Щедрость таланта[1]

[1 Ленинградская правда. 1986. 22 марта. Написано в связи с выдвижением Е. А. Лебедева на Ленинскую премию]

      Иногда мне приходит в голову, что он сам — театр. Театр величиной с человека. С неведомым бутафором, невидимым осветителем, проницательным автором, мудрым зрителем, негодующим, и хохочущим, и восхищенным, и, наконец, с актером, неповторимым и небывалым.
      Актер-скоморох и печальник, актер броской маски и трепетной души, блестящего представления и острого анализа. Актер хлесткой детали и широкого обобщения. Таким представляется мне Евгений Алексеевич Лебедев.
      Он всегда заставляет понять значение, истинный смысл, причину живучести и силу того, что он играет. Он предлагает оценивать, сопоставлять, мыслить. И в том, как это происходит, есть какая-то непостижимая тайна, почти магия. Ты видишь вдруг не только шукшинского «чудика», но и молодца из старинной печальной «Повести о Горе-злосчастии», и душу твою начинают бередить загадки человеческой натуры, извечно разгадываемые, да так и не разгаданные.
      Видишь, например, не только русского мещанина прошлого, но целый сонм его предтечей и крестоприимцев — людей, страшно и трагически перепутавших ум с хитростью, разделивших жизнь на лицевую сторону и изнанку и несущих ее на плечах своих как мучительно тяжелую, но необходимую робу, сбросить которую невозможно, ибо без нее беззащитны они перед другой, цельной, без потайных углов жизнью, и нет в ней для них места.
      Такова объемность лебедевских творений, их многомерность, всеохватность.
      Столь же внутренне выношено и его мастерство. Буффонность народного балаганного театра, чаплинская эксцентрика и печаль, красочная выдумка, патетический романтизм и глубокий психологический анализ — все это и еще многое другое, чего и не перечислить, слилось и переплавилось в одном человеке.
      Он очень музыкален. Мимика, пластика, паузы, незабываемый взгляд — все, кажется, рождается под аккомпанемент внутренней музыки, которая неслышно для нас звучит в артисте и организует сложную партитуру его роли, ее видимый рисунок. Речь же его, богатая оттенками, так четко проинтонирована, что иногда хочется записать ее нотами. Во всем этом есть очень много полезного и поучительного для композиторов, пытающихся сочинить современную оперу. И ничего удивительного в этом нет: настоящий художник интересен и необходим людям всех профессий.
 


К титульной странице
Вперед
Назад