Усобицы заняли все внимание князей в княжение Ярополково,  и не  было
походов на врагов внешних:  половцы опомнились от ударов,  нанесенных им
при Мономахе и Мстиславе, и опять получили возможность пустошить Русскую
землю;  в  1138  году они опустошили Курскую волость;  союзные отряды их
являлись  даже  в  области  Новгородской.  Чудь  также   воспользовалась
смутами, возникшими в Новгороде, и не только перестала платить дань, но,
собравшись,  овладела Юрьевым и перебила тамошних жителей.  В 1133  году
Всеволод по вторичном утверждении в Новгороде предпринимал поход на чудь
и отнял у ней опять Юрьев.
   В 1139 году умер Ярополк. В летописи замечаем сильную привязанность к
этому  князю,  который  напоминал  народу отца своего мужеством,  славою
удачных походов на половцев и,  как видно,  нравственными качествами. Мы
видели, что излишняя отвага, самонадеянность были гибельны при Супое для
Ярополка и всего его племени; мы видели также, что несчастный уговор его
с  старшим братом был причиною усобиц,  раздиравших Русскую землю во все
время его старшинства;  но прежде,  нежели станем  обвинять  Ярополка  в
недостатке  уменья  или  твердости,  вспомним о неопределенности родовых
отношений, о слабой подчиненности младших членов рода старшему, особенно
когда  старший  был не отец и даже не дядя,  но брат,  и то не самый уже
старший;  младшие братья  и  племянники  считали  себя  в  полном  праве
вооруженною рукою противиться распоряжениям старшего,  если им казалось,
что  эти  распоряжения  клонятся  к   их   невыгоде;   мы   видели   всю
затруднительность  положения Ярополкова:  что ему было делать с странным
Вячеславом,  который двигался из одной волости  в  другую,  и  стал,  по
летописи,  главным  виновником  усобицы?  В народе видели это несчастное
положение великого князя,  его благонамеренность и  потому  не  утратили
прежней любви к благоверной отрасли знаменитого Мономаха.
   По смерти Ярополка преемником его на старшем столе был по всем правам
брат его Вячеслав, который вступил в Киев беспрепятственно. Но как скоро
Всеволод  Ольгович  узнал  о  смерти Ярополка и что в Киеве на его месте
сидит Вячеслав,  то немедленно собрал небольшую дружину  и  с  братьями,
родным  Святославом  и  двоюродным  Владимиром  Давидовичем,  явился  на
западной стороне Днепра и занял Вышгород;  отсюда, выстроив полки, пошел
к  Киеву,  стал  в  Копыреве  конце  и начал зажигать дворы в этой части
города,  пославши сказать Вячеславу:  "Иди добром  из  Киева".  Вячеслав
отправил к нему митрополита с таким ответом:  "Я,  брат,  пришел сюда на
место братьев своих,  Мстислава и Ярополка,  по завещанию  наших  отцов;
если же ты,  брат, захотел этого стола, оставя свою отчину, то, пожалуй,
я буду меньше тебя,  пойду в прежнюю  свою  волость,  а  Киев  тебе",  и
Всеволод  вошел  в  Киев  с честию и славою великою,  говорит летописец.
Таким  образом  Ольговичу,  мимо  старого,  отцовского  обычая,  удалось
овладеть старшим столом. Какие же были причины такого странного явления?
Каким образом Мономаховичи позволили Святославову внуку занять  Киев  не
по  отчине?  В  это  время племя Мономахово было в самом затруднительном
положении,  именно было без главы,  и  вражда  шла  между  его  членами.
Старшим  в  этом племени оставался Вячеслав;  но мы видели его характер,
делавший  его  неспособным  блюсти  выгоды  рода,  поддерживать  в   нем
единство,  наряд.  Деятельнее,  способнее  его был следующий брат,  Юрий
ростовский, но, как младший, он не мог действовать от своего имени, мимо
Вячеслава;  притом  его  мало  знали  на  юге,  а  это  было очень важно
относительно народонаселения;  да и когда узнали его,  то нашли,  что он
мало  похож  на  отца своего и двух старших братьев.  Добрым князем слыл
последний Мономахович - Андрей,  но,  как самый младший, он также не мог
действовать  в  челе племени.  Князь,  который по своим личным доблестям
один мог быть представителем Мономахова племени для народа,  -  это  был
Изяслав  Мстиславич владимиро-волынский,  теперь старший сын старшего из
Мономаховичей:  необыкновенно храбрый,  щедрый к дружине,  приветливый к
народу,  Изяслав  был образцом князя,  по тогдашним понятиям,  напоминал
народу своего знаменитого деда и был потому в  его  глазах  единственною
отраслию  доброго  племени.  Но мы видели,  как Изяслав был поставлен во
враждебные отношения к старшим членам рода,  к дядьям своим,  от которых
не мог ждать ничего хорошего ни для себя,  ни для детей своих. Находясь,
с одной стороны,  во вражде с родными дядьми,  с другой - Изяслав был  в
близком свойстве со Всеволодом Ольговичем,  который был женат на старшей
его сестре,  и,  по тогдашним понятиям, как старший зять, заступал место
старшего брата и отца.  Всеволод видел,  что только вражда между членами
Мономахова племени могла доставить  ему  старшинство,  и  потому  спешил
привлечь  на свою сторону самого доблестного из них,  Изяслава,  что ему
было легко сделать по близкому свойству и  по  прежним  связям:  он  мог
хвалиться пред Изяславом,  что только благодаря ему тот мог помириться с
дядьми и получить  от  них  хорошую  волость.  По  некоторым  известиям,
Всеволод  послал  сказать Изяславу:  "После отца твоего Киев принадлежит
тебе (это мог сказать Всеволод,  выгнавший дядю); но дядья твои не дадут
тебе в нем сесть; сам знаешь, что и прежде вас отовсюду выгоняли, и если
б не я,  то никакой волости вам бы не досталось,  поэтому теперь я  хочу
Киев взять, а вас буду держать как родных братьев и не только теперь дам
вам хорошие волости,  но по смерти моей Киев отдам тебе;  только  вы  не
соединяйтесь с дядьми своими на меня".  Изяслав согласился,  и утвердили
договор крестным  целованием.  Этим  только  известием  можно  объяснить
равнодушие киевлян при занятии Ольговичем их города, тогда как они могли
с успехом сопротивляться  его  малой  дружине.  Без  сомнения,  Всеволод
явился  к Киеву с такими ничтожными силами,  зная,  что сопротивления не
будет.  Но,  уладивши  дело  относительно  шурьев  своих,  Мстиславичей,
Всеволод  должен  был  улаживаться  с  собственным  племенем,  родными и
двоюродными братьями - Ольговичами и Давыдовичами.  Чтоб иметь себе и  в
тех  и  в  других  помощь при овладении Киевом,  Всеволод,  по известиям
летописи,  родному Игорю  и  двоюродному  Владимиру  обещал  после  себя
Чернигов, но, севши в Киеве, отдал Чернигов Владимиру Давыдовичу и таким
образом перессорил родных братьев с двоюродными.  Но  по  другим,  очень
вероятным  известиям,  он  обещал,  что  как  скоро овладеет Киевом,  то
выгонит Мономаховичей из их волостей,  которые отдаст родным братьям,  а
двоюродные  останутся  в  Чернигове;  боясь же теперь действовать против
Мономаховичей,  чтоб не заставить их соединиться против себя,  он не мог
сдержать обещания родным братьям и рад был, перессорив их с двоюродными,
иначе трудно себе представить,  чтобы он мог с успехом обмануть братьев,
обещая всем одно и то же.
   Несмотря, однако,  на  все  хитрости Всеволода и на то,  что он хотел
сначала щадить Мономаховичей,  только разъединяя их, последние не хотели
спокойно уступать ему старшинства.  Первый, как следовало ожидать, начал
Юрий: он приехал в Смоленск к племяннику Ростиславу Мстиславичу, который
был  всегда почтителен к дядьям и потому мог быть посредником между ними
и братьями своими.  Из летописи можно заключить,  что  переговоры  между
Мономаховичами  сначала  шли  успешно,  потому  что  когда Всеволод стал
делать им мирные предложения,  а Изяслава Мстиславича звал к себе в Киев
на  личное  свидание,  то  Мономаховичи  не захотели вступать с ним ни в
какие соглашения,  продолжали пересылаться между собою, сбираясь идти на
него ратью.  Тогда Всеволод решился предупредить их,  напасть на каждого
поодиночке,  отнять волости и раздать их братьям по уговору; он надеялся
на свою силу,  говорит летописец,  сам хотел всю землю держать. Пославши
двоюродного брата своего, Изяслава Давыдовича, и галицких князей, внуков
Ростиславовых,  с  половцами на Изяслава волынского и дядю его Вячеслава
туровского, Всеволод сам с родным братом Святославом пошел к Переяславлю
на  Андрея.  Он  хотел  посадить  здесь Святослава и,  ставши на Днепре,
послал сказать Андрею:  "Ступай в  Курск".  Согласиться  Андрею  на  это
требование,  взять  незначительную,  отдаленную  Черниговскую  волость и
отдать во враждебное племя  Переяславль,  стол  дедовский  и  отцовский,
значило  не только унизить себя,  но и нанести бесчестье целому племени,
целой линии Мономаховой,  ОТняв у нее то  значение,  те  преимущества  и
волости,  которые были утверждены за нею Владимиром и двумя старшими его
сыновьями;  Ольговичи  были  исключены  из  старшинства,   должны   были
ограничиться   одними   черниговскими  волостями,  вследствие  чего  все
остальные русские волости стали исключительно отчиною  Мономаховичей,  а
теперь  Ольговичи насилием,  мимо отцовского обычая,  хотят отнять у них
полученные от отца волости и дать вместо их свои  черниговские,  худшие!
Вспомним,  как  после  члены  родов  боялись  занять какое-нибудь место,
которого не занимали их старшие,  чтоб не нанести порухи роду, и для нас
не удивителен будет ответ Андрея; подумавши с дружиною, он велел сказать
Всеволоду:  "Лучше мне умереть с дружиною на своей отчине и дедине,  чем
взять курское княжение; отец мой сидел не в Курске, а в Переяславле, и я
хочу на своей отчине умереть;  если же тебе,  брат,  еще мало  волостей,
мало  всей Русской земли,  а хочешь взять и эту волость,  то убей меня и
возьми ее,  а живой не пойду из своей волости.  Это не в диковину  будет
нашему роду; так и прежде бывало: разве Святополк не убил Бориса и Глеба
за волость? Но сам долго ли пожил? И здесь жизни лишился, да и там вечно
мучится".  Всеволод  не  пошел  сам к Переяславлю,  но послал туда брата
Святослава,  который встретился на дороге с  дружиною  Андреевою  и  был
разбит:  победители  гнались  за  ними до места Корани,  далее Андрей не
велел преследовать.  На другой день Всеволод помирился  с  переяславским
князем - на каких условиях неизвестно: вероятно, Андрей обещался отстать
от союза с своими,  признать старшинство Всеволода, а тот - оставить его
в Переяславле. Андрей уже поцеловал крест, но Всеволод еще не успел, как
в ночь загорелся Переяславль. Всеволод не воспользовался этим несчастием
и  послал  на  другой  день  сказать  Андрею:  "Видишь,  я еще креста не
целовал, так, если б хотел сделать тебе зло, мог бы; бог мне давал вас в
руки,  сами зажгли свой город; что мне было годно, то б я и мог сделать;
а теперь ты целовал крест;  исполнишь свою клятву - хорошо, не исполнишь
- бог тебе будет судья".  Помирившись с Андреем,  Всеволод пошел назад в
Киев.
   Между тем война шла  на  западе:  сначала  войско,  посланное  против
Изяслава  ко  Владимиру,  дошедши  до реки Горыни,  испугалось чего-то и
возвратилось назад;  потом галицкие  князья  призвали  к  себе  Изяслава
Мстиславича  для  переговоров,  но не могли уладиться:  быть может,  они
хотели воспользоваться затруднительным  положением  волынского  князя  и
распространить  свою  волость  на его счет.  Поляки,  помогая Всеволоду,
повоевали Волынь;  Изяслав Давыдович - Туровскую волость; но дело этим и
кончилось:  и  дядя  и  племянник  остались  на своих столах.  С севера,
однако,  не было сделано никаких движений в их пользу, ни из Суздаля, ни
из  Смоленска;  Юрий,  будучи  в последнем городе,  послал к новгородцам
звать их на Всеволода;  но  те  не  послушались,  и  сын  его  Ростислав
прибежал  из  Новгорода  к отцу в Смоленск;  тогда Юрий,  рассердившись,
возвратился назад в Суздальскую область и оттуда захватил у  новгородцев
Торжок  -  вот  единственная  причина,  которую  находим  в летописи для
объяснения недеятельности Юрия;  Ростислав один  не  отважился  идти  на
помощь   к  своим,  которые,  будучи  предоставлены  собственным  силам,
принуждены были отправить послов ко Всеволоду с  мирными  предложениями;
Всеволод  сперва  было  не  хотел  заключать  мира  на  предложенных ими
условиях,  но потом рассудил,  что ему нельзя  быть  без  Мономаховичей,
согласился  на  их  условия  и  целовал  крест.  Какие были эти условия,
летописец  не  говорит;  как  видно,  договорились,  чтобы  каждому   из
Мономаховичей  остаться при своих волостях.  Почему Всеволод думал,  что
ему нельзя обойтись без Мономаховичей,  довольно ясно: при черниговской,
галицкой и польской помощи ему не удалось силою лишить волости ни одного
из них;  несмотря на то что южные были оставлены северными,  действовали
порознь, только оборонительно, народное расположение было на их стороне.
   Мономаховичи были  разъединены  враждою,  чем  единственно и держался
Всеволод в Киеве; но зато и между Ольговичами была постоянная размолвка.
Святослав  Ольгович,  призванный  в другой раз в Новгород,  опять не мог
ужиться с его жителями и бежал оттуда в Стародуб;  Всеволод вызвал его к
себе в Киев, но братья не уладились о волостях; Святослав пошел в Курск,
которым  владел  вместе  с  Новгородом-Северским;  чем  владел  Игорь  -
неизвестно;   потом   скоро  Всеволод  дал  Святославу  Белгород.  Игорь
продолжал враждовать с Давыдовичем за Чернигов, ходил на него войною, но
заключил мир.  Смерть Андрея Владимировича переяславского, случившаяся в
1142 г.,  подала повод к новым перемещениям  и  смутам:  Всеволоду,  как
видно,  неловко было сидеть в Киеве, окруженном со всех сторон волостями
Мономаховичей,  и потому он послал  сказать  Вячеславу  туровскому:  "Ты
сидишь  в  Киевской  волости,  а она мне следует:  ступай в Переяславль,
отчину свою". Вячеслав не имел никакого предлога не идти в Переяславль и
пошел;   а  в  Typoвe  посадил  Всеволод  сына  своего  Святослава.  Это
распоряжение должно было озлобить  Ольговичей,  тяжко  стало  у  них  на
сердце,  говорит  летописец:  волости  дает  сыну,  а  братьев  ничем не
наделил.  Тогда Всеволод позвал к себе рядиться всех братьев,  родных  и
двоюродных;  они пришли и стали за Днепром: Святослав Ольгович, Владимир
и Изяслав Давыдовичи - в Ольжичах,  а Игорь - у Городца;  прямо в  Киев,
следовательно, не поехали, вели переговоры через Днепр; Святослав поехал
к Игорю и спросил:  "Что тебе дает брат старший?" Игорь  отвечал:  "Дает
нам  по городу:  Брест и Дрогичин,  Чарторыйск и Клецк,  а отчины своей,
земли вятичей,  не дает". Тогда Святослав поцеловал крест с Игорем, а на
другой  день  целовали  и Давыдовичи на том,  чтобы стоять всему племени
заодно против неправды старшего брата;  сказали при этом:  "Кто  из  нас
отступится  от  крестного целования,  тому крест отомстит".  Когда после
этого Всеволод прислал звать их на обед,  то они  не  поехали  и  велели
сказать  ему:  "Ты  сидишь  в  Киеве;  а мы просим у тебя Черниговской и
Новгородской (Северской) волости,  Киевской не хотим". Всеволод никак не
хотел уступить им вятичей,  верно,  приберегал их на всякий случай своим
детям,  а все давал им те четыре города,  о которых было прежде сказано.
Братья велели сказать ему на это: "Ты нам брат старший, но если не дашь,
так мы сами будем искать",  и, рассорившись со Всеволодом, поехали ратью
к Переяславлю на Вячеслава: верно, надеялись так же легко выгнать его из
этого города,  как брат их Всеволод выгнал его из Киева; но обманулись в
надежде, встретили отпор у города, а между тем Всеволод послал на помощь
Вячеславу воеводу Лазаря Саковского с печенегами и киевлянами;  с другой
стороны,  Изяслав  Мстиславич,  услыхав,  что черниговские пришли на его
дядю,  поспешил отправиться с полком своим к Переяславлю  и  разбил  их:
четверо  князей не могли устоять против одного и побежали в свои города;
а между тем явился Ростислав с смоленским полком и повоевал Черниговскую
волость  по  реке  Соже;  тогда  Изяслав,  услыша,  что  брат его выгнал
Черниговских,  бросился на волость их от Переяславля,  повоевал села  по
Десне  и  около Чернигова и возвратился домой с честью великою.  Игорь с
братьями хотел отомстить за это:  поехали в другой  раз  к  Переяславлю,
стали у города, бились три дня и опять, ничего не сделавши, возвратились
домой.  Тогда Всеволод вызвал из  монастыря  брата  своего  двоюродного,
Святошу (Святослава - Николая Давыдовича,  постригшегося в 1106 году), и
послал к братьям,  велев сказать им:  "Братья мои!  Возьмите  у  меня  с
любовию,  что вам даю,  - Городец,  Рогачев,  Брест, Дрогичин, Клецк, не
воюйте больше с Мстиславичами".  На  этот  раз,  потерявши  смелость  от
неудач под Переяславлем,  они исполнили волю старшего брата,  и когда он
позвал их к себе в Киев,  то все явились на зов.  Но Всеволоду,  который
сохранил свое приобретение только вследствие разъединения,  вражды между
остальными князьями, не нравился союз между братьями; чтоб рассорить их,
он  сказал Давыдовичам:  "Отступите от моих братьев,  я вас наделю";  те
прельстились обещанием,  нарушили клятву и перешли от Игоря и Святослава
на   сторону   Всеволода.  Всеволод  обрадовался  их  разлучению  и  так
распорядился волостями:  Давыдовичам дал Брест, Дрогичин, Вщиж и Ормину,
а родным братьям дал:  Игорю - Городец Остерский и Рогачев, а Святославу
- Клецк и Чарторыйск.  Ольговичи помирились поневоле на двух  городах  и
подняли снова жалобы,  когда Вячеслав по согласию с Всеволодом поменялся
с племянником своим Изяславом:  отдал ему Переяславль,  а сам взял опять
прежнюю  свою  волость  Туров,  откуда  Всеволод  вывел  своего  сына во
Владимир; понятно, что Вячеславу не нравилось в Переяславле, где его уже
не раз осаждали Черниговские,  тогда как храбрый Изяслав мог отбиться от
какого угодно врага.  Не понравилось это перемещение  Ольговичам;  стали
роптать на старшего брата, что поблажает шурьям своим Мстиславичам: "Это
наши враги,  говорили они,  а он осажался ими около, нам на безголовье и
безместье,  да и себе".  Они наскучивали Всеволоду просьбами своими идти
на Мстиславичей;  но тот не слушался:  это все  показывает,  что  прежде
точно Всеволод обещал братьям поместить их в волостях Мономаховских;  но
теперь Ольговичи должны были видеть, что исполнение этого обещания вовсе
не   легко,   и   настаивание   на   это   может  показывать  только  их
нерасчетливость,  хотя очень понятны их раздражительность  и  досада  на
старшего  брата.  Изяслава Мстиславича,  однако,  как видно,  беспокоила
вражда Ольговичей;  из поведения Всеволода  с  братьями  он  очень  ясно
видел, что это за человек, можно ли на него в чем-нибудь положиться. Мог
ясно видеть, что Всеволод только по нужде терпит Мономаховичей в хороших
волостях,  и  потому  решился  попытаться,  нельзя ли помириться с дядею
Юрием. Он сам отправился к нему в Суздаль, но не мог уладиться, и поехал
из  Суздаля  сперва  к  брату  Ростиславу  в  Смоленск,  а потом к брату
Святополку в Новгород, где и зимовал.
   Таковы были  отношения  между  двумя  главными   линиями   Ярославова
потомства,  при  старшинстве  внука  Святославова;  обратимся  теперь  к
другим.  Здесь первое место занимают Ростиславичи,  которые начали тогда
носить название князей галицких. Известные нам Ростиславичи - Володарь и
Василько умерли оба в 1124 году;  после Володаря  осталось  два  сына  -
Ростислав   и  Владимир,  известный  больше  под  уменьшительным  именем
Владимирка;  после Василька - Григорий и  Иван.  Из  князей  этих  самым
замечательным явился второй Володаревич, Владимирко: несмотря на то, что
отовсюду  был  окружен  сильными  врагами,  Владимирко  умел  не  только
удержаться  в  своей  волости,  но  и  успел  оставить  ее  своему  сыну
могущественным княжеством,  которого союз или  вражда  получили  большую
важность  для  народов  соседних.  Будучи слабым между многими сильными,
Владимирко не разбирал  средств  для  достижения  цели:  большею  частию
действовал ловкостию, хитростию, не смотрел на клятвы. Призвав на помощь
венгров,  он встал на старшего брата своего Ростислава в 1127  году;  но
Ростиславу  помогли  двоюродные  братья  Васильковичи  и  великий  князь
киевский - Мстислав Владимирович.  С Ростиславом ему не удалось сладить;
но  когда умер Ростислав,  равно как оба двоюродные братья Васильковичи,
то Владимирко взял себе обе волости - Перемышльскую и Теребовльскую -  и
не  поделился  с  племянником  своим  Иваном Ростиславичем,  княжившим в
Звенигороде.  Усобицы,  возникшие на Руси по смерти Мстислава  Великого,
давали  Владимиру  полную  свободу действовать.  Мы видели,  что в войне
Всеволода Ольговича с Мономаховичами,  Владимирко с одним из  двоюродных
братьев  своих,  Иваном Васильковичем,  помогал Всеволоду;  но отношения
переменились,  когда на столе волынском вместо Изяслава Мстиславича  сел
сын Всеволодов - Святослав; князь с таким характером и стремлениями, как
Владимирко,  не мог быть хорошим соседом;  Святослав и отец его также не
были уступчивы, и потому неудивительно читать в летописи под 1144 годом,
что Всеволод рассорился с Владимирком за сына,  начали  искать  друг  на
друге вины, и Владимирко отослал в Киев крестную грамоту. Всеволод пошел
на него с обоими родными братьями,  с двоюродным Владимиром Давыдовичем,
Мономаховичем - Вячеславом туровским,  двумя Мстиславичами - Изяславом и
Ростиславом,   с   сыном   Святославом,   двумя   сыновьями    Всеволода
городенского,  с  Владиславом  польским князем;  нудили многоглаголивого
Владимирка неволею приехать ко Всеволоду поклониться;  но тот не хотел и
слышать  об  этом  и  привел к себе на помощь венгров.  Всеволод пошел к
Теребовлю; Владимирко вышел к нему навстречу, но биться не могли, потому
что  между  ними  была  река  Сереть,  и  оба  пошли  по  берегам реки к
Звенигороду.  Всеволод,  к  которому  пришел  двоюродный  брат.  Изяслав
Давыдович,  с половцами, стал об одну сторон Звенигорода, а Владимирко -
по другую; мелкая река разделяла оба войска. Тогда Всеволод велел чинить
гати;  войска его перешли реку и зашли в тыл Владимирку,  отрезав его от
Перемышля и Галича.  Видя это,  галичане встосковались: "Мы здесь стоим,
говорили они, а там жен наших возьмут". Тогда ловкий Владимирко нашелся,
с какой стороны начать дело:  он послал сказать брату Всеволодову Игорю:
"Если помиришь меня с братом,  по его смерти помогу тебе сесть в Киеве".
Игорь прельстился обещанием и начал хлопотать о мире,  приступая к брату
то  с  мольбою,  то  с  сердцем:  "Не хочешь ты мне добра,  зачем ты мне
назначил Киев после  себя,  когда  не  даешь  друга  сыскать?"  Всеволод
послушался  его  и  заключил  мир.  Владимирко  выехал  к нему из стана,
поклонился и дал за труд 1400 гривен серебра: прежде он много говорил, а
после много заплатил,  прибавляет летописец.  Всеволод,  поцеловавшись с
Владимирком,  сказал ему:  "Се цел еси, к тому не согрешай", и отдал ему
назад  два города,  Ушицу и Микулик,  захваченные Изяславом Давыдовичем.
Серебра себе Всеволод не взял один всего,  но разделил со всею  братьею.
Неудача   Владимирка   ободрила   внутренних  врагов  его,  приверженцев
племянника Ивана Ростиславича.  Когда  зимою  Владимирко  отправился  на
охоту,  то  жители  Галича  послали в Звенигород за Иваном и ввели его к
себе в город.  Владимирко,  услыхав об этом, пришел с дружиною к Галичу,
бился  с  осажденными три недели и все не мог взять города,  как однажды
ночью Иван вздумал сделать вылазку,  но зашел слишком далеко от города и
был  отрезан от него полками Владимирковыми;  потеряв много дружины,  он
пробился сквозь вражье войско и бросился к Дунаю, а оттуда степью в Киев
к  Всеволоду;  Владимирко  вошел в Галич,  многих людей перебил,  и иных
показнил   казнью   злою,   по   выражению   летописца.   Быть    может,
покровительство,  оказанное Всеволодом Ростиславичу, послужило поводом к
новой войне между киевским и галицким князьями:  в 1146  год  Владимирко
взял Прилук - пограничный киевский город Всеволод опять собрал братьев и
шурьев,  соединился с новгородцами,  которые прислали отряд  войска  под
воеводою Неревином, с поляками и дикими половцами и осадил Звенигород со
множеством войска;  на первый день осады пожжен был  острог,  на  другой
звенигородцы  собрали  вече  и  решили  сдаться;  но  не хотел сдаваться
воевода,  Владимирков боярин Иван Халдеевич: чтоб настращать граждан, он
схватил  у  них  три  человека,  убил  их  и,  рассекши каждого пополам,
выбросил вон из города.  Он достиг своей цели: звенигородцы испугались и
с  тех  пор  начали биться без лести.  Видя это,  Всеволод решился взять
город приступом;  на третий день все войско двинулось на город; бились с
зари до позднего вечера, зажгли город в трех местах; но граждане утушили
пожар.  Всеволод принужден был снять осаду и  возвратился  в  Киев,  как
видно, впрочем, продолжению войны много помешала болезнь его.