Как слабо еще было вкоренено христианство на севере, лучшим
доказательством служит следующий рассказ летописца: встал волхв в
Новгороде, при князе Глебе Святославиче, стал говорить к народу,
выдавать себя за бога, и многих прельстил, почти что весь город. Он
хулил веру христианскую, говорил, что все знает и что перед всеми
перейдет Волхов как по суху. В городе встал мятеж, все поверили волхву и
хотели убить епископа; тогда епископ облачился в ризы, взял крест и,
ставши, сказал: "Кто хочет верить волхву, тот пусть идет к нему, а кто
верует во Христа, тот пусть идет ко кресту". Жители разделились надвое:
князь Глеб с дружиною пошли и стали около епископа, а простые люди все
пошли к волхву, и был мятеж большой между ними. Тогда князь Глеб, взявши
потихоньку топор, подошел к волхву и спросил у него: "Знаешь ли что
будет завтра утром или вечером?" - "Все знаю", - отвечал волхв. - "А
знаешь ли, - спросил опять Глеб, - что будет нынче?" "Нынче, - отвечал
волхв, - я сделаю большие чудеса". Тут Глеб вынул топор и разрубил
кудесника, а люди, видя его мертвым, разошлись. В 1091 году явился опять
волхв в Ростове, но скоро погиб. Из этих рассказов видно, что волхвы
вставали и имели успех преимущественно на севере, в странах финских;
так, встали волхвы в Ярославле, в стране финского племени мери; в Чудь,
издавна славную своими волхвами, ходил гадать новгородец; в Ростове св.
Авраамий низвергнул последнего каменного идола Велеса; в Муроме
искоренение язычества приписывается князю Константину. Из славянских
племен позднее других приняли христианство вятичи, удаленные вначале от
главных дорог, вследствие чего после всех племен они подчинились русским
князьям, после всех подчинились и христианству: во второй половине XI
века скончался у них мученическою смертию проповедник христианства св.
Кукша, монах киевопечерский; в XII веке, по словам летописца, вятичи еще
сохранили языческие обычаи, сожигали мертвецов и проч. Что на юге, в
Киеве, христианство было крепче утверждено, чем на севере, доказывает
рассказ летописца о волхве, который было явился в Киеве, но не имел
здесь такого успеха, как ему подобные на севере; этот волхв
проповедовал, что через пять лет Днепр потечет вверх и страны поменяются
местами своими: Греческая земля станет на месте Русской, а Русская на
месте Греческой. Люди несмысленные, говорит летописец, слушали его но
верные насмехались над ним говоря: "Бес играет тобою тебе же на пагубу",
что и сбылось: в одну ночь пропал волхв без вести. В каких слоях
общества крепче была утверждена новая религия, в каких слабее, можно
видеть из рассказа о новгородском волхве: князь и дружина пошли на
сторону епископа, все остальное народонаселение, простые люди пошли к
волхву.
Несмотря, однако, на все эти препятствия, христианство
распространялось постоянно по областям, подчиненным Руси; если в начале
описываемого времени все низшее народонаселение Новгорода стало на
сторону волхва, то в конце, именно в 1227 году, в Новгороде сожгли
четырех волхвов. Несмотря на то, что и в Ростовской области финское
язычество выставляло сильный отпор христианству, проповедники последнего
шли далее, на север: в 1147 г. преподобный Герасим, монах киевского
Глушинского монастыря, проповедовал христианство в окрестностях нынешней
Вологды; новгородские выселенцы приносили с собою свою веру в область
Северной Двины и Камы; мы видели, вследствие каких обстоятельств русская
церковь не могла успешно бороться с римскою в Ливонии; но зато под 1227
годом читаем, что князь Ярослав Всеволодович крестил множество корел.
Касательно управления своего церковь русская по-прежнему зависела от
константинопольского патриарха, который поставлял для нее митрополитов,
произносил окончательный приговор в делах церковных, и на суд его не
было апелляции. Известия о митрополитах русских описываемого времени
очень скудны, что объясняется их чужим, греческим происхождением, много
препятствовавшим обнаружению их деятельности; это чуждое происхождение,
быть может, было одною из причин, почему сначала митрополиты жили не в
Киеве, но в Переяславле: предлагали же после патриарху Иеремии быть
московским патриархом, но жить не в Москве, а во Владимире по причине
его чуженародности. Из шестнадцати митрополитов, бывших в это время,
замечательны: 1) Иоанн II (1080-1089), о котором летописец говорит, что
был он хитер книгам и ученью, милостив к убогим и вдовицам, ласков со
всяким, богатым и убогим, смирен и кроток, молчалив и вместе речист,
когда нужно было книгами святыми утешать печальных: такого не было
прежде на Руси, да и не будет, заключает летописец свою похвалу. 2)
Никифор (1107-1121), замечательный своими посланиями к Владимиру
Мономаху. 3) Климент Смолятич, книжник и философ, какого не бывало в
Русской земле, по выражению летописца. В начальном периоде нашей истории
мы видели пример поставления митрополита из русских русскими епископами,
независимо от византийского патриарха; в описываемый период пример этот
повторился в 1147 году, когда князь Изяслав Мстиславич поставил
митрополитом Клима, или Климента, родом из Смоленска, отличавшегося, как
мы видели, ученостию. Думают, что поводом к такому явлению могли быть
замешательства, происходившие в то время на патриаршем византийском
престоле и неудовольствие князя на бывшего пред тем митрополита Михаила,
самовольно уехавшего в Грецию. Как бы то ни было, между собравшимися для
посвящения Клима в Киев епископами обнаружилось сильное сопротивление
желанию князя, они были непрочь от поставления русского митрополита, но
требовали, чтоб Клим взял благословение у константинопольского
партиарха; они говорили ему: "Нет того в законе, чтоб ставить епископам
митрополита без патриарха, а ставит патриарх митрополита; не станем мы
тебе кланяться, не станем служить с тобою, потому что ты не взял
благословения у св. Софии и от патриарха; если же исправишься,
благословишься у патриарха, тогда и мы тебе поклонимся: мы взяли от
митрополита Михаила рукописание, что не следует нам без митрополита у
св. Софии служить". Тогда Онуфрий, епископ черниговский, предложил
средство к соглашению епископов, а именно: предложил поставить нового
митрополита главою св. Климента по примеру греков, которые ставили рукою
св. Иоанна. Епископы согласились, и Клим был посвящен. Один только
Нифонт новгородский упорствовал до конца, за что терпел гонение от
Изяслава, а от патриарха получил грамоты, где тот прославлял его и
причитал к святым; и в нашей летописи Нифонт называется поборником всей
Русской земли. Вообще летописец в этом деле принимает сторону Нифонта
против Изяславова нововведения; быть может, здесь замешивались и другие
отношения: летописец говорит, что Нифонт был дружен с Святославом
Ольговичем; понятно, что в самом Новгороде сторона, приверженная к
Мстиславичам, неприязненно смотрела на Нифонта, и летописец дает знать,
что многие здесь говорили про него дурно. Когда по смерти Изяслава Юрий
Долгорукий получил старшинство, то сторона, стоявшая за право патриарха,
восторжествовала: Клим был свергнут и на его месте был прислан из
Царя-града митрополит Константин I. Первым делом нового митрополита было
проклясть память покойного князя Изяслава; но этот поступок не остался
без вредных следствий для русской церкви и для самого Константина.
Когда, по смерти Долгорукого, сын Изяслава Мстислав доставил киевский
стол дяде Ростиславу, то требовал непременно свержения Константина за
то, что последний клял отца его; со своей стороны, дядя его, Ростислав,
не хотел восстановить Клима, как неправильно избранного; наконец, для
прекращения смуты князья положили свести обоих митрополитов и послать к
патриарху за третьим; патриарх исполнил их желание и прислал нового
митрополита, грека Феодора. Несмотря на восстановление права патриарха
присылать в Киев от себя митрополита, великие князья не отказывались от
права принимать только таких митрополитов, которые были им угодны. Так,
в 1164 году великий князь Ростислав Мстиславич возвратил назад
митрополита Иоанна, присланного патриархом без его воли; много труда и
даров стоило императору убедить Ростислава принять этого Иоанна; есть
известие, что великий князь отвечал императорскому послу: "Если патриарх
без нашего ведома вперед поставит в Русь митрополита, то не только не
приму его, но и постановим однажды навсегда - избирать и ставить
митрополитов епископам русским с повеления великого князя". После
неудачной попытки освободить русского митрополита из-под власти
константинопольского патриарха, видим неудачную попытку к освобождению
Северной Руси от церковного влияния Южной, к освобождению владимирского
епископа из-под власти киевского митрополита. В летописи встречаем
известие, что Андрей Боголюбский хотел иметь для Владимира-Залесского
особого митрополита и просил об этом константинопольского патриарха, но
тот не согласился. Князь покорился решению патриарха, но не хотел
покориться ему епископ Феодор, не хотел подчиниться киевскому
митрополиту на том основании, что он поставился в Константинополе от
самого патриарха, и когда князь Андрей стал уговаривать его идти в Киев
для получения благословения от митрополита, то Феодор затворил церкви во
Владимире. Андрей послал его насильно в Киев, где митрополит Константин
II, грек, решился неслыханною строгостию задавить попытку северного
духовенства к отложению от Киева: Феодора обвинили всеми винами и
наказали страшным образом. Вот самый рассказ летописца об этом: "В 1172
году сотворил бог и св. богородица новое чудо, в городе Владимире:
изгнал бог и св. богородица Владимирская злого, пронырливого и гордого
льстеца, лживого владыку Федорца, из Владимира от св. Богородицы церкви
златоверхой, и от всей земли Ростовской. Нечестивец этот не захотел
послушаться христолюбивого князя Андрея, приказывавшего ему идти
ставиться к митрополиту, в Киев, не захотел, но, лучше сказать, бог не
захотел его и св. богородица, потому что когда бог захочет наказать
человека, то отнимает у него ум. Князь был к нему расположен, хотел ему
добра, а он не только не захотел поставления от митрополита, но и церкви
все во Владимире затворил и ключи церковные взял, и не было ни звона, ни
пения по всему городу и в соборной церкви, в которой чудотворная матерь
божия, - и ту церковь дерзнул затворить, и так разгневал бога и св.
богородицу, что в тот же день был изгнан. Много пострадали люди от него:
одни лишились сел, оружия, коней, другие обращены были в рабство,
заточены, разграблены, и не только простые люди, но и монахи, игумены,
иереи; немилостивый был мучитель: одним головы рубил и бороды резал,
другим глаза выжигал и языки вырезывал, иных распинал по стене и мучил
немилостиво, желая исторгнуть от них имение: до имения был жаден как ад.
Князь Андрей послал его к митрополиту в Киев, а митрополит Константин
обвинил его всеми винами, велел отвести на Песий остров, где ему
отрезали язык, как злодею еретику, руку правую отсекли и глаза выкололи,
потому что хулу произнес на св. богородицу... Без покаяния пробыл он до
последнего издыхания. Так почитают бесы почитающих их: они довели его до
этого, вознесли мысль его до облаков, устроили в нем второго Сатаниила и
свели его в ад... Видя бог озлобление кротких людей своих Ростовской
земли, погибающих от звероядного Федорца, посетил, спас людей своих
рукою крепкою, мышцею высокою, рукою благочестивою царскою правдивого,
благоверного князя Андрея. Это мы написали для того, чтоб вперед другие
не наскакивали на святительский сан, но пусть удостоиваются его только
те, кого бог позовет". Из приведенного места летописи видно, что лежит в
основе обвинения: бесы вознесли мысль Феодора до облаков и устроили в
нем второго Сатаниила."Мы написали это, - говорится в заключении, - дабы
вперед никто не смел наскакивать на святительский сан". Во сколько
преступления Феодора преувеличены теми, которые могли желать обвинить
его всеми винами, - теперь решить трудно; для историка это явление
особенно замечательно как попытка епископа Северной Руси отложиться от
киевского митрополита.
Попытка эта не удалась: митрополит киевский продолжал поставлять
епископов во все епархии русской церкви, которых было 15 в описываемое
время; но как великие князья киевские позволяли константинопольскому
патриарху присылать к ним митрополитов только с их согласия, так и
князья других волостей не позволяли киевскому митрополиту назначать
епископов в их города по собственному произволу: так, например, когда в
1183 году митрополит Никифор поставил епископом в Ростов грека Николая,
то Всеволод III не принял его и послал сказать митрополиту: "Не избрали
его люди земли нашей, но если ты его поставил, то и держи его где
хочешь, а мне поставь Луку, смиренного духом и кроткого игумена св.
Спаса на Берестове". Митрополит сперва отказался поставить Луку, но
после принужден был уступить воле Всеволода и киевского князя Святослава
и посвятил его в епископы Суздальской земли, а своего Николая, грека,
послал в Полоцк; к грекам, как видно, не были вообще очень расположены,
что замечаем из отзыва летописца о черниговском епископе Антонии: "Он
говорил это на словах, а в сердце затаил обман, потому что был родом
грек". Таким образом, избрание епископов не принадлежало исключительно
митрополиту; но как же происходило это избрание? В Новгороде при
избрании епископа в совещании участвовали: князь, игумены, софьяны
(люди, принадлежавшие к ведомству Софийского собора), белое духовенство
(попы); в случае несогласия бросали жребий, и избранного таким образом
посылали к митрополиту на поставление; вот летописный рассказ об
избрании владыки Мартирия: "Преставился Гавриил, архиепископ
новгородский; новгородцы с князем Ярославом, с игуменами, софьянами и с
попами стали рассуждать, кого бы поставить на его место: одни хотели
поставить Митрофана, другие - Мартирия, третьи - грека; начались споры,
для прекращения которых положили в Софийской церкви на престоле три
жребия и послали с веча слепца вынуть их; вынулось Мартирию, за которым
немедленно послали в Русу, привезли и посадили во дворе св. Софии, а к
митрополиту послали сказать: поставь нам владыку. Митрополит прислал за
ним с великою честию, и пошел Мартирий в Киев с лучшими мужами, был
принят с любовию князем Святославом и митрополитом и посвящен в
епископы". В других областях выбор зависел большею частик) от воли
князя; так, читаем в летописи, что по смерти белгородского епископа
Максима великий князь Рюрик поставил на его место отца своего духовного
Адриана, игумена выдубицкого. Как старались иногда князья об избрании
епископов, указывает место из письма епископа Симона к печерскому монаху
Поликарпу: "Пишет ко мне княгиня Ростиславова, Верхуслава, хочет
поставить тебя епископом или в Новгород, на Антониево место, или в
Смоленск, на Лазарево место, или в Юрьев, на Алексеево место: пишет, что
если понадобится для этого раздать и тысячу гривен серебра, то не
пожалеет". Как при избрании епископов имели влияние то народ, то князь,
так точно восстание народа или неудовольствие князя могли быть причинами
низложения и изгнания епископов; мы видели пример, как однажды в
Новгороде простой народ выгнал владыку Арсения, потому что на дворе
долго стояла теплая погода; при этом слышались обвинения, что Арсений
выпроводил предшественника своего, владыку Антония в монастырь, а сам
сел на его место, задаривши князя; это обвинение указывает на сильное
влияние князя при избрании епископа даже в Новгороде; с другой стороны,
Всеволод III не хочет принять епископа Николая, потому что не избрали
его люди земли Суздальской; Ростислав Мстиславич в своей грамоте
говорит, что он привел епископа в Смоленск, сдумав с людьми своими. В
1159 году ростовцы и суздальцы выгнали своего епископа Леона; но по
другим известиям, виновником изгнания был князь Андрей Боголюбский
который возвратил потом изгнанного и снова изгнал.
Кроме права рукополагать епископов митрополит имел право суда и
расправы над ними: в 1055 г. новгородский епископ Лука Жидята по ложному
доносу на него осужден был митрополитом Ефремом и три года содержался в
Киеве до оправдания; ростовский епископ Нестор, оклеветанный своими же
домашними, лишен был на время епархии митрополитом Константином; наконец
мы видели поведение митрополита относительно владимирского епископа
Феодора. В важных случаях, например, при поставлении Клима Смолятича в
митрополиты, также особенно по поводу ересей и неправых толков,
созывались соборы в Киеве. Ереси в описываемое время были: ересь
павликиан или богомилов, которую пытался распространить на Руси монах
Адриан еще в 1004 году: Адриан, заключенный в темницу, отказался от
своего учения, но в 1123 году попытка была возобновлена каким-то
Дмитром, который, однако, был скоро сослан в заточение; в 1149 году
явился в Киев из Константинополя еретик Мартин, изложивший свое учение в
особой книге, носившей название "Правда". Семь лет распространял Мартин
свое учение в Киеве, успел привлечь на свою сторону не только множество
простого народа, но и многих из духовенства, пока наконец киевский собор
в 1157 году не осудил его учение; константинопольский собор подтвердил
решение киевского, и еретик был сожжен в Царе-граде. Мы упоминали уже о
епископе Леоне, изгнанном ростовцами и суздальцами; в северной летописи
под 1159 годом причиною изгнания приводятся то, что он разорял
священников умножением церквей. Под 1162 г. тот же летописец говорит о
начале ереси Леонтинианской: по его рассказу, епископ Леон не по правде
поставился епископом в Суздаль, потому что прежний суздальский епископ
Нестор был еще жив. Леон стал учить, что не должно есть мяса в
господские праздники, если они случатся в среду или пятницу, ни в
рождество господне, ни в крещенье; по этому случаю был сильный спор пред
князем Андреем и всеми людьми; Леона переспорили, но он отправился в
Константинополь для решения дела; здесь оспорил его Адриан, епископ
болгарский, пред императором Мануилом, причем Леон начал было говорить
против самого императора, слуги которого ударили Леона в шею и хотели
было утопить в реке; свидетелями всего этого были послы киевский,
суздальский, переяславский и черниговский. Иначе рассказывает дело южная
летопись под 1162 годом: по ее словам, князь Андрей Боголюбский выгнал
епископа Леона вместе с братьями своими и боярами отцовскими, желая быть
самовластием, потом епископа возвратил, покаялся в грехе своем,
возвратил, впрочем, в Ростов, а не в Суздаль, и держал его четыре месяца
на епископии; но после стал просить у него позволения есть мясо по
середам и по пятницам от Светлого воскресения до Всех святых; епископ не
позволил ему этого и был изгнан вторично, пришел в Чернигов к Святославу
Ольговичу; тот утешил его и отпустил в Киев к Ростиславу. Но этим дело
не кончилось: незадолго до взятия Киева войсками Андрея Боголюбского
печерский игумен Поликарп с братиею положили есть сыр, масло, яйца и
молоко во все господские праздники, если случатся в середу или пятницу.
На это соглашался Святослав, князь черниговский, и другие князья и
епископы, но митрополит запрещал, и были по этому случаю большие споры и
распри. Тогда великий князь Мстислав Изяславич положил созвать собор из
всех епископов, игуменов, священников и ученых монахов, и сошлось их до
полутораста. На соборе мнения разделились: одни держались митрополита,
между прочими два епископа, Антоний черниговский и Антоний
переяславский, другие - Поликарпа; но большая часть, не желая досаждать
ни митрополиту, ни князьям, отговаривались, что не в состоянии решить
этого вопроса и что положить так или иначе зависит от митрополита и от
игуменов в их монастырях; некоторые наконец думали, что надобно отослать
дело на решение патриарха. Андрей Боголюбокий писал к Мстиславу, что
надобно свергнуть митрополита, выбрать русским епископам нового и потом
рассмотреть дело беспристрастно на соборе, представляя, что зависимость
от патриарха константинопольского тяжела и вредна для Руси. Но князь
Мстислав, зная уже нерасположение к себе многих князей и боясь, с другой
стороны, раздражить и епископов, оставил дело без решения; но когда все
несогласные с митрополитом епископы разошлись, тогда митрополит с двумя
Антониями, черниговским и переяславским, осудили Поликарпа на заточение;
а князь Святослав Всеволодович черниговский выгнал из своего города
епископа Антония. Любопытно, что северный летописец во взятии и
опустошении Киева войсками Боголюбского видит наказание за грехи
киевлян, особенно за неправду митрополита, который запретил Поликарпа.
назад
вперед
первая страничка
домашняя страничка