О количестве народонаселения русских городов и волостей в описываемое
время  нет  показаний  в  источниках.  О  количестве  городов  в  разных
княжествах  можно  иметь  приблизительное понятие,  выбравши все местные
названия из летописи и распределивши их  приблизительно  по  княжествам.
Но, во-первых, нельзя предполагать, чтоб все имена местностей попадались
в летописях;  особенно этого нельзя сказать  о  княжествах,  далеких  от
главной сцены действия, - Полоцком, Смоленском, Рязанском, Новгородском,
Суздальском;  во-вторых,  нельзя  определить  из  летописи:  упоминаемая
местность  город  или  село?  В  Киевском  княжестве  можно насчитать по
летописи более 40 городов,  в Волынском столько же,  в Галицком -  около
40; в Туровском - более 10; в Черниговском с Северским, Курским и землею
вятичей - около 70;  в Рязанском - около 15; в Переяславском - около 40;
в Суздальском - около 20; в Смоленском - около 8; в Полоцком - около 16;
в Новгородском -  около  15,  следовательно  во  всех  Русских  областях
упоминается  слишком  300  городов.  Мы  знаем,  что  князья  тяготились
малочисленностию жителей в  волостях  своих  и  старались  населять  их,
перезывая  отовсюду народ;  но,  разумеется,  одним из главных средств к
населению было население пленниками  и  рабами  купленными:  так,  князь
Ярополк перевел народонаселение целого города (Друцка) из неприятельской
волости в свою;  в селах  княжеских  видим  народонаселение  из  челяди,
рабов.
   Но подле  старания  князей умножать народонаселение видим препятствия
для этого умножения; препятствия были политические (войны междоусобные и
внешние) и физические (голод, мор). Относительно междоусобных войн, если
мы в периоде времени от 1055 до  1228  года  вычислим  года,  в  которые
велись усобицы и в которые их не было,  то первых найдем 80,  а вторых -
93,  тринадцатью годами больше,  следовательно  круглым  числом  усобицы
происходили  почти  через  год,  иногда  продолжались  по 12 и по 17 лет
сряду. Это грустное впечатление ослабляется представлением об огромности
Русской государственной области и в то время и выводами,  что усобицы не
были  повсеместные;  так,  оказывается,   что   Киевское   княжество   в
продолжение  означенного  времени  было  местом  усобиц не более 23 раз,
Черниговское - не более 20, Волынское - 15, Галицкое до смерти Романовой
- не более 6,  Туровское - 4, Полоцкое - 18, Смоленское - 6, Рязанское -
7,  Суздальское - 11,  Новгородское - 121. Но если вред, который терпели
русские волости от усобиц,  значительно уменьшается в наших глазах после
означенных выводов,  то,  с другой  стороны,  мы  не  должны  впадать  в
крайность   и   уже   слишком   уменьшать   этот  вред.  Так,  некоторые
исследователи замечают,  что "войска обыкновенно  было  немного;  жители
путей должны были,  разумеется,  доставлять ему продовольствие, которого
было везде в изобилии,  - а больше взять  с  них,  говоря  вообще,  было
нечего;  жившие по сторонам могли быть спокойными".  Положим, что войска
русского было немного;  но не должно забывать,  что  с  русским  войском
почти    постоянно    находились    толпы   половцев,   славных   своими
грабительствами;  быть  может,   кроме   продовольствия,   с   сельского
народонаселения и нечего было более взять,  но враждебное войско брало в
плен самих жителей - в этом состояла главная добыча, били стариков, жгли
жилища; по тогдашним понятиям воевать значило опустошать, жечь, грабить,
брать в плен;  Мстислав Мстиславич,  посылая в 1216 году  новгородцев  в
зажитие  в  свою  Торопецкую волость,  наказывает:  "Ступайте в зажитие,
только голов (людских) не берите".  Если войску нужно  было  наказывать,
чтоб  оно  не  брало  пленников  в союзной стране,  то понятно,  как оно
поступало в волости неприятельской.  Несправедливо также замечание,  что
князья воевали друг с другом, а не против народа, что они хотели владеть
теми городами,  на которые нападали,  следовательно не могли  для  своей
собственной пользы разорять их.  Князья воевали друг с другом, но войско
их,  преимущественно половцы,  воевали против народа, потому что другого
образа   ведения   войны   не   понимало;   Олег  Святославич  добивался
Черниговской  волости,  но,  добившись  ее,  позволил  союзникам   своим
половцам  опустошать  эту  волость;  в  1160  году половцы,  приведенные
Изяславом Давыдовичем на Смоленскую волость,  вывели оттуда больше 10000
пленных,  не  считая  убитых;  поход  Изяслава Мстиславича на Ростовскую
землю (1149 г.) стоил последней 7000 жителей.
   Кроме постоянного участия в усобицах княжеских,  половцы  и  сами  по
себе   нередко   пустошили   русские   волости;  летопись  указывает  37
значительнейших  половецких  нападений,  но,  видно,  были  другие,   не
записанные  подробно по порядку.  Черниговское и Переяславское княжество
страшно страдали:  Святослав Ольгович черниговский говорит,  что у  него
города  пустые,  живут в них только псари да половцы;  Владимир Глебович
переяславский говорит,  что его волость  пуста  от  половцев;  Киевскому
княжеству  также  много  доставалось от них,  а Волынскому,  Туровскому,
Полоцкому и Новгородскому доставалось много от литвы и чуди,  особенно в
последнее время;  в первые 28 лет XII века упоминается 8 раз о литовских
нашествиях;  но до нас не дошло Полоцкой летописи,  и потому  о  сильных
опустошениях,  какие  Полоцкое княжество терпело от литвы,  можем судить
только из известий немецких летописцев и Слова о  полку  Игореву;  можно
думать,  что Рязанское и Муромское княжества терпели также от половцев и
других  окружных  варваров;  спокойнее  всех  и  относительно  усобиц  и
относительно   варварских   нападений  было  княжество  Ростовское,  или
Суздальское,  явление,  на которое  нельзя  не  обратить  внимания:  это
обстоятельство  не  только  содействовало  сохранению  народонаселения в
Суздальской области, но могло также побуждать к переселению в нее народа
из других,  более опасных мест. Итак, если из 93 мирных лет относительно
усобиц  исключим  45  важнейших,  записанных  нашествий   половецких   и
литовских,  то немного останется времени, в которое какая-нибудь волость
не терпела бы от опустошений.
   При бедствиях политических упоминаются и бедствия физические - голод,
мор.  Относительно юга, обильной хлебом Малороссии мы не можем встречать
в летописи частых жалоб  на  неурожаи;  встречаем  известие  о  неурожае
мимоходом,  например  в 1193 году киевский князь Святослав говорит,  что
нельзя  идти  в  поход  на  половцев,  потому  что  жито  не   родилось;
разумеется,  голод  мог происходить,  когда нашествия иноплеменников или
усобицы прекращали  полевые  работы,  но  это  же  самое  обстоятельство
уменьшало и число потребителей,  ибо неприятель бил жителей, уводил их в
плен. Относительно Ростовской области летописец упоминает о неурожае под
1070 годом. Чаще страдала от голода Новгородская область: под 1127 годом
читаем,  что снег лежал до Яковлева дня,  а на осень мороз побил хлеб, и
зимою  был  голод,  осмина ржи стоила полгривны;  в следующем году также
голод:  люто было,  говорит летописец,  осмина ржи стоила гривну,  и ели
люди  лист липовый,  кору березовую,  насекомых,  солому,  мох,  конину,
падали мертвые от голода, трупы валялись по улицам, по торгу, по путям и
всюду,  наняли  наемщиков  возить мертвецов из города,  от смрада нельзя
было выйти из дому,  печаль,  беда на всех!  Отцы и матери сажали  детей
своих на лодки,  отдавали даром купцам, одни перемерли, другие разошлись
по чужим землям.  Под 1137 годом все лето большая осминка продавалась по
семи  резань;  эта дороговизна произошла вследствие прекращения подвозов
из окрестных земель - Суздальской,  Смоленской,  Полоцкой - ясный  знак,
что  Новгород  не  мог  пробавляться своим хлебом.  В 1161 году все лето
стояла ясная погода,  жито погорело,  а осенью мороз побил яровое,  зима
была теплая с дождем,  вследствие чего покупали малую кадку по семи кун:
великая скорбь была в людях и нужда, говорит летописец. В 1170 году кадь
ржи продавалась в Новгороде по 4 гривны, а хлеб по две ногаты, мед по 10
кун пуд;  как  видно,  впрочем,  эта  дороговизна  произошла  вследствие
опустошения  волости войсками Боголюбского и прекращения торговых связей
с Суздальскою землею.  В 1188 году покупали хлеб по 2 ногаты, а кадь ржи
по 6 гривен; наконец, в 1215 году сильный голод и мор вследствие осенних
морозов и того,  что князь Ярослав остановил  подвоз  хлеба  из  Торжка.
Таким образом,  от 1054 до 1228 года летописец упоминает только семь раз
о голоде и дороговизне. О сильной смертности летопись упоминает под 1092
годом  на юге:  в Полоцке люди поражались вдруг какою-то язвою,  которую
современники приписали ударам мертвецов (навья),  ездивших  по  воздуху;
язва  эта началась от Друцка;  летом стояла ясная погода,  боры и болота
загорались сами,  и на  всем  юге  много  умирало  народу  от  различных
болезней:  продавцы гробов (должно быть, в Киеве) сказывали, что продали
от Филиппова  дня  до  масляницы  7000  гробов.  Новгородский  летописец
упоминает  о  сильном  море  и  скотском  падеже в своем городе под 1158
годом;  погибло много людей, лошадей и рогатого скота, так что от смрада
нельзя было пройти до торгу сквозь город ни по рву, ни на поле; под 1203
годом упоминается также о сильном конском падеже в Новгороде и по селам.
Суздальский летописец упоминает о сильной смертности под 1187 годом:  не
было ни одного двора без больного,  а на ином дворе некому было  и  воды
подать.  О врачебных пособиях при этих случаях мы не встречаем известий,
хотя лекаря были в России:  в Русской Правде упоминается о плате лекарю;
в  житии  св.  Агапита  Печерского  читаем,  что в его время был в Киеве
знаменитый врач армянин,  которому стоило только взглянуть на  больного,
чтоб узнать день и час смерти его;  св. Агапит лечил больных травами, из
которых приготовлял себе кушанье;  армянин,  взглянувши  на  эти  травы,
назвал  их александрийскими,  причем святой посмеялся невежеству его.  У
князя Святослава (Святоши) Давыдовича черниговского был искусный лекарь,
именем  Петр,  родом  из  Сирии.  Мы  видели,  что  разбитого  параличом
Владимирка галицкого положили в укроп;  но что  такое  укроп?  трава  ли
этого имени или теплая ванна? ибо теплая вода называется также укропом.
   Таковы были  пособия  и  препятствия  к  умножению народонаселения на
обширной  Северо-Восточной  равнине,  относительно  пространства  своего
очень  скудно населенной.  По смерти Ярослава I границы русских владений
не  распространялись  более  на  запад,   юг   и   юго-восток;   усобицы
препятствовали распространению на счет Венгрии, Польши, Литвы; напротив,
Русь должна была уступить свои владения в прибалтийских областях немцам;
на  юге и юго-востоке усобицы и половцы мешали распространению;  видим и
здесь потери,  ибо Тмутаракань не  принадлежит  более  Руси;  оставалась
только  одна  сторона - северо-восток,  куда можно было распространяться
беспрепятственно:от разрозненной,  дикой чуди  не  могло  быть  сильного
сопротивления;  притом же северо-восточная русская волость, Суздальская,
по известным  причинам  была  способнее  всех  других  к  наступательным
движениям;  а,  с  другой  стороны,  новгородцев манила на северо-восток
выгодная мена с туземцами  и  богатый  ясак  серебром  и  мехами.  Таким
образом, мы видим русские владения по Северной Двине, Каме; новгородские
отряды доходят до Уральского  хребта.  Но  мы  должны  заметить,  что  с
большою  осторожностию  должно говорить об обширной Новгородской области
от Финского залива до Уральских гор, ибо избиение новгородских сборщиков
ясака  за  Волоком  и  Ядреев  поход  на Югру показывают всю непрочность
тамошних отношений;  притом  жене  одни  новгородцы  имели  владения  за
Волоком;  не забудем, что там были и суздальские смерды (подданные), что
Устюг принадлежал  ростовским  князьям.  Верно  одно,  что  новгородская
колония  Вятка,  хотя  изначала  независимая  от митрополии,  является в
Прикамской  области  и  что  суздальские  князья   построением   Нижнего
Новгорода   в   земле   Мордовской   закрепляют   за  собою  устье  Оки;
следовательно,  относительно границ государственной области  описываемое
время  характеризуется  потерями  на  западе  и  юге и приобретениями на
севере и востоке: все указывает на главный путь исторического движения.
   Сосредоточению народонаселения  в  известных  местах   способствовала
выгода   этих   мест   относительно  торговли.  Великим  торговым  путем
Северо-Восточной равнины был водный путь из Балтийского моря  в  Черное,
отсюда  самыми  важными  торговыми  городами на Руси должны были явиться
города,  находившиеся на двух концах  этого  пути  -  Новгород,  складка
товаров северных, и Киев, складка товаров южных. Новгородские купцы сами
производили  заграничную  торговлю  со  странами,  лежащими  по  берегам
Балтийского  моря:  так,  мы  видели,  что  в  1142 году шведы напали на
гостей,  возвращавшихся  из-за  моря,  то  же   самое   доказывается   и
свидетельствами иностранными;  иностранные купцы, с другой стороны, жили
постоянно в Новгороде;  до нас дошел договор  новгородцев  с  немцами  и
готландцами,  заключенный  при  князе  Ярославе Владимировиче около 1195
года.  Из этого договора,  равно как  из  некоторых  других  иностранных
известий, можно иметь довольно подробное понятие об иностранной торговле
в Новгороде.  Немецкие купцы, приезжавшие торговать сюда, разделялись на
гильдию морских и гильдию сухопутных купцов; на это разделение указывает
и наша летопись, говоря, что варяги приходили и горою (сухим путем, 1201
г.).  Как  те,  так  и  другие  делились еще на зимних и летних,  зимние
приезжали осенью,  вероятно, по последнему пути, и зимовали в Новгороде;
весною  они  отъезжали  за  море,  и  на  смену им приезжали летние.  По
упомянутому договору, если убьют новгородского посла, заложника или попа
за морем и немецкого в Новгороде,  то 20 гривен серебра за голову;  если
же убьют купца,  - то 10 гривен. Если мужа свяжут без вины, то 12 гривен
за  бесчестье старыми кунами.  Если ударят мужа оружием или колом,  то 6
гривен за рану старыми кунами.  Если ударят жену или дочь мужа, то князю
40 гривен старыми кунами и столько же обиженной. Если кто сорвет с чужой
жены или дочери головной убор и явится простоволосая, то 6 гривен старых
за  бесчестье.  Если будет тяжба без крови,  сойдутся свидетели,  русь и
немцы,  то бросать жребий: кому вынется, те идут к присяге и свою правду
возьмут.  Если варяг на русине или русин на варяге станет искать денег и
должник запрется,  то при 12 свидетелях идет к присяге и  возьмет  свое.
Немца в Новгороде,  а новгородца в немецкой земле не сажать в тюрьму, но
брать свое у виноватого. Кто рабу подвергнет насилиям, но не обесчестит,
за обиду гривна; если же обесчестит, то свободна себе.
   Принимая к  себе  иностранных  гостей,  сами  отправляясь за море для
торговли и любя приобретать чужое  серебро,  а  не  отдавать  своего  за
иностранные  товары,  новгородцы  должны были стараться скупать в других
странах  товары,  которые  потом  могли   с   выгодою   сбывать   гостям
забалтийским.  Понятно,  почему  они  пробирались все дальше и дальше на
северо-восток,  к хребту Уральскому,  получая там ясак мехами,  имевшими
большую  ценность  в  их  заграничной  торговле,  но  области собственно
русские,  внутренние,  были  также  богаты  мехами  и   другими   сырыми
произведениями,  а  в  Киеве  была  складка  товаров греческих,  которые
новгородцы  могли  скупать  там  и   потом   с   выгодою   отпускать   в
Северо-Западную  Европу.  Вот почему мы видели,  что новгородцы живали в
большом числе в Киеве,  где у них была  своя  церковь  или  божница  св.
Михаила,   которая,  как  видно,  была  около  торговой  площади.  Много
новгородских купцов  бывало  всегда  и  в  Суздальской  волости;  Михаил
черниговский,  отправляясь из Новгорода,  выговаривает,  чтоб новгородцы
пускали к нему гостей в Чернигов.
   О важности греческой торговли,  средоточием которой был Киев,  нам не
нужно  много  распространяться  после  того,  что было сказано о ней при
обозрении начального  периода:  известный  путешественник  жид  Вениамин
Тудельский нашел русских купцов и в Константинополе, и в Александрии. Но
любопытно,  что летописец нигде  не  упоминает  о  пребывании  греческих
купцов  в  Киеве,  тогда  как ясно говорит о пребывании купцов западных,
латинских;  очень вероятно,  что греки сами редко пускались  на  опасное
плавание  по  Днепру  чрез  степи,  довольствуясь продажею своих товаров
русским  купцам  в  Константинополе;  Вениамин  Тудельский   говорит   о
византийцах,  что  они  любят наслаждаться удовольствиями,  пить и есть,
сидя каждый под виноградом своим и под смоковницею своею. Из слов Кузьмы
Киянина,  плакавшегося над трупом Андрея Боголюбского, узнаем, что гости
из  Константинополя  приходили  иногда  и  во  Владимир  Залесский;   но
Плано-Карпини  также говорит,  что в Киев и после монгольского нашествия
приезжали купцы из Константинополя,  и, однако же, эти купцы сказываются
италианцами.  Из иностранных известий видно, что в Киеве живали купцы из
Регенсбурга,  Эмса,  Вены. Нельзя предполагать, чтоб в описываемое время
пресеклись  торговые  сношения  с  Востоком:  под  1184 годом в летописи
встречаем известие,  что князья наши,  отправившись в поход на половцев,
встретили на дороге купцов,  ехавших из земли Половецкой.  Мы не думаем,
чтоб  здесь  непременно  нужно   было   предполагать   русских   купцов,
торговавших  с  половцами:  купцы  эти  легко  могли быть иностранные из
восточных  земель,  шедшие  в  Киев,  чрез  Половецкие  степи.   Наконец
путешественники  XIII века указывают на берегу Черного и Азовского морей
города,  служившие средоточием торговли между Россиею и Востоком:  монах
Бенедикт,  спутник Плано-Карпини,  говорит, что в город Орнас в старину,
до  разорения  его  татарами,  стекались  купцы  русские,   аланские   и
козарские;  Рубруквис говорит,  что к Солдайе, городу, лежащему на южном
берегу Тавриды,  против Синопе,  пристают все купцы,  идущие из Турции в
северные страны, и, наоборот, сюда же сходятся купцы, идущие из России и
северных  стран  в  Турцию.  Кроме  новгородцев  и  киевлян  заграничную
торговлю производили также жители Смоленска,  Полоцка и Витебска;  об их
торговле мы узнаем из договора смоленского князя Мстислава Давыдовича  с
Ригою и Готским берегом в 1229 году.  Из слов договора видно, что доброе
согласие между смольнянами и немцами было нарушено по какому-то случаю и
для  избежания  подобного  разлюбья,  чтоб  русским  купцам  в Риге и на
Готском береге,  а немецким в Смоленской волости любо было и добросердье
во веки стояло,  написана была правда,  договор. Условились: за убийство
вольного человека платить 10 гривен серебра,  а  за  холопа  гривну,  за
побои холопу гривну кун; за повреждение частей тела 5 гривен серебра, за
вышибенный зуб 3 гривны;  за удар деревом до крови  1  1/2  гривны,  кто
ударит по лицу, схватит за волосы, ударит батогом - платить без четверти
гривну серебра,  за рану без  повреждения  тела  платить  1  1/2  гривны
серебра;  священнику и послу платится вдвое за всякую обиду.  Виноватого
можно посадить в колодку,  тюрьму или железы только в том случае,  когда
не  будет  по  нем  поруки.  Долги  выплачиваются  прежде  иностранцами;
иностранец не может выставить  свидетелем  одного  или  двоих  из  своих
единоземцев;  истец  не  имеет  права  принудить  ответчика  к испытанию
железом или вызвать на поединок;  если кто застанет иностранца  у  своей
жены,  то  берет  за позор 10 гривен серебра;  то же платится за насилие
свободной женщине, которая не была прежде замечена в разврате. Как скоро
волоцкий тиун услышит, что немецкий гость приехал на Волок (между Двиною
и Днепром), то немедленно шлет приказ волочанам, чтоб перевезли гостей с
товарами  и заботились о их безопасности,  потому что много вреда терпят
смольняне  от  поганых  (литовцев);  немцам  кидать  жребий,  кому  идти
наперед,  если же между ними случится русский гость, то ему идти назади.
Приехавши в город,  немецкий гость должен дать княгине постав полотна, а
тиуну  волоцкому рукавицы перстовые готские (перчатки);  в случае гибели
товара при перевозе отвечают все  волочане.  Торгуют  иностранные  купцы
безо  всякого препятствия;  беспрепятственно же могут отъехать с товаром
своим и в  другой  город.  Товар,  взятый  и  вынесенный  из  двора,  не
возвращается.  Истец  не может принудить ответчика идти на чужой суд,  а
только к князю смоленскому;  к иностранцу нельзя приставить сторожа,  не
известив  прежде  старшину;  если  кто объявит притязание на иностранный
товар,  то не может схватить его силою,  но должен вести  дело  судебным
порядком  по законам страны.  За взвешивание товара платится весовщику с
24 пудов куна смоленская.  При покупке драгоценных металлов немец платит
весовщику  за  гривну  золота  ногату,  за гривну серебра две векши,  за
серебряный сосуд от  гривны  куну,  при  продаже  не  платит;  когда  же
покупает  вещи  на  серебро,  то  с  гривны вносит куну смоленскую.  Для
поверки весов хранится одна капь в церкви Богородицы на горе, а другая в
немецкой церкви Богородицы,  с этим весом и волочане сверяют пуд, данный
им немцами.  Иностранцы торгуют безмытно; они не обязаны ездить на войну
вместе  с  туземцами,  но если захотят - могут;  если иностранец поймает
вора у своего товара,  то может сделать с ним все, что хочет. Иностранцы
не платят судных пошлин ни у князя, ни у тиуна, ни на суде добрых мужей.
Епископ рижский, магистр Ордена и все волостели Рижской земли дали Двину
вольную от устья до верху, по воде и по берегу, всякому гостю рижскому и
немецкому,  ходящему вниз и вверх.  Если случится с ним какая  беда,  то
вольно  ему  привезти  свой  товар  к  берегу,  и если принаймет людей в
помочь, то не брать с него больше того, сколько сулил при найме.

назад
вперед
первая страничка
домашняя страничка