Таинство мудрой гармонии[1]

[1 Печатается по оригиналу. Опубликовано с сокращениями: Советская Россия. 1982. 7 сентября]

      Гомункул — чудовищное создание гениального доктора Вагнера[2][ 2 Доктор Вагнер — персонаж трагедии И. В. Гёте «Фауст», ученик Фауста] — чувствовал и мыслил, как человек, но жить мог только в колбе. Соприкосновение с атмосферой подлинной жизни было для него смертельным. Когда я думаю о некоторых явлениях нашей музыкальной действительности, в сознании моем всякий раз возникает этот образ искусственного существа в искусственно созданных условиях. Он нет-нет да и преследует меня и в концертах современной музыки, и на спектаклях музыкальных театров, и во время выступлений солистов, оркестров и целых музыкальных коллективов. И все это играющее и поющее море — совсем как живое, настоящее, но странно безучастно оно к человеку, а человек к нему. Не расцвело чувство, не оплодотворена мысль, не очищен дух, не прибавилось веры! Потрачено время, вынуты из народного кармана деньги и брошены на укрепление грозной эстетической колбы. И невольно возникает мысль — хорошее ли дело такая красота? По-видимому, нет. Такая красота не красота, это нечто, так сказать, исполняющее обязанности красоты, или, вернее, временно исполняющее до тех пор, пока не является красота настоящая, не нуждающаяся ни в искусственном дыхании, ни в теоретических массажах, ни великомудреных крепостях с пушками, боеприпасами, штандартами, флагами и подъемными мостами. То есть до тех пор, пока не явится подлинное искусство. Таким явлением в последнее десятилетие стал Московский камерный хор во главе со своим руководителем Владимиром Мининым.
      Власть подлинного над человеком безгранична. Подлинно смешное заставляет смеяться, подлинное горе — плакать, решимость — действовать, правда — верить. Подлинное искусство возвышает человека, и противодействовать этой силе невозможно. Каждому, кто бывал на концертах Е. Мравинского, С. Рихтера, знакомо это ощущение, когда делается вдруг ясным непостижимое, когда является знание неведомого, когда начинаешь ощущать себя звучащей, значимой частицей высокой и мудрой мировой гармонии, когда в зале воцаряется дух добра и возникает самое важное, что может дать искусство, — эффект братства. Сосед ощущает соседа братом, другом, членом огромного человеческого семейства равных.
      Такая же атмосфера царит на концертах Владимира Минина и его хора. Это тот воздух, который необходим для жизни коллектива и который создают они сами — своим делом, своим творчеством. Подлинное добро рождает добро.
      Владимир Минин — художник из породы подлинно русских. И этическое начало в его творчестве — ведущее. Выдающийся мастер, в совершенстве владеющий не только традиционным инструментом своего ремесла, но и знающий много тайного в своем деле, за что в отечественной и зарубежной прессе его называют чародеем, магом, волшебником, мастер ошеломляющей по богатству звукописи, уже открывший много неслыханного и тем не менее неустанно ищущий и открывающий, В. Минин, что бы он ни исполнял — от Монтеверди до Гершвина и Равеля, от знаменных распевов до Стравинского и Свиридова, — никогда во главу угла не ставит небывалую техническую вооруженность своего коллектива, хотя она сама по себе составила бы имя и славу руководителю. Перефразируя выражение русского ученого Тимирязева, можно сказать, что Минин работает для искусства, а творит для народа. Вся его тончайшая интуиция, чувство эпохи, стиля, темперамент, его неуемная фантазия, знания, культура — все отдано поиску правды и добра, познанию той гармонии, в которой услышит свой тон каждое по-настоящему человеческое сердце.
      Для русских художников именно эти поиски были и остаются задачей жизни. Решает ее и Владимир Минин. Именно решает, а не подгоняет под ответ, как говорят школьники, и как, к сожалению, часто бывает в искусстве, благо ответ всем известен. И именно поэтому искусство Владимира Минина прежде всего общительно. Ему не страшна никакая аудитория — ни снобистская, ни самая подготовленная, ни отечественная, ни иностранная. Журналисты разных стран, в которых побывал камерный хор, не сговариваясь пишут о том, что три десятка русских певцов приносят в зал такую дружественность, такую самозабвенность и обаяние, что тотчас покоряют слушателей, и освободиться от этих чар уже невозможно. При этом великолепные голоса, изумительный ансамбль, чистота интонирования, дикции, совершенство дыхания и самых разных видов техники.
      Владимир Минин не только хормейстер, но и педагог-новатор, строящий свою систему занятий с артистами на совершенно неожиданной (а для хора парадоксальной) основе — на основе полной индивидуальной свободы певческого голоса. Об этом, несомненно, будут написаны большие теоретические исследования и обоснования, а практические результаты уже налицо. Весь хор — коллектив солистов, причем некоторые из них выработались или вырабатываются в яркие индивидуальности. Нет натянутости, искусственности в звуковедении, свойственных большинству академических хоров, сразу вызывающих налет скуки. Есть артистизм, легкость, простота, истовость и, кажется, полное отсутствие преград в преодолении трудностей, как предложенных композитором, так и выдвинутых мастером. Где-то в перспективе чудится хор-театр, рождение новых жанров и форм хорового музицирования.
      У искусства два врага. Серая гомункуловская масса, исполняющая обязанности светочей, и так называемая массовая культура, творящая нечистоты. И те и другие страшны тем, что выдают себя не за то, чем являются на самом деле, и отпугивают от подлинного искусства. А подлинное искусство — большая редкость. Оно едино и неделимо как правда, оно не терпит неясности, фальши, двурушничества, фарисейства и нахальства. Оно требует рыцарского служения, но зато и власть его безгранична. Оно может только побеждать. И тот, кто хоть раз в жизни попал под власть подлинной красоты, — тот навсегда останется се верным и благодарным пленником, ибо это тот плен, который делает человека свободным, избавляя его от рабской и несовершенной своей натуры, от неглубоких позывов страсти, моментальных желаний, мелкого одиночества, припадочного эгоизма и бестолковых поисков кумиров.
      То, что делают В. Минин и его артисты, — именно такое искусство, живое и воинствующее, свежий и сильный побег от корня вечного древа жизни, способный достойно выстоять в любых схватках за право служить людям. И то, что есть такая сила в нашем музыкальном искусстве, что она из явления чисто музыкального тала явлением жизни, — большой праздник для всех, кто знает истинную цену прекрасному. В. Минин тоже знает эту цену. «Красота спасет мир», — сказал Ф. Достоевский. Поэтому Владимир Минин и его единомышленники в постоянной работе. Планы, поиски — и труд, труд, неустанный труд. Сегодня, завтра, всегда, сколько хватит сил. Ибо чертополох заведется сам собой, а за садом надо ухаживать.
     


К титульной странице
Вперед
Назад