века широко распространенный геральдический мотив льва и единорога, мотив двуглавого орла и птицу-сирин, если мы выделим многообразные бытовые черты XVIII века (кареты, костюмы, предметы обстановки, часы и т. д.), то останемся перед конем, барсом, изображением богинь, священным деревом, жертвенником и другими еще графическими живыми символами умершей народной культуры. Исключив разнообразные виды растительного орнамента, трактованного под очевидным влиянием западноевропейских, развитых в городском искусстве стилей (ренессанса, барокко, рококо, ампира), мы наблюдаем четкую, характерно кристаллизовавшуюся геометрическую орнаментацию, широко распространенную в германских и скандинавских странах и современную эпохе великого переселения народов. Отделив западный жбан и восточный кунган, мы остаемся перед примитивной братиной, имеющей своим прототипом глиняный курганный сосуд, и фигурным скопкарем в форме водяной птицы, вещающем о древнеязыческих религиозных празднествах и пиршествах. За букетом и гирляндой XVIII века сразу виднеется древнейшая свастика и архаические волюты древнегреческих росписей.
Получается таинственный перерыв во времени.
Возникает вопрос: что же представляла собой иконографическая поверхность бытового крестьянского искусства до того времени, как она была обогащена и значительно видоизменена реформирующим XVIII веком? Что составляло ее главнейшее содержание до той поры, пока на двух последних столетних ступенях она не явила собой оригинального зрелища декоративного совмещения и слияния разнородных элементов угасшей культуры и новейшей, почти вплотную к нашей современности приближающейся? Нужно считать малообоснованным предположение, что мы не знаем художественных традиций крестьянского русского искусства XVII, XVI и предшествующих им веков только лишь за отсутствием самих памятников, не сохранившихся до нашего времени. Значительные и характерные приобретения в иконографической области искусства за эти близкие века, если бы таковые приобретения были, несомненно перешли бы в большей доле и в декорацию бытовых предметов позднейшего века и уживались бы там наряду с более новыми мотивами. Примеров такого органически художественного сочетания древнего и новейшего мы имеем немало в пределах XVIII-XIX веков. Анализ показывает нам, что формальные элементы, время от времени, воспринимаемые и усваиваемые крестьянским искусством, держатся в нем чрезвычайно долго и прочно и отнюдь не легко уступают место новейшим орнаментальным приобретениям. Традиции крестьянского искусства таковы, что оно ничего не выпускает и не теряет из своих приобретений, и накапливаемое им иконографическое богатство - в точном смысле этого выражения - навеки сохраняется в единой сокровищнице; если же мы и наблюдаем иногда исчезновение какого-нибудь мотива, то оно всегда совершается медленным путем многочисленнейших декоративных перефразировок, постепенно затемняющих его основной и первичный тематический смысл, но сохраняющих его декоративно-орнаментальный облик. Первичный реалистический мотив конской головы может постепенно деформироваться в глухой и невнятный геометрический узор, но этот узор будет пребывать в океане крестьянского бытового искусства в течение столетий. Имея в виду указанный своеобразный характер художественного формирования крестьянского искусства, в котором с редкой чистотой проявляются эволюционные принципы и стадии атавизма, мы должны допустить, что допетровское крестьянское искусство в его узком и чистом виде было, по-видимому, почти наглухо изолировано как от влияний городской художественной культуры высших социальных слоев, так и от производственных воздействий чужеземных образцов. Совершенно незначительное количество наблюдаемых теперь мотивов XVI и XVII веков, несомненно вступивших в круг крестьянского художественного обращения значительно позднее, чем даты их первоначальных появлений в русском искусстве, не позволяет говорить о сильных внешних влияниях на его иконографический репертуар. Крестьянское искусство пребывало в кругу неизменных первичных, через века проходящих тем, рожденных древнейшими религиозными и обрядовыми культами. Наиболее старые и типичные формальные проявления крестьянского искусства ясно говорят о длительнейшей замкнутости иконографии этого творчества; резное дерево и вышивка отмечают нам древнейшее культурное состояние носителей этого искусства. Геометрические узоры, выполненные неглубокой трехгранно-выемчатой порезкой, исключительно широко распространены в крестьянских деревянных изделиях средней и северной России и встречаются на предметах разнообразнейшего бытового назначения. Вплоть до самого последнего времени они являются наиболее распространенными элементами крестьянской иконографии; их техническое выполнение, как уже было указано в характеристике резьбы, выражает основную и наиболее древнюю традицию обработки дерева в крестьянском искусстве: резьбою вглубь оно впервые преодолевало слепой материал и, не создавая еще рельефа, запечатлевало на дереве начала своих изобразительных устремлений. Этот вид резьбы можно сопоставить, по некоторому техническому сродству, с исполнением орнаментации на предметах древнего гончарства. Художественно-технический принцип выдавливания или тиснения для мягкой необожженной глины получил, в применении к дереву, выражение в форме выемки или вырезки. В этом внутреннем стилистическом и техническом родстве двух древних художественных приемов уже находится указание на необозримые хронологические ступени, по которым медленно двигалось крестьянское искусство, настойчиво сохраняя преемственность формальных традиций. О том же говорит и орнаментальное содержание этой резьбы, где радиально расчлененный круг играет главнейшую роль. Этот круг - древний языческий символ солнца - главное и постоянное око крестьянской резьбы; этим тысячекратно повторенным оком глядит вся старая крестьянская резьба. Стихийное культовое начало сквозит в геометрическом обличье трехгранно-выемчатой резьбы. Она вся изнутри освещена немеркнущим языческим культом солнца. Система кругов, их секторов и сегментов - в разнообразнейших соединениях и комбинациях XVIII века - в своем чистом идейном содержании является символическим изображением величественного и всепокоряющего явления природы, в культе которого заключается глубокое и целостное мировоззрение древнего язычества. В простом ремесле еще не искушенной руки, в мерных, спокойных, постоянных, стихийно нарождающихся чертах и порезах, в повторяющихся орнаментальных знаках отразился культ животворящего светила, мерно совершающего свой каждодневный путь над пашнями, лесами и поселениями. Геометрическую резьбу крестьянского искусства, несомненно, следует рассматривать как первичные символические картины природы древних художников. Первый глубочайший образ бытового искусства символически запечатлел явление природы, и этот образ сохранился непоколебленным до последних дней жизни крестьянского искусства. Столь же хронологически глубокие и внешне сохраненные образы и темы дает и крестьянская вышивка, также вплоть до последних дней не утратившая формальных черт исключительной исторической давности. В иконографии бытовой вышивки оледенели и кристаллизовались те источники, которые уже много веков не питают живой водой изменившийся народный быт. Изгладилась в сознании народа всякая память о тех древних культах и обрядах, обычаях и верованиях, о которых с неотразимой убедительностью говорят строгие, четкие, выразительные узоры вышивок на бытовых тканях (полотенца, подзоры, ширинки и пр.). Наблюдение над этими узорами еще раз убедительно подтверждает, что народные художественные вкусы видоизменяются с необыкновенной медлительностью. Единообразие и неизменность всех внешних условий - социальных, хозяйственных, бытовых, семейных - держат в одинаково ровной температуре произрастание орнаментальных цветов народного художества. Этот, присущий бытовому крестьянскому творчеству, формальный консерватизм сказался с особой - беспримерной в художественной истории - силой в вышивке, сохранившей в удивительной чистоте орнаментальные мотивы с тысячелетней устойчивостью. Крестьянская женщина, создавшая вышивку, почти никогда не выскальзывала из-под вековых традиций семьи и очага, всегда была наиболее крепко заключена в недвижные рамки социального уклада, и, благодаря этому, искусство, производимое женскими руками, было совершенно лишено сквозняка исторических влияний, выветривающего и обновляющего старые коснеющие мотивы. Основной внешней чертой всей русской вышивки, поскольку она нам известна в своих поздних проявлениях, является почти никогда не нарушенная и изумительная в своих художественных достижениях геометризация всех многочисленных мотивов, исторически вовлеченных в ее изобразительный репертуар. Фигурные мотивы этого своеобразного стиля особенно ярко и богато представлены северной великорусской вышивкой красной нитью. Барсы, львы, кони, двуглавые птицы, человеческие фигуры, всадники в мерном чередовании с вазонами и разновидными «древами» восточной трактовки, развертываются повторяющимися ритмичными рядами на подзорах деревенских простынь, подолах рубах и концах полотенец. Эти мотивы в данном их построении почти не имеют общего со всеми другими видами орнамента крестьянского искусства; ни резьба, ни роспись не дают полных композиционных соответствий; лишь отдельные, изолированно воспроизведенные, образы из этих фигурных построений (мотив коня, льва) можно встретить в красках и порезках бытовых предметов.
 |
| Набойка по холсту |
Чуждые и далекие русской природе звери и птицы и разделяющие их священные древа, иногда с графически построенным человеческим обликом; фигуры женщин-богинь и предстоящих всадников с поднятыми в молитвенном жесте руками; всадники перед жертвенником или храмом; жертвенник с головой рогатого животного; фрагменты рук в молитвенном жесте; символические птицы и кони; знаки свастики и условной розетки - все эти характерные для северных великорусских вышивок мотивы, иногда объединенные в символические живые сцены - и в постоянном сочетании с размещенными по полю вышивки меньшими и почти тождественными в трактовке образами людей, зверей и птиц - сохраняют еще внятные отголоски древних культов дохристианских религиозных представлений. Сложные циклы отмеченных изображений, каждой чертой своей говорящие о глубочайшей старине, еще совершенно не изучены со стороны своего внутреннего содержания; неизвестно их точное происхождение; не разгадана их взаимная связь; не установлена их идейная сущность. Декоративные образы еще не разоблачены научным изучением5. Но весь характерный строй этих изображений столь же явственно, как и мотивы геометрической крестьянской резьбы, указывает на источники, служившие неисчерпаемым началом для иконографии крестьянского искусства в его наиболее отдаленную стадию первоначального оформления. Русские крестьянские вышивки - исключительная страница в мировой истории искусств - определяют нам наибольшую хронологическую глубину этого искусства и неопровержимо свидетельствуют о символическом и религиозном характере его первых иконографических слоев. Научное изучение их широко раскроет длинный ряд вопросов, связанных с происхождением крестьянского искусства, и осветит ту роль, которую играло это искусство в древнем народном быту. Отмеченные нами идейные источники дают неоспоримое доказательство тому, что так часто называемое декоративное крестьянское искусство первоначально заключало в себе не только функцию украшения быта, но и выражало собой огромную долю духовных начал, которые составляли подпочву старой народной бытовой культуры.
 |
 |
| Солоница. Резное дерево | Ковш-утица. Дерево. роспись |
Переходя к анализу позднейшей поры крестьянского искусства, нужно отметить, что указанные выше первичные символические его элементы, рождая и размножая бессчетное множество повторительных вариаций, служили, вероятно, главной основой народного изобразительного творчества в продолжение всей его многовековой исторической жизни до рубежа петровских реформ; только с этого времени можно наблюдать, как появляется в бытовом творчестве крестьянства смена старых иконографических начал мотивами совершенно другого происхождения. Старые образы сохраняются и в продолжение последующих веков, но они уже являются в новом окружении и, по-видимому, в ином, чем раньше, художественном выражении. Крестьянское искусство последних столетий показывает их нам уже навсегда лишившимися всех своих духовных и магических свойств, но продолжающими преемственно развиваться исключительно в пределах своих декоративных свойств. Эти образы становятся мертвы в своем идейном содержании, но, быть может, благодаря именно этому приобретают необычайное богатство своих формальных проявлений. Они испытывают сложное художественное реформирование. Религиозное содержание их было изжито, идеи, ими выражаемые, забыты, культы умерли, обряды и верования исчезли или видоизменились; но символические образы, утеряв свою непосредственную жизненность и магическое влияние, не исчезли из этого искусства, а были превращены им в мотивы чистого узора, равномерно распространяемого на весь круг бытовых предметов. Крестьянское искусство продолжало развитие унаследованных мотивов, применяя их к украшению и извлекая из них конструктивные начала. Не связанное идейным смыслом этих образов, оно получило неограниченную свободу в их трактовке и показало огромную силу своей художественной фантазии и творческой изобретательности; культовые и обрядовые изобразительные элементы, не теряя своей образности и выразительности, постепенно были подчинены в новых построениях исключительно своему внутреннему художественному ритму; элементы фантастичности и сказочности в них были выдвинуты на первый план и необычайно богато и разнообразно использованы; их формальные черты приобрели первенствующее значение и сосредоточили на себе внимание крестьянских художников всех направлений: резчиков, живописцев, вышивальщиц, гончаров и других. Во многих областях крестьянского искусства - например в вышивке - эти старинные мотивы сохранили за собой даже господствующее положение, но были глубоко видоизменены и преобразованы новым художественно-творческим подходом. Освободившись от пленения тенденциозных идейных мотивов, забыв и отвергнув их внутренние повеления, крестьянское творчество доказало свою жизнеспособность и силу, найдя и утвердив свое бытие на новых художественных основах: оно вполне овладело формальной стороной художественного выражения. Все старое наследие было претворено в узор, подчиненный лишь художественному ритму; все было формально преобразовано в неослабевающем огне творческого вымысла и построено в новом оригинальном и всеобъединяющем декоративном выражении. В глубинных недрах крестьянского творчества совершился медленный и незаметный, но великий подвиг преодоления умершего идейного содержания средствами и приемами чистого художественного творчества. Крестьянское искусство достигло полной внутренней независимости.
Для более объективной и точной оценки этого явления в крестьянском искусстве следует отметить, что этот акт утверждения чисто художественных принципов в полной безвестности совершило оно задолго до того времени, когда та же труднейшая проблема была еще только поставлена в русском станковом искусстве живописи.
Крестьянское искусство последних веков, наряду с проявлением в нем могущественных сил перевоплощения своих старых художественных основ, характеризуется также и открытием совершенно новых реалистических художественных источников уже непосредственно в области той жизни, в которой оно бытовало, и которая его ближайшим образом окружала. В тесной связи с раскрепощением от старых начал наблюдается в крестьянском искусстве образование новых элементов его дальнейшего иконографического развития и обогащения. В вековую традиционную среду старых и мертвых иконографических элементов начинают внедряться мотивы чистой реалистической изобразительности. Благодаря этому новому притоку народный узор древнего образования и склада уже заметно переливается в область чисто жанровых задач, утверждая себя и в этом новом направлении художественно значительными формами. В крестьянском искусстве происходит разрыв иконографического круга и постепенно обозначается зарождение новых начал - народного бытового жанра. Он входит существенным и заметным элементом в орнаментальное убранство предметов крестьянского быта. Старые традиции узорной орнаментовки не позволяют ему достигнуть полной самостоятельности и обособленности. Народившийся народный жанр продолжает нести на себе неистребимую печать орнаментальной детали в целостном художественном украшении бытового предмета. Но вместе с тем, по отношению, по крайней мере, к некоторым предметным разновидностям крестьянского искусства мы должны отметить, как этот жанр все настойчивее, заметнее и шире раздвигает окружающую его орнаментику и, наконец, даже начинает занимать центральное и господствующее положение. Нижегородские резные и расписные донца, северодвинские расписные прялки и вологодская вышивка белой перевити представляют этому не малое количество доказательств.
На этих предметах зачастую наблюдается, как какой-нибудь сложный жанровый мотив, художественно завершенный и хорошо сконструированный, приобретает широкую трактовку, вытесняет старые образы и занимает абсолютное место в композиции.
Но в общем нужно констатировать, что в большинстве своих выражений бытовой жанр крестьянского искусства не выходит из пределов орнамента, остается связан с ним в построении и близок ему по своей общей лаконической трактовке, незначителен по масштабу и в равной доле с узором запечатлевает на себе все стилистические особенности общей художественной трактовки.
Эта вновь приобретенная крестьянским искусством реалистически изобразительная струя в его мотивах является результатом свежих и непосредственных художественных тяготений крестьянских живописцев, резчиков и вышивальщиц к наблюдению над окружающей их жизнью. Живой повседневный быт дал характерный уклон естественным художественным исканиям народных мастеров после того, как древняя мертвая символика перестала их волновать и была уже исчерпана в своей чисто формальной фразировке. Живой реализм пришел на смену мертвому символизму и чистой формальности. Характерные жанровые сцены, возникая на бытовых предметах и соперничая за первое место, пытаются портретизировать живую повседневность. Крестьянское искусство этого периода дает нам многочисленную галерею бытового жанра, весьма разнообразно отражающего жизнь земледельца. Такие мотивы, как деревенские посиделки, чаепитие, уход за домашней скотиной и птицей (выгон скота пастухом, доение коровы, корм скота, поимка коня), женская домашняя работа и занятия (за ткацким станом, за прялкой), полевые работы (жатва, молотьба, бороньба), работа в кузнице, в лесу, сцены охоты, женщина в уходе за детьми (качающая зыбку, пестующая ребенка), увеселения (хоровод, пляска), винопитие и пр., дают достаточно яркое и правдивое изображение деревенской жизни. Некоторые из этих сцен, как, например, деревенские посиделки, чаепитие, винопитие и ямщина являются наиболее распространенными и художественно законченными; они получили в своей стилистической разработке ясные формы и кристаллизовались в малоподвижные и четкие схемы. Эти классические сцены за сравнительно недолгий период своего художественного существования уже успели выйти из первоначальной стадии исканий и приобрели в коллективной разработке вполне устойчивые формальные черты, органически связующие их с общим строем декорации бытовых изделий. Их можно считать вполне и окончательно художественно сроднившимися со всеми смежными, их окружающими, орнаментальными и символическими элементами более древних происхождений. Они не только идейно, но и формально приняты крестьянским искусством.
Другие мотивы являются еще в незавершенном периоде первоначальных попыток найти то лаконическое, сжатое и стройное оформление, к которому постоянно и повсюду стремится художественный вкус крестьянских мастеров. Эти мотивы свидетельствуют о неослабевающих, настойчивых и „постоянных стремлениях к созданию новой иконографической базы для бытового крестьянского искусства; в них полностью отражаются энергия и смелость, удачи и неудачи новаторства. Зачастую художественное выражение этих эпизодических тем имеет эскизный, быстролетный и изменчивый характер и значительно уступает в стилистической выразительности старым, вполне отстоявшимся и уже неколеблющимся образам. Новизна непривычных тем ясно отражается в указанной внешней художественной неуравновешенности. Весьма характерной чертой рассматриваемого бытового жанра является его яркая окрашенность влияниями помещичьей культуры; в такой же художественной степени, как и образы деревенской жизни, в нем находит себе отражение и быт усадебный; постоянно заимствуя из последнего различные бытовые подробности, крестьянские художники соединяют их с типичными чертами своей обстановки в своих синтетических построениях. Все главные сцены рассматриваемого жанра часто выполняются живописцами и резчиками в бытовой оправе близко наблюдаемой ими жизни провинциального земледельческого дворянства. Костюмы, мебель, экипажи и другие детали этих сцен явно и неоспоримо характеризуют зародившееся и уже неослабевающее влияние ближайших бытовых культур - в большей степени усадебной, в меньшей степени городской. Кроме поверхностного влияния соседнего быта, немалое количество картин из рассматриваемой галереи непосредственно и целиком отражают бытовые черты помещичьего уклада; таковы жанровые темы скобчатой резьбы с инкрустацией и белой вологодской перевити, о которых уже упоминалось при характеристике этих разновидностей крестьянского творчества; помещичий быт служил для них главным источником, из которого черпались реалистические наблюдения для построения бытовых декораций. Почти весь XVIII и первую половину XIX века, едва ли не по четвертям столетий, можно разыскать в иконографии этих крестьянских изделий, представляющих своеобразные изобразительные характеристики помещичьего быта.
Здесь не лишним будет отметить, что указанная разновидность бытового жанра, рефлексирующего помещичий быт, обладает наибольшей выразительностью, меткостью и остротой художественного запечатления. Объяснение этому можно найти как в повышенной и чувствительной зоркости художника по отношению к чуждой бытовой среде, так и в богатстве и красочности этой самой художественно усваиваемой среды. Весь круг бытовых жанровых сюжетов как крестьянского, так и помещичьего склада, подобно всем другим элементам узора в крестьянском искусстве, также обладает обычным богатством стилистических вариантов. Последние по-прежнему не являются следами индивидуалистических подходов и трактовок отдельных художников, а складываются эволюционно, путем- коллективных художественных достижений, всегда подчиненных областным вкусам и чутких к материально-технической подоснове.
Подводя некоторые итоги сделанной общей характеристике, прежде всего нужно констатировать, что в крестьянском искусстве XVIII-XIX веков сказалась большая и активная творчески-художественная энергия. Нам представляется малоосновательным и фактически неверным рассматривать этот период только как обнищание и упадок народного творчества; таящаяся в недрах крестьянского искусства внутренняя сила с большой полнотой и глубиной выражалась и в эти закатные века старого крестьянского искусства. Это можно наблюдать в той огромной художественной способности, с какой было претворено вековое идейно-символическое наследие в формы, образы и узоры исключительно бытового и чисто декоративного применения. Сохранившееся художественное наследие было реформировано, равномерно распространено на все бытовые предметы и сделано практической основой всех декоративно-конструктивных потребностей и устремлений. В разрешении чисто художественных бытовых задач крестьянским творчеством была проявлена та великая мудрость живого искусства, которое никогда не оставляет вне своего внимания ни одной крупицы из ранее собранных богатств, не разбрасывает их на ветер в «детской резвости», но бережно и внимательно собирает их и делает соучаствующими элементами своих дальнейших обновляющихся художественных исканий и достижений. От прикосновения живой творческой энергии воскресли и ожили в новых художественных проявлениях старые языческие семена; они, быть может, и не похожи на свои древние первообразы, но они прекрасны и оригинальны в своих новых формах. Творческий гений вновь воплотился в них с великой и неиссякаемой силой.
Здесь же необходимо отметить и другое столь же яркое проявление указанной выше творческой энергии. Преодолев культовые мотивы и гениально преобразовав их в чистые декоративные элементы, крестьянское искусство продолжало движение и дальше в этом направлении своего полного внутреннего раскрепощения. Оно разомкнуло отныне тесный для него круг изжитых символов и ввело в пределы, до той поры заколдованные, плоть и кровь подлинной реальной жизни. Бытовая среда, из которой происходили и где жили крестьянские художники, нашла себе, как было уже указано, первичное отображение в темах и мотивах этого искусства. Последнее перенесло свое обострившееся художественное наблюдение непосредственно в область жизни, отозвалось на ее непрестанно возникающее влияние новыми образами, отдало значительную долю своего внимания очаровывающим впечатлениям живого бытия.
От символического барса и геральдического единорога оно обратилось к изображению окружающих животных и бытовой обстановки; от первично-причудливой трактовки сказочной птицы-сирин оно перешло к запечатлению типового портрета деревенской женщины, качающей зыбку или сидящей за прялкой; оно бережно, но настойчиво раздвинуло древние узоры и поместило среди них реалистические картины волнующейся вокруг жизни; оно запечатлело и ввело небогатую повседневность с ее мотивами труда, забот, веселья и отдыха в область своего художественного созерцания и выражения.
Во всей истории русского искусства крестьянское художественно-бытовое творчество едва ли не первое в таком широком и решительном движении, выступило носителем художественно-реалистических направлений; в этом здоровом творчестве, близком к жизни, возникли и сформировались первые образы, отражающие бытовую конкретность. С глубокой серьезностью и сосредоточенностью, всегда отличающими народное искусство, оно делает попытку художественного запечатления той человеческой жизни, которой оно служит. Давно следует восстановить нарушенную нашей историей искусств справедливость и определенно сказать, что не позднейшим представителям нашей станковой живописи принадлежит великая честь первого художественного запечатления народного быта.
Зачинателями этого направления были безвестные крестьянские художники. Венецианов и передвижники продолжали лишь вторую и третью главы этого великого художественного движения. В бытовом искусстве деревни, на ее памятниках следует утверждать первоначальное возникновение русского народного бытового жанра. Крестьянское искусство, лишенное какой бы то ни было практической и идейной помощи извне, не имея примера в окружающей жизни, следуя лишь своим внутренним творческим влечениям, очень рано вступило на путь художественного реализма. Оно предуказало его будущие формы в ту пору, когда городское искусство высших социальных классов было еще переполнено пережитками классичности, дышало духом академизма и холодной аллегоричности и характеризовалось полной оторванностью от жизни. Без всякой навязчивой тенденциозности, с простотой и спокойствием мудрости, скрытое в неведомой бытовой глубине русской деревни, это великое искусство порождало, развивало и претворяло в самобытные и художественно сложные формы целый ряд прогрессивных художественных идей, далеко опережающих современное ему культурное общество. Оно не только указывало пути, но и практически разрешало сложные художественные задачи. В нем бился пульс напряженной внутренней жизни до самых последних десятилетий его бытования в народной среде.
Городское искусство часто шло ему вослед, высокомерно и гордо присваивая себе разрешение тех художественных проблем, которые уже были конкретизированы в крестьянском творчестве. В том неоцененном художественном наследии, которым мы владеем столь небрежно и так простодушно, скрыты многочисленные и разнообразные следы очень значительной культуры; внимательное, ответственное и строгое исследование крестьянских художественно-бытовых богатств явится живым источником для дальнейшего развития русского искусства. Крестьянское искусство - та горячая и здоровая кровь, которая необходима новому будущему искусству. Она предохранит его от бесплодных блужданий и исканий, сделает его неуязвимым для отвлеченных и безжизненных влияний, соединит его кровными нитями с устоями бытовой жизни.
Крестьянское искусство несет с собой декоративную мощь, красочное обаяние, конструктивную трезвость и неисчерпаемое остроумие орнаментики. Эти вечные черты бытового искусства, данные коллективным гением художественно одаренного народа в высоких и оригинальных выражениях его искусства, должны быть сохранены и в будущих достижениях русского художественного труда. В овладении, разработке и культуре новых начал народной жизни, в художественном оформлении основ его нового социального быта, безусловно, выразятся все прекрасные и высокие традиции этого векового крестьянского искусства, которому не стало места в дряхлом социально-экономическом строе России, но которое ожидает несомненный расцвет в грядущую новую эпоху русской жизни. Музейные памятники крестьянского искусства и быта, впервые опубликованные в настоящей книге и послужившие ей основанием, находятся в собраниях Российского Исторического музея * [Теперь Государственный Исторический музей]. Последний в период 1922-1923 гг. экспонировал эти собрания на обширной выставке «Крестьянского искусства»** [Выставка «Русское крестьянское искусство» была открыта в декабре 1921 года], которая впервые широко поставила вопрос об исследовании бытового искусства русских крестьянских масс, наглядно показав его богатое разнообразие, подлинную оригинальность и яркую красоту. Выставка «Крестьянское искусство», к сожалению, не получила своевременно своего запечатления в каком-либо путеводителе или каталоге. Памятники, воспроизводимые здесь, отчасти восполняют этот недочет и могут послужить напоминанием всем, кто интересуется крестьянским бытовым искусством, об этой замечательной выставке Российского Исторического музея *** [К сожалению, в данном издании удалось воспроизвести лишь частично иллюстративный материал книги «Крестьянское искусство» 1924 года. Произведения, экспонировавшиеся на выставке 1921-1923 годов, хранятся в фондах Государственного Исторического музея].
Госиздат. М., 1924.
КРЕСТЬЯНСКОЕ ИСКУССТВО НА ВЫСТАВКЕ
РОССИЙСКОГО ИСТОРИЧЕСКОГО МУЗЕЯ
Российский Исторический музей в Москве, обладающий громадными и бесценными собраниями разнообразнейших памятников русской материальной культуры, открыл в декабре 1921 года обширную выставку под наименованием «Русское крестьянское искусство». Эта выставка - откровение. Ею полагается начало новой эпохи в изучении русского народного искусства. В громадных залах музея развертываются в тысячах памятников богатейшие художественные достижения полузабытой и таинственной культуры.
В представлении чуждого деревне городского наблюдателя быт русского крестьянства обозначается обычно чертами большой убогости и неприглядной примитивности. Это привычное представление основано на впечатлениях последнего столетия и совершенно неверно в отношении той исторической перспективы, которую можно наметить на основании знакомства с останками материального крестьянского быта, сохраненными русскими музеями.
Это музейное наследие ясно говорит о том, что приниженное и серое существование крестьянина является непосредственным и горестным результатом барщины и крепостного права и что в более отдаленном прошлом вся жизнь крестьянства была иной, отличаясь очень своеобразным - ярким и цельным - художественным складом. Народные массы создали и вынесли на повседневную бытовую поверхность жизни художественные ценности, глубокие по творческому замыслу и исключительные по красоте. На выставке богато представлены крестьянская архитектура, одежда, вышивка, набойка, посуда, утварь, орудия труда, игрушки и пр. Здесь можно изучить простую и трезвую строгость форм и конструкций многообразных деревянных предметов (прялки, донца, зыбки, салазки, коробьи, лукошки, кузовки, туески, вальки, рубели, укладки, пряничные доски, скобкари, ковши, ендовы, солоницы и пр.); разнообразие и богатство декоративных приемов и достижений в резьбе - от широкого монументального рельефа на архитектурных фризах и наличниках Владимирской и Нижегородской губерний до острой, легкой и четкой графической порезки на костромских прялках; исключительную глубину и экспрессию орнаментики северных вышивок (подзоры простынь, концы полотенец, ширинки, детали головных уборов, подолы и оплечья рубах и пр.); разнообразные мотивы и технические приемы всегда жизнерадостной бытовой росписи; кузнечное дело во всем его примитивном и оригинальном великолепии (светцы, подсвечники, замки, дверные петли и кольца, скобы, оковки укладок, жуковины, кочедыки, сечки и пр.); разновидности народного гончарства (обычная и праздничная посуда, каравайницы, кунганы, изразцы, игрушки и пр.); различные виды шитья и вышивок, представляющие изумительные образцы народных узоров (шитье перевитью, северное фигурное красной нитью, вышивка набором и настилом, серебряной нитью с рельефом и пр.); набойку, писанки, пряничные доски, головные уборы и т. д.
Всякий отдел и уголок обширной выставки и каждый предмет на ней - от мощного резного наличника и расписных саней до резной указки, цветной глиняной игрушки и вершкового медного фигурного замка - вызывает интерес, удивляет, восхищает, призывает к исследованию. Поражает это богатством зрелой творческой фантазии, наблюдательностью, декоративным чутьем, технической сноровкой, той полнотой художественной одаренности, при которой легко и просто было расточительно украшать любую вещь обихода, обращая повседневную жизнь в какой-то глубокий и нешумный праздник искусства. Обильный по количеству и первоклассный по качеству материал этой выставки раскрывает великий размах и глубину бытового народного художества.
Русское крестьянское искусство, в течение многих веков процветавшее во всех уголках обширной страны, представляет необычайно высокую научную и художественную ценность в области истории искусства и русской культуры вообще. Главными определяющими чертами крестьянского искусства являются его строго бытовой характер, малая подвижность иконографических и формальных традиций при множественности вариаций и коллективность художественного творчества. Бытовой характер придает всему разливу крестьянского художественного творчества ту незыблемую реальную ценность, которая должна быть особенно понята, воспринята и учтена нами с нашими современными стремлениями воплотить искусство в реальном сознании окружающей нас материальной жизни. Крестьянское искусство, являясь неотъемлемой и прекрасной гранью народного быта, органически связано с предметами, вещами, лишено всякой отвлеченности и абстракции, постоянно является и живет в счастливом материальном воплощении. Вне вещей оно не существует. Народное искусство и следует рассматривать как одну из сторон производства. Круг вещей обусловлен потребностями хозяйства, ремесла, труда; это не праздные предметы болезненно-эстетического характера, но продукты сурового и трезвого бытового порядка. Бедность и немногосложность народного быта не служит вовсе преградой в развитии художественных стремлений и дарований. Несложный жизненный уклад является сказочно обогащенным искусством, ибо каждая вещь, входящая в этот тесный бытовой круг, служит объектом художественного внимания и трактовки. Искусство возведено на все ступени жизни во всем ее богатом и гипнотизирующем будничном разнообразии. Эта глубокая художественная культура вещественного крестьянского хозяйства и быта представляет собою высокоценную страницу народной истории - страницу, доселе еще не разобранную и не прочитанную.
До настоящего времени лишь этнография, исследуя и изучая быт народный, обращала внимание бегло и вскользь на яркие художественные особенности предметов этого быта. Специальное наблюдение и изучение художественного крестьянского творчества никогда не было ее прямой задачей. Русские историки искусства, уделявшие более всего времени и труда изучению западноевропейского и русского станкового искусства живописи, анализу индивидуального творчества, до сего времени не имели ни досуга, ни вкуса, ни умения подойти к бытовому народному искусству, раскрыть и изучить все его богатое и сложное формальное содержание, определить социальные, бытовые и психологические условия его созидания, уяснить скрытые неколеблющиеся корни его декоративного могущества.
Хотя и не богата наша русская художественно-исследовательская литература, все же в ней найдется немало страниц, статей и томов, посвященных исследованию индивидуального творчества русских художников, великих и малых, и характеристике различных художественных течений, направлений и влияний, сменивших друг друга на протяжении последних полутора веков. Но в литературе этой не найдется ни одного тома, посвященного изучению крестьянского бытового искусства. Его изумительные памятники обнародованы в самом ничтожном количестве. Эта бедность изучения не раз порождала и поддерживала в нашей художественной жизни самые несправедливые, ложные и вредные нарекания на крестьянское искусство. Мы знаем, что русские художники и художественные деятели, отмечая оскудение истоков крестьянского искусства в XIX веке, резко отразившееся художественным обнищанием в работах кустарей, не раз предпринимали попытки вызвать возрождение народного искусства, знакомя с ним общество в своих картинах, проектах, докладах и записках и заимствуя свои индивидуальные художественные произведения из области крестьянского искусства. Мы имели деятелей искусств и целые школы художников-прикладников, связанные с именами Стасова, Васнецова, Поленова, Билибина, мастерскими Строгановского училища, Абрамцева, Талашкина и т. д. Все эти, во многих случаях героические попытки, в конечном счете, не имели желанного успеха, но зато породили множество ложных направлений русского народного стиля, ибо почти все они были основаны на совершенно недостаточном знакомстве с памятниками. Инициаторы и руководители предлагали кустарям слабые и художественно фальшивые образцы, непозволительно разлагали и расчленяли органические конструкции и декорации народного искусства и обрекали творческие силы кустаря на тоскливое и пунктуальное репродуцирование обескровленных и искаженных мотивов и тем народной орнаментики и иконографии.
Быть может, досадная многочисленность этих разнообразных искажений, создавая обманчивое представление о якобы широком и внимательном исследовании крестьянского искусства, послужила препятствием к дальнейшему изучению его подлинных памятников. Выставка Российского Исторического музея дает широкое и полное представление о подлинном характере крестьянского искусства и открывает в нем ту творческую силу и оригинальность, которые остались совершенно неузренными и неотмеченными во всех многочисленных кустарных интерпретациях этого искусства. Выставка впервые демонстрирует русское крестьянское искусство в его сложном и высоко интересном формальном разнообразии. Музейная систематизация, художественный анализ и научное освещение экспонируемых памятников вскрыли неожиданную многогранность художественных стилистических и технических достижений, подходов, вкусов, приемов и навыков, скрытых в этом таинственном творчестве. Лишь очень незначительная доля его художественных свойств и особенностей была использована для цели возрождения русской кустарной промышленности. Геометрическая, трехгранно-выемчатая резьба и некоторые мотивы северодвинской бытовой росписи были главными и самыми распространенными формальными элементами, подвергнутыми всестороннему искажению и распылению в попытках вызвать искусственный расцвет народного творчества. Все остальные стилистические типы, виды и варианты резьбы и росписи, вышивки и ковки, гончарства и набойки, все богатое разнообразие и вся оригинальность технических приемов народных конструкторов и декораторов-плотников, ткачей, набойщиков, резчиков, кузнецов, вышивальщиц, живописцев, гончаров и др. оставались в тени. На выставке все эти формально-стилистические грани экспозиционно очерчены, демонстрированы во всем своем великолепии. Богатейшими собраниями в нескольких характерных вариантах представлена на выставке бытовая роспись огромной северодвинской территории; эта широко распространенная роспись в яркой и дробной пестроте нескольких локализованных цветов с преобладанием полунатуралистического контура дает богатую картину растительной орнаментики и своеобразную галерею народного жанра (чаепитие, посиделки, ямщина, охота, женский труд, сельская работа и пр.). Жанр входил важным тематическим элементом в народную бытовую роспись, и дальнейшее пристальное изучение его значительно раздвигает объем крестьянской иконографии. Совершенно иным характером обладает представленная на выставке роспись нижегородского района, обладающая всеми типичными качествами чисто живописной манеры с определяющим основным мазком и метко детализирующей оживкой. Эта роспись совершенно лишена предварительного контура и элемента графичности. Энергия свободного красочного мазка и четкая конструктивность цветовых пятен сообщает этому виду народной живописи выдающийся интерес. Исключительное по богатству собрание лубочных коробей Вологодского района дает новую школу народной бытовой росписи с необычно мощным декоративным складом. В ней развивается своеобразный строй орнаментики и пленяет лаконизм широких и максимально схематизирующих контуров. Роспись деревянной посуды и мезенских прялок, лаковая роспись на нижегородской утвари - все эти своеобразные стилистические уголки народной расписной декорации богато экспонированы на выставке. Органическое соединение росписи с резьбой представлено обширной группой нижегородских донцев - памятников исключительного художественного мастерства. Скобчатая резьба с инкрустацией, которой исполнены эти деревянные крестьянские картины, представляют очень высокую и своеобразную технику резьбы, доступную лишь для меткой, технически сильной и артистической руки. Изобразительный лаконизм этой резьбы (в мотивах помещичьего быта XVIII в.) в силах соперничать с любой бытовой разновидностью европейского деревообделочного искусства.
Резьба контурная, также богато представленная на выставке, является одним из любопытных видов крестьянского искусства в обработке дерева и построена на совершенно иных декоративных принципах; это своеобразная народная графика в ее бытовом приложении к деревянным поверхностям предметов домашнего обихода. В острых и выразительных четких линиях построены жанровые сцены помещичьего или крестьянского склада. Эта графика - одно из тех оригинальных художественно-технических напластований, из которой состоит неисследованная толща формального богатства крестьянского искусства. Обратившись к архитектурному убранству крестьянских жилищ поволжского района, мы отмечаем новый вид монументальной рельефной резьбы, в иконографическом содержании которой элементы больших европейских стилей(ренессанса, ампира) органически сочетались в нераздельное художественное целое с древнейшими зоографическими пережитками русского искусства. Развернутый в одной из зал выставки фасад крестьянской избы, многосаженные резные фризы и разнообразные оконные, дверные и надворотные наличники и причелины дают постоянный приют этому примечательному сочетанию. Вся эта резьба XVIII-XIX веков исполнена разнофигурными долотами в пластическом, мастерски моделированном мощном рельефе. Исключительная по богатству и подбору коллекция пряничных досок (наборные, фигурные, городские, почетные, орленые, хоромные и пр.) снова вводит обозревателя в новую техническую область народной мелкоузорной выемчатой резьбы, приноровленной к производственному началу и с оригинальной простотой разрешающей различные, зачастую очень сложные, задания иконографического порядка. Группа датированных (половина XVIII в.) досок для огромных пряничных ковриг характеризует дальнейшее развитие этого резного народного мастерства. Бытовая резьба разнообразных складов и пошибов широким потоком проходит, льется по всем предметам крестьянского обихода, собранным на выставке. Внимательный анализ и классификация выставленных экспонатов показывают нам много прекрасных граней этой исконной творческой стихии крестьянского искусства, совершенно незатронутых и неиспользованных в изделиях современного художественно-кустарного производства. Все это малоизвестное и непретворенное наследие крестьянского творчества ждет своего описания и исследования. Большими и ценными коллекциями представлен также и женский художественный труд. Крестьянская вышивка, наряду с резьбой и росписью, открывает широчайшую область бытового искусства, необыкновенно тонко, глубоко и цепко воспринявшую и претворившую изобразительные мотивы и темы глубочайшего исторического прошлого. Крестьянская вышивка - одна из самых древних форм русского искусства вообще. Ее чисто художественные качества и достоинства настолько велики, что вышивку эту следует признать классической. Особенно богато экспонирована на выставке северная фигурная вышивка красной нитью, построенная с исключительным художественным ритмом; ее мотивы (барсы, священное дерево, языческие богини, птицы и пр.) вековые. Их декоративная графическая фразировка в бесчисленных вариациях является поразительным примером той неисчерпаемой творческой силы и фантазии, которые присущи коллективным путям изобразительного искусства. Забытые образы и темы культового характера претворены и развиты с поражающим декоративным чутьем и вкусом, тонко реагирующим на все требования материала, размера, назначения, техники и композиционной планировки. Обширными материалами представлена также и расточительно пышная вышивка по белой перевити, хранящая в своих узорах характерные и острые бытовые черты сказочного русского барства XVIII века (павильоны, сады, празднества, оркестры, кареты, кавалеры). Вышивки - тамбовские, калужские, олонецкие и ряд других - каждая дает свою незабываемую, звучную и полную ноту в этой изумительной гармонии женского крестьянского художественного творчества. Отделы бытового металла и керамики на выставке, представленные несколько беднее в сравнении с отделами дерева и вышивки, раскрывают и освещают с других сторон длинный ряд разнообразнейших видов, манер, приемов, технических и художественных качеств и особенностей крестьянского искусства. Обозревая это творчество в его подлинных художественных памятниках, можно наблюдать совершенно неожиданные и полные интереса стилистические достижения, родственные зачастую новейшим исканиям в области изобразительного творчества. Гений народного коллектива во многом предвосхищает замыслы и тяготения последующих и позднейших индивидуалистических устремлений. Некоторые из принципов коллективного творчества в искусстве - тема, распространенно обсуждаемая в современных теоретических кругах - должны получить наглядную убедительность в формальном исследовании крестьянского бытового искусства. Неоспоримые признаки коллективного художественного труда здесь налицо. Вскрыть те пути, которыми разнообразие индивидуальностей вливалось в могучее русло коллектива, есть глубоко интересная задача для нашей истории искусств.